Страсть принцессы Будур Шахразада

Макама семнадцатая

Визирь учтиво поклонился звездочету, а Кемаль вполголоса спросил у Ашоки:

– Но почему ты так его боишься, достойный Ашока?

– Этот человек появляется словно ниоткуда, уходит в никуда… И всегда знает все обо всех…

«Представляю, сколько раз он выставлял тебя на посмешище, бедняга». Но вслух Кемаль этого не сказал. Он последовал примеру Ризвана и тоже поклонился звездочету.

– Приветствую вас в стране моего повелителя, гости, прибывшие издалека!

Если голос Нага-повелителя был самим спокойствием, то от слов магрибинца веяло затишьем перед бурей. Неясная угроза звучала даже в учтивом приветствии Дахнаша.

Ашока поспешил покинуть покои, но Кемаль чувствовал, что ему зачем-то нужен этот высокий незнакомец. Если он знает все и обо всех, то он может знать и то, как найти ту прекрасную девушку, о которой принц грезил и во сне, и наяву.

А вот визирь был убежден, что от звездочета магараджи надо держаться подальше, но перечить Кемалю при посторонних не стал. Кто знает, может быть, чутье, которым Ризван всегда гордился, именно сегодня и подвело его?

– Но почему Ашока так быстро покинул нас?

– Он боится моих знаний и моей силы, благородный принц Кемаль.

– Ты знаешь нас, звездочет?

– Я знаю о вас… И ждал вашего появления. Ибо мне предсказано указать наследнику трона путь к его великой любви…

– Так значит, я найду ее, свою прекраснейшую?

– Найдешь… Ведь это было предсказано и мне, и тебе задолго до твоего рождения.

– Но куда же я должен отправиться? И где искать ту, которую сама судьба предназначила мне в жены?

– Я думаю, принц, что ты уже это знаешь… прислушайся к своему сердцу. Оно подскажет тебе. Но если оно промолчит, то тогда на помощь приду я…

Кемаль какое-то время размышлял, а потом проговорил:

– Почему-то меня задел за живое рассказ наследника Ашоки об унылой стране на островах и о загадках принцессы. Я думаю, что это место и есть целью моего путешествия…

– Да, ты прав, благородный принц. Твоя цель – там, в прекрасной стране Канагава… Но я вижу, что тебя волнует и еще что-то…

– Мне не дает покоя мысль о загадках принцессы. Не мог бы ты нам сказать, о чем спрашивает у всех эта странная девушка?

– Увы, принц… К испытаниям допускаются только особы царской крови. Нам же, приближенным властителей, не было слышно слов принцессы…

«Хитрец! Ты хотел получить приз, не вступив в борьбу! Но остаток пути тебе придется пройти самому… И доказать, что именно тебя ждет принцесса Будур… Теперь одного хорошо подготовленного везения мало, как мало только пылкой души для того, чтобы завоевать сердце такой девушки!»

– Ну, значит, я сам выясню, что это были за загадки. И сам найду на них ответы!

И как ни хотелось Дахнашу рассказать этому славному сыну рода человеческого все, на руках унести его к той, что только о нем и грезит, но ифрит сдержался. Ведь он прекрасно знал, что особенно сладок только тот приз, который завоевывается трудом, драгоценна только та награда, которую получаешь после тяжкой битвы… А то, что само падает в руки, можно уронить на землю, не заметив.

– Да, принц, тебе придется это сделать самому. Но я вижу, что с тобой будет дальше… И если ты не боишься узнать свою судьбу, я могу поведать тебе о том, что ждет тебя в будущем.

– Я не боюсь, чародей. Но я прошу тебя, не рассказывать мне сейчас о моей судьбе. Лучше расскажи сначала о стране на островах…

И не успел Дахнаш раскрыть рот, чтобы подсказать принцу название страны, как услышал:

– …о стране Канагава. Я должен ступить на ее берег, зная все, что только способен узнать человек.

– Повинуюсь, принц Кемаль. Думаю, для твоего визиря в моем рассказе не будет ничего нового, но все же я начну. Знай же, сын царя Шахрамана, что страна Канагава лежит посреди теплого моря под теплым солнцем. Правит ею древний род Фудзивара, а нынешний император Такэтори – четырнадцатый правитель из этого рода.

– Ты разрешишь задать вопрос, маг?

– С удовольствием отвечу, благородный визирь.

– А не тот ли это Такэтори, что взял в жены женщину из простолюдинок?

– Да, мудрый Ризван, это он… Два года он был в изгнании, добивался, чтобы его отец смилостивился, но жениться смог только после того, как сам стал императором… Он по-прежнему влюблен в императрицу Комати. А их дочь, раз уж мы заговорили об этом семействе, удивительная девушка. Она умна и сдержанна, как и полагается наследнице императорского рода, необычайно хороша собой, но и необычайно горда. Онако при этом верит в сказки о прекрасных принцах. И в то, что есть на свете один-единственный мужчина, назначенный судьбой только ей…

«Неужели и теперь ты не услышишь того, что предназначено именно для твоих ушей, дитя рода человеческого? Но больше я ничего не могу тебе сказать…»

– Наверное, такая девушка существует лишь в сказке…

«Да, принц! И эту сказку создали мы с моей прекрасной возлюбленной, Маймуной, дочерью царя Димирьята. Создали для вас двоих: для тебя и для малышки Будур!»

– Быть может, принц, быть может…

– А чем еще известна эта страна? – визирь понял, что должен задавать вопросы сам, ведь Кемаля интересовало только одно. Вернее, только одна…

– Это страна утонченных, замечательных поэтов и художников, страна, где музыка значит так же много, как и приказ владыки, а люди привыкли ценить каждое слово на вес золота. Страна Канагава плывет через столетия неторопливо и достойно. Точно так же, как достойно и милосердно правит ею род Фудзивара…

– Благодарю тебя, маг. – Визирь готов был поклясться, что этот черный маг чего-то не договаривает.

– И я благодарю тебя, мудрый Дахнаш! Наверное, ты рассказал мне самое главное, а в остальном я попытаюсь разобраться с помощью Аллаха всемилостивейшего и милосердного. Да еще и руководствуясь мудрыми советами благородного Ризвана.

– Ты забыл, юный Кемаль, что в этой стране чтят иных богов… – улыбнулся Дахнаш.

– Ну что ж, – принц Кемаль светло улыбнулся в ответ, – тогда пусть они мне тоже помогут!

И сын царя Шахрамана сложил руки в намасте – знаке привета и благодарности. Длинные рукава его одеяния чуть обнажили кисти, и в жарком свете садящегося солнца блеснула темно-золотая лента амулета Нага-повелителя.

Дахнаш впился взглядом в эту ленту.

– Что с тобой, чародей?

Но Дахнаш молчал. Нельзя сказать, что он испугался при виде амулета, но теперь ифрит понял, что два юных человечка перестали быть игрушками в руках детей магического народа. Что принца с запада и принцессу с востока охраняют силы не менее могущественные, чем те, которыми обладают дети Иблиса.

– Почему ты замолчал, звездочет?

– Я подумал, о принц, что ответил на все твои вопросы. И теперь могу удалиться в башню делать необходимые вычисления, дабы дать вам возможность поразмыслить о моих словах… Я же постараюсь получше разглядеть, что предвещают вам светила… А теперь я должен с вами проститься…

Со всей возможной для его положения поспешностью Дахнаш покинул покои, где остались весьма удивленные его поведением визирь и принц Кемаль.

– Странный все же чародей у магараджи…

– Очень странный. Мне показалось, мой принц, что он заторопился после того, как увидел амулет, который подарил тебе Наг…

– Но это же просто кусок змеиной кожи… Чего он испугался?

– Думаю, Кемаль, он испугался силы, равной его силе…

– Но почему он должен чего-то пугаться, ведь он же простой звездочет!

Визирь отрицательно покачал головой.

– Нет, мой принц… Простой звездочет, который не отбрасывает тени, а ведь солнце садится, и его лучи пронизывают этот зал насквозь… Простой звездочет, который не приминает ворса ковров, а ведь у нас под ногами драгоценные хорасанские шелковые ковры, ворс которых может склониться и от дуновения ветерка…. Маг Дахнаш вовсе не «простой звездочет»…

– Но кто же он тогда?

– Я думаю, что нам этого знать не следует. Уверен, что на нашем пути нет ничего случайного. И появление Дахнаша тоже не случайно. Но он указал нам путь, и теперь мы может продолжить странствие, зная не только, куда мы должны попасть, но и имя твоей мечты…

– Ты уверен, что эта неизвестная принцесса Будур – девушка из моего сна?

– Да, принц. Я уверен в этом точно так же, как и в том, что цель наших странствий близка и достижима.

– Но тогда, мудрый визирь, не отправить ли нам скорохода к отцу? Пусть узнает о наших планах!

– Согласен, мальчик. Я воспользуюсь гостеприимством магараджи, раз уж за него так щедро заплачено. Гонец отправится к твоему отцу. Но письмо ему я напишу сам. И так, что никто, кроме повелителя, царя Шахрамана, не прочтет его…

Жаркий летний вечер превратился в теплую ночь. Грезил во сне о прекрасной девушке принц, составлял тайное послание царю благородный Ризван. Готовились к далекому переходу караванщики…

А в древней башне, где снова не было людей, ифрит Дахнаш рассказывал джиннии Маймуне о том, какими могущественными защитниками обзавелся теперь принц Кемаль. Тот, кого джинния сочла самым черствым, самым бесчувственным юношей в мире.

Макама восемнадцатая

Необыкновенно жарким выдалось лето в прекрасной стране Канагава. В знойном мареве утопал даже императорский дворец. В саду поникли цветы, а нежные деревца начали сбрасывать листву, чтобы хоть так защититься от испепеляющего жара. Принцесса Будур вместе с подругами и придворными дамами теперь все время проводила не в столице, иссыхающей от жары, а на берегу моря в летнем домике. Положение не позволяло дочери императора, словно простой охотнице за жемчугом, ама, целыми днями нырять и плавать в соленых водах. Но Будур придумала, как обмануть суровых нянь, в чьи обязанности входило следить за юной принцессой. Она приказала перенести как можно ближе к воде свою плетеную беседку. И как только глаза нянюшек смыкались в старческой дреме, она мигом сбрасывала с себя многослойное одеяние и погружалась в воду.

Ныряние, охота за раковинами-жемчужницами и долгие беседы у костра с девушками ама стали для Будур такой же радостью, как поэзия. В добыче драгоценных жемчужин и в создании танка она видела много общего, чувствовала, что долгие поиски того самого, единственно верного слова сродни многим часам, проведенным под водой ради единственной неповторимо-прекрасной жемчужины.

У костра девушки болтали о том, о чем болтают все девушки мира – о любви и изменах, о парнях и дальних странах, где живется лучше, богаче и вольготнее. А когда приближался самый темный час ночи, наступало время страшных рассказов. Но девушки ама никогда не рассказывали о призраках, безмолвно скользящих в тишине ночных садов, о пионовом фонаре, что освещает оба мира и призывает духов пробираться из своего мира в мир живых… Всегда это были рассказы о подводных чудовищах – о спрутах-монстрах, что могут обвить своими щупальцами не только джонку, но и шхуну, и вместе с моряками увлечь ее в морскую пучину; о чудовищных драконах, что живут на полуденных островах. Крики их будто бы похожи на рев медведя, а лапы толщиной со ствол древнего дерева.

И здесь, в самый черный час душной летней ночи, услышала принцесса Будур маняще-жуткую историю о Великом морском змее. Девушки верили, что Великий морской змей появляется у отмелей для того, чтобы показать, где лежит самая красивая и крупная жемчужина. Они считали это чудовище своим добрым, пусть и неведомым, покровителем. Ведь по поверьям, которые передавались в семьях рыбаков и охотников за раковинами-жемчужницами от родителей детям, Великий морской змей – это сама душа моря. Иногда добрая, иногда суровая…

Рассказывали девушки и о том, как много столетий назад первый император из рода Фудзивара задумал устроить охоту на Великого морского змея. Он хотел поселить его в огромном пруду посреди императорских земель. Пруд вырыли обширный и глубокий, за несколько месяцев наполнили его морской водой. Поселили там рыб из прибрежной полосы и на половине судов императорского флота отправились на Великую охоту. Продолжалась охота эта не один год. Пруд успел высохнуть, а рыбы стали добычей императорских кошек. И вот, наконец, император вернулся в свой дворец. Из его кораблей уцелел лишь один. Жестокие шторма и ураганы всего мира видел император, побывал и в теплых, и в холодных водах. Много раз показывался ему Великий морской змей, словно манил за собой. Но каждый раз ускользал, будто насмехаясь над непомерными аппетитами первого из рода Фудзивара.

– Но почему же император не поймал Великого морского змея?

– Об этом, принцесса, когда-то рассказал моей бабушке ее жених, дед которого собирался отправиться в плавание за Великим змеем, – ответила Митико, самая ловкая из ама. – Собирался, но, вспомнив о первой охоте за нашим покровителем, раздумал.

– И что говорил этот достойный старец?

– О нет, Будур, Масутаро был тогда не старцем, а сильным и прекрасным юношей. И рассказывал, что в последнюю ночь перед странствием, такую же темную и жаркую, как сегодня, вышел он на берег моря. Быть может, хотел побродить по земле в последнюю ночь перед долгим морским походом. А быть может, ждала его где-то прекрасная девушка… Но не это запомнилось деду жениха моей бабушки. Как сегодня, светила огромная яркая луна. Серебристая дорожка от нее убегала далеко в море – как раз туда, куда назавтра и должен был отправиться этот смелый мореход. Но внезапно эту дорожку пересекла огромная черная полоса. Потом еще одна, потом еще. И прямо к ногам окаменевшего от ужаса Масутаро выплыла огромная змея. Вернее, не совсем змея. У чудовища была голова, как у огромной лошади, с острыми зубами, змеиная шея и длинное туловище, что больше всего походило на туловище тюленя. Четыре огромные толстые лапы с перепонками между пальцами напоминали лапы ящерицы. А загривок венчала красная грива, как у ярмарочного дракона.

– Какое жуткое чудовище! – выдохнула Будур.

По спине у нее поползли мурашки. Она оглянулась и посмотрела на море… На какое-то мгновение ей показалось, что из воды поднялась голова на высокой шее и начала поворачиваться, покачиваясь из стороны в сторону, будто выискивая добычу, как это делают древесные змеи. Но то оказались просто блики на воде – в эту ночь такой гладкой, будто полотнище шелка, что выложили на просушку.

– Да, Масутаро-сан тоже сначала испугался. Но потом услышал у себя в голове слова, с которыми обратилась к нему эта змея. Она просила смелого юношу, чтобы тот отказался от охоты на нее и ее детей, а за это Масутаро была обещана щедрая добыча на все те годы, когда он будет выходить в море…

– И он согласился?

– Да, он согласился! Но не потому, что пленился роскошными уловами, которые ему были бы обеспечены до конца его дней. Он побоялся гнева страшной змеи.

– Но чем же так страшен ее гнев?

– А страшен он тем, что ослушников ждет самая ужасная из смертей – смерть в морской пучине. Змея сказала, что громадные волны-цунами, много раз сметавшие все живое на наших островах, – это и есть расплата за то, что глупые людишки пытались поймать Великого морского змея, ее мужа, ее саму и их детей.

– Неужели это правда?

– Никто в целом мире не знает, правда ли это. Но говорят, что тот самый, первый из рода Фудзивара, вернувшийся в одиночку из плавания, погиб вместе с дворцом, гвардией, садами и парками на следующий год, когда гигантское цунами прокатилось по острову.

И тут принцесса вспомнила, что до сего времени посреди императорского сада на каменном постаменте стоит изваяние змеи, высеченное из цельного куска темно-зеленого, почти черного, нефрита. Будур всегда думала, что эта скульптура установлена в назидание, как напоминание о том, что даже в самой прекрасной траве правды могут водится змеи лжи и зависти. Но теперь поняла, что наследники рода Фудзивара установили в самом сердце императорских владений эту фигуру как предостережение лихим охотникам, которые могут кинуться в битву, не разведав, кто враг, а кто друг.

– И с тех пор больше никогда Масутаро не пытался отправиться на охоту за страшными морскими чудовищами. Хотя еще дважды его призывали правители – хотели, чтобы он стал лоцманом в охотничьих экспедициях, о которых мечтали все мужчины императорской крови.

Принцесса протянула к огню разом замерзшие руки… Страшный взгляд огромной змеи, казалось, сверлил спину. Но Будур сдерживалась, чтобы не оглянуться. На какое-то время она настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила, как ее собеседницы, смелые красавицы ама, начали вставать с песка… Их странные позы и нарочито неспешные движения словно разбудили Будур. Она хотела уже вскочить, но тут ей на плечо опустилась теплая ладонь Митико.

– Осторожно, твое небесное великолепие. Вставай с песка очень медленно и не делай резких движений.

– Что случилось?

Митико приложила палец к губам.

– И постарайся говорить как можно тише… Вот так… А теперь, принцесса, очень осторожно повернись и стань лицом к морю.

И принцесса посмотрела в сторону моря. То, что она увидела, заставило ее окаменеть от ужаса и благоговения.

В нескольких шагах от берега из воды на высокой змеиной шее вздымалась огромная голова. Серебристые блики играли на мокрой коже. Невообразимая змея словно осматривалась, поворачивая голову в разные стороны. Грива, черно-красная в свете луны, казалась пучком длинных водорослей. Наконец чудовище посмотрело прямо в глаза принцессе. Несколько мгновений смотрело не отрываясь и… слегка качнуло головой, словно кланяясь девушке.

Будур показалось, что внутри у нее заиграла какая-то невероятная победная мелодия…

Еще миг – и змея исчезла так же бесшумно, как и возникла. И лишь темные полосы поперек серебристой лунной дорожки указывали ее путь.

Чудо было столь неправдоподобно-близким и таким ошеломляюще-величественным, что принцесса стояла, не шевелясь. Рядом с ней замерли и девушки-ныряльщицы.

Макама девятнадцатая

И вновь под ногами верблюдов пылилась караванная тропа. Визирь долго советовался с благородным Омаром, предводителем каравана. Но почувствовав, что познаний того не хватает, позвал на помощь и военачальника магараджи. Втроем они долго рассматривали пожелтевшие пергаменты, где тонкими коричневыми линиями были изображены страны и острова, реки и горы.

Омар советовал идти испытанным путем, каким караваны везли с востока на запад драгоценные шелка, самоцветные камни и специи, что ценились дороже золота. Но визирь решил обойти высокие горы с полудня.

Вот так и случилось, что караван принца свернул с привычных троп и отправился через Раджпутану, вдоль гор Виндхья к великой Ганге – матери всех рек, которая давала приют на своих берегах и щедрые уловы в своих водах.

Принц решил, что настало самое подходящее время для того, чтобы черпать из неистощимой сокровищницы знаний визиря. Это оказалось воистину разумным решением – ибо знания Ризвана были столь обширны, что могли бы поспорить и с теми, что собраны в библиотеке царя Шахрамана. Иногда Кемалю казалось, что сама великая мудрость говорит с ним чуть суховатым голосом его наставника.

От страны к стране, от народа к народу, через нагорья и пустыни пролегал путь каравана. Знойное лето, казалось, не закончится никогда. Но вот принц ощутил, что вечерами стало прохладнее. Нередкими были дожди, они настигали путников и на дороге, и на привалах, и в караван-сараях. Правда, в этих странах не было ничего подобного караван-сараю, но приют усталым путникам и их верблюдам находился всегда, как находились и самые разнообразные, временами почти несъедобные угощения. Иногда они обжигали рот огнем специй, иногда с трудом жевались. Но всегда кстати приходилась золотая монета. А потому караван все шел и шел…

В тот день, когда осталась позади страна Нанджао, принц Кемаль впервые увидел снег. Да, он уже знал, что в странах полуночи холодное белое покрывало окутывает землю долгие месяцы, что вместе с появлением этой пелены засыпает до следующей весны все живое. Но увидеть, ощутить на своем лице эти несмелые пушинки, а потом и ежиться, когда они становились все крупнее, холоднее и яростнее…

Визирь же оказался путешественником выносливым и терпеливым. Он лишь посмеивался в крашеную хной бороду каждый раз, когда Кемаль начинал жаловаться на тяготы пути. И вместо сочувствия слышал принц лишь новый рассказ о чудесах тех мест, мимо которых проплывал караван.

И вот пришел тот день, когда земли впереди не осталось. Перед визирем и принцем лежала только бесконечная водная гладь.

– Наша цель совсем близка, мой принц. Это море называют Дун-хай… Если бы сейчас было лето, то через десять дней плавания на рыбачьей шхуне нам бы открылись полуденные земли прекрасной страны Канагава… Но увы! Зимние шторма могут сыграть с нами злую шутку, и вместо таких долгожданных берегов мы можем увидеть дно моря Нань-хай…

– Значит, нам надо готовиться к тому, что мы остаемся здесь до весны? – принц Кемаль зябко кутался в тяжелые меха.

– Для начала, мой принц, мы простимся с нашим благородным Омаром, ведь дальше его верблюды не пойдут. Не смогут они плыть в холодных водах…

Кемаль усмехнулся, и визирь тепло улыбнулся ему в ответ.

– А затем?

– Затем мы найдем пристанище на несколько дней. Чтобы привыкнуть ходить по твердой земле, отоспаться перед долгой дорогой и отыскать верных спутников и провожатых.

– И не забудь вознаградить благородного Омара и его людей за долгое странствие.

