Агрессор Дуглас Пенелопа
На скулах Баталова заходили желваки. Именно по указке Гуревича один из техников установил на гипердвигатель транспортника имитатор помех. Изначально оговаривалось место: под крышкой блока питания ионизационной камеры. «Гелиос» не «прыгнул», Гарди отравил команду, «Троян» оказался на Крикке. Миллионы сожженных в пекле термоядерного взрыва…
– Вставай, скот, – сказал Олег. Край Шлема вновь поднялся.
Будущий руководитель «свободных» отрядов еще сильней вжался в пол, думая, что его сейчас будут медленно убивать.
– Встань, будь мужчиной. За свои дела надо отвечать!
Наконец, остатки самообладания вернулись к Гуревичу.
– Ты лучше меня знаешь, что ДОК обречен! – воскликнул он, не понимая, зачем Баталов сейчас ломает комедию. – Допуск держится на одном человеке – его создателе, но Земля, планеты Федерации населены отнюдь не Крэмбергами! Тебе разве никогда не хотелось вдарить со всего маху? Шагнуть на врага без задней мысли? Расправить плечи? Выстрелить без оглядки на себя самого? Без плебейского трепета! Без унизительного: «Я – самый главный агрессор!» Благородная ярость! Ярость! Почему мы, солдаты, должны подсматривать за собой? Это абсурд! Мы обесценили мужество, унизили героев! ДОКа не было тысячи лет и дальше его не будет. Болезненная вспышка гениального, но слишком въедливого сознания. Самокритика на грани безумия! Пройдет пятьдесят, сто лет, и свободное оружие вернется! Допуска не будет!
– Это нас не будет, – сказал Олег. – Если…
– Вот именно! – перебил генерал. – Мы беззащитны. Мы подставились как дети. Любая угроза из космоса, и человечества нет!
Анатолий горячо заговорил о пришельцах. Кровожадных беспощадных выродках. Тварях, которые своими щупальцами…
Странное дело, но, сам того не подозревая, с щупальцами генерал угадал, только ему и в голову не приходило, что протянутся они не с орбиты, а из океана. Если бы Олег заикнулся о реалиях, которые наступят через двести миллионов лет, человек перед ним подумал бы, что это говорит сумасшедший, у которого от частых телепортаций окончательно перекосило мозги. Хотя и тут бравый генерал, наверное, не пал бы духом: «Древесные осьминоги? Из океана? Пусть только сунутся! Всыплем им! У них же нет скелета, они не смогут держать оружие! Мы-то с вами, пожалуйста. Как пропадем? Из-за этого и пропадем? Совсем? Нет, это невозможно!»
– Вот, что, Анатолий, или вы сами явитесь в ГСБ с повинной, или я, не сходя с этого места, выложу в Галанет ваши «домашние» материалы, переговоры с Робертом Гарди, например, – сказал Олег. – А также передачу яда, бластера. Добавлю имитатор помех на борту «Гелиоса», пару пьянок офицеров ССД. Выбирайте.
– Вижу, тебе все известно. – Гуревич поднял глаза. Он был уничтожен. – Мстишь мне за тот выстрел?
Баталов не ответил. На месте Анатолия он бы попросил паленый бластер, чтобы застрелиться.
– Хорошо, – сказал генерал. – Я согласен. Я пойду в ГСБ с повинной.
Тихо загудел утилизатор, потом посудомоечная машина. Нанороботы делали свое дело: приводили технику особняка в порядок.
– Тогда пошли сдаваться, – сказал Баталов. – Надевай мундир.
Глава 7
Земля. Десять лет спустя
Трехсотметровые красные машины, прозванные местными жителями «морскими змеями», качались на волнах в пяти километрах от берега. Тридцать восьмую атлантическую волновую электростанцию на побережье Португалии обслуживал всего один человек. Космодесантник, инструктор по холодной нейтрализации в отставке, известная в Галактике личность, кавалер Ордена ДОКа всех трех степеней Олег Баталов.
Ордена на грудь героя лично приколол создатель допуска господин Крэмберг. Благодаря Баталову террористы и их пособники сидели в тюрьме, а позиции ДОКа укрепилась как никогда. Правда, сам «легенда» недолго носил почетные знаки. Баталов держал ордена в своих руках лишь раз, перед тем, как зашвырнуть их в океан.
Олег снизился, посадил флаер на воду между «змеями». Выпустив водные лыжи, он подъехал к неисправному конвертеру. Преобразователь волн размером с небольшой железнодорожный состав, весом в тысячу тонн, изгибался, погруженный в океан на половину ярко-красного металлического корпуса.
Просканировав цилиндрическую секцию конвертера, Олег увидел, что полетело одно из шарнирных соединений. Датчик, передающий информацию о состоянии «морской змеи», второй час скидывал на коммуникатор Олега какую-то чушь о повреждении в корпусе гидравлического двигателя, который, в свою очередь, вращал электрогенераторы.
Баталов быстро устранил неполадку, заменил на всякий случай взбесившийся контрольный датчик на новый. «Змея» изгибалась. Контрольная панель показывала, что электроэнергия благополучно уходит по кабелю с поплавка на дно в полном объеме. На дне лежал центральный кабель, по которому суммарная мощность волновой электростанции подавалась на берег, а частично на плавучий рыбозавод.
Олег Баталов делал полезное дело: обеспечивал энергией более десяти тысяч домов на побережье. И свой дом в частности.
Вторая половина смены прошла без происшествий. Подлетая на флаере к своему типовому двухэтажному коттеджу, Олег с раздражением увидел на парковочном сегменте крыши пассажирский флаер. Гостей он не принимал, родственников тоже. С матерью разговаривал раз в месяц по голофону. Жены у Олега Баталова не было, друзей – тем более, из знакомых только сменщик Кирилл. Последние десять лет полный кавалер Ордена Дока прожил затворником.
Олег посадил машину рядом с флаером гостей. Пассажирская модель была оснащена лазерной пушкой, но об этом мог догадаться разве что техник-специалист, да и то не сразу.
Из флаера вышли трое агентов галактической службы безопасности.
– Я никого не принимаю, – сказал Баталов. – Мне все равно, откуда вы, хоть от самого Крэмберга.
Гости не уходили. Баталов хмурился. Лифт опустил всех четверых на первый этаж дома.
– Общение с вами не доставляет мне никакого удовольствия, скорее наоборот. – Не обращая внимания на стоявших посреди гостиной агентов, Олег опустился в кресло. – Так что выкладывайте, зачем явились. Только не говорите мне про Шлем, лучше сразу убирайтесь.
– Вы же сами понимаете, что это контакт с иным разумом, которого мы так долго ждали, – произнес один из агентов. – Не просто контакт, а встреча единомышленников. Шлем имеет допуск, и вы единственный, кто его прошел. Рядом с нами цивилизация, которая развивается и мыслит с человечеством в унисон.
Олег молчал. Если бы на улице тявкнула собака, это вызвало бы на его лице больше эмоций.
Крэмберг лично в своем обращении к гражданам назвал космодесантника Баталова «выдающейся личностью эпохи». Знали бы они, что эта личность ничего не рассказала им о полетах во времени. Никто не знал о перемещениях Баталова на двести миллионов лет по эволюционной прямой. Ни одна живая душа. До сих пор.
Агент поставил на стол металлический контейнер.
– Забирайте! – Баталов поморщился. – Я не терплю в доме посторонних вещей.
– Мы оставим его у вас, – сказал агент. – А вы подумаете, и завтра, в это же время, мы прилетим снова, и вы дадите нам ответ.
– Заберите! – Олег вскочил с кресла. – Он не может находиться у меня. Послушайте, я много сделал для людей, я кавалер орденов. Неужели я не заслужил, чтобы меня, наконец, оставили в покое?! Пусть этим займется кто-то другой! Я теперь даже не инструктор, я всего лишь рядовой техник на волновой электростанции. У Крэмберга таких тысячи!
Сотрудники галактической безопасности молча удалились. Они перебрали не тысячи – сотни тысяч и даже больше. Шлем силы примеряли люди, ни в чем не уступавшие тому «прежнему» Баталову. Многие кандидаты во всем превосходили странного затворника с несносным характером, но почему-то Шлем силы выбрал именно этого кретина, который последние годы боялся Шлема больше всего на свете. Дошло до патологии: Баталов заявил, что «эта штука с Крикка его преследует». Ну, не в Колизее же кандидатов отбирать?
Оставшись один, Олег с опаской смотрел на контейнер. Он знал, что в нем находится.
Черт побери, они называли его «великим человеком» и все время лезли в его жизнь, контролировали его, словно он заключенный. Они не давали ему спокойно вернуться вечером с работы. Тащили в дом всякую дрянь!
Нужно было подняться на второй этаж, да, сделать несколько шагов по лестнице, а потом закрыть дверь, оставив важнейший артефакт в истории человечества дожидаться приезда агентов в пустой гостиной.
Олег не хотел этого делать, но он открыл контейнер. Достал находившуюся там вещь. В его руках была древняя потемневшая каска в рубцах и вмятинах. Таким Олег надел Шлем в Колизее, выходя против трех десятков соперников. На каком этапе он сломался?
Они думали, что он всех спас, они рукоплескали ему, называли в честь героя улицы и корабли, мальчишки поголовно хотели быть инструкторами по холодной нейтрализации, а он, Олег Баталов, он… не справился.
На глазах космодесантника выступили слезы. Если бы он мог сейчас обратиться подобно Крэмбергу ко всему человечеству, он бы, наверное, рассказал обо всем, признался в последнем испытании Шлема, которое он не прошел. Он бы сказал, что отдельный человек, отдельная личность может упасть, упасть, да так и остаться в грязи. Трусливо. Подло. Один человек может упасть, сказал бы он, но ДОК пачкать нельзя. ДОК должен оставаться чистым!
«В чем же дело? Галанет под рукой, – подумал Баталов. – Признайся».
Трус. Ему было больно, невыносимо больно осознавать, что он не справился с последним испытанием, невыносимо жить со своей тайной, но признаться было еще больней – просто немыслимо. Он спас Аламею от еще одной атаки с «Трояна», люди поймут. Почему он изводит сам себя, переживая вновь и вновь?..
«Потому что я мог спасти и те десять миллионов, что сгорели до этого, – мрачно подумал Олег. – Потому что история еще не закончилась», – стал он еще мрачнее.
Руки сами водрузили Шлем на голову. Артефакт послушно трансформировался, распределяясь по телу носителя. Олег словно стал прежним – уверенным, сильным, стальным. Непоколебимым. В двадцатом веке первый человек вышел на околоземную орбиту, в двадцать третьем шагнул за грань времени и пространства.
Нарукавники. Как же без них? Шкала движения в пространстве включилась на левой руке, шкала перемещения во времени – на правой. Контейнер с триллионами нанороботов, способных поражать цели, полностью подчиняя их – за спиной. Более десятка целей одновременно, какой угодно модификации. Олег вновь стал самым могущественным человеком за всю историю цивилизации людей.
Шкала времени. Баталов вновь мог отправиться в будущее, правда, максимум на двести миллионов лет. Но был еще один вектор – прошлое. Прошлое, в котором Баталова не было, то есть те его периоды, в которых Олег не мог столкнуться со своим двойником. Тогда, стоя посреди населенного осьминогами леса, Баталов двинулся вспять по лучу времени по красной полосе. Уже потом, после пленения Зимина и Марека, появилась черная полоса – главное испытание Шлема.
Черная полоса возникла и сейчас. Она начиналась, тянулась в прошлое от точки его, Баталова, появления на свет, шла в глубь времен на двести миллионов лет.
Олег смотрел на черный вектор, словно завороженный. Времена его прадеда. Термоядерная бомбардировка сепаратистами, противниками допуска, Зермины в двадцать втором веке. Гибель миллионов. Он, Олег Баталов, мог переместиться на Зермину в 2130 год и предотвратить уничтожение людей.
Черный сектор.
«Возможность летального исхода девяносто восемь и девять десятых процента», – бесстрастно выдал Шлем.
Ничего не изменилось. Верная смерть.
Олег скомандовал отбой. Дождавшись трансформации, сорвал Шлем с головы, бросил в контейнер. Нужно было выйти, глотнуть свежего воздуха. Поднявшись на лифте, Олег вышел на крышу. Он мерил шагами посадочную площадку, потом сел, глядя на подсвеченный электричеством край океана, синий в ночи песок бухты. Миллионы погибших на Зермине могли бы жить, а за ними, раз он изменит историю, могли бы жить и миллионы погибших на Аламее.
Жить. Так же, как жил он. Но ведь никто не узнает! Никогда. Олег устал быть героем! Стоять у расстрельной стены, получать плазмой в лицо. Дайте ему спокойно… приносить людям пользу на волновой электростанции. Почему он, Баталов, должен идти на верную смерть после того, как стольких спас? Жертвовать собой?
Небо над песками стояло черно-синее. Звездное. Глубокое.
«Убийца, – дохнуло из мерцающей черноты. – Убийца».
Все здесь смотрело на Баталова с немым укором – дома, деревья, ночь. Само дыхание Олега словно напоминало ему об остановившемся дыхании тех, кто сгорел в огне неуправляемого термоядерного синтеза.
С некоторых пор Олег не мог спокойно есть. Садясь за стол, он всякий раз думал о тысячах грудных детей, которые так и не научились держать ложку…
«Девяносто восемь и девять десятых процента».
Было время, Баталов просил у Шлема силы избавить его от черной полосы, пронести мимо чашу последнего экзамена, но в ответ получал лишь молчание. Оказывается, по мере подвигов героям приходится совершать над собой все большие усилия. В конце концов, от героев ничего не остается.
Олег поднялся, отворачиваясь от горизонта. Пусть дети смеются, а не кричат от боли: «Горячо!» Пусть кошмар навсегда канет в небытие, словно его и не было.
Пусть дети смеются.
Баталов спустился в холл и вновь открыл контейнер.
Очутившись на Зермине в 2130 году, Олег сразу же узнал центральный район третьего по величине мегаполиса планеты. Обслуживая волновую электростанцию в Атлантике, имея в распоряжении свободные вечера, Баталов изучил тысячи голограмм, пленок, записей. Космодесантники охотно запечатлевали себя на фоне домов, разрушенных впоследствии термоядерным взрывом. Олег знал, как выглядят улицы. Сотни раз он представлял, как отправляется туда – в смертельно опасное прошлое.
Баталов стоял у разрушенного Центра межпланетной трансплантологии. После попадания протонной боеголовки половина здания превратилась в кучу щебня, оставшаяся часть смотрела пустыми выгоревшими окнами. До термоядерного взрыва оставалось полтора дня, до рождения Олега Баталова – пятьдесят один год. Если бы Олег захотел, он мог бы разыскать Игоря Баталова, своего прадеда.
Олег знал, где находятся главари сепаратистов – в бункере. Потому они и выжили после термоядерных ударов, хотя скрыться им все равно не удалось: приготовленный для бегства корабль обнаружили федералы. Авторов массового убийства задержали, когда город еще пылал. Олег знал убийц в лицо, все они умерли в одиночных камерах в тюрьме для военных преступников на одной из дальних планет.
Ко времени рождения Баталова бункер не сохранился, но перед тем, как взорвать бывшее логово сепаратистов, о нем сняли документальный фильм. Олег изучил каждый коридор, лестницу, каждую комнату убежища, систему защиты. Обычному человеку попасть внутрь было невозможно. Сообщи сейчас Олег федералам о готовящемся взрыве, точные координаты бункера на глубине ста сорока метров, все, что они смогли бы, это начать эвакуацию населения. Затяжной штурм спровоцировал бы те же взрывы.
Прикрыв глаза, Баталов отдал команду телепорту, мгновенно перемещаясь на третий уровень бункера, в зал, где находился центральный пульт управления. На голограмме «из будущего» оператор, который, видимо, и нажал на кнопку, активизировав заряд, лежал мертвый, уткнувшись лбом в приборную доску. Сейчас он сидел прямо. Широкоплечий, крепкий.
– Кто вы? – Парень обернулся, рука скользнула в кобуру, из которой торчала рукоятка бластера. – Как вы сюда попали?
На Олега смотрело дуло, а он смотрел на сепаратиста. На голограмме, которую Баталов изучал на волновой электростанции, было мертвое лицо с распухшим, вывалившимся изо рта языком. При штурме бункера оператор раскусил зубами капсулу с цианистым калием.
Бедняга и не подозревал, кончая жизнь самоубийством, что это не поможет и за ним все равно придут.
– Думаете, можно уничтожить миллионы людей и остаться безнаказанным?
Широкоскулый, с упрямым взглядом сторонник свободного оружия усмехнулся. Он без колебаний уложил бы сумасшедшего гостя в нелепых серебристых накладках и шлеме, но ряженый не двигался и был безоружен.
– Черт возьми, что за маскарад вы напялили?
Отжав клавишу под столом, оператор вызвал охрану. Завыла сирена.
– У вас еще есть шанс все исправить, – сказал Олег. – Блокируйте пульт, выведите его из строя и падайте на пол, остальное я беру на себя. Не будет жертв, не будет разрушений, а главное, вы лично останетесь жить. Эту голограмму менее чем через сутки сделает один из федералов. Капсула с быстродействующим ядом у вас во рту.
Баталов медленно, чтобы скуластый видел его руку, достал из кармана рамку голограммы и протянул оператору. Тот с удивлением смотрел на собственное мертвое лицо, оплавленный с края пульт… По лицу парня прошла тень. В его воротнике действительно была защита капсула с цианидом, о которой знал только он. Неужели завтра? В следующее мгновение оператор взял себя в руки.
– Хорошая подделка. Оставлю на память.
– Корабль не взлетит, ты останешься здесь, под телами тех, кого похоронил, – сказал Олег. В зал вбежали охранники. Грудь странного гостя теперь отливала сталью. – У тебя последний шанс все исправить!
Оператор выстрелил в Баталова из бластера. Плазма разбилась, растеклась, огибая броню незнакомца ослепительной радугой. Охранники, видя это, в ужасе открыли беспорядочный огонь.
Между пультом управления и неуязвимым гостем упала стальная перегородка. Человек в серебристой броне исчез, а затем появился с другой ее стороны. В перегородке не было дыр, брешей, незнакомец, которого не брали ни плазма, ни лазер, прошел сквозь двухсотмиллиметровую сталь. Охранники совсем потеряли голову.
Пройдя «сквозь металл», Баталов увидел, что скуластый лежит, уткнувшись в пульт лбом. Точь-в-точь как на голограмме, рамка которой так и осталась в пальцах убитого. В горячке оператора застрелили свои, даже край пульта оплавился совсем как на голограмме.
Изменить прошлое оказалось трудней, чем предполагал Баталов, словно каменную глыбу сдвинуть. Олег вытащил рамку из мертвых пальцев. Будущим поколениям о подобных вещах знать было не обязательно.
Охранники бункера надели противогазы. Зал, в котором находился пульт управления, наполнил бесцветный газ. Они хотели видеть, как гость рухнет, хотя бы покачнется, но тот стоял, словно скала.
Сепаратисты ждали атаки незнакомца, но неуязвимый, проходящий сквозь стальные перегородки враг, просто положил ладонь на приборную панель, и вскоре все системы бункера перешли под его контроль, а те, что отвечали за операцию «Ангел ярости», просто посыпались. Головной компьютер сам передавал противнику координаты зарядов, пароли допуска, коды и шифры.
К бункеру уже спешили федералы. В столице одну из пусковых шахт с термоядерным боеприпасом в стволе обнаружили саперы прямо под тротуаром. Вторая шахта была обесточена. Контроль над оставшимися водородными бомбами – потерян. Олег открыл выходы из бункера на поверхность, чтобы сепаратисты могли сдаться, но те расценили жест доброй воли по-своему. Большая часть сторонников свободного оружия приняла яд.
Термоядерный ангел ярости сложил крылья, так и не взлетев.
Пора было возвращаться на волновую электростанцию. Олег стоял в полуразрушенном здании на площади. Неподалеку лежал без видимых повреждений штурмовой флаер федералов. Олег вспомнил, что находится во времени, когда флаеры, бластеры, стационарные многотонные плазмоганы только поступили на вооружение. Скоропалительно, без соответствующей обкатки. Вот они и падали сами, взрывались, давали осечки.
Нужно было запускать себя домой. Направленный в будущее вектор на временной линейке горел ровным зеленым светом. Олегу удалось обойти смерть, уложиться в один с небольшим процент удачи. Теперь он мог смотреть в глаза своим современникам, впрочем, впереди было еще много работы.
Десятки миллионов остались живы. Сколько новых изобретений, технологий, песен, книг, светлых судеб, сколько радости, любви, вдохновения, сколько созидательного, преображающего мир вокруг труда! Олег мог не узнать того мира, в который вернется. Ушедшие в небытие миллионы, теперь они были живы.
Баталов не знал, что ждет его в будущем, но знал, чего он там точно не встретит, не найдет на файлах в собственном компьютере – голограммы, записи, хроники термоядерных бомбардировок: обожженные трупы мирных жителей, поля одинаковых гранитных столбиков. Километры братских могил Аламеи. Диски исчезнут из ящика его стола в рабочем кабинете. Никаких напоминаний, свидетельств. Этого уже не было, уже не случилось.
Пора возвращаться домой. Зеленый вектор стал желтым. Олег понимал, что ему незачем больше здесь находиться, но он хотел увидеть прадеда Игоря Баталова, который погиб при термоядерном ударе, а теперь оставался жить. Просто увидеть издалека, без слов.
Послышался хруст запекшейся остекленевшей земли. По клумбе пробежали двое космодесантников, залегли за накренившимся флаером. Олег шагнул к пролому в стене здания, наблюдая за площадью из-за края разбитой кирпичной кладки.
С окна четвертого этажа здания напротив слетела маскировочная сетка, обнажился ствол плазмогана в кожухе термозащиты. Над оружием появился белый флаг. Десантники не спешили. Из здания вышел, подняв руки, худой мальчишка в не по размеру большой пожарной куртке со вспоротыми на груди люминесцентными полосками. Из прожженных штанин торчали колени в пятнах ожогов. Хромая в перетянутых термолентой кроссовках, паренек бросил на землю полуавтоматический карабин.
К нему навстречу вышел боец в громоздком угловатом экзоскелете. Отпихнул карабин ногой, поднял забрало шлема.
– Где остальные? – спросил он.
Брови и ресницы космодесантника были сожжены. Боец перенес пересадку кожи, восстановление лицевых мышц и нервов, имплантацию губ, но Олег узнал прадеда. С пареньком в пожарной куртке разговаривал Игорь Баталов.
– Нас двое. Ирвин прикован.
– Почему сдался?
Взводный обыскал пленника, тот не сопротивлялся – худой, бледный до синевы, с проплешинами на месте выпавших волос.
– Водородные бомбы, – сказал парень. – Они хотели все взорвать, это неправильно.
Олегу все стало ясно. Узнав об «Ангеле ярости», сторонники отделения Зермины от Земли враз становились непримиримыми врагами сепаратистов. Баталов был уверен, что мальчишку усадили за плазмоган, выдернув из подвала соседнего дома, где, возможно, находились его родственники.
Вскоре десантники вывели на площадь второго подростка. Скинув защиту, пленники сидели на плитах, щурясь от солнца, грызя сухие протеиновые брикеты федералов, хмуро поглядывая на недавних врагов.
Один из бойцов докладывал ротному о том, что захвачен излучатель, который сепаратисты умудрились поднять на четвертый этаж…
– Погоди, Валер, я сам ему сейчас скажу, – связист-десантник широко улыбнулся. – Баталов, пляши. С Земли передали: родила! Дочь!
На Земле у Игоря Баталова родилась дочь.
Олег замер в своем укрытии. У прадеда был сын, и у того был сын, его, Олега, отец… Полоска на временной шкале из желтой стала белой, а потом и вовсе пропала. Баталов не мог больше перемещаться в будущее. И в прошлое он двинуться тоже не мог. Вот о какой опасности предупреждал Шлем перед отправкой в 2130 год! Олег изменил прошлое настолько, что просто не родился в будущем, его там не было.
Навсегда остаться здесь?
Нет, чушь, он не мог изменить пол только что родившегося ребенка тем, что остановил взрывы, ведь зачатие произошло намного раньше. Вывод напрашивался один: создатели Шлема изначально решили и сделали так, что у Игоря Баталова родилась дочь.
У Олега было чувство, что его предали, подставили… Он ничего не понимал! Части Шлема силы оставались на своих местах. Если бы Баталов мог, он бы сорвал артефакт с головы. Его, Олега Баталова, вычеркнули из истории. Круг замкнулся.
Олег Баталов не родился… Но он существовал! Жить в прошлом? Кому это надо?
Баталов почувствовал опустошение, в ярости он вбил кулак в стену. Это был справедливый обмен: миллионы за одного, и несправедливый одновременно, он, Олег Баталов, не мог прожить ни одну из спасенных жизней. Да он и не хотел никакой иной судьбы, кроме своей!
Сила на своем пике всегда оборачивалась бессилием, а полное бессилие…
«Силой, – продолжил мысленно Олег. – Вот оно – действительно последнее испытание Шлема силы. Окончательный допуск, теперь уже к самим его создателям. Терпи, Баталов, смирись и терпи, ты многого не знаешь, а то сделал хорошее дело и сам чуть все не погубил».
На грудь Баталова упал малиновый зайчик лазерного прицела. Снайпер-сепаратист, засевший в здании напротив, нажал на спуск. Хлопнул выстрел.
Пуля ушла в груду камней. За доли секунды до выстрела Олег Баталов исчез.
Покачиваясь, грузовой флаер опускался на крышу. Он забирал космодесантников и пленных мальчишек – последних «героев» Зермины. Юнцы и не подозревали, как им повезло. Говорили, что сепаратистов остановил свой. Мол, это сделал оператор центрального пульта управления. Он блокировал систему и оповестил федералов, где находятся шахты с термоядерными зарядами. Открыл доступ в бункер. Человек спас миллионы жизней, а сам погиб.
Флаер летел над кварталами, которых через сутки могло и не существовать. Космодесантники улыбались. Оказывается, их жизни висели на волоске. Взводный Игорь Баталов улыбался шире других имплантированными губами. Дочь. На Земле его ждала новорожденная дочь. Баталов был счастлив.
Через полтора часа глава сепаратистов подписал акт о капитуляции Зермины.
Эпилог
Межзвездный военный транспортник «Гелиос». 2209 год
День начался с допуска к оружию. Инструктор по холодной нейтрализации Елена Ракитина, правнучка воевавшего на Зермине Игоря Баталова, начинала так каждое утро последние семь лет. Не то чтобы двадцатишестилетняя девушка, только-только причесавшись и подведя глаза, сняла бластер с предохранителя, нет, что-что, а система ДОКа – допуска к оружию Крэмберга – не терпела суеты. Это как свадебное платье выбирать.
Приняв душ, приведя себя в порядок, облачившись в форму, Елена, наконец, уселась в позу лотоса, накрыв узкой ладонью поясную кобуру.
Со стены, словно строгий учитель, на нее смотрел с голограммы Артур Крэмберг. Очень умный и требовательный. Единственный мужчина, чей портрет Елена разрешила повесить в своей каюте. Подобные голограммы имелись в каждой каюте «Гелиоса», от капитана до обслуживающего гравиокомпенсаторы второго механика, но именно инструктор по холодной нейтрализации Ракитина по роду занятий лучше многих мужчин понимала: если бы не Крэмберг, все они, с большой долей вероятности, никогда бы не родились на свет. Все тридцать шесть миллиардов, населяющие планеты Федерации под главенством Земли, существовали в этом мире только благодаря допуску.
Пискнул зуммер линии доставки, засветилась камера микроволновки. Из корабельного молекулярного репликатора прибыл кусок вишневого пирога, затем по каюте разлился аромат кофе. Утреннюю пищевую цепочку неизменно замыкал небольшой шоколадный трюфель. Сглотнув слюнки, Елена не реагировала на шоколад. Она знала: завтрак не принесет ей удовольствия, если перед этим индикатор на плазменном накопителе ее облегченного армейского BL-0,8 не загорится зеленым.
«Гелиос» бесшумно шел на гипердвигателе. Елена заглянула на корабельную страничку в коммуникаторе. Так и есть, транспортник скакнул в гиперпространство вслед за линейным крейсером сопровождения, когда девушка спала. Еще вчера в каюте уютно шумели гравитационные установки корабля. Елена никому в этом не признавалась, но она спокойней чувствовала себя, когда транспортник шел на субсветовых двигателях, по сути дела, стоял на месте.
Одно хорошо в опасных гиперпрыжках: дестроер «Троян» быстрей окажется на Аламее, а она, Елена, впервые посетит одну из самых комфортабельных планет в созвездии Лебедя. Райский уголок!
«Стоп! – оборвала поток «внешних» мыслей молодая женщина-инструктор. – Никаких пляжей! Думай о своем бластере».
«Троян» должен был прибыть в райское место инкогнито, под видом океанского лайнера. Белоснежный красавец легко трансформировался в космический истребитель или субмарину с термоядерными боеголовками на борту.
К чему эти горы оружия, если о террористах уже лет двадцать никто не слышал? Вот потому и не слышал, что горы…
Прикрыв глаза, Елена представила во всех деталях свой ВL-0,8.
«Оружие – оно как мужчина: никогда не стоит расслабляться, иначе окажешься не у дел», – говорила подруга Елены по училищу Ирина Краско.
Девять лет назад бластер в руке Ирины отказался стрелять. Полицейский бластер со стандартным для стражей порядка допуском 0,4 Ag. Дело в том, что в тот момент, когда Ирина лицом к лицу столкнулась на площадке тренажера с условными торговцами «чистым», без допуска, оружием, девушка узнала в преступнике своего бывшего парня, ну и показала «отказной» уровень агрессии 0,41 Ag. Почему? Это до сих пор оставалось для Елены загадкой. Парень был обходительный, вежливый, расстались они с Ириной без скандала. Ну, не сложилось, так что теперь – человека убивать?
Система ДОКа заблокировала магнитный клапан в камере сгорания бластера Ирины. Ее бывший парень открыл огонь и заляпал ее краской с головы до ног. Поделом.
Елена опустила планку предохранителя. Фиксирующий зубец с щелчком встал в гнездо. На плазменном накопителе загорелся индикатор: «зеленый». Допуск разрешен. Пользователь, то есть Елена Ракитина, показала уровень агрессии 0,22 Ag. Процедура заняла одну сотую секунды. Теперь можно приниматься за пирог и кофе!
Елена вскочила с пола:
– Доброе утро, дурачок.
Имя бластеру девушка еще не придумал. Прежнего звали Ромео. Жалко, конечно, но пришлось Ромео сдать. Подвернулся необстрелянный «дурачок» в корпусе от столичного дизайнера… Ладно, она сделает из него достойного защитника. Сурового вояку. Он себя еще покажет. Зарядная панель мощнее, подсоединяется подствольный подъемник с крюком-кошкой. Лишь бы не пристало «Дурачок».
– Нервничаю из-за конфет, дурачок. – Елена обычно укладывалась в надежные две десятых агрессора. – Вернусь на Землю толстухой, ты как думаешь?
Бластер весело отливал новеньким покрытием. Да, с шоколадными трюфелями на каждое утро они реально подставлялись.
Елена поставила бластер на предохранитель. Откусила от пирога и потянулась к конфете. На руке завибрировал коммуникатор. Сервер «Гелиоса» скинул сообщение, Ракитину вызывал капитан. «Зал мультисимулятора». Значит, очередной экзамен.
Покинув каюту, Елена быстро зашагал по плавно изгибающемуся коридору второй палубы.
У тренажера уже собрался экипаж «Трояна». Один оператор дестроера, собственно носитель управляющего роботом нейрошлема, и два его дублера. Элита космодесанта, они занимались дыхательной гимнастикой. Парни готовились. Дестроер не бластер – имел ступенчатый допуск, но это в управлении, в огневой мощи срабатывал стандартный моментальный отказ.
– Вы здесь, чтобы экзаменовать экипаж «Трояна» на допуск к дестроеру, – сказал Елене капитан. – Но сначала мы должны проверить вашу компетенцию.
Инструктор Ракитина сохраняла спокойствие – проводя испытание, капитан действовал строго по инструкции. Когда перед Еленой раскрылась сфера симулятора, девушка лишь произнесла про себя главный постулат холодной нейтрализации: «Я – самый главный агрессор!»
Ей было даже интересно: что ей приготовил капитан, какую реальность?
Мультисимулятор принял размеры кабины пилота, как только Ракитина опустилась в кресло программно-аппаратного комплекса. На голову девушки надвинулся шлем, в правом предплечье кольнуло. Шприц-пистолет в спинке кресла вколол в мышцу порцию МС-1 – препарата, вводящего испытуемого в состояние суженного сознания. Перед Еленой загорелись панорамные мониторы, копирующие панельные приборы летательного аппарата. Заработал вибропривод кресла, имитируя взлет. Ракитина пока не обращала на это внимания, проваливаясь в состояние полусна. Затем аппарат вызвал резкую фокусировку на передаваемой пилоту информации об его новом «я». В следующее мгновение разработанные капитаном легенда и новая «личность» Елены почти полностью вытеснили прежнюю Ракитину.
Открыв глаза, Елена увидела, что сидит за штурвалом стратегического бомбардировщика В-29, который она сама назвала в честь своей матери – «Энола Гей». Сквозь шум двигателей в наушниках прорезался голос пилота самолета сопровождения. Сверкая фюзеляжем, второй бомбардировщик шел слева над облитыми солнцем облаками:
– Как дела, Полина?
– Отлично, – ответила Ракитина. – Облачность уходит.
Ее не смущало, что кресло второго пилота пустовало, а остальной экипаж – штурман, радист, стрелок, бомбардир, бортинженер и другие – не выходил на связь. Елена-Полина вела бомбардировщик в одиночку. Более того, кнопка сброса «Малыша» – ядерной бомбы мощностью двадцать килотонн, находилась не на щитке бомбардира, а рядом со штурвалом Ракитиной.
В режиме сужения сознания любые обстоятельства заданной легенды, пусть самые нелепые, воспринимались проходящим испытание человеком как данность, словно в очень ясном сне.
Некоторый дискомфорт все же возник у Елены при взгляде на подрагивающие стрелки допотопных приборов контроля работы двигателя, указателей скорости и ускорения. Часы, вариометр, компас, указатель поворота и скольжения… не было самого главного. Ракитина не могла объяснить ощущение, но она словно летела голой.
– Где допуск? – спросила Полина.
– Забыла, какое сегодня число?
Полина помнила: 6 августа 1945 года, но ей все равно было не по себе.
На самом деле с Ракитиной говорил капитан, который не особо долго трудился над вводными к заданию. Виртуалку восстановили по хронике, то есть загрузили самую простую. Каждый космодесантник начинал курс холодной нейтрализации с биографии американского летчика Пола Тиббетса. Сознание Елены независимо от капитана добавило в антураж недостающие детали. Правда, Пол стал Полиной.
Самолет-разведчик передал: «Бомбите первую цель». Небо расчистилось, и Ракитина увидела Хиросиму.
«Бомбите?» Мирный портовый город?
– Где допуск?
У Елены в голове не укладывалось. С допуском никакой дилеммы выполнять или нет подобный приказ просто не возникало. То есть с ДОКом приказ убить четверть миллиона мирных жителей был бы невыполним изначально. Ты можешь невозмутимо представлять вместо города, который уничтожишь, схему, можешь дистанцироваться от жертв, но твой мозг совершенно независимо выдаст настоящее твое состояние. Первое же сканирование лобных долей зафиксирует немыслимый всплеск агрессии. Массовое истребление есть массовое истребление. Убийца может быть уверен, что спасает других: необходимое зло, долг, присяга, но ДОК не обманешь. Никакая холодная нейтрализация не компенсирует…
– Полина! Полковник, бомбите первую цель!
Хиросима в свете утра. Ее кварталы проплывали под остекленным носом самолета.
Стреляя в спящего, в безоружного, в женщину, калеку, ребенка, ты обязательно получишь отказ оружия. Сейчас от Елены требовали испепелить десятки тысяч ни в чем не повинных людей.
«Где допуск?» С допуском система заблокирует бомболюк, передаст управление В-29 автопилоту, который вернет летчика на аэродром.
– Мне нужна военная цель.
– Полина Тиббетс, выполняйте приказ.
Самолет-разведчик передавал: в Хиросиме отменили воздушную тревогу. Противовоздушная оборона японцев приняла бомбардировщики за разведывательную группу.
– Допуска не будет! Выполняйте приказ!
– Я возвращаюсь на базу.
В наушниках затрещало сильней.
– С тобой говорит капитан ВМС США Уильям Стерлинг Парсонс – главный технический специалист по эксплуатации «Малыша». Я установил предохранители в электрической цепи бомбы. Питание уже включено. Возвращение самолета с «Малышом» на борту невозможно. Послушай, красавица, через полторы минуты бомба в любом случае взорвется! Заходи и бросай, черт тебя подери! Нажми на кнопку, если хочешь жить!
– Я вас поняла, Уильям. Не надо так кричать.
Полина Тиббетс ввела самолет в боевой разворот, на максимальной скорости уходя от точки сброса.
– У тебя пять секунд! Это приказ президента Соединенных Штатов Америки, сучка!
Порты, многочисленные мосты Хиросимы остались позади. Под крылом оборвалась береговая полоса. Бомбардировщик с ядерной бомбой, набирая высоту, летел над океаном. Самолеты сопровождения исчезли. Полина Тиббетс не выполнила приказ главнокомандующего Гарри Трумэна, но никто не осмелился в нее стрелять. Под фюзеляжем проносилась бескрайняя водная гладь. Если сбросить «Малыша» сейчас, вызванное ядерным взрывом цунами смоет рыбацкие поселки. Полина не засекла эти самые «полторы минуты», «Энола Гей» в любую секунду могла исчезнуть в вырвавшемся из недр бомболюка огненном море. Берег остался позади на значительном расстоянии. Передав управление автопилоту, Ракитина катапультировалась.
С хлопком раскрылся парашют, Елену подхватило воздушной волной и понесло обратно, в сторону Японии. Бомбардировщик исчез за тонкой дымкой облаков на горизонте.
Приводнившись, покачиваясь на слабой волне, Ракитина отсоединила стропы. За пузырем второго транспортного парашюта зашипел, обретая очертания, оранжевый спасательный бот. В небе беззвучно зажглось новое солнце, мгновение – и нестерпимо яркая вспышка с оглушительным грохотом заполнила собой все. Казалось, пространство вокруг Ракитиной взорвалось белым огнем. Накрытая нестерпимым жаром, Елена нырнула. Пронзенный световым излучением океан под ней стал прозрачным, на глубине нескольких сот метров по дну струился свет. Тиббетс задыхалась в ослепительном стекле, а на поверхности горел парашют. Ударная волна покачнула толщу воды. С поверхности смело остатки бота.
Вынырнув, Ракитина поняла, что локаторный буй, контейнеры с питьевой водой, пищей, теплой одеждой и медикаментами сгорели вместе с лодкой. Елена легла на воду. Будут ли ее искать, она не знала. Пилота, не выполнившего приказ.
Кварталы Хиросимы под фюзеляжем. Мирные кварталы в свете утра. Полина Тиббетс не жалела о том, что сделала.
«0,2 Ag».
Сфера мультисимулятора остановилась, затем открылась. Показалась улыбающаяся Елена. Наблюдавшие за испытанием офицеры – экипаж «Трояна» – захлопали.
Настоящий Пол Тиббетс выполнил приказ, убив в тот день, 6 августа 1945 года, более ста тысяч человек, чем гордился до самой своей смерти в 2007 году. Старик дожил до глубокой старости – смерть любит своих поставщиков.
Офицеры хлопали. Они видели, как Полина Тиббетс взяла бомбу «на себя». Среди десантников были такие, кому приходилось убивать людей. Например, оператор дестроера лишил жизни несколько преступников. Но все они, служители допуска, были готовы в любой момент, в любых обстоятельствах отдать свою жизнь за жизни других. Без колебаний.
А чем еще оправдать собственное право на убийство?
Ничем. И еще. Если в бою бластер Елены не выстрелит, она тоже была готова умереть. Ее так воспитали. Да, уйти из жизни в расцвете лет, если, «убивая дракона», она сама вдруг станет «драконом». Единственное условие сохранения человеческой цивилизации.
«Мы изобрели слишком много оружия, – говорил создатель ДОКа Артур Крэмберг. – Мы остались с ним один на один».
«Гелиос» благополучно доставил трансформер на Аламею.
Туристы любовались белоснежным лайнером, уходящим за горизонт, не подозревая, что это новейший образец оружия. А те, кто знал, что перед ними дестроер, не испытывали и тени страха. «Троян» не мог принести вреда людям по техническим характеристикам. Даже если кому-то и взбрело бы в голову использовать боевой трансформер для преступления, допуск свел бы подобные попытки на нет.
Этот мир благодарил Крэмберга, хотя своим спасением был обязан тому, кто никогда не существовал. Человеку, который многое сделал, но при этом так и не родился. Человеку, чье имя никто и никогда не узнает, потому что его и не было. Человеку, которого никто и никогда не увидит в лицо, потому что нельзя увидеть того, кого нет.
Этот мир многим был обязан Олегу Баталову, о котором, как и обо всех истинных спасителях, можно было сказать только одно: его никогда не существовало.
Олег открыл глаза. Он стоял посреди Колизея, но это был не Крикк. В руках Баталов сжимал Шлем силы, который вновь стал помятой каской из желтого вещества. Что-то подсказывало землянину, что каменная арена перед ним лежит вне пространства и вне времени.
Они стали выходить к нему, материализуясь, шагая прямо из воздуха, фигуры с той стороны реальности. Нет, не противники…
На арену выходили создатели Шлема силы.
Читать бесплатно другие книги:
