Невеста из коробки Куликова Галина

Глава 14

Первое, что она увидела, открыв глаза, была ледяная физиономия Ольги.

— Сестра! — проблеяла Мила, исторгнув пробный стон из пересохших внутренностей. — Воды!

— Я не работаю в Красном Кресте, — холодно ответила Ольга, продолжая морозить ее взором.

— Что со мной? — просипела Мила, попытавшись приподняться и тут же ощутив, что тело ее многократно бито. — Отчего мне так некомфортно, так… хреново, я бы сказала? Где я вчера была?

— На столетии прадедушки, — коротко ответила Ольга, не пожелав ничего добавить.

— Разве праздник уже состоялся? — пробормотала Мила, выстраивая брови в сплошную линию.

— Хочешь сказать, что ты ничего не помнишь? — спросила Ольга, с деланным безразличием принимаясь разглядывать свои ногти.

— А что? На юбилее случилось что-то интересное?

— Рассказать? — дернула та щекой.

Мила в ответ издала низкий тягучий звук. Приняв ее мычание за поощрение, Ольга оторвалась от ногтей и, закинув левую ногу на правую, стала нервно покачивать ею. Тут ей отказала выдержка, и она злобно выплюнула:

— Ты целовалась с Николаем!

Мила некоторое время молчала, переваривая информацию, потом вяло отмахнулась:

— Не может был". Для этого надо было наливать мне как минимум керосин иди технический спирт.

— Целовалась! — завизжала Ольга, сжав кулаки и потрясая ими в воздухе. — Не только я видела! Гуркин тоже видел! И Орехов! Ты утащила его на служебную лестницу и там… там… — Ольга задохнулась, не в силах вымолвить самое страшное.

— Это у него изо рта пахнет ментолом? — наморщила лоб Мила, и Ольга тут же бросилась на нее, взревев, словно стартовавший бульдозер.

Когда сестрица пару раз ударила ее по ребрам, Мила попыталась откатиться и свалилась с кровати на пол. Грохот вышел страшный, как будто бы упал мешок с камнями.

— Не убивай меня! — закричала Мила голосом Золотой рыбки, попавшейся в сети жадного и голодного старика.

— На черта ты мне нужна? — немного поостыла Ольга. — Только руки марать.

— Ольга, я была пьяная! — заскулила Мила, кутаясь в упавшее сверху одеяло. — Ты же знаешь, что я терпеть не могу твоего Николая!

— Откуда я могу это знать? — ехидно поинтересовалась та. — На словах выходит одно, а на деле…

— Ольга, я ничего не помню! — взмолилась Мила. — Я с таким же успехом могла целовать не Николая, а какого-нибудь официанта!

— Официанта ты тоже целовала, — как будто смягчилась та. — Рассказать, что ты еще делала?

Мила не отвечала, неподвижно глядя перед собой. На Ольгу, впрочем, это не произвело особого впечатления, поэтому она продолжила:

— Сначала ты рассказала прадедушке про то, как ходила в секс-шоп, и в подробностях ознакомила его с ассортиментом товаров.

— Не может быть.

— Еще ты поведала маме, как недавно целовалась с Аликом Цимжановым, после чего Софья охотилась за тобой, чтобы выжечь тебе кислотой глаза. Орехову ты наконец-то призналась в супружеской измене, подробно рассказав про Толика Хлюпова, при этом не забыла осветить подробности его недавней кончины.

— Я все разболтала? — изо всех сил зажмурилась Мила.

— Да. Еще ты напала на Гуркина и хотела перегрызть ему горло. Благо он отделался одним галстуком. А в заключение всего, — голос Ольги отчетливо зазвенел, — ты принялась бегать вокруг меня, тыкать пальцем и кричать: «Слушайте все! Ей сорок шесть лет!» При этом хохотала, как гиена.

После этих слов Мила попыталась заползти под кровать, но Ольга проворно схватила ее за ногу.

— Нет-нет, останься, дорогуша, — потребовала она. — Тебе придется посмотреть мне в глаза!

— Я не знаю, почему все это сделала! — зарыдала Мила, скомкав одеяло и уткнувшись в него носом и ртом. — Это было наваждение!

— А Гуркину ты выболтала, что Листопадов тебя охраняет! — добила ее Ольга. — Теперь твой поклонник постоянно звонит мне и пытается выяснить, что у тебя происходит. Довольна? Ну?

— Боже мой! Я падшая женщина! — ревела Мила, не жалея одеяла.

— Надеюсь, та пала не с моим мужем? — с подозрением спросила Ольга.

— Я ничего не помню!

— Николая я простила, — сообщила сестра почти нормальным тоном. — Ладно, прощу и тебя. Видимо, твои страдания как-то влияют на мои гены, не могу спокойно слышать этот рев.

— Так твой муж жив? — выпрастываясь из одеяла, радостно воскликнула Мила, ожидавшая, что скоро услышит ни больше ни меньше, как о дне похорон Николая.

— Он сказал, что ничего не сделал. Что это ты его прижала к стенке. Честное слово, я бы ему не поверила, если бы своими глазами не видела, как ты кидаешься на Гуркина. Это выглядело так отвратительно! Ты кусала его за галстук, он бегал кругами, а ты бегала за ним, отплевываясь клочьями…

— Ольга! Наверное, меня опоили! — внезапно догадалась Мила и проворно поднялась на ноги. — Я просто не могла выделывать все эти вещи, находясь под мухой. Ты когда-нибудь видела, чтобы я при всех так бесчинствовала?

— Честно говоря, нет, — заинтересовалась новой версией происходящего Ольга. — А чем тебя могли опоить? И, главное, кто? Вспоминай, что ты вчера употребляла?

Мила напыжилась, пытаясь сообразить, что же она пила.

— Орехов, как только мы приехали, заставил меня выпить целый бокал красного.

— Орехов? Интересно… У нас ведь уже была версия, что ты возила для него наркотики через границу.

— А перед этим, еще дома, я выпила две таблетки. Одну без спросу взяла в квартире соседки снизу, Капитолины Захаровны, а вторую, тоже без спросу, вытащила из пиджака Андрея.

— Может быть, одна из этих таблеток была наркотиком? — предположила Ольга.

— Ольга, мне нужно попить! — заскулила Мила, устремившись на кухню. Сестра потопала за ней, задумчиво пожевывая нижнюю губу.

— А что, если главный наркоделец — это Капитолина Захаровна? — внезапно воскликнула она. — Я сто раз читала в книжках про инвалидов — главарей мафии. Их никто не подозревает, потому что они парализованы и вообще такие с виду бедняжки. И только в конце выясняется их подлинная сущность!

— Точно, — мрачно подхватила Мила, залпом проглотив чашку воды из-под крана. — Капитолина Захаровна орудует вдвоем о медсестрой Жанной. У той и внешность подходящая — сущий ангел, только крылышки присобачить. Кстати, Гуркин от нее без ума.

— Ты за это изгрызла его галстук?

— Ольга, я не ревнива. Говорю тебе, это было какое-то зелье.

— А что, если Орехов решил приворожить тебя? — ахнула Ольга, сверкая глазами. — Сходил к какой-нибудь бабке, и та всучила ему жидкость, которую Илья подлил в то самое вино?

— Ну да.

— Что — ну, да? Он ведь хотел вернуться? Хотел?

— Мало ли, чего он хотел, — проворчала Мила. — Оставь свои романтические сопли. Если это что и было, то наркотик, а не приворотное зелье. Меня так заглючило — не приведи господи. Впрочем, ты сама видела. Если уж меня потянуло на Николая… Как ему в глаза теперь смотреть? Слушай, а что, если наркотик был у Гуркина в кармане? Замаскированный под таблетки? Я проглотила таблетку, а ведь он не знал. Он хотел отпаивать меня чаем! Сказал, что не надо мне пить ничего обезболивающего. Это несмотря на то, что у меня началась жесточайшая мигрень!

— Милка, ты так рискуешь! — покачала головой Ольга. — Надо срочно заявить в милицию. Срочно. Или взять денег у папы. Ну, на коммерческую команду сыщиков. Мы с тобой уже это обсуждали! Но лучше все-таки в милицию.

— И слышать не хочу! Меня сразу посадят за поганки. Хотелось бы тебе оказаться в каталажке и месяцами ждать, пока следователи чего-нибудь нароют в твою пользу? А если они не захотят? Если станут меня подозревать? Меня вообще сошлют в Сибирь!

— Ну, как хочешь, — сказала Ольга, поднимаясь. — Я уезжаю. Не могу жить только твоей жизнью. Теперь, когда Николай знает, сколько мне лет, я должна особенно тщательно следить за своей внешностью.

— А где мой Листопадов? — неожиданно спохватилась Мила, озираясь так, словно Листопадов был собакой, которая обычно болтается под ногами.

— Не знаю, не знаю. Вероятно, где-то прячется. Может быть, в подъезде, может, на балконе. Позвони Глубоководному и спроси. В конце концов, если уж он валяет ваньку, так пусть делает это как следует. Требуй у него отчета. Что-то же он должен рассказать тебе о ходе расследования! Даже если он расследует на самом деле не для тебя.

Проводив Ольгу, Мила бросилась к холодильнику заедать вчерашние приключения. К счастью, внутри хранилось много сладкого, что ненадолго ее утешило. Перед тем, как засовывать очередную сладость в рот, она тщательно проверяла, не нарушены ли упаковки. Потом, исполненная энтузиазма, прибралась на кухне, приняла душ и приготовила все для создания знаменитой бабушкиной мази. Почистила добытые с риском для жизни корешки и разложила на столе другие заготовленные заранее ингредиенты.

Волшебной мази получилась целая кастрюлька, и Мила с удовлетворением поставила ее на подоконник остужаться. На ее объявление о продаже баночек до сих пор никто не откликнулся, поэтому пришлось озаботиться еще и подходящей тарой. «Надо продавать дорого и маленькими порциями. Тогда будет полный шоколад», — подумала она, искренне веря в успех.

В дверь позвонили — три коротких резких звонка. Никто из ее знакомых так весело к ней не просился. Неслышно подкравшись к двери и заглянув в глазок, Мила увидела на лестничной площадке совершенно неожиданную гостью. Это была Леночка Егорова, супруга сбежавшего ореховского партнера. Прежде они с Милой часто встречались как жены бизнесменов, владевших одной фирмой. До дружбы дело не дошло, до вражды, к счастью, тоже. «Может быть, Егоров отколол номер и вернулся?» — подумала Мила и распахнула дверь.

— Леночка! Какими судьбами? — воскликнула она, делая щечки булочками. — Заходи, заходи, раздевайся.

— У тебя найдется для меня полчаса? — поинтересовалась та, внимательно озираясь по сторонам.

— Конечно. Не беспокойся, я одна.

Леночка Егорова была крашеной блондинкой с почерневшим пробором и наполовину умершей «химией». Жесткие кудельки уныло свисали с ее головы, устав надеяться на лучшее. Она была из тех женщин, которые бестрепетно сочетают плохой маникюр с золотыми кольцами и шикарные туфли с поехавшими колготками. При этом имела замечательную мордочку. Мужики сбегаются к таким, стоит им только постучать ладонью по бедру. Круглый обиженный ротик в мгновение ока умел превращаться в узкую извилистую щель, через которую слова цедятся по одному; Сейчас, однако, Леночка явно пребывала в хорошем настроении и губки держала бантиком.

— О! Тортик! — сказала она, увидев уставленный яствами стол. — Угостишь? Как только я перестаю думать о похудании, тотчас же худею. Господь не дает мне растолстеть. Только я начала расплываться, как сбежал Павел. Нервная система мгновенно вытряхнула из меня весь лишний жир. Я снова стройна и готова к новым похождениям.

— Так быстро? — не поверила Мила и принялась ее угощать.

Во время чаепития говорили о всякой ерунде. Наконец Леночка отставила в сторону десертную тарелку и потянулась за пепельницей.

— Как у тебя с Ореховым? — спросила она, безуспешно щелкая зажигалкой и этим страшно напоминая ей Ольгу.

— Мы разводимся, ты разве не знаешь?

— Слышала от него. Но заявления мужчины — это одно, а замысел женщины — совсем другое. Туг все зависит от твоих намерений. Ты действительно хочешь с ним развестись?

— Действительно, — неохотно кивнула Мила.

Может быть, Леночке приятно узнать, что не только она остается без мужа, но Мила не любила, когда из нее вытягивали сведения личного характера.

— Ума не приложу, почему ты его отпускаешь! Если бы Павел не улизнул, я бы никогда не дала ему развода. Он был очень удобен.

— У вас ведь маленький Мишенька! — воскликнула Мила. — А наш Лешка уже вырос, ему можно все объяснить.

— А что — все? — спросила Леночка, пытливо глядя на хозяйку дома.

— Что ты хочешь от меня услышать? — нетерпеливо спросила та. — Подробности скандала?

— Не сердись. — Леночка принялась вертеть в руках сигарету. — Не могу понять, почему сбежал Павел. Ночами не сплю, всю голову сломала.

— Как — почему? — опешила Мила. — Надоело рисковать, крутиться, нести бремя забот. Кроме того, секретарша Вика вскружила ему голову. Ты же помнишь ее! Роскошная девка, к тому же шальная. Она его и подбила бежать в теплые страны, точно тебе говорю.

— Нет, Милочка, ты не понимаешь. Думаешь, эта Вика у Пашки первая была? Дудки. Сто сорок первая! Он мне обо всех своих пассиях рассказывал. Я разрешала ему разнообразить личную жизнь.

Мила разинула рот. Ничего себе откровение! Такого она от Леночки не ожидала. И могла бы поклясться, что та — жестокая ревнивица, которая держит муженька в постоянном страхе.

— Да-да, дорогая, — подтвердила Леночка, скорбно качнув головой. — Вот я и подумала: что, если Павел разругался с Ореховым? Возможно, у них были какие-то трения, о которых ты знаешь, а я — нет?

— Идешь по ложному следу, — тут же сообщила Мила. — Не было между ними никаких трений.

— Убеждена?

— Сама посуди: за день до Пашкиного бегства они мирно веселились на даче. Если ты помнишь, там у меня на втором этаже оборудован кабинет. Я еще оттуда не вывезла ни компьютер, ни принтер, ни стеллаж из «Икеи». Добра, одним словом, — пруд пруди. И вот приезжаю я туда и застаю там мальчишник. Твой Пашка был пьяный, как свинья, лежал на кровати, свернувшись калачиком, Орехов танцевал с каким-то типом с поросячьим рылом, а шофер Володя вообще валялся на полу и храпел. Был там еще один товарищ… ах, кажется, теперь я поняла — кто! Дивояров! Ты знаешь Дивоярова?

— Недавно познакомилась, когда я заходила в офис к Орехову.

— Я тоже недавно. Тоже когда заходила в офис! — вскричала Мила. — То-то я удивилась: откуда он меня в лицо знает!

— Значит, — вернулась к интересующей ее теме Леночка, — за день до исчезновения Павла на даче Орехова шло веселье? А что был за день? Может быть, праздник?

— Да нет, — пожала плечами Мила. — Ничего такого. Впрочем, ты что, мужиков не знаешь? У них тогда и праздник, когда выпить охота.

— Я тут кое о чем подумала, — сказала Леночка, глядя в окно невидящим взором. — А ты сейчас только утвердила меня в моем подозрении.

— Что такое? — насторожилась Мила.

— Мне кажется. Орехов знал, что Пашка собирается бежать. То есть на самом деле он вовсе не бежал, а с согласия партнера вышел из дела. А этот мальчишник…

— Был их прощальной вечеринкой?

— Орехов с самого начала вел себя не так, как я лично от него ожидала. Не так, как, например, повел бы себя Пашка, поменяйся они ролями. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— В общих чертах. Ведь мы с Ореховым уже не жили вместе, когда все это случилось. Я, по большому счету, и не видела его реакции.

— Кроме меня, моего мужа никто толком не искал, — пояснила Леночка, принимаясь истреблять очередную сигарету.

— Ты что же, — догадалась Мила, — рассчитываешь, что мне удастся вытрясти из Орехова правду? Напрасно. Ты обратилась не по адресу. Шла бы лучше к его Гулливерше. Теперь Орехов с ней делится своими секретами.

— Ну, тут ты ошибаешься, — возразила Леночка, укладывая в сумочку свои курительные принадлежности. — Между ними наступил арктический холод.

— Так скоро? Ты ничего не путаешь?

— Ничего, — мотнула та головой, встряхнув кудельками. — Но тебе ведь это, кажется, все равно? — пытливо посмотрела она на Милу.

— В таких вещах я не вру, — гордо заявила та. — Раз сказала, что между нами все кончено, значит, так оно и есть.

Леночка собралась уходить и перед дверью по максимуму обнажила зубки в улыбке:

— Я рада, что мы подруги и смогли поболтать по душам.

Подруги? Мила закрыла дверь и хмыкнула. Пожалуй, они не поболтали, а просто обменялись информацией. И вообще: храни господь от таких подруг. Конечно, версия Леночки не выдерживала никакой критики. Если бы фирме что-то угрожало, то исчезнуть пришлось бы обоим совладельцам сразу. В противном случае, возжелай Егоров расторгнуть партнерство, это можно было бы сделать открыто и цивилизованно. Допустим, он хотел уехать с секретаршей в жаркие страны и начать новую жизнь. С женой в таком случае достаточно было просто развестись. Не мог же Егоров так бояться свою Леночку, чтобы устраивать подобное светопреставление только ради того, чтобы запудрить ей мозги?

Однако после визита Леночки Егоровой Мила забеспокоилась. Беспокоила ее быстрота смены событий. Сначала появляется Гулливерша, из-за которой они с Ореховым решают разводиться. Потом исчезает Егоров, судя по всему, вместе с секретаршей. А спустя некоторое время начинается охота за Милой. Потом появляется подставной частный детектив со странной теорией относительно наркотиков… Да… Конечно, в милицию обратиться было бы умнее всего. Но какова вероятность того, что ее дело попадет в руки честного, неподкупного, умного и непредвзятого следователя? Такой набор качеств встречается, пожалуй, только в мечтах вляпавшихся в неприятности граждан.

В задумчивости сунула Мила палец в кастрюльку с мазью и, посчитав, что та уже достаточно остыла, принялась делить ее на порции. Потом позвонила Татьяне.

— Шестерых клиентов я тебе нашла, — оживленно сообщила та. — Правда, есть одна загвоздка. Все они сегодня приходили в поликлинику, а значит, не слишком хорошо себя в настоящий момент чувствуют. Если ты хочешь совершить сделки быстро, придется тебе доставить мазь каждому на дом.

— Я бы с радостью! — воскликнула Мила. — Но у меня проблема: Листопадов. Он будет следовать за мной, а потом доложит Глубоководному, что я шастала по частным квартирам. Тот, естественно, привяжется с ножом к горлу — зачем. Ведь я же якобы его клиентка, не так ли? Не могу же я сказать ему правду? Что занимаюсь индивидуальной трудовой деятельностью с целью заработать денег и нанять настоящего частного детектива, потому что догадалась, что он — ненастоящий.

— Я бы предложила тебе свою помощь, — откликнулась Татьяна, — но не могу. Я же работаю не в районной поликлинике. Ты ведь в курсе: она принадлежит большому фонду. А у нас порядки знаешь какие? Если кто-нибудь из больных проговорится, что я частным путем приторговываю сомнительными лекарствами…

— Ты называешь мазь моей бабушки сомнительным лекарством?! — возмутилась Мила.

— Именно так подумает мое руководство, если история всплывет. Ты же знаешь этих стариков и старушек — они болтают, словно очумевшие ди-джеи.

— Что же прикажешь мне делать? Ольга легла на два дня в клинику приводить в порядок лицо. Николай узнал, сколько ей лет, и теперь она одержима идеей омоложения. А больше я никому не доверяю.

— Ну, я не знаю… — промямлила Татьяна. Несмотря на ее вялый тон, было понятно, что сдаваться она не собирается. — Ты же в курсе, что я одна тащу ребенка и мать. Как я могу рисковать приличной зарплатой? У меня же нет бабушкиного рецепта, который выручит меня в сложной ситуации.

— А что, если мы Листопадова обманем? Я ускользну от его наблюдения, но не внаглую, так, чтобы он бегал и искал меня по городу. Я его обману. Причем с твоей помощью. Таня, ты мне друг?

— А что? — с подозрением спросила та.

— Можешь пойти на жертву?

Татьяна молчала, вероятно, прикидывая, какого рода жертва от нее потребуется.

— Только если это не что-нибудь криминальное, — наконец ответила она.

— Да что ты! Какое криминальное! Я хочу, чтобы ты постриглась и покрасилась под меня. Мы встретимся с тобой в кафе, поменяемся верхней одеждой и сделаем так, чтобы Листопадов нас перепутал. Пока он будет следить за тобой, я отвезу клиентам мазь. Ты согласна? — спросила она, горя энтузиазмом.

— Нет, не согласна.

— Ага! — рассердилась Мила. — Значит, на самом деле тебе не нравится мой цвет волос, так же как и стрижка! Ты врала самым наглым образом! И после этого ты — подруга?!

— Чего ты кричишь? — остудила ее пыл Татьяна. — Я всего лишь боюсь, что меня убьют вместо тебя. Ты не забыла, что в тебя стреляли? Хотели отравить поганками? Брызнуть в лицо кислотой? Нет?

— Хорошо, хорошо, давай пойдем на компромисс. Ты пересидишь необходимое время у меня в квартире.

— Как это?

— Да просто, Таня! Просто, как дважды два! Листопадов дежурит на третьем этаже в подъезде. Ты приходишь ко мне в гости, а потом якобы уходишь. А на самом деле ухожу я в твоей одежде.

— И Листопадов тебя не узнает?

— Конечно, нет! Мы возле открытой двери пощебечем, попрощаемся, вот он и подумает, что ты — ушла, а я — осталась. Здорово?

— Здорово, — мрачно сказала Татьяна. — Ладно, уговорила. Сейчас я в парикмахерскую — и к тебе.

— Да ладно, не надо тебе в парикмахерскую, — смилостивилась та. — Накинь на голову косынку, тем более холодно уже, многие женщины в головных уборах.

— Нет уж, я хочу тебе доказать, что мне нравится и твой цвет волос, и твоя стрижка. Не слишком приятно, когда лучшая подруга считает тебя обманщицей.

Борис Глубоков шествовал к дому Лютиковой, чтобы сменить Листопадова на боевом посту. Листопадов хотел спать, есть и психологически расслабиться. Завернув за угол, Борис увидел, как из знакомого подъезда, топоча модными сапожками, выскочила Лютикова и, слегка ссутулившись, двинулась в сторону метро. На ней было огромное зеленое пальто с начесом и шелковая косынка, завязанная на деревенский манер.

«Где же Листопадов? — подумал Борис, волнуясь. — Может быть, заснул? Или что-то с ним случилось страшное?» Оглядываясь на дверь подъезда, Борис вприпрыжку припустил за Лютиковой. Вот они вошли в метро и купили карточки. Вот прошли турникеты. Листопадова все не было. Лютикова тем временем стащила с себя косынку и повязала ее вокруг шеи. «Маскировалась она с ее помощью, что ли? — недоумевал Борис. — Но так просто обвести Листопадова вокруг пальца?»

Тем временем Лютикова доехала до нужной станции, поднялась на поверхность и, сверяясь с бумажкой, потопала к торчавшей неподалеку двенадцатиэтажке.

Борис отстал и, вытащив телефон, позвонил Листопадову на мобильный.

— Саша, ты что?! — зловещим шепотом спросил он. — Ты где?

— Как где? Вас жду, — отозвался тот, недоумевая. — Чтобы смениться.

— Где ты меня ждешь?

— Знамо дело, где. В подъезде.

— А ты в курсе, где сейчас Лютикова? — продолжал допытываться Борис, прибавляя шаг, чтобы не потерять беспокойную клиентку из виду.

— Знамо дело, где. В квартире сидит.

— Это ты, Саша, пургу гонишь. Лютикова сейчас на другом конце Москвы. Я иду прямо за ней, что называется, наступая в следы от ее сапог.

— Не может быть, — хмыкнул Листопадов. — Вы ее с кем-то перепутали.

— Да? А может, это не я перепугал, а ты ее упустил?

— Только если она выбралась через балкон, — мрачнея, ответил горе-телохранитель.

— Ничего подобного! Она спустилась по лестнице и вышла из подъезда прямо у меня на глазах.

— Ерунда какая-то! — распереживался Листопадов. — Сейчас спущусь вниз и проверю. Потом вам перезвоню.

— Нет, я сам тебе перезвоню! — возразил Борис и, отключив телефон, спрятал его поглубже в карман.

Лютикова тем временем вошла в подъезд. Борис почти тотчас же нырнул следом за ней и на цыпочках поскакал вверх по лестнице, останавливаясь на каждом этаже, чтобы не выскочить прямо на нее. Вот наконец двери лифта открылись, и Лютикова, потоптавшись на площадке, нажала на кнопку звонка.

— Мне Шпатцикова Леопольда Вельяминовича, — сказала она, отзываясь, по всей видимости, на голос из-за двери. И более тихо добавила:

— Я от Капельниковой.

Спешно защелкали замки, загремела цепочка, и через минуту по лестничной площадке разнесся жалобный шепот:

— Вы — Лютикова?

— Так точно, — тоже переходя на шепот, ответила та.

— Спасительница! Голубушка! — принялся стенать невидимый Шпатциков. — Не обессудьте, деточка, но я через минутку выйду к вам на лестницу. Возьму мусорное ведро, чтобы жена ни о чем не догадалась. Она не должна знать! Даже заподозрить не должна!

— Я понимаю, — пробормотала Лютикова.

«Значит, она всё-таки замешана! — ахнул про себя Борис. — Смылась из-под наблюдения Листопадова и отправилась самолично доставлять „невидимку“ клиентам. Вот это да!»