Идолы Штоль Маргарет
— Конечно, — отвечаю я и смотрю, как она бежит через вымощенный камнем двор, гоняясь за своими тезками.
Как странно, что она считает необходимым спросить меня. Будто я в каком-то смысле отвечаю за нее. Будто мы и вправду сестры.
— Перестань таращиться на нее так, словно она какая-нибудь лабораторная крыса, — говорю я Фортису, когда Воробей убегает достаточно далеко и не может нас слышать. — Она просто ребенок!
Фортис серьезен.
— Ты не понимаешь. Пятая не какой-нибудь там ребенок, Дол. Не просто ребенок. Не такая, как все вы. — Голос Фортиса звучит почти мрачно. — Во всяком случае, она не должна была существовать.
— Так почему тогда существует? — Я произношу эти слова, но совсем не уверена, что хочу знать ответ. — И какой она замышлялась?
Фортис прислоняется к белой оштукатуренной стене храма:
— Простыми словами? Душа мира. Человечность в самом базовом генетическом смысле.
Наконец-то…
Фортис никогда прежде не был со мной так откровенен. Ни с кем из нас. Он никогда не признавался, что знает о нас так много.
Знает о том, для чего мы предназначены.
О том, что мы можем сделать.
Ро недоверчиво смотрит на Фортиса:
— Душа мира? Это что, шутка такая?
Я внимательнее всматриваюсь в мерка, потому что мне совсем не кажется, что он шутит.
— Что ты такое говоришь, Фортис?
— Пятая — Воробей — никогда не была шуткой. Но она и реальностью не была до этого момента.
Наконец заговаривает Лукас:
— Тогда что она такое?
— Что-то вроде предохранительного устройства, кроме всего прочего.
Тима кивает:
— Кроме нас, ты хочешь сказать.
Фортис пожимает плечами, хотя мы все прекрасно знаем, что слова Тимы не вопрос.
— Воробей задумывалась как все то, чем не являются Лорды. Печаль, и любовь, и гнев, и страх, — говорит он. — Как вы, да. Но она должна была стать чем-то большим, чем-то вроде суммы всего этого. Предназначение Воробья — стать единственным шансом, который у нас есть как у расы, сохранить все то, чем мы всегда были. То, что делает нас людьми.
— И что же это такое, Фортис? — спрашиваю я, но не уверена, что он и сам это знает.
И знает ли это вообще кто-нибудь?
Что именно делает нас людьми?
Но я догадываюсь еще до того, как Фортис мне отвечает. Думаю, мне напомнили об этом птицы. Птицы и то, что говорил о них Епископ.
— Надежда. Воробей — надежда. Вот что она такое. — Я смотрю на Фортиса.
Он кивает:
— Маленькая птичка. Воробышек. Espera. Icon speraris, если уж говорить точно. Икона надежды.
— Так вы все знали? Все это время? О Воробье?
Хотя я всегда была уверена, что Фортис знает куда больше, чем делает вид, эти слова, произнесенные им теперь, повисают в воздухе между нами и вызывают во мне боль.
— Не все мы… — Мерк явно чувствует себя неловко.
И тут я понимаю.
— Только ты один знал, — медленно произношу я.
Биби, стоящий у двери, говорит:
— Мы ничего не знали, Дол. Все мы. Никогда не пытались создать пятый образец. И насколько нам было известно, первые четыре попытки оказались неудачными.
— Четыре? Ты говоришь о нас? — Я перевожу взгляд с Биби на Фортиса. — Не о Воробье?
Фортис мрачнеет.
— Откуда она взялась — не понимаю. И не знаю, как объяснить в научных терминах. Это произошло уже после прибытия Лордов. Так что кто знает, откуда она появилась на самом деле?
Я отворачиваюсь. Солнце встает, небо наполнено птицами, и откуда взялась Воробей, теперь кажется совершенно несущественным.
— Рассвет. Нам пора отправляться в путь.
Но, говоря это, Фортис смотрит в небо и не делает ни единого движения.
— Верно, — откликается Биби. — Слоны уже, должно быть, прогрызли себе дорогу до Чиангмая. — Он потирает живот при мысли о завтраке, который, похоже, никто не собирается нам предлагать.
— Мы готовы, — говорит Тима. — Мы сделали то, для чего сюда пришли.
Она улыбается Воробью, которая играет во дворе с птицами. Брут носится вокруг.
Ах, маленькая сестренка! Мне придется тобой делиться. Я этого не хочу, но придется.
Делиться с Тимой. И с Лукасом тоже. И даже с Ро.
Я смотрю на них троих, а они смотрят на девочку так, будто она огонь, а мы все отчаянно хотим согреться.
