Потерять и найти Дэвис Брук
Милли закатила глаза.
– А у тебя тогда какой? – поинтересовался Джереми.
– Ты всем разболтаешь.
– Не-а!
– Разболтаешь-разболтаешь!
– Не-а!
– Ладно, – Милли подвинулась поближе. – Клянешься?
– Клянусь. – Джереми серьезно моргнул.
– Ты сказал, что все знаешь.
– Ага. Так и есть.
– Ты же слышал, как иногда со всем поездом разговаривает какая-то тетенька?
– По громкой связи?
– Наверное.
– Это называется «громкая связь».
– Я должна ее найти.
– Для чего?
Милли посмотрела на пивной чехол.
– Сделать кое-что хорошее.
– Тебя накажут.
Милли придвинулась лицом совсем близко к лицу Джереми. Джереми, казалось, больше не знал, куда смотреть.
– Мне нужна твоя помощь, Капитан Всё. Ты мне поможешь?
Он сглотнул.
– Да. Да, помогу, Ка-ка-ка… – он запнулся. Прочистил горло. – Капитан Смерть.
Карл-который-печатает-вслепую
– Что есть любовь, Агата Панта? – декламировал Карл, расплескивая свое вино во все стороны.
– Любовь?.. – спросила Агата, прижавшись носом к стеклу. – Ничего не видно…
– Именно. Именно, Агата Панта!
– Черным-черно!
– Да…
Ее лоб скакал вверх-вниз по оконному стеклу.
– Как-то мне не по себе.
Закрыв глаза, Карл рьяно закивал. Потом неуверенно наклонился вперед и провозгласил:
– Но оно того штоит. – Он постучал по столу указательным пальцем и поднял его в воздух, точно обращался к крикетному судье.
Агата обернулась.
– Чего?
– Оно того стоит.
– Что стоит?
– Любовь.
– Чего стоит?
– Терзаний, смятения, боли.
– Что ты несешь?..
Карл глотнул еще вина.
– Ты хоть раз в жизни юбила, Агата Панса? – покачиваясь, мягко спросил он.
– Чего? Я ж почти всю жизнь замужем была! Ты это прекрасно знаешь!
– Да, но… – Карл схватил Агату за руку своей безбокальной рукой и заглянул ей в глаза. – Юбила? Ты. Его. ТЫ ЕГО ЮБИЛА?
Агата отдернула руку, проглотила остатки вина и цокнула бокалом по столешнице. Потом утерла губы рукавом и заявила:
– Полагаю, что да!
– Полагаешь. А ты ему об этом говорила?
– А зачем? Это ж подразумевается!
– Подразумевается? – Карл встал и закричал на весь вагон-ресторан, как будто выступал на сцене: – Подразумевается! – Он замахал руками, и вино полилось на стол. – Подразумевается, что он знал, что ты его любишь?
Агата вскочила, выхватила у него бокал и осушила его до дна.
– Да! – с дерзостью выпалила она, тяжело дыша от усердия.
Они несколько мгновений смотрели друг на друга, и каждый не знал, как поступит другой. В конце концов оба вдруг сели, точно играли в «зеркало».
Карлу нравилась жилка на шее у Агаты, которая вздувалась, когда та кричала. Жилка тянулась до самого уха. Карлу вдруг захотелось ее лизнуть, провести языком по всей длине и сжать зубами мочку уха. Захотелось снять с Агаты очки, расцеловать ее лицо, прижаться к ней. Захотелось заглянуть под ее коричневый костюм.
– А он тебя юбил?.. – спросил наконец Карл.
Он принялся водить пальцем по винной лужице на столе. Агата пожала плечами и уставилась во тьму за окном. Карл рисовал в вине сердечки.
– Я уверен, что юбил.
– Это не имело значения. И не имеет. Не в этом суть.
– Только в этом суть и есть, – возразил он.
