Чеслав. Ловец тени Тарасов Валентин

Прибывшим юношам поначалу даже не верилось, что этот непоказной муж обладает столь грозным и зычным голосом. Но это было так. Вообще-то, мужчины в их пле­менах были все более рослые да крепкие, иначе и не вы­жить им в диких дебрях, но часом встречались и такие. И по всему было видно, что неказистый есть старшим сре­ди сторожи.

— В дружбе да злагоде соседской заверить приехали... — настороженно ответил Чеслав. Ему был не понятен такой негостеприимный прием. — Да с мужем Туром повидать­ся. Он бывал у нас в городище недавно...

— С Туром, говоришь, повидаться? — Громогласный муж даже вытянулся, чтобы заглянуть поглубже в гла­за Чеслава. А заглянув и выждав, не отведет ли гость взгляд, расслабился. — Ну, тогда с сердцем открытым принимаем...

Только после этого лукавый мужик кивнул двум дру­гим, и те опустили рогатины.

— Хорошо же вы соседей дружественных привечае­те... — недовольно пробурчал Чеслав.

— Что собак бешеных, — не отставал от друга Кудряш.

— А что, страху-то нагнали? — подмигнул им мужи­чок. — Други не обидятся, а кто с дурными мыслями при­шел, авось и убоится. А поди знай, кого глухой ночью к се­лению принесло. Аль всех пускать без разбора?

Чеслав вынужден был согласиться, что такая сторожа гораздо надежнее, чем у них в городище. И отметил для себя, что об этом следует рассказать дядьке Сбыславу — перенять опыт похвальный.

После того как путников таки признали за дружествен­ных соседей, отношение к ним сразу переменилось. Сторо­жа стала более приветливой, посыпались расспросы про то, как добирались, дали напиться холодного кислого мо­лока с дороги, а старшой муж, что назвался Хрумом, даже предложил остановиться в его доме. Но парни учтиво от­казались и попросили провести их к жилищу Тура.

В сопровождении старшего сторожи Хрума, который вызвался быть провожатым, они прошли по погружен­ному в сон селению. Угадать, что находятся в людском обиталище, можно было лишь по темным силуэтам до­мишек, что виднелись на фоне звездного неба, да время от времени неожиданно возникавшим где-то совсем ря­дом фрагментам построек, которые выхватывала из тем­ноты горящая головешка, что нес, выставив перед собой, их сопровождающий. Да еще по злобному рычанию псов, которые, зачуяв незнакомцев, выказывали к ним лютую злобу и пытались напасть. И только не менее злобные окрики Хрума останавливали их.

— Вот тут он и обитает с семейством, — объявил зычным голосом этот муж, внезапно остановившись перед одним из строений, и первым шагнул в дверной проем. — Принимай гостей, Тур! — загрохотал его голосина из глубины дома.

Можно только представить, что могло подуматься и привидеться мирно спящему семейству, когда такой горлопан устроил им побудку среди ночи. Чеслав и Куд­ряш, немного замешкавшись при входе, пропустили это зрелище, а когда вошли, на них со всех сторон уставились перепуганные сонные глаза домочадцев потревоженного семейства. А сам хозяин, очевидно, успев подхватиться первым, стоял на шаг впереди всех со сжатыми кулака­ми, словно защищая свою кровь собой.

— Ну, я пошел. Завтра свидимся, — казалось, не заме­чая вызванного их приходом переполоха, сказал Хрум и как ни в чем не бывало покинул растревоженный дом.

С его уходом жилище погрузилось почти в кромешную темноту, если не считать едва тлеющие угли в очаге, по­тому как головешку, что с их появлением осветила дом, Хрум забрал с собой.

— Мир вашему дому, духу его и хозяевам! — не нашел ничего лучшего, как пожелать в темноту Чеслав.

Возле очага произошло какое-то движение, шуршание, и совсем скоро от тлеющих углей разгорелись тонко на­струганные щепы. А хозяйка — это, как оказалось, она за­суетилась, — подхватив одну из щеп, подпалила масля­ную плошку и подняла ее повыше, отчего в хижине сразу развиднелось. Когда мрак отступил, гостям стало очевид­но, что остальные члены семейства так и остались на сво­их местах, выжидательно глядя в их сторону.

— Так вот, значит... — переступив с ноги на ногу, не вполне уверенно начал Чеслав, испытывая неловкость за внезапное варварское вторжение в чужое жилище. Но тут же вспомнив, что вышло это не по их вине, а явился он как посланец от своего рода, уверенно продолжил: — Я Чеслав — сын Велимира. А это Кудряш — сын Горши, — кивнул в сторону друга Чеслав. — Мы пришли с тобой, чтимый Тур, повидаться. Дядька мой Сбыслав, глава ро­да нашего, уважение тебе передает.

Видимо, сказанное Чеславом возымело благоприятное воздействие, потому как хозяин разжал кулаки.

Более подробно рассмотреть семейство Тура им удалось только утром за столом, куда позвала их немногословная хозяйка. Она пришла за ними к копне сена у дома, куда они попросились определить их на ночлег, поскольку все еще испытывали неловкость за свое ночное вторжение.

Когда гости вошли в дом, вся семья уже расположилась за столом, ожидая, очевидно, только их. Во главе стола, как и полагается, сидел глава семейства Тур. Ночью он пока­зался Чеславу слишком уж грозным и совсем не приветли­вым. Однако сейчас в глазах мужа и на всем его покрытом бронзовым загаром обличье было только спокойствие и внимание. А руки, тогда сжатые в опасные кулаки и ка­завшиеся почти колодами, сейчас мирно лежали на столе и ничем не отличались от рук любого мужа, что знались с орудиями от топора до лука. Да и сам Тур был скорее жи­листым, чем коренастым. И только мощная шея придава­ла его облику обманчивую величину.

Кроме него за столом сидели еще с пяток разновозраст­ных мальцов да отроков, а с краю примостилась старшая дочка, что уже входила в девичью пору. Жена же Тура хло­потала у очага и, едва завидев вошедших юношей, поспе­шила подать дымящийся горшок с варевом к столу.

Широким жестом хозяин указал на свободные места на лавке возле себя.

Парни, пожелав здравия хозяевам и помянув добрым словом предков их, с большой готовностью уселись за стол, поскольку голод уже резво барабанил по их моло­децким брюхам. И хоть большого изобилия снеди за сто­лом не было, хозяйка постаралась выставить все свои припасы, чтобы угодить гостям. Ведь так она выказыва­ла уважение и расположение прибывшим.

Приступив к трапезе, туровские домочадцы — кто ис­подтишка, а кто и не таясь — с интересом рассматривали гостей. У младших отпрысков от любопытства вообще рты не закрывались, они даже забывали орудовать лож­кой, так им были интересны гости. А старшая дочь то и де­ло бросала скрытные взгляды на Кудряша. Тот в ответ улыбался ей широкой улыбкой, после чего девушка густо краснела и старалась какое-то время не поднимать глаз на кудрявого откровенника. Но хватало ее ненадолго...

Ели практически молча, бесед не вели. И только когда семейство закончило трапезу, хозяин, удостоверившись, что гости сыты, и отправив отпрысков своих во двор, спросил парней о цели их прибытия.

— Сказывайте, молодцы, что вас к нам в городище за­несло, — отер вспотевший от горячей трапезы лоб хозя­ин. — Проходом куда следуете? Аль к нам по делам каким занадобилось? Охотным? А может, сменять чего-нибудь?

— Шли тебя обязательно повидать, — откликнулся на его вопрос Чеслав.

Муж Тур от такой новости усмехнулся:

— Неужто я невидаль такая, что на меня стоит издале­ка ходить глазеть?

— Ага, топали б мы столько из-за того! — вмешался в разговор Кудряш. Ему уж никак не хотелось чувство­вать себя лишним.

— Просто так глазеть на тебя, хозяин, мы не собира­лись, — не дал развить другу его задиристую мысль Че­слав, — а пришли разузнать подробнее о чужеземцах, что недавно ты привел в наше городище.

На лице Тура отразилось искреннее удивление, и он озадаченно поскреб свою мощную шею.

— А чего про них узнавать?

У двери послышался тихий шорох и показались любо­пытные глазенки младшего из туровской крови, но тут же исчезли и показались другие — постарше. А судя по то­му, что оттуда же доносились шепот и ярые, едва сдержи­ваемые, пожалуй, только страхом выдать себя, перепал­ки, остальные мальцы тоже толпились у входа. Кудряш, отвлекшись на шум, недолго думая, скорчил страшную ро­жу очередной паре любопытных глаз. Рожа и впрямь, на­верное, была ужасная и страшная, поскольку глаза под­глядывающего округлились и он с испуганным возгласом исчез, вызвав панику у остальных. Множество босых ног зашлепали по земле, уносясь прочь от дома. Когда-то Ку­дряш не раз проделывал такую штуку со своими младши­ми братьями, забавляя их. Когда-то... Тогда они еще были живы... От этого воспоминания его комично-страшное кривлянье сменилось горькой улыбкой.

— Они ж, чужаки, как есть у вас в городище. Вот у них самих и разузнали бы... — продолжил Тур, не совсем по­нимая, зачем было тащиться к нему в такую даль с рас­спросами. — Так ведь? — обратился он почему-то за под­держкой к Кудряшу.

Кудряш же, только покончив с усмирением любопыт­ных сорванцов и на время утратив нить разговора, смог лишь похлопать в ответ глазами.

— Так-то оно так... Но когда прибыли они в наше городи­ще с тобой, проводником, то мы с Кудряшом сами в других краях были, — стал терпеливо объяснять Туру Чеслав. — А после чужеземцы покинули селение. И это произошло еще до нашего прибытия. Так что мы их и не повидали.

— Ну, не повидали, велик убыток... — Заподозрив, что, очевидно, не все так просто с пришлыми чужаками и не шли бы к нему несколько дней зазря соседи, Тур, подав­шись ближе к гостям, с неподдельным интересом спро­сил: — Аль было у них чего такого занятного, что вам по­коя не дает до сих пор?

Как ни хотелось Чеславу сознаваться в том, а пришлось.

— Мертвыми их в лесу нашли...

Это сообщение заставило Тура отпрянуть. Сделал он это медленно и без испуга — не пристало мужу испы­тывать таких чувств! — но было очевидно, что новость его поразила.

— Мертвыми... — задумчиво повторил он и, взглянув по очереди на гостей, спросил: — Да как же то статься могло?

— Про то точно не ведаем. — В голосе Чеслава слыша­лась неподдельная досада. — Они без провожатых на ху­тор дальний подались. А уже в лесной глуши мы случаем и обнаружили их. Точнее, тело одного. А другого, видать, зверье растащило.

— Вот оно как... — сказал Тур, качая головой, а через какое-то время раздумий озабоченно добавил: — Как бы те смертушки беды на племя ваше не накликали...

— Сами разумеем, — не утерпев, вмешался в разговор Кудряш, которому невмоготу была такая неторопливость в речах Тура. — Оттого и пришли к тебе, чтобы больше прознать про чужинцев. Авось знания о пришлых помо­гут того лиходея, что их порешил, сыскать.

Тур же, не обращая внимания на горячность Кудряша, опять задумался. Несколько раз он хотел было что-то на­чать рассказывать, чесал шею, но передумывал. А после, словно даже раздосадовавшись на себя, проворчал:

— Да я ведь и знаю о них не больно много. Они у Хру­ма, что вчера вас ко мне привел, на постое в доме обита­ли. Он у нас в роду и в селении глава.

Решив тут же идти к Хруму, юноши дружно встали из- за стола и вышли за порог.

А у дома неожиданно для них кроме вездесущей ватаги мальцов собрались уже и взрослые общинники — гостей повидать да байки про житье в их краях послушать. Весть о путниках, что прибились к их воротам ночью, с первыми лучами утреннего светила проворной мухой облетела уши всего поселения. Но Тур скупым словом урезонил наибо­лее нетерпеливых, объяснив, что им сейчас не до праздных разговоров. А за байками пускай позже приходят.

Войдя в городище ночью, парни не смогли, ну разве что кроме невнятных силуэтов строений, рассмотреть селе­ние как следует. Теперь же, идя за Туром, который ока­зался гораздо проворнее в ногах, чем в речах, они с инте­ресом глазели по сторонам.

Селение, в отличие от их родного, оказалось совсем не­большим — хаток едва чуть больше, чем пальцев на обеих руках. Жилища почти ничем не отличались от привычных, вот только большей частью камышом крыты были.

Встречающийся им немногочисленный люд с любопыт­ством рассматривал двух молодцов, что торопливо шли за Туром. По пути они приблизились к большому деревянно­му столбу посреди селения. На его серо-буром теле видне­лись вырезанные символы, орнаменты и малюнки, которые мало что могли рассказать непосвященному чужаку, а на са­мом деле повествовали о давних временах и жизни этой людской обители. Это был оберег городища, тут обитал дух хозяина и покровителя селения. Парни поклонились ему с большим почтением и поднесли дары — несколько сво­их стрел, чтобы не препятствовал их пребыванию в своих чертогах, а наоборот — удостоил своего расположения.

Придя к дому главы селения, они застали там одну лишь хозяйку, которая сообщила, что сам Хрум с ранней зорей подался с сыновьями в лес мед добывать. А когда вернется, только ему да Великим известно.

— Я, кажется, знаю, где это может быть, — подумав, сказал Тур и повел парней из селения в сторону леса.

Даждьбог-батюшка — красное солнышко только начал набирать полную силу, лаская верхушки деревьев своими лучами и одаривая лесные просторы щедрым теплом, по­ка первым, не палящим, нежным, но, судя по всему, обе­щающим жаркий день. Даже войдя под кроны деревьев, трое мужей скоро стали ощущать паркое дыхание свети­ла, а вместе с тем и то, как начинала благоухать терпким лесным духом зеленая чаща. Запахи янтарной, теряющей твердость сосновой смолы, подсыхающей у корней, покры­той зеленым мхом дубовой коры, пряный душок мяты и множества других пахучих трав, а более всего дух от неж­ных головок лесного цвета — все это пахучее многообра­зие сливалось в общий дурманящий и дразнящий дыха­ние аромат. И влекло это благовоние, а особенно то, которое шло от яркого цвета, не столько Чеслава и его спутников, сколько малых тружениц, что собирали сладкую дань для прокорма своего многочисленного семейства. Вот и первая из пчел пронеслась низко над их головами (Кудряш даже пригнулся), натужно жужжа, — понесла собранную слад­кую взятку к себе в жилище. Значит, близки мужи к цели.

Пройдя еще немного, они заметили двух отроков, ко­торые, задрав головы, сосредоточенно смотрели куда-то вверх. А подойдя ближе, и сами, устремив взгляды в вы­соту, смогли рассмотреть сквозь ветки дерева находяще­гося там мужа, что как раз подбирался к дуплу. Поздоро­вавшись с отроками, они принялись наблюдать за ловкими движениями верхолаза.

Благополучно добравшись до дупла, Хрум, а это был именно он, перекинул конец веревки, которой был обмо­тан, через ветку, что располагалась над головой, и завязал, обезопасившись тем самым от падения. После этого осто­рожно вынул из сумы, что висела на поясе, небольшой гор­шок. Чеслав, в племени которого добывали мед таким же способом, знал, что горшок тот с углем тлеющим. Хрум между тем сунул в горшок пучок сухой травы и быстро под­нес к дуплу. Из горшка почти сразу повалил густой сизый дым, заполняя собою пространство пчелиного убежища.

Хорошо, что Хрум, опытный добытчик, обвязал голову рядном, оставив лишь прорезь для глаз, да надел рубаху поплотнее, а иначе вырвавшиеся из дупла разъяренные хозяйки могли закусать его до смерти, защищая свои запасы. А лесные труженицы умели боронить нажитое сладкое добро! Но дурманящий дым вскоре сделал свое дело, погубив большую часть защитниц, и постепенно на­падки пчелиного семейства ослабли. Тогда Хрум начал сноровисто выламывать соты, полные меда, и класть их в свою суму.

Когда немного времени спустя охотник за медом спустил­ся с дерева, его сума оттягивалась от увесистой сладкой да­ни. Вполне довольный обильной добычей, Хрум зычным голосом приветствовал Тура и пришедших с ним гостей:

—Доброго здравия славным мужам! А я сверху и не рас­познал сразу, кто такие... Хотел по самому утру зайти про­ведать другов наших, да дай, думаю, гостюшек медком по­балую. Вона! — поднял он суму, показывая ее полноту.

Но вместе с Хрумом, а точнее сопровождая его, спусти­лось и некоторое число неугомонных защитниц дупла, которых не смог погубить дым. И они в природном стрем­лении отогнать разорителя, а то и отомстить ему, угрожа­юще жужжа, носились теперь вокруг мужчин.

Кудряш с малолетства терпеть не мог пчел, еще с тех са­мых пор, как мальцом попытался полакомиться одной из них. Да и они его отчего-то тоже не любили. А потому, как только несколько пчел принялись кружить неподале­ку, он, недолго думая, стал рьяно от них отмахиваться. Те же, почуяв в нем новую угрозу, подступили плотнее. И уже через мгновение отчаянное «Ух!», а потом и «Ой!» возвестили о первых укусах. А затем так скоро, что никто и опомниться не успел, вокруг Кудряша собрались, навер­ное, все уцелевшие от погубленного роя легкокрылые злюки, решившие именно на нем выместить все свое жалящее зло. Ошалевший же Кудряш с утроенной пры­тью пытался избавиться от них, усиленно размахивая ру­ками и крутясь во все стороны.

— Да стой ты, стой на месте, ретивец! — подбежал к не­му Хрум и начал окуривать дымом из горшка. — Да ру­чищами. .. Ручищами не колобродь!

В такой более действенный способ пчелы вскоре-таки от­стали от бедолашного Кудряша. А когда дым вокруг него развеялся, стало видно, что отстать-то отстали, но следы стычки на его лице и шее все же видны. Из-под кудрявой копны волос на мужей, часто мигая, смотрел растерянный глаз, второй же, быстро заплывая от укуса, вскоре превра­тился в узкую щелочку. А на лице, шее и руках вспухали еще несколько укусов.

— Вона как тебя! — озадаченно покачал головой Тур.

— Кто ж голыми ручищами с ними воюет, кудрявая твоя головень? Тут разум да приспособления нужны! — проба­сил Хрум, снимая с головы рядно. В лукавых глазах его распознавалась явная насмешка. — Аль прыти поболе иметь! Бежать надо было, парень! Наперегонки с медоносами!

И он задиристо хлопнул Кудряша по плечу. Тот только ойкнул хмуро: видать, и там пчелы свой след оставили.

— А вы чего это в лес за мной подались? — вдруг поинте­ресовался Хрум. — Мед, небось, и у вас дерут? Эка невидаль!

— Да вот у парней к тебе, Хрум, дело важное есть, — со­общил Тур.

— Угу? — с усмешкой пророкотал Хрум, что должно было означать удивление.

— И дело это отлагательства не терпит, — добавил Чеслав.

— За поспех и пострадали... — лукаво кивнул в сторо­ну Кудряша, все еще продолжая подшучивать, Хрум.

— Потому как в нашем городище не все ладно, — суро­во добавил Чеслав, пытаясь тем самым дать понять Хру- му, что дело у них к нему нешуточное. — Оттого и при­были издалека к вам.

Отправив сыновей со сладкой добычей вперед, Хрум с остальными мужами пошел неспешно следом, внима­тельно слушая рассказ Чеслава. Узнав о гибели чужинцев, он строго посмотрел на рассказчика:

— Худо это, ой худо! — И куда только делось обычное его лукавство в глазах, теперь они были озабочены и да­же жестки. — Завет предков «Кто с миром пришел к нам, тот другом стал» вы не хуже меня знаете. Такого за кров­ного родича почитать следует. Под вашей защитой нахо­дились чужеземцы. Вашему племени переданы были. С вас и спрос. А как прознают в дружественных нам пле­менах, что небезопасно с вашими родами знаться гостям, так и отвернутся от вас. Обособлениками станете.

— А то сами не ведаем... — пробурчал Кудряш, зырк­нув на Хрума щелочкой заплывшего глаза.

Слова Хрума были хоть и горькими, но вполне спра­ведливыми, и Чеслав понимал это. Он и сам бы стоял за такую правду, завещанную предками, не окажись теперь его племя в беде. Но Хрум ведь пока не знал всего, что произошло в их городище и вокруг него, а потому Чеслав считал укоры его поспешными. И когда он рассказал о других смертях, что стали косить их люд после прихо­да чужаков, и о предположении волхва Колобора, что они принесли пошесть с собой, Хрум уже не спешил с выво­дами. Он шел какое-то время молча, потирая проплеши­ну на голове, словно это могло помочь в раздумьях.

— Пошесть, говорите? — неожиданно подал голос Тур, и видно было, что эта новость взволновала его не на шутку. Наверное, потому что именно он привел чуже­земцев к ним в городище и теперь чувствовал свою со­причастность к последствиям. — Так ведь у нас никако­го мора нет, сами видите. А принесть его они могли только отсель.

— Да и я в пошесть ту не верю, — откровенно признал­ся Чеслав. — Но кто-то же смерть сеет. И началось это с приходом чужинцев. Да и их сгубил кто-то. Вот и при­шли к вам разузнать, что за люди они были и кому тропу перейти могли.

— Так ведь и у нас они... — начал было Тур.

Но зычный голос Хрума продолжил вместо него:

— Гостили недолго... А про них что ж поведать? — Те­перь отчего-то во всем его облике и речах было желание помочь. — Сказывали, что любопытно им края наши по­видать да с людом нашим познаться. Также про то пове­ствовали, что исходили и повидали уже немало, а пришли из далекого далека...

Пока они дошли до городища, Хрум обстоятельно рас­сказал о пребывании чужаков в его селении, а также о том, что говорили они о своей родимой далекой земле и их обычаях. И несмотря на то, что припомнить ему уда­лось довольно много, ничего такого, что могло бы хоть малой занозой послужить в раскрытии тайны смерти пришлых, парни не услышали.

Войдя в ворота городища, мужи расстались с главой селения, но с уговором, что, лишь дневной жар пойдет на убыль, гости пожалуют к нему на угощение. А то что ж потом о его, Хрума, гостеприимстве рассказывать будут?

Когда мужчины вернулись к дому Тура, у порога их встретила ватага ребятишек, которая не могла оставить их появление без внимания. Еще бы! Завидев искусанного пчелами Кудряша, они сперва застыли, не признав его, а после, распознав, дружно подняли на смех да потеху.

— Вона рожу разнесло! Гы-гы-гы! На порося схож стал, что мы в лесу давеча словили!

И даже суровое наставление отца не могло сдержать их едких насмешек. Кудряш же, мужественно поборов иску­шение догнать сорванцов и надрать им уши, молча про­следовал в избу. А там хозяйка с дочкой, увидев разукра­шенное лицо страдальца, всплеснули руками и тут же засуетились вокруг него, готовя примочки от пчелиных укусов.

Чеслав, наблюдая все это с порога, в дом не вошел. Он ничем не мог помочь другу, да и был тот сейчас в более опытных и заботливых руках.

Его же обуревали более тяжкие заботы и думы. Ведь вы­ходило, что весь их неблизкий поход к соседям оказался на­прасным. Ничем приметным или необычным чужаки в го­родище Хрума не отметились. Ничего такого, что могло бы дать подсказку к тайне их гибели, разузнать не удалось.

«А может, все же было что-то? Да не обратили соседи на это внимания?»

Из избы с ковшом узвара вышел хозяин и предложил его гостю. Чеслав с удовольствием выпил прохладного напитка и, отдавая ковш, со слабой надеждой еще раз по­интересовался:

— А может, упустил чего Хрум в своем рассказе, запа­мятовал?

Но Тур только молча пожал плечами. Это могло озна­чать лишь одно: к тому, что поведал Хрум, ему добавить нечего. И так немногословный сам по себе, Тур отчего-то стал и вовсе молчаливым. А вскоре, сославшись на хозяй­ские заботы, куда-то ушел. От предложенной же Чеславом помощи решительно отказался: «Сам справлюсь. А гостям с долгой дороги отдых нужнее».

Едва спала дневная жара, как прибежал один из сыно­вей Хрума и передал приглашение отца пожаловать к их жилищу. Селение выказывало желанным гостям уваже­ние — таков обычай, заведенный их предками в этих ди­ких лесах. Обычай, крепивший дружбу и добрососедство.

На привечание гостей у дома Хрума собрались, навер­ное, все жители городища — и стар и млад. Каждому хо­телось новостей и небылиц каких-нибудь про житье со­седнего племени услышать да на новых людей посмотреть. Особенно же на пришлых молодцев глазели девки — ко­нечно, больше украдкой. Но были и такие, которые, за­бывая о скромности, глаз не отводили. И даже искусан­ный пчелами Кудряш не был лишен девичьего внимания. А чего — парни статные да видные. Не одно девичье серд­це сильнее биться заставили. Не одного ревнивого парня поволноваться да позлиться принудили. А двое, а то и трое ухарей и вовсе не по-доброму смотрели испод­лобья на пришлых. Особенно один, с небольшой ямкой на подбородке.

Чеслав же, повествуя о жизни в своем городище (о смер­тях, что случились у них в последние времена, рассказы­вать он не стал), ловил на себе и другие взгляды — бы­стрые, но очень внимательные и даже, как ему показалось, обеспокоенные — Хрума. А может, было в тех взглядах и еще что-то, что не мог разгадать Чеслав?

С чего бы это? Неужто весть о смерти чужеземцев чер­ным вороном между ними и соседями пролетит да раз­дор накаркает?

«Обособлениками станете...» — вспомнились Чеславу суровые слова Хрума.

И слова те могли в дурную явь воплотиться. Нет, ему, Чеславу, нужно во что бы то ни стало дознаться, отчего чужинцы сгинули, а вместе с ними и соплеменники в се­ление к предкам отправились...

Расходились с пиршества уже затемно. Попрощавшись с Хрумом и остальными поселенцами и поблагодарив за угощение, Чеслав вместе с Туром и его семейством отпра­вились к их жилищу. За тяжкими раздумьями молодой охотник только на полдороге заметил, что друг его Кудряш куда-то подевался. Вот только рядом был — и уже нет.

— Кудряш! Кудряша! — позвал Чеслав.

Но темнота ответила ему лишь дружным стрекотани­ем сверчков.

«Ну и пусть! У парня не горшок битый, а своя голова на плечах», — с досадой решил Чеслав.

Жизнь в ночном селении постепенно замирала. Тур со своей кровью отправились в дом и, немного повозившись и пошумев там, вскоре тоже затихли — видать, заснули.

К Чеславу же сон все не шел. Примостившись на брев­не неподалеку от дома, он, впав в добровольное оцепене­ние, угрюмо размышлял над тем, что дальше делать и как выбраться из глухого каменного тупика неведения на тро­пу с нужным следом. Неужели и Мара, и он ошиблись и начало того следа вовсе не здесь искать надо было?

Неожиданно откуда-то — видать, с другого конца горо­дища — полилась песня. Глубокий девичий голос проник­новенно пел о двух птахах горлицах, что, несмотря на даль далекую да бурю лютую, летели навстречу друг дружке, чтобы спароваться на всю жизнь. И все они преодолели: и непогоду, и даль-разлучницу. Да стрельнул одну из птах лихой охотник... Но вот к девичьему голосу присоединил­ся второй, молодецкий, и полились они вместе, сливаясь, словно два ручья по весне. Про то, как загрустила вторая птица без пары, заотчаялась... И Чеслав без труда узнал тот второй голос, потому что частенько слышал его ранее. То пел его внезапно исчезнувший друг Кудряш. Вот уж душа разгульная! И покусы пчелиные ему нипочем, и усталости не ведает. Без гульбищ — жизнь не всласть бесшабашному.

