Господин барон Дулепа Михаил

Прислушавшись к воплям, я отметил для себя — купить девчонкам подарки и поздравить Ленку, потом почесал затылок и вклинился в очередную фразу:

— Элька, корова белобрысая! Я на пару недель в Европу еду, по делам…

— Какие еще дела у бандита?! Снова стал машины угнанные перегонять?!

— Зараза языкатая, кончай ор!

— Ну, что тебе?

В очередной раз подивившись ее способности мгновенно менять громкость, я закончил:

— Еду куда-то на север, там дела внезапно образовались. Не твое дело, какие!

Она шумно фыркнула, но промолчала. Кроме сволочного характера, недюжинной смекалки и ангельской внешности, Эля обладала так же практически кошачьим любопытством.

— Вернусь — заберу девок на неделю!

— Это с каких еще шишей? Ты там что, обворовал наконец своего ненаглядного шефа? Давно пора, ваша гоп-компания уже…

Я снова убрал трубку от уха, не желая слушать раскручивающую скандал бабу. Девчонок она отпустит, просто ради того, чтобы потом тщательно их расспросить, на предмет подтверждения тезиса «мой бывший — бесперспективный неудачник», но нервы потрепет, это как пить дать.

Ну, зато с ней никогда не было скучно.

Дождавшись завершающего взвизга отключил телефон и полез в кладовку.

После развода все, что она мне отдала, это два чемодана с одеждой и какими-то памятными вещами — фотками родни, которые я забрал с «исторической родины», уезжая на поиски счастья в столицу, сувенирными безделушками и прочими магнитиками. Я, еще не поверив, что соскочил, не стал дергаться насчет остального, а потом было уже поздно, да и не хотелось лезть в дрязги. Странное дело, ни я ни Элька не считали отчего-то, что мы расстались насовсем: я пару раз вмешивался, когда ее прижимали — жена удачно расширяла дело, пожалуй, справляясь лучше, чем я сам, а когда меня три года назад сбила машина, то первым, кого я увидел, очнувшись, была бывшая. Тут же, понятное дело, объяснившая, какой я дурак и что так мне и надо. Словно и не сидела двое суток у кровати, шипя на врачей.

Но вот сходиться вместе надолго мы уже не рисковали. Подеремся еще, дочек напугаем. Они ж по малолетству не понимают, что иногда и подраться бывает полезно. Или уже понимают? Черт, Аньке тринадцать…

«Диплом о баронстве», или как там его, нашелся быстро, в папке бумаг с той, самой первой моей работы, с подколотой к нему поржавелой скрепкой фоткой. На ней пятеро молодых, азартных, чуточку пьяных парней фоткались на фоне Эйфелевой башни. Мы как раз сдали очередную фуру и решили метнуться, посмотреть, как люди живут. На фотке все были отчаянно молоды и беззаботны — «Ну, пацаны, прикиньте, мы в Париже! Ну, еба, в самом деле! Ну, дела-а!»

Димка через три месяца в первый раз попробовал героин — он спешил жить, сливая все заработанное на любое доступное удовольствие. И денег и жизни хватило на три года. Васька исчез через пять лет. Просто уехал утром на работу и никто его не видел больше. Ромку зарезали в драке — любил строить из себя крутого, да нарвался на еще более подкрученных. Мишка умер сам. Инфаркт в тридцать шесть лет. За месяц до того, как ко мне в гости пришло «маски-шоу». Остался только я, да Шеф. Погоняло ему дали не только потому что он был самым главным, а из мультика, о Врунгеле. Мелкий, наглый до изумления и без одного пальца.

Погладив фотку, я развернул пергамент, пощупал, ковырнул печать. Достал фон Шнитцевскую подорожную, присмотрелся, сравнивая — да, печать была одной и той же, были заметны одинаковые сколы и неровности. Значит, не врал старик. Хотя смысл ему врать? Что из меня вытянуть можно? Только ливер, да и тот жизнью траченный. Решено — еду!

На следующий день, убедившись, что на работе никто не сияет от счастья, лишаясь на целый месяц (два — это перебор!) моего внимания, к полудню сбежал. Выкрутив пробки, перекрыв кран и отдав ключ соседке, судя по пристальности взгляда, до пенсии трудившейся не в библиотеке, как она заливает, а не меньше чем важняком в прокуратуре, двинулся на встречу со своим… а он точно сенешаль? Может — кастелян? Или еще какое-нибудь слабо знакомое слово? Черт, нужна шпаргалка, чтоб совсем себя неучем не выставлять. Я ж в баронстве ни бум-бум, как и в боярстве, впрочем. Ничего, авось выкручусь!

Билеты оказались в эконом-класс. Иного от фон Шнитце я и не ожидал, «благородная прижимистость», переходящая в скупость, для уроженцев тех мест штука заурядная. Еще дома отыскав на картах «свой» замок присмотрелся — небольшой полуостров, если прокладывать тропки через море от всех окрестных государств — точнехонько ровное расстояние получится… ну, если Федерацию не считать, им-то лишь через полукилометровый перешеек пройти, и все, Эскенланд.

Был я там когда-то, ровно один раз. И попутчик, стоя рядом у борта парома, объяснил, что это самое скучное место в регионе. Одни приливные отмели километровой ширины, дюны да поля. Если верить вики, то замков на полуострове сохранилось два, Гравштайн и Эскенборг, остальные бароны жили по усадьбам. У нас иной дачный кооператив куда больше, а туда же — баронства! Одно слово — Европа. Все мелкое, стабильное и не меняется веками, судя по моему управляющему (кстати, оказавшемуся известнейшим популяризатором истории народа эсков, автохтонов Эскенланда).

«История народа эсков сколь интересна, столь и драматична. Многовековое пребывание под пятой иноземных завоевателей и несгибаемое желание получить свободу и самоуправление весьма повлияли на национальный характер, даровав эскам своеобразность взгляда на жизнь, ставшего известным всем соседям»

Эгельберт фон Шнитце «История Эскенланда»

«Это да, анекдотов про них ходит много»

Комментарий ручкой на полях.

Перелет прошел никак. Никому не было дела до летящего в личный замок барона, даже на паспортном контроле меня задержали секунд на тридцать. Шенген, оформленный секретарем Шефа, и распечатка проспекта какой-то гостиницы на побережье в качестве отмазки, по каким это я тут делам — клерк мазнул по мне взглядом, стандартно-безразличный «вилькоммен» и уже в такси я размышлял, что произошло бы, предъяви я вместо паспорта — подорожную. Впрочем, у местных наверняка нашелся бы закон или инструкция на подобный случай. Да еще фон Шнитце, все это время не выпускавший меня из виду, словно я мог сбежать! У него в глазах читалось желание приковать меня наручниками!

Пятнадцать минут спустя после выхода из аэропорта мы уже получили билеты в кассе вокзала. До отправления оставалось еще минут двадцать.

— Ждите здесь, я сейчас.

— Господин барон? Вы куда? Я могу вам помочь?

— В туалет, и ширинку способен расстегнуть сам! — Постоянное внимание управляющего раздражало, так что в заветную дверь я вломился с лицом «типичного русского туриста», пугнув какого-то бюргера.

И тут же нашел себе развлечение!

— Куррва! Уррою!

— Извините, вы, должно быть, ошиблись…

Никуда от родины не деться. Точнее — от худших ее представителей.

Здоровое, недавно обгоревшее на солнце тело, покачиваясь, прижало к стенке молодую девчонку лет восемнадцати, и что-то ей предъявляло. Девка, судя по произношению из местных, судорожно трепыхалась, полузадушено пытаясь объяснить недоразумение.

Оглянувшись и никого не увидев (только шумно сопел кто-то в запертой кабинке) я сделал вид, что иду и никого не трогаю, а когда успокоенный борец с заокеанским врагом опять повернулся к пацанке — подшагнул и сходу пробил под задраную руку в бок.

Тело обмякло и с хрипом сползло под умывальник.

Не патриотично, конечно, в далеком краю не помочь соотечественнику, но с другой стороны лучше десять минут лежать, чем год сидеть, так что я ему в чем-то помог. Хороший удар в челюсть он вообще решает пять из десяти проблем!

И порождает еще десять.

— Спасибо!

— Да, да…

Подвиг подвигом, а природа звала.

Когда я покинул кабинку, ко мне тут же обратились с вопросом:

— Надо заявить в полицию?

Она… гхм. Нет, не она. Оно? Или все-таки он?

Светлые волосы до середины спины, перьями окрашены в розово-сиреневое, на лице не макияж — раскраска, в носу серьга, в губе серьга, в брови серьга, в ухе штук пять серег. Потертая кожанка с эмблемой какого-то колледжа, штаны-«бермуды», которые я за юбку принял, сандалии. Ногти на ногах крашенные. В разные цвета.

Нет, девочкой Это не выглядело.

Пока мыл руки, пригляделся к лежащему на полу. Или сознание потерял, или уснул — в любом случае ничего не требует, никому жить не мешает… славно.

— У тебя претензии к этому?

— Нет, но…

— Претензии ко мне?

— Наоборот, я очень вам…

— Тогда забудь.

— А… ага, это разумно!

И оно тут же повернулось к зеркалу и начало что-то поправлять в прическе. Уже открывая дверь я услышал в спину:

— И еще раз спасибо!

В кабинке кто-то так и сипел. Запор у него, что ли?

Фон Шнитце переминался снаружи со страдальческим видом, пришлось идти за ним, занимать места. Поездка должна была продлиться час, почему он не взял машину?

Скорее всего потому, что на поезд скидка была, а на прокат машины — нет.

Минут через пять в кресло через проход плюхнулось Оно, уронило рюкзак перед собой, вывалив на пол половину содержимого — планшет, тетради для рисования, пара толстых книг. Одна привлекла мое внимание — «Средние века для чайников — жизнь при дворе феодала».

— Интересуетесь? Берите.

Я, взяв протянутую книгу, пролистал. Много текста, картинки, сноски, в одном месте мелькнула карикатурка. Хм, полезная штука.

— Можно? — Существо, дотянувшись, бесцеремонно сцапало мой плеер, тут же воткнуло в уши. — О, восточноевропейский фольк?

— У меня дома это почему-то называется шансон.

— Класс! Обожаю этнику!

Голландский, судя по некоторым словечкам, неформал, увлеченно слушающий в ночном поезде «С добрым утром» Трофима и даже пытающийся что-то подпевать… Мда. Европа.

Следующие полчаса я листал книгу, иногда поглядывая на уснувшего сразу после отправления фон Шнитце. Старикан крепкий, конечно, только годы берут свое, устал.

— Я скачал эту музыку себе, хорошо?

— Понравилось?

— Забавно. Надо язык выучить, чтобы понимать лучше. Интонации не все передают.

— Не все стоит понимать.

— Лучше понимать друг-друга, и то, чем руководствуется собеседник, чем попадать в ситуации вроде той. Правильно поговорив можно решить любую проблему!

Мы переговаривались через проход в полголоса. Большинство пассажиров или читало, или спало, только мы двое беседовали.

— Так уж любую.

— Уверен!

— Ну, оставайся при своих заблуждениях. Кстати, можно вопрос?

— Конечно.

— Ты парень или девушка?

— Хм, то, что мы встретились в мужском туалете ничего не значит?

— В тех местах — практически ничего.

— О, в самом деле. Можете называть «Эск», в колледже привык.

— «Аском» никто не дразнит? — Я протянул руку.

— Иногда. — Пожатие мужское, хотя рука слабовата. — Полное имя — Элегар Эско Элизе Хелена Орланд ван Эске, герцог Эскенландский. Наследник, точнее.

Первая мысль — все-таки парень! Вторая — хотя Хелена же, значит — герцогиня? Третья — как подал, зараза! Вот где «бла-ародный», и ведь даже не выпрямился толком, одной интонацией и жестами показывает превосходство.

— А я Александр Николаевич Могила, как оказалось — барон фон Гравштайн.

— Ха! Я знал, у вас в лице есть что-то такое…

Прикрыв глаза я вздохнул — и этот туда же!

— Вы знаете, что ваш замок довольно долго был пиратским гнездом?

— Первый раз слышу. Кстати, когда это ты герцогом успел стать? Мы же еще за тебя не проголосовали?

— Вы не проголосовали за то, что я — легитимный правитель, которому вы готовы служить, титул мне от предков достался. И вообще, может быть я откажусь!

— Куда ты денешься… За мной вон — управляющий приехал. — Я кивнул на похрапывающего фон Шнитце. — За тобой, небось, сразу десяток прислали?

— Не, эсэмеску кинули. Каникулы, решил съездить. — Эск вдруг посмотрел на книгу и протянул ее мне. — Возьмите, барон. Я уже прочитал, а вам, кажется, пригодится.

— Точно справитесь без шпаргалок, герцог?

— Куда деваться… мы в одной заднице, да?

Я не совсем понял, но кивнул.

Аск вскочил, попрощался и ушел, напевая что-то сильно похожее на «Ушаночку». Мда, это он интуитивно «бегут-стучат колесики» выбрал? Талант, однако.

Фон Шнитце проснулся ровно за минуту до остановки, видимо, по привычке.

Герцог мелькнул где-то в другом конце перрона, меня же утащили к стоянке, сунули на заднее сидение старенького «мерседеса», спустя четверть часа я без каких-то формальностей пересек границу федерации и въехал в самоопределившийся Эскенланд. Еще через десять минут, из темноты проступила громада внушительной замковой стены, ограждавшей мое владение от тихо спящего городка.

Во дворе, не смотря на поздний час, скопилось немало встречающих — какие-то мужики, почему-то ни разу не в «национальной одежде», несколько женщин, пара ребятишек. Все они смотрели на меня с какой-то слишком явной радостью. Примерно как мы в детстве на подъезжающую тележку мороженщицы.

— Господин барон, все готово! — Фон Шнитце, подошел, нервно потирая руки.

— Что — готово?

— Люди собрались.

— Зачем?

— Для того, чтобы я мог представить им нового владетеля этой земли.

Закрыв глаза рукой, я сложил в уме обрывки и намеки, после чего наконец догадался, какую именно задницу имел в виду наш студент-герцог. Кажется, накрылся отдых.

С встречающими разделался простым «завтра!» и зверски скорченной рожей, после чего ухватил старика и ворвался в замок. На окружающее я практически не обращал внимания, летел вперед, подгоняемый доносящимися из-за спины короткими «направо», «налево» и «осторожно, ступенька». Наконец, в каком-то подобии кабинета с антикварной мебелью решил, что сойдет, и рухнул в кресло, уставившись на фон Шнитце как чекист на врага народа. Мда, ночь, шум ветра за окном, в кресле с высокой спинкой сидит барон-иноземец и устраивает допрос несчастному провинившемуся старику-патриоту.

Патриот, поняв, что придется все-таки говорить правду, помялся еще чуть-чуть, но сообразив, что дальше молчать опасно откашлялся и начал издалека.

Небольшой полуостров, а во время высоких приливов и вовсе «часть суши, окруженная водой». В прошлом, очень-очень далеком прошлом, почти легендарном — маленькое самостоятельное государство. Было это настолько давно, что уже никто толком и не помнит, когда именно. Редкие периоды независимости сменялись приходом очередных захватчиков, которых вскоре прогоняли другие, третьи, десятые, местные обычаи переплетались с обычаями пришельцев, местные законы разбавлялись законами чужими, но что с того? Люди живут, им бы поесть чего, детей вырастить да денежку на старость отложить, а как эта денежка называется, пфенниг, эре, пенс или цент — какая разница?

Впрочем, с наступлением долгих сытых времен местным захотелось чего-то большого и чистого. Ну что может быть невиннее намерения вернуть старые имена земле предков? Ведь это просто название одного из федеральных округов, они, как добропорядочные граждане, имеют право на подобный каприз? К проблеме подошли с положенной в тех местах практичностью, составили подробный план и привели его в действие. Не учли только одной маленькой детали, о которой и рассказывал мне сейчас Шнитце.

— Мы не хотели давать повода некоторым не слишком разумным людям… повода обвинить нас в… э-э… некоторой поспешности принятия решений.

Я поощрительно хмыкнул.

— В чем же именно вы налажали?

Фон Шнитце, еще раз откашлявшись и нервно посмотрев за окно, продолжил:

— Наша страна, как известно, состоит из восемнадцати федеральных земель. Да, мы часть одной из них, так уж сложилось, но у нас есть своя история и своя гордость! Вы, конечно, слышали о великой борьбе эсков за восстановление герцогства в его исторических границах?

— Ни разу.

— Как?! Это длится веками, нет ни одного человека в герцогстве, который остался бы равнодушен! Явка на референдум составила девяносто девять процентов и мы знаем всех не участвовавших!

— Вы их спрашивали поименно?

— Конечно! Вдруг мы не учли какие-то пожелания наших соотечественников?

Вот и шути тут.

— Недавно мы все-таки нашли один, показавшийся разумным и правильным, вариант. В одной из политических игр прошлых веков неудачливый претендент на владычество нашей землей пытался провести референдум. В те времена и слова такого не знали, к тому же у других сторон было попросту больше грубой силы, поэтому идея с народным волеизъявлением не прошла. Но — предложивший ее в тот момент имел все права на это, поскольку формально считался главой государства! Мы подняли предложение двухвековой давности, проверили и установили, что оно в самом деле оказалось не отмененным, а отложенным, в связи с известными событиями. К сожалению, в оригинальном тексте были некоторые… м-м… не совсем корректные формулировки. К примеру там предполагалось отменить «чуждые законы», оставив только «исконные обычаи».

— Подразумевалось, что сверху укажут, которые обычаи исконные?

— Вероятно так. — Старик еще раз посмотрел за окно и вздохнул. — Тем не менее, текст был, документ все еще имел силу и мы решили, что времени на обдумывание ушло достаточно, оставалось только возобновить процедуру, что в компетенции окружного фольксраата, и провести сам плебисцит. Но формулировка… Видите ли, господин барон, поскольку формулировку двухсотлетней давности не изменяли, то в результате получилось, что мы… В самом деле слегка поспешили. Видите ли, это довольно сложный вопрос, тут надо рассматривать разные стороны, к тому же…

— Конкретнее!

Он вздрогнул и странно кося в сторону полушепотом завершил:

— Получилось так, что мы отменили все законы в стране. Вплоть до того времени, когда наша страна еще была свободна.

Отменили. Законы. Дикая, блин, Европа!

— Ну отмените решение референдума, чего тянуть?

Он вдруг гордо выпрямился и процедил через губу:

— Мы живем в свободной, демократической стране! Решение фольксраата невозможно отменить! — Но тут же обмяк. — К тому же теперь по закону правом принимать подобные решения обладают только бароны. Видите ли, в тексте обсуждаемого изменения было написано «возвращение к законам принятым во времена независимости», но как-то забылось, что наша страна последний раз была совсем независима в одна тысяча сто седьмом году. Но поймите, нам очень хотелось наконец вернуть свое имя!

— Проведите еще один референдум!

— Если бы… — Он печально на меня посмотрел, подвигал бумаги и еще раз вздохнул. — Вот как раз этот закон все еще работает. Он, видите-ли, записан в древнейшем рукописном законе страны. Право голоса теперь принадлежит только баронам! И лишить их этого права, передав его всем гражданам, может только герцог!

— А утвердить наследника герцога могут только бароны.

— Именно так. И произойти это в соответствии с традицией должно в последний день лета. То есть через два месяца.

— А до тех пор…

— Судебная, законодательная и исполнительная власть принадлежит вам, господин барон, и вашим… э-э… коллегам. Каждому в пределах своих земель.

— И ты заманил меня сюда, чтобы я работал судьей и мэром?

— Вы можете назначить на эти должности кого-то из верных слуг… — Быстро подняв на меня глаза фон Шнитце поежился. — Но да. Я виноват, так как не раскрыл все подробности. Это моя вина, господин барон, только умоляю меня понять — баронство Гравштайн это одиннадцать тысяч человек, им нужна справедливая, а главное — законная власть! Конечно, кроме писанных законов есть обычаи, здравый смысл наконец, жизнь продолжается. Через два месяца выбранный и коронованный герцог в соответствии с заключенным с ним договором подпишет свой первый указ и все прежние законы снова обретут силу.

— А до тех пор?

Старик снова уставился куда-то в угол:

— До тех пор, я надеюсь, вы исполните свой долг перед подданными.

Молча встав я подошел к сумке и вытащил из нее подаренную книгу. На обложке все так же бородатый мужчина в странном наряде свысока наблюдал за столпившимися перед ним изможденными людьми. Услышав за спиной шорох я обернулся; старик открыл свою папку и вытащил точно такую же книгу, только уже основательно захватанную и с десятком разноцветных закладок. Поймав мой взгляд фон Шнитце печально посмотрел в ответ и пожал плечами. Мол — что поделать, Шурик, такие дела.

— Завтра. Все — завтра! Кыш отсюда, господин барон изволят почивать!

— Да, ваша милость! Постель уже приготовлена.

Спальня, как оказалось, примыкала к этому кабинету. Кровать мелкая, неудобная, но я смог рухнуть наискосок, почти целиком уместившись под балдахином.

Итак, Александэр, что мы имеем?

Имеем головняк. Во-первых ситуация стремная, во-вторых если я соглашусь на мольбы этого интригана, то получу массу геморроя с сомнительными удовольствиями. А если выяснят, что никакого я не боярского рода? Ну что же, бабушка намекала что-то о татарских корнях деда. Не выйдет с румынским боярством — буду татарским мурзой!

Перевернувшись на отчаянно скрипящем ложе, я уставился в потолок, потом вскочил, подойдя к окну.

Был у меня приятель, он с удовольствием купался в бассейне, неплохо плавал. Но когда во время прогулки в море мы начали прыгать с яхты и ему сказали, что тут глубина почти километр — тут же начал тонуть, причем не особо барахтаясь. Когда вытащили даже не мог толком объяснить, что произошло. Только старался держаться подальше от борта. А казалось бы, какая разница, сколько до дна, если больше, чем твой рост?

Вот и сейчас — ну баронство, ну титул, и чего? Та же работа, глаза боятся, а руки уж как-нибудь. Только что же теперь делать? Что вообще положено делать в таких случаях? Я в самой-самой европейской дыре, где ни закона, ни нормальных людей, и мне надо как-то два месяца, пользуясь одной только популярной книжкой и здравым смыслом, прожить, занимаясь… да в общем все тем же.

Говорить с людьми, убеждать их, решать мелкие проблемы, судить мелкие дрязги… ну что в этой унылой глуши может произойти серьезного? А в награду — целый замок! В самом деле, отпуск, еще и девчонок сюда привезу! А чего — море есть, живописные развалины — наличествуют, Европа опять же! Эльке нос утру, мол, барона бросила, коза! Митрича рассказом порадую, он такие заковыки любит. Вот только благородное поведение… ну да буду кивать, что у меня на родине так принято, я их традиций не знаю, потому веду себя как привычно боярину!

Что, кстати, мне положено делать в подобных ситуациях? Припоминалось только одно — высунувшись в окно древней башни и с удовольствием полной грудью вдохнув свежего воздуха с моря я заорал:

— Таги-и-ил!

