Последняя песня Спаркс Николас
– Полагаю, под своеобразием ты подразумеваешь дырявую крышу и отсутствие кондиционера?
Ким смущенно улыбнулась.
– Конечно, не дворец, но здесь спокойно, и я могу любоваться восходами.
– И церковь позволяет тебе жить здесь бесплатно?
Стив кивнул.
– Дом принадлежал Карсону Джонсону, местному умельцу, и когда тот умер, завещал дом церкви. Пастор Харрис позволил мне остаться, пока они не решат продать дом.
– И каково это – вернуться на родину? Ведь твои родители жили именно здесь? В трех кварталах отсюда?
Вообще-то в семи. Что-то вроде.
– Да все в порядке, – пожал плечами Стив.
– Теперь здесь столько народу. Все так изменилось с того времени, как я в последний раз здесь была.
– Все меняется, – пробормотал он и, облокотившись на стойку, скрестил ноги. – Итак, когда настанет счастливый день? – спросил он, меняя тему. – Для тебя и Брайана.
– Стив… не стоит…
– Да нет, я ничего не имел в виду, – заверил он, поднимая руку. – И рад, что ты кого-то нашла.
Ким уставилась на него, явно гадая, стоит ли пропустить его слова мимо ушей или ступить на запретную территорию.
– В январе, – решилась она наконец. – Но я хочу, чтобы ты знал… Дети… Брайан не собирается занять твое место. И он тебе понравится.
– О, я в этом уверен, – кивнул он, глотнув чаю. – А как дети к нему относятся?
– Джоне он, похоже, нравится. Но Джоне нравятся все.
– А Ронни?
– Она ладит с ним примерно так же, как с тобой.
Он рассмеялся, прежде чем успел заметить, что она чем-то встревожена.
– Как она на самом деле?
– Не знаю, – вздохнула Ким. – И не думаю, что она сама знает. Она постоянно пребывает в мрачном, угрюмом настроении. Несмотря на мои запреты, возвращается домой поздно, и когда я пытаюсь поговорить с ней, в лучшем случае получаю в ответ «наплевать». Я стараюсь списать это на переходной возраст, потому что помню, какой была сама, но…
Она покачала головой.
– Видел ее манеру одеваться? И волосы, и эту кошмарную тушь?
– Угу…
– И?..
– Могло быть хуже.
Ким открыла рот, чтобы возразить, но, не услышав ответа, Стив понял, что был прав. Несмотря на все выходки, несмотря на страхи Ким, Ронни остается Ронни.
– Наверное, – согласилась она. – Нет, точно. Но последнее время с ней так трудно! Временами она бывает прежней милой Ронни. Особенно с Джоной. Хотя они дерутся как кошка с собакой, она по-прежнему каждый уик-энд приводит его в парк. И когда у него были затруднения с математикой, она вечерами с ним занималась. Что очень странно, потому что сама она на уроки плюет. Я не говорила тебе, но в феврале заставила ее сдать школьные оценочные тесты. Она не ответила ни на один вопрос. Представляешь, какой умной нужно быть, чтобы так отличиться.
Стив рассмеялся. Ким нахмурилась.
– Не смешно!
– Очень смешно.
– Тебе не приходилось воспитывать ее последние три года!
Стиву стало стыдно.
– Ты права, прости. А что сказал судья насчет ее воровства в магазинах?
– Только то, о чем я говорила тебе по телефону, – обреченно пробормотала она. – Если она снова не попадет в беду, срок с нее снимут. А если снова примется за свое, тогда… – Она не договорила.
– Ты чересчур волнуешься… – начал он.
Ким отвернулась.
– Проблема в том, что это не в первый раз. Она призналась, что стащила в прошлом году браслет. Теперь утверждает, что, покупая целую кучу всего в драгсторе, не смогла удержаться и сунула помаду в карман. Заплатила за все, и когда смотришь видео, это действительно кажется ошибкой, но…
– Но ты не уверена.
Ким не ответила. Стив покачал головой.
– Ей еще далеко до объявлений «Разыскивается опасный преступник». Девочка запуталась. Но у нее всегда было доброе сердце.
– Это не значит, что сейчас она говорит правду.
– Но и не значит, что она лжет!..
– Так ты ей веришь?
На ее лице отразилась борьба надежды со скептицизмом.
Он молчал, пытаясь разобраться в своих чувствах, хотя делал это сто раз с тех пор, как Ким все ему рассказала.
– Да. Я верю ей, – выговорил он наконец.
– Почему?
– Потому что она хорошая девочка.
– Откуда тебе знать? – бросила она, впервые за все это время рассердившись. – Когда ты видел ее в последний раз, она заканчивала среднюю школу!
Ким отвернулась и, сложив руки на груди, выглянула в окно.
– Ты сам знаешь, что мог бы вернуться, – с горечью продолжала она. – Снова преподавать в Нью-Йорке. Не обязательно разъезжать по всей стране, не обязательно перебираться сюда, ты мог бы постоянно присутствовать в их жизни.
Слова больно жалили, но Стив понимал, что она права. Все было не так просто по причинам, которые оба понимали, но не желали признаваться в этом самим себе.
Прошло несколько минут напряженного молчания, прежде чем Стив снова заговорил:
– Я только пытаюсь сказать, что Ронни умеет отличить хорошее от плохого. Как бы высоко она ни ценила свою независимость, все же уверен, что она осталась такой, как была. В главном она совсем не изменилась.
Прежде чем Ким успела сообразить, как ответить, в комнату ворвался раскрасневшийся Джона.
– Па! Я нашел классную мастерскую! Пойдем! Я хочу тебе показать.
Ким подняла брови.
– Это на задах дома, – пояснил Стив. – Хочешь посмотреть?
– Это потрясающе, ма.
Ким отвернулась от Стива и улыбнулась Джоне.
– Все в порядке. И больше похоже на отношения отца с сыном. Кроме того, мне пора.
– Уже? – спросил Джона.
Стив знал, как трудно придется Ким, поэтому ответил за нее:
– Твоей маме предстоит долгая дорога назад. И кроме того, я хотел вечером повести тебя в цирк. Хочешь?
Плечи Джоны слегка опустились.
– Наверное… – прошептал он.
После того как Джона попрощался с матерью (Ронни нигде не было видно), Стив с сыном направились в мастерскую, невысокую хозяйственную постройку со скошенной жестяной крышей.
Последние три месяца Стив проводил здесь почти все дни в окружении всякого хлама и маленьких листов цветного стекла, которые Джона сейчас исследовал. В центре мастерской был большой рабочий стол с начатым витражом, но Джону, казалось, больше интересовали фантастические чучела, стоявшие на полках, – работы прежнего хозяина. И действительно, странно было видеть полубелку, полурыбу или голову опоссума на теле курицы.
– Что это такое? – удивлялся Джона.
– Предполагается, что искусство.
– Я думал, что искусство – это картины и всякое такое.
– Верно. Но искусство, оно разное.
Джона наморщил нос, глядя на полукролика-полузмею.
– На искусство не похоже.
Когда Стив улыбнулся, Джона показал на незаконченный витраж:
– Это тоже его?
– Вообще-то мое. Я делаю его для церкви, той, что совсем рядом. В прошлом году она сгорела, и окно было уничтожено огнем.
– Я не знал, что ты умеешь делать окна.
– Веришь или нет, но меня научил тот умелец, что здесь жил.
– И который сделал всех этих животных.
– Именно так.
– Ты его знал?
Стив подошел к сыну.
– В детстве я часто пробирался сюда, вместо того чтобы сидеть на уроках закона Божия. Он делал витражи для всех окрестных церквей. Видишь картину на стене?
Стив показал на снимок с изображением воскресения Христа, прислоненный к одной из полок. В таком хаосе ее нелегко разглядеть!
– Будем надеяться, что готовый витраж будет выглядеть точно так же.
– Потрясающе! – прошептал Джона, и Стив снова улыбнулся. Очевидно, это новое любимое словечко сына. Интересно, сколько раз придется услышать его этим летом?
– Хочешь помочь?
– А можно?
– Я на тебя рассчитывал.
Стив осторожно толкнул сына в бок.
– Мне нужен хороший помощник.
– А это трудно?
– Я начал в твоем возрасте, так что уверен: ты справишься.
Джона опасливо поднял осколок стекла и с самым серьезным видом стал рассматривать на свет.
– Я наверняка справлюсь, – кивнул он.
– Вы все еще ходите в церковь? – спросил Стив.
– Да. Но не в ту, куда мы ходили раньше, а в ту, которая нравится Брайану. Но Ронни не всегда ходит с нами. Запирается у себя и отказывается выходить. А как только остается одна, бежит к приятелям в «Старбакс». Ма так злится!
– Такое случается, когда дети становятся подростками. Постоянно испытывают родителей на прочность.
Джона положил стекло на стол.
– Я таким не стану. Всегда буду хорошим мальчиком. Но мне не слишком нравится новая церковь. Она скучная. Я бы тоже в нее не ходил.
– Вполне справедливо.
Стив помедлил.
– Я слышал, что этой осенью ты не будешь играть в футбол.
– Я не слишком-то хороший игрок.
– И что из того? Зато весело, верно?
– Нет, когда другие ребята над тобой издеваются.
– Они над тобой издеваются?
– Да ладно! Мне плевать.
– Вот как, – кивнул Стив.
Джона шаркнул ногой, очевидно, что-то обдумывая.
– Ронни не читала тех писем, что ты ей посылал. И к пианино больше не подходит.
– Знаю.
– Мама говорит, это потому, что у нее ПМС.
Стив едва не поперхнулся.
– Ты хотя бы знаешь, что это означает?
Джона подтолкнул очки указательным пальцем.
– Я уже не маленький. Это означает «плюет-на-мужчин-синдром».
Стив, смеясь, взъерошил волосы Джоны.
– Может, пойдем поищем твою сестру? По-моему, я видел, как она шла к цирку.
– А можно мне на колесо обозрения?
– Все, что захочешь.
– Потрясающе!
Ронни
На Фестивале морепродуктов в Райтсвилл-Бич яблоку негде упасть.
Заплатив за газировку, она огляделась и увидела море машин, припаркованных бампер к бамперу вдоль обеих дорог, ведущих на пирс, и заметила даже, что несколько предприимчивых подростков сдают напрокат свои места, те, что были поближе к месту действия.
Но пока что Ронни было ужасно скучно. Наверное, она надеялась, что колесо обозрения стоит здесь постоянно и на пирсе полно магазинчиков и лавчонок, как на набережной в Атлантик-Сити. Иными словами, она представляла, что именно в этом месте проведет лето. Как же, обрадовалась! Фестиваль проходил на парковке в начале пирса и до смешного напоминал небольшую сельскую ярмарку. Проржавевшие аттракционы принадлежали бродячему цирку, а на парковке в основном располагались игровые автоматы, выиграть в которые невозможно, и лотки с жирной едой. Все это место – настоящее убожество и глухая провинция.
Впрочем, ее мнение разделяли не многие. Парковка была буквально забита людьми. Старые, молодые, стайки школьников, целые семьи азартно толкались, пробираясь к аттракционам. Куда бы ни ступила девушка, приходилось бороться с наплывом тел – больших потных тел, и два из них зажали ее, едва не раздавив. Оба явно предпочитали жареные хот-доги и сникерсы, которые она только что видела на соседнем лотке.
Ронни поморщилась.
Ну полный отстой.
Заметив свободное место, она удрала от аттракционов и цирка и зашагала к пирсу. К счастью, толпа сильно поредела: очевидно, никого не интересовали магазинчики, предлагавшие домашние поделки. Ничего, что она могла бы купить! Кому, спрашивается, нужен слепленный из ракушек гном? Но очевидно, кто-то это все покупал, иначе магазинчики давно перестали бы существовать.
Задумавшись, она наткнулась на столик, за которым на складном стуле сидела пожилая женщина в мягкой спортивной куртке с логотипом местной организации защиты животных. Седые волосы, открытое жизнерадостное лицо типичной бабушки, которая целыми днями проводит дни за стряпней у плиты. На столике лежала пачка листовок и стояли кружка для пожертвований и большая картонная коробка. В коробке копошились четыре серых щенка, то и дело встававших на задние лапки, чтобы посмотреть по сторонам.
– Привет, малыш, – прошептала Ронни.
Женщина улыбнулась.
– Хочешь подержать его? Он смешной. Я назвала его Сайнфелдом[1].
Щенок пронзительно взвизгнул.
– Не бойся, маленький, – успокоила Ронни.
Он был такой симпатичный. Ужасно милый, хотя, по мнению Ронни, кличка не слишком ему подходила. Ей хотелось подержать его, но тогда она уже не сможет отдать щенка обратно. Ронни обожала животных, особенно брошенных. Вроде этих малышей.
– У них все будет хорошо? Вы не собираетесь их усыпить?
– Не волнуйся, все в порядке. Поэтому мы и поставили этот столик. Чтобы кто-то смог взять их себе. В прошлом году мы нашли хозяев для более чем тридцати животных, да и на этих уже есть заявки. Я просто жду, пока новые владельцы их разберут на обратном пути. Но если интересуешься, в приюте есть и другие.
– Я приехала в гости, – пояснила Ронни.
С пляжа донесся рев толпы. Она вытянула шею, пытаясь разглядеть, что происходит.
– Что там? Концерт?
Женщина покачала головой.
– Пляжный волейбол. Что-то вроде турнира. Продолжается уже несколько часов. Ты тоже можешь посмотреть. Я эти вопли слушаю весь день, так что зрелище, должно быть, волнующее.
Ронни обдумала предложение. Почему нет? Хуже все равно не будет.
Она бросила пару долларов в кружку для пожертвований, прежде чем сбежать вниз, на пляж.
Солнце уже садилось, превращая поверхность океана в жидкое золото. На песке все еще лежали люди, расстелив полотенца у самой воды. Кто-то уже успел построить песочные замки, которые вот-вот будут смыты нарастающим приливом. Повсюду шныряли охотившиеся на крабов крачки.
Совсем немного времени ушло на то, чтобы добраться до места действия. Подходя к корту, она заметила, что почти все девушки не сводят глаз с двух игроков на правом краю. И неудивительно. Оба парня (ее ровесники? постарше?) принадлежали к тому типу, который ее подруга Кейла обычно именовала «усладой взора». Хотя ни один не был в ее вкусе, все же невозможно было не восхищаться идеальным сложением и грациозными движениями. Они словно скользили по песку. Особенно тот, что повыше, с темно-каштановыми волосами и плетеным браслетом на запястье. Кейла определенно положила бы на него глаз – она всегда западала на высоких парней, совсем как вон та блондинка в бикини на другом конце корта. Ронни сразу заметила и ее, и ее подругу. Обе стройные, хорошенькие, с ослепительно белыми зубами и, очевидно, привыкшие быть в центре внимания. Они держались в стороне от толпы и не проявляли чрезмерного энтузиазма. Возможно, чтобы не испортить прически. Обе походили на рекламных красоток, буквально кричащих о том, что восхищаться можно только на расстоянии, но близко не рекомендуется. Ронни не знала их, но они сразу ей не понравились.
Она снова стала смотреть игру. В этот момент красавчики заработали очередное очко. А потом еще одно. И еще. Она не знала, какой счет, но, очевидно, их команда выигрывала. И все же Ронни почему-то болела за проигрывавших. Не говоря о том, что она всегда сострадала лузерам, парочка победителей напоминала ей избалованных мажоров из частной школы, которых она иногда видела в клубах: мальчиков из Верхнего Ист-Сайда, считавших себя выше остальных просто потому, что их папаши были инвестиционными банкирами.
Ронни видела достаточно людей, принадлежавших к привилегированному классу, чтобы узнать их с первого взгляда, и была готова дать голову на отсечение, что эти двое были сынками богатеньких родителей. Ее подозрения подтвердились, когда, заработав очередное очко, партнер парня с каштановыми волосами подмигнул загорелой куколке Барби, подружке блондинки. В этом городе все красавцы, похоже, друг друга знали.
Почему это ее не удивляет?
Игра вдруг показалась не такой интересной, и во время следующей подачи она повернулась, чтобы уйти, но краем уха услышала, что кто-то кричит, когда вторая команда вернула подачу. Не успела она сделать два шага, как болельщики стали толкаться, едва не сбив ее с ног.
Девушка повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как один из игроков на полной скорости мчится к ней, стараясь поймать улетевший мяч. У нее не было времени среагировать, прежде чем он врезался в нее, схватив за плечи, чтобы не дать упасть. Ее рука дернулась, и девушка почти зачарованно наблюдала, как с пластикового стаканчика с газировкой слетает крышка. Струя взметнулась вверх, прежде чем выплеснуться на ее лицо и майку.
И тут все мгновенно закончилось. Она увидела, как потрясенно смотрит на нее парень с темно-каштановыми волосами.
– Ты в порядке? – пропыхтел он.
Вода стекала с ее лба, впитываясь в майку. Кто-то в толпе засмеялся. И почему бы нет? Это действительно забавно.
– Я в порядке, – отрезала она.
– Уверена? – выдохнул парень. Он казался искренне взволнованным. – Я ведь врезался в тебя на полном ходу!
– От-пус-ти меня, – процедила она сквозь зубы.
Он как будто не осознавал, что все еще сжимает ее плечи, и сейчас мгновенно разжал пальцы, отступил и стал рассеянно вертеть браслет.
– Прости, пожалуйста. Я бежал за мячом и…
– Я поняла, – перебила она. – Но выжить мне все-таки удалось. Так что все о’кей. Пока!
Она отвернулась. Сейчас ей хотелось одного: убраться отсюда как можно дальше.
– Давай, Уилл! – позвал кто-то. – Игра не закончена!
Но, пробираясь сквозь толпу, она остро ощущала его внимательный взгляд.
Майка не была испорчена, но лучше от этого она себя не чувствовала. Ей нравилась эта майка с концерта группы «Фоллаут бой», на который она тайком ходила с Риком в прошлом году. Ма едва на стенку не полезла, и не только потому, что у Рика на шее вытатуирован паук, а пирсингов еще больше, чем у Кейлы. Главное, она допыталась, что дочь солгала насчет того, куда идет, не говоря о том, что вернулась домой Ронни только на следующий день, поскольку они вломились в дом брата Рика в Филадельфии и устроили там вечеринку. Ма запретила Ронни видеться и даже говорить с Риком, но запрет был нарушен на следующий же день.
Не то чтобы она любила Рика: откровенно говоря, он даже не очень ей нравился, – но она злилась на мать и чувствовала себя полностью правой. Когда она добралась до дома Рика, он уже обкурился и был пьян, как тогда, на концерте. Ронни поняла, что, если будет общаться с ним, он начнет на нее давить, уговаривая выпить или раздавить косячок, как вчера ночью. Она пробыла в его квартире всего несколько минут, прежде чем отправиться на весь день на Юнион-сквер, зная, что между ними все кончено.
Ронни отнюдь не была наивной, если речь шла о наркотиках. Кто-то из друзей курил марихуану, кто-то увлекался кокаином и экстази, а один даже принимал амфетамины. Все это легко можно было получить в любом клубе или на вечеринке. Она прекрасно знала, что каждый раз, когда ее друзья курили, пили или глотали «колеса», они начинали шататься, блевать или полностью теряли контроль над собой и могли натворить глупостей. Для девушек это обычно кончалось ночью, проведенной с полузнакомым парнем.
Ронни не хотела такого для себя. Особенно после того, что случилось с Кейлой прошлой зимой. Кто-то подлил ей в выпивку жидкого экстази, и хотя она крайне смутно припоминала все, что случилось дальше, все-таки была почти уверена, что оказалась в комнате с тремя парнями, которых встретила в ту ночь впервые. Проснувшись, она обнаружила, что одежда разбросана по комнате. Кейла никогда не распространялась на эту тему и предпочитала делать вид, будто ничего не случилось; мало того, жалела, что вообще поделилась с Ронни. И хотя рассказала не много, было нетрудно домыслить остальное.
…Добравшись до пирса, Ронни поставила полупустой стаканчик на землю и стала яростно промокать салфеткой майку. Вроде бы получилось, но салфетка мигом скаталась в крошечные, напоминавшие перхоть хлопья.
Супер!
Ну почему этот парень врезался именно в нее? Она пробыла там не более десяти минут! Кто мог подумать, что стоит отвернуться, как в нее полетит мяч? И что она будет держать стаканчик с водой в толпе, на волейбольном матче, который ей не слишком хотелось смотреть. Подобное случается раз в миллион лет! При таком везении ей, наверное, стоило бы купить лотерейный билетик!
И еще. Тот парень, который это сделал, кареглазый красавчик шатен, при ближайшем рассмотрении был не просто хорош собой, а красив. Особенно запомнился его мягкий сочувственный взгляд. Он мог быть из компании мажоров, но когда на секунду их глаза встретились, у нее возникло крайне странное чувство. Ей показалось, что этот парень настоящий…
Ронни тряхнула головой, чтобы прийти в себя. Очевидно, солнце ударило ей в голову.
Довольная тем, что сделала все возможное, Ронни подхватила стаканчик с водой. Она уже решила выбросить его, но, развернувшись, натолкнулась на стоящую к ней вплотную девушку. На этот раз все происходило очень быстро: остаток воды оказался на ее майке.
Перед ней стояла девушка со стаканчиком смузи* в руке. Она была одета в черное, и немытые темные волосы непокорными локонами обрамляли лицо. У нее, как у Кейлы, было по дюжине сережек в каждом ухе. С мочек свисали миниатюрные черепа, а черные тени и густо подведенные глаза придавали ей хищный вид. Сочувственно покачав головой, девчонка-гот ткнула стаканчиком в расплывающееся пятно:
– Не хотела бы я оказаться на твоем месте.
– Ты так думаешь?
– По крайней мере теперь ты одинаково мокрая с двух сторон.
– О, поняла. Пытаешься шутить!
– Остроумие – большое достоинство, не находишь?
– Тогда тебе следовало сказать что-то вроде: «Тебе следовало обходиться поильниками».
Девчонка-гот рассмеялась на удивление звонким смехом.
– Ты нездешняя, верно?
– Я из Нью-Йорка. Приехала в гости к отцу.
– На уик-энд?
– Нет. На лето.
– Нет, точно не хотелось бы оказаться на твоем месте.
На этот раз была очередь Ронни рассмеяться.
– Я Ронни. Сокращенное от «Вероника».
– Зови меня Блейз.
– Блейз?
– Мое настоящее имя Галадриэль. Это из «Властелина колец». У моей ма свои тараканы в голове.
– Хорошо еще, что она не назвала тебя Голлум.
– Или Ронни.
Она кивком показала куда-то назад.
– Если хочешь что-нибудь посуше, вон там на лотке продаются майки с Немо.