Крепость королей. Расплата Пётч Оливер
Менестрель пожал плечами.
— Не то чтобы знал, но догадаться было не трудно. Помните туннель в Шарфенберге, который показывала нам Агнес? Во многих крепостях есть такие выходы. Особенно если в них нет колодца — осажденные в ином случае умерли бы от жажды.
— Но вы ни разу не бывали в этом замке, — заметил Матис. — Так откуда вы узнали…
— Что здесь нет колодца? — Мельхиор улыбнулся. — Я, как вам известно, родом из этих краев. Скалы во Франконии слишком тверды, чтобы бурить в них колодцы. Поэтому я просто поискал по окрестностям, нет ли где укромного источника. И — вуаля…
Менестрель остановился и раздвинул в стороны свисающий ковром плющ. Взору Матиса открылся небольшой пруд, окруженный ивами, по глади которого плавали несколько кувшинок. Вокруг пруда грозно нависал лес. Уже близился вечер.
— Потеряв вас из виду под Ингольштадтом, я решил было, что вы остались среди тысяч погибших на поле боя, — сказал Мельхиор и вышел навстречу вечерней прохладе. — Но потом один из наших крестьян сказал, что вы ушли с Черным отрядом. Вот я и отправился сюда. И где же вас встретил? В самой гуще этой бойни! — Менестрель покачал головой. — Вам бы и в самом деле поберечь себя.
Матис осторожно вышел вслед за Мельхиором и огляделся. Замок едва угадывался за высокими елями и пихтами. Но поблизости еще слышался грохот орудий, к которому теперь примешивалось мирное кваканье. Матис прикрыл глаза. Дрожь его так и не унялась. Ему и вправду удалось ускользнуть от смерти.
— И что? — спросил он слабым голосом. — Что теперь будем делать?
— Как что? — Мельхиор хитро улыбнулся. — Если почтенный Флориан Гейер не ошибся, то Агнес сейчас в обозе войска Швабской лиги. И ландскнехты, как по велению судьбы, расположились лагерем всего в нескольких милях отсюда… — Он поправил шпагу. — Полагаю, самое время навестить их. А с ними — и благородную даму.
Агнес неподвижно лежала в повозке и прислушивалась к храпу барышника, глубокому и размеренному. Похоже, Барнабас крепко спал. Все-таки она выждала еще полчаса и только потом осторожно поднялась.
Снаружи сквозь тонкий парусиновый полог доносились песни пьяных ландскнехтов. В воздухе до сих пор стоял запах пороха. Сражения под Кёнигсхофеном и Ингольштадтом оказались самыми страшными за всю эту войну. Трупы устилали землю до самого горизонта. Девушек, как всегда, отправили собирать с убитых оружие, одежду и ценности. В этот раз Агнес стоически выполняла всю работу, потому что знала, что это в последний раз.
Чтобы воплотить ее замысел, потребовалось время. Несколько дней назад Барнабас сам подкинул ей блестящую идею, потребовав выпивки. С помощью спирта Агнес не только промывала раны — иногда он помогал обездвижить пациента. В прошлой жизни отец Тристан называл ей кое-какие травы. Тот, кто принимал их разведенными в спирту, впадал в состояние, схожее с обмороком. Потребовалось еще несколько дней, чтобы отыскать на полях и лугах Франконии семена мака, хмеля и валерианы. Но в конце концов отвар был готов. Этой ночью Агнес смешала его с вином и споила Барнабасу. К счастью, обезьяна осталась снаружи с Мареком и Сопляком… Агнес глубоко вздохнула. Наконец-то она сможет покинуть обоз и в одиночку двинуться в Санкт-Гоар. Там она разузнает о кольце, сновидениях и собственном прошлом. Однако женщина не теряла надежды выйти и на след Матиса.
Но прежде следовало провернуть кое-что еще…
Между тем Агнес сидела рядом с храпящим барышником и с недоверием следила за его беспокойной мимикой. Барнабас, похоже, видел сон. Он почавкал во сне, что-то пробормотал и перевернулся на бок, так что под рубахой показалась цепочка.
На ней покачивалось кольцо.
Этого момента Агнес и ждала. Она бесшумно достала небольшие клещи, найденные в сундуке Барбары — обычно ими отламывали больные зубы, — потянулась к цепочке, уверенно перекусила ее, и серебристые звенья тихо ссыпались на руку. Она стиснула кольцо в ладони — наконец-то оно снова у нее. Осталось только…
— Даже не думай!
Рука Барнабаса злобной змеей взметнулась вверх. Он схватил ее за горло и свалил обратно на ложе.
— Попалась, ведьма! — прошипел он и уставился на нее совершенно ясным взором. — Думала, я не замечу, как ты подмешаешь мне что-то в вино? Ха, но Барбара тебя увидела! Я сначала не поверил, а потом вино оказалось каким-то приторным, и я его выплюнул. Хотела отравить меня и улизнуть, дорогуша?
— Я просто… — просипела Агнес.
Но барышник с такой силой сдавил ей горло, что она и вдохнуть не могла. Затем Барнабас схватил ее и другой рукой. Крепкие пальцы стиснули шею и по каплям выдавливали из нее жизнь.
— Я тебе никогда не доверял, потаскуха, — шептал Барнабас. — Ни единого дня. Думал, сумею тебя усмирить, но ты так и осталась упрямой, чванливой девкой. На рынке такие гроша ломаного не стоят. Так что придется выбросить тебя, как старую, мятую жестянку. Но прежде ты мне еще послужишь…
Барнабас тихонько рассмеялся. Он зажал ей рот ладонью, а другая рука в это время по-паучьи скользнула вниз и задрала юбку. Агнес дергалась и вырывалась, пыталась кричать, однако Барнабас был слишком силен. Он прижал ее к ложу и раздвинул ноги.
— До сих пор я был с тобой мягок, — прорычал он. — Но теперь этому не бывать, ведьма! Больше ты никуда яд не подмешаешь.
Агнес едва могла вдохнуть воздух сквозь его мозолистую ладонь. В нос бил запах дешевого вина, пота и приставшего к рукам пороха. Пока Барнабас, тяжело сопя, входил в нее, женщина уже чувствовала, что задыхается. Она яростно колотила его по спине, но с тем же успехом могла бить по каменной стене. Ее захлестнул безграничный ужас вперемешку с ненавистью и лишил всякой возможности мыслить.
Неожиданно Агнес нашарила среди смятых одеял небольшой холодный предмет. Это были клещи, которыми она перекусила цепочку. Агнес не раздумывая схватила инструмент и врезала Барнабасу по руке, которой он зажимал ей лицо. Но и это не возымело действия. Тогда она разомкнула клещи и сдавила…
Острые губки сомкнулись с ужасающим треском, и Барнабас взвыл. Он отшатнулся, выпрямился и недоуменно уставился на свою правую руку, залитую кровью.
На руке недоставало мизинца. Он мертвым жирным червем валялся перед Агнес на одеяле.
— Ты… стерва! — кричал Барнабас. — Погоди же, я тебя за это на куски порублю и свиньям на жратву пущу!
Он с ревом бросился на нее, но Агнес в последний момент увернулась. Надо выбираться из повозки, и быстро! Не ровен час, и Марек вместе с Сопляком и остальными сойдутся на шум. Но куда подевалось кольцо? Без него она не уйдет! Только что Агнес сжимала его в руке… Должно быть, упало на пол где-нибудь возле постели! Вот только где? Все утопало во мраке.
В этот миг не нее ринулся Барнабас. Агнес схватила запачканное кровью одеяло и набросила на барышника так, чтобы тот на время отвлекся.
— Ведьма, отравительница! — ревел он. — Самуэль, Марек, Сопляк, помогите мне затащить эту девку на костер!
Наконец Агнес заметила кольцо. Оно закатилось в угол и лежало возле груды ржавых мечей и кинжалов. Сквозь дыру в пологе пробивался лунный свет, и кольцо переливалось золотым блеском.
Агнес ринулась в угол, схватила его и собралась уже выбраться сквозь дыру в парусине, но тут почувствовала на плече руку Барнабаса. Словно куклу, швырнул он ее к одному из сундуков. Его штаны и рубаха были запятнаны кровью. Он навис над ней разгневанным божеством, а потом снова бросился на нее. Еще никогда в жизни Агнес так не кричала.
— Убирайся, дьявол! — надрывалась она. — Довольно ты меня помучил, оставь меня в покое, ты злобный дух, ты…
Но Барнабас, словно тисками, сдавил ей горло, и ее мольбы резко смолкли.
— Смотри на меня, Агнес, пока подыхаешь, — прохрипел барышник и облизнул потрескавшиеся губы. — Мое лицо будет последним, что ты уви…
Барнабас вдруг запнулся. Глаза выкатились большими стеклянными шариками. Он охнул и попытался крикнуть, но изо рта побежала лишь тонкая струйка крови. Его могучее тело выгнулось и бесшумно завалилось набок.
Агнес судорожно вцепилась в рукоять сабли и с содроганием смотрела на зазубренное лезвие, красное от крови барышника. Когда Барнабас бросился на нее, Агнес неосознанно схватила один из клинков в углу и вонзила в живот своему мучителю.
Вот она взглянула на стылое, окровавленное тело. Но Барнабас не издал больше ни звука. Безжизненные глаза его уставились в потолок.
Только на миг Агнес испытала раскаяние. Отец Тристан точно не одобрил бы ее деяния. Но потом ее переполнило сладкое чувство удовлетворения. Словно другое существо дремало в глубине души и с нетерпением дожидалось этого мгновения.
Давно надо было это сделать. За всех женщин, над которыми эта свинья чинила насилия…
Снаружи послышались крики, приближались торопливые шаги. Агнес надела на палец кольцо, обретенное после долгой разлуки, и почувствовала прилив новых сил. Она в последний раз взглянула на мертвого барышника, потом прорезала саблей новую дыру в парусиновом пологе и скользнула во мрак.
Снаружи ее ожидала война.
Примерно через два часа пешего хода вытоптанные, выжженные поля остались позади, и Матис с Мельхиором подошли к лагерю войска Швабской лиги. У оружейника перехватило дыхание. Армия была до того многочисленной, что простиралась по всем направлениям чуть не до самого горизонта. Матис слышал, что она объединилась с армиями пфальцского курфюрста и вюрцбургского епископа и теперь насчитывала почти десять тысяч ландскнехтов и две с половиной тысячи рейтаров.
«И возможно, что где-то среди них находится Агнес», — подумал Матис. Но надежда его таяла с каждым шагом.
Стояла глубокая ночь, и многочисленные костры сверкали, как упавшие звезды. Матис все ждал, что кто-нибудь поднимет тревогу, но ничего такого не происходило. Солдаты, спящие или просто пьяные, лежали на земле и не обращали на них никакого внимания. Некоторые из ландскнехтов еще горланили песни, но и они не представляли опасности.
Труднее всего было миновать внешние посты. Мельхиор объяснил Матису, что здесь обычно использовали пароли, которые менялись каждый день. Но часовые стояли на таком растоянии, что не составляло труда пробраться мимо них под защитой кустарников и колючих зарослей. Двигаясь по неглубокому болотистому рву, незаметному со стороны, друзья оказались в самом сердце лагеря.
В бою ландскнехты ориентировались по большим флагам, которые развевались в руках знаменосцев и служили средоточием каждого подразделения. Но в лагере отряды были неотличимы друг от друга. Многие солдаты, одетые в разрезные штаны и пестрые камзолы, в качестве отличительных признаков носили только красно-белые повязки на плечах или ленты на шляпах. И все-таки Матис ждал, что их в любую секунду окликнет какой-нибудь фельдфебель или лейтенант и вся их затея провалится. Казалось, они уже часами бродят среди бесчисленных костров, лафетов, повозок и палаток.
— Все равно что по Риму или Константинополю рыскать! — простонал Матис и нервно огляделся. — Как мы разыщем Агнес среди такого столпотворения?
— Для начала следует разыскать обоз с торговцами, женщинами и ремесленниками, — успокоил его Мельхиор. — Думаю, это будет нетрудно. Подождите-ка…
С этими словами он шагнул к одному из костров и завел разговор с пирующими там солдатами. Матис закрыл глаза и вполголоса пробормотал молитву. Но менестрель в скором времени вернулся с улыбкой на лице.
— Я спросил, где бы нам раздобыть шлюх подешевле, — пояснил Мельхиор. — Дорогу к земному раю знает каждый ландскнехт, — он заботливо взял Матиса за руку и потащил за собой. — Идемте же, мастер Виленбах! Перестаньте озираться так боязливо, пока на нас и вправду внимание не обратили.
— Я кузнец, черт возьми, а не… — начал Матис.
Но вспомнил, что всего пару часов назад говорил то же самое. Нет, он явно не создан для войны.
«Хотя благодаря мне они разносят друг друга в клочья, — пронеслось у него в голове. — И во что я только ввязался!»
Еще через полчаса пестрые солдатские палатки начали наконец редеть. Вместо них все чаще попадались тележки и обтянутые парусиной повозки, запряженные дряхлыми клячами или волами. По бортам многих из них висели горшки, сковородки и жестяные миски. Матис заметил немало женщин и даже грязных детей, с шумом шатающихся по лагерю. В воздухе стоял запах жаркого, тушеного лука и мучной похлебки. Вопреки ужасным событиям, пережитым за последние дни, рот у Матиса наполнился слюной. В отличие от солдатского лагеря, в обозе царила едва ли не мирная атмосфера. Многие из ландскнехтов проводили ночи у теплого костра, с семьями, которые сопровождали их всю войну — готовили еду, выбрасывали нечистоты и обирали трупы после сражений. Матис нахмурился. Глядя на этих людей, как они ели, смеялись и пели, трудно было поверить, что еще днем многие из них грабили, жгли и убивали.
Он как раз прислушивался к звукам скрипки, когда к ним, покачивая бедрами, подошли две ярко накрашенные женщины в красно-желтых платьях.
— Ну что, сладкие мои? — проворковала одна из них, уже далеко не молодая; Матис заметил, что передних зубов у нее почти не осталось. — Может, развлечемся у нас в повозке? Там никто нам не помешает.
— Простите, милые дамы, но сегодня мы ищем развлечений иного рода, — ответил Мельхиор и приподнял шляпу. — Говорят, здесь есть группа артистов с обезьяной и говорящей птицей. Может, вы знаете, где их найти?
— А Барнабас со своим шелудивым зверьем, — старая шлюха небрежно отмахнулась. — На него уже и смотреть никто не хочет. К тому же он наверняка набрался да спать завалился.
— А манеры у тебя такие, будто ты к малютке Барнабаса намылился, — вмешалась вторая шлюха, помоложе, и подмигнула Мельхиору. — Она и сама себя выше других мнит. Но даже не думай! Это услада одному только Барнабасу. Старый скряга держит выскочку, как обезьяну на поводке.
Обе женщины визгливо рассмеялись, а Матис встал как вкопанный.
— А эту… выскочку, случаем, не Агнес зовут? — выдавил он с трудом.
Молодая шлюха, носившая, вероятно, скверно сидящий парик, взглянула на него с недоверием.
— Да, так ее кличут… Вы, что же, знакомы? Хотела бы я знать, откуда она взялась… Как говорят, неплохая целительница. Может, была прежде монашкой, — она захихикала. — Понятно, почему у безбожника Барнабаса от нее слюнки текут!
Вторая шлюха расхохоталась, и они вместе принялись соблазнительно покачивать бедрами. Матису чуть не кричать приходилось, чтобы привлечь их внимание.
— Где нам найти этого Барнабаса? — вопрошал он в отчаянии. — Говорите же!
Старшая с трудом успокоилась и злобно уставилась на Матиса.
— А что дашь, если скажу, а? — прокартавила она. — Девчонка вам, как видно, дорога чем-то… Впечатление такое, будто вы недоговариваете чего-то. Может, нам профосу[14] все рассказать? Так что пару монет с тебя, — она жадно вытянула мозолистую ладонь. — Раскошеливайся!
В этот миг где-то поблизости раздался высокий, пронзительный крик, и вслед за ним — жалостливый голос. Матис сразу узнал его — узнал бы его из тысячи.
Это кричала до смерти напуганная Агнес.
— Э, благодарю вас, дамы, — быстро проговорил Мельхиор; вероятно, он тоже узнал голос. — Полагаю, мы нашли, что искали. И все-таки желаю приятного и, главное, доходного вечера.
И вслед за Матисом побежал на крик.
Спрыгнув с повозки, Агнес огляделась во мраке и увидела к своему ужасу, что коренастый Марек уже приближается к ней во всеоружии. Бежать при таких обстоятельствах было бы слишком опасно, поэтому она забралась под повозку и притихла.
— Папа жрет, как жаба! Папа жрет, как жаба! — завизжал вдруг попугай в клетке, висящей снаружи на облучке.
Судя по всему, шум разбудил птицу. Марек злобно стукнул по клетке, отчего попугай завизжал и захлопал крыльями.
— Чертова птица, уймись уже!
Он осторожно заглянул в повозку и тихо, одобрительно присвистнул.
— Вот черт, постарался же кто-то на славу, — пробормотал артист. — Если это и впрямь наша строптивая Агнес, то мы явно недооценили чертовку… — Он оглянулся на своих товарищей. — Сопляк, Самуэль, вы только посмотрите! Малютка заколола Барнабаса, как свинью.
Снова послышались шаги, и Агнес различила голоса трех мужчин. Их запачканные грязью ботинки находились на расстоянии вытянутой руки.
— Я же говорил, что девке нельзя доверять! — прошипел Сопляк. — Но старина просто помешался на ней… Ну и вот что из этого вышло!
— На его месте мог оказаться любой из нас, — предостерег Марек. — Так что давайте-ка изловим чертовку да срежем ей милые сосочки. Мы с Сопляком прочешем лагерь, а ты, Самуэль, осмотрись тут. Она не могла далеко уйти.
Грязные ботинки скрылись из виду, и Агнес вздохнула с облегчением. Только теперь она заметила, что все это время не дышала. Женщина выждала еще немного, потом осторожно выбралась из-под повозки и огляделась. Если добраться до соседних телег и палаток, то на какое-то время она окажется в безопасности. В любом случае, преследователям едва ли удастся разыскать ее в лабиринте лагеря. Нужно только…
Пронзительный визг раздался над самым ухом. Это Сатана спрыгнула с повозки и скакала теперь на одном месте. Рот ее кривился в оскале.
— Прочь! Прочь, мелкая тварь! — прошептала Агнес в отчаянии. — Убирайся!
Но было уже поздно. Левую руку болезненно придавило сапогом. Агнес подняла глаза. На нее с коварной усмешкой взирал Самуэль.
— Умница, Сатана.
Он бросил обезьяне орех, после чего схватил Агнес за плечо, резко поднял и приставил нож к горлу.
— Скверно же ты поступила со стариной Барнабасом… Ох как скверно, — разбойник неодобрительно покачал головой, водя ножом по ее корсету, а обезьяна между тем продолжала визжать и тявкать. — Я конечно, терпеть не мог старика, но он как-никак возглавлял нашу труппу… Кто же теперь будет дурачить народ своими речами? — Он состроил безвинную мину. — Марек хочет тебе титьки за это отрезать. Ну что за расточительство!
Самуэль осторожно огляделся, а потом вдруг потащил Агнес к повозке матушки Барбары, стоявшей чуть в стороне от костра.
— Полезай! — прошипел он.
Не отнимая ножа от ее горла, разбойник вместе с Агнес поднялся по ступенькам и швырнул ее вглубь повозки. Обезьяна ловко забралась следом, вскарабкалась по парусиновому пологу и сверху стала наблюдать за происходящим.
— Старая Барбара опять набралась, — прошептал Самуэль на ухо Агнес и захихикал, так что в нос ударило кислым перегаром. — Сам видел. Пока хромая карга проспится, я с тобой управлюсь, а уж тогда пускай Марек хоть четвертует тебя.
Нож скользнул вдоль платья, медленно разрезая его.
— Вообще-то я тебе спасибо сказать должен за то, что ты Барнабаса прикончила, — добавил Самуэль. — Теперь я смогу наконец сотворить с тобой все, о чем до сих пор только мечтал.
Агнес боялась пошевелиться. Второй раз в течение нескольких минут над нею нависла угроза изнасилования. В этот раз выхода, похоже, действительно не было. Если позвать на помощь, ее найдут Марек с Сопляком. А если лежать тихо, с ней расправится Самуэль. Агнес своими глазами видела, как ловко он орудовал ножом. Как-то раз Самуэль в мгновение ока отсек нос и уши пьяному задиристому ландскнехту. Теперь настала очередь Агнес…
Нож взрезал материю и уже добрался до уровня груди, как вдруг во мраке повозки выросла тень. Последовал громкий удар. Самуэль хрюкнул и рухнул как подкошенный. Нож со звоном упал на доски, а над головой злобно верещала обезьяна.
— А теперь пошевеливайся, девчонка… Ик! И уноси ноги. Если ты и впрямь прикончила Барнабаса, то… помилуй тебя Господи!
В дальнем углу повозки стояла, покачиваясь, матушка Барбара со сковородкой в руке.
— С-с-амуэль прав, — лепетала маркитантка. — Я и вправду набралась. Но дурак не заметил, как я залезла в повозку.
Она захихикала и уставилась на безжизненное тело Самуэля у себя под ногами. Удар со всей силы пришелся ему по голове. Агнес разглядела под ним лужу крови.
— А ты хоть знаешь, почему я напилась, а? — проворчала вдруг Барбара. — Знаешь? Потому что выдала тебя Барнабасу, козлу похотливому! А потом вдруг испугалась за собственную душу, так-то… — Она толкнула ногой Самуэля, и тот перевернулся на бок. — Ну хоть он больше ни одной девицы не осрамит. Мужичье, будь оно неладно!
Взгляд ее вдруг помрачнел, и Барбара одарила Агнес серьезным и совершенно ясным взором. Казалось, старая маркитантка протрезвела в одно мгновение. Она неожиданно сорвала с плеч шерстяной платок и протянула Агнес.
— Вот, надень и проваливай, — пробормотала женщина. — Прихрамывай, чтоб они приняли тебя за меня. — Она подтолкнула ее и тихонько рыгнула, повозку наполнил едкий запах настойки. — Я позабочусь об Агате и мальчишке, обещ-щаю. Ты же выиграла пари, а тебе так и не отплатила… Ну, пошевеливайся. Пока я не передумала!
Она смачно сплюнула, и Агнес пошла прочь. Прежде чем вылезти из повозки, она обернулась еще раз и прошептала:
— Почему?
Матушка Барбара пожала плечами.
— Откуда мне знать? Потому что ты другая?.. Потому что я чувствую, что ты не из нашенских?.. Или потому что я напилась и тоже когда-то была молодой?.. Ну, ступай уже. Я досчитаю до двадцати и начну кричать, что ты прибила Самуэля.
Агнес кивнула на прощание и наконец выбралась из повозки. А обезьяна тем временем визжала, как маленькое злобное дитя.
Когда Матис с Мельхиором побежали на крик, в свете большого костра показались два человека с длинными кинжалами. Матис приготовился было защищаться, но те не обратили на них внимания и пробежали мимо. Мельхиор поставил одному из них подножку. Изрыгая проклятия, мужчина растянулся на земле.
— Прошу прощения, — сказал менестрель сочувственным тоном. — Мы услышали женские крики. Вы, похоже, спешите к ней на помощь. Могу я узнать, что случилось?
— Можешь в зад меня поцеловать! — огрызнулся упавший и быстро поднялся с земли.
Мужчина был невысокого роста и крепко сложен. Он взмахнул кинжалом перед лицом Мельхиора.
— Дай пройти, пока дыру в камзоле не проделал.
— Мы лишь хотим узнать, что случилось, — настаивал менестрель. — Нет причин для грубости.
— Проклятье, я сказал… — начал мужчина, но его товарищ положил ему руку на плечо.
— Будет тебе, Марек, — успокоил он его. — У нас поважнее дела есть. Позже разберемся с этими двоими. Сейчас надо Агнес поймать.
Мельхиор вскинул брови.
— Смотрите-ка, именно эту девушку мы и разыскиваем… — Он невзначай положил ладонь на рукоять шпаги. — Боюсь, настало время объяснить все подробнее.
В этот миг Матис заметил, как от стоявшей неподалеку повозки ковыляет пожилая женщина. Она горбилась и куталась в шерстяной платок, но что-то привлекло внимание Матиса. Казалось, он уже не раз встречал эту женщину. Ее фигура, манера держать платок, светлые волосы, сбившиеся в непослушные локоны…
— Агнес! — закричал Матис. — Агнес!
Он не раздумывая бросился за женщиной. Та остановилась как вкопанная, потом выпрямилась и медленно стянула платок. Матис громко рассмеялся. Это и вправду Агнес! Они ее разыскали! Он прошел за ней через ужасы войны, преодолел сотни миль, и вот она перед ним: ее светлые локоны, веснушчатое лицо, высокий гордый лоб… Матис едва мог поверить своему счастью! Он вскрикнул от радости и распростер объятия.
— Агнес, Господи, наконец-то…
— Берегитесь, мастер Виленбах! — раздался вдруг за спиной голос Мельхиора.
Матис развернулся на бегу и увидел, что один из мужчин бежит к нему. Второй схватился с менестрелем, который успел обнажить шпагу. От соседних костров к ним приближались несколько ландскнехтов.
— Эй, вы! Опустить оружие! — крикнул один из них. — Или доложу профосу, и еще до рассвета будете висеть на ближайшем дереве!
Однако ни Мельхиор, ни его противник не думали прекращать бой. Второй мужчина тоже занес кинжал, готовый броситься на Матиса.
— Дай пройти! — взревел он. — Эта девка убила одного из наших. Встанешь на защиту — станешь соучастником!
Матис остановился и с улыбкой поднял руки, поджидая, пока мужчина подойдет к нему.
— Ну вот, — прохрипел тот. — Знал, что ты образумишься. А теперь помоги-ка…
Без всякого предупреждения юноша со всей силы врезал противнику между ног. Мужчина со стоном сложился пополам. Матис пнул его еще раз.
— Не знаю, что вы творили с Агнес, — прорычал он, одарив лежачего злобным взглядом, — но судя по твоему виду, ничего хорошего. Так что лежи себе тихо, если зубы дороги.
С этими словами Матис бросился к Агнес. Скованная ужасом, та по-прежнему стояла у повозки. Теперь, вблизи, она выглядела совсем маленькой и беззащитной. И двух месяцев не прошло с их последней встречи, но Матис заметил в ее облике что-то взрослое, зрелое, но при этом печальное, словно что-то внутри нее надломилось.
— Матис… — пробормотала она. — Это ты? Здесь? Но… но…
— Я все тебе расскажу, Агнес, — перебил ее юноша и крепко обнял. — Все. Но не сейчас. Для начала нам надо убраться отсюда.
— Согласен. — Подбежавший к ним Мельхиор вернул в ножны окровавленную шпагу и показал назад.
Там в свете костра собиралась толпа. Среди них были дети, женщины и мужчины. Были и несколько солдат, вооруженных длинными копьями — вероятно, из отряда профоса. Они кричали и светили во все стороны факелами и фонарями.
— У наших противников, видимо, были друзья, которые теперь не лучшего о нас мнения, — продолжал менестрель. — Сколько в лагере ландскнехтов? Десять тысяч?.. Нам и в самом деле пора раскланяться. Allez![15]
Матис схватил Агнес за руку, и они втроем побежали мимо палаток, повозок и потрескивающих костров — к расположенному поблизости лесу. Крики за ними начали понемногу стихать, пока наконец совсем не смолкли.
Глава 8
Крепость Трифельс,
14 июня 1525 года от Рождества Христова
Пастух-Йокель восседал на троне в парадном зале Трифельса и вершил суд.
Перед ним, потупив взоры, стояли на коленях два крестьянина и ждали его приговора. Мимо открытых окон с криками летали вороны, словно предчувствовали скорую поживу. В остальном же царила тишина, едва ли не осязаемая под холодными закоптелыми сводами. По сторонам от сделанного из шкур, ивовых прутьев и кож трона стояли еще с дюжину человек. Скрестив руки на груди, они с мрачным видом дожидались решения Йокеля. Уже не первую неделю крестьяне устраивали эти судилища, чтобы показать, что они сами себе хозяева. Но с самого начала одного лишь Пастуха-Йокеля величали господином.
Йокель поиграл серебряным бокалом, украшенным самоцветами, и сделал вид, что задумался. При этом приговор свой он давно уже вынес.
— Вы покинули нас без разрешения крестьянского совета, под покровом темноты. Притом что нас, возможно, ждет последняя, решающая битва, — проговорил он тихим решительным голосом, рассматривая блестящий бокал у себя в руках. — Что вы можете сказать в свое оправдание?
— Господин… — начал робко один из обвиняемых; изношенная рубаха висела на его тощем теле, он беспокойно мял шляпу в руках. — Не… не понимаю, про какую такую битву ты толкуешь. Однако битва или нет, какая разница, нам бы на поля вернуться. Кабаны опять осмелели и все вытоптали, ураган снес амбар… Дети и женщины одни не справляются…
— И вы просто решили бросить товарищей в беде и вместо ландскнехтов предпочли зарезать пару свиней? — спросил Йокель, состроив невинное лицо. Некоторые из крестьян тихонько засмеялись. — Сами скажите, на что это похоже?
— Это… заняло бы всего несколько дней, — пробормотал второй крестьянин. Он уставился в устланный костями, пометом и листвой пол, словно мог заглянуть прямиком в преисподнюю. — Потом мы обязательно вернулись бы.
— А если бы в это время объявился пфальцский курфюрст со своими людьми? Об этом вы, дурни безмозглые, подумали? Хоть бы раз подумали не о себе, а о нашем общем деле, чтоб вам провалиться!
Йокель вскочил и швырнул бокалом в съежившегося крестьянина со шляпой. Бокал угодил ему точно в лоб. Крестьянин охнул и осел на пол.
— Сейчас непозволительно отлучаться! — ревел Йокель. — Только не теперь! Именно этого они и ждут от нас! Что мы вернемся на поля, и они забьют нас одного за другим. Ваш поступок иначе как дезертирством не назовешь!
— В Эльзасе, в городе Цаберн, они наших тысячами порубили, — заметил неуверенно один из дюжины собравшихся в зале крестьян. — Пойми меня правильно, Йокель, мы не трусим. Но как быть с нашими женами и детьми?
Кое-кто одобрительно покивал, и он продолжил более уверенно:
— В Цаберне даже младенцев резали. А женщин ландскнехты заместо шлюх забрали! Нам в Пфальце тоже ничего хорошего не светит. С тех пор как Вюрцбург попал в руки противника и курфюрст натравил на нас свои армии, города сдаются один за другим. В Шпейере горожане сговорились с епископом, а в графстве Нойшарфенек крестьяне опасаются, что старый граф отправит против них карательные отряды. Может, пора бы договориться, пока есть еще о чем договариваться…
Крестьянин многозначительно замолчал, и Йокель снисходительно кивнул, словно относился к его словам с пониманием. Теперь следовало осторожно перейти в наступление.
— Договориться, ладно, — сказал наконец пастух и откинулся на троне. — Неплохая мысль. Именно так и поступили крестьяне в Цаберне. Герцог из Лотарингии обещал им свободный проход. Крестьяне без оружия вышли за городские ворота. И что потом?
Присутствующие смотрели на него выжидающе, и Йокель вздохнул.
— Потом началась резня. Почти двадцать тысяч крестьян зарезали, как свиней. Двадцать тысяч! Этого вы хотите? Договориться?
Крестьяне вокруг трона что-то забормотали. Йокель чувствовал, что они снова в его власти. В последнее время ему все труднее становилось удерживать людей под контролем, и это при таком-то многообещающем начале… Захват Шарфенберга, после того как обнаружился туннель, оказался плевым делом. К сожалению, Йокель не сумел обуздать людей, и они разорили крепость. Пока крестьяне грабили, пьянствовали и жрали, молодому графу удалось ускользнуть. А с ним исчез и богатый выкуп. Йокель был вне себя от бешенства и велел высечь двоих из наиболее буйных пьяниц.
В Трифельсе, который они практически без боя захватили на следующий день, крестьяне вели себя более осмотрительно. Все-таки Йокелю нужна была подходящая резиденция. С тех пор пастух и его отряд правили из Трифельса над всеми окрестностями Ойссерталя. Анвайлер примкнул к мятежникам и выплачивал дань. Окрестные крепости были разрушены, а хозяева уцелевших притихли.
Но в какой-то момент все переменилось. Пфальцский курфюрст Людвиг, который поначалу выказывал готовность к переговорам, объединился с епископом Трира и выступил против крестьян. Города сдавались один за другим, или их просто сжигали. Им не хватало предвестника, знака, который объединил бы всех. Йокелю иногда казалось, что он единственный, кто еще помнил, что ожидалось от предводителя.
Пастух оглядел покрытый грязью парадный зал и усмехнулся при мысли, что когда-то здесь, возможно, трапезничал Барбаросса. Теперь он, Пастух-Йокель, был кайзером, правителем Ойссерталя и Трифельса, хозяином жизни и смерти. Он властно хлопнул в ладоши.
— Послушайте, братья мои! — начал он громким голосом. — Еще не все потеряно. Наоборот, еще вчера я получил известия, что и в других странах крестьяне подняли восстание. Англия, Франция и даже далекая Испания — все на нашей стороне!
Это была чистейшая ложь, но слушатели были благодарны за любую соломинку. Все с надеждой взирали на Йокеля.
— Но если мы хотим победить, мы должны быть сильными, — продолжал он. — Сильными и безжалостными! И поэтому я повелеваю, чтобы подсудимых высекли и потом выставили у позорного столба в Анвайлере. Другим в назидание. Это вполне справедливо.
Он милостиво кивнул и махнул рукой. Вообще-то Йокель хотел, чтобы этих двоих повесили, но чувствовал, что зашел бы слишком далеко. Впрочем, возможно, что в ближайшее время ему доведется вынести и смертный приговор…
Позже, когда они наконец победят.
Потому что Йокель был твердо убежден, что крестьяне победят. И неважно, что эти робкие ягнята придерживались другого мнения. Чего им недоставало, так это символа, в который они поверили бы. Знамени, под которым бы они объединились, чтобы мощной кровавой волной смести правителей этого мира.
Йокель проследил, как несколько человек увели всхлипывающих осужденных, после чего щелкнул пальцами.
— Ведите следующих подсудимых, — приказал он. — И принесите мне новый бокал, полный пфальцского вина. После этих судов чертовски хочется пить.
По Рейну, в сотне миль от Трифельса, неспешно плыла широкая баржа. Она глубоко осела, нагруженная десятками винных бочек и солью. Судно двигалось до того медленно, что Агнес начала считать проплывающие мимо парусники, лодки и плоты. В последние дни им то и дело приходилось причаливать у бесчисленных таможенных постов, которые устраивало на берегу каждое графство, епископство и самое мелкое поместье. Подле Агнес у леера стоял Матис. Он широко зевал и потягивался.
— Пешком, наверное, было бы куда быстрее, — со вздохом обратился Матис к Мельхиору.
Менестрель как раз прошел к носовой части, хоть как-то обдуваемой слабым бризом. Близился полдень, и солнце палило нещадно.
— Может, и быстрее, но не безопаснее, — Мельхиор кивнул на крутой склон по левую руку, поросший кустарником и деревьями. — Кто знает, возможно, и здесь скрываются отряды мятежников. Как вы им объясните, что вы один из них?
— Один из них? — мрачно отозвался Матис. — После резни, которую учинили обе стороны, я не особенно в этом уверен. К тому же исход войны давно предрешен! Просто здешние крестьяне еще не в курсе.
— Не думаю, что нам так необходимо оповещать их об этом, — вставила Агнес. — Тот, кто приносит дурные вести, первым же и лишается головы.
Погруженная в раздумья, она тоже взглянула на покрытый лесом берег. Интересно, как там дела в Трифельсе? Стоит ли еще отцовская крепость? Может, ее захватили или даже сожгли?
Десять дней прошло с тех пор, как они покинули деревню Ингольштадт во Франконии и отправились на запад. Пешком или по воде преодолели почти полторы сотни миль по землям, еще охваченным пламенем. Из мести многие феодалы спалили деревни своих подданных. Пойманных мятежников обезглавливали, сжигали, разрывали лошадьми или ослепляли. Но в некоторых регионах крестьяне так и не сдались. На севере Пфальца, а также в предгорьях Альп еще пылали очаги сопротивления. Агнес была рада, что они без задержек и прочих препятствий добрались до Рейна. После Майнца слухи о восстаниях и карательных акциях постепенно улеглись. И все-таки они были начеку.
Чтобы не рисковать без нужды, Агнес подстригла волосы и оделась в мужскую одежду. Широкий, очень теплый плащ скрывал грудь. Мельхиор тоже сменил камзол на более скромный, так что все трое походили теперь на бродячих подмастерьев или музыкантов. Так им удалось заработать немного денег на места на барже, которая везла их теперь к заветной цели.
В Санкт-Гоар.
Утром Мельхиор переговорил с плотогонами и выяснил, что сегодня к вечеру они будут уже на месте. Агнес по-прежнему не знала, что надеялась там узнать. Однако она чувствовала, что должна совершить это путешествие, если хотела когда-нибудь избавиться от этих сновидений. И была рада, что Мельхиор с Матисом ее сопровождали. Особенно Матис в последние дни был с ней очень заботлив. Агнес не рассказывала ему о кошмарных ночах с Барнабасом, но юноша словно чувствовал, что в душе у нее зияла рана, и затянется она еще не скоро. После бегства из лагеря Матис несколько раз ее целовал и обнимал. Но когда замечал, как она внутренне сжималась, оставлял свои робкие попытки. Пройдет еще много времени, прежде чем Агнес сможет подпустить к себе мужчину. Возможно, это чувство к ней уже не вернется. Слишком ужасными были воспоминания о том, что сотворил с ней Барнабас.
«Одним только этим ублюдок заслужил смерти», — подумала она мрачно.
Агнес мягко провела по исцарапанной гравировке на кольце, которое снова носила на пальце. В сотый раз повторила она узор, образующий портрет бородатого императора. Сколько крови уже пролилось из-за этого кольца! Оно было проклятием и благословением одновременно. Агнес решительно кивнула. Пора наконец разузнать о его прошлом.
И о своем собственном…
С кормы вдруг трижды прозвонил колокол и вырвал Агнес из раздумий. Плотогоны опустились на колени и стали громко молиться.
— Что с ними? — спросила она смущенно у Мельхиора. — Случилось несчастье?
— Они молятся, чтобы его не случилось, — ответил менестрель и показал на правый берег. Баржа медленно приближалась к высокому утесу, что клином вдавался в русло. — В народе эта скала зовется Лореляй. Рейн здесь сужается, и образуются водовороты и побочные течения. Впереди как раз самый опасный участок. Немало путников нашли погибель в этих водоворотах.
Мельхиор кивнул в сторону плотогонов. Те поглядывали на них с недоверием.
— Похоже, и от нас ждут молитвы. Сделаем им одолжение.
— В любом случае, это не повредит, — сказала Агнес и опустилась на колени.
После некоторых колебаний Матис с Мельхиором последовали ее примеру.
Утес проплыл мимо, в тот же миг раздался могучий рокот. Казалось, он доносится отовсюду. Матис неуверенно оглядел крутые склоны, с которых то и дело с грохотом скатывались мелкие камни.
— Бояться нечего, — успокоил его Мельхиор. — Это всего лишь водопад Гальгенбах, и вы слышите его многократное эхо. Хотя местные считают, что это обитающие в пещерах гномы добывают золото… — Он вздохнул. — Я давно уже подумываю написать об этих местах красивую балладу. Может, про какую-нибудь русалку или колдунью, убивающую мужчин…
Внезапно баржа содрогнулась от удара, и трое путников, чтобы не упасть, растерянно похватались за привязанные бочки. Плотогоны прервали молитву и с криками устремились к носовой части. Мимо вплотную к барже проплывало громадное дерево. То был дуб шагов в десять длиной. Среди ветвей застряли какие-то обломки. Ствол скрежетал по левому борту, но баржа выдержала.
Агнес пригляделась и заметила среди ветвей двух утопленников. Шею одного из них стягивала размочаленная петля. Оба тела до того разбухли, что походили скорее на мешки с мукой, чем на людей. Судя по их рваной одежде, это были простые крестьяне.
— Бедняги, — пробормотал Матис. — Наверное, их повесили у самого берега проплывающим в назидание. А потом буря смела их в воду…
— И они едва не увлекли за собой еще нескольких смертных, — тихо отозвалась Агнес. — Помилуй Господь их души.
Она перекрестилась. Дуб со своим жутким грузом медленно скрылся из виду.