Полегчало.

Уже когда я закрывал старую деревянную ставню откуда-то издалека донеслось:

— Кемерово-о-о!

Наши — повсюду.

Веселой ночи, зёма!

«В настоящее время отложены туристические экскурсии на знаменитые эскенландские ватты. Мы надеемся, что вскоре все желающие насладятся незабываемыми прогулками по этой местной достопримечательности!»

Европейское туристическое обозрение

— Дештапто-те ромене! — Грозная и печальная мелодия вырвала из сна вернее, чем пинок. — Дин сомнул чел де мо-арте!

Еще не успев сообразить, что происходит, я оказался на ногах, вертя головой в поиске источника звука и пытаясь распутать покрывало, которое намотал крест-накрест, спасаясь от сквозняка. Причина экстренного пробуждения обнаружилась на тумбе рядом с кроватью.

Будильник. Большой, тяжеленный, в прочном деревянном футляре.

С гимном Румынии в качестве сигнала. Нет, выбор, конечно, неплохой: первая строчка, «Пробудись, румын, от мертвого сна» ну просто очень подходит к случаю, опять же музыка красивая, но… Там дальше слова про «варваров-тиранов», что весьма двусмысленно.

Так и не решив, было это изощренное издевательство или простодушная попытка польстить национальному чувству (от местных вполне можно ожидать, патриотизм тут в чести) я решил, что спать больше не буду. Тем более, что великим предкам пока нечем гордиться. Пора уже заняться делом!

Для начала я умылся.

Парня из провинциального молдавского городка трудно удивить тазиком и кувшином с водой, но вот отсутствие нормальной сантехники… Хотя, вспомнив, как знакомый купил двухэтажную квартиру с видом на Кремль и жил там месяц без канализации, я порадовался — у меня-то горшок был. Большой, с аккуратной крышечкой. Я даже засомневался, но приложенный рулон вполне современной туалетной бумаги убедил, что так и задумано.

Покончив с этим, подошел к окну и выглянул, опершись на суровый камень древних стен. Все было как и описывал фон Шнитце — вид, воздух, красоты пейзажа. Вот только старый мошенник некоторые подробности умолчал.

Да, замок стоит на скале, а баронские покои к тому же на предпоследнем этаже основного строения. Это подразумевает ежедневное мотание на пять-шесть этажей вверх-вниз по сотне раз. Кстати — запах моря это здорово, но в таких количествах он называется иначе! Другая сторона башни, по картам, выходит на живописный заливчик, где базируются местные рыбаки, но отсюда его не видно — крыши, крыши, крыши, много зелени, кусок крепостной стены и пустого замкового двора. Зашибись как интересно! И в довершение всего промозглость: для теплолюбивого человека вроде меня местные шестнадцать-семнадцать градусов при повышенной (море ведь!) влажности создают немного некомфортные условия.

Ну да ладно, бывали ситуации и посмешнее. Итак, что у меня есть?

Я считаюсь бароном и хозяином замка, причем никого не настораживает, что я почти четверть века тут не появлялся. У меня есть управляющий, довольно пройдошистый старикан, местный краевед. Замок — моя собственность на том основании, что я — из боярского рода Могил, угасшего, помнится, еще в восемнадцатом веке. Эти самые бояре то правили, то воевали с правителями, черт с ними — как мне-то себя вести с народом? С учетом того, что я — варвар из далекой страны?

Ну, сначала надо посмотреть на сам народ.

Что Молдавия, что Румыния, что Россия — отсюда образы сливаются, поэтому на любую нестыковку просто говорю, что так у нас принято, пусть ищут, где это самое «у нас». Я вообще о Румынии знаю только, что там находится известный заповедник драконов — помню по книжке, которую старшенькой на ночь читал. Правда книжка детская, но тут могут и не знать. Дракула тот еще книжный персонаж, но лицо историческое, значит и драконы вполне могут водиться. Бояре-то есть? Есть, я тому пример! Ну и с остальной мифической фауной так же. Так что дракона на личный герб!

Угу, вылезающего из ямы.

Самозванно присваивать настоящий герб рода Могил не буду — там стандартный для наших мест «молдавский бык», а быковать меня жизнь отучила. Ну что же, стану говорить, что в связи с временной оккупацией Бессарабии семье пришлось уйти в подполье и оттого многие знания потерялись. Только помню, что красное поле и девиз — «Не возьмешь!» или что-то вроде, а дальше сами пусть придумывают.

Придя к душевному согласию, я оглядел комнату хозяйским взглядом.

Общее впечатление — чистенько, но бедненько. То есть в местных традициях. Пнув ногой дверь в кабинет, где вчера оправдывался фон Шнитце, я сделал большой шаг вперед и оглядел примерно два десятка людей с фотоаппаратами.

— Год даг, ваша милость. — Поклонившись и тут же повернувшись ко мне спиной старик продолжил экскурсию. — Это сам господин барон. Бояре рода Могила оказывали заметное влияние на юго-восток Европы в пятнадцатом-шестнадцатом веках и мы рады, что столь древний род оказался владетелем наших мест. Господин барон этим летом постоянно проживает в замке, но не стоит ему мешать.

Мой суровый взгляд управляющий не заметил, считая, видимо, что сказал все правильно. Несколько дам оценивающе прошлись взглядами уже по мне. Ну что же, стесняться нечего, брюхо не висит, трусы без дырок. Вот носки стоило бы надеть, но уже поздно.

— Год даг, Эгельберт, как закончите — с докладом ко мне.

— Да, ваша милость. Прошу всех следовать за мной, мы направляемся в трапезную. — Туристы послушно потянулись к выходу, приветливо кивая мне. Одна дамочка, уходя, на прощанье вскинула дорогущий объектив, поводила вверх-вниз, примериваясь, и наконец щелкнула.

Судя направлению прицела, ее интересовал мой пупок.

Хорошо, что у меня нет привычки ходить голышом после умывания. Хотя вряд ли этих можно пронять таким образом, они за впечатлениями едут, а тут — такое! Живой барон в естественной среде обитания!

Кстати, мне бы тоже в трапезную не мешало. Или, может, разрешить туристам меня подкармливать? Через прутья клетки?

Фон Шнитце вернулся когда я, забивая голод, осиливал очередную главу из «самоучителя для начинающих феодалов» и тут же объяснил:

— Следующая экскурсия через три часа.

— Сколько в день?

— Две в будни и три по выходным, но можно заказать отдельно.

— Почем нынче эскенландская старина?

— Пять евро за часовую экскурсию. В Эскеборге берут десять, но там гораздо лучшая сохранность.

Старик удрученно вздохнул и покачал головой.

— Обед в трапезной платный?

— Э-э… там вообще никого не кормят. Уже примерно восемьдесят лет.

— Сувенирный магазин?

— Во дворе, рядом с мастерскими. — В голосе управляющегося послышалась новая нотка. — Вы хотите что-то предложить?

— Пошли завтракать… Вы давно на ногах?

— Как обычно, с пяти утра.

Трудяга. Ничего, денег не просит — значит пусть трудится!

— У нас есть национальные блюда?

Старик возмущенно набрал воздуха в грудь, но прежде, чем он что-то смог ответить, я перебил:

— Отлично. В трапезной продавать завтрак в дорогу, состоящих из местных деликатесов, выберите пострашней. Побегав по лестницам, нагуляют аппетит, как раз и предлагать на дорожку. Продумайте упаковку, чтобы можно было есть в автобусе.

На обратном пути, когда уже нельзя будет предъявить претензии к оригинальному вкусу местных деликатесов. Хотя откуда тут разнообразие? Картошка и рыба, наверное?

Так и оказалось. Впрочем, все свежее, так что завтраком я остался доволен.

— Эгельберт, а почему никто за двадцать лет не спросил — где, собственно, барон?