Дежурный по континенту Горяйнов Олег
Я бы пока не хотел называть своё имя.
Что тебе надо?
У меня есть для вас информация.
Ну?..
Дон Ригоберто, Ольварра проявляет повышенное внимание к объектам на вашей территории. Он даже послал двоих своих парней присмотреться к аэродрому близ города Фреснилло. Они будут там завтра утром.
Зачем ему аэродром?
Этого я не знаю. Но вам выяснить, зачем ему аэродром, никакого труда не составит.
Хорошо. Что ты хочешь за свою информацию?
Сотрудничать с вами в дальнейшем.
Это само собой. Сколько ты хочешь за эту информацию?
За эту – нисколько. В денежном эквиваленте нисколько. Но, если вас не затруднит выполнить мою небольшую просьбу…
Говори.
Я отправил вам письмо, дон Ригоберто. В письме – фотография. Я хотел бы, чтобы она была в кармане одного из парней, когда их найдут.
Договорились.
Лопес говорил с Бермудесом, изменив голос, и аппарат уничтожил сразу после разговора.
Чего ему ещё опасаться? Что Ольварра отследит его со спутника? Это даже Ольварре не под силу. Пустит за ним радиоактивный след, скажем, пропитав купюры каким-нибудь полонием? Это вряд ли.
Лопес допускал возможность того, что Ольварра пошлёт людей следить за ним, поэтому последнюю неделю своей жизни на маньянской земле жил осторожно, с оглядкой. С утра шёл в свой банк и просиживал там до вечера, не покидая здания даже на время сиесты. Что ему сиеста – его служебный кабинет двадцать на двадцать два был оборудован комнатой «психологической разгрузки», куда его регулярно приходила разгружать двадцатипятилетняя операционистка Ядира Гомес, приехавшая в Гуадалахару из Дюранго. Не сказать, чтобы Лопес в преддверии кардинальных перемен в своей судьбе так уж сильно жаждал юного тела, налитого спелыми соками как августовская виноградина, но почём знать, может, эта крутобёдрая девица и есть Всевидящее Око Тихого Дона и это ей поручено немедленно докладывать хефе о малейших переменах в поведении и привычках банкира?
Серьёзные ведь деньги стоят на кону.
Глава 12. Сладкая парочка
Володя! – позвал Бурлак.
Капитан ГРУ Машков, увидев своего бывшего командира, которого совсем недавно объявили в Маньяне персоной нон-грата и выслали из страны на веки вечные, вздрогнул и выронил из рук пакет с маринованными морскими гадами, который тащил из супермаркета к своей машине.
Что, ещё одну негритянку себе завёл? – усмехнулся Бурлак, обозрев содержимое пакета. – Беда, брат, с этими негритянками. Я, помню, как-то отымел одну – неделю потом коленки не гнулись. Впрочем, твоё дело молодое…
Машков, как истинный профессионал, быстро пришёл в себя и, оглянувшись по сторонам, собрал обратно в пакет всё, что рассыпалось по стоянке перед супермаркетом.
Не дрейфь, я проверился, сказал Бурлак. – Ты же знаешь, меня этим фокусам учить не надо…
Знаю, Владимир Николаевич.
Ладно, садись ко мне, покатаемся.
Вы уверены, что это необходимо?
Уверен. И тебе от этого будет большая польза.
А… Вы теперь кто?
Я теперь частное лицо.
Разве так бывает?
Бывает ещё и не так. Садись, Володя. Поговорить надо. Это ненадолго.
Машков сел в «шевроле», и они медленно выехали со стоянки.
Мать честная! – удивился Машков, завидев на выезде стоявшего без дела парня в бейсболке.
Узнал? Он самый, твой приятель из Таско.
Жив, зараза?
Жив, как видишь. Это, часом, не ты ему насвистел, что я его убить решил?
О чём вы, Владимир Николаевич?
Ладно, это я так. Возможно, у парня самозарождающиеся процессы в мозгу начались. От спермотоксиоза. Впрочем, правильно, что ты ему посоветовал дать дёру. Ни к чему это – лишний грех на душу принимать. Что усмехаешься?
