Сопровождающие лица Фоззі
– Чему радуются? И кто? Посмотри на них? Эти яблочки от яблони «Слава победителям» последний хрен без соли доедают и не могут себе признаться в том, что проиграли!
Профессор начинал заводиться – в подобном состоянии он был страшен, так что Цыпа приготовился кивать и спускать боевой настрой друга на тормозах, рюмочка за рюмочкой. Налил и торжественно произнес:
– Ваше кредо?
– Всегда, – отозвался сосед и поднял стакан, но угомоняться не собирался. – Вот смотри, эти люди вообще не меняются, а ведь был такой шанс выскочить из совка совсем. А они как были дебилами, так и остались. О чем говорить, если у нас какой-то бригадный бандит оперирует терминами, которых премьер-министр не знает!
– Да ладно тебе, все они знают.
– Ни хре-на, – отрезал Филиппыч, закурил и начал багроветь. – Ты посмотри на них, что они с собой и с нами делают! Минимум два поколения нужно, чтобы вытравить заразу из голов. И то при условии, что какой-нибудь сумасшедший не бросит спичку. Два поколения на утряску, ми-ни-мум. Только такой алгоритм.
– Кстати, об алкоритме, – попытался перевести разговор в шутку Цыпа и плеснул еще по чуть-чуть.
Филиппыч говорил все громче и громче, уже не обращая внимания на соседей, которые собирали товар – базар заканчивался. Люди подходили, брали выпить, слушали лекцию и быстро уходили, потому что профессор говорил неприятные вещи. Цыпа уже порядком захмелел и курил одну за другой, время от времени пытаясь переключить друга на что-нибудь позитивное. Но тщетно.
– Мы тратим свои жизни на хрен знает что. И выхода не видно.
– Я все понимаю, Филиппыч, но ты уже гонишь. Жив, здоров, бухнуть есть, не все ж так прямо плохо, как ты говоришь. Может, тебе бабу новую завести?
– Дима, тебе столько нужно еще прочесть, понять и осознать, прежде чем давать какие-либо советы…
– Космического масштаба?
– И космической же глупости. Вот при чем тут баба?
– Бабы всегда… при всем. Давай еще бутылку…
– На. Я пропускаю.
Отошли отлить под забор.
– Вот смотри, – не унимался профессор. – Вот возьмем тебя, зачем далеко ходить? Вот ты придумал себе, что ты смешной.
– Блядь, проф, шо у тебя в голове, чего это я смешной? – Цыпа застегнул ширинку и обозлился, тем более что было так похоже на правду, особенно сегодня, но признаваться в этом специальный корреспондент не собирался никому, даже родной душе.
– Потому что ты даже не пытаешься выйти за рамки. Ты бултыхаешься где-то рядом, вокруг, герой нашего времени, Печорин с Бэлой и терцом. Ты придумал, что ты кметливый парнишка с пляжа, и ходишь, соответствуешь, вместо того чтобы измениться. Надел на себя, понимаешь, маску и ходишь с этим придуманным лицом, а вокруг все такие же.
– Сопровождающие лица, – недовольно буркнул Цыпа и уселся на прилавок.
– Да, именно, вот – мы сопровождаем собою же придуманные лица. Мне наукой надо заниматься, а я придумал, что я же мужик, кормлю семью, торгую на базаре среди дебилов. Дебилов! – громко и членораздельно произнес сосед, внимательно осматривая пустеющие ряды – все ли услышали. Я решил, что могу быть барыгой, мясник думает, что он силач, Лидка – что умная и дотошная. И никто, даже мы, не узнаем никогда, на что мы были способны и какими могли бы стать, понимаешь? И мы носим эти маски, сопровождаем свои лица, пока не передохнем от стекломоя!
– Так, все-все-все, – поднялся Цыпа и начал собирать бухло в ящики. – Хорош уже, разошелся тут.
– Дима, вот ты, вроде ж не тупой, тебе нужно учиться, а ты херней маешься.
– Чего сразу херней?
– А того. Придумал, что журналист, а ты почитай, что ты пишешь? Это же ужас.
Значит, прочел. Вот тут Цыпа обиделся уже по-настоящему и не смолчал:
– Как могу, так и пишу, пристал, блядь! Я хоть пытаюсь, а ты стоишь тут, и трындишь, и трындишь.
Покачиваясь, Филиппыч презрительно посмотрел сверху вниз:
– Ты по природе валет.
Цыпа окрысился:
– Хороший валет блатнее всех[52]. – Но профессор посыла не понял, а может, не захотел понять.
– Хочешь писать? Пиши. Но так книжки надо читать, а не узнавать классиков по, боже упаси, экранизациям. А потом пиши, рви, пиши, рви и только тогда уже неси что-то даже в такую погань, как твой бульварный листок с программкой. Написал – произнеси вслух. Прочти. Стесняешься меня – кошке, блядь, прочти, поможет. И образовывайся, а то станешь таким же, как все они, следующим дебилом. Языки учи – английский, тот же украинский.
– А это еще на хера? – покосился Цыпа, ставя ящики под прилавок.
– И это спрашивает у меня человек по фамилии Цыпердюк?
Цыпа не любил, когда его тыкали в почти неблагозвучную фамилию. Сегодня его весь день шпыняли все, кому не лень, и по концовке он сорвался, как это часто бывает, на наиболее близком человеке:
– Слышь, заткни хавало свое, сбитый летчик, понял?
– Я хоть сбитый, а ты вообще не взлетевший! – Профессор надвигался с явным намерением схлестнуться в ближнем бою, и тут, кстати, расклад был бы в его пользу: Цыпа был моложе, но Илья Давыдович – гораздо выше и массивнее.
– Все! Я тебе ничего не должен, ты мне ничего не должен. Все, разошлися, заебал, – отодвинулся Цыпа и направился к выходу, не забыв незаметно прихватить остатки сигарет в качестве слабой моральной компенсации за произошедшее.
– Нет, вы слышали, ра-зо-шли-ся! Ты мало того что второклассник, ты еще и второгодник! Ты не Цыпа, ты цыпка!
На том и расстались.
Самое интересное, что Цыпа не так давно думал о том, чтобы подучить украинский язык – в школе его, конечно, не преподавали, но ничего же сложного, все понятно: «Як умру, то поховайте» – и так далее. Мысль об украинском пришла после гола Реброва в Лиге чемпионов, когда этот молодой блондинчик катался по траве, а весь киевский стадион одновременно сошел с ума от счастья.[53]
Между прочим, до этого матча Цыпа был в целом за Россию – батя всю дорогу болел за «Спартак», дед – так вообще за пресловутое «Торпэдо». Тогда заканчивался сезон и возле игровых автоматов на набережной у телевизора, выставленного возле шашлычной, собралась куча мужиков. Аудитория в основном состояла из противных чертей разной степени испитости, все так откровенно топили за «спартачей», что Цыпа по глупой детской привычке «болеть за слабых» перестроился и начал поддерживать Киев, который, в принципе, ранее был ему прохладен.
И комментатор в телевизоре, и лохи вокруг так приуныли, что Цыпа словил кайф и, рявкнув: «Перемога!», быстренько ретировался, чтобы не выхватить по сопатке. Вот тогда впервые его и посетила мысль о том, что неплохо бы подучить мову, раз это идет в такой приятный разрез с общественным мнением.
Но не сознаваться же в этом профессору, который, падло, окончательно съехал с катушек. «Хорошо, что не привел его в газету, – думал по дороге Цыпа, подпитывая свою праведную злобу. – На хера б тогда я им был нужен?»
Во дворе никого не было, даже Костя-Карлик куда-то подевался. Оно, кажись, и праздник, но, видимо, все рано начали и рано же упились, к тому же предыдущие майские располагали ко всеобщей усталости.
Цыпа решил перекурить финально на лавочке, а потом уже идти спать. К нему подошла, повиливая хвостом, Костина любимица, дворовая собака Найда. Когда она только приблудилась, Цыпа предлагал назвать ее Теткой, как у Табакова[54], но в конкурсе на соискание имени победила кличка Найда. Предложил Костя, а бабки ему потрафливали за убогость, так и устоялось.
Найда была интеллигентной дворняжкой – раз у Цыпы нет ничего поесть, так просто посидим, покурим, вот и села напротив, развесив уши и продолжая вилять хвостом.
– От шо нам треба? – спросил у нее Цыпа. – От шо?
Как известно, с майских праздников потихоньку начинается курортный сезон. В этом году он стартует особенно интригующе – городские власти решили отметить святой для каждого праздник небывалым по масштабности мероприятием. Городской стадион был не в силах вместить всех желающих: и стар и млад в этот праздничный день хотели побывать тут, дабы насладиться в полной мере грандиозным празднованием из разряда тех, что, казалось бы, остались в нашей недавней истории.
Благодаря всемерной поддержке мэра и вашего покорного слуги в качестве соорганизатора и представителя газеты (главного информационного партнера происходящего), этот праздник стал незабываемым. Был и концерт, и песни военных лет в исполнении детского хора, и первый в мире сеанс одновременного лечения иглоукалыванием, и теплые слова мэра, и слезы радости на щеках ветеранов.
Наша газета предоставила для розыгрыша две полностью бесплатные годовые подписки, которые выиграл ветеран, значащийся на фото. Мы надеемся, что вы по достоинству оцените наш скромный вклад в главное городское мероприятие последних лет.
Правда, вынуждены отметить, что не обошлось без маленькой ложечки дегтя – так, хотелось бы более современного конферанса, а то порой складывалось впечатление, что бессменная ведущая наших празднеств Анастасия Загребайло-Липницкая, кроме мэра, никого в этом городе не знает. Даже те, кто был не в курсе, как зовут городского голову, теперь запомнили это навсегда.
Также не до конца понятным оказался выбор участников сеанса иглоукалывания – обещали вылечить десятерых, а вызвали из зала всего пятерых, и то как-то излишне быстро. Более того, никто из горожан не может быть уверенным в том, что эти люди действительно излечились. Возможно, наш скепсис излишен, но мы просто стремимся делать все, к чему причастно «Житие мое», идеальным, уж простите за юношеский максимализм, ведь наша газета – молодая и верящая в идеалы журналистики. В любом случае этот праздник навсегда останется в памяти людской, нам – сомнения и надежды на изменения, а жителям нашего города и, в первую очередь, ветеранам – лафа.
Аристарх Катафотов, специально для «Житие мое»
7. Все и сразу
– И вообще, все это плохо кончится, потому что вы думаете, что все всегда плохо кончается.
Гомер Джексон. Улица Потрошителя
Казино переехало в пансионат Розы Люксембург, занимая там ближайшее к курзалу здание. Как обычно, работало оно без вывески, шумихи и всех присущих киношному Лас-Вегасу прибамбасов. Случайные люди думали, что там какое-то кафе для бандитов, и этого было достаточно. Те же, кто хотел понимать, все понимали.
Год назад, когда казино еще только разворачивалось, среди своих был брошен клич о наборе в школу крупье. Цыпа тогда, конечно, сделал стойку одним из первых и понесся учиться, уже видя себя крутым каталой с перстнями на всех доступных пальцах.
Но, как часто это бывает, мечты попалились на переборе: учеба занимала полгода, и до игрового стола с реальными ставками в результате добирался только один из десяти желающих. Так что Цыпа пару недель походил на занятия, ознакомился с блек-джеком и рулеткой, а потом соскочил – слишком долог был этот маршрут.
Хорошенько обдумав Алешин тезис о том, что читатель жаждет потреблять истории о богатых людях, Цыпа решил отправиться в казино и, раздобыв пару каких-нибудь жареных историй, написать статью, не упоминая адреса и деталей, а еще лучше сделать вид, что это где-нибудь в другом городе, свои все равно поймут, а лишних проблем не будет.
До вечера было далеко, но за дорогим блек-джеком уже маячил какой-то манерный пидор, крутил в пальцах фишки и, брезгливо морщась, наезжал на симпатичную девушку-крупье: «Пора тебя менять, малая, а то ты завонялась». Отвечать ему было нельзя ни в коем случае, и это была одна из причин, по которой Цыпа не стал крупье, потому что где Цыпа, а где молчание?
Командовал в казино суровый мужик по кличке Мультик, из бывших, выплывших и всплывших. Стоя за плечом менеджера, он спокойно наблюдал за игрой. Тот Мультик, которого Цыпа когда-то знал, уже давно бы пробил клиента с ноги в грудак, но нынешний был в костюме, при цепуре и с тем выражением лица, которые выдают только лучшим выпускникам института международных отношений.
Зацепив взглядом Цыпу, он заулыбался и, расставив руки, пошел навстречу.
– А вот и наша гордость, светило отечественной журналистики!
Обнял, как близкого, и повел к бару.
– Валера, сделай парню кофе, – сказал Мультик. – Только хороший, – добавил он со значением.
– Ты по делу?
– Да, для газеты мне…
– Все, понял, сейчас поговорим, у меня к тебе тоже есть вопрос.
Мультик упорхнул к столу, где раздал указания, после чего нырнул в подсобку. Цыпа пил кофе, покуривая стомиллиметровый «Кэмел» и оттопыривая мизинец, что твой Громыко[55] на приеме у британской королевы. Хлыщ за блек-джеком получал раз за разом свои двадцать два и выше[56], злился, хамил, требовал сменить крупье, но хер там.
Мультик вернулся и хлопнул на стойку новую кожаную визитницу: «На, журналюга, пригодится тебе». Цыпа был растроган – дорогой подарок и нужный. Надо будет не забыть вымутить в редакции визитки.
– Мне надо написать что-то из жизни богемы: как играют, детали всякие, шоб лох цепенел.
– Этого навалом, сейчас нам покушать сделают, сядем, расскажу все. Ты бухаешь?
– Если аккуратно.
– Сейчас коньячку организуем. А у меня к тебе быстрое предложение, – наклонился ближе Мультик и дал команду бармену: – Кофе повтори. Смотри, какое дело, нам, пока сезон не начался, надо местных подшевелить. Ты ж тут учился, что к чему знаешь, я думаю, может, придешь, покатаешь, а я поставлю за стол Чикиту. – Мультик кивнул на девушку за дорогим блек-джеком.
– Она тебе сольет, прилично, а лохи перевозбудятся и полезут играть, понял?
– А лаве я…
– А фишечки ты потом тихонечко вернешь. А с меня стол со всеми делами.
Цыпа сделал вид, что прикидывает хрен к носу, размышляя, а потом, после надлежащей паузы, согласился, но с добавкой:
– Только я с телкой буду.
– Да конечно, вообще не вопрос! Договорились?
Цыпа изо всех сил старался не улыбаться, а наоборот, цинично все просвечивать рентгеном, но у него вышло что-то среднее: он лыбился по сторонам, плохо скрывая самодовольную улыбку, – ну вот, наконец-то что-то хорошее, вот она, компенсация за все, вопрос с выгулом Бэлы решился сам собой.
– Да! – окончательно ответил он на предложение.
Мультик улыбнулся еще шире и обнял Цыпу, как друг, который искренне рад помочь старому корешу.
С очередным хлопком по спине происходящее внезапно скуклилось в светлую точку с коротким шипением, будто это было по телевизору, который опять сломался. Цыпа открыл глаза и понял, что спит дома, до сих пор пьяный после вчерашнего, и что сегодня десятое, мать его, мая. За плечо его дергал склонившийся над кроватью Орлов в гражданке. Откуда-то из-под его подмышки выглядывала мама и спрашивала, что Цыпа опять натворил. «Сука, чем слаще сны, тем горше просыпание».
Быстрое сканирование организма выдало диагноз – бодун жесточайший, классический. Судя по свету за окном, дело было к вечеру, Цыпа проспал весь день, но на состоянии здоровья это не сказалось – пить банановый «Аркан» в промышленных дозах все-таки противопоказано даже молодому организму.
Зато Орлов сиял, как новенький, все-таки мусоров этому специально учат. Вполне возможно, что львиную долю времени в милицейских учебных заведениях посвящают обучению тайному искусству раннего подъема после пьянки и свежему виду при этом.
– Так, гражданочка, попрошу, я просто поговорить, ничего страшного не произошло, – отбрыкивался Орлов, а на отца, стоявшего в дверях, вообще не обращал внимания. Тот недовольно пробурчал: «Аракчеевщина» – и ушел в кухню, где, очевидно, в этот исторический момент обязана была начаться какая-то важнейшая трансляция из зала заседаний. Мать, посопротивлявшись, тоже вышла из комнаты. «Вот тебе и родная кровь», – подумал Цыпа и со второй попытки уселся на кровать в модифицированную позу утреннего мыслителя Родена, который взялся за больную голову двумя руками.
– Шо ты там понаписывал? – спросил Орлов, впрочем, рассматривая при этом Сабрину.
– Шо я понаписывал? – не понял Цыпа.
– Рыжий, кажись, сильно обозлился после статьи про вчера.
– Какой статьи?
– Твоей. Я думал, тебе на эту хрень скинуть. – Орлов кивнул на пояс, намекая на бипер. – Но береженого Бог бережет, вдруг на тебя вот такой уже поднялся. – Подкрепил жестом «кисть в изгибе локтя». – А номер можно вычислить быстро, если надо.
Цыпа ни хрена не понимал. Ни крупиночки происходящего. «Пусть это тоже будет сон, ну пожалуйста», – подумал он, пытаясь собраться и запустить ситуацию с самого начала.
– Я ничего не понимаю. Вообще, – сознался он.
Орлов нехотя оторвал взгляд от певицы, выходящей из бассейна, и начал рассказывать:
– У меня Васильич сегодня пробивал, де ты живешь…
Цыпа из последних сил допер, что речь идет о вчерашнем менте, разливающем в бобике.
– А он тут при чем?
– А при том, что он у Яши на кармане. Рыжий давал денег на праздник, а ты написал кукую-то херню в газете, на которую он тоже давал денег. И херня эта про людей, которые должны ему приносить деньги. Теперь понятно?
– Бля-а-адь… Какую херню? Я их там легонько задрочнул, и все.
– Я не читал, но Васильич сказал, что Рыжий сильно обозлился и приказал, чтобы тебя нашли. Ну, чисто уточнить. А я их методы уточнения знаю, столько раз оформлял, шо…
Орлов махнул рукой, давая понять, что Цыпу ждет отнюдь не светлое будущее. Даже, наоборот, темное.
– А я думаю, жалко дурака, эти угандонят, а наши еще и спишут на тебя чего-нибудь вдобавок. Ты ж наркет, какой с тебя ответ? – продолжал капитан.
Цыпа не нашел в себе сил ни на сопротивление, ни на обиду.
– И шо делать?
– Ехать, – вздохнул Орлов. – Посидишь в одном месте пару дней, я думаю, скоро оно решится как-то.
– Как?
– Как-то!
Орлов отправился в кухню, где истребовал у мамы чаю, а Цыпа сел в туалете думать, как быть. Варианты что-то вообще не прикидывались, это в кино люди хотят уехать из города, будто их там что-то ждет. Вообще-то, у них, наверное, есть какие-то сбережения. А у Цыпы денег нет. Совсем. Куда теряться и за какие шиши? Туфли продать Косте-Карлику? Бяша первым сдаст, с Филиппычем некстати рассорились, а Бэла… Бэле бы самой помочь, но это вопрос второй.
Эх, жаль, эмигрировала Светка с «Детского мира». Цыпа и повстречался-то с ней всего одно лето, но ее пахан, молодой пенсионер конторы глубокого бурения[57], в районе полковника, Цыпу любил, видел зятем и все такое. Вот у того можно было помощи попросить, но теперь они на другом конце глобуса, а Цыпа сидит на родном скрипучем очке и, вполне возможно, делает это в последний раз.
– Что, Данила-мастер, не выходит каменный цветок? – спросил капитан из-за двери, и было слышно, что засмеялись этой шутке все, даже батяня, которого, по идее, ближе войны в Югославии сейчас ничего не должно было волновать. «Весело им», – подумал Цыпа, вставая и прощаясь с родным гробиком, где столько было сижено и думано.
– Вы его арестовываете? – тихо спросила мать в прихожей.
– Разве так арестовывают? Нет, мы на рыбалку договорились, а ваш юнец ушел в заплыв и забыл за договор.
– Я ж не знаю…
– Даст Бог, и не узнаете, – ответил Орлов и скомандовал обувающемуся Цыпе: – Шевели поршнями, вечернюю зорьку пропустим.
Цыпа ждал, что на улице капитан хотя бы просканирует окружающее пространство на предмет не то слежки, не то засады, но хера с два – вышли, как друзья по работе, и пошли к машине – той самой «тойоте», на которой в прошлой, удачной жизни, ездили на «точку».
– Мне в багажник? – поинтересовался пересохшим горлом Цыпа и вспомнил, что забыл водички попить, а как же это было бы кстати.
– Может, тебя еще на крышу привязать, как оленя? – ответил Орлов, обходя машину. – Садись, прикинься ветошью и не отсвечивай[58].
«М-да, со вкусом у капитана местами проблемы, Филиппыча от такого покрутило бы», – подумал Цыпа, пытаясь хотя бы в мыслях придерживаться обычного поведения.
Орлов, как выяснилось, тоже был готов делать вид, что ничего непоправимого пока не произошло.
– Чего там наши чемпионы, следишь? – спросил он.
– «Таврия»? Да вроде ничего, лучше, чем тот год, Гайдаш с Антюхиным молодцами[59].
– Все хочу съездить, глянуть на них, и не соберусь.
– А куда едем?
– Туда, – кивнул капитан перед собой. Ехали в сторону Поповки, минут через пятнадцать Орлов свернул с дороги, но не в сторону моря, а направо, в степь. Дальше ползли по грунтовке, переваливаясь из ямы в яму. Вокруг были непонятные халупы, среди которых, впрочем, то там то сям встречались и приличные дома из нового песчаника.
– Село Большие Буераки? – попробовал пошутить Цыпа.
– Типа того. Дача у меня тут.
– А чего не возле моря?
– Того. Это старая дача, батина.
– А у вас новая есть? Первая линия?
– Цыпа, – гаденько ухмыльнулся капитан, – ты мне шо-то толкнуть хочешь? У тебя большой талант доводить людей, которые к тебе нормально относятся. Он, на тебя даже мать болт забила!
– Ей все по хрен, она в церкви, – признался Цыпа, пытаясь удерживать в себе вчерашнее, когда машина ныряла в особенно глубокую яму.
– У этого додика? – подивился Орлов, имея в виду отца Валентина. – Она шо, вообще тю-тю?
– Не, у баптистов этих, шо в военторге.
– А, эти. Под америкосов косят, а сами от Утюгов работают.
– Это как?
– Тебе, я вижу, мало своих проблем, – покачал головой капитан. – Ладно, приехали.
Домик был маленький и деревянный, чуть больше бытовки, зато за нормальным забором и с небольшим садиком, в котором преобладали цветущие вишни с абрикосами.
– Короче, смотри, – сказал Орлов и так хлопнул дверцей, что у Цыпы чуть было не приключилось сотрясение оставшегося к вечеру мозга. «Значит, машина рабочая, в своей так не хлопают». – Там есть картошка, под раковиной. За домом – мангал. Как-то справишься.
Потом Орлов подошел к переднему пассажирскому месту и, открыв бардачок, нарыл там маленькую коньяка.
– На, поправься, а то больно на тебя смотреть.
Цыпу два раза упрашивать не пришлось – свернул чекушке голову, отхлебнул и закрыл рот рукой. Удержал внутри, выдохнул, и сразу же тиски в голове чуть отпустили. Протянул капитану:
– А вы?
– Офицеры не похмеляются! – гордо отчеканил Орлов, но на бутылочку посмотрел с желанием, и Цыпа решил, что сегодня капитан обязательно выпьет. Но не здесь и не сейчас. – Короче, хлеб, если надо, в магазине. Это туда, – показал Орлов направление. – Но они до обеда.
– Та я разберусь, – согласился Цыпа, понимая, что эта информация бесполезна, денег-то все равно нет, не просить же Орлова после всего еще и мелочи на батон с килькой. – Еще бы это… там девушку у корейцев надо выдернуть, Бэла зовут. Она с ними, но не с ними, – коряво сформулировал Цыпа наболевшее.
– О, я вижу, ты и там приключений себе на жопу нашел?
– Я серьезно…
– А я что, прикалываюсь, по-твоему? – скорчил рожу Орлов. – Хрень твоя тут не принимает?
– Бипер, что ли? Нет.
– Значит, без связи, автомат тут давно не работает, даже в магазине телефона нет. Короче, до субботы точно сидишь тут. Если я за тобой не приеду, сам выберешься, тут автобус ходит.
– А чего именно до субботы?
– Отвянь. Все, я поехал.
Цыпа решился стрельнуть сигарет, и был обрадован запечатанной пачкой «Мальборо».
– Огонь есть?
– Есть. Это… Спасибо вам.
Орлов кивнул, но ничего не ответил. Сел в машину, сдал в переулок и стартанул, не оборачиваясь. Цыпа закрыл ворота, сделал глоточек, закурил и пошел к дому.
Коньяк ушел так быстро, что специальный корреспондент не успел даже задуматься о ближайшем будущем, что было, конечно же, с его стороны неразумно. Допил за считанные минуты, пытаясь оттаявшей башкой сообразить, что ж такого он написал в статье, если на скромную персону специального корреспондента обратил внимание Сам. Неужели обиделся за стеб про доверчивую публику и упоминание мэра?
Вот тут-то коньяк и закончился – Цыпу начал дробить холодный похмельный пот. Рассчитав режим «семь сигарет в день», он добрел до лежанки в хатке и отрубился, будто бы и не просыпался каких-то два часа назад.
Четверг и пятница вышли противными близнецами. Хорошо, что пейджер был заряжен почти полностью, – ориентируясь по его часам, Цыпа курил строго по графику и по половинке сигареты за раз. На завтрак, обед и ужин была исключительно печеная картошка, но Цыпа ее любил, так что с этим проблем не было. А вот с досугом было туго – в хате нашлись старые газеты на растопку, но там преобладала коммунистическая литература, от которой тошнило, как от прелых папирос. Эх, если бы он раньше попросил Орлова заехать за Бэлой, вдвоем бы они тут… ух, как было бы ярко, с ней Цыпа был согласен сидеть в этих Буераках хоть до Нового года.
Дом скрипел под весенним ветром, Цыпа диву давался – на хрена дача так далеко от моря? Мясо можно и на берегу пожарить, собрал мангал – и готово, ничего содержать не надо. Все-таки совки были так зависимы от минимальных благ, что глотали их, не раздумывая. Дача есть – молодец, пристроен; а то, что дача эта на шестой линии, – дело пятое.
Хорошо, что хоть карты нашел, можно было в деберц самому с собой пошпилить. Правда, для нормальной игры пара на пару пришлось выдумать еще трех персонажей: Володю, Мурзика и Рахита. Володя, что сидел в паре с Цыпой, и играл хорошо, и парень был приятный, зато противостояло им двое таких злодеев, что хоть ховайся. Цыпа быстро устал от внутреннего конфликта и придумал новых соперников – братьев-близнецов Виталиков, чистых чертей из колхоза, называвших трефу крестой и все норовивших нарваться на «сладкую» взятку[60].
В перерывах между конами Цыпа пытался отдохнуть от шизофрении, пытаясь под половинку сигаретки придумать, как разрулить ситуацию. Нужно было как-то выдернуть Бэлу и соскочить с крючка Рыжего. В возможность Орлова замылить эту ситуацию верилось с трудом. Надо, наверное, самому явиться и, держась достойно, все объяснить и выслушать расклад. А там – будь что будет. Где-то так.
Из-за каши в голове и дневной дремы в ночь на субботу Цыпа так и не смог нормально заснуть – всего пару раз проваливался в забытье, но ненадолго, в остальное же время скрипел лежанкой и все объяснял, объяснял, что просто пошутил, поддел немного. Когда забрезжил рассвет, решил идти – суббота наступила, а Орлов ведь так и не приехал.
Затворил ворота, ключей-то капитан не оставил, и пошел той дорогой, которой и прибыл в этот полузаброшенный дачный поселок. «Большие Буераки», – вспомнил Цыпа. Вполне может быть. Последний бычок ушел при подъеме, стрельнуть бы у кого курить. Но за заборчиками не было никаких признаков жизни, хотя, может, к обеду приедут дачники, выходные все-таки. Зато нашел жирный бэцман «Примы» и тут же пустил его в ход. Хорошо хоть, что теперь бросать курить не надо – эту проблему напрочь вытеснили вопросы калибром покрупнее.
В автобус нечего было и соваться, в межгороде запускают только через передние двери, зайцем не пролезешь. Так что Цыпа решил идти к морю, а там повернуть налево и топать к городу. С погодой повезло – солнце уже грело по-настоящему, и, хоть утро было еще прохладным, лето надвигалось полным ходом.
На полоске дикого пляжа, возле небольшого пансионата, дети играли в футбол. Выходило у них совсем неплохо, как для местной Копакабаны[61]. Цыпа присел понаблюдать за игрой, отмечая наиболее перспективных малолеток, и, когда мяч отлетел к нему, по-хозяйски залепил его с подъема обратно на поле, вызвав шумное одобрение игроков. «Кто-то подает надежды, я же подаю мячи», – подметил специальный корреспондент и в который раз пожалел, что забыл дома блокнот, – привычка записывать мысли прилепилась быстро.
Пионеров загнал на завтрак в столовую какой-то дедок-сторож, он был настолько добр, что угостил парочкой сигарет без фильтра, так что далее шлось уже более-менее. Все тезисы, которыми Цыпа был намерен оправдаться, были выучены до буковки, оставалось только надеяться. И идти.
