Башня грифонов Александрова Наталья

– Нет… – пленник был явно смущен, – я был под… под котом.

– Что? – женщина скрипнула зубами. – Ты что – издеваешься надо мной? Не советую…

– Постойте, я все объясню! Я тут… занимался своим делом… допрашивал одного человека… и тут вдруг на меня напали… кажется, это была женщина…

– Напали? – женщина усмехнулась, разглядывая исцарапанное лицо. – Чем это она тебя? Ногтями, что ли? Или бритвой?

– Она… она бросила мне на голову кота…

– Кота?! – женщина удивленно уставилась на него и вдруг засмеялась сухим, каркающим смехом. Должно быть, она очень редко смеялась и сама удивилась своей реакции. Отсмеявшись, она повторила с явным удовольствием: – Кота! Надо же, первый раз такое слышу! А эта тетка явно не промах… и что же было дальше?

– Пока я отдирал кота, она ударила меня по голове, я потерял сознание. Потом начал приходить в себя, но пока я был в отключке, они привязали меня к этой цепи. Вот тут я и разглядел ее… ту женщину, о которой вы спрашивали.

– Она не заметила, что ты пришел в себя?

– Я постарался себя не выдать, не открыл глаза, а только приоткрыл их, взглянул из-под век…

– Умно, – женщина усмехнулась. – А кто был тот человек, которого ты здесь допрашивал?

Пленник молчал. Тогда женщина потянулась к кнопке.

– Не надо! Этот человек… он математик, специалист по кодам и шифрам… он что-то знал о Цифровой башне… я хотел узнать, что ему известно…

– Опять ты про эту ерунду… – женщина поморщилась. – Тебе не надоело?

– Уверяю вас, я говорю правду!

– Хотя… ведь та женщина освободила твоего знакомого? Значит, она приехала сюда из-за него… значит, они как-то связаны… кто он такой? Его имя, адрес?

Мужчина хотел было ответить, но тут его глаза удивленно расширились, и в ту же секунду за спиной женщины негромко скрипнула дверь.

Женщина резко обернулась, одновременно выдергивая из заплечной кобуры пистолет.

В дверях стоял сухонький старичок в аккуратном ватнике и надвинутой на глаза серой клетчатой кепке. Он опирался всем своим незначительным весом на суковатую клюку с загнутой ручкой и удивленно оглядывал помещение. В другой руке он сжимал трубку с длинным деревянным чубуком.

– Это чего же вы тута делаете? – проговорил старик удивленно. – Развлекаетесь, что ли?

– Ты ещ-ще кто такой? – прошипела женщина, однако опустила пистолет.

– Да сторож я, сторож здешний… – прошамкал старик, – фабрику эту сторожу…

– Чего тут сторожить-то? – недоверчиво переспросила женщина. – Тут все, что можно, уже давно украли, от фабрики одни стены остались, да и те все в щелях!

– Так я не затем сторожу, чтобы не украли, – пояснил старик, – а затем, чтобы чего лишнего не подбросили. А то бывают такие умельцы – лень им, понимаешь, до свалки ехать, так они норовят мусор на чужую территорию подбросить. А это непорядок. Нам и своего мусора хватает, девать некуда. Вот я и слежу… опять же, дети иногда здесь собираются или эти… старшеклассники, не к ночи будь помянуты. Пиво тут пьянствуют и безобразия всяческие нарушают, развлекаются в общем, а я их гоняю. Но чтобы взрослые люди навроде вас тут развлекались – такого я еще не видал…

– Ну, не видал – так и сейчас тебе нечего смотреть! – шикнула на него женщина. – Иди себе в другой конец фабрики, там и сторожи в свое удовольствие!

Она окончательно успокоилась и уже хотела убрать пистолет обратно в кобуру.

Но тут случилось нечто непредвиденное.

Старичок сторож кивнул, видимо соглашаясь уйти подобру-поздорову, приподнял свою трубку, словно собирался раскурить… и вдруг метнул ее в женщину.

Женщина удивленно моргнула и хотела отмахнуться от трубки, но та с неожиданной силой ударила ее по руке, сжимавшей пистолет. Должно быть, круглая чашка трубки, в которую обычно засыпают табак, была залита свинцом, и безобидная с виду трубка превратилась в опасный метательный снаряд.

Пистолет выпал из руки и покатился по полу.

Женщина, все еще не оправившаяся от удивления, трясла рукой. Запястье онемело от удара и не слушалось ее.

Удивительный старичок не терял времени даром. С неожиданной прытью он подскочил к женщине и, мгновенно перевернув свою клюку, зацепил ее за щиколотку кривой ручкой и дернул на себя. Женщина потеряла равновесие, ахнула и упала на пол. При этом она ударилась о бетон головой, а сторож еще добавил тяжелой клюкой.

Темные очки слетели от удара и валялись в стороне. Без них лицо женщины казалось жалким и беззащитным.

Убедившись, что женщина отключилась, старик неторопливо подобрал с пола выпавший у нее пистолет, поставил его на предохранитель и только тогда повернулся к измученному пленнику.

– Что же ты, Кондратий, так вляпался-то? – прошамкал он неодобрительно, развязывая его руки. – Хорошо, я твои крики услышал да подоспел вовремя, а то тут тебя совсем бы ухайдакали! Это кто же тебе так физиономию лица разукрасил? Эта, что ли? – сторож пнул безжизненную женщину мыском сапога.

– Понимаете, Генрих Рудольфович…

– Что ты, Кондратий! – сторож поморщился. – Я же просил – называй меня Гаврилой Романовичем!

– Да ладно вам, – мужчина растирал развязанные руки и морщился от боли, – сейчас-то вам не все ли равно? Сейчас время не такое, чтобы вам своего имени стесняться!

– Такое не такое, а я привык! И потом, я своего имени не стесняюсь, упаси бог, а только опасаюсь! Я через свое имя уже достаточно пострадал, больше не желаю! Так ты мне, Кондратий, так и не ответил – она тебя разукрасила?

– Нет, не она.

– Не она? А кто же?

– Долгая история! – отмахнулся Кондратий. – Пойдемте уж к вам в сторожку, хоть в порядок себя приведу!

– Да, в порядок себя привести не мешает! – старик снова неодобрительно оглядел собеседника. – А с этой дамочкой-то что делать будем?

– С ней? – переспросил Кондратий. – А где она?

На полу, где только что лежала побежденная женщина, никого не было, только лежали ее темные очки.

– Ускользнула… – неодобрительно прошамкал сторож. – Нехорошо! Не дай бог вернется!

Он развернулся и пошел к выходу.

Кондратий, тяжело вздыхая и разминая онемевшие руки, заковылял следом.

Выйдя с фабрики, сторож остановился и внимательно огляделся по сторонам.

Не увидев поблизости ни одной живой души, он быстро пересек проулок и подошел к металлической ограде лютеранского кладбища. Ограда эта была составлена из черных чугунных пик с заостренными наконечниками и казалась сплошной. Однако сторож, снова опасливо оглядевшись, потянул за одну из пик – и часть ограды сдвинулась в сторону, открыв проход, достаточно широкий для того, чтобы в него мог свободно пролезть взрослый человек.

Сторож придержал ограду, пропустил Кондратия, протиснулся следом за ним и закрыл за собой потайной проход.

Спутники пошли друг за другом по узкой тропинке между темными старинными надгробьями, свернули возле памятника, изображавшего печального ангела с опущенным факелом в руке, и подошли к неказистой сторожке.

Генрих Рудольфович вытащил из тайника под крылечком ключ, открыл дверь и пропустил гостя в сторожку.

Эта сторожка представляла собой единственную комнату, впрочем, довольно уютную. Посредине ее стоял круглый стол, накрытый зеленой плюшевой скатертью с узорами и кистями по углам. В центре этого стола красовался глиняный кувшин с букетом искусственных цветов, над столом висел круглый абажур из оранжевого шелка с бахромой по краю. Возле одной стены имелась узкая кушетка, накрытая шерстяным одеялом, на стене над этой кушеткой висел коврик, на котором угловатым готическим шрифтом было вышито: «Добродетельный труд – сам себе награда».

Еще в комнате имелась эмалированная раковина с укрепленным над ней несколько помутневшим от времени зеркалом в деревянной, попорченной древоточцами раме.

К этой-то раковине хозяин и направил Кондратия:

– Приведи себя в порядок, а после поговорим!

Кондратий наклонился над раковиной и принялся отмывать от лица засохшую кровь, то и дело задевая за свежие ссадины и вскрикивая. Наконец он посчитал, что привел себя в более-менее благопристойный вид, и повернулся к хозяину.

– Вот, хоть немного на человека стал похож! – проворчал сторож. – Ну, а теперь рассказывай, что тут с тобой приключилось.

Кондратий угрюмо молчал, и сторож укоризненно проговорил:

– Я ведь хорошо знал твоего отца, дружил с ним, можно сказать. И когда он умирал, он взял с меня слово, что буду за тобой присматривать. Да я бы и без того не оставил тебя без внимания. Мы ведь не только друзья с ним были – мы были одними из последних василеостровских немцев. Ты ведь знаешь, Кондратий, что когда-то Васильевский остров в Петербурге был настоящей немецкой слободой – немецкие магазины, немецкие рестораны, даже немецкие газеты здесь выходили…

– Сколько можно, Генрих Рудольфович! – поморщился Кондратий. – Вы все это говорили мне, наверное, тысячу раз!

– И еще тысячу раз скажу! – перебил его старик. – Буду повторять и повторять, пока ты не поймешь: корни – это самое главное в жизни человека! Ты должен помнить, кто ты такой! Ты – петербургский немец, из хорошей, достойной семьи!

– Да только мне от этой семьи ничего не перепало! – мрачно проговорил Кондратий.

– Не говори так! Тебе досталось от твоих немецких предков главное – характер, трудолюбие и упорство! Все остальное зависит только от тебя самого. Умный человек не любит ничего получать даром – только своим собственным трудом. И в нашей семье все руководствовались этим золотым правилом… Хотя… – старик тяжело вздохнул, – хотя, наблюдая за тобой, я иногда начинаю сомневаться, что ты и в самом деле правнук Вильгельма Пеля…

– Вот-вот, и вы туда же! Меня с самого детства преследовали эти разговоры – мол, мой отец – ненастоящий Пель, боковая, гнилая ветка семьи…

– Не говори так, твой отец был замечательным человеком. Если бы не трудные обстоятельства, он бы многого достиг. А ты… в тебе нет того, что было в нем, – истинно немецкого железного стержня! Вместо того, чтобы делать свое дело, вместо того, чтобы строить свою жизнь, решать повседневные, практические задачи, ты пытаешься разгадать старинную загадку, гоняешься за какими-то химерами…

– Не химерами, а грифонами, – вполголоса проговорил Кондратий.

– Какая разница! – старик поморщился. – Все равно, это сказки, вымысел, пустая трата времени!

– Вымысел? – Кондратий искоса взглянул на старика и сухо рассмеялся. – Кто бы говорил! Какой же это вымысел, если вы – живое доказательство существования тайны Вильгельма Пеля? Вот скажите честно – сколько вам лет?

– Не важно… – старик опустил глаза. – Я сам не помню…

– Не помните? Что-то мне не верится… во всяком случае, сколько я себя помню – вы всегда такой: старый, но бодрый и энергичный. И мой покойный отец помнил вас таким же. Да даже то, что вы хорошо помните довоенную жизнь Васильевского острова, все эти немецкие заведения, магазины и рестораны…

– Ну, это не значит, что я все это видел сам… – старик смешался. – Многое я помню по рассказам старших… моего дяди, других родственников…

– Что-то мне не верится! Слишком живо, слишком ярко вы все это помните! Отец как-то рассказывал мне, что вам в детстве дали знаменитую золотую пилюлю Пеля. Ту самую пилюлю, о которой столько говорили в нашей семье. Не оттого ли вы так долго живете? Скажите честно – сколько вам лет?

– К чему это? – сторож явно смутился. – Ты и так слишком много времени и сил тратишь на бесплодные поиски…

– Бесплодные? Вы – живое доказательство того, что золотая пилюля существует! Если мне удастся ее найти…

Кондратий хотел сказать еще что-то, но резко замолчал, как будто прикусил язык.

Зато старик заговорил, как будто прорвалась сдерживавшая его плотина:

– Ты говоришь, я – живое доказательство? Да, это так… только доказательство чего? Помню этот день, как будто это было вчера… я был совсем мал, мне было пять или шесть лет… я играл у себя в комнате, и сломался волчок. Тогда я отправился к дедушке, к господину Вильгельму, чтобы он починил мою игрушку. Дед любил меня, я часто приходил к нему в кабинет, он сажал меня на колени и показывал мне красивые книжки, рассказывал старинные сказки и истории. Вот и в тот раз я вошел в кабинет, но деда там не было. Зато возле камина я увидел открытую дверь. Дверь, которой я никогда прежде не видел.

Какой ребенок устоял бы на моем месте?

Я проскользнул в эту дверь. За ней была лестница. Я спустился по ней, прошел по темному коридору и оказался в небольшом круглом помещении перед следующей дверью.

Эта дверь была заперта, но в ней было маленькое окошко, скорее форточка.

Мне стало страшно, я хотел уже вернуться, но тут окошко в двери открылось, из него донесся едва слышный голос, сухой, шелестящий, как страницы старой книги.

– Постой, малыш! – проговорил этот голос. – Поговори со мной!

Я заметался: мне хотелось уйти, вернуться в свою комнату – и в то же время странная сила влекла меня к окошку. Как будто тот шелестящий голос имел надо мной великую власть.

В конце концов эта сила победила: я подошел к окошку и увидел за ним лицо… не знаю, был ли это живой человек или призрак. Во всяком случае, никогда прежде мне не приходилось видеть человека настолько дряхлого. Казалось, что он давно уже умер, похоронен и пролежал в земле не один десяток лет.

– Поговори со мной, малыш! – повторил этот живой мертвец. – Я уже так давно не видел детей!

– Кто вы? – спросил я испуганно. – Почему вы здесь, за этой дверью? Кто вас запер?

– Меня заточил здесь твой дедушка, герр Вильгельм!

– Мой дедушка хороший, добрый! – возразил я. – Он не запер бы вас без всякой причины. Должно быть, вы сделали что-то плохое, и он вас наказал. Так он однажды наказал Петера. Тот украл у кухарки цукаты, и дедушка запер его в чулане на три часа. Наверное, вы тоже что-то украли у кухарки?

– Нет, я ничего не крал… – человек за дверью засмеялся, это было похоже на хриплое воронье карканье. Затем он продолжил: – Да, твой дедушка наказал меня, но наказание получилось слишком суровым. Я нахожусь здесь уже много лет, много лет я не видел дневного света. Если ты хороший мальчик – ты пожалеешь меня, ты достанешь у своего дедушки большой медный ключ, откроешь эту дверь и выпустишь меня! Только ничего не говори дедушке!

– Так нельзя поступать. Мой дедушка говорит, что ничего нельзя делать тайком, тайное всегда становится явным. Если хочешь, я попрошу дедушку, чтобы он сам выпустил тебя!

– Вряд ли это поможет… – вздохнул тот человек. – Что ж, если ты не сможешь достать ключ, тогда позволь хотя бы угостить тебя конфетой. Это очень вкусная конфета, ты такой никогда не пробовал.

И он показал мне большую конфету – позолоченную бомбошку величиной с лесной орех.

– Благодарю вас, добрый господин! – проговорил я, как положено воспитанному немецкому мальчику, и положил конфету в рот.

Она показалась мне невкусной – в ней не было ни терпкого орехового вкуса, ни чудной шоколадной горечи, ни цукатного аромата. Только ментоловый холод и еще какой-то странный металлический привкус, как будто я лизнул лезвие ножа. Но я даже не успел как следует распробовать эту конфету – едва я положил ее в рот, она скользнула в мой пищевод, как живая.

Тут со мной случилось что-то необычное.

Полутемное подземелье вдруг озарилось ярким багровым светом, как будто я оказался в жерле вулкана. Комната, которая только что была вовсе не большой, внезапно расширилась, превратившись в огромный грот, – и тут же снова сократилась до прежних размеров, даже стала меньше, гораздо меньше, так что я едва в ней помещался. Но потом она снова необыкновенно увеличилась – и снова уменьшилась, как будто я находился внутри огромного пульсирующего сердца. В то же время помещение наполнилось громкой, отвратительной музыкой. Хриплые, дребезжащие, надтреснутые звуки сочетались без толка и гармонии. Такая музыка должна, мне кажется, звучать в аду…

Некоторое время я не знал, где нахожусь и что со мной происходит.

Наконец все прекратилось, я снова был в подземном гроте перед дверью с окошком, а возле входа в грот стоял мой дедушка, господин Вильгельм.

Он смотрел в испуге то на меня, то на дряхлого человека за дверью и наконец спросил:

– Что ты здесь делаешь, Генрихен? Как ты сюда попал?

– Я… я зашел сюда случайно, дедушка! Я… я не хотел!

– Ты разговаривал с тем человеком?

– Да… да, дедушка, я с ним разговаривал! Он просил меня сделать одну плохую вещь, но я не согласился…

– Догадываюсь, о чем он тебя просил! Наверное, он просил тебя достать ключ от этой двери и выпустить его?

– Да… да, дедушка, именно так! Но я отказался… Я сказал, что нельзя ничего делать тайком…

– Ты молодец, Генрихен! Но скажи мне еще кое-что. Ты ничего не брал у этого человека?

– Только одну конфетку…

– Конфетку? – в голосе дедушки прозвучал ужас. – Покажи мне эту конфетку!

– Но я… я ее уже съел!

– Съел? Пойдем скорее со мной, малыш, я сделаю тебе промывание желудка!

И тут из-за двери донесся хриплый смех, больше похожий на воронье карканье.

– Поздно, мой дорогой друг! – прошелестел голос за дверью. – Поздно! Пилюля уже проникла в его организм, она уже делает свое дело!

– Дьявол! – закричал мой дед. – Дьявол, зачем ты забрал этого маленького мальчика? Зачем ты забрал моего внука? То, что происходит, происходит только между нами, между тобой и мной. Ребенок здесь ни при чем! Мсти мне, только мне, но не прикасайся к моим близким…

Я никогда прежде не видел дедушку таким сердитым. Прежде он всегда был добрым и спокойным, как святой Клаус, а теперь его глаза пылали, на щеках рдели красные пятна.

– До тебя мне не добраться, – прошелестел голос из-за двери. – Ты слишком хитер. А ребенок… может быть, когда-то он будет благодарен мне. Я подарил ему долгую, очень долгую жизнь!

– С тех пор прошло много, очень много лет! – проговорил старик. – Жизнь моя и правда оказалась очень долгой. Долгой и необычайно тяжелой…

Он смотрел на стену перед собой, как будто на экран, на котором показывали фильм его жизни.

– В тридцатые годы из-за хорошего знания немецкого языка меня взяли в разведшколу. Там я многому научился. Но перед самой войной почти всех этнических немцев, как тогда говорили, «вычистили». Меня обвинили в шпионаже, отправили на Колыму. Мне еще повезло – я знал, как держаться на допросе, и не попал под расстрел. На Колыме я провел несколько лет, несколько страшных лет. Затем меня как подготовленного разведчика вытащили из лагеря и отправили за линию фронта. Там я сделал немало, но когда вернулся – меня снова арестовали. Я снова чудом выжил. Потом, в пятьдесят втором году, меня снова вытащили из лагеря и привезли в Москву – но, как я понял, только для того, чтобы я дал показания на своего бывшего начальника.

Я держался, как мог, потому что знал – если только дам показание, меня расстреляют вместе с шефом. И тут, на мое счастье, положение в стране неожиданно изменилось, и меня одним из первых выпустили на свободу.

Правда, я знал по своему горькому опыту, что все снова может перемениться и людей вроде меня не забывают. Тогда-то я раздобыл чужие документы и на несколько лет лег на дно – поселился в маленьком городке за Уралом. И только через десять лет, еще раз сменив документы, рискнул вернуться в родной город и отыскать родню.

В общем, мне пришлось перенести столько, что невзгод и горестей хватило бы на десять обычных жизней, и теперь я не сомневаюсь…

– Но значит, золотая пилюля действительно существует! – перебил его Кондратий. – Значит, я иду по верному следу!

– Ничего не значит! – оборвал его старик. – Ты не дал мне договорить. Теперь я нисколько не сомневаюсь, что в тот день видел самого дьявола, и пилюля – его страшный дар! Да, я прожил очень долго, но всю жизнь только переходил из одного круга ада в другой – чтобы в конце концов попасть в настоящий, окончательный ад! Благодаря пилюле дьявола я выжил в самых страшных местах – но только для того, чтобы попасть в места еще более страшные!

– Ох, только не говорите мне о дьяволе! – поморщился Кондратий. – Я в это не верю! Но вот за помощь – спасибо!

– За помощь? За какую помощь?

Кондратий усмехнулся:

– Вы сказали, что попали в то тайное подземелье через потайную дверь из кабинета Вильгельма Пеля. Теперь я знаю, где искать. Я найду кабинет Пеля, найду эту дверь. А то я напрасно потратил столько времени на поиски входа в Башню грифонов…

– Не надо! Не ищи эту дверь! Эта дверь ведет в ад! – воскликнул старик, но Кондратий уже покинул его сторожку.

Герр Вильгельм перечел записку, которую передал ему поздний посетитель, еще раз, и еще.

Помнит ли он Гейдельберг?

Еще бы!

Даже на смертном одре он не забудет те дни, которые он провел в этом старинном университетском городе.

Коллега по медицинскому факультету Дерптского университета сказал ему как-то, что собирается прослушать несколько лекций знаменитого гейдельбергского химика Вайссера, и предложил составить ему компанию.

Герр Вильгельм – а тогда молодой студент Вилли – охотно присоединился к приятелю. Приехав в Гейдельберг, известный на всю Европу своим университетом, а еще более – своими разгульными студентами, приятели отправились на лекцию профессора Вайссера. Лекция показалась им скучна, и они, не дождавшись конца, ушли прочь, чтобы найти себе занятие поинтересней. По дороге студенты завернули в известный кабачок «У моста».

В этом кабачке Вилли Пель порядочно перебрал темного местного пива, потерял своего приятеля, зато встретил прехорошенькую зеленоглазую брюнетку. Эта брюнетка увела его из кабачка и привела в какой-то дом на окраине города, возле самой городской стены. Здесь брюнетка непонятным образом исчезла, а вместо нее объявился горбатый старик с длинной седой бородой. Глаза у этого старика были разные – один бледно-голубой, как северное небо, другой – темно-зеленый, как бутылочное стекло.

Вилли решил, что этот старик – муж или отец коварной брюнетки, и схватился за свою шпагу, непременный атрибут любого уважающего себя студента, чтобы дорого продать свою жизнь.

Однако старик заверил его, что не желает славному господину Пелю зла, напротив, хочет взять его в ученики и открыть перед ним тайны древней науки алхимии. Ему как раз нужен молодой способный ученик, и Вилли как нельзя лучше подходит на эту роль.

Вилли много чудесного слышал о знаменитых гейдельбергских алхимиках и решил, что не вредно будет взять у хитрого старца несколько уроков. Возможно, на его решение повлияло и выпитое в кабачке темное пиво.

На том и порешили, и Вилли остался у алхимика.

К слову, хорошенькая брюнетка как сквозь землю провалилась, единственным существом женского пола в доме алхимика была старая Катрина, служанка и кухарка в одном лице.

Старец одну за другой открывал перед Вилли тайны алхимии, заодно показывал ему, как составлять целебные порошки и эликсиры, которыми он пользовал гейдельбергских обывателей. Однако Вилли не оставлял надежды узнать две самые главные тайны: как превращать простые металлы, такие как ртуть и свинец, в золото, и как возвращать старому человеку молодость.

Вторая тайна по причине юного возраста волновала его меньше, но, овладев ею, можно было не заботиться и о золоте: любой престарелый богач заплатит сколько угодно, чтобы помолодеть.

Вилли так и этак приступал к своему старому учителю, желая вызнать его главные тайны, но тот всякими способами уводил разговор в сторону.

Иногда Вилли задумывался, знает ли его учитель две эти тайны. Во всяком случае, он жил не так богато, как мог бы, если бы умел делать золото, а если бы владел секретом вечной молодости, то не был бы дряхлым стариком.

Наконец однажды Вилли сказал своему хозяину, что время его вышло и он должен вернуться в Дерпт. Что алхимик, видно, открыл ему все свои секреты и больше у него нечему учиться.

Старый алхимик взглянул на него исподлобья, прокашлялся и проговорил:

– Еще не время тебе возвращаться, мой юный друг. А для всякой вещи есть свое время – время жить и время умирать, время собирать камни и время разбрасывать их, время умножать знания и время забывать то, что познал. Ты ведь хотел узнать тайну философского камня, хотел узнать, как превращать простые металлы в золото?

«Вот и к делу подошли, – подумал Вилли. – Что ж, лучше поздно, чем никогда».

Вслух же он сказал другое:

– Дорогой учитель, я очень хочу узнать эту тайну, да только вправду ли она вам известна?

– Неужели ты можешь в этом сомневаться? – воскликнул алхимик и грозно нахмурился.

– Простите великодушно, учитель, но честно говоря – да, такие сомнения пару раз закрадывались в мою душу. Впрочем, если вы решили поделиться со мной этой тайной – то вот он я, внимательно слушаю ваши слова и впитываю их, как губка.

– То-то! Однако ты, конечно, знаешь, Вилли, знаешь, мой юный друг, что за все в этой жизни приходится платить и такая тайна стоит недешево.

– Вот оно как! – пригорюнился Вильгельм. – А вот денег-то у меня и нет…

– Денег? – алхимик усмехнулся. – К чему деньги тому, кто владеет тайной философского камня? Мне нужно что-то совсем другое, то, что у тебя как раз имеется…

– Что же это? – осведомился ученик.

– Молодость! – Алхимик тяжело вздохнул и понизил голос: – Ты видишь, мой юный друг, как я стар и немощен. Дни мои на исходе, главное же – жизнь не приносит мне тех радостей, какие дарила на заре юности. А я, помимо тайны превращения иных металлов в золото, владею и тайной возвращения молодости…

– Так за чем же дело стало? – спросил Вилли, боясь пропустить хоть слово.

– За чем? – старик снова вздохнул. – А вот за чем. Секрет возвращения молодости не прост, но главное в нем вот что. Ты ведь человек образованный, ты прочел много ученых книг и знаешь главный закон природы: ничто не возникает из ничего, если в одном месте что-то прибудет, значит, в другом месте столько же убыло. Это касается и молодости. Если я хочу ее приобрести, значит, кому-то придется ее потерять.

– Потерять молодость? – удивленно переспросил Вилли, до которого начала доходить суть.

– Верно, – алхимик придвинулся к нему, разноцветные глаза старика заблестели хищным блеском, – верно, Вилли! Верно, мой юный друг! Ты молод и здоров, но беден, прости меня, как церковная мышь. Мы с тобой заключим договор: я передам тебе тайну философского камня, тайну превращения простых металлов в золото, а ты за это отдашь мне свою молодость.

– Нет! – воскликнул Вилли в ужасе. – Деньги – дело наживное, упорным трудом я их заработаю, молодость же не вернешь… нет, я не согласен на такой обмен!

– Не согласен? – алхимик покачал головой. – Что ж, этого я и боялся! Жаль, мой юный друг, очень жаль! Ты мне понравился. То есть, правильнее сказать, мне понравилась твоя физическая оболочка, твои крепкие мышцы, твой здоровый румянец. Я уже представлял, что все это станет моим. Но если ты не хочешь – значит, не судьба, придется поискать кого-то другого. Дело в том, что этот обмен можно произвести только добровольно, кто-то должен по своей воле отдать мне молодость. Катрина! – алхимик хлопнул в ладоши.

Вилли обернулся, ожидая, что на зов хозяина явится старая служанка, но вместо нее на пороге комнаты появилась та хорошенькая брюнетка, которая нашла его в кабачке «У моста».

Вилли не смог скрыть свое удивление.

Алхимик же что-то вполголоса приказал девушке, та почтительно поклонилась и ушла.

Не прошло и часа, как Катрина вернулась.

Но вернулась она не одна, она привела подвыпившего парня, по виду и выговору – студента из Нижних Земель.

Вилли хотел предупредить этого студента о коварных замыслах хитрого алхимика, но, когда он попытался заговорить, не смог произнести ни слова, из его уст вырывалось лишь бессвязное мычание, как будто его рот был зашит портновской иглой.

Алхимик насмешливо взглянул на него и сказал новому ученику, что Вилли – его слуга, немой от рождения. Затем, ничуть не смущаясь присутствием Вилли, он спросил гостя, хочет ли тот пойти к нему в обучение, чтобы узнать все тайны алхимии.

На это парень ответил, что более всего желает узнать, как делать золото, и за эту тайну готов отдать все, что угодно, хоть свою правую руку.

– А готов ли ты отдать за нее свою молодость? – спросил коварный старик.

– Не задумываясь! – воскликнул студент. – Что такое молодость? Она пролетит, как дуновение ветра, ее и не заметишь! А тайна изготовления золота откроет для меня все двери, сделает доступными все радости жизни!

Вилли видел, что молодой человек пьян, только потому он так легкомысленно поддается на уговоры старого алхимика. Он хотел отговорить его – но не мог, лишь бессвязно мычал.

Алхимик снова насмешливо покосился на своего непослушного ученика и проговорил, потирая руки:

– Ну что ж, мой юный друг, железо следует ковать, пока оно не остыло. Для всего есть свое время – время собирать камни и время разбрасывать их, время спать и время бодрствовать, время накапливать знания и время забывать их… Давай же скорее подпишем договор и приступим к самой процедуре! Мне не терпится избавиться от своей старой оболочки…

Они и правда подписали длинный договор, полный каких-то юридических хитростей и уловок.

Вилли не удивился бы, если бы подписи на этом договоре поставили кровью, но нет, алхимик достал для этой цели скляночку каких-то особых темно-красных чернил. Покончив с договором, оба удалились в лабораторию алхимика.

Вилли хотел последовать за ними, чтобы удержать студента от необдуманного шага, но алхимик с неожиданной силой оттолкнул его и запер дверь перед самым его носом.

Более часа из лаборатории доносились странные и пугающие звуки, крики и полные муки стенания, как будто там кого-то пытали демоны ада, затем двери открылись, и вышли те же двое – дряхлый алхимик и молодой студент.

Вилли вздохнул с облегчением: видимо, из таинственного опыта ничего не вышло и каждый остался при своем: студент сохранил свою молодость, а алхимик – морщины и сгорбленную спину. Кроме того, старик выглядел удивленным и растерянным – должно быть, сокрушался о неудаче эксперимента.

Однако молодой студент подошел к Вилли, лучезарно улыбаясь. Вилли посмотрел ему в глаза – и невольно отпрянул: один глаз юноши был темно-зеленым, как бутылочное стекло, другой – блекло-голубым, как северное небо.

Студент похлопал Вилли по плечу и проговорил:

– Вот и все, мой юный друг! Для всякого дела есть свое время – время жить и время умирать, время собирать камни и время разбрасывать их, время накапливать знания и время расточать их… для тебя, мой юный друг, настало время вернуться к прежней жизни, но когда-нибудь, много лет спустя, придет время вспомнить нашу встречу, время вспомнить эти дни в Гейдельберге…

Он не успел договорить эту фразу – как Вилли оказался на улице возле кабачка «У моста».

Навстречу ему спешил приятель – тот самый, с которым они приехали из Дерпта.

– Где ты пропадал, Вилли? – проговорил он удивленно. – Я тебя целый час ищу!

– Час? Всего лишь час? – переспросил Вилли приятеля. – Ты, должно быть, что-то путаешь! Ведь мы с тобой расстались не меньше месяца назад!

– Что? – приятель рассмеялся. – Месяц? Да мы только третьего дня прибыли в Гейдельберг! Видать, правду говорят – здешнее темное пиво здорово действует на голову! Ах, ну да – говорят, ты ушел из кабачка с красавицей брюнеткой! Должно быть, час в ее обществе показался тебе целым месяцем! А у меня все наоборот – неделя в объятиях красотки пролетает, как один миг! Ну что – пойдем еще слушать лекции доктора Вайссера?

– Нет, ты как хочешь, а с меня хватило Гейдельберга! И его профессоров, и его алхимиков, и его девушек! – ответил Вилли ворчливо. – Я возвращаюсь в Дерпт!

Все эти воспоминания в долю секунды пронеслись в голове герра Вильгельма. Он вспомнил Гейдельберг, вспомнил свою молодость, вспомнил лабораторию старого алхимика – и удивленно поднял глаза на позднего посетителя.

– Это… это вы? – спросил герр Вильгельм севшим от волнения голосом.

Посетитель ничего не ответил, но снял свои очки.

Герр Вильгельм увидел его глаза.

Один глаз был темно-зеленым, как бутылочное стекло, другой – блекло-голубым, как небо Петербурга.

Остаток дня Бейсик не слезал у Надежды с рук. Видно, так испугался сорваться с карниза, что теперь боялся остаться один хоть на минуту. Надежда и сама боялась его отпустить. Она занималась домашними делами, держа кота под мышкой, как сумочку.

В квартире стояла ужасная духота, потому что Надежда Николаевна с перепугу позакрывала все форточки, даже те, что были затянуты москитной сеткой.

Надежда наскоро прибралась в квартире, пылесос не включала, чтобы не усугублять кошачий стресс, у Бейсика с пылесосом были сложные отношения.

На ужин она запекла курицу целиком, чтобы не возиться. Бейсик даже не смотрел в ту сторону. Правда, после долгих уговоров он все же согласился съесть кусочек сырой куриной грудки, но принял его только у Надежды из рук.

Страницы: «« 4567891011 »»

Читать бесплатно другие книги:

Мир вокруг нас — это единственная реальность или только пестрый Занавес? Насколько правдивы и наскол...
Данная книга содержит сборник поучительных и веселых истинно русских сказок, ее прочтение доставит в...
Она очень горька, правда об армии и войне.Эта книга – о солдатах и офицерах, которые видели всю мерз...
Включает знаменитый «Нафталин» и одиннадцать новых стихотворений, специально сочиненных для этой ред...
Когда ведешь блог, то как-то не задумываешься над тем, что блог изменяет восприятие человеком окружа...
Где-то в сопредельной Галактике есть космическая Станция. Я случайно попал туда и прожил там почти т...