– Действительно – частное лицо, раз пустились в философские рассуждения и абстрактный гуманизьм.
– Дерзишь. Впрочем, дерзи, разрешаю. Но в меру. Ну, как там в хате дела?
Владимир Николаевич, я вам, как частному лицу, не могу…
Ладно, ладно, я тебя не призываю разглашать военные секреты. Скажи только, сучонок стал резидентом или нет?
Это Мещеряков, чтоли?
Мещеряков.
Нет.
Существует же справедливость на свете! – засмеялся Бурлак. – И как он? Гадит по-прежнему всему личному составу?
Отозвали его. Нехорошо отозвали.
Так ему и надо, паразиту.
Машков закурил.
Сам-то как?
Нормально.
Неприятностей не было из-за меня?
Не было. Так, пополоскали малость. Теперь там всё по-новому.
Новая метла?
Ну. Порядок наводит. Вообще как-то всё… усиливается…
Ну вот. А этот чудила меня убеждал в том, что военную разведку упразднят.
Кто?
Так, один… сослуживец бывший. Ты его не знаешь. А Гришка-то как там?
Скучает.
Они выехали на площадь Трёх Культур, где по вечернему времени было многолюдно, но автомобилей, по сравнению с тем, что творилось здесь днём, уже было не густо.
Мы зря сюда приехали, сказал Машков. – Лучше куда-нибудь в более укромное место.
Не учи отца …ца! – сказал Бурлак и свернул на улочку, ведущую к парку.
Половина фонарей на ней не горели, и Машков сразу успокоился.
Что за дело? – спросил он. – Надеюсь, вербовать меня в коста-риканскую разведку не будете?
Номера заметил? Молодец.
Ваша школа.
Не поверишь – в Коста-Рике даже разведки никакой нет!
А контрразведка?
И контрразведки нет. Океанов два, а спецслужбы ни одной. Не страна, а рай земной.
Вам там, небось, скучно. Поэтому и вернулись?
Не поэтому.
Чего же?
Да парню надо помочь. Я перед ним все-таки виноват. Отчасти.
Раньше вы не были таким… чувствительным…
Ты раньше тоже так не позволял себе со мной разговаривать.
А как же я разговаривал?
Так точно! Никак нет! Разрешите выполнять?
Да, пожалуй. Так ведь и вы как-то не очень тянулись к задушевному общению с подчинёнными…
– И уж во всяком случае не дерзил.
– Виноват!
Ладно, дело прошлое.
Так что за дело?
Так значит, о деле. Начну я, пожалуй, с конца.
Чьего?
Твою мать! Ты о чём-нибудь, кроме баб, думаешь?
Виноват.
Ага! Ладно, сосредоточься. С конца – значит, с главного вопроса, который ты себе сейчас задаёшь.
И что же за вопрос я себе задаю?
Ты задаёшь себе такой вопрос: за каким хером мне нужно помогать какому-то мудаку, которого я знать не знаю. Которому, кстати, уже помог один раз и никакой материальной благодарности за это не получил. Так?
Ну, допустим.
Бурлак остановил машину в густой тени раскидистого дерева, повернулся к Машкову и сказал:
Вербовку хочешь стопроцентную?
Вербовку?
Чистую! Клиент такой, что тебя всё управление будет на руках носить! На «Заслуги» потянет с ходу. И к зиме ходить тебе в майорах, или я не я.
Хочу.
Ты же знаешь, Володя, я тебя никогда не обманывал. Так, может, грубил иногда… Но всегда был честен.
Знаю. А откуда…
Скажу по секрету: прихватил я кое-какие бумажки, когда меня из Маньяны попёрли.
Я так и подумал.
Не сучонку же оставлять.
Правильно.
Вот и договорились. Помоги парню – а я тебе вербовочку, сладкую, как твоя шоколадка из варьете Fiesta brava. И разбежимся навсегда. Больше я в этой стране не проявлюсь.
Что делать-то надо?
То же, что вы с ним делали в Таско. Помоги ему на бабу его выйти.
Каким образом?
Значица, план такой. Ты не ссы, я всё продумал досконально. Я же на своей работе не зря штаны просиживал двадцать восемь лет. Надо найти новое убежище «Съело Негро» и поставить там что-нибудь. Ну, и послушать, когда она появится. Дальше уж пускай он сам с ней разбирается. Может, в обеспечении поработать, когда они выйдут на контакт. Собственно, и всё.
Да, невесело рассмеялся Машков. – Действительно, проще пареной репы…
Не спеши. Дело серьёзное. Но осуществимое.
Что-то я пока не вижу, как…
Я тебя уверяю: всё будет гораздо проще, чем кажется. Как прослушку поставить – на месте сориентируешься. Не мне тебя учить оперативной работе.
Прослушка-то хер с ней. Но как можно выйти на законспирированную организацию?..
Есть у меня адресок одного полицейского комиссара. Его в своё время разрабатывали, но бросили как бесперспектив, потому что у него крыша поехала. Поедешь к нему и предложишь ему кое-что.
От своего имени?
Молодец, сразу суть улавливаешь. Не от своего, конечно.
А от чьего?
От имени американского правительства. И он твой с потрохами.
А он поверит?
Он только этого и ждёт, клянусь.
Он что, работает на террористов?
Хер знает, на кого он работает. На себя самого, наверно. Как все порядочные люди.
Откуда же он может знать, как выйти на террористов?
Ты пойми, Володя, вот что. Маньяна – страна маленькая. Террористы здесь – народ популярный. Любой полицейский, если только даст себе труд жопу оторвать от дивана, тебе в момент их найдет. Вопрос только в том, как заставить маньянскую полицию жопу оторвать.
Вы не преувеличиваете, Владимир Николаевич?
Я в этой стране страшно сказать, сколько лет работаю. Все особенности ихнего национального характера у меня сидят в печёнках. Если я говорю, значит, так оно и есть.
Какая вероятность, что комиссар пойдет на контакт?
С ним работали, Володя. Не скажу тебе, кто, но работали. Было дело. Это пока наш единственный шанс. Ничего сложного нет. Объясни парню, что он делает важное для всего человечества дело – террористическую чуму помогает уничтожить. Надави на патриотизм. Про маньянский герб ему наплети что-нибудь, какая в нем символика актуальная, всё такое. Я, со своей стороны, тоже кое-какие шаги предприму. Если замаячит ещё какая возможность – сразу тебя поставлю в известность.
Как связь будем держать?
Ты в этот супермаркет каждый вечер заезжаешь?
Практически да.
Там шлагбаум на въезде. Будет черный крестик на столбе. Прямо посередине. Увидишь – значит, в девять пятнадцать подруливай на угол Инсурхентос и Хосе Куэрво.
Бар «Волосатая жемчужина»?
Он самый. Там всегда в это время шум-тарарам. Девки на столах танцуют. Подойди к стойке, закажи пивка. Если у стойки к тебе не подойдут, в сортир сходи. Там много укромных мест.
На связи Ванька будет?
Ванька.
А если вы мне понадобитесь?
Запомни телефон. После второго звонка вешай трубку. Время то же, место там же. Да, звони из автомата.
Ну, об этом вы мне могли бы и не напоминать…
Конечно, конечно. Умного учить – только портить.
Так. А прослушку где взять?
А Андроныч тебе на что? У него, кстати, бумаги на проведение геофизических исследований на территории страны Маньяны до конца года действительны. Крыша железобетонная.
А разве его можно задействовать?
Почему нет?
А если он в Центр доложится?
Успокойся. Никто в Центре про него ничего не знает. И в резидентуре никто кроме тебя и меня не знал. Даже сучонок не знал ни хера.
Как это?
Это моя вербовка. В Центре он как урождённый маньянец проходил.
Ну, вы специалист!
Хо! А ты сомневался? А ведь не первый год меня знаешь!
Да это я так… За державу обидно, что таких людей теряет…
Ничего, Володя. Всё переменится. Поехали назад.
Глава 13. Комиссар метит в дамки
Воистину: сдох паразит Октябрь, а дело его живет, думал Фелипе Ольварра. Так, кажется, эта революционная сволочь, эти el pueblo unido, которых якобы jamas sera vencido,[14] вопит на своих митингах и партсобраниях…
Единый народ, усмехнулся Фелипе. Единство в голодранстве. Шайка пьяниц, бандитов и вымогателей, давно подтёршаяся всеми этими звучными и красивыми лозунгами. Знаем, знаем. С детства, как говорится, в революционной гуще варимся…
Партнёры, мать их за ногу… Ничего, провернём сделку – и разберёмся с этими партнёрами. Зажмём им los cojones в слесарные тиски и поговорим по душам… о светлом будущем всего человечества. О глоализации поговорим. О социализме. Камарадо Троцкого вспомним. Посмотрим, какое у ихнего социализма будет при этом человеческое лицо.
Куда же, однако, задевался его secretario? Второй день от него ни слуху, ни духу. Как и толку, если честно.
Ну, отзвонился он после визита к комиссару. Ну, сказал, что да, может быть, «Съело Негро» взорвала Макдоналдс. А может, и не «Съело Негро». Может, ещё кто-нибудь. Мало ли придурков в большом городе.
И на черта, получается, этот Хулио ездил к комиссару? Сжёг бензина на полсотни песо?..
Не везло Ольварре на secretariоs. То окажется педерастом, как Зурита, который опозорил его на весь континент. Тот хотя бы был умный. То запойным алкоголиком, как преемник Зуриты Флавио. На место Флавио он долго не мог никого подобрать.
Выбор-то был невелик. По совершенно непонятным для дона Фелипе соображениям выбор был невелик.
Еще двадцать – что двадцать! – десять лет тому назад редкий маньянец не почёл бы за честь получить место secretario у знаменитого хефе. Место secretario, статус приближённого лица, мобильный телефон в кармане и «плимут» для поездок. В прошлом же году двое семиюродных внучатых племянников зятя дона Фелипе, выпускники Национального Автономного Маньянского университета, один, твою мать, – законник, другой – специалист в области какой-то информатики, взяли и отвергли сверхвыгодное предложение хефе.
Он, конечно, вовсе не пост secretario им предлагал, пост этот в то время уже не был вакантен, Хулио его занял, но то, что предлагалось, было достаточно заманчивым вариантом для двух молокососов. А они, засранцы с дипломами, взяли и отвергли предложенное.
Хефе так удивился тогда, что даже не распорядился покарать нахалов. А зря. Размяк, размяк старый контрабандист от спокойной размеренной жизни.
Так и получается, что кроме Хулио что-то пока не усматривается на горизонте подходящих для этого дела кандидатур. Среди sicarios есть, конечно, верные люди, но… как бы это сказать помягче… кабы некоторым из них, да поменять местами голову и головку – произошла бы большая польза для человечества: его суммарный интеллект повысился бы скачкообразно.
Ну ладно, допустим, не все вокруг Дона были сплошные недоумки. Попадались, конечно, среди верных людей сообразительные ребята. Как, к примеру, бригадир sicarios Касильдо. Тот давно уже даёт понять дону Фелипе, что должность бригадира sicarios маленько меньше того, на что он способен. Хотя Касильдо скорее хитрый, чем сообразительный. Но и сообразительный тоже. Да только сообразительность сообразительностью, а бандит остается бандитом, говорят, даже в Африке. Слова «менталитет» дону Фелипе слышать не приходилось, но в том явлении, которое за этим термином прячется, старый мафиози мог с полным основанием считать себя профессором. И он прекрасно понимал, что существо однозначно криминальной ориентации, каковыми, без сомнения, являлись в большинстве своем его sicarios, даже самые смекалистые из них, по меткому выражению одного неизвестного Дону пролетарского писателя, «летать не может».
А яйцеголовые, вроде вышеупомянутых племянников, к хефе на должность не шли. При том, что жалованье им было бы положено раза в три поболе того, что они могли бы найти в гражданских структурах. И почему же, спрашивается, они пренебрегли любезностью Дона?
Зазвонил телефон.
Хефе! – послышался в трубке голос лёгкого на помине Касильдо – бригадира sicarios с нижнего поста на дороге. – Тут некто Ахо Посседа просится к вам в гости.
Кто? – удивился дон Фелипе. – Ахо Посседа? Полицейский комиссар?
Он самый. Говорит, что привёз вам нечто важное.
Что бы это значило? До сих пор ни полицейских, ни каких других государственных чиновников в этой долине нога не ступала. Фелипе Ольварра, как хорошая религия, был напрочь отделен от государства.
Покажи ему дорогу, пусть едет, приказал озадаченный хефе. – Я встречу его на крыльце.
Через двадцать минут к крыльцу подъехал серый микроавтобус с городским номером. За рулем сидел невозмутимый парень в штатском. Открылась дверь, и на свет божий показался вооруженный ремингтоном Касильдо с каким-то смущённым лицом. За ним спрыгнул на землю комиссар Посседа, тощий, как объявивший голодовку зверь богомол, и, вместо того чтобы отвесить хозяину поклон или произнести подобающие извинения за неожиданный визит, подошел к задним дверям микроавтобуса и распахнул их.
Вот что я вам привёз, дон Фелипе, сказал он скорбным голосом.
Ольварра долго смотрел в мёртвые лица Хулио и Мануэло, потом велел закрыть дверцы и кивком пригласил комиссара в дом. В кабинете дон Фелипе указал Посседе на кресло напротив себя и достал с полки пузатую бутыль с писко.
Выпьете? – спросил он.
С вашего позволения, чего-нибудь прохладительного запить таблетку, ответил комиссар.
Ольварра позвонил в колокольчик.
Чего-нибудь прохладительного гостю, приказал он появившемуся на пороге слуге.
Прохладительное в запотевшем стакане появилось перед комиссаром со скоростью звука. Ольварра тем временем налил себе полстакана виноградной водки и выпил налитое одним глотком.
Кто это сделал? спросил он.
Их нашли на обочине дороги под Лагос де Морено вчера вечером.
Немного не довезли, загадочно сказал Ольварра.
Их пытали перед смертью. Ни денег, ни документов не взяли. Значит, это не ограбление.
– Помолчим, сказал Ольварра.
Хулио, Хулио. Мать твою, кто же тебя так? И что вообще происходит? Война? Но с кем? Неужели это урод Бермудес поднял руку на моих людей? Что он о себе возомнил, подонок?
– Я хотел бы задать вам вопрос, дон Фелипе, – прервал молчание комиссар Посседа.
Ольварра удивленно поднял седые брови. Не успел он осознать потерю, а его уже – гляди-ка! – допрашивают. В собственном, заметим, доме. Ты, комиссар, конечно, сделал хорошее дело, что привёз мне тела ребят, но это не даёт тебе права съезжать с катушек. Где многосложное и витиеватое выражение соболезнований по поводу смерти близкого сотрудника, родственника, между прочим? Где осторожное выяснение состояния здоровья самого Дона? Где? Это что, нынче так стало принято начинать беседу с уважаемыми людьми в стране Маньяне? Если так дальше пойдёт, меня скоро по плечу начнут хлопать, подумал дон Фелипе. Привет, дескать, старый пень, что новенького? Все о'кей?
Святая Мария! Матерь Божья!
Куда катится мир?!.
Куда бы не катился, а легавый есть легавый. Нужно будет снизить бакшиш этому комиссаришке.
Тот, сочтя движение бровей дона Фелипе за позволение начать беседу, принялся чинить допрос:
– Дон Фелипе, зачем вам понадобились эти террористы?..
– Мне?.. – произнёс Дон с крайним неудовольствием. – Террористы?..
Повисла неприятная пауза. Комиссар отхлебнул лимонаду и произнес:
– Дон Фелипе, вы знаете, сколь велико мое уважение к вам…
Наконец-то, чуть было не сказал вслух сеньор Ольварра.
– Ничто не может поколебать и так далее, сами знаете что…
А это уже наглость, подумал дон Фелипе.
– Тем более непонятно, что может связывать одного из самых уважаемых людей в стране Маньяне с какими-то голодранцами, с позволения сказать, революционерами…