Шагать по песку было трудновато, но Цыпа нашел в этом определенный баланс – он вроде как и торопился разрешить этот непонятный конфликт, но и преодолевал сопротивление среды, что несколько отдаляло момент Икс. Правда, ближе к городу начались закрытые пляжи, так что пришлось отклоняться к дороге.
Цыпа собирался прийти к Ашоту, сесть там, заказать еды, выпить из лафетничка по-человечески и ждать, пока до сведения бригады Рыжего доведут местонахождение искомого корреспондента. А дальше можно будет выслушать расклад и предъявить контраргументы типа «пресса во всем мире обязательно должна быть ироничной».
Но, как это обычно бывало с Цыпой, по пути он начал отклоняться от темы и выдумывать шопопало. Вот сейчас родилась концепция местного телевидения, на котором будет разрешен мат, взрослые фильмы и концерты приличной музыки. Самый цимес состоял в том, что каждый день должен меняться ведущий, которого выбирают из горожан. Случайным жребием, в полночь.
И с утра камера ходит за ним: дорога, работа, идеи по улучшению жизни и все такое прочее. Чтобы герой сильно не надоедал, у него будет пять минут в начале каждого часа, а в остальное время – кино какое-нибудь. По идее, зритель не будет знать, насколько яркий герой сегодня попадется, и будет включать телевизор тупо из интереса.
Цыпа представил себя во главе городского жюри, которое отбирает желающих, отказывая мэру и его подпевалам. А что? А если предложить Рыжему открыть такой телеканал? В Цыпином воображении главный гангстер встал и сказал: «Прости за наезд, Димон. Черт попутал. Идея интересная, жду завтра в восемь утра с паспортом, канал запишем на тебя». Цыпа так резко и широко улыбнулся, представив эту картину, что, видимо, испугал водителя рейсового автобуса, который как раз в этот момент ехал навстречу. Тот дернул рулем и посигналил.
Когда клубы вонючего выхлопа за автобусом рассеялись, Ципин бипер подал сигнал. Стало быть, скоро город, раз сигнал достает. Сообщение было без подписи. Оно гласило: «Где наш выпускной?»
Цыпа ответил в рифму и начал перебирать варианты: кто знает номер, кто был на выпускном. По всему выходило, что это могла быть только Кристина. Они чего там, в редакции, опять понажирались, раз одноклассницу на ностальгию поперло? Вот Цыпа, если честно, о школе уже мало что помнил и желал бы помнить еще меньше, и вообще…
Стоп. А если она хочет подать знак, причем так, чтобы понял только Цыпа? Орлов же говорил, что номер узнать – не проблема, их в городе наверняка мало. Неужели наша отличница и об этом подумала? Цыпа остановился, опять пожалел об отсутствии блокнота, присел на бордюре и начал рисовать стрелочки в пыли – в каком-то кино видел, что главный герой таким способом прикидывает варианты развития ситуации.
Не помогло, так как стрелочки выходили кривые, а вариант все равно был только один – идти в порт, на вышку, и там искать Кристину. Помочь она вряд ли сможет, но, по крайней мере, расскажет, из-за чего все так взбычились, а также поможет деньгами, на которые можно будет наконец-то разжиться пачкой сигарет.
На ходу возникла новая версия: а что, если Орлов обманул и никакого западла в статье нет? Сам же ее писал, с чего там Рыжему заводиться, и вообще, где главный городской бандюган, а где мифический Аристарх Катафотов? С другой стороны, чего тогда капитану порожняки гонять, на дачу отвозить? Цыпа помотал головой, отгоняя это облако, и решил лучше обдумать более приятную идею – выдернуть Бэлу, взять капитана в долю (инвестициями и крышей, чтоб никаких проблем) и открыть кабинет экспресс-анализа.
Значит, Цыпа обеспечивает общее руководство и место в поликлинике, за что вправе рассчитывать на минимум тридцать процентов прибыли, Бэла понимает, что лучшего ей не найти, Орлов предлагает расширяться на побережье, а газета пусть публикует Алешины глупости, падлы, так им и…
Обдумывая этот вариант развития событий, Цыпа вышел на пешеходный переход через проспект Победы и чуть было не завершил череду этих событий, сгинув под колесами кавалькады каких-то черных БМВ. Они перли по проспекту далеко за сотку и даже не посигналили. Будь Цыпа потолще да постарше, он бы уже пошабашил в брызги с дребезгами, но молодые рефлексы спасли – специальный корреспондент отпрыгнул назад, машины просвистели мимо, оставалось только выдыхать и прониматься оставшимся в организме холодным потом. В городе таких машин, кажись, не было, только у Утюгов один «мерседес» на всех, а Рыжие предпочитали «девятки», так что это было что-то новенькое, что-то не отсюда.
Цыпа торжественно пообещал себе не мечтать в районе проезжей части и, тщательно изучив дорогу, перебежал на противоположную сторону. Дальше он тоже мечтал, но аккуратно, урывками, на контроле.
По пути следования встречались киоски «Союзпечати», но ни в одном не было второго номера «Жития». Раскупили. С одной стороны, это вызывало гордость корреспондента, с другой – вопрос оставался открытым: из-за чего поднялся весь этот сыр-бор?
Когда Цыпа наконец-то доковылял до порта, полдень давно минул. Даже тщательно выстиранные в раковине носки уже взмокли, ноги саднили, а от остального туловища прилично пованивало. Одежда все эти дни была на хозяине, а сегодня ему пришлось пешкарусом протопать километров тридцать, не меньше. Надо держать с людьми дистанцию, а то начнут носы затыкать от природного аромата светила местной журналистики.
Маяк от Кристины обнаружился сразу. Возле вышки, на асфальте, было написано белой краской крупными буквами: «Дима, срочно, 3-16-22». Телефонный номер не вызвал никаких ассоциаций, память у Цыпы была дай боже, но эта комбинация цифр никакого узнавания не вызывала. Левый, короче, номер.
Все бы хорошо, и Кристина – молодец, и Цыпа допер сразу в двух смыслах этого слова, но откуда позвонить, ведь ни карточки для автомата, ни денег для ее покупки нет. Вдобавок хотелось есть, а уж курить – так, что уши пухли. Цыпа помочил ноги в море, угомонив волну раздражения собой лично и окружающим миром в первую очередь, после чего отправился в близлежащую аптеку, на ходу подбирая тезисы.
Загнанное выражение лица исполнять не пришлось, оно таким и было, а общая потрепанность образа корреспондента как раз помогла. Цыпа сразу уверенно направился к одинокой провизорше за кассой и достал из внутреннего кармана курточки несколько поистершуюся справку из газеты. Легенда была такая: потерялся ребенок курортников, приехавших на майские, третий день ищем, общественность не беспокоим, но теряем надежду. Короче, дайте срочно позвонить в редакцию. Особых угрызений совести Цыпа не испытывал – в конце концов, кем он сам являлся, как не ребенком, потерявшимся в мире взрослых дебилов?
Аптекарша повелась аж бегом, вытащила телефон и начала всхлипывать:
– От не дай бог, не дай бог.
Цыпа набрал пять цифр с асфальта, на том конце провода трубку взял взрослый женский голос. Представившись Аристархом Катафотовым из газеты «Житие мое», Цыпа спросил, как бы ему поговорить с Кристиной. Там чертыхнулись, вздохнули и положили трубку. Но не на рожки аппарата, а куда-то рядом. Было слышно, как хлопнула дверь, и Цыпа сообразил – соседка.
Ого. У Кристины был телефон, его не могло не быть при статусе ее мамаши. Она, получается, думает, что ее прослушивают?! Цыпа похолодел: это ж какая каша заварилась, но знать бы еще из-за чего. Вскоре послышались шаркающие шаги, голос в трубке сказал, что Кристина ушла, будет через час и не передать ли чего? Цыпа на всякий случай ничего не сказал, пообещал перезвонить и засек время на аптечных часах, изображавших Спасскую башню.
– Я пока отработаю этот район, а через час к вам опять забегу, лады? А то пейджер не принимает сегодня чего-то, – сказал Цыпа и продемонстрировал еще одно доказательство своей причастности к миру больших людей и столь же крупных событий.
Провизорша согласилась и забрала телефон, продолжая бормотать положенную в таких случаях сочувственную чепуху.
Значит, надо убить час, и хорошо бы это делать с табачком. Цыпа отошел в сторону и, чтоб из аптеки не было видно, начал стрелять сигареты у всех подряд, стараясь не приближаться на расстояние, позволяющее его как следует разнюхать. Сначала было глухо, но потом, сообразив, что рядом церковь отца Валентина, корреспондент начал креститься, и, надо же, сработало.
Сначала боженька отдячил «Ватриной» от какого-то работяги в робе, а потом попался важный грузчик из хлебного и по-барски отвалил сразу две сигареты «Магна». Можно было жить. Цыпа торжественно закурил, посидел, чтобы сильно не шатало, а потом пошел купаться – все равно собирался открыть сезон, а то с этой беготней он потихоньку стал похож на классического земляка, который последний раз купался при живом Гагарине, а на набережную выходил еще при президенте Горбачеве.
Весенняя вода сначала обожгла по-апрельски, но уже через пару минут май дал о себе знать. Цыпа поймал более-менее теплое течение, покачался на волнах, а потом вылез обсыхать. В связи с отсутствием полотенца, вытерся одеждой, после чего изучил себя на предмет запаха – стало значительно легче. Правда, носки реанимации не подлежали, да и кроссовок окончательно разлезся в результате марш-броска. Но ничего, ремонт обуви никто не отменял, а носки найдутся, были бы ноги.
– Нашли? – спросила аптекарша, стоило только Цыпе просочиться в двери.
– Ищем, – ответил он и счел нужным объяснить свой мокрый вид. – Море сейчас отрабатываем.
Женщина опять зарядила про боженьку всемогущего и начала объяснять стоящей у кассы бабульке, что к чему. Обе горестно качали головами, и Цыпе пришлось выждать минуту, прежде чем напомнить цель своего повторного визита.
– Мне бы телефончик, хозяйка.
Та выставила аппарат и приготовилась греть уши.