Агата откинулась на спинку стула. Карл не отрывал от нее взгляда: старое, измученное лицо; старые, измученные губы; старые, измученные глаза. Он встал и перелез через Мэнни. Вышел из-за стола. Сел рядом с ней.
Теперь он почувствовал ее запах. Пахла Агата почему-то соком и нафталиновыми шариками. Она на него не смотрела. Он придвинулся к ней и рукой почувствовал ее накрахмаленный костюм, а ногами – жар ее тела.
Сможет ли он полюбить эту женщину?..
Сможет ли она полюбить его?
Карл глубоко вздохнул, обхватил ее лицо руками, притянул к себе и поцеловал.
Затем отстранился и поднялся на ноги, а Агата так и осталась сидеть, как зачарованная, пытаясь отдышаться.
– Мы все тут только благодаря сексу, знаете ли. А вы его стесняетесь. Все вы. Вы. И вы. И вы. Да, вы. – Карл обратился к молодой паре за ближайшим столиком. – Возьми уже и оприходуй ее.
Он покосился на Мэнни, ожидая поддержки. Мэнни, как пить дать, одобрительно кивнул.
– Да!.. – воскликнул Карл и снова повернулся к парочке. – Трахайтесь. Трахайтесь!
– Уже, – отозвался мужчина.
Женщина сдавленно пискнула и шлепнула его по плечу.
– Вот молодцы! – просиял Карл и повторил: – Трахайтесь! – Слово превосходно перекатывалось у него на языке. – Трах-трах-трах-перетрах! Повторяй за мной, Агата.
Агата не обращала на него внимания и держалась за столешницу с таким видом, точно в мире больше ничего не существовало.
– А есть и другие слова, знаете, – разошелся Карл. – Соски! Пиписька! Попа!
– Возьмите себя в руки, сэр! – взревел Дерек, пролетая по вагону. Блокнот порхал у него на шее.
Два мальчугана за столиком неподалеку вылупились на Карла.
– Мам?.. – сказал один.
– Трах, – добавил второй.
Пожилая женщина, увлеченная больше книгой, чем своим мужем, вдруг выпалила:
– Сиси.
– Чего? – буркнул ее муж.
– Да, – Карл ткнул в нее пальцем. – Точно!
– А ну-ка хватит! – Дерек топнул ногой. – Вы! – Он подскочил к Карлу и замахал руками, пытаясь прогнать его жестами, как назойливого голубя. – Вы… вы… – Он весь расплевался. – Так и знал, жди от вас неприятностей!
Он чиркнул что-то в блокноте, вырвал лист и швырнул Карлу в лицо. Листок замаячил в воздухе – туда-сюда, как дирижерская палочка.
– Вон отсюда! Я запрещаю вам появляться в ресторане!
Карл расплылся в улыбке.
– Шикарно! Зашибись!
Тут Агата, молчавшая все это время, поднялась и закричала:
– По-моему, сейчас девять двадцать три вечера, но точно я не знаю! – И пронеслась мимо Карла.
– Агата, – только и успел бросить он.
Карл взвалил Мэнни к себе на плечо, точно так же, как Бренсон Спайк – магнитолу, и двинулся за ней. Но перед тем, как уйти, повернулся к своим зрителям, сказал:
– Спасибо.
…и поклонился.
– Чего? – скрипнул старик, глядя на свою жену.
Ночка у Карла выдалась длинная.
Агата заперлась в купе и впускать его не собиралась. Они напились, расшумелись, и Карлу это нравилось. Он чувствовал себя итальянцем (или средиземноморцем?..). В общем, иностранцем. Будто они мчались по горам и равнинам в далекой-предалекой стране. Карл размахивал руками, точно режиссер, и сыпал словами из кинокартин, а лицо его впервые в жизни кривлялось и корчилось.
Когда Агата оттолкнула Карла и понеслась в купе, он поразился до глубины души: себе и тому, что к нему обратились взгляды всех пассажиров. И тогда он бросился за ней (ведь именно этого все ждали, верно?), и постучал в дверь купе, и закричал – все ради зрителей, наблюдавших за его (ЕГО!) сценой:
– Агата!
В ответ – тишина, огромная, бескрайняя, как пустыня, как небо. И он посмотрел на свои руки, поднес их к свету и подумал: «Ах ты, великолепный негодяй!»
Он знал, что не нужен Агате, но в том месте, где должно было болеть, сейчас не болело, да и не болело вообще нигде. Вот она – жизнь! Разбитое сердце! Ему разбили сердце! Разбила настоящая женщина! Он поцеловал ее, прямо как в кино, или, может, прямо как в жизни. Всего лишь взял ее лицо в руки и притянул к себе у всех на глазах. И пассажиры смотрели на него так, будто он, хоть и не вызывал доверия, но делал дела. Так, как на Карла еще никто и никогда не смотрел. И такого волнения от всеобщего внимания, от собственной непредсказуемости и решительности, с которой он поцеловал эту женщину, Карл никогда еще не испытывал.
И вот он сидел возле купе и говорил, говорил, говорил, и рассказывал ей все о себе: о размере обуви, о любимом учителе в начальной школе, о сыне, о том дне, когда Еви поцеловала другого, о своей боязни летающих тарелок, о том, почему ему вовсе не жаль своих пальцев, о доме престарелых, о побеге. Обо всем.
И уже засыпая, он прошептал в замочную скважину:
– Все… Это все, что есть.
Он было задремал, сидя спиной к двери и раскинув ноги во весь коридор, как вдруг вспомнил кое-что еще.
– Постой. – Он коснулся губами двери. – Кажется, я люблю тебя, но любить так, как любил Еви, никогда не смогу.
От Агаты ничего – ни слова, ни единого звука. Карл весь обратился в слух, но в ответ – все то же ничего. Ему показалось, что она плачет, но он не знал наверняка.
Так он и заснул – в неудобной позе, обхватив рукой Мэнни. И ему снилась пустота, и ему снилась чернота, и его поглотила бездна.
Вот что Карл (самую малость) знает о слезах
Карл мог на одной руке пересчитать всех тех, кто плакал у него на глазах. Еви. Мама. Дядя… Дядя плакал после смерти мамы, но плакал не столь сокрушенно, не столь отчаянно, как все остальные. Он яростно выдавливал из себя каждую слезу, будто это развлечение такое, и Карлу казалось, что плачет он неправильно.
Все знают, что у каждого человека есть Лицо Плача, как есть Лицо Наслаждения, но они числятся в списке Лиц-которых-никто-не-видит. Все знают, что все вокруг плачут и все вокруг себя трогают, но, общаясь друг с другом, по негласному правилу воздвигают с собеседником невидимую стену: я не плачу и не трогаю себя, я не плачу и не трогаю себя, я не плачу и не трогаю себя, потому что на самом деле плачу и трогаю, как и ты, – ведь мы одинаковы.
Он видел все лица Еви. Лицо Наслаждения. Лицо Плача. Лицо Ужаса. Лицо Смерти. Может, именно это – любовь? Когда уже не притворяешься. Когда можешь сказать другому человеку: я трогаю себя, я плачу… я боюсь, я умираю…
Агата Панта
7:36. Агата проснулась. Посмотрела на часы. Который час? Это настоящее время? Или Вагонное? Она так и не поняла и принялась измерять Показатели Старости.
7:38. Решила посмотреться в окно, как в зеркало, и в неверии оглядеть свое лицо, но вместо этого уставилась за стекло, на пейзаж снаружи. Ночная синева рассеивалась, уступая место теплому утреннему свету. Была уже не ночь, но еще не утро, и воздух золотился, точно мед.
– Так что, каждое утро бывает? – удивилась Агата.
7:40. Она не могла перестать любоваться медовым светом.
– И чего я такое важное делаю по утрам, что ни разу этого не видела?
7:42. Она чувствовала тело Карла через стену, пока он храпел в коридоре.
Вчера вечером, лежа в кровати, Агата слушала, как он бормочет за дверью, хотя и не хотела. Она закрыла уши руками, пускай и без особого старания, и вспоминала, как он сидел рядом и гладил Милли по голове; как держал чашки с кофе; как время от времени закидывал ногу на ногу и покачивал ступней. Агата представляла, что прикасается к нему и что он прикасается к ней, и мысли об этом не были ей неприятны. Когда ее в последний раз целовали?..
А потом она размышляла над его вопросом: любила ли она своего мужа. И поняла, что не знает ответа.
7:53. – Это всё они мне внушили, – держась за горло, прошептала Агата.
7:54. – Карл смотрит на меня так, как Рон никогда не смотрел, – сказала она.
7:55. Она лежала в кровати и упивалась мыслью, что не заслуживает ничего хорошего.
7:57. Агата открыла дверь. Карл стоял на пороге, занеся кулак в воздух и намереваясь постучать.
– Агата, – произнес он.
– Карл, – отозвалась она.
– Я… – забормотал Карл.
И Агата сказала:
– Ты…
Они оба смущенно покачали головами.
– Ты первая.
– Нет, ты.
Вдруг из громкоговорителя послышался голос:
– Вы все умрете. Ничего страшного.
Карл и Агата переглянулись.
– Милли! – воскликнули они одновременно.
Тут в конце коридора появился Дерек и направился к ним.
– У вас, – он ткнул пальцем в Карла, – и у вас, – он ткнул пальцем в Агату, – большие… – Они стояли лицом к лицу. Агата чувствовала запах у него изо рта: кофе и зубная паста. – …очень большие… – Он приблизился к Карлу. – …неприятности. – А потом посмотрел на манекен. – И у вас, к вашему сведению, тоже.
8:06. Агата сидела на стуле в кабинете у Дерека. Стул походил на те, что были у нее дома: коричневый и, чуть двинься, – скрипит. Она наблюдала, как Дерек ходит из угла в угол. Комната была такой крошечной, что, делая два шага в одну сторону, он разворачивался и шел в другую.
Дерек шумно сопел. Блокнот у него на шее трепыхался при каждом шаге.
8:07. Агата сложила руки на коленях и попыталась придумать стульям имена. Карл, сидевший рядом, осторожно накрыл рукой ее ладони. Агата его шлепнула. Карл вскрикнул. Она на него даже не посмотрела.
Стул Неприязни.
– Сквернословие… – Дерек сделал два шага. Руки сжаты в кулаки. Поворот.
– …развратное поведение на публике…
Два шага, поворот. Шаги быстрые, целенаправленные и сдержанные, точно он пытается догнать автобус, но не хочет подавать виду, что спешит.
– …братание с секс-куклами… – Два шага, поворот.
Скрестив руки на груди, Дерек кивнул в сторону пластмассового человека, которого Карл звал Мэнни. Потом повернулся к Агате с Карлом.
– Вы на поезде «Индиан-Пасифик», а не на реалити-шоу. Ясно вам?
8:08. – Успокойся, мужик! – воскликнул Карл.
Дерек остановился как вкопанный, закрыл глаза и закричал:
– Я спокоен!
Он сделал глубокий вдох и потер виски.
– Мы просто живем в свое удовольствие, Дерек, – продолжал Карл. – И ты попробуй.
– Не учите меня жить. Это мой дом, помните? – Дерек схватился за стол обеими руками.
8:08:46. На одно мгновение в груди у Агаты что-то встрепенулось. В выражении Дерека она прочла обычную человеческую боль. Но наваждение рассеялось.
8:09. Дерек уселся на столешницу и закинул ногу на ногу.
– Больше ни в чем сознаться не хотите? – поинтересовался он.
Агата покачала головой.
– Нет. – Она догадывалась, что Карл поступил так же, но смотреть на него не собиралась.
Дерек достал из кармана телефон. Агата заметила, что над верхней губой у проводника проступила тонкая пленочка пота. Агата поморщилась. Бусинки пота многое о нем говорили, и ей это казалось признаком слабости. Агату передернуло: тело предало его. Он не мог изменить его температуру, потерял власть над собственными эмоциями.
Стул Отвращения.
Дерек сунул им под нос телефон. Агата и Карл подались вперед и взглянули на экран. На них с фотографии смотрел молодой пьяница из Калгурли в байковой рубашке. И на руке у него, ясно, как день, значилось: «Туточки был Карл-который-печатает-вслепую».
– О, – сказал Карл.
Агата ударила его по руке.
– Печатник!
Не глядя на нее, Карл потер руку.
– К вашему сведению, это сынуля мэра Калгурли, – заявил Дерек со злобным самодовольством каннибала у поверженной добычи.
– А-а… – кивнул Карл.
– Он важная шишка, этот мэр Калгурли, – продолжил Дерек.
Агата снова ударила Карла по руке.
– Ай, – среагировал Карл.
– И, кстати говоря, такие же подписи обнаружили в Уорвиквейлском доме престарелых и в универмаге неподалеку от него.
– О, – сказал Карл.
– Ничего не напоминает, Карл «который-печатает-вслепую»? – произнес его имя Дерек, изобразив пальцами кавычки.
– Уверен, я не единственный в мире Карл-который-печатает-вслепую, – заметил Карл.
– Уверен, что единственный.
– Ой, ну ты сейчас обделаешься от счастья, правда, Дерек? – фыркнул Карл.
– Вовсе нет, – ответил Дерек.
8:10. – Кстати, вот еще что. – Дерек снова показал им телефон. На этот раз на экране красовалась фотография Карла с надписью: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ».
Карл ухмыльнулся.
– Ха! – воскликнул он.
– Смешно вам, да? – продолжал злиться Дерек.
– Нет. – Карл стер с лица ухмылку.
– Я еще раз спрошу: больше ничего не хотите рассказать? Если сознаетесь во всем, наказание может быть не таким серьезным.
8:10:35. – Нет. – Карл покачал головой.
Внутри у Агаты что-то встрепенулось. Это странное чувство появилось уже очень давно, и она захотела его подавить, и собралась ответить на вопрос, и подавить его, подавить. Она боялась, что и у нее над губой того гляди проступит пот, и потому сказала:
– Он меня похитил.
8:11. Карл повернулся к Агате, но она отвела взгляд. Уставилась себе на колени так, словно находила их ужасно интересными. Хотя, может, они и были слегка любопытными.
«Новая колинка?» – подумала Агата и почесала левое колено через колготки.
Дверь распахнулась. Вошла блондинка в форме «Индиан-Пасифик», держа Милли за руку.
– Милли, – выдохнул Карл. – Слава богу.
И Агата подумала: «Милли. Слава богу», – но вслух ничего не сказала.
– Девочка в порядке, – заметила женщина. – Она была с моим мальчиком.
Милли забралась Карлу на руки. Агата снова обратилась к своим интересным коленям.
– Только полегче, Дерек, – попросила женщина с порога. – Не забывай, она просто ребенок.
Дерек дождался, пока блондинка закроет дверь, и спустя пару мгновений буркнул:
– Да пошла ты, Мел. – Он повернулся к Милли. – Больше походит на дьвольское отродье.
Милли прижалась спиной к груди Карла.
8:12. – «Разыскивается», – сказал Дерек, читая с телефонного экрана. – «Разбойное нападение. Ограбление».
– Ограбление? – перебила Агата.
– Ну и?.. – вздохнул Карл, будто это еще ничего не значило.
Читать бесплатно другие книги:
