Агрессор Дуглас Пенелопа

– Оставайся, и я подготовлю тебя, иначе победить будет очень трудно, практически невозможно, – сказал старик в бусах.

Нет, спасибо, сначала нужно разобраться с Фармой и его бандой.

– Могу я увидеть Шлем? – вновь спросил Олег, чтобы поставить точку.

– Это только повредит тебе.

«Старый хитрец! – Баталов пошел прочь, прибавил шагу. Он злился на самого себя, перешагивая через три ступеньки. – С этого надо было начинать! Потерял столько времени на болтовню с ловким манипулятором!»

– Ваше оружие малоэффективно, – продолжал старик, акустика в Колизее была отличная. – Твое место здесь – на арене.

– Договорились? – спросил Киреев.

– Нет.

Не было, никогда не существовало никакого Шлема силы, иначе хранители не допустили бы сожженных деревень и снятых скальпов! Не звери же они. Зимин бы и шагу в джунглях не ступил! Оружие высоколобых предков? Жрецы придумали культ Шлема, чтобы держать племена в повиновении. Каждый год, обагряя Колизей кровью, они играли на извечных для Крикка ценностях: славе воина, триумфе победителя, подогревая многовековую кровожадную истерию.

Оружие не приходит из прошлого, разве что костяные и медные наконечники. Зарубите себе это на носу, инструктор Баталов.

«Меня, современного человека, чуть не втянули в этот обман! – поражался Олег. – Конечно же, пообещав то, в чем я больше всего нуждаюсь. Хорош бы я был, махая мечом на арене, в надежде, что заполучу орбитальный комплекс! Идиот».

Корпус дестроера занимал треть посадочной площадки для флаеров. За ночь Зимин ни разу не сомкнул глаз, глядя, как колдует над клавиатурой Гюнтер с нейрошлемом на голове. Первые лучи солнца скользнули по джунглям отстраненно и словно брезгливо. «Троян» поблескивал броней, слишком мощный для космического истребителя. Штейер работал. Дестроер покорно выпустил закрылки. Поднялся колпак кабины пилота.

– Все. – Гюнтер снял нейрошлем. – Контрольная обкатка, и он наш. Мне нужно передохнуть.

– Я полечу, – сказал Зимин.

– Вы?

Гюнтер знал, что Зимин до того, как заняться фармакологией, служил пилотом на десантном катере, так что летную практику имел. Дело было в другом, Крэмберг любил уничтожать технику, если кому-то в голову приходило обойти допуск. Штейер подчинил «Трояна», но в воздухе дестроер мог просто развалиться на части. Многоуровневая система самоуничтожения вскрыта, но вдруг есть еще какой-то сюрприз?

– Если что, я не смогу остановить процесс дистанционно, – честно признался Гюнтер.

– Помоги. – Зимин натягивал непривычно легкий, но туго обжимающий тело летный костюм с запасом кислорода и системой переработки воздуха.

– Выйдете на орбиту, не увлекайтесь. – Гюнтер подтягивал ему рукав. – Ускорение на основных бешеное, унесет далеко в космос. Ну, и про «Гелиос» не забывайте.

Зимин глянул на советчика так, что физик заткнулся.

Фарма надел нейрошлем. Никаких допусков. Уф! Зимин даже выдохнул. Он выжмет из дестроера все, на что тот способен. По выдвинувшемуся подъемнику глава боевиков забрался в кабину «Трояна». Руки в перчатках чуть подрагивали. Фарма пристегнулся к амортизационному креслу, на грудь и плечи легли ремни безопасности и воротничок антиграва. Поле защитит пилота, если дестроер, не дай бог, переживет столкновение.

Кабина поразила Зимина своим минимализмом. Педали под ногами позволяли менять скорость полета и поворачивать. В этом «Троян» был солидарен с большинством космических истребителей. В самом центре пульта управления находился штурвал, спаренный с ручкой гашетки. Фарма быстро разобрался с лазерными пушками и протонно-ионным излучателем, компьютером наведения и навигационным блоком. Ручка гашетки также корректировала скорость и направление движения.

Загудели счетверенные ионные двигатели, вертикально поднимая двухсоттонную громаду истребителя. «Троян» отделился от земли мягко, словно не отягощенный броней суборбитальный штурмовик.

Подняв дестроер на десять тысяч метров, Зимин выполнил несколько фигур высшего пилотажа. Маневренность «Трояна» поражала. Преодолев звуковой барьер, Фарма выжал из ионных двигателей максимум.

«Три тысячи восемьсот. – Зимин покачивал крыльями, прорезая пространство, не чувствуя и намека на перегрузку. Три тысячи восемьсот километров в час на вспомогательных. – Сколько же он идет на основных?»

Компактные сверхмощные генераторы, малый расход топлива, защитные поля и броня, которой позавидовал бы любой крейсер.

«Ты не «Троян», ты «Одинокий волк», – улыбался Фарма.

Суборбитальные и в большинстве своем космические истребители должны были дозаправляться каждые десять-двенадцать часов. Дестроер не нуждался в постоянной привязке к базе – орбитальной станции или ангару на поверхности планеты. Одинокий волк. Радиус действия впечатлял.

Снизившись, сбросив скорость, Фарма летел на малой высоте. Под ним проносились джунгли, местами разбавленные желтыми пятнами саванн. Система наведения автоматически захватила цель, в рамку прицела попала крупная птица. Зимин нажал на гашетку. Удар лазерной пушки. Вспышка. Птица исчезла.

«Вот так, Крэмберг!» – Зимин ликовал.

Разворачиваясь, он набрал высоту.

Никакого допуска, никаких чипов. Свобода!

Вес бортового вооружения «Трояна» составлял сорок пять тонн. У Фармы глаза разбегались: система пуска ракет с электромагнитным импульсом, идентичная тем, что обычно ставились на противовоздушных турелях. Пусковое устройство вмещало четыре ракеты. Автоматическая перезарядка. Две нацеленные вперед синхронизированные лазерные пушки в нижней части кабины, снабженные автономными генераторами. Протонные торпеды и ковровые аннигиляторы, термоядерные боеголовки, микроволновая и плазменная пушки. Огнестрельная крупнокалиберная бижутерия.

Фарма летал на отличных машинах: штурмовых бомбардировщиках, перехватчиках, на десантных катерах последних моделей. Безотказная, с разнообразным вооружением, новейшими двигателями техника, но по сравнению с «Трояном» все это было барахлом.

– Что вы задумали? – раздался голос Гюнтера в шлеме.

– Это идеальная машина, – ответил Зимин, переходя на основную тягу. Топливо поступило в двигатель, бортовой компьютер начал отсчет времени. – Идеальный убийца на воде, в атмосфере и в космосе.

Пройдя на основных по верхней границе атмосферы, Фарма вышел на парковочную орбиту вокруг Крикка. Проверяя систему орбитальной бомбардировки, щелкнул на фото пару горных скоплений в противоположных полушариях. Сбросив скорость, Зимин сделал несколько полных оборотов по орбитам, проходящим через полюса.

Планета проплывала под ним, беззащитная и строгая в четком обрамлении теней. Континенты блестели, словно стеклянные. «Троян» двигался по орбите со скоростью тридцать тысяч километров в час. Пространство видимого космоса окружало главу боевиков, оно было пронзительно и немо. Звезды, галактические скопления сияли, не замутненные атмосферной подушкой.

Для Фармы космос всегда служил источником угрозы. Это ощущение посетило школьника Илью Зимина в его первом орбитальном полете, подобное чувство он испытывал и сейчас. В космосе было возможно все – бесконечное число вариаций развития событий. Опасно, глупо, до безумия безрассудно было вводить допуск к оружию, когда на человечество могла наброситься из бесконечности враждебная тварь какой угодно силы и модификации.

Система наведения опознала цель на экваториальной орбите примерно в шестидесяти километрах от дестроера. Нет, это был не «Гелиос». Пилотируемый космический транспортник на триста пятьдесят тонн, устаревшая модель на лазерно-плазменной тяге, он плыл Зимину навстречу. Вскоре Фарма увидел стометровый корпус корабля, раскрытые грузовые люки. По сути дела, это была космическая баржа с двигателем. До появления на Крикке тигров космоса, старичок доставлял на низкие орбиты стыковочные модули для транспортных доков, бригады ремонтников для обслуживания системы спутниковой навигации и прочего. В космосе часто выходят из строя не электроника, а простейшие детали, которые требуют замены. Сейчас транспортник превратился в груду космического мусора.

Бортовой радар определил массу корабля, которая оказалась меньше исходной. Отлично: топливные баки пусты, значит, груда железа не сдетонирует при попадании. Фарма выстрелил из протонно-ионного излучателя, подойдя к цели почти вплотную – с расстояния нескольких километров. Сверхплотные потоки ускоренных протонов и ионов должны были распилить транспортник пополам, но излучатель молчал. Компьютер наведения сообщал, что подствольный генератор неисправен, но Фарма продолжал упрямо жать на гашетку. Космический инвалид приблизился и остался позади «Одинокого волка», целый и невредимый. Подствольный генератор исправен, сообщила система. Фарма еще раз просканировал установку на наличие повреждений. Подствольный генератор – замена…

Зимин пришел в бешенство. Если бы он мог, он свернул бы Гюнтеру шею. Нужно было возвращаться, не дай бог, откажут двигатели, и он навсегда останется на орбите.

Дестроер опознал «Гелиос». Корабль, на котором на Крикк прибыл слишком бравый федерал, двигался параллельным курсом. Не хватало еще попасть в плен к свихнувшемуся роботу! Находясь примерно над противоположной месту приземления точкой планеты, Фарма на пару минут включил основной двигатель, тормозя дестроер и уменьшая высоту орбиты до двухсот километров. Развернув корабль носом вперед, Зимин начал спуск в атмосферу.

В плотных слоях вокруг корпуса разлилось сияние образовавшейся плазмы. Когда скорость снизилась, Зимин перешел на ионные двигатели. Он не полетел прямо на площадку для флаеров, а, миновав ее, сделал перед посадкой крутой спиральный разворот. Не смог отказать себе в удовольствии.

Основные колеса коснулись бетонной полосы, затем мягко опустилось носовое колено шасси. «Троян» замер. Фарма снял нейрошлем, отключил нагрудник антигравитационного поля. Он был доволен и взбешен одновременно. Пока что набитый под завязку оружием гигант больше напоминал прогулочный челнок для суборбитальных полетов. Акулу в наморднике.

Зимина, прежде всего, интересовало оружие планетарного поражения – термоядерные боеголовки, сверхмощные излучатели антиматерии, протонные торпеды. Через день прилетал главный террорист Галактики Марек, посвятить Зимина в подробности плана «Инферно». Вряд ли Марека обрадует сбитая Фармой птица.

В отдалении от дестроера толпились тигры космоса.

– Где Гюнтер? – Фарма выбрался из кабины. По плечам защелкал крупными каплями начинающийся дождь.

Боевики переглянулись. Как обычно: стоило человеку получить дозу, и он сразу же вырубал коммуникатор. Не утерпело до конца полета научное светило.

– Как очухается, тащите его ко мне, – распорядился Фарма, прохаживаясь у крыла, разминая затекшие с непривычки ноги. Нужно было срочно доводить до ума протонно-ионный излучатель. – Только аккуратней, не стрясите его гениальную башку!

Половинки лун подсвечивали прозрачные облака, серебрили влажную поверхность листьев. Олег поднес к глазам бинокль. Территория новой базы Зимина была огорожена стальной сеткой и отлично освещена по всему периметру. Между ангарами, жилыми домами, «оружейкой» и лабораторным модулем, на которые сразу же указал Киреев, не было ни одного деревца, грядки или плодового куста на гидропонике, которые можно было использовать в качестве укрытия.

Олег насчитал шесть широкообзорных видеокамер. На столбах, крышах, стенах. В помощь к ним – датчики движения, тепловые, ультразвуковые сканеры. По словам Романа, «у себя дома Фарма услышит, как мышь чихнет, не то что проникновение на территорию трех вооруженных людей». Поэтому план нападения на первоначальном этапе был прост. Изложил его опять же Киреев: «Врываемся, гасим всех, нейрошлем и Фарму – нам, супруг – девчонке». На этом Роман исчерпал тактическое вдохновение.

Олег одобрил идею наскока и «бомбежки со всех стволов». Главное – войти. Баталов приготовил террористу-анестезиологу и его обдолбанной банде сюрприз.

«Зимин наверняка держит Крэкка и шлем в лаборатории, – сказал Роман. – Гюнтер не станет такой аппарат на коленке потрошить».

Конечно, не станет. Потрошить. Баталов навел резкость. Потрошилка еще не выросла, а если выросла, ее на «Трояна» не хватит, обломается Штейер. Здание лаборатории стояло третьим от внешнего ограждения.

Пошел дождь. Баталов улыбнулся: очень кстати! Хотя на душе у космодесантника было совсем невесело. Одно радовало: дестроер на базе отсутствовал. И еще: их пока не заметили, несмотря на достаточно светлую ночь.

– Роман – за мной! Салль – остаешься здесь.

Они ползли к ограждению без электронной маскировки, рискуя в любую секунду быть обнаруженными. Половина третьего ночи – самое дремотное время для дежурных перед экранами, на которых всегда только джунгли, непобедимо сонливое для молодчиков, кто за последние спокойные годы и думать забыл о возможном нападении. Да и кому нападать? Кругом одни обезьяны да дикари. Правда, охранные датчики зевать не умеют, сирена, стоит ей заорать на всю округу при факте проникновения, поднимет с койки и заставит взяться за бластер даже мертвого.

Олег и Роман застыли метрах в пятнадцати от металлической сетки, кольца которой вспыхивали в луче ползущего по территории широкого луча. За минуту прожектор на мачте несколько раз поворачивался вокруг своей оси.

– Действуй, как мы договорились, – сказал Баталов, проталкивая вперед излучатель антиматерии. – И благодарное человечество тебя не забудет.

Роман приподнялся, уперся коленом в землю, словно приготовился к низкому старту. Человечество, конечно, не забудет, на то оно и благодарное. Жалко ему, что ли? Правда, из всего человечества бывшего пособника Зимина интересовали только три офицера из спецкомиссии военного трибунала.

– У нас полминуты, не больше. – Олег поднялся с аннигилятором в полный рост и выстрелил.

Поражающий луч был направлен так, чтобы приличный кусок внешнего периметра с камерами просто исчез. Поток антиматерии с трубным хлопком «вытянул» часть пространства, уничтожив метров двадцать металлического ограждения. С треском кипел, пузырился бетон. Оглушительно заревела сирена. Площадку перед зданиями заволокло паром, прожектор воткнулся в молочное месиво, ослепший луч словно подрезали у основания. Баталов и Роман бросились в спасительный рукотворный туман каждый по своему маршруту.

Как и ожидалось, несмотря на все навороты экзоскелетов, обычный пар сузил видимое пространство до нескольких метров. Неудобно как для тебя, так и для противника, но Баталов знал куда бежать. От лаборатории его отделяло метров сто. Выскочив из белого киселя туда, где туман был пожиже, Олег должен был очутиться на открытом пространстве между ангаром и жилым модулем. Так и случилось, с той лишь поправкой, что на плоской крыше ангара залег незапланированный стрелок. Баталов вовремя увидел метнувшуюся фигуру с автоматом. Надо же, успели, полуночники! И даже с выбором оружия сориентировались. Из лазерной винтовки в тумане много не настреляешь, к сожалению, из Пушка тоже.

Присев, Олег развернулся и выстрелил в автоматчика «минималкой», выбрав в качестве ориентира тарелку радара позади стрелка. Палить в отдельные объекты из излучателя антиматерии эффективно, но энергозатратно, можно быстро опустошить аккумуляторы, но Баталов не скупился. Антивещество достигло цели, радиолокационную станцию с грохотом поглотила вспышка. На глазах Олега плоскость радара сворачивалась, сминалась, словно пластиковая тарелка. Боевику, видимо, тоже досталось…

Что-то ударило рядом в бетон, выбив кусок покрытия. Не иначе, выстрел из снайперской винтовки. Вторая пуля угодила Баталову в левую ногу. Если бы не экзоскелет, голень пробило бы насквозь. Еще пуля – в колено. Пристрелялись. Баталов бросился к лаборатории через спасительный туман и сразу же почувствовал хромоту – левый мускульный усилитель под коленом вышел из строя. По груди словно ударило молотом, а затем несколькими молотками разом. Автоматную очередь в грудь поглотили подвижные броневые пластины, но Баталова все равно качнуло. Оседая на колено, Олег чувствовал, что с трудом может дышать. Благо невидимые стрелки не могли воспользоваться лазером или плазмой. Боевики по старинке, зато надежно лупили в туман из огнестрельного оружия. Попади очередь в незащищенные сталью и кевларом сочленения экзоскелета, и Баталов остался бы лежать на плитах, ждать, когда его добьют. Жахнуть из излучателя, означало обнаружить себя, и не факт, что попадешь, потому что жахнул бы вслепую.

– Сбросил! – проорал в эфире Роман. Их, конечно, слышали, но пускай ломают головы, кто и что там на них сбросил.

– Молодец! – Баталов побежал, подтягивая левую ногу, которую словно обули в чугунный сапог, в предполагаемое место сброса. – Как ты вовремя!

Киреев лежал на спине, не двигаясь, руки – вдоль тела. Рядом – груда оружия, которую перековавшийся нарик так долго таскал на себе. У боевиков должно было сложиться впечатление, что они отправили на тот свет одного из нападавших. На самом деле на земле лежал пустой экзоскелет. Олег навесил на плечо крупнокалиберный пулемет, ящик с боеприпасами зафиксировал на спине. С таким не побегаешь, зато пройдешься по затянутой туманом базе по-хозяйски.

Выскочивший из брони Роман, по задумке Олега, мог легко сойти за своего. Киреев должен был проникнуть в оружейку Фармы и раздобыть чистое оружие, которое затем применить. Пальба из «паленки» – это было еще одним преступлением Романа Киреева, за которое ему придется отвечать перед армейским трибуналом, но зато последнее.

Трассирующими пулями Баталов раздолбил, разломал подвижный прожектор на мачте, попав в ослепительное око уже с третьего выстрела без всяких прицелов. С трассерами отлично видишь, куда бьешь, Олег даже почувствовал благодарность к человеку из древности, который их изобрел.

Двигаясь к лаборатории, Баталов срезал двух боевиков перед ангарной стеной. Оба были в экзоскелетах, но Олег резанул из пулемета по ногам, а затем просто задолбил, разломал неподвижные цели «крупным калибром». В стороны летели куски брони, бетона. Для верности Баталов щедро полоснул по встающим в тумане очертаниям ближайших строений. Вылетали стекла, рамы, крошился кирпич, лопались колпаки видеокамер, летели в стороны кронштейны, сочленения, защитные козырьки. Брызгали осколками плоскости солнечных батарей. Баталов не жалел патронов, гильзы фонтаном сыпались к ногам федерала. Трассирующие пули имели и психологический эффект. Врагу все время кажется, что трассер летит ему прямо между глаз.

Из окна здания справа высунулся с автоматом боевик. Направив на стрелка ствол пулемета, Баталов бил в цель, пока голова в стальном шлеме не слетела с плеч, подпрыгнув, словно футбольный мяч.

Олег бухал в перечеркнутое дождем пространство перед собой из аннигилятора, резко ухудшая видимость, затем добивал, «лакировал» область разрушений из крупнокалиберного пулемета.

Туман то и дело озаряли вспышки, грохотало так, что оглушало через шлем. В ответ боевики открыли шквальный огонь. У подручных Зимина тоже имелся пулемет, и не один. Стреляли справа и еще откуда-то… Олега ударило в плечо. Он никак не мог определить, где стрелок. Олег бросился к ближайшей стене, прижался к ней, но от стены тут же полетели куски. Били плотно, обрабатывая определенный сектор. Угол пристройки к лаборатории дымился и напоминал швейцарский сыр. До цели – два шага. Олег огрызнулся вслепую, ответил одновременно из излучателя и пулемета. Уничтожив одноэтажную казарму перед собой, обрушив наполовину еще какое-то здание, Баталов понял, что ошибся: прогрохотал, так и не задев пулеметчиков, зато обозначил: вот он я!

Сверху на плечи вновь посыпались куски бетона. Пули с титановыми сердечниками – допотопное, но грозное оружие. Пригибаясь, Баталов двинулся вперед. По шлему со звоном ударило, оставив глубокую вмятину. Крупный калибр есть крупный калибр, сталь выдержала, но от удара Баталов на какое-то мгновение потерял сознание – осел, застыл, привалившись спиной к стене. Кое-как пришел в себя. С пулеметом и поврежденным левым шасси, Олег потерял маневренность. Нужно было выбираться, скидывать что-то из оружия.

«Где ты, Рома? Добрался? Оттяни их на себя!»

Последовали удары в грудь, в голову, в плечо. Аннигилятор вывалился из рук Баталова. Пятна фонарей почернели, все покрыла тяжелая тьма.

…Открыв глаза, Олег увидел стоявшие перед ним фигуры. В первые секунды, машинально выставив перед собой бластер, Баталов не мог понять: белая пелена рассеивается среди домов, или это проясняется только у него в голове.

Туман действительно таял. На груди Баталова горело алое ожерелье – точки лазерных прицелов. Боевики видели, что в руках гостя только BL-0,8 и не проявляли особого беспокойства.

– Бросай оружие, – сказал кто-то из тигров. – Отвоевался.

Боевики вытолкнули вперед Салль без экзоскелета и Романа, у которого все лицо было в крови.

Живой щит. Ясно, на что они рассчитывали. Олег взглянул на бластер и улыбнулся. Ничего другого от террористов он и не ожидал. Допуск у него был. Он мог попытаться избавить себя и своих спутников от посещения лаборатории Фармы и прочего гостеприимства… До цели – менее трех метров, единичный максимальный выброс плазмы уничтожит всех.

Нет, самоубийство отпадало. Боевикам достанется «Троян» и нейрошлем к нему, допустить этого Олег не мог.

– Я буду говорить с Гюнтером, – сказал Баталов. – Только с ним.

Олег не раз видел голограммы великого физика, правда, молодого. Если он будет уверен, что перед ним Штейер, то сразу выстрелит.

Ночное небо над головами залило электричество. Столбы света ударили вниз, и Олег увидел вертикально снижающийся дестроер. В широко раскрытых глазах Салль читался ужас. Дикарка так и не заплакала, но она все поняла. Дух, которого они пришли укрощать, выбелил небо огнем и теперь опускался на них, готовый раздавить.

– Олег Баталов, – услышал Олег в наушниках голос Фармы. – С тобой говорит борт «Троян». Ты еще сомневаешься? – Зимин покачал крыльями. – Отличная, скажу тебе, птичка!

Устранение Гюнтера потеряло смысл.

– Держите. – Нажав на шкалу сбоку от панели плазменного накопителя, Баталов бросил оружие под ноги боевиков. Из ствола бластера пошел дым. Теперь и сотня Гюнтеров не сможет его перебить. – Девчонка и этот недоумок здесь ни при чем. Я их запугал.

Индивидуальная десантная капсула плюхнулась на полосу выгоревшей земли в тридцати метрах от опустошенной базы «Тигров космоса». В отличие от челноков, капсулы незаметны, менее уязвимы и могут приземляться куда угодно. Поврежденный Олегом радар не смог отследить гостя с орбиты, и сейчас к капсуле бежали боевики, которые бурили гнезда под столбы нового ограждения.

Люк капсулы откинулся. К тиграм космоса вышел человек в экзоскелете, со шлемом в руках.

– Ребята, кто это вас так поджарил? – Человек надавил ногой на гребень спекшейся земли, тот захрустел под подошвой, ломаясь. – Мое имя – Марек. Где Фарма? Что со связью? Я слышал, что Крикк – заповедник перебитого оружия всех времен и народов, но никак не ожидал, что здесь перестреливаются из аннигиляторов!

Марек рассмеялся. Он мог себе это позволить: смеяться на Крикке. На боку у гостя сверкал на солнце стальным корпусом плазмоган последней модели.

В скором времени к капсуле на флаере подлетел Зимин. При виде гостя у главы боевиков возникло неприятное чувство: на Крикке появился тот, кому Фарма должен подчиняться.

– Постреляли немного, – сказал Зимин, обнимая брата по оружию, соратника в борьбе за свободный от допуска мир. – Но сейчас у нас тихо и безопасно, словно в райском саду. Добро пожаловать!

– Вы многого добились. – Марек похлопал Фарму по плечу. – Честно говоря, мне не терпится взглянуть на дестроер.

Зимин пригласил гостя во флаер. Подлетая к корпусу лаборатории, одиноко белевшему посреди пепелища и остатков строений, Марек заметил распятый на фонарной мачте труп:

– Этот стрелял?

Фарма отрицательно мотнул головой:

– Свой.

Ранее «человек с Земли» уже видел дестроер-трансфомер, правда, только экспериментальную модель – двадцатиметрового антропоморфного робота. Было это более десятка лет назад. Вскоре подобные экземпляры навсегда отошли в разряд «тупиковых», после того, как на первых же полевых испытаниях опытную модель человекоподобного трансформера остановила простая электромагнитная мина, а его тяжеловооруженного собрата расстреляли из полуавтоматических бластерных пушек, словно мишень, два новобранца, перебив перед этим роботу коленные сочленения.

Лишенная броневой защиты вентиляционная решетка на боку мигом нагревающегося стального гиганта, в которую попал из гранатомета простой пехотинец, тем самым выведя из строя половину электроники трансформера, вообще стала притчей во языцех.

Сейчас, оказавшись перед захваченным дестроером, Марек невольно застыл, он видел голограмму «Трояна» в виде субмарины, сейчас же перед ним стоял космический истребитель.

– И что удалось оттяпать у папы Крэмберга?

– Все, – сказал Зимин.

Марек не верил. Понятное дело, что не будь у Фармы нейрошлема, «Троян», несмотря на грозный вид, смог бы разве что вскипятить стакан воды, словно заурядная микроволновка, ну, сбросить пару самодельных бомб, но и с нейрошлемом перебить дестроер с оружием массового поражения на борту было немыслимо. Пятьдесят тонн суммарного вооружения! Крэмберг что – дурак?

Нет, все, что угодно: сумасшедший, тиран, шизофреник, но только не дурак. Здесь было нечто такое, чего Марек не знал, и это его настораживало.

– Предлагаю вам небольшую экскурсию, господин Марек.

Фарма пригласил гостя в кабину стрелка, а сам занял место пилота. Всего летный экипаж «Трояна» состоял из трех бойцов. Гюнтер мог занять кресло бортинженера, но его оставили на базе.

Дестроер поднялся в небо, Зимин вел истребитель над джунглями на малой высоте. Марек ждал продолжения. Прямо по курсу, выступая над деревьями, примерно в полутора километрах от «Трояна», показался скалистый пик. Заработала лазерная установка, над скалой выросло серое облако. Ушла в цель, блеснув стабилизаторами, ракета «воздух-воздух». Еще четыре ракеты, размещенные парами под фюзеляжем, пребывали в полной готовности. Бортовой компьютер вывел на монитор перед Мареком траекторию движения выпущенной ракеты. Выйдя в заранее заданную точку, та самостоятельно захватила цель.

Выступавшая над кронами часть скалы разлетелась на куски. Для ближнего боя под крылом «Трояна» имелась подвеска четырех ракет малой дальности.

– Зимин, ты бы аккуратней с боеприпасами, – сказал Марек. – Экономней.

Снося верхушки деревьев, заработала пушечная установка. Огонь вырывался из обтекателя на правом борту. Зимин привел в действие автоматическую нейтронную пушку. Попадая в цель, снаряды детонировали, оставляя в джунглях дымящиеся ямы-воронки в несколько десятков метров. Если бы на месте деревьев оказались скопления пехоты или легко бронированных целей…

Разорвав небо рукотворным громом, спалив несколько гектаров ковровым аннигилятором, Фарма демонстративно порезал отдельные скалы лазером. Подняв дестроер на четыре с половиной тысячи, Зимин преодолел звуковой барьер.

Марек сам был не прочь поразить парочку целей, тем более что находился он в кабине стрелка, но все огневые системы имели дистанционное управление с резервированием, чтобы один человек мог стрелять изо всех стволов. И этим человеком был Зимин.

– Бой в атмосфере, – сказал Фарма. – А сейчас космос!

– Пока я видел пару сгоревших деревьев и… о, черт!

На основных «Троян» взмыл вертикально, Марека вжало в кресло. Выйдя на экваториальную орбиту вокруг планеты, Зимин выбрал один из навигационных спутников. Цилиндрический корпус аппарата с развернутыми лентами солнечных батарей двигался в направлении, совпадающем с направлением вращения Крикка, то есть агрегат был практически неподвижен, «висел» над одной точкой поверхности планеты – идеальная мишень! «Троян» находился в двух с половиной километрах от цели, но в подобную стационарную дуру Зимин мог попасть с закрытыми глазами.

Фарма нажал на гашетку. Мгновенно достигающие цели лазерные лучи сверкнули фиолетовым. Ухнул аннигилятор. Невидимые лучи антиматерии пронзили пространство со скоростью света. Цилиндрическую поверхность спутника поглотила вспышка.

На камере слежения включились светофильтры, и Марек увидел мгновенную агонию аппарата: из пробоин фонтанировала испаряющаяся материя, после чего спутник превратился в облако раскаленного газа. Камера сбросила увеличение, чтобы удержать на экране ослепительный, стремительно разрастающийся огненный шар.

Зимин демонстрировал возможности радара и прочей аппаратуры дестроера, «разглядывая» и фотографируя с орбиты экран коммуникатора, который он положил на стол во дворе рядом с лабораторией, но Мареку и стрельбы на орбите было достаточно.

– Трансформация, господин Зимин, – сказал он, когда дестроер вошел в плотные слои атмосферы и за куполом кабины заструились потоки плазмы. – Больше всего меня интересует трансформация.

Сбросить с высоты нейтронную бомбу несложно. Но попадет ли она в цель, если есть космические погранистребители и суборбитальные сторожевые батареи? Да прибавить к этому охрану доков, системы слежения в стратосфере и наземные лазерные ПВО. У бомбы никаких шансов долететь до цели.

Операция «Инферно» требовала невозможного: самолет, десантированный с орбиты, должен был преодолеть пять тысяч километров, затем погрузиться в океан в нейтральных водах. Проплыть под водой еще триста километров, всплыть в непосредственной близости от берега и, став кораблем-невидимкой, совершить палубный запуск термоядерной ракеты. И все это менее чем за шесть часов!

Зимин вел «Троян» над одним из океанов Крикка. Трансформация началась с носовой части истребителя. Словно металлическая волна стремительно меняющихся форм прошла по фюзеляжу до хвостового оперения. На скорости двести пятьдесят километров в час кабины пилота и стрелка закрыли бронированные щитки, ушли крылья, выдвинулась рубка. Обтекаемый корпус субмарины, вытягиваясь, вошел в волны и скрылся под водой.

– Марек, как тебе?

«Человек с Земли» сглотнул. Он не был новичком в вопросе трансформации, но… Все началось в прошлом веке, когда министерству галактической обороны понадобилась летающая подлодка или самолет, способный погружаться в воду для диверсионных операций в прибрежных зонах.

– Знаешь, Фарма, я видел прежде кое-какие гибриды, – обрел дар речи Марек. Он действительно присутствовал при испытаниях летающих танков, воздушных машин на базе военных флаеров, способных занимать долговременную оборону – быстро самоокапываться после посадки. Антропоморфных роботов, наконец… – Но все это…

– Можешь не продолжать.

«Троян» всплыл, трансформируясь, и на волнах закачался белоснежный мини-лайнер-«призрак». Судно спроектировали таким образом, что его невозможно было засечь с помощью электронных устройств на расстоянии более чем пятьдесят километров в бурном море и сто в штиль.

– Мы вне зоны видимости радаров и экранов гидролокатора, – сказал Фарма. – Немагнитное покрытие брони, гладкая поверхность, острые грани. Ко всему прочему на бортах – «электронная бумага». А если кто и увидит, то как заподозрить в плохих намерениях такого красавца?

– Намерения у нас самые высокие, – согласился Марек.

Конечно, были некоторые нюансы, но новый мир всегда рождался в крови.

Олег снял экзоскелет и сразу почувствовал себя гораздо ниже и в два раза меньше. Человеческие мускулы вызывали жалость. Обычный психологический эффект после того, как сутками не вылезаешь из брони. В руки Фармы перешел личный коммуникатор Баталова. Тоже ощущение не из приятных, словно кто-то чужой уставился во все глаза на твой кавас. Боевик провел полукруглой рамкой сверху вниз вдоль тела пленника. Сканер не обнаружил боевых имплантантов, искусственной ткани, нервной ткани с элементами электронных устройств.

– Чист, если не считать той дряни, что в него напихал Крэмберг. – Тигр космоса отошел в сторону.

На запястьях Баталова сомкнулись магнитные наручники. Федерала втолкнули в пустую прямоугольную комнату без окон. Из мебели – лишь откидная пластиковая кровать у стены. За спиной захлопнулась дверь, и стало сразу нечем дышать. Спертый, сухой воздух. Кондиционер с ионизатором отсутствовали, как, впрочем, и простейший синтезатор белка. Ни одной беспроводной розетки, о наборе стандартных датчиков и сканеров и говорить было нечего. Вот так жилище! Кто здесь находился до него? Прежний обитатель спокойно мог пронести на подошвах ботинок бубонную чуму или радиоактивную грязь. Над головой горела, так что резало глаза, допотопная индукционная лампа. Баталов поднялся на цыпочки, чтобы убавить мощность, но регулятора на лампе не было. Олег чувствовал себя дикарем в первобытном жилище.

Правда, в дверной глазок была вмонтирована видеокамера и лазерный детектор движения, и запиралась камера тактильным замком. Олег искал переговорное устройство, неожиданно дверь открылась сама, зашел охранник.

– Захочешь есть, стукни два раза, – сказал он. Боевик вручную откинул кровать, а потом и небольшой столик в углу, который Баталов сразу и не заметил. Протер тряпкой. Олег впервые в жизни видел, как стол протирают ветошью! – Три удара – в туалет. Все понял?

Грязную тарелку, видимо, нужно было также «отстукивать» – утилизатор отсутствовал.

Баталов спросил о посуде.

– Придется есть из одной и той же. – На пороге появился Фарма. Глава боевиков сделал охраннику знак, чтобы тот вышел. – Вечером тарелки моют в бочке во дворе.

Заключенный поморщился. Опустился на кровать, которая и не подумала принимать форму его тела, а так и осталась доска-доской, и поморщился вторично.

– Да, здесь тебе не космос. – Фарма всматривался в лицо пленника. – Ничего, потерпишь, недолго осталось.

– Переведешь в комфортабельную лабораторию?

– Я бы с удовольствием, но тебя будут судить. Судом нового свободного галактического правительства. Как видишь, времена изменились.

– Ты бредишь, Зимин? Дестроер вскружил тебе голову? Твои друзья в тюрьме, в скором времени ты присоединишься к ним. Какое правительство, какие времена? Никаких предпосылок к перевороту нет.

– Переворот? Я называю это революцией, – сказал Фарма. – С другой стороны, если есть предпосылки, какая же это тогда революция? Но мы теряем время, у меня, а тем более у тебя его в обрез.

Баталов не строил иллюзий, он знал, какой приговор вынесет новое галактическое правительство. Его сожгут из плазмогана. Скорее всего, рядом с бочкой, где революционеры мыли тарелки, чтобы было чем залить воняющие паленым останки.

– Я предлагаю тебе работать на нас, – сказал Фарма.

Баталов молчал. Он думал, как выгородить Романа и Салль, которых тоже могли поставить к стенке. У революционеров это быстро делается.

– Крэмберг хорош до поры до времени, – сказал Зимин. – Космос непредсказуемое, жестокое место. Если человечество вступит в контакт с иными цивилизациями, то в девяносто девяти случаев из ста наши технологии, ресурсы, жизненное пространство попытаются отобрать силой. Вспомни колонизацию Америки на старушке Земле. А ведь там свои грабили и обращали в рабов своих, выкладывали пирамиды из отрубленных рук. Представляешь, что с людьми сделают чужие? Вы нам потом спасибо скажете.

Баталов знал, что Крэмберг в некоторой степени обезоружил человечество, сделал его уязвимым перед угрозой извне, но и в этом был глубокий смысл.

– Без допуска люди давно бы уничтожили самих себя вперед любых пришельцев, – сказал Олег. – Что-что, а жестокости, ненависти, насилия нам не занимать. Сам знаешь, история нашей цивилизации до допуска – это сплошная бойня с перерывами на подготовку к войне.

– Мы можем столкнуться с расой существ, начисто лишенных морали, то есть совершенно, – заметил Фарма. – Тогда как?

– Припомни хоть один фантастический фильм, где чужие сжигают людей в газовых камерах, варят из землян мыло, ставят опыты на четырехлетних малышах.

– Ну а все же? Если такой злодей объявится?

– Не объявится. Аморальные существа прежде других уничтожат сами себя. Контакт с аморальными невозможен. Цивилизация злодеев, если и успеет выйти в космос, то устроит самоубийство большего масштаба, только и всего. Забыл Зермину? Сепаратистов? Да мы сами шли по этому пути. Человечество катилось в бездну, и только ДОК в последний момент нас остановил. Пойми ты, наконец: нас ждала груда обожженных планет! Нас спас гений Крэмберга. Запомни: допуск к средствам убийства, а не выход в гиперпространство открывает путь к контакту с иным разумом! А если пришельцы будут иметь подконтрольное оружие, чего нам бояться?

– Инопланетный допуск?

– Именно.

– И ты в это действительно веришь, Баталов? Искренне веришь, что еще у кого-то есть допуск?

– Я убежден, – сказал Олег. – Это во всей остальной Вселенной не поверили бы, узнав, что у землян его не было. Это мы долгое время безрассудно ставили цивилизацию под удар, но сейчас, с ДОКом, никакого риска нет.

«Племя мечтателей. – Фарма смотрел на пленника и не испытывал к нему ничего, кроме жалости. – Перевернули все с ног на голову! Зажмурились, словно дети».

– Допуск – это просто путь к власти конкретного человека, не более того, – сказал он. – Папа Крэмберг, чтобы достать яблоко, рубит под корень всю яблоню. Придет время, и подобные тебе фанатики, Баталов, прозреют, но уже будет слишком поздно. Крэмберг – диктатор нового времени, гениальный манипулятор, информационный тиран. На самом деле ему плевать на мораль, на добро и зло, ему нужна власть. Пусть извращенный, но послушный мир. Я уверен, что создатель ДОКа припас для себя не один, а сотню арсеналов свободного оружия, и он непременно вытащит его, спасая свою шкуру, когда вблизи одной из наших планет вынырнет из гиперпространства корабль чужих, на котором о допуске и слышать не слышали, а еще лучше – благоразумно оставили допуск дома!

– Это исключено. Высокоразвитая цивилизация не опустится до двойных стандартов, это означало бы крах всего.

– Не опустится? – Фарма рассмеялся. – Не опустится пока есть что жрать и чем дышать! Пригодные для жизни планеты по пальцам можно пересчитать! Что бы мы делали без них? Да ринулись бы в космос с тысячами тонн оружия! Убивали бы за пядь земли, кусок атмосферы! Убивали, убивали и убивали, чтобы выжить самим, оставив допуск для поддержания внутреннего порядка.

Баталов с некоторым удивлением смотрел на Зимина. Фарма верил в то, о чем говорил. Убивать и грабить, чтобы выжить самим. Было удивительно, что цивилизация, приручившая оружие, порождала людей с подобными убеждениями.

– За что ты ненавидишь Крэмберга?

– Плевать мне на Крэмберга, – ответил Зимин. – Как человек он меня не интересует. Но Крэмберг-манипулятор – это болезнь. Человечество испугалось бешеного роста собственных потенций и теперь перекладывает часть ответственности на оружие. Пусть оно решает! Крэмберг сыграл на нашем страхе. Скоро репликаторы будут решать, кого кормить, а медблоки – кому оказывать помощь.

– Нет, ты ненавидишь Крэмберга лично, – сказал Баталов.

По лицу революционера прошла тень. Он смерил Олега тяжелым взглядом:

– Ты будешь работать на нас? Да или нет?

Олег подошел к Фарме на расстояние вытянутой руки. Зимин отступил, хотя запястья Олега были в наручниках.

– Нет, – сказал Баталов.

– Тогда завтра тебя сожгут, – сказал Зимин. Он направился к двери. – Я дал тебе шанс, ты им не воспользовался.

– Стукни пару раз, я проголодался, – сказал Олег. – Только не переборщи, а то охрана решит, что ты до смерти меня напугал.

– У меня нет желания пугать тебя, – сказал Зимин. – Ты мужественный человек, а я уважаю мужество, кто бы его ни проявлял. Крэмберг держится на таких, как ты – послушных солдатиках, проводниках его воли. Многие сторонники ДОКа достойные люди. Достойные люди в постыдной ситуации, в этом весь трагизм.

– Я завтра умру, – сказал Олег. – Мне-то ты можешь сказать, что с тобой произошло?

– Изучаешь психологию врага? – усмехнулся Фарма. – Хотя, в общем… плевать. Тридцать два года назад моя мать забрала меня из школы. Мы возвращались домой на флаере. На автоматической заправке что-то случилось с банковским счетом, нужно было выйти что-то подтвердить… неважно что. Когда мама вышла из машины, здоровый детина приставил к ее горлу нож. Флаер ему был не нужен, ему зачем-то понадобился я. Что-то напугало прибывшего на заправку офицера полиции, он разозлился и лишился допуска. Все произошло у меня на глазах. Маньяк перерезал моей матери горло. Вот так запросто, как в кино. Полицейский удрал, а меня спасла кабина флаера, в которую сумасшедший долго бил ножом. Потом оказалось, что этот психически нездоровый бугай в приступе шизофрении убил в этот день еще двоих человек. Я очень надеюсь, что мертвецы приходят к Крэмбергу во сне, чтобы спросить гения: почему?

– Необходимо…

– Пожертвовать единицами, чтобы спасти миллионы, – продолжил Зимин. – Знаю. Вдалбливали с первого по десятый класс. Только я никогда не понимал подобной арифметики, для меня единица навсегда осталась больше миллиона.

– Допуск искалечил моего лучшего друга, – сказал Олег. – Но я…

– Завтра мы принесем в жертву социальному прогрессу тебя, а через неделю еще сотни тысяч людей, – сказал Фарма. – Пусть нас проклинает ваш мир, называет негодяями, террористами, подонками. На самом деле все строго по Крэмбергу. Невинная кровь? Зато мы спасем миллиарды от неминуемой катастрофы.

– Твою мать лишил жизни больной человек, – произнес Баталов. – Крэмберг здесь ни при чем. Зачем ты, будучи здоров, действуешь как сумасшедший? Пустив в ход дестроер, атаковав мирное население, скольких мальчишек ты оставишь сиротами?

Лицо Зимина стало каменным. Не пробиться.

Баталов понял: террорист готов был проделать с людьми то, что когда-то проделали с ним самим. Но дело было не только в мести. Вышло так, что в детстве у Ильи Зимина любовь и боль слились, стали идентичными, или вовсе поменялись местами. Сейчас Зимин мог любить, только причиняя боль. Любить, убивая. Хорошим стало все то, что разрушало ненавистный ему мир, содействовало делу разрушения. Кровь и насилие.

Олег Баталов двадцати восьми лет умрет здесь неподалеку, во дворе, потом умрут мирные граждане, затем сами тигры космоса, попутно умрет много федералов-солдат. Все, к чему прикасались революционеры, умирало. По сути дела, это были изощренные убийцы и самоубийцы.

– Ты не виноват в том, что произошло с твоей матерью, – сказал Баталов. – Ты не мог ее защитить.

– Заткнись, – оборвал его Зимин. – Ты производишь слишком много шума для покойника.

Глава боевиков вышел.

Олегу принесли тарелку холодной каши с торчащей из нее ложкой. Хлопнула дверь. Баталов сидел, не двигаясь. Он все равно бы сейчас не смог проглотить ни куска. В руки террористов попало самое совершенное оружие. В это не верилось. Если бы несколькими месяцами ранее Баталову сказали, что космодесантника может лишить допуска отравленный нож в бедре, а нейрошлем дестроера придется впору аборигену с копьем, он бы счел это бредом.

«Неужели завтра я умру?» – пришла мысль.

Он был здоров, молод, крепок. Баталов поймал себя на том, что близок к панике. Очень хотелось жить. Он думал, что готов взглянуть в лицо смерти, но, похоже, это было выше его сил.

Давило то, что он, Олег Баталов, знал о приближающихся терактах, но не мог о них даже предупредить. Поиграть с боевиками? Согласиться на сотрудничество, чтобы позднее… Бред. Тигры космоса связаны кровью, ему сразу же устроят проверку, например, он должен будет сжечь Салль.

«Что же я наделал? Если бы я поторопился, не болтал со стариком в Колизее!»

Умереть за ДОК? Вдруг пришло холодное, до рези ясное и потому пугающее осознание того, что в одном Фарма с большой долей вероятности оказался прав: путем допуска пошло только человечество. Чистый от допуска, свободный космос – это было действительно жутко.

«Неужели я умру?»

Марек и Зимин сидели вдвоем за богато накрытым столом. Фарма справился с отбивной и приступил к десерту – ножом чистил местный апельсин. Тарелка гостя оставалась полной.

– Ты что не ешь? Все проверено, свежее. – Зимин отправил в рот дольку. – Поначалу мне тоже казалось, что каждый кусок натурального мяса нашпигован личинками паразитов, яичница заражена сальмонеллой, а с фруктами непременно попадет слизень. Ты слишком долго болтался в космосе, брат!

Марек ковырнул мясо, отложил вилку. Он болтался в космосе совсем недолго, другое дело, что жизнь на планетах все больше походила на орбитальную.