Может быть, совсем не важно, как она очутилась здесь.
Может быть, не важно, как все мы здесь очутились.
Может быть, значение имеет лишь то, что мы здесь, и мы живы, и мы вместе.
Даже если все, что у нас есть, — это мы сами. Может быть, этого вполне достаточно.
— Пора идти, — говорю я. — Здесь наши дела закончены.
— Согласен. Здесь нам больше делать нечего, — кивает Фортис, и его взгляд задерживается на мне. — И тебе тоже.
Со стороны зеленого полога джунглей внезапно раздается ужасающий шум. Пальмы яростно раскачиваются, сгибаясь под порывами ветра неимоверной силы.
Я вижу через двор, как волосы Воробья взлетают над головой.
А потом я чувствую это.
Агрессия. Пульсирующая ярость. Адреналин.
Я ощущаю их.
— Что за… — Ро хмурится, глядя на горизонт.
Тима судорожно вздыхает.
Лукас застывает на месте.
— Черт побери… — бормочет Фортис.
Мы все знаем, что произойдет дальше.
Какая-то вертушка поднимается над вершинами деревьев, прямо у основания каменных ступеней, что ведут к Ват Дой Сутхеп.
Птицы вспархивают с окрестных деревьев, и я наблюдаю за ним, лишившись дара речи.
Это все равно что смотреть на фейерверк. Птицы в небе как будто подброшены взрывом и раскиданы в стороны.
Вертушка не останавливается. Она неровно движется над бесконечным зеленым пространством, но упорно приближается к нам, и у меня все опускается внутри.
Когда она уже достаточно близко, я вижу в его окне некое лицо.
То самое, которое видела на огромных плакатах на улицах Старого Бангкока.
Это дело нескольких минут — наружу вот-вот посыплются симпы.
Нет!
Осторожные деревенские пятятся, пятятся, а потом обращаются в бегство. Они знают, что такое посольское воинство. А вертушка — на всех языках вертушка.
Нет. Нет. Нет.
— Воробей! — кричу я.
Она оглядывается.
Не в этот раз.
В этот раз никто никого и ничего не заберет у меня.
— Беги!
Она без колебаний бросается к джунглям, и я несусь вниз по каменным ступеням за ней, следуя собственному приказу.
Земля мелькает под моими ногами, камни осыпаются, корни деревьев извиваются, как полоса препятствий. Я перепрыгиваю через них, едва не падая, и притом не спускаю глаз с маленькой девочки впереди.
Я слышу, как вдали ритмично топочут военные ботинки симпов.
Этот звук становится громче с каждой секундой.
Первой хватают Тиму.
Потом Лукаса.
И наконец Ро.
К тому моменту, когда я ощущаю на себе затянутые в перчатки руки, я уже понимаю, что это неизбежно.
Они пришли за Воробьем — за всеми нами, — и я ничего не могу сделать, чтобы остановить их.
ДОНЕСЕНИЕ В ГЛАВНОЕ ПОСОЛЬСТВООТДЕЛЕНИЕ В ВОСТОЧНОЙ АЗИИПОМЕТКА: СРОЧНО
ГРИФ: ДЛЯ ЛИЧНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ
Подкомитет внутренних расследований 115211В
Относительно инцидента в Колониях ЮВА
Примечание. Свяжитесь с Джасмин3к, виртуальным гибридом человека 39261.ЮВА, лабораторным ассистентом доктора И. Янг, для дальнейших комментариев, если понадобится.
ДОК ==› ФОРТИС
Расшифровка — Журнал соединений, 20.02.2070
//соединение начато;
ДОК: Я думаю, это прорыв.;
ДОК: НУЛЛ, похоже, не уверен в отношении своих приоритетов и миссии. Просмотри предыдущие протоколы для уточнения.;
ФОРТИС: Спасибо… Думаю, у меня есть кое-какие идеи насчет того, как мы можем все это немного затянуть.;
//соединение завершено;
Глава 32
Объединение
Я смотрю на человека, стоящего передо мной. Он совершенно не похож на свои официальные портреты, что красуются на половине зданий в Колониях.
Он в густо разукрашенном, ало-золотом мундире, ни одного мягкого тона, как и на портретах в Старом городе, но в реальной жизни он гораздо, гораздо меньше.
Меньше и костлявее.
Он — как злобная собака в момент покоя.
Или как ночной кошмар, который не выглядит как кошмар, если видишь его при свете дня.
А может, все это он и есть?
Ночной кошмар?
Может, я проснусь и увижу, что просто заснула в пустыне, прямо на земле? Или — лучше — на полу в миссии, перед печью, рядышком с Ро?
— Выпьешь? — спрашивает Главный Посол Планеты Миядзава, доставая из кармана фляжку.
Он стоит на камнях во дворе храма, и я невольно отмечаю, что пряжки на его ботинках бронзовые.
И что мои собственные армейские ботинки покрыты грязью.
У меня с этим человеком нет ничего общего.
Я качаю головой.
— Но не возражаешь, если я выпью? — Главный Посол широко улыбается.
Я пожимаю плечами.
— Отпусти их, — говорит из-за моей спины Фортис. — Ты ведь знаешь, что не их ищешь. А я — вот он, здесь.
Главный Посол Планеты вскидывает брови:
— Не льсти себе, мерк.
Ро стоит так близко ко мне, что я чувствую, как его рука задевает мою руку. Тима и Лукас стоят по другую сторону.
Но Фортис, конечно, ошибается. Мы все знаем, что симпы явились не за ним. И он тоже это знает.
— Так много нужно обсудить. — Главный Посол поднимает флягу. — За новое начало!
Я таращусь на него:
— Ты хочешь сказать — за конец?
Главный Посол пожимает плечами:
— Ничего подобного. Пришло время праздновать. День Объединения. Перемены — это возможности. Перемены — это рост. Для наших людей, и для нашей планеты, и для нас. Поверьте в перемены.
Ничто в этом человеке не может пробудить хоть какое-то подобие доверия.
Посол снова протягивает мне фляжку:
— Ну же, выпей! Это не яд. Это кока. Кокосовая вода, сок лайма, коричневый сахар. Кока Колоний Юго-Восточной Азии. — Он дергает плечом. — Колонисты верят, что кока укрепляет душу.
Я принимаю флягу. Набираю жидкость в рот — она горьковатая и кислая из-за лайма и сладкая от сахара, — а потом выплевываю прямо ему в лицо.
В одно мгновение симпы оказываются передо мной. Один хватает меня за волосы и дергает назад изо всех сил.
Главный Посол улыбается:
— Где твои манеры, Долория? Разве тебя ничему не учили?
— Только желанию плюнуть в лицо любому Послу.
Когда я это говорю, остальные улыбаются, и на секунду мы чувствуем себя так, словно опять очутились в классной комнате в Санта-Каталине и дразним полковника Каталлуса.
Главный Посол неторопливо, демонстративно достает носовой платок и вытирает лоб.
— Какой гнев, — говорит он.
— Какой предатель, — говорю я.
— Я не забыт человеческой расой, — фыркает Главный Посол. — Это что, обычное обвинение в мой адрес?
— Это, да еще то, что ты Главная Бронзовая Задница, — бросает Ро, усмехаясь Главному Послу так, будто совершенно не боится ни его, ни всех этих симпов, хотя, зная Ро, можно предположить, что так оно и есть.
— Наоборот, — возражает Главный Посол. — Веришь ты или нет, но я прежде всего занимаюсь тем, чтобы спасти человеческую расу от полного уничтожения.
— Ну, если посмотреть с нашей стороны, не слишком на то похоже, — говорит Лукас.
— Но вряд ли вы можете сейчас судить об этом, а, дети?
— Что ты хочешь этим сказать? — На этот раз осмелилась заговорить Тима.
— А почему бы вам не спросить мерка? Или монаха? Почему бы вам не спросить их, что случилось в тот день, когда вы родились, если это можно так назвать? Почему бы вам не спросить их, насколько вы четверо на самом деле «люди»? Прежде чем вы начнете допытываться о моей собственной человечности.
Насколько мы люди?
Разве не этот самый вопрос висел невысказанным все это время? Какой обыкновенный человек смог бы сделать то, что делаем мы?
И ощущать все так, как ощущаем мы.
Мысль наконец-то оформляется в слова, и меня хватает только на то, чтобы никак не показать этого и не дать Послу насладиться моим осознанием.
Но мой желудок сжимается в тугой комок, а сердце колотится, и я стараюсь сосредоточиться на маленьких блестящих глазках Посла, чтобы не потерять сознания.
Главный Посол придвигается ко мне и улыбается с видом заговорщика:
— Все меняется, Долория. И мир изменился. Старые различия и высокие качества уже бесполезны. И нет свободы лучше той, что нам уже дана. Разве ты сама в глубине души не веришь в это?
— Нет, — отвечаю я.
— Но ты тоже изменилась. Ты уже не та маленькая девочка-грасс, что жила в миссии Ла Пурисима, ведь так? — Он наклоняется вперед. — Все то, что ты видела? Люди, которых ты потеряла? Это ведь изменило тебя, разве нет? Ты не та же самая, и мир не тот же самый. Так зачем притворяться, что он прежний?
Я чувствую друзей рядом со мной.
Я чувствую позади Фортиса и Биби, недовольных друг другом.
Я чувствую Епископа, и падре, и моих родных.
Я не сдаюсь.
Я сосредоточенно озираю окрестности храма. Воробей все еще прячется где-то в джунглях, и пока ее не нашли, происходящее меня не интересует.
Потом я снова смотрю на Главного Посла Планеты:
— Нет, ты ошибаешься. Я совсем не изменилась.
— Зато я изменился, — говорит Ро, выступая вперед. — И в этом суть. — Он смотрит на Посла. — Я могу убить тебя прямо сейчас, и ты сдохнешь. При таком развитии событий не станет больше Главного Посла Миядзавы. — Ро усмехается. — И это то, что должно измениться.
— Ну и ладно, — спокойно откликается Главный Посол.
Но Ро не спокоен. Не сейчас.
— Конечно, появится другой Посол, и он займет твое место — заполнит ту крошечную, совсем крошечную пустоту, что останется после твоей смерти, но это будешь уже не ты. И на несколько критических дней вся система ослабеет.
— Прекрати! — требует Посол. — Ты просто не понимаешь, кто твой настоящий враг.
Он встревожен. Я это ощущаю. Он отлично знает, на что способен Ро. Он, похоже, все это время выслеживал нас, наблюдал за нами.
В особенности за Ро.
— Очень даже понимаю! Это Безликие, им хочется получить планету, но ведь именно вы подносите ее им. Они могли разрушить Безмолвные Города, но именно вы строите для них новое оружие.
Для человека настолько безумного, каким обычно бывает Ро, сейчас он говорит с удивительной ясностью, четко излагая свои мысли.
— Я не понимаю, о чем ты, — отвечает Посол как можно более ровным тоном.
— Как насчет той деревни? Ты знаешь, о которой я говорю… вниз по реке, — произносит Тима, тоже делая шаг вперед.
Лукас смотрит прямо в глаза Главному Послу:
— Ты уж нас извини, если идея превращения в человеческий суп не слишком нас привлекает.
— Что это было? — спрашиваю я, оглядываясь на остальных. — Мгновенное приготовление первичного бульона?
— Мм… — мычит Ро. — Пальчики оближешь.
— Вы просто дети, — говорит Главный Посол. — Вы не понимаете… Для вас это просто игра. Вы не знаете, с кем пытаетесь бороться. А я знаю.
— Думаю, и мы знаем. — Ро протягивает руку и помахивает пальцами прямо перед лицом Главного Посла. — А знаешь, что еще я думаю? Думаю, что пришла пора спалить это местечко.
Глаза Главного Посла расширяются. И прежде чем он успевает произнести хоть слово, симпы бросаются к Ро, выхватывая оружие.
Ошибочный ход.
Потому что в то же мгновение мир взрывается пламенем вокруг нас, со всех сторон. Немногие оставшиеся поблизости местные бросаются бежать кто куда. Их крики почти заглушают звуки выстрелов, когда симпы начинают стрелять, но дым не дает им прицелиться, а ружья и пистолеты вскоре раскаляются так, что держать их становится невозможно.
Ро вышел из себя.
Лукас, Тима и я пригибаемся к земле, выскакиваем за каменную ограду храма и несемся по полустертым каменным ступеням вниз, в джунгли.
А Дой Сутхеп мгновенно превращается в зону военных действий. Если Главный Посол сумеет выжить в этой огненной буре, то он такой же нелюдь, как и Лорды. А если Ро способен устроить подобное буйство, то он просто не может быть человеком.
Когда вертушка Главного Посла Планеты загорается, я вижу отражение моей мысли на лицах симпов. Они наконец-то напуганы.
А когда вертушка взрывается, приходят в настоящий ужас.
Пока мы наблюдаем за тем, как вершину горы охватывает пламя, камни под нашими ногами начинают дрожать. Земля трясется и трескается вокруг меня, огромные валуны переворачиваются и подпрыгивают, словно простые комья грязи.
Я кричу, но почва между нами движется слишком быстро, и мы катимся в разные стороны от вновь образовавшейся и удивительно глубокой расщелины.
Я узнаю первое черное щупальце в тот же момент, когда оно высовывается из-под земли, разворачиваясь, как стебель боба в миссии.
Но это не бобовый стебель.
Обсидиановые корни уж слишком знакомы.
Лукас поднимает голову, его лицо испачкано грязью и сажей.
— Икона? Здесь?
Тима лежит на земле, отталкивая щупальце ногой. Земля раскачивается слишком сильно для того, чтобы подняться. И я цепляюсь за ствол тикового дерева обеими руками, но едва могу устоять.
Икона.
Здесь.
Потому что мы здесь.