От той песни почувствовал Чеслав, как екнуло что-то в груди, и защемило, заныло сердце. Подумалось Чесла­ву о Неждане. Будет ли верна слову данному — ждать его приезда за ней? Не забыла ли его? И какой сейчас моло­дец поет ей песни?

Со стороны дома раздался какой-то неясный шорох, по­сле легкий стук, и через мгновение на пороге показался Тур. Постояв немного в дверном проеме и, очевидно, рас­смотрев в темноте сидящего у дома гостя, неспешно подо­шел и сел рядом. Он потирал свою могучую шею и молчал, лишь тяжко вздыхал время от времени. И внезапно про­изнес тихо, словно боясь спугнуть ночную тишину:

— А ведь на жизнь-то одного из чужаков и у нас кто- то зарился. Вот только в толк не возьму, отчего Хрум про то вам не сказал...

У Чеслава от такой неожиданной новости едва дух не перехватило.

— Зарился, говоришь? — И тут же, пока Тур не переду­мал, поспешил спросить: — А на которого из них?

— Да на того, который младой еще.

— А как то сталось?

— Да я толком и не знаю, за зверем в лес как раз отлу­чился. Но Хрум уж точно должен знать. Я все думал, сам о том вам скажет. А не сказал отчего-то...

И он со вздохом хлопнул себя по щеке, истребляя на­зойливого комара.

Охотнику Туру вовсе не по душе было то, что именно ему пришлось рассказать гостям о происшедшем в его се­лении. «Чего не бывает среди родичей? И не про все след знать сторонним». Он весь день надеялся, что Хрум сам поведает пришлым о том случае с чужаками, но глава городища почему-то не захотел этого сделать. И тогда Тур после тяжких размышлений и колебаний решился помочь парням. Ведь это он привел чужеземцев в соседнее пле­мя, после чего там стал гибнуть люд.

«Не сказал Хрум... С чего бы это ему крыться? Али сам к тому причастен был? Не угодил ему чем пришлый, вот он и...» — бежали мысли у Чеслава.

Тур снова заговорил:

— Да, после того и спровадил Хрум гостей из селения больно скоро. Позвал меня и сказал: «Сведи чужеземцев к соседям нашим верховным по реке. Уж очень им охота на житье их посмотреть». Я их и увел к вам.

И он снова тяжело вздохнул.

Чеслав чутьем охотника почувствовал, что вот он, тот долгожданный след, за началом которого они сюда при­шли. Значит, есть он, есть! Неспроста старой ведунье сон был, что здесь искать надо.

— Собирались мы с рассветом выступить от вас, да те­перь, думаю, следует еще задержаться, погостить, — едва сдерживая радость от появившегося следа, сообщил мо­лодой муж Туру свое решение.

— Как знаете, я не гоню... — все так же тихо ответил Тур и, поднявшись, отправился в дом спать.

Чеслав перебрался на ночлег в копну сена, туда, где провел предшествующую ночь. Но в отличие от той но­чи, когда он был в плену усталости, а потому и заснул, ка­залось, еще не опустив голову на свернутый пучок сена, сейчас услышанное от Тура будоражило его, не оставляя места для отдыха.

«Как теперь подступиться к скрытному Хруму, чтобы разузнать про нападение на чужака? Отчего глава рода утаил тот случай? И если в этом селении при чужаках никто не отправился в городище к предкам, то отчего же у нас так сталось? Неужто просто совпало? Но нет, ведь Мара уверена, что то была потрава. Да и я так думаю...»

Проворочавшись еще немало времени, не в силах ус­мирить свои мысли и замыслы, Чеслав и не заметил, как долгожданный сон все же стал его одолевать. Ворочаться не осталось сил, раздумья потекли медленнее, видения перед глазами стали туманиться, звуки затихать... Одна­ко то ли сквозь накатившую дрему, то ли уже в своем сне он услышал шуршание сухой травы.

«Мышь, наверное, к норе своей пробирается...» — ле­ниво шевельнулось в голове.

Но шуршание усилилось и стало понятно, что проби­рается вовсе не мышь, а что-то гораздо большее. Следу­ющей же была мысль, что он, возможно, еще не спит и все, что слышит, — явь!

Осознание, что сюда кто-то крадется, вырвало Чеслава из объятий подступившего сна. Приподняв голову, насторо­жившись, он попытался рассмотреть то, что, судя по шур­шанию, двигалось в его сторону. Но было слишком тем­но — ничего не разобрать. Внезапно что-то очень тяжелое упало совсем близко от него. Чеслав вмиг откатился в сто­рону, тут же изготовившись к нападению или обороне.

— Фу-у-ух! — протяжно донеслось с места падения.

«Фу-у-ух!» — эхом откликнулся в голове Чеслава вздох облегчения. Он сообразил, что это не кто другой, как его друг Кудряш наконец-то прибился к ночлегу после слав­ной гулянки. Ох, как же ему захотелось хорошенько на­поддать позабывшему, зачем они сюда прибыли, пустого­ловому гуляке!

— Да что ж ты за образина такая со сквозняком в голо­вешке! — рявкнул Чеслав на товарища так, что тот от не­ожиданности даже подскочил.

— Э-ей-ей! Ты чего? Чего? — зачастил Кудряш с пере­пугу: уж на ту ли копну он залез? Но, убедившись, что ря­дом с ним Чеслав, обмяк и, вырвав из копны клочок тра­вы, бросил в товарища. — Ну, Чеславка! Ну, дурило! Ох и шибанул же меня испуг!

— Дубинушкой тебя шибануть следовало бы, неради­вого! Да со всей моченьки! — продолжал злиться друг.

— Это за что? — Теперь в голосе Кудряша были даже возмущение и вызов.

— Чтоб опамятовал, зачем пришли мы сюда, и голо­вой думал, а не баловнем! Нам про чужаков разузнать следует, а не по гульбищам бегать да глотку в песнях драть.

Чеслав отвернулся и, устроившись поудобнее, приго­товился спать.

— А вот и зря ты на меня оскалился. Одно другому во­все не помеха, — оправдывался в ответ Кудряш.

Но Чеслав всем своим видом демонстрировал, что и слу­шать его не хочет.

— Слышь, Чеславка... — через какое-то время снова заговорил Кудряш.

— Отстань, непуть! — огрызнулся тот, все еще продол­жая сердиться на неразумного.

— А девки у них заводные! Не чета, конечно, нашин­ским, но тоже не кикиморы страхолюдные.

— Спи!

Но Кудряш, кажется, и не думал униматься. Вкрадчи­во, словно готовя хитрую наживку для западни, он не­громко произнес:

— И на одну из них чужак засматривался... — И через мгновение добавил: — Тот, который в парубках еще хо­дил. .. Тропу к ней топтать стал.

— Откуда прознал? — придвинулся к нему Чеслав, да так быстро, что Кудряш и не ожидал. Куда только и делось желание сердитого друга поспать!

— Так на гульбище... — как бы между прочим сообщил Кудряш и, отвернувшись, замолчал, желая помучить дру­га в отместку за несправедливые упреки. А затем и вовсе стал вроде как спать устраиваться.

Чеслав, конечно же, не выдержал такого испытания и, схватив за плечо, принялся его тормошить.

— Говори, заноза!

По недовольному сопению Чеслава Кудряш понял, что достаточно уже отомстил, а потому продолжил:

— Дочка Тура, Умила, поведала. Да еще сказала, что ма­ло кто знал про ту благосклонность. Тайна то сокровен­ная подруженьки ее.

— А тебе, стороннему, так и поведала сокровенное? С че­го бы это? — поддел его Чеслав.

— Так подход к девичьей натуре знать надобно, — не­возмутимо поделился опытом Кудряш. — На гульбище с девками да парнями сходить, слово приятное в ушко ро­зовое молвить, чтобы замалинилось, песню проникно­венную, чтобы душу затронула, спеть.

Это уже явно был камень в его, Чеслава, сторону. И по­делом! Но каяться Чеславу совсем не хотелось, а вот по­больше разузнать он, наоборот, спешил.

— И что ж то за девка такая, что чужаку полюбилась?

Кудряш же, не получив признания его неправоты, с от­ветом не спешил. Испытывая терпение друга, он лениво, со смаком потянулся, несколько раз зевнул, но, получив легкий тычок в плечо, все же сжалился:

— А дочка Хрума...

— Дочка?! — удивился Чеслав, даже привстал. — Так у него ж парни...

— И девка имеется.

— Вона как! А на той учте, что Хрум для нас устраивал, она была? — допытывался раззадоренный новостью Чеслав.

— В том-то и дело, что нет. Из дома не показывалась.

— А Хрум про нее смолчал... — стал размышлять вслух Чеслав, закусив сухой стебелек травинки. — И про то, что на жизнь чужака кто-то зарился, тоже смолчал.

Теперь пришло время Кудряшу удивляться, а Чеславу делиться с товарищем тем, что узнал от Тура. И из всего разведанного ими выходило, что вовсе не бесследным осталось пребывание чужаков в этом селении, как хотел представить им Хрум. И весть о нападении на младшего из пришлых, и его любощи к дочери главы селения — это, возможно, именно те просветы в темени их поисков, ко­торые укажут нужный путь.

— Нам обязательно с дочкой Хрума переговорить следу­ет, — выплюнув искусанную травинку, подытожил Чеслав.

— И дурню понятно... — согласился Кудряш. — Да только как, если она из дома глаз не кажет? То ли сама не желает, то ли Хрум не велит.

— А если дочку Тура попросить, чтобы поутру выма­нила затворницу? — нашелся Чеслав. — После того, как она примочками тебя жалела да песен твоих наслушалась, небось, не откажет поспособствовать?

Ненадолго задумавшись, Кудряш покачал головой.

— Не-а, не выйдет. Девки с рассветом по грибы идти сговорились. — Он сделал вид, что совсем не замечает иронии друга.

— Так пусть с собой и зовут ее в лес, — настаивал Чеслав.

— Уж и не знаю, захочет ли дочка Тура... — неуверен­но затянул было Кудряш.

Но Чеслав не дал ему договорить.

— А кто про подход особый к девкам только что бахва­лился? — что комара, припечатал он не в меру самона­деянного друга.

Кудряш недовольно шмыгнул носом и озадаченно по­чесал затылок.

— Так девка ж, что та коза с норовом, и заартачиться может...

И был в том суждении неподдельно искренним.

Разомлевшая от тепла серо-зеленая ящерица, прикрыв свои крохотные глазки, блаженно подремывала на посе­ревшем от времени пне. С рассвета в трудах и поиске, она недавно славно поохотилась и вот теперь выбралась на возвышение погреться, подставив свое крохотное тельце под пробивающиеся с трудом сквозь густую листву, а от­того и не такие жгучие солнечные лучи. Полное брюшко и теплый покой, наверное, и составляли ее незатейливое ощущение лесного счастья. Но вот зверушку что-то на­сторожило, глаза полностью открылись, голова припод­нялась... Через мгновение шустрой твари уже не было на серой древесной поверхности.

Время от времени останавливаясь, чтобы прислушать­ся, не раздаются ли людские голоса, Чеслав и Кудряш про­двигались в лесной чаще. Потратив полночи на разговоры и обдумывание дальнейших действий, парни шли теперь неспешно и безмолвно, словно остатки сна все еще не выветрились из молодецких тел и бродили где-то в головуш­ках, то пленяя их сознание, то нехотя попуская, но не по­кидая окончательно.

...Чеслав проснулся, когда солнце стало уже припекать, неумолимо пытаясь прорваться сквозь сомкнутые ресни­цы. Ну как тут не проснуться?

Кудряшу же пришлось покинуть их сенное пристани­ще гораздо раньше. Разбуженный весьма ощутимым тыч­ком Чеслава под бок, он вынужден был отправиться на уговоры дочери Тура помочь им.

Всласть потянувшись, Чеслав выбрался из копны и на­шел друга дремлющим под ней.

— Эй, сонная тетеря, ты чего? — потряс за плечо спя­щего Чеслав. — Не ходил к ней?

Кудряш сперва промычал что-то нечленораздельное, потом попытался отмахнуться от него, словно от приста­вучей мошкары, но после все же продрал глаза и, сообра­зив, чего от него требует Чеслав, ответил:

— Как же! Сам с копны меня вытолкал... — Смачный зевок с протяжным завыванием прервал его тираду. — Повидались... Все сказал, чего от нее хотим.

— А она? — Чеслав был терпелив.

Кудряш скривился и помотал головой.

— Сперва испугалась. Руками замахала на меня. Мол, тайну подруженьки не сберегла, тебе, прыткому, пожалев, выдала, так не желаю ей еще и горестей подносить да ду­шу девичью печалью теребить. — Рассказчик отчаянно вздохнул. — Ох! И пришлось кудрявому молодцу соловьем нежным сладко заливаться! — Горделивая улыбка расплы­лась на довольной роже Кудряша. — Сказала, что попро­бует зазвать, а там уж как выйдет, — развел он руками.

— Ну? И вышло? — не оценив достигнутого товарищем, поторопил его Чеслав.

— Да я откуда ведаю? Или мне вместе с ней надо было идти просить? — постучал себя по лбу Кудряш. — Вот на­ведаемся в лес и узнаем, вышла аль не вышла Хрумова девка с подругами.

...По едва уловимым приметам и следам на кустах, тра­ве, мху и земле молодые охотники замечали, где совсем недавно прошли собирательницы грибов и в какую сто­рону они подались. Вслед за ними и шли парни.

— Желань... — услышал Чеслав за спиной негромкий голос Кудряша.

Он обернулся, и по его лицу было видно, что сказан­ное товарищем ему непонятно.

— Желань ее кличут, — пояснил Кудряш. — Дочку Хрума...

Чеслав молча кивнул. «Желань — красное имя. Да вышла ли в лес с подругами скрытница? Не заупрямилась ли?»

Внезапно Чеславу показалось, что легкий ветерок донес отголоски девичьих перекриков. Он остановился и дал другу знак замереть. Прислушавшись, они таки распозна­ли девичьи голоса. Пройдя еще немного вперед, парни наконец-то заметили среди деревьев и самих неугомонных цокотух. Небольшими ватагами, а где поодиночке или по двое они разбрелись по округе и время от времени пере­кликались между собой, чтобы не потеряться и не отбить­ся от остальных.

Дабы не привлекать излишнего внимания всей деви­чьей компании, парни принялись осторожно обходить места, где мелькали искательницы грибных россыпей, вы­сматривая тех, ради которых сюда последовали. Но как ни искали, как ни высматривали, а дочки Тура среди них приметить не могли. Но вот Кудряш порывисто схватил Чеслава за руку и указал в сторону, где в небольшом от­далении среди зарослей просматривались две девичьи фигуры. Прокравшись ближе, юноши таки обнаружили дочку Тура, а с ней еще одну деву, что как раз присела за очередным грибом. Она и могла быть дочкой Хрума. Но так ли это, им еще предстояло выявить.

Парни вышли на поляну так тихо, что девушки не сра­зу и заметили их. Первой заприметила появление молодых охотников дочка Тура, но лишь прикрыла губы ладонью — наверное, чтобы не вскрикнуть от неожиданности. Подру­га же ее, сорвав гриб, положила его в лукошко и только тог­да, поднявшись, заметила незнакомцев. От растерянности она выронила лукошко, и собранное грибное богатство рассыпалось по траве.

— Ты, Желанюшка, не пугайся. Гости то наши, други... С племени да городища, что вверх по реке от нас, — по­спешила успокоить подругу Умила.

«Значит, это и есть та девка, что мы искали, дочка Хрума. Та, что зачаровала чужака», — оценил подсказку Чеслав.

И тут же подумал, что такая и впрямь могла пригля­нуться, да и не одному, а многим из парней. Краса ее была неброской, такой, на которой не остановишь первый ско­рый взгляд, но, уже отведя его, захочешь отчего-то вер­нуться и взглянуть вновь. В ее лице было что-то трогатель­но-беззащитное, что в мужской натуре всегда вызывает желание приголубить да заслонить. И в то же время чув­ствовалось, что есть в ней та скрытая, непоказная женская сила, что способна любого молодца в полон взять.

Лицо девушки отличалось от загорелых лиц подруг слабой бледностью, словно мороз еще зимой дыхнул на нее белой стужей, да так она до сих пор и не оттаяла.