Зов Халидона Ладлэм Роберт
Министр подтвердил правоту исторических изысканий Пирселла, Племя Аквабы действительно возникло в результате марунских войн начала восемнадцатого столетия.
— Акваба был немного мистической личностью, но в общем-то простым и практичным человеком. Нечто вроде Христа, но без его самопожертвования и всепрощения, обычно ассоциируемых с христианством. В конце концов, его предки жили по жестоким обычаям короманти. Но он исповедовал твердые этические принципы...
— А в чем источник вашего богатства? — поинтересовался Алекс, к которому вернулась способность адекватно реагировать на ситуацию. — Если, конечно, они есть — и богатство, и его источник.
— Золото, — просто ответил Дэниел.
— Где?
— В земле. В нашей земле.
— На Ямайке нет золота.
— Но вы же геолог. Вы должны быть в курсе. Золотоносные породы обнаружены практически по всему острову.
— Но процентное содержание его мизерное; промышленные разработки не имеют смысла. Затраты превысят стоимость добычи.
— И тем не менее — золото.
— Не может быть.
— А как вы думаете, — Дэниел усмехнулся, — каким образом происходит концентрация металла в золотоносных породах? Я бы даже шире поставил вопрос — каково происхождение этого острова?
— Да такое же, как и любого другого изолированного участка суши в океане — вулканические процессы, вызвавшие поднятие земной коры... — Алекс внезапно остановился, испугавшись столь простого теоретического объяснения явлению, способному поразить воображение. Много миллионов лет назад расплавленная золотая жила в результате тектонических процессов в земной коре рванулась вверх, пробивая слой за слоем, и застыла в рудных массах, которые, в свою очередь, поднялись над поверхностью воды, образовав остров.
— Господи... золотая жила...
— А дальше неважно, — заметил Дэниел. — Колониальные законы в течение столетий твердили одно и то же: все месторождения драгоценных металлов, открытые на острове, принадлежат британской Короне. Вот почему никто этим не занимался.
— Фаулер, -негромко произнес Маколиф. — Джереми Фаулер.
— Простите?
— Королевский писарь в Кингстоне. Почти сто лет назад...
Дэниел задумался, припоминая.
— Да, в 1883 году, если быть точным. Пирселл обнаружил и это. — Министр снова открыл блокнот и что-то записал в нем. — Это тоже нужно уничтожить.
— А этот Фаулер, — спросил Алекс, — он знал? Дэниел отложил блокнот в сторону.
— Нет. Он думал, что выполняет просьбу одной отколовшейся группы марунов, сговорившейся с землевладельцами северного побережья. Ему объяснили, что нужно уничтожить все следы договора, заключенного когда-то племенем, чтобы тысячи акров земли можно было расчистить под плантации. И хорошо заплатили.
— Его наследники в Англии до сих пор убеждены, что все было именно так.
— А почему бы и нет? — Министр усмехнулся. — Ведь он работал в колонии.Вернемся к более насущным вопросам. Понимаете, доктор, мы хотим, чтобы вы нас поняли. Серьезно.
По словам Дэниела, Халидон не претендовал на политическую власть, причем никогда и не пытался участвовать в подобных торжищах. Они исповедовали теорию исторической закономерности, согласно которой любой социальный хаос и борьба противоположных идеологий рано или поздно должны уступить место нормальному, спокойному развитию общества. Идеи выше храмов, и каждый человек должен иметь свободный доступ к ним. Так учил Акваба. Свобода передвижения, свобода мысли... Свобода борьбы в случае необходимости. Религия Халидона по сути своей ориентировалась на человека, а в символике ее лесных богов находила отражение постоянная борьба за свободу смертных. За свободу жить согласно основополагающим законам племени, при этом не принуждая другие племена жить так же.
— Неплохие постулаты, не правда ли? — поинтересовался министр.
— Конечно. Но вместе с тем и не оригинальные.
— Не согласен, — возразил Дэниел. — В теории можно найти сотни аналогичных примеров, но на практике... Каждое общество в процессе становления и развития доходит до той стадии, когда появляется желание распространить свои идеи и влияние на максимально возможное количество других. От фараонов до Цезарей. От великих империй — Священной Римской или Британской — до Адольфа Гитлера. От Сталина до вашего собственного правительства, состоящего из прозелитов индивидуальной свободы. Остерегайтесь святош, Маколиф. Все они в какой-то мере святоши. И таковыми остаются.
— А вы — нет? — иронически возразил Алекс, разглядывая каскады воды за огромным окном. — Вы просто решаете, кто есть кто... и поступаете соответственно. «Свобода борьбы» — кажется, так это называется?
— Вы считаете, это противоречит нашим целям?
— В данном случае вы абсолютно правы. Именно так я и считаю. Когда «свобода борьбы» подразумевает свободу убивать тех, кто не согласен с вашими идеями.
— Кого же мы убили?
Алекс отвернулся от окна и внимательно посмотрел на Дэниела.
— Начнем со вчерашней ночи. Два носильщика из экспедиции, которых заподозрили в получении нескольких долларов от британской разведки. Ваш «бегун», которого мы знаем под именем Маркуса, сказал, что они были агентами. Он убил их. За что? За то, что держали глаза и уши открытыми? Докладывали, что мы ели на ужин? Кто приходил навестить нас? А эта жирная свинья Гарвей, обыкновенный связной, самая мелкая сошка, который вообще ни черта не знал и от которого, поверьте, просто воняло. Все равно устраивать ему автокатастрофу на обратном пути в Порт-Мария — это перебор. — Маколиф перевел дыхание и подался вперед на стуле. — Вы хладнокровно уничтожили предыдущую экспедицию — всех до единого, хотя прекрасно знали, что они, так же как и я, просто выполняют свою работу за деньги, которые им платит «Данстон». Но даже если вам удастся найти объяснение всем этим убийствам, вам никогда не оправдаться за смерть Уолтера Пирселла. Так что, ваше высочество и величество господин министр, вы — первый святоша из всех святош.
Всю эту гневную тираду Дэниел выслушал сидя, облокотившись на стол. Когда Алекс закончил, он слегка повернулся лицом к окну.
— Около ста лет назад этот кабинет был единственным помещением в здании, которое построил один из моих предшественников. Это он настоял, чтобы помещение для министра — он называл его палатой — выходило окнами на водопад. Он говорил, что постоянный шум и вид водопада помогает сосредоточиться и отрешиться от мелочей. Этот давно забытый бунтарь оказался прав. Я не перестаю удивляться всей этой картине... игре цветов... А главное — это действительно помогает сосредоточиться.
— Вы хотите сказать, что убийства, о которых я говорил... мелочи?
Дэниел толчком вернул стул на прежнее место.
— Нет, доктор. Я просто думаю, как вас убедить. Я скажу вам чистую правду, хотя и сомневаюсь, что вы поверите. Наши «бегуны», проводники, наши агенты, если угодно, обучены тому, чтобы по возможности использовать психологический эффект. Например, страх. Это грозное оружие, Маколиф. И никакого насилия. Впрочем, это не значит, что мы действуем только ненасильственными методами... Ваши носильщики живы. Их захватили, завязали глаза, отвезли на окраину Уэстон-Фавел и отпустили. Им не причинили вреда, но напугали до смерти. Они больше никогда не будут работать на МИ-5. Гарвей действительно мертв, но мы не, убивали его. Ваш мистер Гарвей торговал всем, что попадалось ему под руку, включая женщин, а особенно — молодыми девушками. По дороге в Порт-Мария его застрелил отец одной из них, вот и все. А мы просто воспользовались случаем и приписали это себе... Вы говорите, мы уничтожили первую экспедицию «Данстона». Давайте разберемся. Трое из четверых белых людей пытались убить наших разведчиков. Они пригласили их на переговоры и убили шестерых молодых парней.
— Один из этих... белых был сотрудником британской разведки.
— Мы знали это от Малкольма.
— Не могу поверить, чтобы профессиональный разведчик стал стрелять вот так, без причины.
— То же самое сказал Малкольм. Но факты остаются фактами. В возникшей схватке человек вынужден занять какую-то позицию. И этот человек, кем бы он ни был, сделал свой выбор...
— Вы говорите о четвертом? Он поступил иначе?
— Да. — В глазах Дэниела что-то мелькнуло. — Он оказался неплохим парнем, этот голландец. Когда он понял, что затевается, он яростно этому воспротивился. Он побежал, чтобы предупредить остальных наших, бывших неподалеку. И его застрелили свои.
