Дорога в Омаху Ладлэм Роберт
— Ну да. Он еще звонил в дом Сидни, а Дженнифер и наш генерал состязались тогда в крике.
— Джонни Телячий Нос и Маккензи Хаукинз стоят один другого. Телячий Нос все еще должен мне деньги зато, что я внесла за него залог, а Хаукинз посягнул на душу мою и карьеру. И все же Джонни найдет вам помощника. Ничего иного и не остается ему, поскольку в противном случае я подам на него в суд за то, что он удержал для себя тысячи из тех денег, которые генерал Психованный Гром дал совету старейшин в форме взятки.
— Хаук и впрямь сделал это? — спросил Дивероу.
— Откровенно говоря, понятия не имею, но такой поступок был бы для него вполне естествен.
В дверь торопливо постучали. Открыв ее, Сэм вновь был поражен величавой элегантностью Сайруса.
— Входите, полковник. Признаюсь, вы являете собой как бы двойника Дэдди Уорбакса, только с более темной кожей.
— Это мысль, Сэм! Но позвольте мне для расширения вашего кругозора познакомить вас с двумя моими друзьями — точнее, друзьями судьи Олдсмобиля. — Войдя внутрь, Сайрус сделал знак Дези-Один и Дези-Два приглашая их последовать его примеру. Но это уже были не те Дези Арнацы, которых привыкли видеть все. Дези-Один с искусственными зубами, скрывавшими отсутствие настоящих, облачился в серый костюм и синюю рубашку, подчеркивающую цвет его белого священнического галстука. Дези-Два, в черном костюме со священническим воротником и золотым крестом, ниспадавшим на его сутану, выглядел его собратом по религии, хотя и иной конфессии.
— Перед вами преподобный Элмер Пристин, священник епископальной церкви, и его коллега, монсеньор Гектор Ализонго из некой католической епархии в Скалистых горах.
— Силы небесные! — только и смог вымолвить Арон, падая со звоном на стул.
— Боже мой! — воскликнула платиноволосая шлюшка, она же — Дженни.
— Господь Бог слышать тебя, — произнес Дези-Два, осеняя себя крестом, а затем, спохватившись, благословил всех присутствующих в комнате.
— Не богохульствуй! — пробормотал Дези-Один.
— Что ты можешь знать? Ты теперь другой церковь.
— Все в порядке, ребята! — обратился Дивероу к обоим Дези. — Сайрус хочет сообщить нам что-то.
— Прежде всего генерал Хаукинз поручил мне спросить каждого из вас, все ли было доставлено вам. Список необходимых вещей у вас. — Дженнифер, Сэм и Арон кивнули утвердительно, хотя их лица выражали явное замешательство. — Хорошо, значит, в этом отношении никаких проблем. — А были ли какие-нибудь сложности с вашей дополнительной экипировкой?
— О чем вы? — спросил Пинкус со своего стула.
— Ну, я имел в виду этот маскарад и все прочее. Нам с генералом хотелось бы, чтобы вам было как можно удобнее, — понятно, насколько это достижимо при данных обстоятельствах. Есть какие-то трудности?
— Если по-честному, полковник, — отозвался Арон, — то я с удовольствием попросил бы вас одолжить мне кран, чтобы он перетаскивал меня с места на место.
— Мы уже решили этот вопрос, Сайрус, — сказала Редуинг. — Один из моих соплеменников будет помогать мистеру Пинкусу.
— Сожалею, Дженни, но общение с уопотами исключается. Тем более что в этом не будет никакой необходимости.
— Нет, подождите минутку, — возразил Сайрусу Дивероу. — Мой уважаемый босс едва ли сможет передвигать ноги в этом достойном сожаления средневековом облачении!
— На всем пути следования мистера Пинкуса его будут сопровождать и поддерживать с обеих сторон двое наших духовных лиц.
— Наши Дези? — решила уточнить Дженнифер.
