Информационный анализ социальных процессов. Проблемы социологической информатики. Сиверц ван Рейзема Ян Вильям

Духовная культура может быть определена как представленный в знаковых актах опыт человечества. С этой точки зрения она выступает как особая разновидность социальной информации, содержащей этот опыт. Другая часть социальной информации по своему характеру непосредственно утилитарна. Это повседневные знаковые акты, направленные на разрешение конкретных вопросов, обусловливающие конкретные действия, ценность которых ограничивается успешностью последних и не отлагается в виде общезначимого в культуре опыта.

Для того чтобы представить себе наглядно соотношение духовной культуры и утилитарной оперативной информации, достаточно вспомнить совокупность текстов, которые создает и воспринимает человек в течение одного дня. Большая часть этих текстов забывается или уничтожается в силу того, что хранение их перегрузило бы память человечества и привело бы к невозможности успешных действий на другой же день. Таким образом, по характеру функционирования культура представляет собой социальную память человечества, закрепление его социального опыта. Этот опыт материально представлен как сумма отобранных, сохраняемых знаковых актов.

Использование знаковых актов, отобранных и хранимых в культуре, разнообразно. Для историков любой хранимый в обществе текст – источник исторической информации. Поэтому всякий находящийся в архиве текст может быть использован для различных сопоставлений, производимых историками. Точно так же и любой предмет культуры: живописные произведения, печатные тексты, предметы техники, хранимые в музее, могут быть поставлены в бесконечно большой ряд сопоставлений и использованы как опыт для разрешения совершенно новых ситуаций, принципиально непредвидимых.

В этом отношении можно говорить о том, что тексты строятся по историческим критериям правильности образования текстов. Однако правильность эта всегда выражается, с одной стороны, мерой соответствия субъективного замысла формальному воплощению, с другой стороны, – мерой соответствия замысла и воплощения культурному основанию. Пренебрежение этим последним критерием приводит к нарушению глубинных связей между текстом и его пользователями, например, к эффекту «сверхправильности» – понижению речевых оборотов, шаблонам, штампам, «снимающим ответственность за оригинальность мысли» [51] .

Использование культуры фактически означает действование с обращением к историческому опыту человечества. Культура принятия решения, вообще культура деятельности связана с мерой использования исторического опыта.

Реализация исторического опыта или пользование культурой благодаря сложности общественного производства и общественных отношений осуществляется разными деятелями по-разному. Так, например, ученые пользуются фактами культуры в своей работе иначе, чем поэты, одинокий человек – иначе, чем семейный, спортсмен – иначе, чем финансист, и т. д. Поэтому мера и характер использования культуры заставляют по-разному относиться к формированию культуры из разных знаковых актов. Например, при сдаче дела в архив из дел, хранимых в канцелярии, извлекаются дублирующие по содержанию документы и документы, не имеющие исторического значения. Попав в архив, документ начинает храниться как факт культуры, созданный для исторических справок, в зависимости от характера справок. Документ хранится в архиве до тех пор, пока в нем нуждаются единичные пользователи. Если же документ носит общезначимый характер, то он дублируется в архиве, копируется и публикуется.

Иным образом попадают в культуру другие тексты. Тексты массовой информации не хранятся пользователем, читателем и зрителем. Они не относятся к культуре, так как оперативная информация, содержащаяся в них, нужна только на период издания этих текстов. Однако отдельные экземпляры газет, отдельные записи радио– и телепередач, отдельные копии кинохроники попадают в архив и даже могут быть опубликованы в случае особой надобности, связанной с содержанием этих текстов.

Для обеспечения существования культуры общество создает специальные институты, занимающиеся хранением знаковых актов, составляющих культуру: архивы, библиотеки, музеи. Эти институты имеют различные функции и правила обращения со знаковыми актами, отобранными в культуру. Для музея характерно восстановление совокупности разнородных знаковых актов в целостности. При этом знаковые акты хранятся, как правило, в подлинниках. Музей имеет свободный доступ и является пропагандистом культуры.

В архиве хранятся подлинники знаковых актов, но доступ в архив не свободен. При этом в архив принимают такие знаковые акты, которые используются лишь в редких случаях единичными лицами по их служебным и личным потребностям.

Библиотеки, подобно музею, служат массовому использованию фактов культуры. Но в библиотеках хранятся не подлинники знаковых актов, а экземпляры книжных тиражей, служащие для распространения содержания культурных актов среди населения.

Организация институтов, обеспечивающих сохранение культуры, тесно связана с обеспечиваемым ими характером обращения с культурой. Культурные ценности могут использоваться как единичным, так и массовым образом, как в подлинниках, так и в дубликатах и могут храниться как в подлинниках, так и в дубликатах. Использование этих ценностей происходит как в организованном, так и в неорганизованном порядке. В неорганизованном порядке к культурным ценностям обращаются посетители архивов, музеев и библиотек. В организованном порядке культура вводится в общество через школу. Однако в последнем случае не предполагается непосредственного использования знаковых актов, составляющих культуру. Школа есть культурная институция в том смысле, что в ней подрастающие поколения получают правила пользования культурой наряду с обучением конкретным дисциплинам. С семиотической точки зрения школа использует не саму культуру, а результаты обобщения содержания знаковых актов, хранящихся в культуре ради построения деятельности общества, в том числе и деятельности чисто утилитарной, внекультурной. Поэтому школьные учебные пособия, учебные материалы, будучи знаковыми актами, используемыми в культуре, оказываются специально сконструированными для нужд школы в качестве обобщения культурных достижений человечества. Школа привлекает библиотеку, музей как активные факторы обучения и воспитания. Однако цель школы состоит в том, чтобы в концентрируемом виде преподать основы опыта, хранящиеся во всей совокупности семиотических актов, составляющих духовную культуру.

6. Социальный семиозис какисточник культурно-исторической информации

Этнография ифольклористика, устанавливает Ю.В.Рождественский всвоем курсе лекций, позволяют выделить десять основных групп знаков, различаемых функционально ипоматериалу иприсутствующих вкультуре любого дописьменного общества: 1) приметы, включая симптоматику народной медицины, 2) гадания, 3) предзнаменования или, говоря постаринному, знамения, 4) язык, 5) музыка, изображение (включая орнамент), пластика, ганец ипантомима, 6) прикладные искусства: народная архитектура, народный костюм, продукты народных ремесел; 7) единицы измерения, т. д. знаки меры; 8) единицы ориентирования или ориентиры, прежде всего географические; 9) принятые в данном обществе средства сигнализации и управления; 10) обряды.

Часть из указанных групп знаков относится к искусству: изобразительному, музыкальному, прикладному. Более строго искусство можно поделить на логическое, мусическое и практическое. В сфере искусства знаки предназначаются для интерперсональной коммуникации, предполагающей развитый знакообмен.

Приведенные выше десять типов знаков, взятых в совокупности, интересны тем, что показывают роль знаков в становлении общества. Эта роль состоит в том, что перечисленные группы знаков, взятые как целая совокупность, обеспечивают контакт общества с природой, социализируя всю совокупность деятельности общества относительно природы и себя самого. Вот отчего они объединены однойфункцией и выделены в единую знаковую систему. Эта функция – систематизация культуры.

Меры, ориентиры и сигналы служат реализации общественно значимой предметной деятельности, без них невозможны как предметная, прежде всего производственная, так и другие виды деятельности, например военная.

Обряд обеспечивает введение людей в созданную семиотику и тем самым социализацию человека, а с помощью речи, словесности осуществляется контакт между знаковыми системами. Каждая из групп знаков составляет, как видно из описания, класс или единицу системы. У разных групп есть общие и особенные свойства. Поэтому возможен системный анализ знаковых групп.

Существуют знаки, в которых возможна метафора, т. д. создатели знаков так или иначе в самом материале знаков отображают указания на предмет, обозначаемый знаком. Но существуют знаки, которые по характеру своего материала не могут содержать метафоры.

К метафорическим знакам относятся: прикладные, логические и мусические искусства, гадания, предзнаменования и обряды. К неметафорическим знакам относятся: приметы, ориентиры, меры, сигналы. Это различие метафорических и неметафорических знаков связано с характером их использования. Метафора, заключенная в знаке, предполагает, что само восприятие знака должно возбудить деятельность ума ради осознания содержания и назначения знака. Тогда как отсутствие метафоры, напротив, предполагает не ментальную, а предметную деятельность. Так, сигнал, например, команда (как на это указывал еще Л.С. Выгодский) требуют исполнения, а не размышления по их поводу. Размышления превращают команду уже в другой тип знака.

Таким образом, принципиальная неметафоричность и возможная метафоричность знаков – суть признаки, которые различают знаки предметных и умственных действий.

Знаки различаются и по временному характеру их применения. Одни знаки образуются как бы раз и навсегда. Другие, напротив, применяются только в определенной ситуации. Так, прогноз (гадания), команды и т. п. нужны для определенного действия, которое, будучи совершено, как бы отменяет действие соответствующего ей знака. Для нового действия необходимо либо повторить знаки, либо создать новые.

К знакам ситуативного действия относятся сигналы, гадания, предзнаменования, обряды и знаки меры, коль скоро действие измеряется конкретно. К знакам внеситуативного образования относятся: приметы, ориентиры, прикладные, логические и мусические искусства.

Третье различие в знаках касается их отношения к референтам. В одном случае знаки и их референты определены ясно. Референт знака материально есть то же самое, что и знак. Так, примета составляет часть явления, предмет прикладного искусства сосуществует со своей знаковой сущностью как знаковая форма и утилитарное содержание одной и той же вещи, т. д. имеет место физическое (пространственно-временное) совпадение знака и референта. К таким знакам относятся: приметы, меры, прикладные искусства и ориентиры. Другие знаки, напротив, локализуются в пространстве и времени отдельно от своих референтов. Это разделение может приводить к тому, что у знака может совершенно отсутствовать референт. Тем самым референт таких знаков представляет собой вещь лишь факультативно и обязательно содержит предмет мысли. К таким знакам относятся: гадания, предзнаменования, сигналы, логические, мусические искусства, обряды.

Различие между группами знаков, обязательно соединяющимися с предметами и обязательно содержащими предмет мысли и лишь факультативно указывающими на предмет, представляет собой, по-видимому, основание для формирования познавательных отношений абстрактного и конкретного через посредство знаков.

Способы образования, формы применения знаков и отношения знаков к референтам составляют основные признаки любого знака. Вот почему интересно сопоставить (табл. 1) разные группы знаков по этим признакам [52] .

Таблица 1

Группы знаков можно разделить на два больших класса по три подкласса в каждом (табл. 2). В первый класс входят: 1) приметы и ориентиры; 2) логические и мусические искусства; 3) сигналы. Во второй класс входят: 1) гадания; знаменья и обряды; 2) прикладные искусства; 3) меры. Это разбиение групп знаков на классы и подклассы кажется естественным с точки зрения того, что нам известно на основании данных этнографии и фольклористики о группировке знаков.

Таблица 2

Указанное разбиение дает как бы зеркальное отражение одних классов в других. Так, приметы и ориентиры обычно противополагаются гаданиям и знамениям как прочно установленные и однозначные признаки ситуаций признакам вероятным, предположительным, нередко неверным выводам и суждениям. Логические и мусические искусства противополагаются прикладным как бесполезные утилитарным, сигналы противополагаются мерам, как действие противополагается плану и расчету действия.

Эти три противопоставления служат для различения представлений о существенных и несущественных признаках, о вещах утилитарных и не несущих непосредственной пользы, но ценных, о плане и расчете, о проверке расчета и о самом действии. Эти семиотические противопоставления отражены в пословицах вида «семь раз отмерь, один раз отрежь».

Вместе с тем табл. 1 и 2 показывают границы, в которых могут существовать знаки. Так, с одной стороны, вещь, которая отличается неметафоричностью (расхождением признаков, их дифференциацией), неситуативностью образования, нелокализуемостью в одном пространстве и времени с референтом не может быть знаковой, например любовь, воображение, память, жизнь, радость, упование и т. д. С другой стороны, вещь, которая характеризуется метафоричностью, схождением, единообразием признаков, ситуативной общностью образования, локализуемостью в одном пространстве и времени с референтом тоже не может быть знаковой, например, весы, лопата, мост, дерево, гвоздь и т. д.

Несоединимость неметафоричности и неситуативности с нелокализуемостью в одном времени и пространстве знака и референта, как показано на матрице, а также несоединимость метафоричности и ситуативности с локализуемостью в одном пространстве и времени являются свидетельством целостности знаковой системы, наличия системных отношений в знаковой области. Наоборот, сфера незнакового состоит из отдельных областей.

Первая незнаковая область, указывает Ю.В. Рождественский, характеризуемая неметафоричностью, неситуативностью образования и нелокализуемостью в одном пространстве и времени с референтом, составляет идеальное в смысле средневековой философии; вторая незнаковая область-метафорич-ность (сходство признаков), ситуативность образования, локализуемость в одном пространстве и времени с референтом – составляет понятие реального.

Фольклористы и специалисты по мифологии отмечают свободную сопоставляемость, различенность и легкую соединимость в сознании бесписьменного общества категорий внереального (сверхъестественного) и реального. Пословицы вроде «когда рак на горе свистнет» обыгрывают такое сопоставление. Соединение разных категорий знаков в единую систему показывает, что отношения внутри системы (но не отдельные знаки) могут дать понятие об идеальном и реальном как пограничных относительно знаковой системы, зависящей от внутренних отношений знаков.

Знаковые системы, как сказано выше, развиваются по законам истории. Это значит, что меняется объем и структура производных от знаковой системы пограничных областей реального и идеального. Для всякого нового уровня развития знаковых систем эти области, будучи иными, иначе дифференцируются.

Если отождествить (что не совсем точно) идеальное с мыслью, подчеркивает Ю.В. Рождественский, а реальное – с действительностью, то в свете предложенных данных мысль, только пробежав всю матрицу знаковых классов и подклассов, способна отделить действительное (реальное) от идеального, но не ранее того. Можно думать, что содержание этого движения связано с систематизацией знаков, с их делением на классы и подклассы. Каждый класс и подкласс, как это видно из матрицы, есть зеркальное отражение класса и соответствующего подкласса, где отрицательный признак меняется на положительный.

Можно определить типы знаков по их коммуникативным возможностям, выделив: а) знаки нулевой коммуникации; б) обменной коммуникации; в) знаки направленной коммуникации. В эти группы входят все знаки, кроме обрядовых (табл. 3). Понятия, представленные в таблице, могут быть пояснены следующим перечислением:

Таблица 3

Коммуникативные типы знаков

1) полный знакообмен: получатель знака является создателем знака. Например, знаки речи имассового танца; 2) ограниченный знакообмен: все являются получателями знаков, нолишь немногие ихсоздателями– музыка, изображение, пластика внемассовом танце ипантомиме; 3) ограниченно-полный знакообмен: создание знаков подчинено ограниченным правилам знакообмена, ноихвосприятие неограничено размерами аудиторий, например, архитектура, продукты ремесел, костюм, т. д. прикладные искусства; 4) направленная знаковая коммуникация: получатель знака либо невправе создавать ответный знак, либо должен создавать только определенные знаки. Например, сигналы, ориентиры, меры. Изменение этого правила ведет к разрушению всякой деятельности; 5) отсутствие коммуникации или нулевая коммуникация, когда знак вообще не может быть передан и получение его человеком вообще не может вызвать у него реакцию в том же виде знаков. Например, гадания, знамения, приметы; 6) смешанная коммуникация: присутствуют все виды коммуникаций одновременно – обряд.

За пределами матрицы остается только обряд. Остальные знаки делятся на три класса, по три подкласса в каждом. Это значит, что троичное разбиение девяти групп знаков по их отношению к знаковой деятельности связано с использованием знаков в предметной деятельности. С точки зрения материала все группы характеризуются следующим.

Рассматривая семиотические возможности коммуникативных типов знаков, мы можем убедиться, что первый тип знаков (приметы, гадания, предзнаменования) позволяет выразить оценку действительности перед началом деятельности, знаки второго типа (искусства логические, мусические, прикладные) выражают оценку нужд и обстоятельств, прецеденты деятельности и дают психологическую ориентацию и, наконец, третий тип меры, ориентиры, сигналы выражает условия реализации предметной деятельности и образования новой деятельности. Таким образом, коммуникативные типы отображают деятельность во всех ее разновидностях.

Оказывается, что в приметах, гаданиях, знамениях, с одной стороны, и обрядах – с другой не различается социальная деятельность и жизнедеятельность. Эти группы знаков не позволяют осознать различия биологического и социального начал. Знаковые системы речи, мусических и прикладных искусств различают человека, с одной стороны, и технику как продукт его деятельности – с другой. С точки зрения этой группы знаковых систем техника отделена от человека и выступает как самостоятельное начало, отдельное от языка и пластики. Меры, ориентиры и сигналы демонстрируют различение человека и природы и тем опосредованно отличают природу от техники. Таким образом, оказывается, что различие природного, человеческого и технического начал предстает перед человеком по-разному, в зависимости от знаковой ситуации, в которой он находится. В случае нулевой и смешанной коммуникаций все начала неразличимы. В случае знакообменной коммуникации различаются человек и техника. В случае направленной коммуникации различаются человек и природа. Лишь в совокупности всех видов различаются все три начала. Вот почему античная философия, обобщая фольклорный опыт, говорит о трех источниках жизнедеятельности, трех гениях: «небе», «земле» и «человеке».

Изобретение удобных материалов и орудий письма и становление письменности приводит к тому, что все десять групп знаковых систем удваиваются и начинают жить в своей исходной звуковой и письменной форме. Приметы, записанные в виде сводов, дают как бы систему натурфилософских знаний; гадания используют письменную символику, развивают ее в качестве одного из производных, исследуя синтаксические качества письменных знаков гадания, строят математические знания; предзнаменования могут усматриваться в материале письменности. Письменный знак вычленяет элементы искусств, называет и систематизирует их, в музыке развивается нотная запись, изображение дополняется надписями, кроме того, создается письменный свод правил для создания изображения. Наименее поддается письменной фиксации танец. Он либо канонизируется, либо иногда устраняется из культуры.

Общая закономерность такова, что все мусические искусства, которые дополняют логические, так или иначе деформируются или вытесняются в той или иной степени и в зависимости от характера культурной традиции.

Сфера эпиграфики дублирует в своем значении меры и ориентиры, а также орнамент, а сигналы получают словесно-письменную представленность. Обрядовая форма, соединенная с письменной речью, дает театр с его специфической семиотической организацией, с одной стороны, и литургику – с другой. Такой тип развития знаковых систем можно назвать умножением знаковых групп. Этот тип развития приводит к увеличению числа видов и разновидностей знаков.

Другой тип развития знаковых систем – увеличение способов передачи языковых сообщений. Так, языковое высказывание может быть записано, передано, напечатано и передано, трансформировано в телеграфные знаки и передано по телеграфу и т. д. В данном случае этот тип развития касается любых коммуникативных знаков: например, пластика смотрится и непосредственно, и через кинопроектор, музыка слушается и непосредственно, и через звукозапись, трансляцию и т. п. В данном случае одни и те же знаки доставляются получателю более усовершенствованными техническими средствами, т. д. средства передачи знаков подвергаются техническому усовершенствованию. Этот тип развития знаков можно назвать усовершенствованием знаковых коммуникаций. В том случае, когда для нужд канала передачи знаков вводятся вспомогательные шифровальные знаки, все эти знаки омонимичны передаваемым знакам, например, алфавит и телеграфный код имеют служебный характер. Получатель знака за пределами канала связи получает сообщение не в шифрованном, а в дешифрованном виде. Деятельность шифровальщика всегда может быть механизированна, так как усовершенствование коммуникаций – это по сути дела чисто техническая операция. Усовершенствование знаковых коммуникаций изменяет и дифференцирует состав лиц, получающих знаки. Вот почему усовершенствование знаковых коммуникаций приводит к дифференциации семантики существующих видов знаков.

Третий тип развития знаковых систем состоит в изменении деятельности получателя знаков.

Умножение знаковых групп, усовершенствование знаковых коммуникаций и изменение деятельности получателя знаков составляют три типа развития знаков. Эти три типа развития всегда взаимодействуют и переплетаются, отмечая тот или иной тип организации деятельности. Замысел создателя знаков обычно проявляет себя в том, что создаются новые знаки, и в том, что особым образом комбинируются существующие. Например, можно думать, что современная экспериментальная техника есть по своей форме знак-гадание, но она оснащена теми или иными знаками-мерами и знаками-сигналами, регистрирующими поведение испытываемого объекта. Пользование экспериментальной установкой невозможно без словесного научного текста, а этот словесный научный текст создается на основе умножения знаковых групп, возникших вместе с письменностью и на основе усовершенствования знаковых коммуникаций, обусловленных книгопечатанием и выделившихся в текст со специфической научной семантикой.

Число и состав знаковых систем, характеризующих развитие общества, по-видимому, не поддаются полному учету. Дело в том, что многие знаковые системы имеют частный и окказиональный характер. Они устанавливаются в данном месте, при данных обстоятельствах, для данной системы ситуаций. Например, многие системы сигнализации существуют только ситуативно и охватывают лишь посвященных лиц. Таковы системы сигнализации, применяемые в военных действиях, разного рода тайнопись, сигнализация при устройстве цирковых фокусов и т. д. Кроме окказиональных знаквых систем, каждая национальная культура разрабатывает свой тип знаковых систем и свой тип правил их использования. Между разными цивилизациями не существует полного совпадения знаковых систем. Например, в китайской культуре была разработана знаковая система из 64 гексаграмм, служащая идеологическим нормативом и представляющая собой аппарат древнекитайской прогностики [53] . Подобной знаковой системы не существует в арабской, индийской, древнеегипетской или греко-латинской цивилизации.

Описание знаковых систем в культурно-историческом аспекте предполагает вычленение окказиональных или частно-региональных знаковых систем, выделение знаковых систем, которые представляются как типологически однородные во всех цивилизациях.

После образования письменности внутри языка складываются серии знаковых подсистем, таких, как письменная речь, литература, массовая информация и т. п. Эти подсистемы могут служить известным эталоном, с которым соотносятся другие знаковые системы, развитые на базе основных отправных десяти семиотических систем, характерных для дописьменного общества.

То, что письменная речь избирается как эталонная знаковая система, объясняется тем, что с ее помощью – единственной в своем роде знаковой системы – происходит конвенционализация и стандартизация других знаковых систем, контроль над ними, обучение им и другие знаковые действия. Речь является уникальной знаковой системой, вводящей и обслуживающей все знаковые системы.

В книге Ю.В. Рождественского «Введение в общую филологию» содержится изображение знаковых подсистем внутри речи (словесности) как единой знаковой системы. Автор называет это классификацией по родам и видам словесности (схема 1).

В соответствии с тем, что говорит автор предлагаемой схемы, знаковые подсистемы внутри словесности могут быть поделены на четыре группы в зависимости от фактуры речи: 1) устная словесность; 2) рукописная словесность; 3) печатная словесность; 4) массовая информация. В первую группу входит диалог, молва, фольклор. Во вторую – нумизматика, сфрагистика, эпиграфика, палеография с ее разветвлениями – эпистолами, документами, литературой. Третья группа – печатная словесность составляет дифференцированные виды литературы (художественная, научная и журнальные виды литературы). К четвертой группе относятся средства массовой информации и информатика. К этим двум подвидам словесности необходимо, по-видимому, добавить средства наглядной агитации и рекламу.

Все четыре группы связаны с прогрессом техники исполнения словесных текстов и представляют собою ступени развития речевой техники, на которые ориентируется развитие других основных знаковых систем. При этом соблюдается общий закон культуры: основные знаковые системы, однажды появившиеся не исчезают, но наоборот сохраняются, удерживаются, дифференцируются, развиваются под воздействием новых знаковых систем. Например, устная речь не исчезает с появлением письменной.

Отношения знаковых подсистем общества

Наоборот, появляются новые разновидности устной речи, такие, как рецитация письменных источников в случае зачтения документов или произнесения со сцены драматического текста. Это касается также различных видов устно-письменной речи, при которой у устной речи не обязательно существует, но может существовать письменный прототип. Например, все виды ораторики (судебная речь, показательная речь, речь в собрании), все виды гомилетики: учебная речь, проповедническая речь, агитационно-пропагандистская речь. Кроме того, устная речь дифференцируется по новым тематическим областям.

Приведенные примеры показывают, что с созданием новых знаковых систем и подсистем старые, как правило, не исчезают, а развиваются и дифференцируются.

Для установления картины основных знаковых систем нужно соотнести развитие основных знаковых систем с развитием основных подсистем естественного языка: устная речь, рукописная речь, печатная речь, речь массовой информации. (10 знаковых систем, рядоположенных устной речи, были описаны выше). Развитие основных знаковых систем предстает перед нами следующим образом.

Рукописной речи соответствуют новые знаковые системы. Из обряда развиваются литургика и театр, отделяются виды игр и состязаний. Из мер развиваются дифференцированные меры – объема, веса, длины, противостоящие деньгам как мерам стоимости в актах обмена. Все эти системы развиваются в метрологию, которая отличается канонической соотнесенностью всех мер в пределах единого метрологического канона. Метрологический канон дает начало древней математике, и прежде всего геометрии. Из ориентиров развивается особая система личных и коллективных знаков – геральдика, технические устройства, могущие служить мерами времени, – водяные и солнечные часы, товарные знаки и марки (ориентиры по предметам деятельности). Из сигналов развиваются технические средства сигнализации. Прикладные искусства отличаются тем, что в них появляется категория моды. Мода отражается в одежде, прическах, украшениях и предметах, созданных с помощью ремесла. Наряду с этим выделяются новые прикладные искусства, такие, как кулинария, парфюмерия, косметика.

В мусических искусствах развивается жанровая дифференциация. Она происходит в музыке, живописи, скульптуре. Жанровая дифференциация развивается в связи с развитием аудиторий мусических искусств. В языке появляются все виды и разновидности подсистем рукописной речи.

В прогностических системах развиваются астрология, геомантия и другие виды древнего и средневекового искусства прогностики, появляются формальные аппараты прогностических систем, такие, как гадательные кости, гадательные карты и пр. Эти формальные аппараты имеют формальный синтаксис гаданий: записываются своды народных примет, записываются и входят в исторические сочинения как знамения астрономические, метеорологические и тектонические явления. Кроме того, в письменной речи фиксируется новый жанр прогностики – пророчества, которые представляют собой чисто речевые знамения.

Указанная схема знаковых систем возникает в корреляции с рукописной речью и в основном удерживается в период существования рукописной речи до времени создания печатной литературы.

При образовании печатной литературы сложившиеся новые и дифференцированные старые знаковые системы получают сдвиг в развитии смысла. Театр дифференцируется в целый ряд театральных искусств: образуются музыкальный театр, драматический театр, хореографический театр, эстрадный театр, цирковые зрелища. Игры претерпевают новую организацию и начинают делиться на спортивные игры, азартные игры и т. п. Совершенствуется литургическая система, в частности изменяется музыкальный строй литургии, появляются новые литургические правила и целые литургические системы, связанные с расколом церкви и возникновением литургии на национальных языках. В области мер развиваются меры, построенные на основе объективных соотношений и научных характеристик физических объектов. Деньги приобретают дифференцированный вид – делятся на металлические и бумажные кредитные деньги, акции и другие виды ценных бумаг. Развивается математика, приобретающая качества теоретической науки, а не просто математического искусства. Дифференцируется система ориентиров, изобретаются новые и новые сигнальные системы, создаются международные сигнальные системы. Прикладные и мусические искусства, равно как и литература, переходят к созданию дифференцированных стилей – барокко, импрессионизм, экспрессионизм и т. д. Развитие научной литературы приводит к созданию специальных знаковых систем науки – знаки химии, знаки математики, физическая символика и т. п. Из области прогностики развертывается исследовательская экспериментальная техника, имеющая целью, с одной стороны, надежное предсказание объектов человеческой деятельности, с другой стороны, – создание объектов с заданными свойствами (новые конструктивные материалы, машины и пр.).

Созданию массовой информации предшествует изобретение звукозаписи, фотографии, кинотехники, радиовещания, техники телевидения. Массовая информация разрабатывает свои знаковые системы, синтезирующие существующие знаковые системы. Так возникают комплексные знаки, сочетающие мусические искусства, речь, геральдику, товарные знаки, меры и др. Появляются телевизионные передачи, составленные из комплексных знаков, в которых изображение сочетается с движением, музыка – с пластикой, изображение – с речью, вносятся эталоны времени и т. д.

Создание массовой информации обусловливает появление новой стилистики, связанной со становлением так называемой массовой культуры. Исторические совокупности знаковых систем, складывающиеся с появлением массовой информации в единый комплекс, приводят к созданию социальной семиотики и социальной информации как единого целого. Наряду с этим имеет место дальнейшая дифференциация частных знаковых систем, присущих только малым ячейкам общества и имеющих исключительно окказиональный характер.

Если изобразить знаковые системы в соответствии с эпохами развития информационно-семиотических средств: дописьменная эпоха – I, письменная эпоха – II, эпоха печатной книги – III, эпоха массовых коммуникаций – IV, то получим следующее распределение.

Две системы относятся только к первой эпохе: знамения, приметы. К первой-второй эпохе относится одна система – магия. На протяжении от первой – до четвертой эпохи действует 21 система – словесность, музыка, живопись, скульптура, архитектура, пластика, обряд, сигнал, танцы, гадание, костюм, мера, ориентиры, игры, орнамент, грим, татуировка, парфюмерия, прическа, личные знаки, пантомима.

К периоду второй-четвертой эпохи относится 14 систем – математика, деньги, спорт и физкультура, флаг, клеймо, церемония, регалия, театр, цирк, картография, геральдика, нумизматика, суффрагистика, сигилография.

Третью и четвертую эпохи характеризуют 9 систем – параметр, газета, модель, график, чин, музей, эстрада, прогноз, семиотика.

Для четвертой эпохи специфичны три системы – товарный знак, массовые коммуникации, информатика.

Можно выделить пять основных функций знаковых структур: 1) создание знакового акта; 2) получение знакового акта; 3) конвенционализация знаковых актов; 4) контроль над распространением, накоплением, передачей и хранением знаковых актов; 5) контроль над семиотической деятельностью. На основе этих пяти функций удается получить функциональные распределения различных знаковых структур.

Исследование функциональной стороны знаковых структур оказывается весьма полезным в информационном отношении, ибо позволяет более тщательно сравнивать и оценивать конкретные элементы социальной информации, представлять образ жизни общества в различных системах показателей, анализирующих общество как с точки зрения текущих задач, так и с точки зрения исторической перспективы.

Такова в общих чертах картина становления и функционирования знаковых систем.

Знаковые системы

1. Словесный язык – I–IV

2. Музыка – I–IV

3. Живопись – I–IV

4. Скульптура – I–IV

5. Архитектура – I–IV

6. Пластика – I–IV

7. Магия -1

8. Обряд – I–IV

9. Сигнал – I–IV

10. Знамение -1

11. Приметы -1

12. Математика – II–IV

13. Танцы-I–IV

14. Гадание – I–IV

15. Деньги-II–IV

16. Газета – III–IV

17. Костюм – I–IV

18. Мера – I–IV

19. Ориентир – I–IV

20. Параметр – III–IV

21. Игры – I–IV

22. Орнамент – I–IV

23. Грим – I–IV

24. Татуировка – I–IV

25. Парфюмерия – I–IV

26. Прическа – I–IV

27. Личные знаки – I–IV

28. Спорт, физкультура – II–IV

29. Пантомима – I–IV

30. Модель – III–IV

31. График – III–IV

32. Флаг – II–IV

33. Товарный знак – IV

34. Клеймо – II–IV

35. Чин-III–IV

36. Церемония – II–IV

37. Регалия – II–IV

38. Массовые коммуникации – IV

39. Театр-II–IV

40. Музей-III–IV

41. Цирк – II–IV

42. Эстрада – III–IV

43. Прогноз – III–IV

44. Картография – II–IV

45. Геральдика – II–IV

46. Нумизматика – II–IV

47. Суффрагистика – II–IV

48. Сигилография – II–IV

49. Семиотика – III–IV

50. Информатика – IV

7. Исторический аспект изучения образа жизни

Изучение образа жизни имеет длительную традицию. Подходы к исследованию образа жизни производились разными философскими, художественными и научными школами. В каждую историческую эпоху, однако, это внимание навевалось конкретными интересами общественного сознания, выясняющего природу наилучшей организации жизненного распорядка применительно к данным историческим обстоятельствам и в соответствии с определенным культурно-идеологическим каноном. Этот интерес к образу жизни как феномену, глубоко влияющему на нравственный, психологический и интеллектуальный горизонты общества, на протяжении тысячелетий привлекал мыслителей древневосточного, греко-римского и античного мира. Древнеегипетская и древнекитайская дидактическая литература, литературно-практическая деятельность Платона, Аристотеля, Эпикура и Цицерона демонстрируют напряженный интерес к взаимосвязанности личного поведения, образа мышления и общественной деятельности. Не случайно учение об образе жизни характеризовалось некоторыми исследователями в качестве составной части предмета философии. Говоря о триедином членении философии, Сенека писал: «Некоторые добавляли еще одну часть, называемую у греков Ойкономике, т. е. умение управлять домашним имуществом. Некоторые уделяли особое место учению о разных образах жизни. Но все это входит в нравственную часть философии» [54] .

Понятие образа жизни или, точнее, «способа жизни» (у К. Маркса и Ф. Энгельса – Lebensweise) соотнесено с таким краеугольным марксистским понятием, как способ производства (Weise der Production) [55] .

Выделяя производственную деятельность в качестве основной конституирующей силы, Маркс и Энгельс всесторонне разработали учение о базисе и надстройке, в частности и как методологию анализа взаимодействия материальных и идеологических отношений. Эта методология определяет все исследовательские уровни марксистской эмпирической социологии. Она дает возможность рассмотреть в рамках конкретно социологического подхода соотношения качественно различных элементов социальной жизни. Объектом такого конкретно-социологического изучения может явиться и такой вид социальной реальности, который на историко-философском уровне уже оказался раскрытым в категории «образ жизни».

Задачей конкретно-социологического исследования может быть выявление количественных и структурных соотношений образа жизни некоторой выборочной совокупности населения, т. д. жизненных обстоятельств, экологической и семиотической сфер, производительных сил, конкретных форм производственных и идеологических отношений, демографической, нравственной и бытовой специфики данной выборочной совокупности населения.

Очевидно, что такое исследование предполагает использование сложного аппарата социальных показателей.

По своему исследовательскому статусу понятие образа жизни имеет много общего с понятием уровня культуры как определенного социально-культурно-го состояния общества.

Понятие «уровень культуры» в системе показателей может быть интерпретировано как определенная мера категории «образ жизни», относимая к развитию семиотических систем и становлению семиотической техники. Если проанализировать это развитие, то вся человеческая история окажется упорядоченной по возрастающим степеням развитости семиотической техники, причем ведущим моментом является развитие техники речевого семиозиса. Мы получаем такую последовательность.

1. Дописьменность – родовой строй.

2. Письменность – становление цивилизации и государственности.

3. Воспроизводство и производство печатных текстов – образование наций.

4. Массовая коммуникация – общество XX в., ноосфера по В.И. Вернадскому.

Чем более развита семиотическая техника, тем дифференцированное социальная жизнь, том разнообразнее и тем более многопланово ее общественное отражение.

Именно в этом смысле говорит К. Маркс о будущем коммунистическом обществе как об организации высочайшего культурного уровня, позволяющего полностью проявить творческие силы человека, преодолеть историческое противоречие между индивидом и коллективом, человеком и природой, свободой и необходимостью [56] .

Попытка объединить различные аспекты социальной жизнедеятельности в зависимости от вида производственной и информационной семиотической деятельности, т. д. попытки рассмотрения целостного социального бытия индивидов, всегда были присущи исторической пауке и вообще историческому сознанию. Конкретные черты образа жизни совокупности людей порождены уровнем и характером культуры и сами порождают культуру в рамках этих черт.

Регулярно повторяемая повседневность, воспроизводимость образа жизни дает картину культуры, а развитие образа жизни в конечном счете видоизменяет данную культуру.

С исторической точки зрения образ жизни был тем синтетическим понятием, с помощью которого истолковывалось многообразие, социальных отношений. Это понятие издавна выступало как своеобразный интегральный показатель общественного строя. Как отмечает С.С. Аверинцев [57] , это понятие получает терминологическое оформление в выражении «Эйдос Зоэс» – образ жизни еще в византийском сборнике XII в.

Представление о важной, конституирующей роли образа жизни широко входит в философские, экономические и художественные тексты. Платон, Аристотель, Вико, Кондорсе, Руссо, французские просветители, представители художественной литературы XIX в. – все они рассматривают образ жизни как общую систему взаимодействия личности и социальной среды. Классическая политэкономия, утопический социализм, домарксистская философия истории исследуют образ жизни через эволюцию нравов и богатств, общественное сознание и социальную структуру. В существенной степени это понятие скрепляет философию истории Гердера и Гегеля.

В этом смысле образ жизни правомерно рассматривать как самостоятельное, социологическое понятие, с помощью которого возможно объяснение других понятий.

Такой подход к категории образа жизни сложился в своеобразную методологию эмпирического исследования. В этом исследовании ставится цель зафиксировать конкретные области социальной жизнедеятельности в избранных показателях.

Экскурс в историю эмпирических обследований образа жизни вплоть до ранних разработок концепций анализа социальной информации не безынтересен [58] , ибо он, во-первых, указывает на преемственность и закономерность развития современных информационных методов изучения социальной реальности и, во-вторых, более контрастно подчеркивает то новое, что принесено в современное исследование развитием техники, производством, развитием социально-экономических, семиотических, психологических и культурных отношений.

В истории познания социальных процессов эмпирическое исследование как информатический инструмент утвердилось с зарождением цивилизации, т. д. со времени распространения письменности. История сохранила свидетельства разнообразных формализованных наблюдений над явлениями общественной жизни. Результаты этих наблюдений отразились в древнейших законодательных памятниках Древнего Китая (Шу-Кинг), Индии (Дармазастра), насыщенных данными поземельных кадастров и переписей, и в Библии. Хорошо известны свидетельства Геродота о распространении численных социальных измерений в Древнем Египте и Персии. Опираясь на труды Платона, Ксенофонта, Плутарха и Аристотеля, современный историк может составить вполне обоснованное численное представление о социальном и демографическом составе населения античной Греции и Рима. То, что только в XVI в., т. д. почти через полторы тысячи лет, в Европе вновь начинает активно пробуждаться интерес к конкретному познанию эмпирии, подчеркивает, сколь сложным и длительным был процесс культурно-информационного вызревания общества.

Наряду с регулярной публикацией демографических данных в английских церковных книгах мы можем указать здесь на теоретические сочинения немецкого социолога и статистика Конринга (1730 г.), выдвинувшего идею изучения государства с точки зрения его благосостояния. Согласно Конрингу, полное знание государства заключено в четырех основаниях – в познании: 1) материальной причины, т. д. числа населения, его душевных и телесных качеств и богатства; 2) конечной причины, заключающейся в выяснении того, насколько счастливы люди; 3) формальной причины, т. д. выяснение образа политического и государственного устройства; 4) действующей причины, т. д. прояснение самого состава управления.

Следует специально отметить синкретический характер социального знания, связанного с информационными (статистическими) исследованиями. Не кто иной, как Яков Бернулли занимается приложением теории вероятности к изучению социальных процессов (XVIII в.). Не кто иной, как Лаплас, широко использует теорию вероятности для определения вероятной смертности, средней продолжительности жизни, брака и т. д. Не кто иные, как Лангранж, Гаусс, Эйлер, Фурье, занимаются развитием математического аппарата именно в связи с социальными процессами.

Информатические разработки велись и на русской почве еще в достаточно ранний период русской государственности. Например, появление писцовых книг датируется 1266 г. [59]

Первым образцом эмпирического исследования в России следует считать работу, завершенную в 1727 г. обер-секретарем Сената И.К. Кирилловым, которая получила известность под заглавием «Цветущее состояние Всероссийского государства». В этой работе, как отмечают авторы вступительной статьи к новейшей, современной публикации этого труда, И.К. Кириллов «впервые в литературе того времени дал наиболее полное историко-географическое и экономико-статистическое описание страны и попытался увековечить в памяти потомков результаты реформы» [60] .

И.К. Кириллов принадлежал к тому поколению русских исследователей, при котором в русской общественной науке закладывались первые основания конкретных социальных исследований. Основываясь на заметках В.Н. Татищева [61] , А.И. Андреев справедливо подчеркивает, что уже при Петре I было положено начало сбору материалов при помощи анкет или «вопросных пунктов», посылаемых во все провинции и губернии [62] . Из анализа М.Г. Новлянской, произведшей сличение текста «вопросных пунктов» сенатской анкеты 1725–1726 гг. с текстом сочинения И.К. Кириллова, следует, что труд И.К. Кириллова является итогом обобщения ответов на указанную анкету, а также итогом осмысления информации, содержащейся в так называемых городских описных книгах [63] . По неизвестным причинам труд И.К. Кириллова был опубликован лишь в 1831 г. историком М.П. Погодиным.

Значение труда И.К. Кириллова не следует недооценивать. Впервые в отечественной литературе И.К. Кириллов дал систематическое описание 12 губерний России с точки зрения общих статистических данных о народном хозяйстве, финансах, структуре органов центрального и местного управления.

Важнейшим информационным элементом статистического описания избирается город в его подробном делении на внутриструктурные элементы, такие, как состояние и протяженность городских укреплений, расстояние от других городов, численность и социально-профессиональный состав городского населения, количественный состав и качественные характеристики городской промышленности, характеристика армейских гарнизонов и их вооружений, состав судебных, церковных и учебных учреждений, организаций почтовотранспортной службы и т. д.

Все единицы выборки рассматривались по единому плану. Труд И.К. Кириллова можно считать одним из первых в мировой практике системного изучения проблем образа жизни.

Дальнейшее изучение образа жизни, в основном сельского, развивалось в России особенно плодотворно в лоне земской статистики. Именно земская, а не тогдашняя правительственная статистика, стесненная многочисленными ведомственными и другими ограничениями, давала простор эмпирическому исследователю. За пореформенный период силами земской статистики были проведены обследования многих губерний и уездов России. Само знакомство с перечнем этих исследований говорит об их весьма представительном характере [64] .

Ознакомимся для примера с одним из таких исследований, демонстрирующим весьма оснащенный и многосторонний подход, – четкий предварительный план и критику источников информации. Исследование «Борчалинский уезд в экономическом и коммерческом отношениях» было осуществлено общественным деятелем, видным народовольцем, князем А.М. Аргутинским-Дол-горуким [65] .

Оно характеризуется скрупулезным изучением быта, деятельности, уровня жизни и поземельными отношениями различных групп крестьянского населения, принадлежащих к разным национальным культурам. Образ жизни изучается через информацию о составе семей (хозяйств), их сословной национальной и религиозной принадлежности, через их демографические характеристики, через описание укоренившихся обычаев и традиций, дифференцирующих группы населения, через анализ общего дохода бюджета семей, анализ занятий и образования, отраслевой структуры хозяйства, региона, анализ жилища и внешней среды, экологической характеристики природного окружения, включая естественные ресурсы.

Важным методическим моментом этого исследования явилась тщательная проработка процедуры сбора опросной информации и проверка ее посредством математической обработки объективных статистических материалов.

Это исследование давало достаточно полный обзор разных сторон образ жизни крестьян Борчалинского уезда, что фиксировалось материалами статистики. Эти материалы использовались А.М. Аргутинским-Долгоруким для построения социально-статистических показателей. Например, рассматривая число членов семей у разных национальностей, А.М. Аргутинский соотносил это число с уровнем годового дохода на семью и давал показатель потребления на члена семьи.

В исследовании ставилась конкретная задача выяснить влияние социально-экономической структуры, типов образа жизни на развитие производительных сил региона. Такое рассмотрение повседневной социальной жизни в связи с техническими нововведениями – в данном случае строительством железной дороги – позволяло исследователю увидеть повседневный образ жизни с точки зрения связей с более общими проблемами экономического развития региона, дать подробный анализ возможных форм участия населения в этом развитии, т. д. создавалась база для определения возможного направления изменений образа жизни данных групп населения.

Так, конкретно па материале небольшого региона рассматривалась движущая сила истории – способ производства (Weise der Production), полагающий способ жизни общества (Lebensweise) как конкретную, установившуюся форму жизненного процесса (Lebensproze).

8. «Образ жизни» и «жизненный процесс»

Понятие способа (образа) жизни играет важную роль в марксистской теории общественного развития. Выявление движущих сил общества, рассматриваемых во взаимодействии общего и единичного, исторического и актуального, – основа материалистического подхода к анализу социальных процессов, в том числе информационных и семиотических феноменов.

Характеризуя специфику человеческой деятельности, К. Маркс и Ф. Энгельс писали в «Немецкой идеологии», что люди «начинают отличать себя от животных, как только начинают производить необходимые им средства к жизни, – шаг, который обусловлен их телесной организацией. Производя необходимые им средства к жизни, люди косвенным образом производят и самое свою материальную жизнь.

Способ, каким люди производят необходимые им средства к жизни, зависит прежде всего от свойств самих этих средств, находимых ими в готовом виде и подлежащих воспроизведению. Этот способ производства надо рассматривать не только с той стороны, что он является воспроизводством физического существования индивидов. В еще большей степени, это – определенный способ деятельности данных индивидов, определенный вид их жизнедеятельности, их определенный образ жизни. Какова жизнедеятельность индивидов, таковы и они сами. То, что они собой представляют, совпадает, следовательно, с их производством – совпадает как с тем, что они производят, так и с тем, как они производят. Что представляют собой индивиды, это зависит, следовательно, от материальных условий их производства» [66] . И далее:

«Итак, дело обстоит следующим образом: определенные индивиды, определенным образом занимающиеся производственной деятельностью, вступают в определенные общественные и политические отношения. Эмпирическое наблюдение должно в каждом отдельном случае – на опыте и без всякой мистификации и спекуляции – вскрыть связь общественной и политической структуры с производством. Общественная структура и государство постоянно возникают из жизненного процесса определенных индивидов – не таких, какими они могут казаться в собственном или чужом представлении, а таких, каковы они в действительности, т. д…. как они действительно проявляют себя в определенных материальных, не зависящих от их производства границах, предпосылках и условиях. Производство идей, представлений, сознания первоначально непосредственно вплетено в материальную деятельность и в материальное общение людей, в язык реальной жизни» [67] .

Важным методологическим элементом анализа социальных процессов у К. Маркса и Ф. Энгельса является представление О культурно-исторической обусловленности изучаемого явления, признание того факта, что «развитие индивида обусловлено развитием других индивидов, с которыми он находится в прямом или косвенном общении, и что различные поколения индивидов, вступающие в отношения друг с другом, связаны между собой, что физическое существование позднейших поколений определяется их предшественниками, что эти позднейшие поколения наследуют накопленные этими предшествовавшими поколениями производительные силы и формы общения, что определяет их собственные взаимоотношения. Словом, мы видим, что происходит развитие и что история отдельного индивида отнюдь не может быть оторвана от истории предшествующих или современных ему индивидов, а определяется ею» [68] .

Способ производства порождает социально-экономическую формацию и, в свою очередь, порождается ею. Последняя реализуется в соответствии со спецификой, характерной для национальной культуры, экологической среды обитания, групп населения. Способ жизни данного общества или групп населения предопределяет способы и образы жизни индивидов.

Указанные отношения образуют структуру исторического процесса функционирования старого бытия и становления нового. При этом с точки зрения К. Маркса и Ф. Энгельса, способ производства материальной жизни и конкретные формы общения индивидов в их классовых и групповых структурах являются двумя взаимодействующими сторонами общественного процесса.

Истолкование смены образов (способов) человеческой жизнедеятельности в трансформации общества встречаем мы в третьем тезисе К. Маркса о Фейербахе: «Материалистическое учение о том, что люди суть продукты обстоятельств и воспитания, что, следовательно, изменившиеся люди суть продукты иных обстоятельств и измененного воспитания, – это учение забывает, что обстоятельства изменяются именно людьми и что воспитатель сам должен быть воспитан… Совпадение изменения обстоятельств и человеческой деятельности может рассматриваться и быть рационально понятно только как революционная практика» [69] .

Вводя понятие гражданского общества как системы форм общения, непосредственно порождающей условия данного (буржуазного) образа жизни, К. Маркс и Ф. Энгельс указывают, что каждая ступень истории застает в наличии определенный материальный результат, определенную сумму производительных сил, исторически создавшиеся отношения людей к природе и друг к другу, «застает передаваемую каждому последующему поколению предшествующим ему поколением массу производительных сил, капиталов и обстоятельств, которые, хотя, с одной стороны, и видоизменяются новым поколением, но, с другой стороны, предписывают ему его собственные условия жизни и придают ему определенное развитие, особый характер… Обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства» [70] .

Учение К. Маркса и Ф. Энгельса о способе (образе) жизни составляет фундамент марксистского анализа социальных процессов. Укажем на три важнейших методологических элемента этого анализа.

I. Эмпирическое наблюдение жизненного процесса должно дать возможность: а) устанавливать связи общественной и политической структуры с производством; б) исследовать конкретые формы возникновения общественной структуры и государства из жизненного процесса индивидов; б) изучать идеи и представления людей как определенные элементы реальной жизни индивидов.

II. Анализ производства средств жизни (lebensmitfcel) устанавливает: а) формы физического самосохранения индивидов – строительство искусственной среды, производство продуктов питания, совершенствование и передачу знаний; б) способы деятельности, развертывающиеся вокруг производства жизненных средств, – формы контроля, правовые, политические, экономические, культурные и гражданские институты; классовые и групповые позиции индивидов, профессии и занятия; в) виды жизнедеятельности индивидов – совокупности их общественных, групповых и личностных отношений, их образ жизни, определенный характером жизненных средств.

III. Изучение воспроизводства населения и подготовка этого населения к включению в трудовой процесс, в том числе в информационно-семиотическую деятельность, позволяет определить: а) структуру и тенденции развития семьи; б) структуру и тенденции развития образования и воспитания; в) то общее, что объединяет семью и образование – тип цивилизации и даже шире – тип культуры, так как цивилизации представляют собой комплексы отношений, происходящих из унаследования способа производства жизненных средств и взаимодействия с новыми условиями производства.

В историческом плане понятие «способ жизни» соотнесено с понятием «способ производства». В более узком, конкретно-социологическом плане использование понятия образа жизни (общества, классов, групп или индивидов) предполагает обособленное исследование жизнедеятельности, которое устанавливается или посредством соотнесения данных форм с предшествующими или через сравнение с другими параллельными, отличными от данной формы.

Процесс истории с точки зрения смены способов организации общественной жизни можно схематически представить в виде ряда историологических таблиц (табл. 4, 5, 6, 7) [71] .

Таблица 4

Первобытнообщинная формация

(2,5 млн. лет до н. э. – 4 тыс. лет до н. э.)

Таблица 5

Рабовладельческая формация 4 тыс. до н. э. – V в. н. э.

Таблица 6

Феодальная формация (V–XVII вв.)

Таблица 7

Капиталистическая формация и эпоха революционного преобразования капиталистической формации в коммунистическую

Конечно, изображение исторического процесса в виде схем на таблицах имеет тот недостаток, что схема не учитывает сложность реальных исторических связей, их переходы и переплетения. Однако при подобном размещении материала исторические границы социальной жизнедеятельности проступают более наглядно.

Указанные границы отмечают вклад каждой формации в развитие общественной жизни: в развитие производительных сил и социальных отношений, в производство знаков информации и культуры. Одновременно указывается на историческую противоречивость и несовместимость условий существования антагонистических формаций с задачами дальнейшего развития общественных отношений, в том числе отношений с природной средой.

Такой подход делает наглядной роль социально-экологических факторов в выработке исторических и индивидуальных форм образа жизни общества. В конечном счете образ жизни данного общества и является той социальной средой, которая непосредственно определяет содержание и формы социальной информации.

Как видно из таблиц, категория образ жизни описывает сложную реальность, причем с течением времени (от формации к формации) наблюдается, во-первых, рост этого усложнения и, во-вторых, увеличивается динамизм социальных явлений, связанных прежде всего с характером техники и научных открытий. В том же ряду находятся так называемые социальные нововведения, непосредственно определяющие динамику общества, например, деньги, кооперация труда, массовые коммуникации и т. д.). Указанные факторы, переплетаясь между собой, обусловливают ускоренное развитие отношений человека с природной средой, превращают социально-экологические отношения в факторы нормирующие. Как показано на таблицах, каждая ступень образа жизни включает достижения предыдущей, а также некоторые остаточные явления, т. д. каждый последующий образ жизни вырастает из предыдущего.

Выводы

Изучение образа жизни в его семиотическом аспекте позволяет представить сложную структуру общества в историческом взаимодействии ее производственных, распределительных, политико-идеологических, культурных и информационных процессов, составляющих единый социальный процесс.

Неразрывная связь между материально-духовным производством с одной стороны, управляющей и регулятивной деятельностью – с другой, формирует необходимую базу комплектования социально-информационных систем. Подобные системы призваны своевременно оповещать общество о важнейших процессах его материально-духовного развития.

Очевидно также, что разработка социальных показателей может плодотворно осуществляться на почве развитой методологии. Чем прочнее связана эта методология с научно-материалистическим изучением материального производства, образа жизни, культуры, функционирования и предназначения социальной информации, тем глубже могут быть отображены в социальных показателях меры взаимодействия исторического и актуального, общего и особенного, желательного и запретного. Социальные показатели и образуемые на их основе социально-информационные системы представляют мощное средство анализа социальной информации. Они нуждаются в комплексной, междисциплинарной разработке, осуществляемой как с помощью классических методов гуманитарных наук, так и с привлечением социальной семиотики и эмпирической социологии.

Единство культурно-исторических и конкретно-ситуативных подходов, демонстрируемых в марксистской социологии, создает прочную базу для истолкования, оценки и прогноза социальных процессов.

Глава II Критика американских разработок социально-информационных показателей

1. Общая оценка американской информатики

Информационный анализ социальных отношений получает в последнее время все более широкое распространение. В частности, это отчетливо видно по исходящему из США потоку научных публикаций, посвященных социальным показателям, «глобальным моделям», долгосрочным социально-прогностическим и футурологическим разработкам. Интенсивность подобных исследований в США означает, что американские исследователи, по существу, заявляют претензию на лидерство в сфере информационного истолкования социальных процессов.

Пройти мимо этих работ невозможно, но столь же невозможно безоговорочно принять выдвигаемые в них концепции без научной критики. Научное сопоставление подходов, развиваемых американскими социологами, с концепциями советских авторов позволяет выявить ограниченность и предвзятость многих распространенных в американской социологии подходов. Прежде всего это относится к методологической сфере, где советскими учеными выдвинуты глубокие и оригинальные идеи, касающиеся различных уровней фундаментального определения культурно-информационных структур.

На этом уровне многие претензии американской социологической информатики с особой наглядностью выявляются как несостоятельные. Однако и в конкретной фактуре социальных исследований, проводимых в США, можно обнаружить односторонний, узкофункциональный характер предлагаемых информационных моделей и утверждаемых на их основе практических рекомендаций.

В американских исследованиях, посвященных взаимодействиям духовной и материальной сфер, основной упор делается на информацию, а не на культуру. Это обусловлено массово-коммуникативным характером американской национальной культуры.

Основной слой собственно американской культуры реализуется в массовых коммуникациях: в газетах, рекламе, телевидении, литературе для массового чтения. Отсюда – стремление исследователя видеть и изучать культуру прежде всего в массовой информационной среде.

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Почему даже самые умные, успешные и привлекательные женщины не всегда понимают поступки мужчин и нес...
Стейси Дэниелс всегда привлекала «не тех» мужчин....
39 правил работы с клиентами от Ли Кокерелла, бывшего исполнительного вице-президента компании Walt ...
Кошмарный террористический акт произошел в московском спортивном комплексе «Лужок». Жертвами стали п...
Уже пять лет Настя и Лешка живут вместе, но Настя до сих пор не знакома с родителями своего избранни...
Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 ...