Какое-то время оба молчали. Потом Алекс спросил:
— Ну а как же Уолтер Пирселл? Для него вы тоже подготовили свою версию?
— Нет. Мы не знаем, что произошло. Или кто его убил. Есть только предположения. Он был последним человеком на свете, чьей смерти мы могли бы пожелать. Тем более в таких обстоятельствах. Если вы этого не понимаете — вы просто глупец.
Маколиф поднялся и задумчиво подошел к окну. Он почувствовал, что Дэниел смотрит на него, но заставил себя не реагировать, пристально разглядывая отвесно падающие струи воды.
— Зачем вы привели меня сюда? Зачем рассказали так много... о себе... и обо всем остальном?
— У нас нет выбора. Если вы не лжете, и если Малкольм не ошибся, а ни в то, ни в другое я не верю... Мы знаем вашу позицию не хуже, чем ваше прошлое. Малкольм привез из Англии полное досье на вас, собранное МИ-5. Поэтому мы хотим сделать вам предложение.
Алекс обернулся и внимательно посмотрел на министра.
— Боюсь, от этого предложения я не смогу отказаться.
— Во всяком случае, не сразу. Ставка — ваша жизнь. И жизнь ваших коллег.
— Бумаги Пирселла?
— Более существенное, но и они тоже, разумеется.
— Продолжайте. — Маколиф остался у окна. Звук падающей воды как бы связывал его с внешним миром. Это немного успокаивало.
— Нам известно, что хотят англичане: список всех, кто входит в иерархию «Данстона». Деятелей международного финансового бизнеса, кто желал бы превратить наш остров в экономический рай, вторую Швейцарию. Не так давно, пару недель назад, они слетелись сюда со всего мира. В Порт-Антонио. И лишь несколько под своими именами, остальные — инкогнито. Они решили, что уже пора. Швейцарские банки под страшным, естественно, нажимом раскалываются один за другим, раскрывая традиционно хранящиеся в тайне номера секретных счетов... У нас есть список «Данстона». Мы готовы его обменять.
— На наши жизни плюс документы?
Дэниел просто расхохотался.
— Доктор, боюсь, это вы слишком увлеклись мелочами! Действительно, бумаги Пирселла имеют для нас большое значение — но англичанам они ни к чему Мы должны играть на равных. Больше всего они хотят заполучить список «Данстона». А мы больше всего хотим, чтобы англичане вместе со своей разведкой навсегда убрались с острова. Вот какой обмен мы предлагаем.
— Я вас не понимаю, — произнес Маколиф, не двигаясь с места.
Министр наклонился вперед.
— Мы требуем прекращения британского влияния — так же, как и влияния любой другой нации — племени,если угодно, доктор, — на этот остров. Короче говоря — Ямайка должна остаться для ямайцев.
— "Данстон" вам ее не оставит, — ответил Алекс. — Я бы сказал, что их влияние куда опаснее, чем чье бы то ни было.
— "Данстон" — это нашедело; и у нас уже есть собственный план. «Данстон» создан финансовыми гениями. Но на нашей территории наши возможности бороться с ним возрастают. Кроме всего прочего — экспроприация. Но все эти возможности требуют времени, а мы с вами знаем, что у англичан его-то как раз и нет. Англия не может себе позволить выпустить из-под контроля «Данстон лимитед».
Мысленно Алекс вернулся к разговору в «Савое», когда Холкрофт говорил об экономике как существенном и весьма важном факторе.
Холкрофт-манипулятор.
Алекс вернулся к своему стулу. Он понимал, что Дэниел специально дает ему время все обдумать, осмыслить новую информацию. Она порождала очень много вопросов; на самые главные, он догадывался, ответов он все равно не получит, но некоторые касались его непосредственно. Имело смысл попробовать.
— Несколько дней назад, — начал он осторожно, — когда умер Барак Мур, я понял, что теперь никто не противостоит Чарлзу Уайтхоллу. Вы считаете так же — я видел вашу запись.
— О чем вы хотите спросить? — вежливо прервал его Дэниел.
— Я прав, не так ли? Они представляли собой две крайности. И у каждого есть последователи. Ведь они — не сумасшедшие фанатики?
— Вы имеете в виду Мура и Уайтхолла?
— Да.
— Разумеется, нет. Они оба — харизматические лидеры[32]. Мур был, Уайтхолл таковым и остается. В период становления национального самосознания, как правило, возникают три основных течения — правое, левое и центристское. Последнему обычно и принадлежат все посты, требующие исполнения самых рутинных обязанностей. В то же время оно и наиболее коррумпированное, поскольку проводит в жизнь все бюрократические законы и следит за их исполнением. Его-то и надо менять в первую очередь. Здравый смысл подсказывает, что лучше всего это делать, вводя в центр представителей правого и левого крыла. Мирное равновесие сил.
— Именно этого вы и ждете? Как рефери? Как третейский суд?
— Да. Рад, что вы это поняли, доктор. В каждой борьбе есть своя цель; каждая из сторон имеет свои преимущества. К сожалению, активность «Данстона» осложняет нашу задачу. Мы должны пристально наблюдать за соперниками.
И опять во взгляде министра промелькнула какая-то мысль.
— Почему?
Алексу в первый момент показалось, что Дэниел не хочет отвечать на этот вопрос. Но через какое-то время он с некоторым усилием заговорил.
— Смотрите. Естественной реакцией Барака Мура на «Данстон» было бы насилие. Кровь, хаос. Поведение Уайтхолла представляет не меньшую опасность. Если ему удастся подняться наверх, он наверняка начнет заключать какие-нибудь временные союзы, скорее всего — на основе капитала. Но его попросту используют — точно так же, как в свое время Гитлер использовал немецких промышленников. Подобный союз может привести только к концентрации власти в одних руках. К абсолютной власти.
Маколиф откинулся на спинку стула. Кажется, он начал что-то понимать.
— Таким образом, если убрать со сцены «Данстон», вы возвращаетесь... как бы это сказать... к здоровой конкуренции?
— Совершенно верно, — спокойно откликнулся Дэниел.
— В таком случае и вы и британцы хотите одного и того же. Почему же вы беретесь диктовать условия?
— Потому что, мы в разном положении. У нас есть время и уверенность в том, что мы сумеем удержать ситуацию под контролем. У англичан, а также французов, немцев, американцев и кто там еще — нет ни того, ни другого. А экономические трудности, с которыми они неизбежно столкнутся, пойдут нам только на пользу... И это все, что я хотел сказать вам по этому поводу. У нас есть список «Данстона». Вам следует передать наше предложение.
— Я отправлюсь с Малкольмом в Монтего...
— Вас туда проводят под охраной, — резко прервал его Дэниел. — Члены вашей экспедиции остаются заложниками. При малейшем нарушении наших инструкций любой из них будет убит без всякого сожаления.
— Предположим, британская разведка не поверит вам. Что прикажете делать мне в таком случае?
— Они поверят вам, Маколиф! — Дэниел встал. — Потому что ваше путешествие в Монтего-Бей — лишь часть нашего плана. Будут и другие новости, которые потрясут не одну столицу мира. А вы передадите британской разведке, что это и есть наше доказательство. Поскольку в этом списке — только верхушка айсберга под названием «Данстон лимитед»... О, они безусловно поверят вам, Маколиф! Ровно в полдень по лондонскому времени. Завтра.
— Это все, что вы хотели мне сказать?
— Нет. Еще одно. Когда действия, о которых я говорил, начнутся, охваченный паникой гигант — «Данстон» — повсюду разошлет своих киллеров. Среди мишеней будете и вы.
— Благодарю за предупреждение! — вскочил в гневе Маколиф.
— Не стоит благодарности, — парировал Дэниел. — А теперь не хотите ли пройти со мной?
В приемной Малкольм негромко беседовал с Джин. При виде Дэниела оба умолкли. Джин подошла к министру и тихо сказала:
— Есть новости с Марта-Браэ.
Алекс взглянул на министра, а потом на его секретаршу. «Марта-Браэ» должно было означать лагерь экспедиции. Он собрался задать вопрос, но Дэниел опередил его.
— Что бы там ни случилось, можете сообщить нам обоим.
— Это связано с двумя мужчинами. Молодой человек по фамилии Фергюсон и минералог Питер Йенсен. Алекс вздохнул с облегчением.
— Так что произошло? — поторопил ее Дэниел. — Начните с молодого человека.
— В расположение лагеря пришел проводник и принес ему письмо от Артура Крафта-старшего. Крафт пообещал ему работу и дал указание немедленно бросить лагерь и возвращаться в Порт-Антонио, в штаб-квартиру фонда. Наши разведчики перехватили их по дороге и держат южнее Уэстон-Фавел.
— Значит, Крафт узнал о грехах сына, — заметил Алекс. — И пытается купить Фергюсона.
— Эта покупка тоже пойдет на пользу Ямайке. А для вас Фергюсон как заложник большой ценности не представляет.
— Я привез его на остров. И он мне нужен, — холодно парировал Маколиф.
— Посмотрим. — Дэниел снова обратился к девушке: — Передайте разведчикам, чтобы оставались на месте и держали обоих — и Фергюсона и проводника. И ждали указаний. А что с Йенсеном?
— С ним все в порядке. Разведчики следят за ним.
— Он покинул лагерь?
— Он надеется, что спрятался. Рано утром, вскоре после того, как ушел доктор Маколиф, он отправился работать и попросил помощника протянуть... как это называется... линию азимута. Он дал ему в руки конец нейлонового шнура и заставил отходить как можно дальше. Очевидно, они обменивались сигналами, дергая за шнур...
— А потом Йенсен отрезал свой конец от катушки и обмотал его вокруг дерева, — продолжил ее повествование Алекс, — захлестнув петлю за какой-нибудь сук.
— Откуда вам это известно? — изумленно спросил Дэниел.
— Очень старая и несмешная шутка. В экспедициях ее всегда проделывают с новичками.
— Поэтому его помощник не смог его найти, — резюмировал Дэниел. — А где этот Йенсен сейчас?
— Сначала он попытался идти по следам Малкольма, — ответила Джин. — И разведчики сообщили, что это ему почти удалось. Но потом он передумал и поднялся на холм к западу от лагеря. Оттуда он может спокойно наблюдать за лагерем, за всеми тропами.
— И он может проторчать там трое суток без еды в компании диких кошек, если решит, что это ему поможет. Но он ни за что не осмелится появиться перед Уорфилдом с пустыми руками. — Дэниел взглянул Алексу в глаза. — А вы знаете, что именно он предложил вас в качестве руководителя экспедиции?
— Онпредложил меня... -Алекс не договорил фразу ввиду ее полной бессмысленности.
— Скажите нашим людям, чтобы продолжали наблюдение, — приказал министр. — Пусть подберутся поближе, но не трогают... если он не будет пытаться связаться по радио с побережьем. А если попытается — убить.
— Как вы смеете! — взорвался Алекс. — Вы не имеете права, черт побери!
— У нас есть полное право, доктор. Это вы, искатели приключений, пришли на наш остров. И изгадили его! Не надо говорить со мной о правах,Маколиф! — Так же внезапно, как и повысил голос, Дэниел перешел на спокойный тон. Обращаясь к девушке, он произнес: — Соберите совет.
Глава 29
Дэниел и Маколиф спустились по каменным ступеням на левый берег неширокого канала с быстрым течением. Перед ними лежал поросший высокой травой луг. Оба молчали. Алекс посмотрел на часы: было почти восемь вечера. Заходящее солнце окрасило небо всеми оттенками оранжевой гаммы. Темно-коричневые силуэты близстоящих гор подчеркивали их неприступность и напоминали древние крепостные стены. Поверхность озера казалась застывшим куском полированного стекла, в котором отражались черные скалы и оранжевое небо.
Они направились по краю поля к каменной ограде. Слева виднелись ворота. Подойдя, Дэниел открыл засов и широко распахнул их, приглашая Маколифа внутрь.
— Приношу вам свои извинения за мою несдержанность, — проговорил министр. — Вы тут ни при чем. Мы прекрасно понимаем, что вы не агрессор, а жертва.
— А кто вы? Жертва или агрессор?
— Я министр совета. А мы -ни то, ни другое. Я вам это уже объяснил.
— Вы мне много чего объяснили, но я до сих пор понятия не имею, что вы из себя представляете, — парировал Маколиф, наблюдая за бегущим к ним жеребенком. По мере приближения его бег замедлялся, шаги становились все нерешительнее и осторожнее.
— Он всегда убегает, — со смехом произнес Дэниел, потрепав его по загривку. — Его трудно будет воспитывать... Хэйе, хэйе! — крикнул он, хлопнув жеребенка по крупу, и тот, всхрапывая и прядая ушами, скакнул в сторону.
— Пожалуй, именно это я и имею в виду, — подхватил Алекс. — Как вы воспитываете... людей? Что вы делаете, чтобы они не бежали от вас?
Дэниел внимательно посмотрел на Алекса. Они были одни на этом просторном пастбище, ярко освещенном последними лучами заходящего солнца. Министр стоял спиной к свету, поэтому Алекс не мог видеть выражение его глаз, но хорошо чувствовал энергию, исходящую от собеседника.
— Вообще мы люди довольно непритязательные, — начал Дэниел. — Те немногие достижения цивилизаций, в которых мы нуждаемся, — лекарства, например, или сельскохозяйственное оборудование, — у нас есть. Их приносят сюда наши люди теми же потаёнными тропами. Всем другим нас обеспечивает наша земля. Воспитание, как вы сказали, сводится к тому, чтобы объяснить, какими несметными богатствами мы владеем. И изоляция от внешнего мира далеко не полная. Вы в этом скоро убедитесь сами.
С детства, продолжал. Дэниел, юным халидонцам внушают, что родиться здесь — это особая привилегия, которую необходимо оправдывать всей своей жизнью. На ранней стадии воспитания формируется этика поведения, в основе которой — необходимость максимально полной реализации способностей каждого на благо общества. Они получают исчерпывающую информацию о внешнем мире — обо всех его преимуществах и недостатках, о простоте и сложности его устройства, о его гуманизме и жестокости, о добре и зле. Не утаивается ничего; в юношеском воображении не остается места преувеличенным ожиданиям. Тяга к житейским соблазнам уравновешивается — может, и чересчур жестко, признал Дэниел, — сознанием неизбежности наказания.
В двенадцать лет юные халидонцы проходят целую серию тестов. Сначала их экзаменуют учителя, потом — старейшины племени и, наконец, сам министр совета. По результатам этих экзаменов отбираются те, кого будут специально готовить для жизни и работы во внешнем мире. Им предстоит еще три года обучения, за которые они приобретают специальные навыки и основы профессиональных знаний.
К шестнадцати годам подростков выводят во внешний мир. Они живут в семьях халидонцев, за исключением редких случаев досрочного возвращения в родную семью, подростки проводят со своими приемными родителями-наставниками несколько лет.
— А бывают ли случаи дезертирства? — полюбопытствовал Алекс.
— Редко. Отбор очень строг.
— А что происходит, если вы все-таки ошибетесь? Если...
— На этот вопрос я отвечать не буду, — прервал его министр. — Замечу только, что «Лабиринт Аквабы» — это пострашнее любой тюрьмы. И это сводит, количество нарушителей — как внутри, так и вовне — к минимуму. Во всяком случае, случаи дезертирства исключительно редки.
По тону Дэниела Алекс понял, что лучше не продолжать эту тему.
— Их возвращают?
Дэниел молча кивнул.
Рост населения Халидона контролировался. Впрочем, заметил Дэниел, на каждую пару, захотевшую иметь больше детей, чем разрешено, всегда находились семьи, ограничивающиеся одним ребенком или не заводящие их вовсе. И, к удивлению Маколифа, министр добавил:
— Браки происходят не только внутри племени, но и с людьми из внешнего мира. Это, разумеется, неизбежно и, более того, желательно. Но это сложная процедура, занимающая много месяцев, и довольно жесткая.
— Приподнимаете завесу?
— Что-то в этом роде. Но вы даже представить себе не можете, насколько все сурово. Этим занимается специальная служба безопасности.
— А как вы поступаете, если такой брак распадается?
— Исходите из общей логики, доктор.
— Подозреваю, наказание очень сурово...
— Подозревать вы можете что угодно, — ответил Дэниел, трогаясь с места. — Но вам гораздо полезнее обратить внимание на то, что у нас есть служба безопасности... сотни человек во всех странах мира. Они внедрены во все области науки и производства, во все правительства, в десятки университетов и институтов... И вы никогда не узнаете, кто принадлежит к Халидону. Это наша угроза внешнему миру и наше единственное средство защиты.
— Вы хотите сказать, что, если я сообщу кому-либо о том, что знаю, вы убьете меня?
— Не только вас, но и всю вашу семью. Жену, детей, родителей... Любовниц, близких друзей, каждого, кто имел или имеет какое-то значение в вашей жизни. Ваша личность, само воспоминание о ней будет стерто с лица земли.
— Но вам не удастся проследить всех, с кем я общаюсь, кому звоню по телефону. Вы не сумеете проконтролировать каждую минуту! Никому это не под силу. Я могу обратиться за помощью к армии, я могу вас найти!
— Нет, не сможете, — спокойно отреагировал Дэниел. — По тем же причинам, по которым это до сих пор не удалось никому... Мы почти пришли.
Они оказались на краю поля. Под густым навесом листвы, которая почти не пропускала и без того уже слабый свет.
Внезапно в воздухе разнесся жуткий всепроникающий звук. Какое-то нечеловеческое завывание. Низкий, доносящийся отовсюду и порождающий многочисленное эхо вой сжимал горло и не давал вздохнуть. Он напоминал звук ураганного ветра в лесу, медленно нарастающий и переходящий по мере приближения в рев, выворачивающий все внутренности.
Он становился все громче и громче; эхо подхватывало басы и разносилось в джунглях, отражалось от горных склонов... Казалось, что дрожит сама земля.
Когда он прекратился так же внезапно, как и возник, Маколиф заметил в сгущающейся темноте человеческие фигуры, которые размеренно и спокойно двигались по полю к какой-то определенной цели. Некоторые из них в руках несли тускло горевшие факелы.
Поначалу их было четверо или пятеро; они шли от ворот. Потом со стороны южного берега озера появилось еще несколько, а по самому озеру скользили плоскодонки с факелами.
Спустя несколько минут их стало десять, двадцать, тридцать... Маколиф бросил считать. Они шли со всех сторон. Множество медленно движущихся и покачивающихся на ходу фигур пересекали поле.
И все они направлялись туда, где стояли Дэниел и Маколиф.
Вновь раздался нечеловеческий вой. Еще более громкий — хотя, казалось, это уже невозможно, — чем прежде. Алекс зажал руками уши, чувствуя, как от вибрации воздуха буквально раскалывается голова и боль пронизывает его насквозь.
Дэниел дотронулся до его плеча. Алекс дернулся, словно его огрели бичом. На мгновение ему показалось, что так оно и есть, настолько болело уже все тело, измученное этим оглушающим, жутким воем.
— Пойдемте, — произнес Дэниел мягко. — Халлидаунможет покалечить вас.
Маколиф не сомневался, что правильно расслышал слово. Дэниел произнес не «халидон», а именно «халлидаун» — словно этот заполонивший пространство оглушающий звук заставил его заговорить на древнем языке.
Дэниел быстрым шагом направился к тому месту, которое Алекс сначала принял за непроходимые заросли. Потом он начал спускаться вниз по некоему подобию траншеи. Алекс бегом кинулся за ним и чуть не свалился в длинный, круто уходящий вниз коридор с вырубленными в скале ступенями.
Странная лестница постепенно расширялась, и Алекс вдруг обнаружил, что находится в примитивном амфитеатре со стенами высотой не меньше тридцати футов. Ступени превратились в полукруг нисходящих каменных рядов для сидения.
И сразу исчез этот оглушающий, рвущий барабанные перепонки вой. Наступила полная тишина.
Амфитеатр в глубине скалы поглощал все звуки.
С того места, где он стоял, Алексу была видна площадка внизу. У задней стены в центре тускло горел единственный светильник. Он слабо освещал массивный постамент из желтого металла; на постаменте покоилась мумия. Перед ней была установлена ажурная решетка из такого же тусклого желтого металла.
Алексу не надо было подходить ближе, чтобы понять: этот металл — золото.
А иссохшее тело — когда-то гигантских размеров — принадлежало загадочному потомку вождей племени короманти.
Акваба.
Сохраненные останки основателя... Сохраненные на века. Истинная реликвия племени Аквабы. Чтобы верующие могли видеть. И ощущать.
— Пожалуйста, вниз, — расслышал Маколиф шепот Дэниела. — Вы сядете со мной. Поторопитесь.
Маколиф спустился на самое дно этой каменной раковины и взошел вслед за халидонцем на правый край некоего подобия сцены. Он увидел два плоских камня, отходящих от стены; Дэниел указал ему на тот, что был ближе к телу Аквабы, футах в восьми от него, и предложил сесть.
Алекс во все глаза разглядывал открытую гробницу, сделанную из слегка обработанного чистого золота. Иссохшее тело было облачено в одежду из красно-черной ткани. Голова, кисти рук и ступни оставались непокрыты и выглядели огромными. Сделав поправку на два столетия, можно было сказать, что этот человек был гигантом — не менее семи футов ростом.
Единственный факел у подножия постамента отбрасывал на стены причудливые тени; тонкая золотая решетка дробила свет на множество бликов. Чем дольше на это смотреть, подумал Алекс, тем легче убедить себя, что видишь бога, пребывающего в покое. Бога, который ходил по земле и обрабатывал землю, — и два столетия не смогли стереть следы тяжкого труда на его руках и ногах. Но этот бог, этот человек трудился совсем не так, как другие...
Он услышал шорох приглушенных шагов и поднял глаза. Сверху, из темноты, спускалась процессия мужчин и женщин, занимая свои места в амфитеатре.
В полном молчании.
Люди с факелами расположились на равном расстоянии друг от друга на самом верху у противоположной стены.
Все глаза были устремлены на мумию за золотой ажурной решеткой. Казалось, что люди впитывают какую-то энергию, исходящую от нее.
В полном молчании.
И в тишине вновь зазвучал зов халлидауна -внезапно и страшно, как взрыв. Громоподобный, завывающий звук, казалось, исходил из недр земли, раскалывая камень, и до самых краев заполнял чашу амфитеатра, служившего гробницей богу Аквабе.
Маколиф почувствовал, что ему нечем дышать; кровь стучала в висках. Он спрятал голову в колени и зажал уши. Его трясло.
Зов достиг крещендо; воздух сгустился и превратился в один невероятной силы звук. Это выше человеческих сил,мелькнула мысль. Алекса колотило так, как никогда в жизни.
Звук исчез, и снова наступила тишина.
Маколиф медленно выпрямился, вцепившись в камень руками и пытаясь унять спазмы, волнами сотрясающие его тело. Перед, глазами стояла красная пелена. Когда он обрел способность соображать и видеть, он поднял взгляд на ряды сидевших перед ним халидонцев, этих избранных представителей племени Аквабы.
Все до единого, по-прежнему не отрываясь, смотрели на иссохшее тело за золотой решеткой.
Алекс понял, что они оставались в таком состоянии во время всего этого безумия, от которого он чуть не лишился рассудка.
Он повернулся к Дэниелу; глубокий вздох вырвался из его груди. Лицо министра совета представляло собой такую же неподвижную маску, как и у остальных. Остекленевший взгляд, сжатые челюсти. Единственное отличие — из его широко раскрытых глаз текли слезы.
— Вы сошли с ума... вы все... — пробормотал Алекс, — ...безумцы.
Дэниел не отреагировал. Он его просто не слышал. Он продолжал находиться в гипнотическом трансе.
Все они были в трансе. Все до единого в этой подземной каменной раковине. Почти сотня мужчин и женщин, захваченных неведомой силой, постичь природу которой он был не в состоянии.
Самовнушение? Медитация? Групповой гипноз? Что бы ни лежало в основе этого процесса, каждый из присутствующих в этом примитивном амфитеатре в настоящий момент находился за пределами досягаемости... в другом измерении времени и пространства.
Алекс почувствовал себя незваным гостем: он оказался невольным зрителем таинства, слишком интимного для чужих глаз.
Но с другой стороны, он же не просил об этом. Его заставила прийти сюда — вырвали из своей жизни и сделали из него свидетеля.
И все-таки ему было неловко. Он не мог понять свое состояние. Поэтому переключил внимание на тело того, кто был когда-то гигантом Аквабой.
Он разглядывал высохшее лицо, утратившее свой черный цвет. Покойно прикрытые глаза. Крупные руки, уложенные вдоль тела, укрытого черно-красной материей.
Потом опять лицо... глаза... глаза...
О Боже! Господи!
Нет, это тени играют с ним такие шутки... ужасные, страшные шутки.
Тело Аквабы пошевелилось.
Читать бесплатно другие книги:
