Женщины могут все Робертс Нора

— Да, успел.

— Кто работал с этим заказчиком?

— В перечне стоит имя Энтони Авано.

— Значит, все накладные, сведения о расходах и корреспонденция, связанная с этим заказчиком, были подписаны Энтони Авано?

— Да, были. Вплоть до декабря прошлого года. После этого на документах появляется подпись Маргарет Боуэрс.

— Нам понадобится проверить подлинность этих подписей.

— Понятно.

— А также подпись того, кто разрешал отгрузку, утверждал расходы и подписывал приходные ордера от этого заказчика. Донато Джамбелли.

— Signore Каттер, я проведу экспертизу подписей, рассмотрю это дело с точки зрения закона и дам свое заключение… Я сделаю это, — добавил он, — когда получу разрешение самой Signora Джамбелли. Дело деликатное.

— Понимаю. Именно поэтому Донато Джамбелли не сообщили о нашей встрече. Signori, я не сомневаюсь в вашей осторожности. Джамбелли не нужен еще один публичный скандал. Ни компании, ни семье. Вы не будете возражать, если я немедленно позвоню в Калифорнию и сообщу La Signora то, о чем мы только говорили?

Человеку со стороны трудно иметь дело с тем, что касается взаимоотношений руководства и честности одного из членов семьи. Дэвид не был ни итальянцем, ни родней Джамбелли. Два слабых места, решил он. А третьим было то, что он проработал в компании всего четыре месяца.

Он собирался встретиться с Донато Джамбелли один на один. Было два способа справиться с ситуацией. Либо атаковать со своей подачи, либо держать биту наготове и ждать подачи противника.

Снова метафоры из области спорта… Дэвид стоял у окна кабинета, засунув руки в карманы, и следил за оживленным движением на канале. Что ж, справедливо. Бизнес ничем не отличается от игры. Здесь тоже требуются искусство, расчет и везение.

У Донато было преимущество своего поля. Но как только он придет в офис, то окажется на поле Каттера. И Дэвид даст ему это понять.

Зазвонил внутренний телефон.

— Signore Каттер, signore Джамбелли прибыл для встречи с вами.

— Спасибо. Попросите его немного подождать.

Пусть попотеет, решил Дэвид. Если слухи здесь распространяются так же быстро, как в других компаниях, то Дон уже знает о закончившейся встрече. Бухгалтеры, адвокаты, вопросы, досье. А если знает, то зачешет в затылке и начнет волноваться.

Если он достаточно умен, то придумает какое-нибудь правдоподобное объяснение. Задаст серию вопросов, стремясь поставить чужака на место. Притворится оскорбленным и разгневанным. Будет рассчитывать на то, что родственные связи помогут ему выпутаться.

Дэвид открыл дверь кабинета и увидел вошедшего в приемную Донато.

— Дон, спасибо, что пришли. Извините, что заставил вас ждать.

— Вы сказали, что это важно, и я постарался освободиться. — Дон вошел в кабинет, тщательно осмотрел его и слегка успокоился, увидев, что там пусто. — Если бы меня заранее предупредили о вашем прибытии, я отменил бы все дела и показал вам Венецию.

— Да, сборы были быстрые. Правда, я уже бывал в Венеции, но предвкушаю возможность увидеть castello и виноградники. Садитесь.

— Если вы сообщите, когда собираетесь туда поехать, я буду сопровождать вас. Я езжу туда регулярно и проверяю, все ли в порядке. — Он сложил руки на столе. — Итак, чем могу быть полезен?

«Моя подача», — подумал Дэвид и занял место за столом.

— Не могли бы вы объяснить мне, что происходит с заказом Кардианили?

Лицо Дона осталось равнодушным. Он недоуменно похлопал глазами и удивленно улыбнулся:

— Не понял.

— Вот и я тоже не понимаю, — любезно ответил Дэвид. — И поэтому прошу объяснить.

— Дэвид, вы переоцениваете мою память. Я не могу помнить каждый заказ и его детали. Если вы дадите мне возможность поднять дело…

— О, оно уже у меня. — Дэвид постучал пальцем по лежавшей на столе папке. «Застигнут врасплох, — подумал он. — Заранее не готовился». — Ваша подпись присутствует на ряде расходных ордеров, корреспонденции и других финансовых документах, связанных с этим заказом.

— Я подписываю множество таких документов. — На лбу Дона проступила легкая, но заметная испарина. — Я не могу помнить все.

— Но этот заказ вы должны помнить. Потому что такого заказчика не существует. И нет никакого заказа Кардианили. Есть только относящиеся к нему документы. Множество финансовых документов на большую сумму. Но самого заказчика нет. Человека по имени Джорджо Кардианили, с которым вы якобы связывались за последние годы несколько раз, нет. — Он открыл папку и вынул листок с грифом компании «Джамбелли». — Равно как и не существует римского склада, в адрес которого было направлено несколько грузов. Того самого склада, куда вы за счет компании ездили дважды за последние восемь месяцев. Как вы это объясните?

— Не понимаю… — Донато вскочил на ноги. Но выглядел он не разгневанным, а смертельно испуганным. — В чем вы меня обвиняете?

— Пока ни в чем. Просто прошу объяснений.

— У меня нет объяснений. Я не знаю ни этого заказчика, ни его досье.

— Тогда каким образом на этих документах появилась ваша подпись? Удостоверяющая, что на этого заказчика истрачено больше десяти миллионов лир?

— Это ошибка. — Донато облизал губы и выхватил из папки листок с грифом. — Подделка. Кто-то воспользовался моим именем, чтобы украсть деньги у La Signora и моей семьи. Miafa— miglia, — повторил он, прижав к сердцу дрожащую руку. — Я немедленно займусь этим!

«Нет, он не умен, — решил Дэвид. — Просто глуп».

— У вас есть сорок восемь часов.

— Что? Вы смеете предъявлять мне ультиматум, когда речь идет о деньгах, украденных у семьи?

— Этот ультиматум, как вы выразились, исходит от La Signora. Она требует объяснить случившееся в течение двух дней. В настоящее время все операции, связанные с этим заказом, заморожены. Через два дня — считая с сегодняшнего — документы будут переданы в полицию.

— В полицию? — Дон побелел. От его самообладания не осталось и следа, руки дрожали, голос срывался. — Смешно! Это дело в какой-то степени семейное. Мы не хотим официального следствия, не хотим огласки…

— La Signora нужны результаты. Чего бы это ни стоило.

Тут Дон сделал паузу, лихорадочно пытаясь нащупать какой-нибудь способ извернуться и выбраться из пропасти, неожиданно разверзшейся под его ногами.

— Поскольку за заказ отвечал Тони Авано, легко понять, откуда дует ветер.

— В самом деле. Но я не упоминал о том, что это заказчик Авано.

— Это просто предположение. — Дон вытер рот тыльной стороной руки. — Заказ крупный…

— Я не говорил и о том, что Кардианили относится к крупным заказчикам. У вас есть два дня, — тихо повторил Дэвид. — И послушайтесь моего совета. Подумайте о жене и детях. La Signora отнесется к вам с сочувствием, если вы докажете, что боролись за дело и за свою семью.

— Не говорите мне о моей семье. Я был Джамбелли всю свою жизнь. Остаюсь им. И буду Джамбелли даже тогда, когда вас не станет. Мне нужно это досье.

— Вы его получите. — Дэвид проигнорировал властно протянутую руку и закрыл папку. — Через сорок восемь часов.

Дэвида сбивало с толку, что Донато Джамбелли оказался настолько не готов к разговору. Настолько несообразителен. «Но не невинен», — думал он, пересекая площадь Святого Марка. Донато был в грязи по уши. И все же не мог ничего придумать. Из чего можно было заключить, что командовал тут не он. Возможно, Авано. Очень возможно, хотя украденная им сумма сильно уступала тому, что присвоил Донато.

Но Авано был мертв уже четыре месяца.

Детективы, расследующие его дело, будут рады новой информации. Однако как эта грязная история скажется на Пилар?

Чертыхнувшись себе под нос, он подошел к одному из столиков, тут и там стоявших вдоль тротуара. Сел и какое-то время молча следил за толпой туристов, входивших и выходивших из собора. Входивших и выходивших из лавочек по краям площади.

«Авано доил компанию, — думал он. — Это было уже известно и доказано. Но то, что лежало в кейсе Дэвида, коренным образом меняло картину. В этом деле принимал участие и Донато».

А Маргарет? Ничто не говорило о том, что она знала о мошенничестве или принимала в нем участие до своего повышения. Неужели она так быстро переметнулась? Или узнала о фальшивых счетах, и это знание стоило ей жизни?

Как бы там ни было, все это не давало ответа на самый жгучий вопрос: кто стоит во главе? Кто тот человек, к которому наверняка обратится за указаниями и помощью запаниковавший Донато?

Донато легко поверил, что La Signora передаст дело в полицию. Поверит ли в то же самое таинственный «кто-то»? Воз-можно, он — или они — окажутся более хладнокровными и разоблачат блеф?

В любом случае через два дня Донато Джамбелли вышвырнут. И это только добавит Дэвиду головной боли. Дона придется кем-то заменить, и заменить быстро. Внутреннее расследование будет продолжаться, пока не удастся ликвидировать все течи.

Его пребывание в Италии придется продлить. А ему отчаянно хотелось домой.

Он заказал бокал вина, посмотрел на часы и вынул сотовый телефон.

— Мария? Это Дэвид Каттер. Можно Пилар?

— Минутку, мистер Каттер.

Он попытался представить себе, где в данный момент находится Пилар и чем она занята.

В свое последнее свидание они занимались любовью в его микроавтобусе на краю виноградника. Как двое жадных подростков, вспомнил он. Сгорающих от желания прикоснуться друг к другу.

Это воспоминание причиняло ему боль.

Куда легче было представить себе, что она сидит напротив и любуется солнечным лучом, который стрелой пронзает воздух, наполненный хлопаньем голубиных крыльев, и устремляется к потемневшему от времени куполу собора.

Когда все закончится, так и будет, пообещал он себе.

— Дэвид?

Пилар слегка запыхалась, и это заставило Каттера улыбнуться. Значит, она торопилась.

— Я сижу на площади Святого Марка. — Он поднял принесенный официантом бокал и сделал глоток. — Пью кьянти и думаю о тебе.

— А музыка звучит?

— Маленький оркестр на другом конце площади играет мелодии из американских мюзиклов. Это слегка портит впечатление.

— А мне не портит.

— Как дети?

— Нормально. Кажется, мы с Мадди потихоньку начинаем находить общий язык. Вчера после школы она пришла в оранжерею и прочитала мне лекцию о фотосинтезе, из которой я мало что поняла. АТео расстался со своей подружкой.

— С Джулией?

— Дэвид, с Джулией он встречался зимой. Его последнюю пассию звали Кэрри. Он погрустил десять минут, а потом поклялся бросить девчонок и посвятить жизнь музыке.

Это мы уже проходили. Его хватает ровно на один день. Я сообщу, чем это кончится. Как там дела?

— Теперь, когда я говорю с тобой, мне легче. Скажешь детям, что я позвоню им сегодня вечером? Примерно в шесть по вашему времени.

— Ладно. Наверно, ты еще не знаешь, когда вернешься?

— Еще не знаю. Есть сложности. Я тоскую по тебе, Пилар.

— Я тоже тоскую. Окажешь мне одну услугу?

— Ты еще спрашиваешь…

— Посиди там еще немножко. Выпей вина, послушай музыку, последи за тем, как меняется освещение. Я буду думать о тебе и представлять все это.

— Я тоже буду думать о тебе. Счастливо.

Дэвид дал отбой и продолжил смаковать вино. Он впервые говорил с женщиной о своих детях. С женщиной, которая понимала и ценила их. Это связывало их так, словно они и вправду были семьей. И тут он понял, что именно этого и хотел. Он снова хотел иметь семью. Хотел тех прочных связей, которые создают семейный круг.

Каттер порывисто вздохнул и поставил бокал. Он хочет жениться. Хочет, чтобы Пилар стала его женой…

Не слишком ли он торопится? И не слишком ли многого хочет?

Нет. Теперь у него исчезли последние сомнения. Все встало на свои места. Они взрослые люди, прожившие половину жизни. Зачем тратить остаток времени на медленный подъем от ступени к ступени?

Он поднялся и бросил на столик несколько монет.

Зачем тратить драгоценные минуты? Разве есть на свете лучшее место для покупки обручального кольца, чем Венеция? Он свернул за угол. Первая же витрина, приковавшая его внимание, оказалась витриной ювелира. Дэвид решил, что это перст судьбы.

Все оказалось сложнее, чем он думал. Бриллиант был ему не нужен. Дэвиду пришло в голову, что это мог сделать Авано, а ему претило дарить Пилар то, то мог подарить Тони.

Он хотел подарить ей то, что имело бы значение только для них двоих. Вещь, которая доказывала бы, что он понимает ее, как не понимал и не мог понять никто другой.

«Не значит ли это, что он пытается соревноваться с Авано? — думал он, зайдя в другой магазин. — Ну и что?»

Он поднялся по ступенькам узкого моста Риальто, вдоль которого теснились магазинчики. Покупатели с горящими глазами расталкивали друг друга локтями, словно боясь, что у них перед носом купят последний сувенир на свете.

Он пробирался мимо киосков, торговавших кожаными изделиями, футболками, безделушками, и пытался разглядывать витрины. От обилия золота и драгоценных камней рябило в глазах. Сбитый с толку, раздосадованный, уставший от ходьбы, он был готов махнуть на все рукой. В конце концов, можно подождать и попросить совета у кого-нибудь из сотрудников местного офиса.

Потом он свернул, заглянул еще в одну витрину. И увидел то, что искал.

Кольцо с пятью камнями в форме сердечек, идеально сочетавшимися по цвету. «Как ее цветы, — подумал он. — Пять камней. По одному на каждого из них и их детей». Он решил, что синий — это сапфир, красный — рубин, зеленый — изумруд. Названия пурпурного и золотистого камней внушали ему сомнение. Впрочем, какая разница? Это было само совершенство.

Тридцать минут спустя он вышел наружу. У него в кармане лежало полное описание кольца. Два последних камня назывались аметистом и цитрином, или фальшивым топазом. Аметист и цитрин, повторил он. Кольцо тоже лежало в кармане. На нем была выгравирована дата покупки.

Пусть Пилар знает, что он купил его в тот вечер, когда сидел на площади Святого Марка, разговаривал с ней и следил за тем, как наступают сумерки.

Дэвид легкой походкой спустился с моста и побрел по узким улицам, наслаждаясь прогулкой без всякой цели. С наступлением вечера толпы поредели, и каналы стали глянцевито-черными. Он снова и снова слышал эхо собственных шагов и журчание воды под мостами.

Увидев раскрытую дверь траттории, Дэвид свернул туда. Возвращаться в отведенную ему квартиру не хотелось. Если он вернется, то опять начнет работать и испортит все удовольствие, полученное от этого вечера. Он заказал тюрбо и полграфина местного белого.

Дэвид неторопливо ел, улыбался паре, в которой за милю было видно молодоженов, и любовался маленьким мальчиком, сбежавшим от родителей и очаровывавшим официантов. «Типичная реакция влюбленного мужчины, который во всем видит только хорошее», — думал он.

Он потягивал кофе и думал о том, что и как скажет, когда преподнесет кольцо Пилар.

Когда он шел назад, большинство площадей опустело. Магазины были закрыты, а мошенники-лоточники давно упаковали свои товары.

Тут и там светились фонари на гондолах, катавших туристов по боковым каналам, слышались голоса, отражавшиеся от поверхности воды, но большую часть времени Дэвиду казалось, что он в городе один. Наконец-то.

Он наслаждался ночной Венецией, был доволен собой, чувствовал себя сытым и отдохнувшим.

Дэвид миновал еще один мост и побрел по очередной тенистой улице. Одно из верхних окон светилось. Он поднял голову и улыбнулся молодой женщине, которая развешивала на веревке только что выстиранное белье, слабо колыхавшееся на ветру. Растрепанные темные волосы падали ей на плечи. Ее руки были длинными, тонкими, с золотистыми запястьями. Женщина пела, и ее веселый голос звенел в тишине, как колокольчик.

Этот момент врезался в его память.

Темноволосая женщина, припозднившаяся со стиркой и все равно поющая. Доносящийся из окна запах ужина. Она поймала его взгляд и засмеялась. Этот звук был радостным и влекущим.

Дэвид остановился, обернулся, собираясь сказать ей что-нибудь хорошее. И тем спас себе жизнь.

Он ощутил боль. Внезапное страшное жжение в плече. Смутно услышал негромкий хлопок и увидел, что лицо женщины превратилось в туманное пятно.

А потом упал. Он падал долго, невыносимо долго, слыша крики и топот бегущих ног, пока не распростерся на холодных камнях венецианской улицы, окровавленный и потерявший сознание.

Он пробыл без памяти не так уж долго. Вскоре все вокруг затянулось красным туманом, сквозь который прорывались взволнованные голоса. Оцепеневший мозг отказывался понимать итальянскую скороговорку.

Теперь он чувствовал не боль, а жар. Словно кто-то держал его над лижущими языками пламени. И тут он отчетливо подумал: «В меня стреляли».

Кто-то тормошил его. От этого просыпалась боль и вонзалась в тело, как серебряный меч. Он пытался протестовать, пытался защищаться, но сумел выдавить из себя лишь слабый стон. В глазах потемнело.

Когда серая пелена снова рассеялась, он увидел лицо молодой женщины, той самой, которая развешивала белье.

— Сегодня вы работали допоздна. — Эти слова ясно звучали в его мозгу, но губы Дэвиду не подчинялись.

— Signore, perpiacere. Stazitto. Riposta. L…aiutosta venendo.

Он вслушался в эти слова и начал медленно и мучительно переводить их, как студент-первокурсник. Она хотела, чтобы он лежал смирно и отдыхал. «Очень мило с ее стороны», — смутно подумал Дэвид. Помощь приближалась. Какая помощь?

Ах да… В него стреляли.

Он так и сказал ей. Сначала по-английски, потом по-итальянски.

— Мне нужно позвонить детям. Нужно сказать им, что со мной все в порядке. У вас есть телефон?

Он сумел пошевелиться, но снова уронил голову к ней на колени и погрузился в забытье.

— Вы очень везучий человек, мистер Каттер.

Дэвид пытался сконцентрировать взгляд на лице говорившего. Лекарства, которыми его накачали врачи, явно были патентованными. Он не чувствовал не только боли, но и всего остального.

— В данный момент мне трудно согласиться с вами. Извините, я забыл, как вас зовут.

— Де Марко. Лейтенант Де Марко. Конечно, ваш врач говорит, что вам нужен отдых. Но у меня есть несколько вопросов. Не могли бы вы рассказать, что вы запомнили?

Он помнил красивую женщину, развешивавшую белье, и то, как на воде и камнях мерцал свет.

— Я шел пешком, — начал он, пытаясь сесть. — Кольцо Пилар. Я только что купил кольцо.

— Оно у меня. Успокойтесь. У меня ваше кольцо, ваш бумажник и ваши часы. Все будет в сохранности.

Полиция, вспомнил Дэвид. Люди услышали раздавшийся на улице выстрел и вызвали полицию. Этот человек был похож на копа, хотя и мало напоминал лощеных детективов Сан-Франциско. Де Марко был коренастым и лысоватым. Оба этих недостатка искупали роскошные черные усы, украшавшие его верхнюю губу. Его английский был четким и правильным.

— Я возвращался к себе на квартиру. Решил немного прогуляться. После работы прошелся по магазинам и купил кольцо. Пообедал. Был чудесный вечер, а я весь день проторчал в кабинете. Увидел женщину в окне. Она развешивала белье. Это была настоящая картина. Она пела. Я остановился и посмотрел вверх. А потом упал. Я почувствовал… — Он поднял руку и прикоснулся к своему плечу. — Я знал, что в меня выстрелили.

— В вас раньше стреляли?

— Нет. — Дэвид скорчил гримасу. — Но догадаться нетрудно. Должно быть, я потерял сознание. Когда я очнулся, рядом со мной была та женщина. Думаю, она прибежала, когда увидела, что случилось.

— Вы видели, кто стрелял в вас?

— Я не видел ничего, кроме стремительно поднимавшейся мостовой.

— Мистер Каттер, как вы думаете, почему в вас стреляли?

— Не знаю. Наверно, это было разбойное нападение.

— Однако все ваши ценности оказались на месте. Что вы делаете в Венеции?

— Я — главный менеджер компании «Джамбелли — Мак-миллан».

— Ага… Значит, вы работаете у La Signora.

— Да.

— Верно, что у La Signora есть проблемы в Америке?

— Были, но я не понимаю, какое отношение это имеет к попытке моего уличного ограбления в Венеции. Мне нужно позвонить детям.

— Да-да, мы это устроим. Мистер Каттер, вы знаете в Венеции человека, который мог бы желать вам зла?

— Нет. — Едва успев сказать это, он подумал о Донато. — Нет, — повторил он. — Я не знаю никого, кто мог бы выстрелить в меня на улице. Лейтенант, вы говорили, что мои ценности у вас. Кольцо, которое я купил, бумажник, часы. И кейс.

— Никакого кейса мы не нашли. — Де Марко откинулся на спинку стула. Женщина, бывшая свидетельницей выстрела, утверждала, что у жертвы был чемоданчик. Она описала пострадавшего очень подробно. — Что было в кейсе?

— Документы из офиса, — сказал Дэвид. — Просто документы.

«Удар за ударом, — думала Тереза. — Даже моя стойкость не выдерживает этих постоянных атак». Однако она шла с Эли в семейную гостиную с идеально прямой спиной. Там были дети, ждавшие звонка от отца.

«Невинные дети, — думала она, глядя на Мадди, развалившуюся на диване и уткнувшуюся носом в книгу, и на Тео, который что-то бренчал на пианино. — Почему эту невинность должны были украсть так быстро и так страшно?»

Она сжала руку Эли. Чтобы подбодрить его и собраться с силами самой. А потом переступила порог.

Пилар оторвала глаза от своего рукоделия. Хватило одного взгляда на мать, чтобы у нее замерло сердце. Она выронила вышивание и медленно поднялась.

— Мама?

— Сядь, пожалуйста. Тео… — Она жестом велела ему перестать играть. — Мадди… Хочу сразу сказать, что с вашим отцом все в порядке.

— Что случилось? — Мадди скатилась с дивана. — С ним что-то случилось! Вот почему он не позвонил. Он всегда звонит вовремя.

— Он ранен, но не сильно. Сейчас он в больнице.

— Несчастный случай? — Пилар подошла и положила руку на плечо Мадди. Девочка попыталась вырваться, но Пилар только усилила хватку.

— Нет, не несчастный случай. В него стреляли.

— Стреляли? — Тео быстро встал из-за пианино. У него стало горько во рту от страха. — Не может быть. Это ошибка. Кому понадобилось в него стрелять?

— Его отвезли прямо в больницу, — продолжила Тереза. — Я говорила с его лечащим врачом. Ваш отец чувствует себя хорошо. Согласно бюллетеню, его состояние не внушает опасений.

— Послушайте меня… — Эли шагнул вперед и взял за руки Мадди и Тео. — Мы бы не стали вам говорить, что все в порядке, если бы было по-другому. Я знаю, вы испуганы и взволнованы. Мы тоже. Но врач выразился очень определенно. Ваш отец силен и здоров. И скоро полностью оправится.

— Хочу, чтобы папа вернулся. — У Мадди дрожали губы. — Хочу, чтобы он был дома.

— Он вернется сразу же, как только выйдет из больницы, — сказала ей Тереза. — Я распоряжусь. Маделин, как по-твоему, отец любит тебя?

— Конечно.

— Ты можешь себе представить, как он волнуется за тебя и твоего брата и как это волнение мешает ему выздороветь? Ради него ты должна быть сильной.

Когда зазвонил телефон, Мадди вихрем кинулась к нему.

— Алло! Алло! Папочка? — По ее лицу текли слезы, тело била крупная дрожь. Однако она шлепнула Тео, когда тот попытался отнять у нее трубку. — О'кей… — У девочки сорвался голос, и она повернулась к Терезе. — О'кей, — повторила Мадди, провела рукой под носом и судорожно вздохнула: — Поняла. А пулю тебе отдадут?

Она слушала голос отца, но не сводила глаз с кивавшей ей La Signora.

— Ага, Тео здесь. Он толкается. Можно, я его стукну?.. Слишком поздно, — после маленькой паузы ответила она. — Я уже его стукнула. Ага, передаю.

Она сунула брату телефон.

— Ты сильная молодая женщина, — сказала ей Тереза. — Отец бы гордился тобой.

— Пусть он вернется домой, ладно? Пусть только вернется! — Мадди бросилась в объятия Пилар и заплакала.