Запойное чтиво № 1 Крыласов Александр
— Ты лучше за нас переживай. Карачуны ладно, но теперь Велес Диву вышлет.
— «Дива — Богиня охоты, жена Бога лесов, Святобора», — зачитал из-под стола Бурмакин, — «Диву древние славяне представляли в облике юной красавицы, одетой в кунью шубу, отороченную белкой, с натянутым луком и стрелами».
— Вот зараза, — расстроился Бог пьянства, — о какой-то бабе целых четыре строчки в твоём справочнике, а обо мне всего три.
— Сколько можно завидовать, брат два? Ты меня уже достал, — буркнул Ваня.
— Это не я тебя достал, это пьяный акушер тебя достал. Нам с Вадиком на беду.
Мальчик самостоятельно поковылял в палату к матери, следом шли два его папаши, продолжая пререкаться. По дороге им попалась акушерка.
— У него же аллергическая реакция! — переполошилась она, — только взгляните, как вашего младенца раздуло! Что ж вы меня не пошумели, папаша?! И почему ваш грудничок ходит?!
— Не волнуйтесь, уважаемая, я в полном порядке, — успокоил её крепыш, — просто я быстро расту.
— Затем он повторил эту фразу по-английски и по-французски, без малейшего акцента и с прононсом. У акушерки подкосились ноги, она сомлела и плюхнулась на пол.
— Люблю детей, — подмигнул ей Переплут, — особливо делать.
Глава 25. Превратности семейной жизни
Бутик для животных «Четвероногий друг» непоправимо пустовал. Настолько, что уборщицу уволили три недели назад, а полы до сих пор сверкали чистотой. За кассой денно и нощно торчал Чемоданов, единственное его занятие заключалось в том, что он нажимал на клавишу «eject». Из кассового аппарата с тихим жужжанием и звоном выезжал пустой лоток без признаков купюр и мелочи. Тимоха скорбно смотрел на пустующие сусеки и задвигал лоток обратно. Вот и сейчас Чемоданов в который раз убедился в бесперспективности малого бизнеса в нашей стране и собственной неполноценности. К Тимофею подкралась беременная Кобылкина и плюхнулась ему на колени.
— Дорогой, у меня для тебя две новости: одна плохая, другая хорошая. С какой начать?
— Начни с плохой.
— Я потратила все деньги из последней выручки на шмотки мне и малышу. Мы же пока не знаем, какого пола будет младенец, поэтому я накупила вещей для мальчика и для девочки.
— Какая же тогда хорошая новость? — вздохнул Чемоданов.
— Тимон, я люблю тебя даже нищего.
— Нужно было приданное квартирой брать, — ещё горше вздохнул Тимофей, — Кандауров, змеина, убыточный магазин сбагрил и рад стараться.
— Почему убыточный?
— Потому что с прибыльным бизнесом он бы в жизни не расстался.
— Почему?
— По кочену.
Лера прошлась коготками по мужниной лысеющей макушке.
— Тимон, ты должен быть благодарен мне по гроб жизни. До того, как я вышла за тебя замуж, ты был лузером и задротом.
— Я благодарен, — безучастно кивнул Чемоданов.
— Не слышу!
— Спасибо тебе, Лера! — с чувством завопил Тимофей на весь магазин, — что ты осветила собой, как солнцем, мою никчемную жизнь!
Гулкое помещение ответило недоверчивым эхом.
— То-то. Признайся, Тимон, ты сох по мне, когда работал в холдинге.
— Было дело, сох.
— А что теперь произошло?
— Весь высох.
Лера почесала мужа за ухом, словно домашнего кота. Удивительно, но Тимофей не замурлыкал, а зашипел. Кобылкина не обратила на это внимания и продолжила, допекать супруга.
— А вот скажи мне, почему у Кандаурова деньги всегда есть, а у тебя их никогда нет?
— Деньги к деньгам.
— Почему? — округлила глаза Лера.
— Не знаю, поговорка такая. Последний покупатель был у нас три недели назад. Ещё месяц такой ударной, коммерческой деятельности, и можно смело сворачивать бизнес.
— Почему?
— Потому что мы разорены! — рассвирепел Чемоданов.
— Почему?
— Ты меня до белого каления доведёшь своим «почему»?! — заголосил Тимофей, — хотя бы потому, что ты всю последнюю выручку промотала на шмотки себе и будущему младенцу неизвестного пока пола!
— А что нам, голыми и босыми ходить?
— Ты слышала такие слова: аренда, реклама, налоги?!
— Слышала, — кивнула Кобылкина.
— Неужели?!
— Ты их по сто раз на дню повторяешь.
— Видимо, мало повторяю.
— А если будешь чаще повторять?
— Тогда, может быть, мне удастся втемяшить в твою головёнку, что нельзя переводить всю прибыль на дорогие тряпки.
— Почему?
— А-а-а! — взвыл Чемоданов, — я этого не вынесу!
— Почему?
— Потому что гладиолус! — взбеленился Тимофей, ловя себя на глубоко интимной мысли, что ему хочется покусать или даже задушить свою жёнушку.
Кобылкина от нечего делать принялась листать женский журнал. Вскоре она добралась до анкеты для мужей и приступила к допросу:
— Тимон, а ты по натуре победитель или проигравший?
— Я потерпевший.
— Такой графы тут нет, — затормозила Кобылкина.
— Так впиши.
— От руки?
— От ноги.
Лера помолчала, переваривая сказанное мужем, и аккуратно вписала в журнал: «патерпефший».
— Как слышится, так и пишется, — хмыкнул Чемоданов.
Кобылкина виновато шмыгнула носом и исправила «е» на «и», получилось — «патирпефший».
— Вот теперь ништяк, — одобрил супруг, — какой следующий вопрос?
Но Лера уже утеряла интерес к глянцу.
— Не ценишь ты меня, Тимон! А, между прочим, такие, как я, на дороге не валяются!
— Ещё бы, такие, как ты, вдоль неё стоят.
Лера, не оценив сарказма, вышла на улицу проветриться, а Тимоха решил звякнуть Кандаурову.
— Глеб Игоревич? Здравствуйте, я давно хотел вам сказать, что вы поступили со мной бесчестно.
— Да что ты говоришь, Чумоданов? — сыто икнул Кандауров, — и в чём же это выразилось?
— Кобылкина в качестве приданного получила убыточный магазин.
— До вашей, так называемой, хозяйственной деятельности он приносил прибыль в пятьсот процентов, — приукрасил свой свадебный подарок Кандауров.
— Не может быть, — не поверил Чемоданов.
— Торговать, надо уметь.
— Глеб Игоревич, возьмите меня к себе в холдинг, — попросился назад Тимофей, — всё равно магазин на ладан дышит.
— Увы, Чумоданов, я вынужден тебе отказать.
— ?
— У меня новый офис, новые сотрудники, новая любовница, — поделился сокровенным Кандауров, — и старые кадры мне ни к чему. Но ты, клюв не вешай, держи хвост морковкой, и всё со временем наладится.
— Последний вопрос. Скажите, Глеб Игоревич, как вам удалось заработать большие деньги?
— Мой юный друг Чумоданов, большие деньги можно только украсть.
— А заработать?
— А заработать можно только геморрой.
— Логично.
— Как там Лера? Всё также сорит деньгами и доводит окружающих своей тупизной?
— Всё также.
— Не понимаю, как ты мог на ней жениться? У неё же на лбу написано, что она дура набитая.
— Так у неё чёлка, — фыркнул Тимофей.
— И юмор у тебя, Чумоданов, стал какой-то висельный. А ведь ты же её любил, в отличие от меня и оппортуниста Буркакина, — упрекнул Кандауров, — любовь, она же, брат, о-го-го, она же двигает горы и поворачивает реки.
— Любовь ушла, — проскулил Чемоданов, — жена осталась.
Глава 26. Детство Вадима
На часах пробил полдень, когда чета Бурмакиных привела небожителей в свой пентхаус. Припекала и анчутки принялись обследовать родовое гнездо, а Переплут, не без ехидцы, одобрил помпезные апартаменты.
— Я смотрю, вы нехилую халупу на мой миллион прикупили.
— Респект вам и уважуха, Бог бухания, — поблагодарила Вера, — если бы не вы, мы бы так и ютились по съёмным клетушкам.
— Я бы и сам такие хоромы приобрёл, — напыжился Ваня, — с течением времени.
— Тебе столько не прожить, — хмыкнул Бог пьянства.
Иван обиженно засопел и принялся рыться в горе подарков для наследника.
— Вот, Вадик, смотри, это называется азбука, — Бурмакин стал показывать сыну книжку с картинками, — а это буква «А». Понятно?
— Понятно.
Через несколько минут малыш уже умел читать.
— Вот, сына, планшет, — продолжил обучение Иван, — смотри, какие у него есть функции. Понятно?
— Понятно.
Через четверть часа мальчик освоил новый дивайс в совершенстве. Переплут, Припекала и анчутки с интересом наблюдали за обучением крохи и не скупились на комментарии.
— Уйдите все! — заверещала вдруг Вера, — я его грудным молоком кормить буду!
— Я уже взрослый, мама, — потупился Вадик, — мне бы что-нибудь посущественнее.
— Как же так, сыночка? — всплакнула кормящая мать, — я тебя и питала-то всего два раза в жизни.
— Дай ему, маманя, ендову молочка из-под бешеной коровки, да блюдо медвежьих потрохов, — загоготал Припекала.
— Что ты себе позволяешь, кретин?! — в один голос закудахтали Бурмакины.
— Шучу я, шучу, — промямлил Бог любострастия, — вы, что шуток не понимаете?
— Вот, сынка, это жёсткий диск на два терабайта, — не унимался Иван, — в нём вся антология всемирной литературы. Тебе в первую очередь, необходимо питаться духовной пищей. Прочесть нужно всё: от «А» до «Я». Вот так, присоединяешь диск к планшету и читаешь.
— Хорошо, папа, — малыш уткнулся в планшет.
— Вадик, питаясь духовной пищей, смотри, не подавись, — посоветовал Припекала.
— Сынуля, сколько не читай, императором не станешь, — намекнул Переплут, — сам Мао Цзе Дун сказал.
— Утешение для ленивых и умственно отсталых, типа вас, ребята, — отбрил небожителей Бурмакин, — Вадим, учти, я лично займусь твоим воспитанием. На правах отца.
— Отстань от него, он ещё ма-а-аленький, — возразила Вера.
— Он уже большой, — стукнул кулаком по столу Иван.
— Испортите вы мне Вадика, — покачал головой Переплут, — ох, испортите. Садитесь поближе, родственнички, посудачим, побалакаем.
— О чём?! — вскипел Бурмакин, — о том, что он Полубог?! Это противоречит здравому смыслу! В первую очередь, Вадим мой сын! И он будет делать, то, что я скажу!
— Вадим мой сын! — повысила голос Вера, — а вы оба просто мимо проходили!
— Надоели вы мне, зануды, хуже горькой редьки! Убирайтесь в Навь! — рассвирепел Бог пьянства, провёл рукой перед носом зарвавшихся родителей и отправил их в минувшие века.
Бурмакины застыли, зачаровано глядя в стену.
— Бесы, слушай мою команду! — повелел Переплут, — будете первыми учителями Вадика. Если он на вас пожалуется, берегитесь. Такую баню вам устрою, Пекло Ирием покажется. Усекли?
— Усекли, — вытянулись во фрунт анчутки, — не извольте беспокоиться, ваше превосходительство, сделаем всё в наилучшем виде.
— Вот вам переноска с миллионом рублей, встречаемся в полночь, не раньше. А мы с Припекалой к встрече с Дивой подготовимся.
Анчутки, навьючили Вадика сумкой с деньгами и начали строить грандиозные планы.
— Первым делом нужно прибарахлиться, — предложил Еря, — сколько можно без приличного кафтана шастать? Лично мне стыдно голым ходить.
— Мне тоже. Пойдём в бутик? — поинтересовался Спиря.
— Конечно, в бутик. Нам нужно выглядеть соответственно занимаемой должности, а Вадюха так быстро растёт, что ему всё равно.
— Что мы ему возьмём? — Спиря посмотрел на кипу детской одежды, наваленную на диван.
— Шорты и сланцы. Брать ему много барахла не имеет смысла, пацанёнку уже к вечеру будет двадцать пять лет.
— Он же замёрзнет, — возразил Спиридон, — сентябрь на дворе.
— Не перебивай, сам знаю. Мы ему шинель возьмём, на вырост.
— Шинель ему не заготовили.
— Ладно, что-нибудь придумаем, потом. Пихай шлёпки, майки и шорты в переноску, — скомандовал Ермолай.
— Не лезут, может, часть денег выкинуть?
— С ума сошёл?
— Вы долго ещё копаться будете? — проворчал Припекала, выпроваживая за дверь анчуток и Вадика.
В лифте бесы начали стоять на ушах: они скакали по стенам и потолку, дрались, нажимали на все кнопки подряд, пока лифт не застрял. Лишь через полчаса их вызволил злющий с перепою лифтёр. Он, никого не видя в кромешной тьме, начал разоряться:
— Что, ушлёпки, решили, лифт ухайдокать?! Сейчас я вам ухи-то надеру!
Анчутки мигом взобрались на пропойцу и уселись ему на плечи.
— Больной, у вас выраженный синдром выгорания, — нудно-просветительским голосом поставил диагноз Еря, — вам нельзя работать лифтёром, вам надобно лечиться.
— Я бы с вами поспорил, коллега, — возразил Спиря в той же тональности, — у пациента банальная белая горячка, вызванная дешёвыми суррогатами алкоголя.
— Ва-а-а! Ва-а-а! — дурниной завыл лифтёр, чувствуя на своей шее ледяные лапки с коготками.
Он рухнул на колени и пополз к выходу.
— Что вы пьёте, больной? — продолжил допрос Еря, крутя лифтёру левое ухо, — отвечайте, как на духу.
— Ва-а-а! Пиво и водку. Ва-а-а! Больше ничего. Ва-а-а!
— А-а-а, «сказки Ершова», — хохотнул Спиря, выкручивая лифтёру правое ухо, — любимый расейский коктейль.
Мужик на четвереньках выполз из подъезда и устремился за угол. Анчутки спрыгнули на ходу и отвесили лифтёру по пендалю. Еря, довольно потирая пузцо и хихикая, распорядился:
— Вадюха, ты меня держись, я тебе плохому не научу.
— Хорошо, дядя Ермолай.
— Всё-таки приятно, когда тебя дядей называют, а не бесом или доможилом, как некоторые, — умилился анчутка.
— А кто вас так называет? — поинтересовался мальчик.
— Да есть тут грубияны, не будем называть их имён. Кстати, Вадюха, ты можешь звать меня гувернёром № 1.
— Почему это ты гувернёр № 1, я не я? — возмутился дядя Спиридон.
— Потому что, я раньше тебя это сказал.
— Дядя Ермолай, я е-е-есть хочу, — захныкал малыш.
— Не ной.
— Дядя Спиридон, я пи-и-ить хочу.
— Не хнычь. Ты же мужик, Вадюх. Ты мужик или не мужик?
— Мужи-и-ик.
— Значит, терпи.
— Дядя Ермолай, мне майка и шорты малы, — пожаловался мальчуган, — и шлёпанцы жмут.
— На тебя, касатик, не напасёшься, всё, как на огне, горит. Вымахал-то, — неприятно поразился дядя Ермолай, задирая голову, — прямо, акселерат, дылда, верста коломенская.
— Держи, — дядя Спиридон протянул мальчику новые шорты, майку и сланцы.
Майка и шорты были чересчур велики, а оба шлёпанца оказались разного размера и на левую ногу.
— Сойдёт, — не стали расстраиваться анчутки.
Малыш переодел майку, шорты и всунул ноги в левосторонние шлёпки. Горделиво оглядывая своего подопечного, дядя Ермолай забеспокоился.
— Вадюх, надень панаму, сейчас же, не то голову напечёт.
— У меня нет панамы, — развёл руками малыш, — а на небе не видно солнца.
— Действительно, — посмотрел на хмурое небо гувернёр № 1, — кажется, дождь собирается.
— Зачем же ты заговорил о панаме? — удивился гувернёр № 2.
— Положено. Сколько я видел мамаш с детьми, столько они пытались нахлобучить чадам головной убор.
Парнишка уселся на скамейку перед подъездом и, поёживаясь от холода, принялся изучать антологию всемирной литературы.
— Вадюх, много не читай, глаза испортишь, — распорядился Спиря.
— Хорошо, дядя Спиридон, — Вадик отложил планшет в сторону.
— Двигай к нам, лучше займёмся подвижными играми, — предложил гувернёр № 1.
— А можно я ещё почитаю?
— Нельзя, глаза нужно сызмальства беречь, — предупредил дядя Ермолай.
— А я в детстве любил читать, — приврал гувернёр № 2, — до посинения читал — водой отливали.
— Ты в бане, что ли читал? — поразился Еря.
— А где же ещё? Я же банный анчутка.
— А я — саунный, — приосанился дядя Ермолай.
— Иными словами, ты столбовой боярин, а я чмошник в предбаннике?!
— Заметь, ты сам это сказал.
— Заткнись, задавака, урою.
— Рискни.
Бесы опять сцепились, Вадик, не обращая на них внимания, глотал страницу за страницей.
— Ты сейчас какого писаку читаешь? — пропыхтел дядя Ермолай, сидя верхом на дяде Спиридоне и отвешивая ему сочные тумаки.
— Бальзака.
— То есть на букву «А» ты уже всех писак прочёл? — прохрипел дядя Спиридон, пытаясь спихнуть с себя драчливого брата.
— Прочёл, — кивнул Вадик.
— Молоток, — похвалили мальчика воспитатели и принялись вновь кататься по траве, словно дзюдоисты на показательных выступлениях.
Примяв всю траву в радиусе двадцати метров, бесы вспомнили об экипировке. Вадика решено было оставить на скамейке, а самим идти в бутик «Четвероногий друг», находящийся в цокольном этаже их новостройки.
— А давай, мы комбинезоны одинаковой расцветки купим, — осенило дядю Ермолая.
— Давай. Мне розовые комбинезоны нравятся.
— Я и не знал, что ты девочка.
— Я ма-а-альчик, — возмутился дядя Спиридон.
— Тогда тебе должны нравиться суровые таёжные цвета. На худой конец чёрный или коричневый.
— Синий подойдёт?
— Синий — да, голубой — нет.
Анчутки зашли в бутик. Спиридон восхищёно взвизгнул, оглядывая ряды комбинезонов для собак и кошек.