Потерять и найти Дэвис Брук

Например, она не желала прощаться со Стеллой, но хотела уехать с Карлом и Агатой; расстроилась, что папа умер, но была рада, что у него ничего больше не болит; любила маму и ненавидела ее тоже. А разве можно так: любить и ненавидеть одного человека? А если ты любишь его больше, чем ненавидишь, он тебя простит? Разрешит тебе себя найти?

Милли убрала бинокль, откинулась на спинку сиденья и оглядела просторы за окном. Казалось, ни у чего в мире нет конца и нет начала.

По вагону шла тетенька в форме «Индиан-Пасифик». У нее были длинные светлые волосы, а когда она улыбалась, в глазах блестели веселые искорки.

– Прошу прощения, – вежливо-превежливо обратилась к ней Милли. – А когда мы приедем в Мельбурн? Мне нужно туда через два дня.

Тетенька доброжелательно ей улыбнулась.

– Знаю, моя милая, – сказала она, – путь неблизкий. – Она достала из кармана шоколадку с коалой на обертке и протянула Милли. – Держи.

Та строго взглянула на шоколадку, а потом снова посмотрела на тетеньку и повторила:

– Мне нужно туда через два дня.

– Я тебе раскраску принесу, – засмеялась тетенька и ушла.

Милли развернула шоколадку и впилась коале в лапы. Тут из громкоговорителя послышался мужской голос:

– Доброе утро, дамы и господа! Если вы присоединились к нам в Калгурли, то добро пожаловать на поезд «Индиан-Пасифик». Надеемся, вы останетесь довольны поездкой. По дороге я буду не только делать объявления, но и рассказывать о нашей с вами замечательной стране. Скоро мы проедем по равнине Налларбор. Слово «Налларбор» имеет латинское происхождение и означает «нет деревьев». Тут растут солянка и лебеда – кустарники, устойчивые к засухе и соленой почве. Эта равнина – самый большой в мире цельный массив известняка, который в два раза превосходит Англию в размере. Ему около двадцати – двадцати пяти миллионов лет. Раньше здесь было море, поэтому состоит известняк в основном из ракушек.

Милли прижалась лицом к стеклу.

– Значит, вот какое у моря дно, – пробормотала она.

Надо Стелле рассказать.

Милли отложила эту мысль на полку «Вспомнить попозже».

За соседним столиком сидел мальчик, ее ровесник, и читал комикс. На обложке журнала красовался человек в накидке: одна рука вверх, другая держит кого-то под мышкой; на запястье прибор с кнопками и лампочками; под ногами здание в огне, а в волосах ветер.

Милли посмотрела на папин пивной чехол у себя на руке и представила, как летит в накидке по вагонам, мчится у пассажиров над головами и выручает всех из беды. А потом как рванет из поезда! – и прямиком в Мельбурн. Мама такой хорошей девочке точно все простит.

Тут над комиксом возникли глаза мальчика, и Милли встретила их испытующий взгляд. Тогда она выскользнула в вагон-ресторан первого класса…

И беру я яблоко

Сначала поняли, мол,

Как это

Новая Шотландия?

…и умыкнула оттуда белую скатерть.

Из рюкзака Милли достала свой Похоронный пенал, толстым черным фломастером написала на скатерти: «КС» – и завязала ее вокруг шеи. Потом сняла резиновые сапожки, написала на правом букву «К», на левом – «С», а у себя на руках: «Я ЗДЕСЬ МАМ» и «ПРОСТИ МАМ». Затем собрала меню со всех столов и возле надписи «Вас приветствует компания «Индиан-Пасифик»!» старательно вывела: «Вы все умрете». И чуть пониже, покрупнее: «НИЧЕГО СТРАШНОГО». И рядом нарисовала веселую мордашку.

Милли наблюдала, как тетенька неподалеку аккуратно красит губы. Когда та отвлеклась, девочка выудила помаду у нее из сумки.

– Одолжу ненадолго, – прошептала Милли.

Помадой она оставила свое послание на окнах, зеркалах в туалете и на всех столешницах вагона-ресторана. Никто ничего не заметил.

Милли шла из вагона в вагон и чувствовала, как белая накидка развевается у нее за спиной, а сапожки мягко пружинят по полу. На Милли смотрели все пассажиры, а она улыбалась им так, словно могла весь мир зарядить электричеством.

Ускорив шаг, она подняла руку и сжала ладонь в кулак.

Старушка неподалеку коснулась сиденья рукой, будто представляла, что на нем кто-то только что сидел и оно еще теплое. Милли опустилась на колени и незаметно к ней подползла.

– Однажды вы умрете, – сказала она.

Старушка посмотрела на нее и похлопала по голове.

– Ох, надеюсь, моя милая.

На полу вагона-гостиной девочка причесывала куклу.

– Однажды ты умрешь, – склонившись над ней, сообщила Милли.

Девочка даже не подняла головы.

– Сама ты умрешь.

– Знаю, – ответила Милли.

В другом вагоне папа кормил малыша и пытался успокоить двух своих драчливых сыновей.

– Однажды вы все умрете, – важно произнесла Милли, вознеся над собой пивной чехол.

Папа попытался закрыть детям уши.

– Иди отсюда! – шикнул он.

Мама, читавшая журнал неподалеку, закатила глаза:

– Это же просто ребенок, Джерард.

– Ага, Чарльз Мэнсон тоже когда-то был ребенком!

Милли двинулась прочь.

– Я не просто ребенок, Джерард, – прошептала она на прощание.

В коляске лежал младенец. Милли дала ему обхватить свой палец и наклонилась поближе.

– И ты тоже умрешь, – прошептала она.

Малыш улыбнулся ей, пукнул и снова улыбнулся.

– У этой девочки крыша поехала.

– Ага.

Милли наткнулась на комнату с табличкой: «Дерек Фонтлерой – главный проводник» – и распахнула дверь. За столом сидел мужчина и, держась за голову, разговаривал по телефону.

– Не могу, пап, я работаю! Господи, это и есть настоящая работа!.. Ну тогда спроси у своего любимчика!.. Правда, говорю же!.. Не вешай трубку! Пап! Пап! Черт…

На окне против его кабинета Милли написала помадой: «НИЧЕГО СТРАШНОГО» – и буквы будто вспорхнули над горизонтом.

Милли забралась под стол в вагоне-ресторане.

Каждый из-за чего-то грустит, только кто-то это показывает, а кто-то – нет; кто-то только начал грустить, а кто-то грустит уже давным-давно. И от самой мысли, что помочь надо всем, на душе становилось тяжко.

– Это так себя супергерои чувствуют? – вздохнула Милли, ткнувшись лицом в сидушку стула.

Под стол сунулся какой-то мальчик и подполз к Милли. Это его она видела с комиксом: волосы каштановые, а глаза большущие – на пол-лица!

Милли и мальчик уставились друг на друга.

– Я на этом поезде уже тридцать семь раз катался, – наконец заговорил он.

– Молодец, – ответила Милли.

– Я все про него знаю. Вот спроси что-нибудь.

– Я занята.

– Ты супергеройка, – заметил мальчик, указав на ее накидку.

– Ага, – кивнула Милли.

– Я тоже супергерой.

– Какой?

Он вздохнул, опустил локти на пол и уткнулся подбородком себе в ладони.

– Секрет фирмы.

– Я Капитан Смерть.

Мальчик приподнялся.

– А я Капитан Всё.

– А что ты умеешь?

– Ну, всё! – Он закатил глаза. – Что ж еще?

– А-а…

– А ты чего умеешь?

– Ничего пока.

Мимо прошли кроссовки, шлепанцы и босые ноги.

– Тебе ноги нравятся? – поинтересовался мальчик.

Милли задумалась.

– В основном, – ответила она.

– Моя мама говорит, чужие ноги трогать нельзя. Говорит, они противнее всего на свете! Как дверные ручки, перила и волосатые спины.

– Есть много чего попротивнее.

– Типа чего?

– Мальчишки.

– Девчонки противнее.

– Какашки, – добавила Милли.

– Какашки у тебя на лице – точно!

– У моей бабули были бородавки на веках.

– Может, она ведьма.

– Однажды ты…

– Умру, знаю.

– Откуда знаешь?

– Все знают.

– Ты подслушивал!

– Неправда!

– Правда-правда!

Мальчик оперся спиной о ножку стула.

– Хочешь кусочек орехового батончика?

Милли пожала плечами.

– Давай.

Они вместе принялись громко жевать. Милли мигом проглотила свой кусок. Мальчик за ней наблюдал. Потом достал из кармана крекеры и тоже ей протянул. Милли с благодарностью их съела.

– Куда, кстати, едешь?

– Путешествую.

Мальчик снова закатил глаза.

– Ну, ясное дело. А едешь-то куда?

Милли глубоко вздохнула.

– Мы хотим мою маму найти. Она забыла меня забрать. А потом все ее вещи исчезли из дома. А до этого папу в больницу увезли. И он умер. И мне кажется, мама меня поэтому не забрала. И поэтому она хочет уехать далеко-далеко. А я хочу ее найти, пока она не уехала.

– А-а…

– А у тебя мама хорошая? – спросила Милли.

– Вроде ничего.

– А что она делает?

– Всякие мамские дела.

– Какие?

– Ну, покупает мне что-нибудь. Откуда-нибудь меня забирает. Чего-нибудь готовит. И все такое.

– А меня мама поведет в парк аттракционов на Золотом побережье. Когда мы ее найдем, конечно.

– Я там в прошлом году был.

– А потом мы наверняка пойдем в океанариум.

– Ну, на дельфинов посмотреть можно.

– Моя мама с ними выступает, – сказала Милли.

– Я ее не видел.

– Ты же не знаешь, как она выглядит.

– Ни с кем она не выступает.

– А потом мы в космос полетим.

– Ни в какой космос вы не полетите. – Мальчик скрестил руки на груди.

– Кто это сказал?

– Все.

– Мама знает дяденьку, который может туда полететь.

– Он космонавт?

– Нет, просто у него денег много.

– А-а. А ты много богачей знаешь?

– Несколько.

– А я много знаю!

– Врешь ты все!

– Не-а. У меня в школе есть девочка, которая каждый день себе ланч покупает.

– И? – сказала Милли.

– Каждый день.

– А в космос она полететь может?

– Наверное.

– И где она там себе ланч купит?

– Ну, заранее с собой возьмет, ясное дело, – вздохнул мальчик.

– Как тебя по-настоящему зовут?

– Не скажу. А тебя?

– Милли Бёрд.

– А меня Джереми.

– Джереми какой?

– Нет, Джереми Джейкобс.

– Хорошее имя.

– Спасибо. У тебя тоже ничего.

– Спасибо.

С другого конца вагона послышался голос:

– Прошу прощения, сэр.

Джереми вылупил глаза.

– Это Дерек. Главный проводник.

Дерек прошел мимо них. Милли разглядела только его ноги: блестящие черные туфли, быстрая ровная походка.

– Не дышите на окна, сэр, – сказал кому-то Дерек.

– Мама говорит, он раньше дорожным инспектором был, – прошептал Джереми и наклонился поближе к Милли. – Но его уволили. Оказалось, он что-то со счетчиками делал, чтобы в сто раз больше штрафов выписывать.

Милли решила поглядеть на Дерека и выползла из-под стола. Дерек стоял к ней спиной, но она его узнала: это он говорил по телефону. Рубашка заправлена в штаны, а на штанах – ни единой складочки…

Дерек принялся протирать столы, потом протер стулья, стены и все, что только можно, как будто соревновался сам с собой.

За одним из столов сидела чумазая малютка, мама которой стояла в очереди у кассы. Дерек быстро стер кашу у крохи с лица. Та удивленно замерла и вдруг – как разревется! Дерек пошел прочь и, проходя мимо ее мамы, бросил:

– Плакать в вагоне-ресторане запрещено.

– Дорожные инспекторы попадают в ад, – заметила Милли, забираясь обратно под стол.

– Что?

– Папа сказал.

– А-а.

Под стол заглянула тетенька, которая угостила Милли шоколадной коалой.

– Ты уже друга себе нашел, Джереми?

– Она мне не друг.

Тетенька присела рядом.

– Значит, подружку.

– Фу! Мам!

Она улыбнулась Милли, и Милли улыбнулась ей в ответ.

– Она хорошая, – сказала Джеремина мама.

– Ничего не хорошая.

– Он тоже не особо, – заявила Милли.

Мама Джерени засмеялась.

– Вы, я смотрю, два сапога пара.

– Мам, – Джереми перекрестил руки.

– У меня скоро перерыв, милый, – сообщила ему мама. – Приходите, пообедаем вместе.

Он искоса на нее посмотрел.

– А в «Уно» нам можно будет поиграть?

– Конечно, милый, – улыбнулась мама.

Тут к ней подошли блестящие черные туфли.

– Мелисса, – раздался голос. – К вашему сведению, платят вам не для того, чтоб вы на полу рассиживались.

– Да, Дерек, – отозвалась Джеремина мама.

Блестящие черные туфли удалились.

– Мам, он такой страшный, – заметил Джереми. – Он мне не нравится.

– Не суди его строго, мой милый. На самом деле он просто маленький мальчик.

– Не-а. Он большой.

– Я имею в виду в душе, милый. – Мама пощекотала сына по животу.

Милли коснулась собственного живота. Джеремина мама была очень-очень красивой и пахла, как настоящая мама, поэтому Милли сказала ей:

– Вы очень-очень красивая и пахнете, как настоящая мама.

Джеремина мама погладила Милли по ноге теплой рукой.

– Спасибо, моя хорошая.

Милли захотелось забраться к ней на руки и остаться там навсегда, но она, конечно, ничего такого не сделала, потому что эта тетенька была не ее мамой, а с чужими мамами так делать нельзя. Но просто обнимать же их можно, правда? Ведь если у кого-то мамы нет, а объятий осталась целая куча, куда-то же их надо девать, так?..