Дочь кардинала Грегори Филиппа
– Королю, – глухо произношу я. – Королю, что в этом случае означает королеве и ее бесчисленному семейству. Разумеется.
Наш дом погружен в траур, но мы не можем носить синие одежды. Джордж, красавец герцог, мертв. Он умер так, как и желал: утонул в бочке с любимым вином королевы. Это был последний, горький, но пронзительно красивый жест в сторону женщины, которая погубила его семью. Она сама больше этого вина не пила, опасаясь почувствовать вкус слюны из раскрытого в спазме рта утопающего. Хотелось бы мне встретить Джорджа в чистилище, чтобы сказать ему, что одного он точно добился: он отбил у королевы любовь к этому вину. Мне лишь остается жалеть, что он не утопил ее в этом вине тоже.
Я отправляюсь ко двору и жду аудиенции у короля. Я сижу в комнатах королевы и разговариваю с ее фрейлинами о погоде, о вероятности скорого снега. Я восторгаюсь их кружевами, которые они плетут по рисунку, сделанному королевой лично, и я восхищаюсь ее мастерством. Когда она ко мне обращается, я отвечаю ей с любезной вежливостью. Я не позволяю ей прочесть на моем лице, или в моих жестах, в движении руки, или в положении ног в кожаных туфлях обвинение в убийстве моей сестры и ее мужа. Одну она отравила, другого довела до смерти политическими интригами. Она убийца и, возможно, даже ведьма, и она лишила меня всех людей, которых я любила, кроме моего мужа и сына. Я не сомневаюсь, что она забрала бы и их у меня, если бы не положение, которым пользуется Ричард у короля. Я ее никогда не прощу.
Когда входит король, как всегда улыбчивый и веселый, приветствует дам по именам, а потом подходит ко мне и по-братски целует в обе щеки, я тихо ему говорю:
– Ваше величество, могу ли я просить вас о милости?
Он тут же поднимает глаза на королеву, и я успеваю заметить их быстрый обмен взглядами. Она начинает вставать, словно собираясь меня перехватить, но я готова к этому. Я и не ожидала получить что-либо без согласия этой ведьмы.
– Я прошу об опекунстве над детьми моей сестры, – быстро говорю я. – Они сейчас находятся в замке Уорик, в детской. Маргарите четыре года, а Эдуарду всего три. Я очень любила Изабеллу и хотела бы позаботиться о ее детях.
– Ну разумеется, – легко соглашается Эдуард. – Но ты знаешь, что у них нет наследства?
О, конечно, я об этом знаю. Потому что ты украл у Джорджа все, и для этого тебе всего лишь понадобилось обвинить его в измене. Если бы опекунство над этими детьми давало хоть малейшую выгоду, твоя жена давно бы уже заявила свои права на них. Если бы они по-прежнему были богаты, то она давно бы составила брачные договора и связала бы их помолвками со своими детьми.
– Я смогу их обеспечить, – говорю я.
Ричард, походя ко мне, кивает в знак согласия.
– Мы сможем их обеспечить.
– Я выращу их в Миддлеме, вместе с их двоюродным братом, моим сыном, – говорю я. – Если ваши величества это позволят. Это будет величайшей милостью для меня. Я любила сестру и обещала ей, что, если с ней что-нибудь случится, я позабочусь о ее детях.
– О, неужели она боялась внезапной смерти? – спросила королева с притворной заботой, подходя к королю и проскальзывая своей рукой в его руку. На ее прекрасном лице лежала печать благородной печали. – Она боялась тяжелых родов?
Я вспоминаю о том, как Изабелла предупреждала меня, что однажды я услышу о ее внезапной смерти и что тогда я должна знать, что она была отравлена этой красивой женщиной, стоявшей передо мной с высокомерием человека, обладающего огромной властью, и смеющей потешаться над смертью моей сестры.
– Роды всегда опасны, – тихо отвечаю я, не говоря правды о смерти Изабеллы. – Об этом все знают. Мы все отправляемся в свое уединение с молитвами.
Какое-то время королева смотрит мне в глаза, словно раздумывая бросить мне вызов, попытаться вынудить меня сказать что-либо изменническое или хотя бы неуважительное. Я чувствую, как напрягается мой муж, словно готовясь к нападению, и слегка подвигается к брату, словно пытаясь отвлечь его внимание от дьяволицы, держащей его за руку. Но королева улыбается своей милой улыбкой и обольстительно смотрит на мужа.
– Я думаю, что нам следует позволить детям герцога Кларенса жить с их тетей. Что вы на это скажете, ваше величество? – мило спрашивает она. – Может быть, в них они найдут утешение своим утратам. И я больше чем уверена, что моя сестра Анна будет прекрасным опекуном своим маленьким племянникам.
– Я согласен, – говорит король. Он кивает Ричарду: – Я рад оказать милость твоей жене.
– Дай мне знать, как у них дела, – говорит мне королева и отворачивается. – Как грустно, что их младший ребенок умер. Как его звали?
– Ричард, – тихо отвечаю я.
– Она назвала его так в честь вашего отца? – спрашивает она снова, упоминая убийцу своего отца и брата, обвинителя ее матери и ее заклятого врага.
– Да, – отвечаю я, не зная, что еще сказать.
– Как грустно, – повторяет она снова.
Кажется, я победила. В тот вечер и в последующие дни я молчаливо праздную свою победу. И празднования мои лишены слов, даже улыбок. Я потеряла сестру, но ее дети будут под моим крылом, и я буду любить их как родных. Я расскажу им, что их мать была красавицей, а отец – героем и что это Изабелла поручила их моим заботам.
Я пишу в замок Уорик, чтобы, как только дороги снова станут проезжими, они отправили двоих детей с сопровождением в Миддлем. Несколько недель спустя, с задержкой из-за снегопадов и метелей, я получаю ответ, где говорится, что Маргарита и Эдуард уже отправились в путешествие, хорошо укутанные в своих повозках, вместе со своими нянями. Еще через неделю мне приходит известие из Миддлема о том, что они благополучно прибыли. Итак, я спрятала детей Изабеллы за крепкими стенами нашей лучшей крепости, и я клянусь, что сохраню их в безопасности. Я отправляюсь к мужу, который выслушивает петиции в своей приемной в замке Бейнардс. Подождав терпеливо, пока дюжины просителей подают свои петиции и высказывают свои жалобы, а мой муж внимательно выслушивает каждую и справедливо судит. Ричард – прекрасный лорд. Он понимает, как и мой отец, что каждому человеку необходимо дать право высказаться и что люди тогда будут преданы своему лорду, когда будут верить, что в ответ он отплатит им своим покровительством и защитой. Он знает, что богатство земли заключается не в почвах, а в людях, которые ее возделывают. Наше богатство и наша власть основываются на любви людей, которые нам служат. Если они будут готовы выполнить любой его приказ, как они были готовы это сделать для отца, тогда в его распоряжении есть армия, готовая выступить по первому его зову. Когда самый последний из просителей закончил ходатайствовать о своем деле, преклонил колени, поблагодарил Ричарда за заботу и вышел, мой муж взглянул поверх бумаг и увидел меня:
– Анна?
– Я тоже хотела попросить тебя о любезности.
Он улыбается и спускается со своего пьедестала.
– Ты можешь просить меня о чем угодно и в любое время. Тебе не обязательно для этого приходить сюда. – Он обнимает меня за талию, и мы подходим к окну, которое смотрит на палисадник. За высокой стеной начинали шуметь и суетиться торговые улочки Лондона, а за ними раскидывался Вестминстерский дворец, где, облеченная властью тайны, восседает королева. За нашими спинами слуга собирает со стола бумаги, которые принесли с собой просители, и убирает принадлежности для письма и воск для печатей. Никто нас не подслушивает.
– Я пришла просить тебя вернуться домой в Миддлем.
– Ты хочешь побыть с детьми твоей сестры?
– И маленьким Эдуардом. Но дело не только в этом.
– А в чем?
– Ты знаешь.
Он оглядывается, чтобы убедиться в том, что нас никто не слушает. Я своими глазами вижу, как родной брат короля, сохранивший верность своему господину, не решается разговаривать свободно в собственном доме.
– Я считаю, что Джордж был прав, обвиняя Анкаретту в смерти Изабеллы, – прямо говорю я. – Я думаю, что королева отправила свою шпионку отравить мою сестру и, возможно, убить ребенка тоже, потому что она ненавидит Изабеллу и меня и хочет отомстить за гибель своего отца. Это – кровная месть, и она вершит ее против детей моего отца, Изабеллы и ее сына Ричарда. И я уверена в том, что я и дети станем следующими жертвами.
Ричард смотрит мне в глаза, не отрываясь.
– Это обвинение в адрес королевы карается смертной казнью.
– Я говорю это только тебе, и с глазу на глаз, – говорю я. – Я никогда не предъявлю королеве обвинения публично. Мы все видели, что произошло с Джорджем, который на это отважился.
– Джорджа обвинили в измене королю, – напоминает мне Ричард. – Его вина была несомненна. Он говорил об измене со мной, и я своими ушами его слышал. Он готовил бунт на деньги Франции и готовил новый переворот.
– Сомнений в его вине действительно не было, но раньше ему все это сходило с рук, – говорю я. – Сам бы по себе Эдуард никогда бы не отдал Джорджа под суд. Ты сам знаешь, что это мог быть только совет королевы. Когда твоя мать сама ходила молить его о пощаде и снисходительности, она сказала, что это королева настаивала на смертной казни для Джорджа. Она видела в нем угрозу для своего правления, поэтому не позволила ему обвинять себя. Он назвал ее убийцей, и, чтобы заставить его замолчать, она убила его. И дело было вовсе не в бунте против короля, а во враждебности по отношению к ней.
Ричарду нечего на это ответить.
– И чего же ты боишься? – тихо спрашивает он.
– Изабелла как-то рассказала мне о том, что у королевы есть маленькая шкатулка для драгоценностей, в которой лежит только один клочок бумаги, на котором кровью написано два имени.
Он кивнул.
– Сестра считала, что там – наши с ней имена. Она верила, что королева хочет нас убить, чтобы отомстить за смерть отца и брата. – Я беру его за руки. – Ричард, я уверена в том, что королева постарается меня убить. Я не знаю, как она это сделает: ядом ли, подстроит ли все как несчастный случай или обычное убийство на улице. Но я уверена в том, что она готовит мне смерть, и я этого очень боюсь.
– Изабеллу отравили в замке Уорик, – говорит он. – Она была вдалеке от Лондона, но это ее не спасло.
– Я знаю. Но все равно считаю, что в Миддлеме мне будет гораздо безопаснее, чем здесь, где она видит меня при дворе, где ты соперничаешь с ней, борясь за внимание короля, где я каждый раз, попадаясь ей на глаза, напоминаю ей об отце.
Он все еще колеблется.
– Ты же сам наказывал мне не есть еды, подаваемой из кухонь королевы, – напоминаю ему я. – Еще до того, как Джорджа арестовали, как предъявили ему обвинение. Еще до того, как она добилась его смерти. Ты сам меня предупреждал об опасности.
– Предупреждал, – согласился Ричард, смертельно побледнев. – Тогда я считал, что тебе угрожала опасность, и я по-прежнему считаю, что она тебе угрожает. Я согласен, нам стоит уехать в Миддлем и держаться подальше от двора. У меня много дел на севере, Эдуард отдал мне все Йоркширские земли, принадлежавшие Джорджу. Мы уедем из Лондона и вернемся ко двору, только когда это будет крайне необходимо.
– А что будет с твоей матерью? – спрашиваю я, зная, что она тоже никогда не простит королеве смерти Джорджа.
Мой муж качает головой:
– Она говорит изменнические речи, говорит, что Эдуарду нельзя было захватывать трон, если он собирался сделать такую женщину, как она, королевой. Она называет Елизавету ведьмой, как и ее мать. Она собирается уехать из Лондона и вернуться в Фотерингей. Она тоже не посмеет остаться здесь.
– Тогда мы станем северянами, – говорю я, представляя себе простую жизнь, которую мы сможем вести: подальше от двора с его постоянными страхами, подальше от острых, на грани оскорблений, слов, от развлечений, которые, по сути, лишь прикрывают непрекращающиеся интриги и манипуляции королевы, ее братьев и сестер. Этот двор потерял свою невинность, и в нем больше нет радости. Это двор, где живут убийцы, и я буду очень рада оказаться от него как можно дальше.
Мне так и не удалось обрести той мирной жизни, о которой я мечтала, потому что Эдуард приказывает Ричарду вести войска на Шотландию. Когда мирный договор между Англией и Шотландией оказывается нарушенным и Энтони Вудвилл остается без обещанной шотландской принцессы, именно на Ричарда падает обязанность отомстить за обманутых Риверсов. Он должен взять небольшую армию, состоящую в основном из северян, и принести королю победу, захватив город Берик и войдя в сам Эдинбург. Эта победа была воистину великой, но даже она не убедила двор в том, что Ричард – выдающийся полководец и достойный сын своего отца. Спустя всего лишь месяц до нас доходят слухи о том, что Риверсы недовольны тем, что он не продвинулся дальше и не завоевал больше.
Я угадываю в этом мнении тихий шепот королевы Елизаветы и сжимаю зубы от ярости. Если она сможет убедить мужа счесть эту победу над шотландцами изменническим поражением, то они вызовут Ричарда в Лондон и заставят за нее ответить. Последний брат короля, обвиненный в измене без суда и следствия, захлебнулся в бочке с любимым вином королевы.
Для того чтобы как-то успокоиться, я иду в комнату для занятий и сижу там, слушая, как дети пробираются сквозь дебри латинской грамматики, перечисляют глаголы, которые им было велено выучить наизусть, те же самые, что когда-то давали нам с Изабеллой в замке Кале. Даже сейчас мне кажется, что я слышу голос Изабеллы и ее радостное восклицание, когда ей удается справиться с ними без ошибок. Моему сыну, Эдуарду, исполнилось уже девять лет, и он сидит рядом с дочерью Изабеллы, Маргаритой, которой будет только девять в этом году. Рядом с ней сидит ее брат Эдуард, которого мы все здесь зовем Тедди, ему только семь.
Учитель делает перерыв и говорит детям, что они могут ненадолго отвлечься, чтобы поприветствовать меня, и они тут же собираются вокруг моего кресла. Маргарита прижимается ко мне, и я обнимаю ее, глядя на двоих миловидных мальчиков. Я понимаю, что, кроме них, у меня может больше не быть детей. Мне всего лишь двадцать шесть, и я могла бы родить еще хотя бы шестерых, но этого чуда со мной больше не происходит. Никто: ни повитухи, ни лекари, ни священники – не может мне сказать, почему я больше не беременею. И пока эти дети вместе с хорошенькой и вспыльчивой, как ее мать, Маргаритой – моей любимицей, стали для меня смыслом моей жизни.
– С вами все в порядке, леди мать? – вежливо спрашивает она.
– Все хорошо. – Я убираю ее непослушные темные кудри с глаз.
– Можно мы поиграем в королевский двор? – предлагает она. – Вы будете королевой, а нас будут представлять вам.
Но мне слишком больно сейчас возвращаться к той игре, в которую мы когда-то играли с сестрой, поэтому я говорю:
– Не сегодня, дети. К тому же, возможно, вам нет смысла репетировать. Может быть, дети, вы не поедете ко двору. Кто знает, вдруг вы будете такими, как ваш отец: великими правителями на своей земле, свободными от дворцовой суеты и живущими вдали от королевы.
– А разве мы не должны ехать ко двору на Рождество? – спрашивает Эдуард с сосредоточенно-взволнованным выражением лица. – Мне казалось, отец сказал, что нам всем троим, возможно, придется ехать ко двору на это Рождество.
– Нет, – обещаю я больше самой себе, чем детям. – Мы с вашим отцом поедем, если так велит король. Но вы останетесь тут, в Миддлеме.
– У нас не было выбора, – говорит Ричард, когда мы останавливаемся перед королевской приемной. – Мы должны были прибыть сюда на рождественские празднования. Они и так не были в восторге от того, что ты не взяла с собой детей. Это выглядит так, словно ты не доверяешь им.
– А я и не доверяю им, – говорю я. – Я не повезу их во дворец, пока на троне сидит она. Я не передам детей Изабеллы под ее опеку. Смотри, что случилось с девочкой Мобрей, которую сосватали за принца Ричарда. Когда ее приданое по контракту оказалось предписанным Риверсам, ее судьба была решена: бедняжка не дожила и до своего девятого дня рождения.
– Больше ни слова. – Ричард бросает на меня хмурый взгляд.
Огромные двери перед нами распахнулись, и трубы возвестили о нашем прибытии. Ричард недовольно морщится. С каждым нашим визитом мы замечаем, что двор становится все помпезнее и вычурнее. Не каждый гость нуждается в фанфарах и выкрикивании его титула. Всем и так уже было известно, что большая половина самых состоятельных людей Англии были близкими родственниками королевы.
Я вижу Эдуарда, идущего среди придворных особ: он, заметно округлившийся, на голову выше всех остальных. Судя по всему, он имеет хорошие шансы растолстеть. Королева восседает на золотом троне. Все дети королевской четы, от самой младшей, Бриджит, играющей у ног матери, до самой старшей, красавицы принцессы Елизаветы, взрослой девушки шестнадцати лет, все разодеты в пух и прах и сидят вокруг матери. Принц Эдуард, светловолосый и красивый, как его отец, только что достиг двенадцати лет и приехал из Уэльса, чтобы поучаствовать в рождественских празднованиях; он сидит со своим опекуном Энтони Вудвиллом за шахматным столом, полностью углубившись в развернутую перед ним игру.
Никто не станет отрицать, что это семейство – самое красивое во всей Англии. Знаменитый профиль Елизаветы становится все изысканнее, по мере того как годы превращают детскую миловидность в настоящую красоту. В этом году она потеряла свою пятнадцатилетнюю дочь принцессу Марию, и ее третий сын, Джордж, умер год спустя после того, как она добилась казни его дяди, носившего с ним одно имя. Иногда мне кажется, что эти смерти заставили ее задуматься и сбавить пыл в ее неуемной жажде мести. Пережитое горе выкрасило седую прядь в ее золотистых волосах и сделало ее спокойнее и задумчивее. Она по-прежнему одевается как императрица, в платье из золотой парчи, с опоясывающими ее все еще стройный стан золотыми цепями. Когда я вхожу, она что-то шепчет Энтони Вудвиллу, который тут же поднимает глаза, и они вдвоем приветствуют меня одинаковыми лживыми улыбками. Я чувствую, как под плотными рукавами платья мои руки покрываются мурашками, словно ее взгляд – это ледяной ветер.
– Вперед марш, – говорит Ричард, как он всегда говорил раньше, и мы идем кланяться королю и королеве и принимать радостные приветствия Эдуарда, адресованные любимому брату, и вежливые знаки внимания от королевы человеку, которого за его спиной она называет предателем.
Для всех же остальных рождественские праздники при дворе были возможностью приблизиться к королевской чете и попытаться установить дружеские, если не фривольные отношения с ними, чтобы получить от этого выгоду в будущем. Вокруг короля постоянно вращается целый вихрь интриг и интересов, и он по-прежнему раздает дары и дарует свое покровительство. Однако сейчас даже более, чем раньше, становится заметно, что именно королева и ее семья, ее братья и сестры, даже ее сыновья от первого брака управляют всем двором и доступом к королю. Она позволяет ему заводить любовниц, он даже хвалится ими, она позволяет ему благодетельствовать незнакомцам. Но самые крупные дары и самые большие состояния королевского дома переходят в руки только членов ее семьи и ее друзей, никому более. Однако она никогда не заявляет свои права на это открыто. Она не встревает в споры и обсуждения, не вскакивает, не повышает голоса, но тем не менее вся власть при дворе находится в ее руках и в руках ее братьев. Энтони, Лайонел и Эдуард наблюдают за происходящим в кулуарах королевского дворца так, словно они шулера за карточным столом и ждут только появления свежего недотепы. Ее сыновья от первого брака, Томас и Ричард, обласканные, обогащенные и облагороженные королем, контролируют доступ в королевские приемные покои. Ничего не происходит там без их ведома, и ничто не вершится без ее на то позволения, высказанного с улыбкой.
Королевское семейство всегда прекрасно одето, а их жилые покои всегда обставлены с блеском и роскошью. Бросив Ричарда одного защищать страну от скоттов силами армии, которую тот сам собрал, Эдуард потратил целое состояние на новые доспехи для рыцарских турниров, где никто даже близко не увидит лезвие боевого оружия. Эдуард выглядит идеальным королем, он красив и обходителен, но я думаю, что сейчас это, пожалуй, единственное, на что он способен: сохранять фасад, лишь видимость реальной власти. Он выглядит как король, он говорит как король, но он не правит, как подобает королю. Настоящая же власть находится в руках королевы, которая выглядит и говорит, как всегда: красивая женщина, вышедшая замуж по любви, посвятившая свою жизнь семье и детям и всегда исключительно милостивая к своим друзьям. Она и сейчас до сих пор невероятно очаровательна, и этим ее чарам все еще невозможно противиться. Глядя на нее, никто не смог бы заподозрить в ней самого неразборчивого в средствах махинатора, дочь признанной ведьмы, женщины, чьи красивые тонкие руки были по локоть обагрены кровью.
Эти двенадцать дней рождественских праздников в этом году были бы самыми яркими за всю историю развлечений, устраиваемых королевским семейством, если бы сразу после самого Рождества во дворец не принесли известие из Бургундии о предательстве родственника королевы, герцога Максимилиана. В поисках выгоды, подобно королеве, своей родственнице, Максимилиан заключил мировое соглашение с Людовиком Французским, отдав тому в жены для сына свою дочь и провинции Бургундию и Артуа в качестве приданого.
Ричард вне себя от злости и волнения. Бургундия всегда была нашей опорой, балансом в противостоянии мощи Франции. Земли, отданные Франции, Бургундия и Артуа, были исконно английскими, и факт их передачи означал конец выплатам от французской короны, за счет которых Эдуард и его двор богатели год от года.
В этот непростой момент я не могла отказать себе в тайной радости: дочь королевы, принцесса Елизавета, помолвленная с французским принцем, оказалась обманутой, причем принц отдал предпочтение ее родственнице по материнской стороне, ее кузине. Сама принцесса Елизавета кажется безразличной к происходящему и играет с братьями и сестрами в зимних садах или ездит на охоту на болота вдоль реки. Однако я уверена в том, что она чувствует себя униженной Францией, поскольку лишилась шанса стать королевой Франции и не смогла оправдать ожиданий своего отца. Ну конечно, что может быть хуже: она не смогла исполнить свою роль в планах отца.
В этом кризисе именно Ричард занимается составлением политических отношений, потому что королева не имеет представления о том, что необходимо делать. Мой муж говорит брату о том, что весной он снова отправится походом на Шотландию. Если ему удастся их победить и привести к присяге королю, то они станут нашими союзниками в борьбе против Франции, и мы сможем пойти на них войной. Именно Ричард выносит это предложение на заседание парламента, и тот жалует ему за него прекрасный дар: огромное графство Камберленд. В дополнение к нему Ричарду было предложено сохранить за собой всю землю, которую он завоюет юго-западнее Шотландии. Это действительно огромный дар, но Ричард достоин этих владений. Впервые за долгое время Эдуард признает, что сделал для него его брат, и жалует ему крупные земельные наделы на севере страны, где Ричарда любят и где теперь наш дом.
Эдуард объявляет о своем решении на заседании совета, но мы слышим о нем во дворце, когда братья возвращаются в покои королевы рука об руку. Королева слышит объявление Эдуарда о том, что Ричарду надо будет организовать на севере совет, чтобы помочь ему управиться с огромными землями, и на ее лице тут же отражаются изумление и испуг, с которым она смотрит на своего брата Энтони. Мне становится ясно, что, принимая это решение, король не советовался с королевой, и первой ее мыслью был поиск способов его изменить, поэтому она и посмотрела сразу на своего первого союзника, брата. Энтони более дипломатичен, чем сестра, и выходит вперед, чтобы поздравить Ричарда с новоприобретением, улыбается и обнимает его, потом разворачивается, целует мою руку и говорит, что теперь я стану принцессой среди снегов. Я улыбаюсь и бормочу что-то в благодарность, понимая, что я очень много увидела, а поняла еще больше. Я увидела, что король не во всем доверяет королеве, и что королева обязательно подмяла бы его под себя, если бы смогла, и что она рассчитывает на брата как на своего союзника в противостоянии королю. Но это еще не все: из их быстрого обмена взглядами я поняла, что ни брат, ни сестра не любят Ричарда и не доверяют ему. Хуже того, они относятся к нему с подозрением и страхом.
Король прекрасно понимает, что королеве не нравится его решение. Он берет ее руку и говорит:
– Ричард удержит север, и с божьей волей и молодой энергией моего брата я сделаю это королевство еще более великим, чем оно было до меня.
– Оно станет таким под твоим правлением, – напоминает она с неизменно милой улыбкой. Я вижу, как зашевелился Энтони, словно собираясь что-то сказать, потом он чуть заметно качает головой, глядя на сестру, и затихает.
– Он станет смотрителем западных приграничных земель. И когда мой сын сядет на престол, Ричард будет охранять границы для него, будет его советником и защитником, а я буду смотреть на это с небес и радоваться.
– О милорд, не говорите так! – восклицает королева. – Вашему сыну еще долго не суждено занять ваш трон.
И я задумываюсь, только ли мне становится неприятно от того, как прозвучали эти слова.
Это был его смертный приговор, я в этом уверена. Я готова в этом поклясться. Она рассудила, что его симпатия к Ричарду стала расти, и он начал полагаться на него больше, чем, несмотря на все ее старания, на ее семью. Она могла сделать своего брата Энтони защитником и опекуном принца и благодаря этому правителем Уэльса, но тот дар, который был передан Ричарду, означал гораздо больше того, что было у Риверса. Ричарду дали право собирать армии и управлять ими, в его руки перепоручили почти весь север Англии. Она понимала, что если король решит написать завещание, то Ричарда в нем назовут регентом. Она думала, что, отдавая брату север королевства, Эдуард был готов разделить страну: Риверсы правили бы Уэльсом и югом Англии, а Ричард – севером. По-моему, она почувствовала, что власть постепенно утекает из ее рук, увидела, что король благоволит к брату, и поняла, что Ричард сможет удержать границу со скоттами, равно как и справиться с управлением севером королевства. По-моему, она подумала, что Ричард становится истинным наследником короля и благодаря северным землям лишь только вырастет во власти и авторитете. И как только она поняла это, она должна была решить отравить своего мужа, короля, чтобы он не смог отдать Ричарду что-то еще, чтобы мой муж не смог накопить достаточно сил и власти и стать угрозой для нее.
Эти мысли не сразу пришли мне в голову. Сначала я выезжаю из Лондона с чувством величайшего облегчения, которое всегда испытываю, оставляя за спиной Епископские ворота, направляясь на север, к своему мальчику и маленьким племянникам. У меня появляется странное ощущение, что быстрый взгляд, которым обменялась королева со своим братом, не сулил нам ничего хорошего, как он не сулил этого никому другому, не имеющему отношения к этой сплоченной парочке. Однако дальше я эту мысль развивать не хочу.
Я стою на лугу за пределами стен замка, наблюдая за тем, как дети тренируются в выездке. Они ездят на крепких лошадках, выращенных из длинношерстных пони, которые живут здесь, на болотах. Дети направляют своих скакунов на линию из невысоких преград, чтобы потренироваться в прыжках. Как только маленькие всадники осваиваются со взятой высотой, конюхи приподнимают преграду немного выше. Моя задача – остановить их, когда высота будет достаточной для Тедди, и выбрать победителя между Маргаритой и Эдуардом. Я собрала наперстянку, чтобы из нее свить венок-корону для победителя. Маргарита легко и чисто выполняет прыжок и оборачивается ко мне, сияя от восторга. Эта смелая девочка готова направить коня на любую преграду. Мой сын прыгает следом за ней, не так красиво, но даже более решительно, чем она. Я думаю, что вскоре нам придется пересадить его на большого коня, и тогда он начнет тренироваться на ристалище для взрослых.
Внезапно до нас доносится набат с колокольни замка. С крыш и балок замка поднимаются в воздух бесчисленные грачи, и воздух заполняется их тревожными криками. Встревоженная, я оборачиваюсь. Дети останавливают своих лошадок и с выжиданием смотрят на меня.
– Я не знаю, в чем дело, – отвечаю я на их озадаченные взгляды. – Быстро возвращайтесь в замок.
Меня настораживает не столько сам набатный бой, а его ровный ритм, означавший известие о смерти, о смерти члена семьи. Но кто мог умереть? На мгновение я задумываюсь, не нашли ли мою мать мертвой в ее комнатах и не был ли этот колокольный звон заказан, чтобы ознаменовать смерть, так давно объявленную в парламенте. Но об этой смерти меня должны были известить первой. Я придерживаю край платья руками, чтобы оно не мешало мне сбежать по вымощенной камнем дорожке ко внутренним воротам замка, куда поскакали дети.
Ричард стоит на лестнице, ведущей в большой зал, и вокруг него собираются люди. У него в руках зажата какая-то бумага, на которой я узнаю королевскую печать. Сначала у меня появляется счастливая надежда на то, что мои молитвы наконец достигли цели и королева мертва, но, когда я подбегаю к ступеням и останавливаюсь рядом с мужем, он говорит сдавленным от горя голосом:
– Это Эдуард. Мой брат.
Я тихо вскрикиваю, но терпеливо жду, пока затихнет звук колокола и все глаза собравшихся не устремлятся на Ричарда. Все трое детей прибегают из конюшен и замирают там, где должны быть: на ступенях перед нами. Эдуард снял свою шляпу, а Маргарита – берет с кудрявой головки Тедди.
– У нас траурное известие из Лондона, – громко говорит Ричард, чтобы его могли слышать все, даже подбегавшие издалека рабочие. – Его величество король, мой возлюбленный брат, скончался.
Толпа зашевелилась, поднялся гомон. Ричард кивает, словно разделяя их удивление.
– Несколько дней назад он заболел и умер. Его соборовали, и нам предстоит молиться за упокой его бессмертной души.
Многие в толпе крестятся, одна женщина всхлипывает и прижимает к глазам передник.
– Корону унаследует его сын, Эдуард, принц Уэльский, – провозглашает Ричард. Затем добавляет, уже значительно громче: – Король умер. Да здравствует король!
– Да здравствует король! – повторяем все мы в один голос, затем Ричард берет меня под руку и уводит в главный зал. Дети идут следом за нами.
Ричард отправляет детей в часовню молиться за упокой души их дядюшки, короля. Он быстр, решителен и уже прекрасно представляет себе, что и как необходимо делать. В нашей судьбе настал переломный момент, и мой муж – Плантагенет, как и положено людям его крови, раскрывает все свои сильнейшие стороны перед лицом появившихся возможностей. Он, дитя войны, солдат и командир, управляющий западными приграничными территориями, своим собственным трудом добившийся своего положения среди лучших людей его брата, готов к тому, что произошло: его брат умер, и теперь именно он должен защитить его наследие.
– Любимая, я должен буду тебя оставить, – говорит мне он. – Я должен ехать в Лондон. Он назначил меня регентом, и я должен позаботиться о том, чтобы его королевству ничего не угрожало.
– Кто может ему угрожать?
Он не отвечает: «Женщина, которая угрожала миру и покою Англии с того самого дня, как в проклятый майский день она очаровала и соблазнила нашего короля». Вместо этого он просто смотрит на меня с серьезным видом и говорит:
– Помимо всего остального, я опасаюсь высадки войск Генриха Тюдора.
– Сына Маргариты Стэнли? – с удивлением переспрашиваю я. – Мальчика-полукровки, наполовину Бофорта, наполовину Тюдора? Его не стоит бояться.
– Эдуард его боялся. Он пытался наладить отношения с его матерью, чтобы та вернула его в страну как друга. Он – наследник дома Ланкастеров, хоть и непрямой, и был в изгнании с тех пор, как Эдуард занял трон. Он наш враг, и я не знаю, кто у него в союзниках. Я не боюсь его, но должен вернуться в Лондон, чтобы убедиться в том, что трону Йорков ничего не угрожает.
– Тебе придется иметь дело с королевой, – предупреждаю его я.
Он улыбается мне:
– Этого я тоже не боюсь. Она не сможет ни очаровать, ни отравить меня. Она больше не играет никакой роли. В самом худшем случае она может попытаться возвести на меня напраслину, но никто из мало-мальски значимых людей не станет ее слушать. Смерть моего брата стала ударом и для нее тоже, хотя она поймет это, только когда почувствует, что ее свергли с пьедестала. Она – вдовствующая королева и больше не является главным советником короля. Я должен буду работать с ее сыном, но он и сын Эдуарда тоже, и я прослежу за тем, чтобы он признал мою власть и авторитет как своего дяди. Моя задача – взять парнишку за руку и наставить его, защитить его право наследия и проследить за тем, чтобы он сел на трон, как и хотел этого мой брат. Я – его регент, его защитник, его дядя. Я – защитник королевства и его будущего короля. Я возьму его под свою опеку.
– Мне поехать с тобой?
Он покачал головой:
– Нет, я поскачу быстро и возьму с собой только самых близких друзей. Роберт Бракенбери уже выехал, чтобы подготовить нам смену лошадей по дороге. Подожди здесь, пока я не отправлю Елизавету Вудвилл и все это проклятое семейство Вудвилл в Виндзор оплакивать свою утрату и не уберу подальше с дороги. Я пришлю за тобой, когда получу должностную печать и Англию в свое распоряжение. – Он улыбается мне: – Это момент моей славы и моей скорби по умершему брату. Некоторое время, пока мальчик еще слишком мал, я буду править Англией как король. Я продолжу войну с Шотландией и договорюсь с Францией. Я прослежу за тем, чтобы на этой земле торжествовала справедливость и чтобы достойные люди, а не только родня Риверсов получали хорошие посты. Я уберу Риверсов с тех постов, которые они занимают сейчас, и отберу их новоприобретенные земли. Я буду править Англией, и люди скажут, что я был хорошим протектором и хорошим братом. Я расскажу маленькому Эдуарду, каким великим человеком был его отец и каким он мог бы стать, если бы не эта женщина.
– Я приеду в Лондон, как только ты за мной пришлешь, – обещаю я. – А здесь мы будем молиться за упокой души Эдуарда. Он был грешником, но его тут любили.
– Он просто был предан женщиной, которую вознес на самое высокое положение, которого она только могла достичь в этой стране, – качает головой Ричард. – Он просто оказался бессильным глупцом, попав в сети любви. Я прослежу за тем, чтобы его наследие перешло к мальчику, и сделаю его истинным наследником, достойным внуком своего деда. – Он на мгновение замолкает. – А что касается ее, я отправлю ее в ту деревню, из которой она попала в Лондон, – пообещал он с несвойственной ему горечью. – Она отправится в монастырь и проведет остаток своих дней там, в уединении. Хватит уже с нас и ее самой, и ее родни. Время Риверсов в Англии прошло, и я очищу двор от их присутствия.
Ричард отправляется в путь прямо в день получения известия. Он ненадолго останавливается в Йорке, где он сам и весь город приносят клятву верности своему племяннику. Он говорит жителям города, что почтит почившего короля верностью его сыну, и отправляется в Лондон.
А потом я перестаю получать от него вести. Меня не удивляет его молчание: если он едет в Лондон, то о чем ему мне писать? О медленном продвижении по размытым дорогам этой весной? Я знаю, что он встречается с герцогом Бэкингемом, молодым Генрихом Стаффордом, которого против его воли женили на кузине Вудвиллов Катерине, заключив соглашение о помолвке, когда те были еще совсем детьми, и который, сам того не ведая, приблизил смертный исход Джорджа, чтобы потрафить жене и ее сестре. Я знаю, что Уильям Гастингс написал Ричарду, чтобы тот немедленно приезжал, и предупредил его о враждебности королевы. Знатные лорды должны были собраться, чтобы защитить маленького Эдуарда, наследника короны своего отца. Я знаю, что Риверсы наверняка захотят окружить его и защитить от всех остальных, но кто сможет противиться Ричарду, брату короля и названному протектору, регенту Англии?
В середине мая я получаю письмо от мужа, написанное его рукой и заклеенное его печатью. Я уношу его в свои комнаты, подальше от шума и суматохи замка, и читаю его при свете от окна.
«Ты скоро услышишь, что коронация моего племянника пройдет 22 июня, но ты не должна приезжать в Лондон, пока я собственноручно не напишу тебе о том, что это нужно сделать. Лондон – не безопасное место для тех, кто не принес присягу верности Риверсам и не является их близким другом. Сейчас она показывает свое истинное лицо, и я готов к самому худшему. Она отказывается от роли вдовствующей королевы, надеясь занять место короля. Я вынужден относиться к ней как к врагу и не забываю Джорджа, твою сестру и их ребенка».
Я иду на кухню, где камин горит круглые сутки, комкаю письмо и бросаю его в горящие поленья и не ухожу до тех пор, пока оно не сгорает полностью. Мне не остается ничего другого, как ждать новостей.
Во дворе возле конюшни дети наблюдают за тем, как кузнец подковывает их пони. Все выглядит безопасным и обыденным: огонь горнила в кузнице и дым, густыми клубами вырывающийся из-под ее крыши. Мой сын Эдуард держит повод своего нового коня, красавца коба, коренастого верхового скакуна, а кузнец держит ногу коня, зажав ее между коленями, и забивает в копыта гвозди. Я скрещиваю пальцы в старинном защитном знаке от колдовства и вздрагиваю, когда ощущаю дуновение холодного сквозняка от дверей. Если королева показывает свое истинное лицо и мой муж приготовился к худшему, то ее враждебность ко мне и всем моим родственникам станет заметна всем при дворе. Кто знает, может быть, именно сейчас она накладывает заклятье на правую руку моего мужа, которой он держит меч, чтобы та ослабела, или подкупает его сторонников, настраивая их против него самого.
Я разворачиваюсь и иду в часовню, чтобы помолиться за Ричарда, чтобы он не терял сил в противостоянии против Елизаветы Вудвилл и всей ее многочисленной родни и друзей, которых она собрала вокруг себя. Я молюсь о том, чтобы мой муж действовал решительно и смело, чтобы мог использовать любые доступные ему средства, потому что понимаю: эта женщина ни перед чем не остановится, чтобы посадить своего сына на трон и избавиться от нас. Я вспоминаю, как Маргарита Анжуйская учила меня быть готовой к временам, когда мне придется пойти на все, что угодно, чтобы защитить себя и положение, которое я заслуживаю. Я надеюсь, что мой муж тоже готов к любым действиям. Я не знаю, что происходит в Лондоне, но боюсь начала новой войны, и на этот раз это будет поход истинного брата короля на лживую, жадную королеву. И мы должны, просто обязаны одержать в этой войне победу.
Я жду. Отправляю одного из наших доверенных слуг с письмом к Ричарду, умоляя его поделиться новостями и предупреждая о вероломстве королевы.
«Ты знаешь, что она обладает особой силой, поэтому тебе необходимо защититься от них. Делай все, что необходимо, чтобы защитить наследие твоего брата и собственную жизнь».
Живя в замке без Ричарда, я каждый день провожу с детьми, словно постоянное наблюдение за ними помогает мне укрыть их от моровой чумы и злых мыслей, которые струятся к ним из Лондона, прервать полет коварно пущенной стрелы или убедиться в том, что новая лошадь моего сына ходит спокойно под его седлом. Если бы я могла держать сына на руках, как некогда, пока он был еще совсем малышом, я бы не отпускала его ни на мгновение. Я ни на секунду не сомневаюсь в том, что холодные серые глаза королевы сейчас смотрят в нашу сторону, а ее сердце готовит недоброе для моего мужа и нас, потому что это противостояние в конечном итоге сводится к нашей борьбе против нее.
Каждое утро после службы в часовне я поднимаюсь на вершину южной башни и оттуда смотрю на дорогу в Лондон. И однажды я замечаю на ней шлейф пыли, как будто там только что проехала дюжина всадников. Я тут же кричу своей служанке:
– Отведи детей в мою комнату и предупреди стражу. К нам кто-то едет.
Ее настороженный вид и торопливость, с которой она бросилась вниз выполнять мое поручение, подсказали мне, что я не единственная, кто знает, что Ричард, мой муж, выполняет свой долг, передавая трон своему племяннику, и находится в большой опасности и что эта опасность способна добраться и сюда, в наш самый защищенный дом.
Я слышу, как грохочет опускаемая решетка и поднимается разводной мост, как дробно топочут шаги наших стражей, выбегающих на стены замка. Когда я выхожу в большой зал, дети уже ждут меня там. Маргарита крепко держит брата за руку, Эдуард успел перепоясаться перевязью с мечом и стоит с самым решительным видом. Все трое встают на колени, чтобы получит мое благословение, и, когда я касаюсь рукой их теплых голов, я ощущаю страх за всех троих.
– К крепости приближаются всадники, – говорю я им как можно спокойнее. – Возможно, они привезли послание от вашего отца, но в стране неспокойно, и я решила не рисковать. Поэтому я послала за вами, чтобы вы вошли в крепость.
Эдуард поднимается на ноги:
– Я не знал, что в стране сейчас неспокойно.
– Я неточно выразилась, – качаю я головой. – В стране сейчас все в порядке, и она ждет, когда бразды правления возьмет в свои руки ваш отец как регент по праву. Неспокойно сейчас при дворе, и я думаю, что королева попытается сесть на трон и править вместо своего сына. Она может попытаться стать регентом сама. Я беспокоюсь за вашего отца, который связан своим обещанием королю взять принца Эдуарда под свою опеку, научить его править и посадить на трон. Если мать принца поведет себя враждебно, то вашему отцу придется принимать быстрые решения и действовать незамедлительно.
– Но что может сделать королева? – спрашивает маленькая Маргарита. – Что она может сделать с моим дядей?
– Не знаю, – отвечаю я. – Поэтому мы подготовились к нападению на тот случай, если сюда едут враги. Но нам здесь ничего не грозит, наши солдаты сильны и умелы, а замок верен нам. Весь север Англии поддержит вашего отца так, как если бы он был самим королем. – Я пытаюсь им улыбнуться. – Наверное, я излишне беспокоюсь, но мой отец приучил меня быть всегда готовой к обороне. Отец всегда поднимал мост, если не знал, кто едет по дороге.
Мы прислушиваемся и ждем. Потом до нас доносится вопрошающий крик начальника нашей стражи и немедленно последовавший ответ. Потом раздался звон цепей, и мост стал опускаться на место. Стук копыт с дальнего конца моста и поскрипывание древесины говорили о том, что всадники переправляются через ров.
– Все в порядке, – говорю я детям. – Это друзья с известиями.
Вот на каменной лестнице, ведущей в зал, слышатся шаги, и мой стражник открывает дверь, в которую входит Роберт Бракенбери, друг детства Ричарда, с широкой улыбкой.
– Простите, если мы вас заставили беспокоиться, миледи, – сказал он, вставая на колено и протягивая мне письмо. – Мы торопились, а надо было послать гонца вперед, чтобы дать вам знать, что едет мой отряд.
– Я просто решила проявить осторожность, – говорю я и беру письмо. Я делаю знак моей помощнице наполнить бокал для сэра Роберта. – Вы можете идти, – говорю я своим дамам и детям. – Я поговорю с сэром Робертом.
Эдуард колеблется.
– Могу ли я спросить сэра Роберта, здоров ли мой отец?
Сэр Роберт поворачивается к нему и наклоняется так, чтобы оказаться с десятилетним мальчиком одного роста. Заговорив, он обращался ко всем троим детям.
– Когда я покидал Лондон, ваш отец был здоров и весьма деятелен, – говорит он. – Он уже взял принца Эдуарда под свою опеку и собирается непременно возвести его на трон в надлежащее время.
Дети кланяются мне и выходят из комнаты. Я жду, пока за ними закроется дверь, и только тогда открываю письмо. Ричард, как всегда, немногословен:
«Риверсы плетут заговор против нас и против всех старых лордов Англии. Они намерены заменить род Плантагенетов собой. Я обнаружил собранное и скрытое ими оружие и считаю, что они готовят переворот, который должен закончиться нашими смертями. Я намерен защитить нас и королевство от этих людей. Приезжай в Лондон, немедленно. Мне необходимо, чтобы тебя видели рядом со мной, и мне самому необходимо твое присутствие. Оставь с детьми надежную охрану».
Я аккуратно складываю письмо и прячу его в складки платья. Сэр Роберт стоит, ожидая, когда я к нему обращусь.
– Рассказывай, что происходит, – велю я.
– Королева собирает армию и готовится посадить сына на трон. Она хотела лишить нашего господина регентства и сделать так, чтобы регентства не было вовсе. Она собиралась, посадив сына на трон, править страной его руками самостоятельно, вместе со своим братом Энтони.
Я киваю, почти не смея дышать.
– Наш господин захватил принца Эдуарда, пока люди королевы перевозили его из Ладлоу в Лондон. Милорд арестовал ее брата, Энтони Вудвилла, и ее сына от первого брака, Ричарда Грея, и забрал юного принца под свою опеку. Когда мы добрались до Лондона, оказалось, что королева бежала в святилище.
– Бежала в святилище? – не выдерживаю я.
– Это прямое признание своей вины. Детей она забрала с собой. Милорд держит принца в королевских комнатах в Тауэре, готовя его к коронации. А совет провозгласил милорда лордом-протектором, регентом в соответствии с волей почившего короля. Королева отказывается приходить на коронацию или отпустить принцев и принцесс из святилища, чтобы они могли прийти и поддержать брата.
– Что она там делает?
– Безо всякого сомнения, она намерена опротестовать или захватить право регентства, все еще находясь под защитой святилища, – поморщившись, ответил он. – Ее брат велел флоту отплывать, и они вышли в открытое море. Мы готовимся к нападению со стороны рек. А еще милорд считает, что, находясь в святилище, она занимается колдовством, – добавляет он, бросив на меня внимательный взгляд.
Я осеняю себя крестным знамением и опускаю руку в карман, чтобы прикоснуться к амулету от колдовства, который мне когда-то дал Джордж.
– Он говорит, что у него стала болеть и отниматься правая рука, которой он держит меч. Он считает, что она пытается его ослабить.
Я ловлю себя на том, что стою, крепко стиснув руки.
– Что он может сделать, чтобы защитить себя?
– Не знаю, – нерадостно отвечает сэр Роберт. – Ума не приложу, что он может с этим сделать. А еще принц постоянно спрашивает о матери и своем опекуне, Энтони Вудвилле. Ясно же, что как только он получит корону, то тут же велит их привести, и они станут править Англией его руками. Мне лично кажется, что милорду придется удерживать принца под присмотром без коронации до тех пор, пока он не договорится обо всем с этим семейством. Ради его же собственной безопасности. Если сын королевы окажется на троне, она снова захватит власть. Она точно что-нибудь предпримет против нашего милорда и против вас с сыном. А как только она снова получит доступ к власти через своего сына, считайте лорда Ричарда уже казненным.
При мысли о том, что эта женщина молча ткет паутину зла для моего мужа, меня и наших детей, у меня подгибаются колени, и мне приходится опереться о камин, чтобы устоять на ногах.
– Не отчаивайтесь, – подбадривает меня сэр Роберт. – Если мы предупреждены об опасности, значит, мы вооружены против нее. Милорд собирается призвать своих верных людей с севера. Он позовет их в Лондон. Принц у него в руках, и он готов ко всему, что может сотворить королева. И нам не обязательно торопиться с коронацией, пока не будет достигнуто соглашение. А пока он может спокойно держать его при себе.
– Он говорит, что мне надо ехать к нему.
– Мне велено вас сопроводить, – говорит сэр Роберт. – Можем ли мы отправиться завтра утром?
– Да, – отвечаю я. – С первыми лучами солнца.
Дети приходят к конюшне, чтобы проводить меня. Я целую каждого из них, и они опускаются на колени, чтобы получить мое благословение. Труднее всего мне дается расставание с ними, но, взяв их с собой в Лондон, я рискую подвергнуть их неизвестной опасности. Мой сын, Эдуард, выпрямляется и говорит:
– Я позабочусь о своих брате и сестре, миледи мать. Не бойтесь за нас. И я удержу замок Миддлем для отца. А там будь что будет.
Я улыбаюсь, чтобы они поняли, что я горжусь ими, но мне очень трудно отвернуться от них и сесть на свою лошадь. Я смахиваю слезы тыльной стороной перчатки.
– Я пошлю за вами сразу, как это станет возможным, – говорю я им. – И буду думать о вас каждый день и молиться каждый вечер.
Сэр Роберт подал сигнал, и наш небольшой отряд отправился под красивой аркой на подъемный мост и на дорогу, ведущую в Лондон.
На каждой остановке мы слышим все больше запутанные слухи. В Понтефракте люди говорят, что коронацию отложили из-за того, что члены совета оказались предателями, вступившими в сговор с королевой. В Ноттингеме, где мы останавливались в замке на ночь, считали, что она собиралась сделать королем своего брата, Энтони Вудвилла, а еще кто-то говорил, что она прочила ему регентство. За пределами Нортгемптона я слышу, как кто-то клянется, что королева отправила всех своих детей за границу, к своей сестре, Маргарите из Фландрии, потому что боялась, что придет Генрих Тюдор и захватить власть.
Возле Сент-Олбанс рядом со мной некоторое время едет коробейник и рассказывает, как он слышал от одной из своих самых уважаемых покупательниц, что королева на самом деле никакая не королева, а ведьма, околдовавшая короля, и дети ее не просто дети, а нажитые колдовством. У него оказывается наготове даже новая баллада: новая трактовка истории о Мелусине, водной ведьме, которая прикинулась смертной, чтобы родить детей от своего мужа, а затем была застигнута врасплох в виде русалки. Нет никакого смысла слушать, с каким удовольствием торговец распевал свою балладу, или вникать в сплетни уличных торговок, лишь подпитывающие мои собственные страхи перед злой силой королевы, но я ничего не могу с собой поделать. Но хуже всего то, что все мы в этой стране только и делаем, что прислушиваемся к сплетням и пытаемся угадать, какой следующий шаг предпримет королева. Мы все молимся о том, чтобы Ричард успел помешать ей посадить ее сына на трон и отдать страну в руки собственного брата, потому что такой ход событий однозначно приведет к перевороту и войне.
Проезжая через Барнет, место, в котором помнят, как мой отец сражался в бою с этой королевой и ее семейством, я сворачиваю к маленькой часовне, которую построили прямо возле поля боя, и зажигаю свечу в его память. Где-то там, под зреющей кукурузой, лежали тела тех, кого похоронили прямо там, где они пали. Там же вместе с ними покоится отцовский конь, Ворон, который тоже отдал свою жизнь во имя служения нам. Теперь я знаю, что мы стоим на пороге новой битвы, и на этот раз моему мужу предстоит создавать короля.
Я соскакиваю с лошади, взлетаю по лестнице нашего дома в Лондоне и оказываюсь в крепких объятиях Ричарда в одно мимолетное мгновение. Мы держимся друг за друга так, словно только что чудом выжили в кораблекрушении, когда были детьми, а потом сбежали из дома, чтобы пожениться. Я снова вспомнила, что он – единственный человек, который мог меня защитить, а он обнимает меня так, словно я – единственная женщина, которую он когда-либо хотел.
– Я так рад, что ты приехала, – шепчет он мне на ухо.
– Я так рада, что ты жив, – отвечаю я.
Мы отступаем друг от друга на шаг, чтобы встретиться взглядом, словно не веря, что так долго были не вместе.
– Что тут происходит? – спрашиваю я.
Он бросает взгляд на дверь, проверяя, закрыта ли она.
– Я раскрыл часть заговора, – говорит он. – Готов поклясться, что он оплетает почти весь Лондон, но мне удалось схватить пока только самый хвост. В игре появился новый персонаж: любовница Эдуарда, Елизавета Шор, и она играет роль посредника между Елизаветой Вудвилл и его другом, Уильямом Гастингсом.
– А я думала, что это Гастингс вызвал тебя в Лондон, – перебиваю я его. – Разве не он хотел забрать принца из-под крыла Риверсов? Разве не он предупредил тебя о том, что это надо сделать как можно скорее?
– Именно так. Когда я только приехал в Лондон, он сказал мне, что его пугает власть, которую обрели Риверсы. Но теперь он переметнулся на их сторону. Я не знаю, как именно она до него добралась, но ей удалось очаровать его так же, как она очаровывает всех остальных. Ну, во всяком случае, я узнал об этом весьма вовремя. Она собрала целую группу заговорщиков, готовых оспаривать волю моего брата и противостоять мне. Среди этих людей Гастингс, возможно, архиепископ Роттерхэм, уже точно епископ Мортон и, возможно, Томас Стэнли.
– Муж Маргариты Бофорт?
Он кивает. И это для нас плохая новость, потому что лорд Стэнли известен тем, что всегда принимает сторону победителя. Если он встал на сторону, противостоящую нам, значит, наши шансы невелики.
– Они не хотят, чтобы я короновал мальчика и служил его старшим советником. Они хотят, чтобы он пребывал только под их опекой и ни в коем случае не под моей. Они хотят удалить его от меня, как только это станет возможно, и восстановить Риверсов во всех их правах, арестовав меня за измену. Только тогда они его коронуют, поставят регентом Энтони Вудвилла и сделают его лордом-протектором. Мальчик стал одновременно и трофеем, и пешкой в этой игре.
Я могу лишь качать головой в ответ.
– Что ты собираешься делать?
– А что мне еще делать? – мрачно улыбается он. – Я арестую их за измену. Заговор против лорда-протектора – это тоже измена, почти такая же, как если бы я был королем. У меня уже под стражей сидят Энтони Вудвилл и Ричард Грей. Я просто арестую Гастингса, и епископа, и Томаса, лорда Стэнли.
Раздается стук в дверь, и в нее входят мои дамы с сундуком моей одежды.
– Не сюда, – говорит им мой муж. – Ее светлость и я будем спать в других комнатах, в дальней части дома.
Они делают реверанс и выходят.
– А почему мы будем жить не в своих комнатах, где живем обычно? – спрашиваю я. – Там красиво, и окна смотрят на реку.
– С той стороны дома безопаснее, – говорит Ричард. – Брат королевы вывел флот во море. Если они поднимутся вверх по Темзе и откроют по нам огонь, то ядра попадут прямо в наши комнаты. Этот дом никто и не думал укреплять. Кто бы стал ожидать нападения с реки от своего собственного флота?
Я выглядываю из широких окон на реку, которую так люблю, на кораблики, паромы, маленькие лодки и баржи, мирно плывущие по своим делам.
– Брат королевы может напасть на нас? С нашей реки, с Темзы? И стрелять по нашему дому?
Он кивает в ответ.
– Пришло странное время, – говорит он. – Каждое утро я встаю и пытаюсь угадать, какие еще адские испытания она приготовила нам сегодня.
– Кто на нашей стороне? – Этот вопрос мой отец всегда задавал одним из первых.