– Конечно. И вместе с увесистым кошелем я вручу ему письмо для моего повелителя и твоего отца, Кемаль. Я думаю, что царю Шахраману доставят радость строки, написанные твоей рукой.

– Конечно. И ему, и матушке…

– Знаешь, принц, я думаю, что царицу Алию тебе надо благодарить особо… Вспомни, как гладко и спокойно пролегал наш путь… Ни бурные реки, ни хищники, ни разбойники – хищники на двух ногах – нам в дороге не попались. Словно чья-то добрая рука расстилала перед нами ковры, по которым мы пришли сюда.

– Быть может, это амулеты мага ШаррКана нам помогли?

– Думаю, да. Но ведь к прорицателю ШаррКану мы отправились потому, что твоя мудрая матушка снабдила нас письмом для него.

– Ты прав, визирь… Значит, и маме…

Как не может быть города без порта у моря, так в порту не может не найтись постоялого двора или иного приюта, где путники обретают кров. Золото и тут сделало свое дело, так что комнаты визиря и принца были теплыми, с хорошо подогнанными ставнями. Жестокие ветра, что и днем и ночью пели свою песнь, ничуть не мешали путникам. Да и приют, как и рассчитывал мудрый Ризван, нужен был странникам самое большее на дюжину дней.

Караван ушел, унося обычные и секретные письма в теплую страну Ай-Гайюра. Теперь настало время поиска новых спутников и провожатых. Ибо выбрал визирь дорогу не такую опасную, как странствие на рыбачьей шхуне по морю, но куда более долгую. Сначала визирь собирался переплыть на остров Дун-хай, что расположен посреди моря Дун-хай, а затем на джонках подняться вдоль череды островов Люцю до полуденных берегов страны Канагава. Этот путь мог оказаться тоже достаточно опасным, но все же менее опасным, чем через ревущее штормами море Нань-хай.

Кемалю только оставалось удивляться бесконечным знаниям, что помогали визирю находить решения в запутанных ситуациях.

– Вот что ты должен усвоить, мой мальчик, – как-то сказал ему визирь. – Да, я долго жил на свете. Но еще молодым я понял самое главное – все в этом мире, да хранит его Аллах милосердный, достойно изучения и познания. А потому знания и опыт, которые мы обретаем каждый день своей жизни, и есть самое большое богатство, какое только мы можем накопить. Собирай золото знания по крупице – и в один прекрасный день ты станешь обладателем бесценных слитков мудрости и понимания.

«Да, визирь прав», – не мог не согласиться с ним Дахнаш, что незримо присутствовал при этом разговоре. Вернее, не совсем незримо: он спрятался в густой тени, которой были окутаны углы комнаты. Если бы принц или визирь постарались присмотреться, они бы обязательно увидели полосы дымно-сиреневого сумрака, что выползали на освещенный масляной лампой пол. Дахнаш не очень старательно прятался – он видел, что эти двое увлечены беседой.

В достаточно ярком круге света на столе было разложено то, что сам ифрит назвал бы отражениями моря. А визирь называл это лоцманскими схемами. Их он еще днем купил у старшины рыбаков. У него он узнал и о том, какую лодку и какую команду будет мудро нанять для нелегкого перехода к островам Канагава.

В конце концов, сам старшина согласился вместе со своей командой отправиться в путь. Зимние шторма – не самое подходящее время для рыбной ловли. Зимой рыбаки сидели по домам и ждали того часа, когда начнут стихать ветра, чтобы развернуть на высоких мачтах паруса из циновок. Плата, которую визирь предложил за это непростое путешествие, показалась старшине рыбаков более чем достойной. А когда Ризван заговорил о риске, бывалый Чэн Лю – так звали старшину его товарищи – лишь усмехнулся.

– Если ты захочешь, чужестранец, мы тебя и твоего молодого господина доставим прямо к берегам страны Канагава… Наши джонки надежны и выдерживали куда более серьезные испытания, чем плавание по зимнему морю.

– Благодарю тебя, господин Чэн. Я бы принял твое предложение, если бы путешествовал один. Ибо мне не раз приходилось пересекать бурное море и качка меня не страшит. Но мой молодой господин – новичок в странствиях. Боюсь, что морская болезнь его совсем измучит. Мне бы этого вовсе не хотелось. А вот переходы от острова к острову, надеюсь, окажутся ему по силам. Да и познакомиться с традициями вашего народа будет для нас небесполезно. Пусть лучше наше плавание длится дольше, но окажется менее рискованным.

– Да будет так, господин. Значит, мы должны отправиться к острову Дун-хай как можно скорее?

– Я не тороплю тебя, Чэн… Подбери надежных людей, снаряди свою лодку всем необходимым для странствия и тогда мы отправимся. Прошу тебя, помни, что молодой господин – путешественник неопытный, да к тому же еще и наследник правителя далекой страны. Он, конечно, жаловаться не будет, но зачем обрекать на лишения там, где в этом нет никакой необходимости?

– Хорошо, господин. Как только приготовления будут закончены, я пришлю за вами моего сына. Но не рассчитывайте, что придется долго сидеть на берегу – я не привык откладывать начало похода.

Не прошло и двух дней, как в дверях комнаты, где расположились путешественники, показался донельзя чумазый мальчишка, который прокричал: «Папаша Чэн просит почтенных чужестранцев готовиться к отплытию»… А потом уже нормальным голосом, шмыгая носом и поминутно утирая его, малыш объяснил, что «папаша Чэн» назначил отплытие на утро, в тот час, когда колокол над главным причалом пробьет два раза, вот так: «бо-о-м», а потом «бом!».

И вот вечером накануне отплытия визирь и принц Кемаль прикидывали, сколько может продлиться плавание. Вместе с ними собирался отправиться в плавание и Дахнаш… Конечно, он мог в считанные мгновения оказаться в покоях принцессы Будур. Мог он отнести туда и визиря, и принца, да и джонку вместе с веслами, парусами и командой… Но… решил просто быть рядом… Постараться не дать путников в обиду жестоким волнам… И помочь, если, конечно, в этом возникнет нужда.

«Может, прикинуться котом? Или птичкой? Или мальчишкой – поканючить, чтобы взяли с собой?..»

Но нет, сидеть в клетке или гоняться за мышами было бы унизительно для одного из потомков Иблиса Проклятого. Да и становиться мальчишкой показалось Дахнашу недостойным. Вот потому он и решил путешествовать сумраком. Ведь как бы мало скарба не было у странника, пусть даже только одежда, всегда найдется место для клочка сумрака – или в складках чалмы, или в сундуке, или в опустевшем кувшине. Да и в полном, к слову, сумраку тоже есть где прятаться… Значит, найдется место и Дахнашу.

Утро выдалось ясным. Солнце еще только вставало из серо-синего моря, когда колокол главного причала пропел «бо-о-м, бом». Джонка, которой командовал отважный Чэн, оказалась небольшим кораблем с двумя мачтами, плотными парусами из циновок, натянутыми, словно плавник огромной рыбины. Тросы скрипели в деревянных блоках и пели от ударов пронизывающего зимнего ветра.

– Ого! Да на таком корабле можно обогнуть всю землю!

– Да, наша малышка «Гису[13]» – отличный путешественник и очень надежный друг! Поднимайтесь, теперь вы мои гости! Пора, море зовет нас!

Первые шаги по деревянной палубе показались принцу просто наслаждением. А небольшая каюта, которую Чэн предоставил всецело в распоряжение принца и визиря, была оценена выше всяческих похвал.

– Могу предположить, что это путешествие окажется куда легче странствия по караванным тропам!

– Посмотрим, молодой господин, посмотрим, – прищурил и без того узкие глаза Чэн.

Опустился в воду руль, по свинцово-серым волнам ударили весла, и «Гису» неторопливо отправилась в путь. Стоило кораблю обогнуть мыс, насыпанный в незапамятные времена, как качка усилилась. Пронизывающий ветер теперь был просто кинжальным. Его удары обжигали лицо, словно укусы разгневанных ос. Привычным ко всему морякам пение ветра было лишь в радость, но принц Кемаль поспешил спрятаться в каюте. Визирь еще какое-то время постоял у борта, подставив ветру лицо. Всегда суровое, сейчас оно разгладилось, в глазах застыло мечтательное выражение, совсем не похожее на обычную сосредоточенность визиря. А его рыже-красная борода развевалась по ветру. И выглядел сейчас благородный Ризван не как советник царя Шахрамана, а как отчаянный морской разбойник.

– Ты любишь море, достойный Ризван? – спросил Чэн.

– Да, уважаемый, очень люблю. Но, наверное, не больше, чем любил его мой отец, которому довелось служить на купеческом корабле и однажды даже стать спутником в странствии великого и славного Синдбада-морехода.

Лицо Чэна нельзя было назвать очень выразительным – соленые ветры словно выдубили кожу, а глаза прятались за нависающими веками. Но имя Синдбада-морехода заставило Чэна широко улыбнуться и одобрительно покивать.

– Знаю, уважаемый гость, знаю. И в наши края дошли вести о великих походах этого славного человека. Так значит, твой отец, сопровождал его в странствиях?

– Увы, только один раз ему повезло стать спутником великого путешественника. В тот раз они отправились вслед за солнцем далеко за Джебель-аль-Тарик, его афиняне называли Геркулесовыми столпами. Отец рассказывал о необыкновенных свечениях в ночном небе, которые он видел первый раз в жизни… Вспоминал и удивительную страну, которая не принимает чужестранцев. Страну, куда закрыт вход, но выход открыт любому…

– Да, и до наших мест доходили слухи о той стране. Но у нас говорили, что она погрузилась в морские пучины уже очень давно…

От дальней мачты раздался крик, и Чэну пришлось прекратить ученую беседу. Визирь сразу заторопился в тепло, проговорив:

– Я был бы рад продолжить нашу познавательнейшую беседу, уважаемый Чэн.

– Я тоже буду рад этому, благородный Ризван. К вечеру, я надеюсь, мы достигнем острова Дун-хай. Но высаживаться на берег я бы не стал. Сейчас там неспокойно. Местные вожди пытаются выяснить, кто из них более велик. И потому на острове спокойнее всего чувствуют себя камни. Мы обогнем Дун-хай и пристанем в каком-нибудь пустынном месте с подветренной стороны. Переждем ночь, и утром отправимся на полночь, к главному острову гряды Сакисима. Как только мы бросим якорь, я приду к вам и почту за честь участвовать в беседе.

Визирь с поклоном выслушал необыкновенного рыбака и отправился к принцу Кемалю.

Тому было явно плохо. Качка жестоко наказала принца за неразумные слова о легкости грядущего путешествия. Но Кемаль держался молодцом. Он не стонал и не жаловался, правда, старался лежать, а не сидеть.

– Да, мой принц, – проговорил визирь, увидев, в каком бедственном состоянии оказался его молодой господин. – Теперь я вижу, что поступил правильно, не согласившись на путешествие прямиком к берегам страны Канавага. Если эта небольшая качка так скверно действует на тебя, то что было бы с тобой в настоящий зимний шторм?

– Увы, визирь, я оказался никуда не годным моряком… Видно, это странствие станет моим последним странствием по воде.

Визирь усмехнулся.

– Знаешь ли, мальчик, когда я первый раз вышел в море на корабле, где был капитаном мой отец, я чувствовал себя куда хуже, чем ты сейчас. И достойный Ага-бей, помощник отца, пусть не даст Аллах милосердный стереться памяти о нем, дал мне неплохой совет. А сейчас этот совет я дам тебе. Постарайся найти такое занятие, Кемаль, которое тебя отвлечет.

Принц задумался, чем бы себя занять, но так ничего и не придумав, спросил у визиря:

– А чем тогда занялся ты, уважаемый Ризван?

– О, мой принц, это очень просто. Я всегда занимался одним и тем же, занялся этим и в тот раз… Я начал читать. В тот год в каюте у моего отца было множество морских карт и описаний странствий, которые проделали достойные путешественники. Они были детьми разных народов, но в их жилах всегда бурлила кровь и жажда странствий никогда не оставляла их.

– И ты начал читать?

– О нет, принц, не просто читать, я начал странствовать по картам так, как эти люди странствовали по земле. Я отслеживал их пути, пытался представить себя на месте первого путешественника, который увидел величественные пески Черной земли, Кемет, или странника, который первым пробирался на полночь, к Кельтским островам…Перед моим мысленным взором проходили вереницы караванов, я словно воочию представлял, как тает вдали привычный берег и я остаюсь один на один с безбрежным морем и целью, о которой можно лишь мечтать.

– Сколько же тебе тогда было лет?

– Впервые матушка позволила мне сопровождать отца в десять лет. И моя душа всегда была словно разорвана надвое – когда я занимался науками в медресе, я грезил о том миге, когда ступлю на палубу корабля. А когда каюта становилась моим домом, я начинал мечтать об огромном зале библиотеки неподалеку от мечети…

– Значит, ты бывалый путешественник? Но почему ты мне никогда об этом не рассказывал?

– Все очень просто, мой принц. Дома наши с тобой беседы ограничивались дюжиной фраз.