— Точно. Это идея Хаукинза, которая представляется мне просто прелестной... Преподобный Пристин и монсеньор Ализонго объединились с верховным раввином Рабиновичем для выражения Верховному суду коллективного протеста в связи с недавно принятыми решениями, сочтенными ими антихристианскими и антисемитскими. Почтенным священнослужителям ничего не остается, кроме как нанести по суду контрудар, что, несомненно, ослабит телевизионную компанию в поддержку пресловутых решений.
— Потрясающе! — восхитился Сэм. — Кстати, а где Роман Зет?
— Мне даже думать об этом противно, — заявил Сайрус.
— Он не удрал? Ведь нет? — спросила Дженни.
— Нет, конечно. Но у цыган есть одна поговорка, украденная ими еще в древности у китайцев. Так вот, она гласит: если вы спасли чью-либо жизнь, то можете затем до конца дней своих жить за счет этого человека.
— Я не думаю, чтобы Роман имел такое право, — предположил Арон. — По-моему, дело обстоит несколько иначе.
— Несомненно, — согласился Сайрус... — Однако цыгане по-своему, весьма решительно, истолковали эту поговорку, и убедить в чем-либо ином Романа просто невозможно.
— Так где же он все-таки? — добивалась ответа на свой вопрос Редуинг.
— Я дал ему денег, чтобы он взял напрокат видеокамеру. Но имею все основания полагать, что в данный момент он пытается стащить сей предмет у ничего не подозревающего продавца, которому, вероятно, сказал, что хочет проверить рефракцию линз на солнечном свету. Может быть, я и не прав, но сомневаюсь в этом. Ему претит платить за что бы то ни было. Он попросту считает это неэтичным.
— В таком случае он должен баллотироваться в конгресс, — заметил Сэм.
— Но зачем нам камера? — поинтересовалась Редуинг.
— Это моя идея. Думаю, было бы совсем не плохо сделать аудиовизуальную запись демарша уопотами, не упуская и кое-каких деталей, таких, например, как попытки определенных лиц не дозволить гражданам осуществить свое право проведения собраний и подачи петиций.
— Я чувствовал это! — произнес Пинкус чуть слышно. — Он не только профессиональный солдат и химик, но и настоящий юрист!
— Вовсе нет, сэр, — возразил Сайрус. — В силу ряда обстоятельств в мятежной юности мне, или, точнее, нам, поневоле пришлось усвоить дарованные нам конституцией основные права.
— Минутку! — произнес Дивероу с долей скептицизма. Не будем отвлекаться на воспоминания о героическом прошлом и вернемся к нашей конкретике. Неотредактированная видеопленка с включенными в каждый кадр обозначениями даты и точного, вплоть до секунды, времени обычно считается неопровержимым свидетельством, не так ли?
— По-моему, многие конгрессмены и кое-кто из мэров согласились бы с тобой, Сэм, — ответил наемник, и на лице его промелькнула тень улыбки.
— Особенно те, кто готов на время отказаться от коктейля «Бенедикт» и удовольствоваться менее престижными напитками.
— И если мы будем располагать такой пленкой, запечатлевшей противоправные, насильственные действия, совершенные рядом лиц во время организованной племенем уопотами манифестации...
— И, — перебила Редуинг, глядя на Дивероу, кивнувшего лишь, как бы говоря: «Не стесняйся, будь как дома!» — и если при этом выявится, что эти мерзавцы выполняли соответствующие распоряжения, полученные ими от того или иного правительственного учреждения, то у нас появится серьезный рычаг воздействия на высшее чиновничество.
— Но дело не только в правительстве, — проговорил Сайрус. — В толпе будет группа балбесов, которым заплатили за то, чтобы они задержали нас. Типы, прибегшие к их услугам, настолько погрязли в долгах, что при одной мысли о вас они начинают скрежетать зубами и жевать тряпки.
— Насильственное противодействие отправлению правосудия, — молвил Сэм, — карается десятью годами тюремного заключения. Вряд ли среди этих головорезов найдется хоть один, кого устраивает подобная участь.
— Полковник, я восхищаюсь вами! — произнес Арон, пытаясь переменить позу, и все присутствующие услышали звон металла. — Даже если все пойдет вкривь и вкось, мы обеспечим себе юридическую защиту.
— Затею с пленкой я называю поджариванием задниц тем, кто собирался проделать то же с вами, мистер Пинкус.
— Чудесно! Знаете, хотя у вас и нет ученой степени в области юриспруденции, я хотел бы предложить вам место в моей фирме, скажем, аналитика в отделении уголовного права. Подумайте об этом.
— Я польщен, сэр, но, полагаю, было бы неплохо, если бы вы поговорили в связи с этим со своим другом Куксоном Фрейзером. У него, как оказалось, особняк на берегу Карибского моря, два коттеджа — во Франции, одна из квартир — в Лондоне, остальные — в краю лыжного спорта — то ли в штате Юта, то ли в Колорадо, но где точно, он не помнит. И все они подвергались нападению грабителей, что и побудило мистера Фрейзера обратиться ко мне с просьбой взять на себя организацию охраны разбросанной по всему свету его недвижимости.
— Право же, вам просто повезло! У вас будет неплохой заработок. Не сомневаюсь, что вы примете это предложение!
— Если я и пойду к нему на службу, то разве что на несколько недель: мне хотелось бы при первой же возможности снова устроиться на работу в какую-нибудь лабораторию. Я ведь инженер-химик, и химия — мое призвание.
— Все ясно! — сказал Дивероу, покачивая водруженной на голову шляпой «пирог со свининой». В дверь яростно забарабанили.
— Не обращайте внимания, — произнес спокойно Сайрус своим встревожившимся не на шутку товарищам. — Это Роман. Он считает, что каждое его появление — это своего рода представление, особенно когда за ним гонится полиция.
Наемник открыл дверь. Действительно, за ней стоял Роман Зет, и не с одной видеокамерой, а с целыми четырьмя — по две в каждой руке. Кроме того, на его широком плече висела на толстом ремне большая нейлоновая сумка. Шелковая оранжевая рубашка, синий кушак, черные брюки из плотной ткани и золотая серьга в ухе куда-то исчезли, и Роман являл теперь обликом своим типичного представителя средств массовой информации, каким видит его публика, когда он выбирается из фургона, приспособленного для передачи теленовостей с места происшествия — аварии или пожара. На нем были аккуратные, но изрядно поношенные джинсы «Левис» и белая рубашка с короткими рукавами и крупной надписью «ТВ-пресса».
— Задание выполнено, дражайший мой друг полковник! — доложил Роман, входя в комнату, и не успели еще отзвучать эти слова, как он, разглядывая с интересом Сэма, Дженни и Арона, спросил присутствующих: — У вас, наверное, и танцующий медведь есть?
— Если и есть, то это ты, — ответил Сайрус. — Медведи вечно рыщут в поисках пищи... Но зачем нам четыре камеры?
— Для надежности: они ведь выходят порой из строя, — ухмыльнулся цыган и, указывая на сумку, добавил: — Я и пленки прихватил на всякий случай побольше.
— Где квитанция?
— Что?
— Бумажка, где указаны стоимость проката и срок, на который выдано оборудование.
— Эти люди не пожелали заниматься подобными пустяками. Они рады были помочь мне...
— О чем ты толкуешь. Роман? — включилась в разговор Редуинг.
— Я командую ими, мисс Дженни, если только под этим красивым платьем действительно скрывается мисс Дженни.
— Кем «ими»? — решил уточнить Дивероу.
— Теми людьми! — Цыган с гордостью показал свою рубашку. — Я очень спешил, и они все поняли.
— Нет никаких таких людей! — заорал Сайрус.
— Потом как-нибудь я напишу им письмо. Сообщу, сколь скорблю я по поводу совершенного мною поступка.
— Полковник, — произнес Пинкус, стараясь с помощью Дженни подняться со стула, — у нас нет времени для проверки правдивости его показаний. Лучше скажите, что делать нам дальше?
— О, это уже проще простого! — отозвался Сайрус. Но все оказалось не так.
2.16. — Бум-бум, бум-бум, бум-бум, бум-бум, бум-бум, бум-бум!.. Хэйя, хэйя, хэйя, хэйя, хэйя, хэйя, хэйя!
Под барабанный рокот, топот ног и песнопение вверх взмыли транспаранты. Почтеннейшая публика была шокирована видом уопотами, бесновавшихся на ступенях Верховного суда. Туристы были возмущены. Причем жены выражали свое негодование более энергично, чем их мужья, поскольку танцевавшие девушки-индианки, участвовавшие в демонстрации протеста, отличались исключительной привлекательностью, а их юбки взлетали уж слишком высоко.
— Джебидайя, мы не сможем пробиться!
— Верно.
— И нигде полиции не видно.
— Верно.
— Олаф, эти сумасшедшие нас не пропустят!
— Верно.
— Но существуют же правила!
— Верно.
— Ставрос, подобное немыслимо в храме Афины!
— Верно.
— Перестань глазеть!
— Да что ты!.. Ах, прости меня, Олимпия!
В дверной нише на улочке, примыкавшей к Кэпитол-стрит, укрылись двое мужчин. Один из них был в генеральской форме и при регалиях, другой же выглядел сущим бродягой. Выскочив из убежища, оборванец заглянул за угол здания и вернулся назад, к генералу.
— Все идет как надо. Генри, — сказал Маккензи Хаукинз, ибо это был он. — Они входят в раж!
— А прибыли средства массовой информации? — спросил актер Саттон. — Вам же вполне определенно заявлено: я не появлюсь там, если на меня не будут направлены камеры!
— Пока что представлена лишь парочка радиостанций. Так что вы смогли бы обратиться к народу по микрофону.
— Нет, дорогой друг, этого недостаточно. Я требую, чтобы здесь были телекамеры!
— Ладно, ладно! — Хаук снова отправился на разведку, а возвратясь, доложил: — Только что приехали с телекомпании!
— С какой именно? И что это за телевидение? Сетевое?
— Почем мне знать, черт возьми?
— Выясните, mon general. Все должно соответствовать моему статусу.
— Черт бы побрал эти телешоу!
— Не стоит богохульствовать, Маккензи. Поглядите-ка лучше снова.
— Вы невозможны. Генри!
— Надеюсь. Это единственная возможность продвинуться в бизнесе. Поторапливайтесь же! Мне не терпится приступить к лицедейству. Так уж действует на меня все прибывающая аудитория. Это она, как вы знаете, награждает аплодисментами актера в театре.
— Вы никогда не испытывали страха перед выходом на сцену?
— Мой дорогой, я никогда не боялся сцены, это она боится меня! Я проношусь по ней, как раскат грома!
— Тьфу!
Хаук снова ринулся на улицу, но возвращаться к актеру он не спешил, ибо сейчас увидел то, на что и рассчитывал. Со стороны Первой улицы подкатили четыре такси, одно за другим. Из первого вышли трое духовных лиц: священники-христиане — евангелической и католической церквей — поддерживаемый ими под руки престарелый раввин. Второе подвезло неотразимую, как Мерилин Монро, представительницу древнейшей профессии, которая, однако, покачивала бедрами не столь уж искусно — впрочем, кто мог бы судить о том со знанием дела? Из третьей машины выгрузился деревенщина фермер из глухомани, являвший собою классический образ сельского жителя откуда-нибудь с плато Озарк:[209]казалось даже, что с его бесформенной шляпы в стиле «пирог со свининой» и мешковатого клетчатого костюма стекает куриный помет. Четвертый кабриолет внес еще большее разнообразие в эту картину, доставив элегантно одетого огромного роста чернокожего мужчину со словно вылепленной умелой рукой скульптора крупной головой, рядом с которым автомобиль выглядел детской игрушкой.
Хотя, как и было обговорено, Дженнифер, Сэм и Сайрус пошли каждый своим путем, словно не знакомые друг с другом люди, ни один из них не перешел на противоположную сторону улицы, где располагалось здание суда. Что же касается троих столпов веры святой, то они, стоя на тротуаре, пререкались между собой. Раввин что-то горячо доказывал своим спутникам, пастыри-христиане с неодобрением покачивали в ответ головами.
Хаук извлек из изодранного кармана портативное переговорное устройство:
— Телячий Нос, отзовись! Отзовись, Телячий Hoc! — Использовать кодовое имя не было никакой необходимости.
— Не кричи так, Повелитель Грома: эта чертова штука у меня в ухе!
— Наш контингент прибыл...
— Так же, как и половина сексуально озабоченного населения Вашингтона! Я имею в виду вполне определенную половину... Другая же готова оскальпировать наших девушек!
— Передай им, чтобы брали выше!
— До коих пределов? До пояса с подвязками?
— Я не то имею в виду. Горланьте не переставая песни и как можно громче бейте в барабаны. Мне требуется еще десять минут.
— Ты их получишь. Повелитель Грома! Хаук снова нырнул в укрытие:
— Еще десять минут, Генри, и вы выйдете на сцену!
— Из-за чего такая задержка?
— Мне надо проверить одно дельце, и, когда я вернусь, мы вместе выйдем отсюда.
— А что же это за «дельце»?
— Я должен устранить кое-кого из стана противника.
— Устранить?!
— Волноваться нет причин. Эти парни молоды и неопытны.
Маккензи в который уже раз выскользнул в своих лохмотьях на улицу.
И вскоре четверо десантников — коммандос в маскировочных зелено-черных одеяниях были выведены один за другим из строя старым бродягой. Действовал он уверенно. Всякий раз, приблизившись к противнику, оборванец хлопал его по плечу и, когда тот падал без чувств, оттаскивал его на обочину тротуара и, предварительно брызнув ему в лицо несколькими унциями «Южного комфорта», укладывал свою жертву отдыхать до тех пор, пока к ней не вернется сознание.
Однако, к превеликому беспокойству сэра Генри, десять минут превратились в двенадцать, потом в двадцать, а затем и чуть ли не в полчаса! И все потому, что Хаук высмотрел пятерых застегнутых на все пуговицы федеральных агентов с суровыми лицами и шестерых джентльменов с мрачными широколобыми физиономиями, — пожалуй, превосходящими тупостью своей и морды горилл.
И ему пришлось «нейтрализовать» их тем же манером, как и незадачливых десантников.
— Любители! — прошептал Хаук себе под нос. — И что у них за командиры такие?
Но кем бы они ни были, ясно, что их операция фиксировалась на пленке. Во всяком случае, какой-то сукин сын в рубашке с короткими рукавами лихо орудовал видеокамерой, нацеливая ее на тех, кто пытался сорвать манифестацию. По-видимому, он действовал в пользу стоявших за этими типами лиц. Ха, сейчас он, Хаук, покажет этому мерзавцу! Однако всякий раз, когда Мак уже готов был схватить оператора, тот, с ловкостью балетного танцора совершив пируэт, растворялся в толпе. Публики же было предостаточно, в чем Мак еще раз убедился, пробираясь назад к дверной нише. Добравшись наконец до укрытия, он обнаружил, что сэра Генри Ирвинга Саттона там не было! Куда же, черт возьми, подевался он?..
Актер между тем, стоя в каких-то десяти футах от угла здания, наблюдал с изумленным видом за кутерьмой, творившейся на ступеньках Верховного суда. Перед топавшими ногами, горланившими песни, бившими в барабаны, размахивавшими транспарантами демонстрантами из племени уопотами численностью не менее сорока человек, завязалась потасовка, к индейцам, впрочем, судя по всему, не имевшая никакого отношения.
— Боже мой, я не столь уж молод, как прежде! — произнес Хаукинз, опуская руку на плечо Саттона.
— И я тоже. Что же следует из того?
— Несколько лет назад ни один из этих негодяев не появился бы здесь. Если только их не значительно больше, чем мне показалось.
— Кого это «их»?
— Ну, этих клоунов, колошматящих друг друга на глазах у туристов.
Типы в застегнутых наглухо воротничках орали на коммандос в пятнистых одеждах, ну а те в ответ перебрасывали их через плечо. Отребья мира, воображая, будто в любой заварушке на их долю выпадет победа, бросались с кастетами и свинчатками в гущу сражавшихся. Бой был в полном разгаре. Под разгневанные вопли туристов, которых толкали и сбивали с ног бузотеры, драчуны, не отличая в пылу схватки своих от чужих, молотили вслепую по ком попало, в то время как идиот с видеокамерой носился вокруг с восторженными воплями:
— Великолепно!
— Слушаю вас. Лютик! — крикнул Хаукинз в переговорное устройство.
— Сообщаю, Желтый Нарцисс, у нас возникла проблема, — послышался голос полковника Сайруса.
— И в чем она?
— Со святой троицей никаких хлопот, а вот шлюху и деревенского олуха мы потеряли.
— Каким образом?
— Покахонтас рассвирепела, когда какая-то туристка, крича что-то по-гречески, швырнула под ноги одной из танцовщиц связку петард. Наша девица бросилась за ведьмой, а Сэм устремился следом за ней.
— Ради Бога, разыщите их!
— Уж не хотите ли вы, чтобы судью Олдсмобиля хватили по голове в этой круговерти?
— Черт возьми, у нас мало времени! Уже почти без четверти три, а мы еще не проникли в здание и не переоделись, чтобы ровно в три предстать перед преторами[210].
— Думаю, небольшое опоздание нам простят, — предположил Сайрус. Ведь судьям наверняка известно о том, какая здесь заварушка.
— Но вспыхнула-то она из-за уопотами. Лютик! И хотя без кутерьмы нельзя было обойтись, данное обстоятельство, скажем прямо, свидетельствует не в нашу пользу.
— Не прерывайте связи!.. Цыплячье дерьмо волочит назад Покахонтас, применив, добавлю, железный захват.
— Этот мальчик всегда добивается своего... Изложите ситуацию и — вперед!
— Будь по-вашему! Но когда появится наш генерал?
— Как только я замечу, что наш фермер с принцессой переходят через улицу, поодиночке, и что она идет первой... А где наши трое святых простаков? Я их что-то не вижу.
— А вы и не можете их видеть: они пробираются сквозь дерущуюся толпу. Я полагал до сегодняшнего дня, что духовные особы пользуются большим уважением. Дези-Один и Дези-Два уже надавали тумаков дюжине иеху[211], и, клянусь, я сам наблюдал, как Дези-Один стибрил пять пар часов.
— Это то, чего нам не хватало: священник-карманник!
— Ну, это то, что у нас есть. Желтый Нарцисс... А вот он л и вернулись, наша парочка юристов — Панч и Джуди![212]
— Приведите их в порядок, полковник: это приказ!
— Слушаюсь, маса! Но вам повезло: не будь я умнее вас, то обиделся бы.
— Из-за чего?
— Не важно. Но инстинкты у вас правильно срабатывают. Связь прерывается!
Хаук спрятал переговорное устройство в карман растерзанного пальто и повернулся к Саттону:
— У нас остается только пара минут. Генри. Вы готовы?
— Готов? — переспросил актер соответствующим случаю разгневанным тоном. — Вы ненормальный! Как могу я царить на сцене, если на ней идет потасовка?
— Оставьте это, сэр Генри: вы же сами буквально два часа назад говорили мне, что можно обойтись и без сцены.
— То был объективный анализ, а не субъективное восприятие реальности. Не бывает маленьких ролей, бывают плохие актеры.
— Ха?..
— Вы, Маккензи, проявляете полнейшее равнодушие к вопросам, касающимся искусства!
— Да?
— О, улицу переходит прекрасная Дженнифер!.. Боже, костюмершу следовало бы немедленно уволить: прелестная девушка выглядит шлюхой!
— Так было задумано... А вот и Сэм!
— Где?
— Вон тот малый в клетчатом костюме...
— И в нелепой шляпе?
— Не похож на себя, не так ли?
— Вид у него, надо сказать, идиотский!
— Но это как раз то, чего мы и хотели: умный и франтоватый адвокат исчез.
— Боже милостивый! — воскликнул актер. — Вы заметили?
— Что?
— Обратите внимание на священника в сером костюме... на того, что поднимается по ступенькам с другим пастырем... Между ними еще вроде бы какой-то раввин...
— Ну и что?
— Так вот, клянусь вам, этот викарий толкнул какого-то субъекта из публики и свистнул у него часы: сорвал прямо с запястья!
— Проклятье! Я ведь предупреждал полковника, что только этого нам недоставало — священника, обкрадывающего свою паству!
— Так вы знаете их? Конечно же, это так. Тот пожилой человек в одежде раввина — Арон! А двое других — наши парни из Аргентины или из Мексики!
— Из Пуэрто-Рико, но это не важно... Они уже поднялись по ступенькам... И вот вошли в здание... Еще немного, и наступит ваш черед, генерал!
Радиотелефон Хаука щелкнул. Мак выхватил переговорное устройство из кармана.
— Я перехожу через улицу! — раздался голос Сайруса. — Пожелайте мне удачи!
— Операция идет полным ходом, полковник!.. Телячий Нос, отзовись!
— Я на месте, не кричи так! В чем дело?
— Кончайте индейскую тягомотину и затягивайте национальный гимн!
— Наши песни лучше: они музыкальней.
— Поспеши, Джонни: сейчас появится генерал!
— Ты добился своего, бледнолицый!
— Ваш выход. Генри. Не подкачайте!
— Я никогда не проваливаюсь, запомните это, болван! — отрезал актер. Сделав несколько глубоких вдохов и выпрямившись во весь рост, он направился навстречу беснующейся толпе и индейцам племени уопотами, запевшим внезапно гимн «Звездный флаг».
Хор этот был весьма примечателен. Взмывшие ввысь до небес голоса и вид раскрашенных, исступленных физиономий сорока представителей коренного населения Америки повергли толпу в оцепенение. Свирепые коммандос, прекратив сражаться, лишь вытянули вперед руки, чтобы не подпустить к своим глоткам противников. Головорезы, в свою очередь, побросали кастеты и свинчатки. И все они, как те, так и другие, уставились на трагические фигуры, восславлявшие в скорби и печали украденную у них землю. У многих зевак затуманился взор от навернувшихся на глаза слез.
Взобравшись на четвертую ступеньку, сэр Генри Ирвинг Саттон повернулся лицом к толпе и взревел на самом пределе своего зычного голоса:
— Вот она — «зима междоусобий наших»! Хоть собаки и лают на нас, но взгляд наш ясен! Чудовищное зло совершено, и мы затем здесь, чтоб его исправить! «Быть или не быть, вот в чем вопрос!»
— Этот сукин сын может глаголить так целый час, — прошептал Маккензи Хаукинз в свое переговорное устройство. — Сообщайте по порядку, кто где находится.
— Мы в большой каменный холл, но ты ничего не понять, генерал...
— Со мной принцесса и фермер, — сказал Сайрус. — Но вам действительно все это ни о чем не говорит.
— Что вы там оба бормочете, черт подери?
— Вы не предусмотрели одного обстоятельства, — ответил наемник. — Здесь, внутри, установлены детекторы металла и если Дженни или Сэм с мистером Пинкусом попытаются пройти мимо них, то во всем здании, а возможно, и в большей части Вашингтона, поднимется тревога.
— Боже мой, и куда только катится эта страна!
— Думаю, при иных обстоятельствах я бы изрек: «Зри в корень», — но в данный момент мне не до этого, ибо мы здорово вляпались.
— Пока еще нет, Лютик, — крикнул Хаук. — Телячий Нос, ты на линии?
— Конечно, Повелитель Грома! У нас тоже проблема. Из-за твоего друга Винни. Он — наша головная боль.
— Винни с вами только с сегодняшнего утра, так что же успел он учинить за это время?
— Квитч, квитч, квитч — это все, что он делает! Потом появляется его друг — этот маленький, что пищит, словно цыпленок, — и прежде, чем мы успеваем произнести «Джеро-нимо», в мотеле все начинают играть в азартные игры. Джо так и шныряет из номера в номер, чтобы многие из наших ребят остались без гроша в кармане.