Я была здесь Форман Гейл
Я качаю головой.
– Не знаю толком. Что-нибудь подозрительное.
– Подозрительное в каком смысле? Ты подозреваешь, что ее убили, или что?
– Я пока не знаю, что думать. Но тут есть что-то странное, неоднозначное. Начиная с того, что за Мэг никогда не наблюдалось склонностей к самоубийству. Я об этом много думала. Пусть я даже не знала о том, что происходило здесь, но мы с ней всю жизнь дружили. И за все эти годы она никогда ни о чем таком не помышляла, не говорила. Значит, произошло что-то еще. Что толкнуло ее через край.
– Что-то, что толкнуло ее через край, – повторяет Бэн. Качает головой и прикуривает еще одну сигарету от предыдущей. – Что именно?
– Точно не знаю. Но в ее предсмертном письме были слова, что она одна приняла это решение. Как будто мог быть кто-то еще.
Бэн выглядит очень уставшим. И долго молчит.
– Может, она хотела, чтобы ты не чувствовала себя виноватой?
Я смотрю ему в глаза чуть дольше, чем следовало бы, пока не становится неприятно.
– Этого у нее не получилось.
Снова начинается дождь, мы с Бэном возвращаемся в дом. Он делает буррито с черной фасолью и темпе – в холодильнике стояла готовая смесь, – а потом показывает мне свою заначку сыра в пластиковой коробочке и натирает его для посыпки. Мы доели, а прошел всего час, ребята назад поедут только в пять, и времени впереди еще столько, что зевать хочется. Бэн предлагает показать мне Сиэтл, Спейс-Нидл или что-нибудь еще, но на улице не по сезону холодно, и мне никуда не хочется идти.
– А что будем делать? – спрашивает он.
В гостиной стоит небольшой телевизор. Внезапно очень притягательной становится идея заняться чем-нибудь обычным – не идти на заупокойную службу и не читать чужую электронную почту, а просто посидеть перед экраном, что после смерти Мэг казалось каким-то неправильным.
– Телик можно посмотреть, – говорю я.
Бэн удивляется, но берет пульт, включает ящик и отдает пульт мне. Мы смотрим повтор «Ежедневного шоу»[21], а котята устраиваются рядом. Телефон Бэна вибрирует от эсэмэсок, раздаются звонки. На некоторые он отвечает, выходя в другую комнату, и я слышу его тихое «да тут дела возникли, может, завтра встретимся», – говорит он кому-то из звонящих. Я также подслушиваю унизительно длинный разговор, в котором он несколько раз объясняет несомненно тупой девочке по имени Бетани, почему не может к ней приехать. Он несколько раз повторяет, что, может, она сама приедет. Бетани реально пора бы уже понять. Даже мне слышно, насколько ему это по фигу.
К тому времени как он возвращается, я уже смотрю MTV, там идет марафон шоу «Беременна в 16». Оказывается, Бэн его раньше не видел, так что я объясняю ему суть. Он качает головой.
– Слишком уж близко к телу.
– Ага, – соглашаюсь я.
Его телефон пиликает от очередной эсэмэски.
– Я могу уйти, если мешаю, – говорю я.
– Да, я бы действительно предпочел, чтобы мне не мешали, – соглашается Бэн. Я уже готова собраться и переждать несколько часов в кафе, как он вдруг выключает телефон.
Мы смотрим передачу. Через несколько серий Бэн уже настолько увлекается, что начинает кричать на телик, как в свое время делали и мы с Мэг.
– Вот хороший аргумент в пользу обязательного предохранения, – говорит он.
– От тебя кто-нибудь беременел? – спрашиваю я.
У Бэна глаза на лоб лезут. Теперь у них цвет электрического разряда, хотя, может, просто свет от экрана отражается.
– Это очень личный вопрос.
– Тебе не кажется, что нам с тобой уже не до церемоний?
Он смотрит на меня.
– Один раз в старших классах было такое подозрение. Оказалось, ложная тревога. Но урок я усвоил. И всегда пользуюсь презервативами, в отличие от этих уродов, – он показывает на телик. – А иногда думаю, что меня надо бы кастрировать, как Раза и Еще Раза.
– Раза. Еще Раз – девочка, так что ей, наверное, яичники удалили.
– Ну ладно, как Раза.
– Ты разве не хочешь детей? Когда-нибудь?
– Я понимаю, что должны быть. Но в мыслях о собственном будущем у меня их нет.
– Живи быстро, умри молодым, – всем эта идея кажется романтичной, а мне противно. Я видела фото Мэг в полицейском отчете. Ничего прекрасного в ранней смерти нет.
– Нет, умирать я тоже не собираюсь. Просто не вижу себя… в отношениях.
– Ну, не знаю, – говорю я. – На вид у тебя довольно много отношений. – Я показываю на телефон.
– Наверное.
– Наверное? Дай угадаю. У тебя тут прошлой ночью ночевала какая-то девчонка?
У Бэна слегка розовеют уши, что отвечает на мой вопрос.
– И сегодня будет ночевать?
– Смотря… – начинает он.
– На что?
– Решишь ли ты остаться.
– Бэн, ну что за фигня? У тебя что, зависимость какая-то? Может, тебе за помощью обратиться?
Он вскидывает руки, словно сдаваясь.
– Коди, успокойся. Я имел в виду, если ты решишь остаться и переночевать на диване.
– Бэн, я тебе скажу прямо, чтобы недоразумений не было: я никогда не буду спать ни с тобой, ни где-то поблизости.
– Тогда вычеркиваю тебя из списка.
– Полагаю, он у тебя длинный.
У него достает совести сделать вид, что он смущен.
Мы продолжаем смотреть телик.
– Можно еще кое-что спросить?
– Если я скажу «нет», это тебя остановит? – отвечает он.
– Зачем тебе это? То есть зачем парням секс. Я понимаю, что вам постоянно хочется, но почему каждую ночь с новой девушкой?
– Не каждую с новой.
– Но наверняка почти каждую.
Бэн достает пачку и принимается крутить в пальцах сигарету, не зажигая. Видно, что ему хочется прикурить, но дома, видимо, нельзя. Через какое-то время он прячет ее обратно.
– Ты знаешь, что знаешь, – говорит он.
– В каком смысле?
– Просто… нет такого инстинкта – становиться мужчиной… – после чего он умолкает.
– Ой, я тебя умоляю. Я своего отца ни разу не видела, мать моя тоже далеко не образцовая, но я их ни в чем не виню. А с тобой что, Бэн, без папы рос? Ну, заплачь еще из-за этого.
Он смотрит на меня зло, как тогда на сцене, как первый раз в комнате Мэг.
– Да нет, отец у меня был, – отвечает он. – У кого, думаешь, я этому научился?
Примерно в полпятого Гарри пишет, что они уже закругляются и скоро будут. Я собираюсь, мы с Бэном выходим на улицу и ждем.
– Увидимся еще? – спрашивает он.
У меня перехватывает дыхание. Не знаю почему.
– Если нет, то мне надо тебе кое-что сказать, – продолжает он.
– А, ну ладно. – Вот почему он хотел, чтобы я приехала. Не котят посмотреть. А выслушать его исповедь. – Давай.
Он долго затягивается, а когда потом выдыхает, дыма почти нет. Словно весь яд остался у него внутри.
– Она заплакала. После того как мы переспали. Заплакала. Сначала все нормально было, а потом расплакалась.
– Она что, пьяная была? – спрашиваю я. – Сильно?
– Ты думаешь, что я трахнул ее в бессознательном состоянии? Боже мой, Коди, я не такая скотина.
– Ты удивишься, сколько таких.
И я рассказываю. О первом опыте Мэг. О вечеринке в школе. Она прилично нахлесталась «Егермейстера» и начала целоваться с Клинтом Рэндхурстом. События развивались слишком быстро. Не то чтобы она сказала «нет», но «да» точно не говорила. Более того, однозначно мононуклеозом ее заразил он. Заболела она после этого случая.
И потом Мэг поклялась, что больше никогда этого делать не будет с человеком, к которому у нее нет настоящих чувств. Так я поняла, что к Бэну она неравнодушна, хотя, вероятно, и зря.
– Дело не в тебе. То есть не ты ее до слез довел. Или, может, это было от счастья, от облегчения. Ты явно ей нравился. Может, поэтому она и расплакалась. – Я говорю это, чтобы ему стало полегче – а может, и мне самой, по настоянию подруги я никому об истории с Клинтом не рассказывала. Но Бэн, наоборот, кажется еще печальней. Качает головой и, опустив взгляд, молчит.
Подъезжает фургончик с благодетелями, Упоротый Ричард замечает опущенный взгляд Бэна и смотрит на меня.
– Что он на этот раз наделал? – спрашивает Ричард.
– Ничего, – я залезаю в фургон.
– Если еще что-то на ее компе найдешь, расскажешь мне? – кричит Бэн.
– Хорошо.
Он закрывает за мной дверь и стучит по ней два раза.
И мы уезжаем.
13
Гарри всю ночь сидел за ноутбуком. И все следующее утро. Я проснулась довольно рано, и у него горел свет, я даже не уверена, что он ложился.
– Почти получилось, – сообщает он, сияя от радости. – Кодировка оказалась такая необычная. Мэг это сама сделала?
Я пожимаю плечами и качаю головой.
– Если да, то мне еще больше жаль, что ее не стало, – теперь он качает головой. – Нам с ней было бы интересно.
Я улыбаюсь из вежливости.
– Люди такие непредсказуемые, – говорит Гарри.
Да. Это точно.
Через несколько часов просыпается Элис и кидается ко мне с объятиями, словно мы с ней закадычные подруги.
– Ты где вчера пропадала? – интересуется она.
– Тут никого не было, и я с ребятами поехала в Сиэтл.
– А я тебя ждала, но не дождалась и пошла в кино. Но не важно. Главное, теперь ты здесь. Я сделаю французские тосты! – объявляет она. – Из домашнего хлеба.
Я иду за ней на кухню. Элис пытается нарезать хлеб, но нож не входит в буханку. Так что я предлагаю позавтракать не дома.
Мы идем в ту же забегаловку, где я ночевала несколько недель назад. Элис там не нравится, потому что яйца не от таких кур, которые гуляют на свободе, а мне нравится, потому что завтрак стоит всего два девяносто девять. Элис болтает об учебе, о грядущих экзаменах, о том, что на лето она поедет домой в Юджин, где, по ее словам, в хорошую погоду как в раю, некоторые даже голые ходят. Она приглашает меня навестить ее там до того, как она уедет работать в Монтану. Я натянуто улыбаюсь. Я не знаю, что мне делать, – она ведет себя так, словно мы подруги, но мы всего лишь общие знакомые человека, которого больше нет.
– А зачем ты вчера ездила в Сиэтл? – через какое-то время спрашивает Элис.
– Котят повидать.
– И Бэна МакКаллистера?
– Ну да, он там тоже был.
У нее в глазах вспыхивает огонек.
– Красавчик он, да?
– Да, наверное.
– Наверное? Ведь у них с Мэг что-то было?
Я помню его пошлую характеристику их связи. «Я ее трахнул», – объявил он с таким презрением – и к Мэг, и к случившемуся, и к самому себе, так что мне даже непонятно, зачем ему это было нужно.
– Я бы не сказала, что это было «что-то».
– Я бы от такого не отказалась.
Элис кажется такой юной, милой и невинной. А что бы с ней стало, если бы ее использовал Бэн? Картинка рисуется безрадостная.
– Ага.
Когда уже почти все доедено, приходит СМС от Гарри: «Раскрыл».
Я плачу за нас обеих, и мы с Элис поспешно возвращаемся домой. Гарри ждет нас на крыльце, ноутбук Мэг у него на коленях.
– Смотри, – говорит он.
Я смотрю.
Там открытый документ с коммерческой шапкой «Промышленная клининговая компания Хай-Ватт» и всякие номера.
– Что это?
– Лицензия.
– Что она делает у Мэг?
– На такую покупку нужно разрешение, – он переходит в другое окно, в котором содержится список смертоносных химических реактивов, где их приобрести, как, последствия отравления и «вероятность успеха». В нем есть и тот, что выпила Мэг. И шансы на успех у этого яда чуть ли не самые высокие.
Меня начинает тошнить.
– Это еще не все, – Гарри открывает еще один документ, список с галочками, такие нам раздавали на некоторых уроках. Всмотревшись, я вижу, что это пошаговая инструкция к самоубийству. Заказать яд. Выбрать дату. Написать письмо. Очистить кэш. Отправить письмо с задержкой.
– О боже…
– Коди, – предупредительно говорит Гарри, – и это пока не все.
Он переходит в обычный текстовый документ. В нем содержится чуть не развеселое поздравление читателю с тем, что он «сделал смелый и окончательный шаг к самоуничтожению». И далее: «Нас не спрашивают, хотели ли мы родиться, и практически не спрашивают, хотим ли мы умереть. Самоубийство – единственное исключение. Это путь смелых. Самоубийство можно считать священным обрядом посвящения». Затем перечисляются тошнотворные подробности, где и как это лучше сделать, как скрыть свои планы от близких. Есть даже советы, что написать в прощальном письме. Мэг использовала оттуда целые куски.
Перегнувшись через перила, я блюю в заросли гортензии. Элис плачет, Гарри уже почти в панике, не понимая, что с нами делать.
– Кто так поступает? – едва хватая воздух, говорю я.
Он пожимает плечами.
– Я еще покопался, поискал в Гугле перечисленные советы, и оказалось, что существует куча всяких «групп поддержки самоубийц».
– Групп поддержки? – изумленно спрашивает Элис.
– Чтобы подтолкнуть людей к самоубийству, а не предотвратить его, – говорю я.
Гарри кивает.
– Раньше они активно действовали в Сети, но сейчас осталось лишь несколько. Так что понятно, откуда такая секретность, как в шпионском романе. Эти тексты, по всей видимости, составлены одной конкретной группой. «Последнее решение». Хорошее, конечно, название, – он качает головой с некоторым омерзением. – Очевидно, авторы не хотят, чтобы их нашли. – Гарри улыбается и словно потом понимает, что не к месту. – Ирония в том, что если бы она эти файлы не кодировала, а просто выбросила, то их бы на диске уже не было.
– А почему ты так уверен, что это именно «Последнее решение»?
– Мэг стерла историю в браузере, а кэш не почистила, – он смотрит на меня, потом на ноутбук. – И сайт «Последнего решения» она открывала.
14
Триша, наш глашатай, оповестила примерно половину Говнограда о том, что я снова уехала в Такому, следовательно, об этом прослышали и Сью с Джо, о чем я узнала только позднее. Они мне позвонили, пригласили на ужин, а когда я пришла, ошарашили простым вопросом: зачем я снова туда поехала.
– В прошлый раз я уехала впопыхах, хотела убедиться, что ничего не забыла.
– Ой, Коди, не стоило, – говорит Сью. Она качает головой и кладет мне на тарелку пасту, сваренную в пакетике, типа того, как готовит Триша. – Ты и так столько для нас делаешь.
Мой секрет – точнее, секрет Мэг – жжет мне сердце. Я и не планировала держать это втайне. Всю обратную дорогу на автобусе я думала о том, говорить Гарсиасам или нет – утешит ли их это? Или, наоборот, сделает только хуже? Решения я так и не приняла, но после возвращения стала избегать Гарсиасов. Прошло три дня, и вопрос как будто решился сам собой.
Сью убирает со стола. Не комментируя, как я мало поела. Я замечаю, что и сама она лишь едва поковыряла пасту.
– Ты останешься? – спрашивает она. – Джо наконец смог зайти в ее комнату.
Имеется в виду комната Мэг, в которой, по словам Скотти, после ее смерти практически никто не бывал. Скотти сказал, что он несколько раз заглядывал, потому что все там выглядело как обычно, словно сестра вот-вот приедет. В моей памяти остался четкий образ: заваленный стол с кучей проводов и паяльников. Пробковая доска с коллажем из старых пластинок, рисунков углем и фотографий. Напротив окон стена граффити – так мы ее называли. Там раньше были ужасные обои в цветочек, пока Мэг в порыве вдохновения не отодрала их и не исписала стену маркером своими любимыми цитатами и текстами песен. Сью тогда ужасно разозлилась – во-первых, потому, что дочь изуродовала жилище, а еще потому, что к ним на обед заходили знакомые из церкви, и некоторые из надписей показались им богохульством. «Джо, ты же знаешь, какие у нас люди», – говорила Сью, а Мэг услышала. Но отец встал на ее защиту. Кому какое дело до слухов? Если Мэг хочется самовыражаться на этой стене – так пусть. А когда она уедет, можно будет закрасить. Чего они, правда, так и не сделали. И теперь, наверное, уже и не сделают.
– Мы нашли кое-какие твои вещи, – говорит Джо. – И, может, ты захочешь взять кое-что из вещей Мэг.
– В другой раз, – отвечаю я. – Мне завтра рано на работу.
Вот так люди начинают врать? Первый раз тяжело, второй – попроще, а потом уже срывается с языка быстрее, чем правда, – может, потому что ложь действительно легче, чем правда.
Я выхожу из дома сама. Но не успевает дверь закрыться, как за мной выскакивает Скотти, цепляя Сэма на поводок.
– Прогуляемся? – говорит он.
– Я спешу, – отвечаю я.
– Ничего, Самсон любит бегать. Да, дружище?
Я беру быстрый темп, но Скотти без труда за мной поспевает, поскольку ему десять лет и ноги от ушей. Самсон скачет рядом, вынюхивая, куда бы поссать.
Когда мы доходим до конца квартала, Скотти спрашивает, зачем я ездила в Такому.
– Я же сказала. Убедиться, что ничего не оставила.
Не знаю, в чем тут дело, – в том, что детям врать труднее, или в том, что у них детекторы брехни лучше работают, но этот мальчишка смотрит на меня с таким цинизмом, что сердце щемит.
– А если по правде?
– Скотти, мы не можем без этого обойтись?
– Ты просто ответь зачем. Ты что-то нашла, да?
Скотти высокий, поджарый блондин, как и Сью, хотя волосы уже начинают темнеть. Я знаю, что он уже не считает себя невинным ребенком, но ему всего десять. И он еще невинный. А если в чем-то и пострадал, то у него есть время поставить все на место. Только говорить ему о том, что я узнала, нельзя. О том, что сестра выдала себя за представителя клининговой компании, чтобы заказать промышленное чистящее средство для обивки. Сколько усилий она к этому приложила, и не просто потому, что всегда была очень усердной. По всей видимости, ей настолько приспичило умереть, что надо было во что бы то ни стало максимально снизить вероятность, что ее откачают. Насколько Мэг все тщательно спланировала, как в те разы, когда хотела пробраться за кулисы после очередного концерта. «Сначала попробуем через прессу, если не получится – через радио, если и так не выйдет – всегда можем обратиться к нашим знакомым из других групп», – говорила она. И ее планы реализовывались. Всегда.
Мэг не отправила Скотти копию предсмертного письма, но записку с признанием в любви все же послала. Мне кажется, она не хотела, чтобы брат задумывался о чем-то помимо этого. Если я расскажу Скотти о том, что раскопала, я могу нарушить ее планы и, возможно, его спокойствие. А одного из семьи Гарсиасов мы в этом году уже потеряли. Так что я качаю головой.
– Ничего не нашлось, Скотти, разве что катышки на ковре.
И ухожу, оставив его. На углу. В темноте.
15
Когда я решила, что не поеду в Вашингтонский университет, а останусь дома и пойду в общественный колледж, Триша настояла, чтобы я устроилась на работу. В сети ресторанов «Дейри Куин» набирали людей, так что я заполнила анкету и подала ее менеджеру, а им оказалась Тэмми Хентхофф.
– Ты подруга девчонки из семьи Гарсиасов? – спросила она, пробегая глазами мои ответы.
– Мэг? Да. Она моя лучшая подруга, – ответила я. – Она сейчас учится в колледже в Такоме, у нее полная стипендия, – с гордостью добавила я.
– Угу, – Тэмми это не особо впечатлило. А может, это была просто защитная реакция. После того как она сбежала с Мэттом Парнером, люди о ней не особо лестно отзывались. Она потеряла место в торговавшем машинами центре, где работал и ее муж, к тому же я слышала, что Мелисса, бывшая жена Мэтта, специально приезжала с друзьями в «Дейри Куин» и громко сыпала оскорблениями. Не сказать, что Тэмми этого не заслужила. Но Мэтт так и остался работать в автосервисе «Джиффи Льюб», и туда никто не ездил и не кричал «шлюха».
Пока Тэмми проводила со мной собеседование, зашло несколько девчонок из старших классов. В «Дейри Куин» всегда собирались местные, и тут я поняла, что, если меня сюда возьмут, придется подавать бургеры людям, на которых я последние четыре года смотрела если не с пренебрежением, то около того. Мэг знала здесь всех, и, хотя некоторые ею, ясное дело, восхищались, близко общалась она не со многими. У нее была семья, друзья в Интернете и я. В средней школе учителя начали называть нас «сладкой парочкой», и кличка прилипла так, что и некоторые другие переняли это прозвище. Мы везде ходили неразлучной парой. Даже Тэмми Хентхофф, которая окончила школу на семь лет раньше, знала о нас. Так что работать здесь будет полная засада: «Ты подруга Мэг?» И вытекающий вопрос: «Раз так, что же ты до сих пор здесь?»
Примерно в то же время менеджер ночной смены Тришиного бара спросила, не посоветует ли она надежного человека, чтобы наводить порядок у нее в доме, и Триша предложила это мне – все равно что бросила вызов, поскольку знала, как я ненавижу уборку. Но иногда то, что ненавидишь, хорошо получается. И вскоре один мой клиент превратился в двух, потом в четырех, а теперь и в шесть.
Всего пару недель назад мне позвонили насчет работы в городском парке «Пионер». Сью знает кого-то из департамента, и она каким-то образом среди всей этой суеты умудрилась замолвить за меня словечко, так что меня позвали пройти собеседование.
Это хорошая работа, платят прилично, есть даже всякие льготы. Я пришла туда на интервью с управляющим. И увидела «ракету».
Мы с Мэг в этом парке учились кататься на великах. Бегали под поливальниками и мечтали о бассейне, который тут обещали поставить (этого так и не произошло, у нас в городке вообще ничего не происходит). Это было такое место помимо ее или моего дома, школы и «Дэйри Куин», где мы могли поговорить наедине.
Капсула на верхушке «ракеты» была нашим тайным частным клубом. Когда бы мы ни взбирались по старенькой лестнице в носовой отсек ракеты, никого другого там не было, хотя надписи на стенках постоянно обновлялись – так что сюда все-таки лазил кто-то помимо нас.
Одним из наших любимых занятий было читать эти надписи вслух. Там красовались сердечки давно распавшихся парочек, тексты песен, которые никто уже не помнил. Новое всегда писали поверх старого, но одна фраза, которую Мэг любила больше всего, процарапывала металл: «Я тут была». Подруге это нравилось до жути. «Что тут еще добавить?» – спрашивала она. Мэг написала то же самое и на своей стене и даже грозилась как-нибудь сделать такую татуировку – если настанет время, когда она перестанет бояться иголок.
Эту опасную капсулу давно, наверное, следовало заколотить, но никто этого не делал. Это была самая высокая точка в городе, и в ясные дни вид простирался на километры. Мэг говорила, что видно даже будущее.
Я развернулась. И даже не позвонила сказать управляющему, что не приду.
Так я по сей день и занимаюсь уборкой. Наверное, это и к лучшему. Туалеты безлики. Они ни о чем не напоминают, не бросаются упреками. А молча принимают и смывают дерьмо.
После того как я вернулась из последней поездки в Такому, мне даже хочется работать. Мыть, тереть. Весь этот бесконечный монотонный труд… Подступаешь к грязной раковине с хлоркой и металлической мочалкой, и через какое-то время она сверкает… В жизни сравнения «до» и «после» такими разительно контрастными не бывают.
Сегодня я убираю в двух домах подряд, таскаю белье, которое надо постирать, глажу наволочки, мою скребком квадратную плитку в кухне. Хотя на самом деле это не плитка, а линолеум. Но миссис Чендлер предпочитает, чтобы его мыли так, – и зачем я буду спорить?
В последующие дни, когда на работу идти не надо, я реализую свою тягу к уборке в нашем с Тришей крошечном домике, отмывая душ хлоркой и старой зубной щеткой, а то он у нас уже почернел от плесени. Увидев, как серая плитка приобрела свои первозданные белые и голубые цвета, Триша испытывает такой шок, что даже не отпускает никаких едких замечаний.
Я продолжаю фанатично драить, пока не заканчивается вся грязь, и наш дом не становится таким же чистым, как в тот день, когда мы сюда въехали. Затем я сажусь на диван и раскладываю заработанные деньги по размеру купюр: только за эту неделю я заработала двести сорок баксов. Сотню я должна отдать Трише на оплату различных счетов, но и после этого остается довольно много, а тратить не на что. Теоретически я коплю на переезд в Сиэтл. Теоретически же, как я узнала на уроках физики, Вселенная расширяется со скоростью примерно семьдесят четыре километра в секунду, но когда стоишь на месте, ни хрена подобного не чувствуешь.
Я запихиваю деньги в жестяную коробку, которая стоит под кроватью. Триша, как известно, прикарманивает всю наличность, что плохо лежит. В доме тихо и душно, как-то более тесно, чем обычно. Надев шлепанцы, я отправляюсь в город. Под тополями на лавочках у «Дэйри Куин» сидят ребята, которые учились со мной в школе, включая Троя Боггинса. Они машут мне руками, я тоже машу в ответ, но присоединиться меня не приглашают, а я и не подумаю делать вид, что мне бы хотелось.
Вместо этого я иду в библиотеку. Мэг больше нет, и в ее доме я теперь не «живу», так что библиотека стала моим убежищем. К тому же здесь есть кондиционер.
Миссис Бэнкс сидит за рабочим столом и, заметив меня, машет рукой.
– Коди, где ты пропадала? Я уже чуть было не отправила это обратно, – она достает стянутую резинкой пачку книг: снова Центральная Европа. «Война с саламандрами» Карела Чапека[22], «Слишком шумное одиночество» Богумила Грабала[23] и сборник рассказов Кафки[24].
– Спасибо, – говорю я. У меня действительно кончились книги, но, оказавшись в прохладной библиотеке, я тут же понимаю, зачем на самом деле сюда пришла.
Я подхожу к компьютерам. И в строке поиска набираю последнее решение и самоубийство. В результатах в основном Гитлер и неонацизм, есть одна обещающая на вид страница, но ссылка не открывается. Другие сайты из этого же поиска тоже.
– Что-то не так с компьютерами? – спрашиваю я у миссис Бэнкс.
– Все нормально. А что?
– Страницы не грузятся.
– Коди, ты что, на какие-то неприличные сайты хочешь зайти?
Я знаю, что она шутит, но все равно краснею.
– Нет, у меня исследовательский проект.
– На какую тему?
– Неонацисты. – Новая ложь. Сама срывается с языка.
– А, понятно. Если хочешь, я перенастрою для тебя фильтры, – предлагает она.
– Нет, – поспешно отвечаю я. Никто не должен об этом знать. И тут я вспоминаю, что теперь у меня и собственный комп есть. А Wi-Fi в библиотеке бесплатный. – Я сегодня ненадолго. Но, наверное, завтра еще зайду.
– Заходи в любое время, Коди, – говорит она. – Ты хорошая девочка.
На следующий день я отправляюсь в библиотеку с ноутбуком Мэг, и миссис Бэнкс сразу же показывает мне, как обойти фильтры. Я принимаюсь за дело. У «Последнего решения» не столько сайт, сколько портал. Надо кликнуть на кнопку, чтобы подтвердить, что тебе уже есть восемнадцать. После этого меня перенаправляют в меню форума с различными темами. Я открываю какие-то из них. Большинство – спам. В других пустое разглагольствование. Пролистав несколько страниц, я начинаю думать, что впустую трачу время. Но потом замечаю такой заголовок: «А как же жена?»
Тему создал какой-то чувак, который, по его собственным словам, хочет покончить с собой, но его сдерживает мысль, как это перенесет его любимая жена. «Это испортит ей жизнь?» – спрашивает он.
За вопросом следуют ответы. Большинство пишет, что она, скорее всего, испытает облегчение, что сейчас она, наверное, тоже несчастна и что, покончив с собой, он покончит со страданиями обоих. «Женщины после такого куда лучше отходят, – пишет кто-то. – Через несколько лет выйдет замуж за другого, и ей будет куда лучше».
Что это за люди? И с такими разговаривала Мэг?