Дочь кардинала Грегори Филиппа

У меня есть человек, который пробует мое вино, и тот, кто пробует мою еду, но я все равно затухаю день за днем, несмотря на то что день становится длиннее, а солнце теплее, а за моим окном на ветвях яблони черные дрозды начинают вить гнездо и самозабвенно петь на рассвете. Я не могу спать ни ночью, ни днем. Я думаю о своем девичестве, когда Ричард пришел и спас меня от нищеты и унижения, о детстве, когда мы с Изабеллой играли в королев. Мне не верится, что мне уже двадцать восемь лет, и Изабеллы нет, и куда-то исчезло мое желание быть королевой.

Я наблюдаю за принцессой Елизаветой с какой-то жестокой жалостью. Она думает, что я умираю, и я оказываю ей честь, считая, что она не приложила к этому руку и что не она оросила мою подушку каким-то затейливым ядом. Она думает, что меня пожирает неизвестная болезнь и, когда меня не станет, Ричард женится на ней и сделает ее своей королевой по любви. Каждый день станет для нее праздником, каждый день она будет надевать новое платье, и она станет ежедневно отмечать свое возвращение в замки и дворцы своего детства в качестве наследницы своей матери: новой королевы Англии.

Она думает, что он не любит меня и, скорее всего, никогда не любил. Она думает, что она – первая женщина, которую он когда-либо любил, и что он будет любить ее вечно, и она протанцует всю свою жизнь, всегда обожаемая, всегда красивая, всегда покоряющая сердца, как некогда ее мать.

Эти мечты настолько далеки от реальной жизни королевы Англии, что я не могу сдержать смеха и смеюсь до кашля, пока мне не приходится обнять себя за ноющие бока. Во всяком случае, я хорошо знаю Ричарда. Он может быть увлечен ею сейчас, он даже мог ее соблазнить, он мог уложить ее в постель и насладиться ее первыми удовольствиями в его руках. Он не настолько глуп, чтобы рисковать всем королевством ради нее. Он всего лишь забрал ее у Генриха Тюдора, таково было его намерение, и в этом он преуспел. Он никогда не будет настолько глуп, чтобы оскорбить мою родню, моих лордов и моих людей. Он никогда не бросит меня ради того, чтобы жениться на ней. Он не поставит дочь Риверсов на мое место. Я сомневаюсь, что даже ее мать сумеет добиться подобного результата.

Я понимаю, что должна подготовиться к смерти, но я не боюсь ее. С того дня, как я лишилась сына, моя душа остыла. Мне кажется, что, когда мое время придет, я просто лягу и усну, не боясь снов, которые могут мне привидеться, и не боясь проснуться. Я готова уснуть. Я устала.

Но сначала я должна кое-что сделать. Я посылаю за Робертом Брэкенбри, добрым другом Ричарда, и он приходит в мои покои одним утром, когда весь двор на охоте. Моя фрейлина впускает его и выходит вон, когда я отпускаю ее взмахом руки.

– Я должна у тебя кое-что спросить, – говорю я.

Он в ужасе от того, как я сейчас выгляжу.

– Все, что угодно, ваше величество, – говорит он, и я понимаю по мелькнувшей на его лице тени сомнения, что всего он мне все равно не скажет.

– Однажды ты спросил меня о принцах, – говорю я. У меня слишком мало сил для долгих предисловий. Я просто хочу знать правду. – О мальчиках Риверсах, которые были заперты в Тауэре. Тогда я знала: чтобы оградить мужа от опасности, пока он правит, они должны были умереть. Ты тогда сказал, что я была слишком мягкосердечна, чтобы отдавать эти приказы.

Он встает передо мной на колени и берет мои руки в свои.

– Помню, ваше величество.

– Я умираю, сэр Роберт, – просто говорю я. – И я знаю, о чем мне следует исповедаться, когда придет священник меня соборовать. Ты можешь сказать мне правду? Ты сделал то, что счел моим желанием? Ты поступил так, чтобы защитить Ричарда от опасности, как ты делал всегда? Ты принял мои слова за приказ?

Между нами повисла долгая пауза. Затем он просто покачал большой головой.

– Я не смог, – тихо произносит он. – Просто не смог этого сделать.

Я отпускаю его руки и выпрямляюсь в кресле. Он продолжает сидеть на корточках.

– Они живы или мертвы? – спрашиваю я.

Он пожимает своими широченными плечами:

– Я не знаю, ваше величество. Но если бы мне пришло в голову их искать, то я не стал бы делать это в Тауэре. Там их нет.

– А где бы ты их искал?

Его глаза внимательно рассматривали пол под его ногами.

– Я бы начал с такого места, как Фландрия, – сказал он. – Где-нибудь возле домов Маргариты Йоркской. Там, куда семья вашего мужа всегда отправляла детей, когда опасалась за их жизнь. Ричарда и Джорджа отправляли во Фландрию, когда они были еще мальчиками. Джордж, герцог Кларенс, отправлял туда своего сына. Плантагенеты так поступают, когда их детям угрожает опасность.

– Так ты думаешь, что им удалось бежать? – шепчу я.

– Я только знаю, что их нет в Тауэре и что их не убивали в мое дежурство.

Я подношу руку к горлу, где лихорадочно бьется сердце. Яд загустел в моих жилах. Его так много, что я почти не могу дышать. Если бы я могла отдышаться, я посмеялась бы мысли о том, что сыновья Эдуарда живы, а мой сын мертв. Возможно, когда Ричард будет искать наследника, то им будет не Елизавета, а один из мальчиков Риверс, который в свое время появится на сцене.

– Ты в этом уверен?

– Их могил нет под Тауэром, – говорит он, – и в этом я уверен. Как и в том, что я их не убивал. Я не думал, что вы мне это приказали. Да если бы и подумал, то такой приказ выполнять бы не стал.

Я глубоко и с облегчением вздыхаю:

– Выходит, моя совесть чиста.

Он кланяется мне на прощание.

– Моя тоже.

Отправляясь в спальню, я слышу, как возвращается охотничья партия. Мне невыносим шум их голосов и их счастливые лица. Служанки помогают мне лечь в кровать, а потом открывается дверь и тихо входит принцесса Елизавета.

– Я пришла узнать, не нужно ли вам чего-нибудь? – говорит она.

Я качаю головой, которую уже положила на богато вышитую подушку.

– Ничего, – говорю я. – Ничего.

Она все еще колеблется.

– Мне оставить вас? Или посидеть с вами?

– Можешь остаться, – говорю я. – Мне надо тебе кое-что сказать.

Она ждет, стоя возле кровати со сжатыми руками, с настороженным, но терпеливым выражением лица.

– О твоих братьях…

И ее лицо тут же загорается надеждой.

– Да? – выдыхает она.

Никому бы и в голову не пришло, что это чувство, что проступило у нее на лице, имеет отношение к горю. Она что-то знает. Я в этом уверена. Ее мать сумела что-то сделать, чтобы их спасти. Возможно, когда-то она и допускала мысль о том, что они умерли, и прокляла человека, который мог это сделать. Но эта девушка явно ждет хороших новостей о братьях. Она не раздавлена утратой, она знает, что они в безопасности.

– По-моему, я знаю больше, чем знаешь ты, – говорю я. – Но меня заверили в том, что их не убивали в Тауэре и что теперь их там нет.

Она смеет только кивнуть в ответ.

– Как я понимаю, ты поклялась держать это в тайне?

И снова – кивок.

– Тогда, возможно, ты еще увидишь своего Эдуарда в этой жизни. Я же увижу своего только на небе.

Она опускается на колени рядом с моей кроватью.

– Ваше величество, я молюсь о том, чтобы вы поправились, – искренне говорит она.

– Во всяком случае, можешь передать своей матери, что я не имею никакого отношения к тому, что она потеряла своих сыновей, – говорю я. – Скажи ей, что наша вражда окончена. Мой отец убил ее отца, теперь моя сестра мертва, ее и мой сыновья похоронены, и я отправляюсь им вослед.

– Я передам ей ваши слова, если таково ваше желание. Только она не испытывает к вам вражды. Я знаю это.

– У нее есть шкатулка для украшений, покрытая эмалью, – тихо произношу я. – Та самая, в которой лежит клочок бумаги. А на нем начертаны два имени ее кровью.

Девушка смотрит мне в глаза.

– Не знаю, – спокойно отвечает она.

– Это имена Изабеллы и мое? – спрашиваю я. – Была ли она моим врагом и врагом моей сестры? Правильно ли я боялась ее все эти годы?

– Там были имена Джордж и Уорик, – просто говорит она. – А клочок бумаги – это отрывок из последнего письма моего деда. Отец моей матери написал ее матери в ночь перед казнью, и моя мать поклялась, что она отомстит Джорджу и вашему отцу за смерть отца. Это были их имена, больше никаких имен не было. И она отомстила.

Я откидываюсь на подушке и улыбаюсь. Изабелла умерла не от проклятья ведьмы Вудвилл. Мой отец погиб на поле боя, а Джордж был казнен. Она не держит меня под заклятьем. Она, скорее всего, уже давно знает, что ее сыновья в безопасности, так что и мой сын, возможно, умер не от черного колдовства. И не я навлекла на него эту смерть. Теперь я свободна и от этого страха. Возможно, я даже не умираю от ее яда.

– Жизнь полна тайн, – говорю я принцессе Елизавете. – Меня учила быть королевой Маргарита Анжуйская, и, возможно, я чему-то научила тебя в свою очередь. Это действительно колесо фортуны. – И я рисую в воздухе его символ. – Ты можешь взлететь очень высоко, но и падать придется очень низко. И очень редко удается развернуть колесо в ту сторону, куда тебе нужно.

В комнате постепенно становится очень темно. Я задумываюсь о том, куда утекает время.

– Постарайся быть хорошей королевой, – говорю я ей, хотя постепенно слова начинают терять свой смысл. – Что, уже наступила ночь?

Она встает и подходит к окну.

– Нет, еще день. Но происходит что-то очень странное.

– Расскажи мне, что ты видишь.

– Помочь вам подойти к окну?

– Нет-нет. Я слишком устала.

– Я вижу, как на солнце наползает тень, словно кто-то прикрывает его тарелкой. – Она прикрывает рукой глаза. – Вроде бы там светло, как обычно, только тень продолжает двигаться. – Она оглядывается на кровать с озадаченным лицом: – Что бы это могло значить?

– Движение планет? – предполагаю я.

– Вода в реке почти замерла. Все лодки плывут к берегу, и люди, даже рыбаки, торопятся сойти на берег, словно боятся высокого прилива. А еще стало очень тихо, – добавляет она и замолкает ненадолго, смотрит в сад. – Из конюшен и из кухни выбежали слуги, и все смотрят на небо. Как думаете, это комета?

– А как оно выглядит?

– Солнце как золотой круг, на который наплыла черная тарелка и закрыла его почти полностью, оставив только кромку – она полыхает, точно охвачена пламенем. На нее невозможно смотреть, слишком ярко. А все остальное стало черным.

Она отходит от окна, и я вижу, что ромбовидные стекла стали черными как смоль.

– Я зажгу свечи, – торопливо говорит она. – Так темно, как будто наступила полночь.

Она берет щепу из камина и зажигает свечи, стоящие в подсвечниках по обе стороны от камина и на столе, возле моей кровати. Ее лицо в этом призрачном свете кажется бледным.

– Что это может значить? – спрашивает она. – Это знак о том, что идет Генрих Тюдор? Или что наш король одержит победу? Или что… не может быть, что наступил Судный день?

И я задумываюсь о том, не может ли она оказаться права и Ричард окажется последним Плантагенетом на троне Англии. И о том, что я увижу своего сына Эдуарда этой же ночью.

– Не знаю, – отвечаю я.

Она снова возвращается к окну.

– Как темно… – говорит она. – И река стала темной. Рыбаки зажигают факелы на берегу, все суда вытащены на берег. Кухонная прислуга вернулась на место. Как будто все испугались этой темноты. – Она ненадолго замолкает. – Свет понемногу прибывает. Только он не такой, как на рассвете, а какой-то страшный, желтый свет. Я такого никогда раньше не видела. Желтый, смешанный с серым. – Она снова замолкает. – Кажется, что солнце стало холодным. Но становится светлее и ярче. Солнце выходит из-за черной тарелки. Теперь я могу видеть деревья и другой берег реки. И птицы снова стали петь, – добавляет она, помолчав немного.

Где-то за окном дрозды издают пробную, вопросительную трель.

– Как будто мир родился снова, – с удивлением говорит Елизавета. – Как странно. Черный диск отодвигается от солнца, и оно сияет так же ярко, как обычно, и небеса ясны, и везде тепло, и словно снова наступила весна.

Она возвращается к кровати.

– Все возродилось и стало новым, – говорит она. – Как будто мы можем все начать заново.

Я улыбаюсь ее оптимизму, надеждам, свойственным молодым.

– Кажется, теперь я могу заснуть, – говорю я.

Мне снится сон. Я вижу себя на поле боя при Барнет и вижу, как мой отец обращается к своим солдатам. Он восседает на своем высоком боевом коне, зажав шлем под рукой, чтобы все могли видеть его спокойное смелое лицо, излучающее уверенность. Он говорит им, что поведет их к победе, что истинный принц Англии ждет знака, чтобы поднять паруса и переплыть пролив, и что с ним приплывет Анна, новая королева Англии, и что их правление станет для страны благословенным временем мира и процветания, потому что на трон взойдут истинные принц и принцесса. Он произносит мое имя с такой любовью и гордостью в голосе. Он говорит, что его дочь Анна будет лучшей королевой Англии, которую когда-либо видел мир. Я вижу его, яркого, как сама жизнь, смеюсь, обласканная его уверенностью и его силой, а он обещает своим войнам, что грядут добрые времена, и что им просто надо выдержать, не изменять себе, и тогда они победят.

Он перебрасывает ногу через седло коня и спрыгивает на землю. Он хлопает коня по шее, и большая черная голова доверчиво поворачивается к нему. Рука отца мягко тянется вверх, чтобы потрепать его за уши, которые прядают, словно конь прислушивается к нему.

– Есть командиры, которые будут просить вас стоять насмерть и сражаться до последнего, – говорит он. – Я знаю это. Я слышал это. Я был в битвах, когда командующие призывали солдат умирать за них, а сами спасались бегством.

Со всех сторон послышался согласный ропот. Они тоже знали битвы, в которых их командиры их предавали.

– Они просят о смелости, но сами, стоит только неприятелю надавить посильнее, отправляют своих пажей за конями и бегут от боя, только их и видели. И тогда солдаты остаются один на один с неприятелем и гибнут. Я это знаю. Я это видел это так же, как и вы.

Послышались снова одобрительные возгласы, потому что среди присутствовавших тоже были люди, товарищи которых не успевали скрыться с боя и гибли.

– Так позвольте мне принести вам клятву. – И он берет свой меч и аккуратно, определив место между ребрами коня, прикладывает его острие напротив сердца.

Раздается гул несогласия, и я во сне кричу: «Нет, отец! Нет!»

– Я клянусь вам в том, что не брошу вас, – спокойно говорит он. – Не сбегу от вас в опасности, потому что у меня не будет коня. – И с этими словами он вонзает меч в грудь Ворона, и огромный конь падает на колени, а потом и вовсе опускается на землю. Он поворачивается и смотрит на отца своими красивыми темными глазами, как будто понимает, как будто знает, что отец должен был принести эту жертву. Отец только что поклялся умереть вместе со своими людьми.

И он выполнил свою клятву: он умер там, на поле возле Барнета, ради того, чтобы я стала королевой и лишь много позже узнала, как тяжела корона. Я поворачиваюсь на кровати и снова закрываю глаза. Кажется, сегодня я увижу своего любимого отца, Уорика, создателя королей, и принца, моего маленького Эдуарда, и, возможно, могучего жеребца Ворона, пасущегося на тучных пастбищах.

Это исторический роман, действия которого основаны на жизни реального человека, которую, по утверждениям его собственного биографа, невозможно было описать из-за отсутствия достоверной информации. К счастью для всех нас, историк Майкл Хикс нашел достаточно ценного материала об Анне Невилл, несмотря на тот факт, что в истории роль этой женщины обычно замалчивалась.

Благодаря Хиксу и другим исследователям мы знаем, что она была связана почти со всеми основными участниками Войны Кузенов (которую стали называть войной Алой и Белой розы лишь столетие спустя). В своей книге я развиваю предположение о том, что, возможно, она тоже была игроком, преследовавшим свои интересы.

Она была дочерью графа Уорика, который еще при жизни стал известен как создатель королей благодаря свои выдающимся способностям манипулировать претендентами на королевский трон Англии. Сначала граф поддерживал Ричарда Йоркского, потом его старшего сына и наследника Эдуарда, затем его среднего сына, Джорджа, затем их врага, Генриха VI. Уорик погиб, сражаясь за дом Ланкастеров, хотя всю свою жизнь был ярым сторонником дома Йорков.

Анна, будучи еще совсем молодой, следовала за отцом по всем витиеватым путям, которыми шли политические игры того времени. Она была на коронации молодой королевы дома Йорков и на торжественном ужине, посвященном этому событию, стала свидетельницей постепенного вытеснения ее отца из двора, который оказался под довлеющим влиянием семьи Риверсов и их приближенных. Как описано в романе, Анна бежала вместе со своим отцом во Францию, вернувшись в Англию в качестве новой кандидатки на роль королевы Англии, во главе войск Ланкастеров, замужем за их принцем Уэльским. Но спустя год или чуть больше она уже была замужем за представителем враждующего дома: Йорков. Я полагаю, что именно в этот момент, лишившись отца и мужа, будучи покинутой матерью, Анна взяла управление своей жизнью в собственные руки. Никто не знает, как на самом деле Анна сбежала из-под надзора или заключения своей сестры и ее мужа. У нас нет никаких фактов, подтверждающих ту или иную версию, поэтому мы строим предположения. Мы не знаем, как за ней ухаживал Ричард и как они сочетались браком, поэтому я выдвинула свою версию происходившего, сделав Анну центром событий.

Мне, как прозаику, показалось очень интересным представить двор Йорков как центр всей дворцовой интриги и источник страхов для девочек Уорик. Интересным было и взглянуть на мятежи и свержения правителей с другой точки зрения, как бы перевернув все «с ног на голову», что позволило мне увидеть картину, отличающуюся от того, что я представляла раньше. Как историк, я заметила, насколько изменилось толкование известных исторических фактов, когда я попыталась посмотреть на события не глазами моей любимой героини, Елизаветы Вудвилл, а моей новой героини, Анны Невилл. Запутанное дело с отравлением Изабеллы и убийство посредством правосудия Джорджа внезапно превратилось в историю куда более темную, в которой Елизавета стала злодейкой.

Еще один человек, репутации которого мне хотелось посвятить время в этой книги, – это Ричард III. Я предполагаю здесь и в «Белой королеве», что пародия Шекспира, поклонницей которой я себя не считаю, очернила его имя на долгие века. Однако я не стану утверждать, что он не был виновен в узурпации власти. Возможно, он и не убивал принцев, но они не оказались бы в Тауэре, лишенные защиты их матери, если бы не его действия. То, что в моем представлении произошло с двумя королевскими принцами, стало сюжетом для моей новой книги, истории об их сестре, тайной любовнице Ричарда, Елизавете Йоркской: «Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса».