Принцесса викингов Вилар Симона
– Она промахнулась, – отрезал Ролло. – Ее стрела полетела и в меня. А зачем ей избавляться от мужа? Я дал ей то, чего она лишилась, бежав со мною из Норвегии. Я вернул ей власть.
– Но, Ролло, она не хочет власти! Ей нужен только ты. И так как она не в состоянии дать тебе наследника, она боится, что ты оставишь ее. Может быть, ради меня.
Он круто повернулся к ней, но не произнес ни слова. И тогда Эмма сказала:
– Я ведь по сердцу тебе, Ролло.
Казалось, он молчал целую вечность.
– Ты – как сладкий сон, Эмма. Но никогда ради тебя я не растопчу две судьбы – моей жены и брата.
– Значит, ты согласен остаться ради них без наследника? Ты покорил эту землю, но готов к тому, что однажды тебя вынесут из дома к могильной насыпи, а дело твоей жизни погибнет? И тогда другие воспользуются плодами твоих неимоверных усилий, а сами займут твое место?
Ролло попытался усмехнуться:
– То, что спрядено норнами, не изменить даже богам. Мне предрекали, что из моего рода произойдут короли, славные во все времена. Мой род не пресечется.
– Тогда давай вместе дадим ему продолжение! – выдохнула Эмма.
От дерзости этих слов у нее закружилась голова, ей стало жарко, кровь хлынула к щекам. Но головы она не опустила, глядя в глаза викингу. Она видела, как он на миг подался к ней, но все же остался на месте. Эмма не торопила. Перевела взгляд на кинжал, оставшийся в подоконной доске, осторожно погладила его.
– Старый друг, – сказала она, лаская руну на лезвии. – Как странно свела нас судьба, Ролло. Я ненавидела тебя, но теперь сама предлагаю себя врагу…
– Ты лишилась стыда, – облизывая губы, произнес он. – Ваши священники твердят, что все грехи от женщин, и я готов в это поверить. И сейчас ты искушаешь меня.
– Обними меня, – попросила она.
Но он отрицательно покачал головой.
– Тогда я стану мягким как воск в твоих руках. И ты сделаешь из меня жалкого последователя Распятого.
– Придет время, и ты сам решишься на это, – сказала Эмма. И, наверное, зря – лицо Ролло снова окаменело.
– Уж не Франкон ли присоветовал тебе соблазнить меня?
Эмма вдруг ощутила жгучий стыд. Ролло был прав, и в то же время сейчас она была совершенно искренна с ним. Она судорожно сжала рукоять кинжала.
– Может, это Франкон уговорил меня отворить твою клетку?
И вдруг выкрикнула:
– Довольно унижать меня, Ролло Нормандский! Скажи, хочешь ли ты меня или нет?
Ролло вздохнул, словно усталая лошадь.
– Я никогда не отменяю принятых решений.
– Ты последний из глупцов!
Ролло неподвижно глядел прямо перед собой.
– Я решил отдать тебя Атли, так и будет. Это вашим детям я передам все, чем владею. Мой брат уже завтра будет в Руане, и будь я трижды проклят, если наконец не уложу вас в брачную постель.
Эмме вдруг стало больно дышать. Волна оглушительной ненависти хлынула к груди, и прежде чем осознала, что делает, она нанесла Ролло стремительный удар кинжалом.
В следующий миг она лежала на полу, а Ролло вкладывал кинжал в ножны.
– Так уже было, Птичка. Тебе пора бы угомониться.
– Нет! Этому не бывать! Я и сейчас содрогаюсь от одной мысли, что ко мне прикоснется твой брат.
Он поднял ее и усадил. К своему удивлению, Эмма обнаружила, что Ролло не сердится на нее. Но удивление сменилось чувством нового унижения, когда она поняла, что конунг жалеет ее. Мягко, как утешают детей, он проговорил:
– Он будет хорошим мужем, Птичка. Я и в малую долю не смог бы так любить тебя, как он.
– Но ты же хочешь меня!
Он словно не услышал.
– Если бы не Атли, я бы уничтожил тебя. Ты все помнишь и должна хотя бы из благодарности сказать ему «да». Только из-за Атли ты еще дышишь, живешь в достатке и тепле, как госпожа, а не рабыня. Он нежен с тобой и заботится о тебе. Почему же ты не смиришься, упрямица?
Игла пронзила ее сердце. В его голосе звучала нежность.
– Потому что есть ты.
Она задохнулась.
– Ты ведь и сам будешь страдать, если потеряешь меня.
Ролло протестующе вытянул руку.
– Я уже страдаю. Но я сделаю то, что велит мне долг. Есть то, что сильнее наших желаний. Судьба. Атли выбрал тебя, когда я хотел тебя убить. И ты будешь принадлежать ему.
– Моя судьба – это ты! – воскликнула Эмма. – Но я ненавижу тебя!
Черты лица Ролло едва проступали в сумраке. Когда он снова заговорил, голос его звучал отчужденно.
– Я знаю. Но не стоит так часто повторять это.
– Я так ненавижу тебя, что сам дьявол ликует. И клянусь своей верой, я не буду женой Атли.
– Но в этом ты не вольна. Завтра Атли возвратится в Руан, и вы вместе отправитесь в Байе. Раз у тебя достаточно сил, чтобы настаивать на своем, ты вполне сможешь выдержать дорогу. Я все сказал.
Левой рукой он перебросил через плечо полу плаща. Левша, исчадие сатаны, мучитель! Доколе? Эмма дрожала от неукротимой ярости. Ее лоб покрыла испарина. Доколе она будет разрывать свое сердце между влечением к нему и отвращением? Сколько это может длиться? Ей понадобилось какое-то время, чтобы прийти в себя. Наконец она перевела дыхание и отвернулась к окну. Итак, судьба не оставляет ей выбора. Может, это и к лучшему.
Она медленно подняла руку для знамения и произнесла устало, но твердо:
– Значит, быть по сему, Господи!
Глава 7
Норманны-охранники расступились, нащупывая на груди и у пояса хранящие от болезни амулеты. Вереница прокаженных, закутанных, словно в саваны, в свои рубища, пряча под капюшонами изуродованные лица, с гнусавым пением псалмов, потянулась под свод ворот. Тяжелые, обитые полосовым железом створки со скрипом затворились за ними. Этот скрип напоминал стон. Затем раздался грохот вдвигаемого в пазы огромного дубового бруса.
Эмма перевела дыхание, до сих пор не веря, что все сошло так гладко. Ей удалось напоить маковым отваром девушку-прислужницу, присланную Сезинандой, а когда та уснула, Эмма закуталась в ее покрывало и в сгустившихся сумерках проскользнула, никем не замеченная, в собор. Радость Ги не знала границ. Позднее, когда они уже смешались с прокаженными, она повстречалась и с Эвраром. Тот протянул ей рубище с алым сердцем на груди и кивнул в сторону убогих:
– Они не продадут. Им заплачено. К тому же они гордятся тем, что содействуют исполнению воли самого короля Карла.
Теперь все это было позади. Эмма брела в толпе прокаженных, ощущая их зловоние, с ужасом вслушиваясь в их глухие, словно идущие из-под земли, голоса. В руке у нее была деревянная колотушка, которую ей вручил Эврар.
– Мы будем двигаться вместе с ними до самых пещер, – сказал Ги, заметив, как напугана девушка. – Идти придется всю ночь, зато каждый шаг отдаляет нас от норманнов. Прокаженных никто не коснется. Ты в безопасности, Эмма.
Она думала о том, какой переполох поднимется поутру, когда ее хватятся. Сегодня вряд ли кто осмелится ее беспокоить, но завтра… Чем это может грозить Брану и Сезинанде? Она оглянулась – вдали слабо мерцали сторожевые огни Руана.
– Ты устала? – обеспокоенно спросил Ги. – Если хочешь, я понесу тебя.
Однако она продолжала путь, пока хватало сил. С нею были Ги и Эврар. Еще двое лотарингцев под личинами прокаженных следовали за ними, несколько поотстав.
Когда последние дозорные вышки норманнов остались позади и из мрака стал долетать волчий вой, прокаженные вознамерились сделать привал, но Эврар потребовал, чтобы они ни в коем случае не останавливались, пригрозив им яростью норманнов, если все откроется. Прокаженные тащились еще какое-то время, но недолго, так как некоторые из них едва были в состоянии самостоятельно передвигаться. Ближе к рассвету пришлось все же остановиться. Когда разожгли костры, стали видны ужасающие лица больных – оголенные черепа с отвратительными язвами, обращенные отеками и наростами в бычьи, песьи, львиные морды. И этот тяжкий смрад заживо подвергающейся тлению плоти!..
Эмма в ужасе отвернулась и стала глядеть в темноту.
– Ги, ради всего святого, давай покинем их!
Юноша привлек ее к себе. От этого движения загремела колотушка, и Эмму бросило в дрожь.
– Умоляю тебя, наберись терпения. С прокаженными мы в безопасности. Норманны ни при каких обстоятельствах не осмелятся приблизиться к ним.
– Возможно, они и правы…
Эмма зажимала уши, чтобы не слышать сипящих и каркающих голосов. Иные из несчастных и вовсе были лишены членораздельной речи и издавали лишь утробное ворчание, словно лесные твари. О, как она понимала рослых и статных викингов, так опасавшихся гнусной заразы! И хотя Ги и лотарингцы развели отдельный огонь с наветренной стороны, а Эврар выхватил из-под плаща тесак, едва одна из прокаженных женщин приблизилась, гнусаво клянча щепоть соли для похлебки, Эмме казалось, что отравлен даже воздух, которым она дышала. Она уже готова была сожалеть о том, что решилась на побег.
– Мы ничем не рискуем, если будем по-прежнему держаться в стороне, – успокаивал девушку Ги. – Наши рубища пропитаны особым зельем. С Божьей помощью все обойдется.
К утру Эмме все же удалось уснуть, положив голову на колени юноши; когда же ее разбудили, уже светало. Она чувствовала себя столь слабой, что Ги и Эврару пришлось нести ее. Теперь они шли, отстав от общей вереницы, и Эмма пыталась представить себе, что происходит в Руане. Разумеется, норманны не скоро заподозрят, каким путем для бегства она воспользовалась. Да и кто, находясь в здравом уме, придет к мысли искать пристанища у этих убогих?
Расстояние между беглецами и вереницей больных все увеличивалось, и это принесло облегчение. По крайней мере запах язв уже не был столь непереносимым. Когда они миновали какое-то селение, сторожевые викинги даже не вышли к ним навстречу, а жители разбежались. Только облезлый пес трусил вдоль дороги, провожая их лаем.
Время шло, но чувства облегчения, которое должно было прийти после побега, она так и не испытала. То, что она ощущала, можно было скорее назвать тоской. Ги без устали твердил о том, как увезет ее в Анжу, где они будут счастливы, но Эмма видела, как Эврар ухмыляется, слушая его речи, и переговаривается с лотарингцами, чью речь она не вполне понимала. На душе было скверно, да и погода располагала к этому – серая и промозглая. Вдоль обочин тянулись пашни, где уже были сжаты хлеба, ветер доносил горький дым дальних селений. Эмма зябко куталась в свой балахон, скроенный из жесткого суровья и пропахший каким-то снадобьем.
Ближе к вечеру они вновь сделали остановку. Эврар беспокоился и выражал крайнее неудовольствие тем, что им приходится плестись так медленно. Но вскоре, сделав предостерегающий знак, он припал к земле и стал вслушиваться. Когда он поднялся, на его скулах играли желваки.
– Скачут… – проговорил он угрюмо. – Это отряд, около сорока всадников.
Он о чем-то заговорил с лотарингцами, а затем обратился к Ги:
– Похоже, что нам лучше бы схорониться вон в тех зарослях на возвышенности. Если это погоня, то ничего лучшего не придумать, хотя не исключено, что норманны не решатся заглядывать под капюшоны прокаженных.
Они залегли среди камней и оголенных кустов терновника, но не прошло и четверти часа, как выяснилось, что тревога была напрасной. Эмма первая поняла это.
– Это просто лошади, – рассмеялась она. – Один из норманнских табунов, который гонят с приморских пастбищ. Все лето они пасутся на лугах близ побережья, а на зиму их перегоняют в теплые конюшни, где жеребят отделяют от кобылиц, объезжают и клеймят. Там же викинги подбирают себе коней. Ролло намерен создать непобедимую конницу. – В ее голосе прозвучала невольная гордость. Воодушевившись, она продолжала:
– Норманны обнаружили, что, помимо сена и ячменя, лошадей выгодно кормить и овсом, которого требуется не так много. От него кони становятся сильными и рослыми. К тому же у Ролло есть прекрасные матки чистых арабских кровей, с которыми сводят только отборных нормандских жеребцов, в результате чего получаются великолепные боевые скакуны.
Эврар угрюмо слушал ее, думая о своем. Когда же табун показался из-за седловины холма, он напрягся, пристально вглядываясь в колышущееся озерцо грив и лоснящихся конских спин. Кони действительно были хоть куда – рослые, со стройными ногами, высокими холками, небольшими узкими головами. Они нисколько не походили на прежних лохматых низкорослых лошаденок викингов, неуклюжих и медлительных, замечательных лишь необыкновенной выносливостью. Каждая из лошадей этого табуна великолепно выглядела бы и под седлом вельможи. Кони были в основном рыжие или гнедые, но Эврар заметил между ними и несколько вороных жеребят с белыми отметинами на лобастых головах, и в груди у него что-то болезненно повернулось. Его вороной, воспоминания о котором и по сей день бередят душу старого мелита! Не его ли это потомки?
Несколько норманнов, щелкая бичами и гикая, гнали табун параллельно дороге. Кони храпели, земля гудела под их копытами. Прокаженные, испуганно вскрикивая, спешили посторониться. Эмма узнала кое-кого из погонщиков. Здесь оказался и Кетель, с которым она часто плясала на пирушках, но которого давно не было в Руане, так как Ролло поручил ему руководство перегонами. Все эти викинги не могли знать о ее побеге. Острое волнение охватило Эмму, и чтобы отвлечься, она стала глядеть на лошадей, вспоминая, как Ролло брал ее с собой на пастбища, чтобы показать своих длинногривых любимцев. И ее внимание привлекли вороные жеребята.
– Эти – наверняка от Глада, любимого коня Ролло. Его чаще других пускают в табун, а приплод этого жеребца ценится выше прочих.
Она осеклась, почувствовав горящий взгляд Эврара.
– Ох, прости меня, мелит! Я позабыла, что Глад был когда-то твоим!..
Лицо Эврара стало еще мрачнее. Глубокая борозда залегла между его бровей.
– Довольно, нам пора идти, – оборвал он девушку на полуслове. Но спустя немалое время, когда Эмма и думать забыла о лошадях, внезапно спросил:
– Где находится место, куда гонят табун?
Эмма на миг задумалась, припоминая.
– За этим лесом лежат холмистые пустоши. В центре них, за руинами старого монастыря, расположены зимние стойла для скота. Думаю, туда их и погнали.
Среди ночи, когда они уже дремали у костра, Эврар разбудил их со словами:
– Довольно нам плестись с прокаженными! Если здесь есть конюшни, то, думаю, имеет смысл попытаться добыть себе коней. Так мы быстрее покинем земли, на которые распространяется власть северных выродков.
Ги стал было возражать, ссылаясь на то, что с прокаженными в пути безопасней, да и конечная цель их пути – местность за Вернонумом, где их ждут люди короля, – уже близка.
Эврар отмахнулся:
– Мне надоела вся эта вонь и то, что в каждом селении нас забрасывают камнями. К тому же Ролло – малый не промах, и если он до сих пор не понял, что девка могла покинуть его город только с убогими, рано или поздно он до этого додумается, клянусь демонами. Если же у нас будут кони…
Он умолк, улыбаясь своим мыслям жестокой улыбкой, какая встречается у людей, наглядевшихся на смерть на своем веку.
Ги по-прежнему возражал, настаивая на том, что им не следует раскрываться и привлекать к себе внимание. Однако Эврар уже сорвал с себя рубище прокаженного и швырнул его в пламя костра. Под рубищем на мелите оказался панцирь из воловьей кожи, за поясом – франкская секира с двойным лезвием, короткий меч и усеянная шипами булава. Почти так же были вооружены и лотарингцы, которые тут же последовали примеру Эврара, ибо, как Эмма уже поняла, именно он был здесь начальствующим.
– Ты видел, что табун сопровождало лишь семеро норманнов? – бросил он возмущенному Ги. – Если бы боги надоумили нас раньше, мы бы уже сидели в седлах и были далеко отсюда.
– Нас всего четверо, – заметил Ги. – Их больше, к тому же каждый из них от рождения воин.
– А ты с колыбели монах! – свирепо огрызнулся Эврар. – Если ты трусишь, можешь оставаться с этими калеками. Мне же это осточертело. Мы уходим, но девушку мы возьмем с собой. Она знает путь и приведет нас к конюшням.
У Ги не оставалось выбора, Эмму же никто ни о чем не спрашивал. Она взяла протянутый ей Ги плащ, Эврар грубо подтолкнул ее в спину, и Эмма послушно повела их за собой.
Высоко в небе холодно сиял тонкий серп месяца. Пали заморозки, и идти было тяжело – табун размесил сырую тропу, а мороз прихватил вздыбленную грязь, превратив ее в подобие перепаханного поля. Беглецы то и дело спотыкались, хотя ночь и была относительно светлой. Над их головами бесшумно парили совы.
Эмма шла вперед, изредка бросая быстрые взгляды на двигавшегося рядом Эврара. «Странное дело, – вдруг подумала она, – ведь, по сути, она совсем не знает этого человека». Он появлялся в ее жизни в самые критические минуты, и хотя вел себя не как враг, Эмма не могла отделаться от чувства недоверия, которое испытывала к нему. Он был груб, как многие мужчины, властен, но и загадочен в то же время. Девушке всегда казалось, что в этих темных глазах скрывается какая-то тайна. Она помнила, как он нехотя представил ее Роберту Нейстрийскому, как выследил их с Ги в лесах близ Гилария… Ныне же он состоит на службе у герцога Лотарингии, и по тому, как обращались к нему спутники, она поняла, что мелит возвысился и стал значительной фигурой в свите Ренье. Когда же он успел? Правда, как она припоминала, он и до службы у Фулька Рыжего обретался где-то в чужих землях. Возможно, именно в Лотарингии. Но что же заставило его стать простым вавассором сначала у графа Анжуйского, а после и у герцога Роберта? В одном Эмма была уверена – этот человек испытывает к ней неприязнь. Он не проявлял ее открыто, однако даже в том, как он порой глядел на нее, пытаясь быть учтивым, она подмечала скрытую насмешку и глумление.
Ближе к рассвету ветер принес запах дыма. Они стояли на опушке леса, а впереди, в сером сумраке, виднелись выветренные руины на холме. Когда же они поднялись на холм, в долине показались отсветы огней. Запах дыма стал более отчетливым и смешался с запахами навоза.
– Здесь, – девушка взмахнула рукой. – Это загоны для кобыл и зимние стойла. Рядом – коровник и овчарня.
Эврар удовлетворенно кивнул и поинтересовался, много ли охраны она заметила в свой приезд с Ролло. На это Эмма не могла сказать ничего определенного. Она знала только, что за лошадьми следят специально подобранные из невольников-франков конюхи, у которых есть сторожевые псы. Эврар был неудовлетворен. Ворча, он скользнул в сумрак, приказав остальным ожидать его, укрывшись среди руин.
Эмма успела задремать, пока он отсутствовал. Эврар вернулся в радостном возбуждении.
– Их всего пятеро, не считая викингов. Но у них собаки, и каждая ростом с матерого волка.
Один из лотарингцев, коренастый и рыжий, что-то спросил, и Эмма разобрала из слов Эврара, что отъезжающих викингов они подстерегут на тропе у руин. Эмме кивком головы было велено оставаться за полуразрушенной аркой.
– Я возьму на себя двух первых и буду держать, пока вы не нападете с фланга на остальных. Эх, семя дьявола, какая жалость, что нет стрел! Мы перебили бы их, как кабанов после случки!
Ги что-то возразил, недовольный, что им приходится попусту рисковать, Эврар резко ответил, но его слов Эмма уже не слышала. Укрывшись за камнями, она куталась в плащ от резких порывов предутреннего ветра. Быстро светало. Вскоре она уже могла отчетливо различить, что происходит внизу. За невысокой изгородью стояли лошади, над крышами жилых строений поднимался голубоватый дымок. Огромные псы были на привязи, чтобы не тревожить отъезжающих норманнов. Те уже топтались подле оседланных коней, один Кетель все еще бродил у загона, болтая с конюхами. Эмма видела, как норманны, вскочив в седла, не спеша двинулись вверх по склону. У девушки мучительно забилось сердце в ожидании того, что неизбежно должно было случиться. Ни лотарингцев, ни Ги она не видела. Она сидела в оцепенении, следя за приближающимися всадниками. Теперь и Кетель сел в седло и тронул коня, на ходу нахлобучивая на голову блестящий шлем.
Затем она увидела Эврара и невольно поразилась его дерзости. Мелит вышел на тропу прямо перед приближавшимися всадниками. Он стоял, расставив ноги и уперев руки в бедра. Норманны заметили его и перебросились несколькими словами, не ускоряя хода лошадей. Одинокий путник не мог их обеспокоить. Когда они приблизились вплотную, один из них обратился к Эврару.
Дальнейшее произошло с неимоверной быстротой. Эмма только и успела заметить, как Эврар метнул короткий меч в грудь одного из норманнов, резким ударом секиры вышиб из седла второго и, схватив под уздцы его лошадь, укрылся за нею от надвигавшегося на него, вытаскивая на ходу меч из ножен, третьего. Эврар успел увернуться, а нападавший покачнулся в седле и стал падать, получив удар в голову камнем, пущенным из пращи кем-то из лотарингцев. Такой же удар свалил еще одного воина. Эврар прыгнул в седло и уже разворачивал коня, когда его едва не сразил оказавшийся рядом норманн. Меченого спасло лишь неожиданное вмешательство Ги, который с занесенным мечом ринулся на нападавшего. Испуганная лошадь шарахнулась в сторону, и удар, который должен был достаться Эврару, просвистел мимо.
Теперь норманнов, вместе с подоспевшим Кетелем, осталось трое против четверых. Но уже через миг число их сравнялось, потому что Кетель со второго удара зарубил одного из лотарингцев. Эмма закусила костяшки пальцев, увидев, что, пока Эврар рубился с одним из норманнов, а рыжий лотарингец уворачивался от ударов противника, Кетель бросился на Ги. Юноше удалось избежать его ударов раз и другой. Но Кетель моментально разворачивал лошадь, пока Ги, споткнувшись о труп поверженного воина, не упал. Кетель резко вздыбил над ним коня и занес меч.
И в этот миг Эмма не совладала с собой.
– Нет, Кетель, нет! – отчаянно закричала она, выбегая из своего убежища. Норманн повернулся в ее сторону, и она увидела, как пораженно расширились его глаза. В следующее мгновение Ги нанес удар клинком по сухожилиям передних ног коня норманна. Животное с отчаянным ржанием рухнуло, придавив всадника, Кетель судорожно попытался встать, но Ги, оказавшийся рядом, уже занес меч. В первый миг его лезвие натолкнулось на попытку Кетеля отбить выпад, но бьющаяся лошадь перекатилась на спину, ломая ногу норманна. Тот закричал, ослабил хватку – и тотчас лишился оружия. Ги обеими руками перехватил рукоять меча, вскинул его, перевернув острием вниз, и с силой опустил. Эмма была в пяти шагах и, несмотря на шум в ушах, слышала отвратительный хруст ребер.
Лицо Ги было покрыто крупными каплями пота.
– Ты спасла меня, Эмма, – все еще тяжело дыша, произнес он. Тем временем Эврар уже справился со своим противником и теперь пришел на выручку рыжему лотарингцу. Он напал на норманнского воина столь неожиданно и стремительно, что тот не успел и оглянуться, как его голова уже была отделена секирой от плеч и, разбрызгивая кровь, покатилась в сторону, а изувеченное тело стало сползать с перепуганного коня.
Эврар, ухватив поводья, сдержал лошадь и огляделся. Бросив быстрый взгляд в сторону конюшен, он убедился, что конюхов-франков не видно, только псы, захлебываясь лаем, рвались на привязи. Лошади в загоне оставались спокойными, однако и среди них началось какое-то движение. Усы Эврара поднялись в хищной усмешке:
– Пока вы поймаете лошадей для себя, я закончу тут одно дельце.
Пришпорив лошадь, он поскакал к загону.
Ги повернулся, и лицо его выразило изумление.
– Эмма, что это значит?
Стоя над мертвым норманном на коленях, девушка прикрыла ему веки и погладила по щеке.
– Ты умер с мечом в руке, Кетель, и отныне сможешь вечно плясать в залах Валгаллы…
– Эмма! – пораженно вскричал Ги. – Ведь это враг!
Девушка сокрушенно вздохнула:
– Что с того? Я любила с ним танцевать. И с ним было весело.
Лицо Ги стало жестким и брезгливым.
– Он был одним из тех, кто убил твою мать!
Круто повернувшись, он пошел помочь лотарингцу ловить лошадей. Когда он, ведя двух коней под уздцы, возвратился, Эмма стояла, глядя в сторону загонов полными ужаса глазами.
– Святые угодники! Что он делает?!
Теперь даже Ги опешил. Эврар носился верхом среди мечущихся в панике по загону лошадей, размахивая секирой. Раз за разом ее лезвие обрушивалось на головы вороных жеребят. Лошади безумно ржали, взвиваясь на дыбы, три или четыре темных тушки уже валялись в лужах крови.
– Он сошел с ума!.. – не выдержал Ги. Вскочив на коня, он помчался в низину.
– Эврар, остановись! Что за демон в тебя вселился?
Когда Эмма вслед за ним подскакала к изгороди, Ги наседал на мелита, требуя, чтобы он прекратил бойню. Однако Эврар, сатанински расхохотавшись, вновь ринулся в гущу испуганных лошадей, сверкая секирой. Девушка невольно закрыла глаза, чтобы не видеть, как падает очередная жертва обезумевшего мелита.
– Не-ет! – вопил Меченый. – Никогда Ролло не будет иметь коней от моего вороного! Пусть лучше он поспешит сюда, чтобы успеть напиться их свежей крови!..
Подъехал рыжий лотарингец, которому тоже было не по душе то, что делал Эврар. Что-то крикнув, он спрыгнул с седла и кинулся отворять ворота загона. Перепуганные насмерть кони лавиной хлынули в открывшееся пространство. Эврар взвыл от бешенства и метнулся к выходу, преграждая конем путь к бегству еще одному годовалому белолобому вороному. Взлетела секира, но удара не последовало.
Эмма не сразу поняла, отчего Эврар опустил оружие и упал на холку лошади, цепляясь за гриву. Но когда он выпрямился, из его предплечья торчала стрела.
Только теперь Эмма заметила высыпавших из конюшен франков. Пока пришельцы бились с их хозяевами-норманнами, они предпочитали оставаться в стороне, но когда Эврар начал убивать лошадей, франки решились положить этому конец. В руках одного из них был лук, он не спеша накладывал на тетиву стрелу, другой вращал пращу. Тощий подросток спустил собак с привязи, и три огромных волкодава, хрипя, метнулись в загон. Один из них на миг прижался к земле и, совершив невообразимый бросок, сбил Эврара с коня, они оба покатились клубком по земле, пес взвыл, когда Эврар достал его секирой и сейчас же вскочил, отмахиваясь от второго волкодава. В ту же секунду Эмма услышала рядом глухой удар. Рыжий лотарингец с залитым кровью лицом, раскинув руки, рухнул с коня.
– Остановитесь! – закричала Эмма, разворачивая храпящего коня. – Мы не враги!
Она еще успела увидеть, как один из конюхов целится в нее, и бешено рванула повод. Конь, храпя, взвился на дыбы, и это спасло девушку. Стрела впилась животному в горло, и в следующий миг конь рухнул как подкошенный. Эмме показалось, что земля стремительно ринулась на нее. Задохнувшись от жестокого удара, она покатилась по склону, ничего больше не сознавая…
…Когда она очнулась, все ее тело ныло, в ушах стоял стеклянный звон. Эмма попробовала пошевелиться и, когда ей это не удалось, поняла, что связана по рукам и ногам. Издали доносились голоса, потом сквозь розовый туман проступил тростниковый скат кровли хижины.
– Эмма!..
Она с трудом повернула голову.
– Ги! О, Ги!..
Она даже не сразу узнала его. Половина лица юноши была залита кровью. Рот был разорван с угла, страшная рана обнажила кость, ушная раковина была почти отделена от головы. Пропитавшиеся кровью волосы слиплись.
– Ги… – снова повторила она, окончательно приходя в себя.
Грудь мучительно болела. Непролитые слезы душили ее.
Ужасная гримаса исказила лицо юноши, когда он попробовал улыбнуться. Из раны выступила кровь.
– Это собаки, – негромко произнес он. – Их оттащили прежде, чем они добрались до моего горла.
– Не говори! Ты разбередишь рану.
Она пристально глядела на него. Эти прекрасные глаза – и ужасное лицо!.. Кожаный кафтан Ги был изодран в лохмотья, а связанные в запястьях руки сплошь в багровых отметинах.
Он проследил за ее взглядом.
– Если бы их не оттащили… Я оказался не так ловок, как Меченый.
Он попытался улыбнуться:
– Теперь я тоже меченый. Не знаю только, надолго ли. Они уже отправили гонца к Ролло…
Эмма закрыла глаза. Ролло… Из теплого сумрака всплыли страшные слова: «Когда ты вновь попытаешься бежать, я сделаю так, чтобы ты пожалела о том, что появилась на свет». Его слову можно верить… И тем не менее страха не было. Она даже ждала этой встречи.
Спустя недолгое время она вновь пошевелилась и даже умудрилась сесть, опираясь спиной о стену. Они находились в тесной хижине, в центре которой располагался очаг, дым из которого выходил через отверстие в кровле. Стены, сложенные из жердей и обмазанные глиной; кое-где на вбитых в стены колышках – мотки веревок, пучки кореньев; у стены – груды невыделанных шкур, видимо, служащих постелью одному из конюхов-франков.
– Где остальные? – спросила девушка.
– Рыжий убит. Эврар… Он отбился и сумел вскочить на мою лошадь.
Эмма горько усмехнулась.
– Сам дьявол ему помогает. Если бы не Эврар…
Она не договорила, но Ги понял. Если бы мелит не затеял бессмысленную резню, они были бы уже далеко. Кто знает – может, с Божьей помощью, им и удалось бы покинуть владения Ролло.
Прикрывающая выход рогожа откинулась, и вошли седеющий бородатый мужчина и молоденький парнишка. Сквозь прорехи его кое-как сшитого плаща просвечивало тощее, давно не мытое тело.
– Вот они, Флотвей! – указал он на пленников, и глаза его сверкнули яростью. – Будь они прокляты, сколько жеребят перебили!
Эмма облизала запекшиеся губы.
– Мы не делали этого. В нашего спутника вселился бес. Мы пытались удержать его.
– Пусть дьявол заживо возьмет его душу! Надеюсь, что, когда господин Ру прибудет сюда, он усадит всех вас на колья, как конокрадов!
Лицо парнишки подергивалось. Однако его бородатый спутник молчал и пристально вглядывался в лицо Эммы.
– Оставь-ка нас, Винерад, – наконец проговорил он. Бородатый шепелявил из-за того, что его верхняя губа, ввиду отсутствия зубов, как бы западала внутрь. Что-то в этом лице показалось Эмме знакомым.
Наверняка она видела его прежде, когда побывала здесь с Ролло. И Флотвей тоже узнал ее.
– Ты Эмма из Байе, – ткнул он в нее пальцем. – Женщина моего господина!
Девушка какое-то время глядела на него. Потом попросила:
– Отпусти нас во имя милосердного неба! Мы не губили твоих жеребят. Мы такие же франки, как и ты, Флотвей. Не отдавай нас варварам!
Бородатый перевел взгляд на огонь и впал в раздумье, молча почесываясь. Эмма вновь стала просить его, называя по имени, но конюх вдруг затряс головой:
– Ру перебьет всех нас, когда узнает, что мы не уберегли жеребят. Если же отдадим ему тебя – он не будет гневаться. К тому же мы послали гонца к Ру, и он наверняка скажет, что рыжая конокрадка у нас.
Эмма вздохнула. Безусловно, в Руане сразу поймут, о ком речь. И тогда она принялась просить за Ги, суля, что до конца дней станет поминать Флотвея в молитвах, если он освободит ее спутника, а при случае найдет и другой способ вознаградить его по достоинству. Тот снова долго соображал и наконец прошепелявил:
– Я бы и не прочь. Но жеребчиков-то убили. Мои же парни меня и выдадут, если я тебя послушаю.
Эмма мысленно прокляла Эврара Меченого. Но тут вмешался Ги:
– Я ни за что не оставлю тебя на растерзание норманнам. Я заявлю, что мы похитили тебя против твоей воли.
Эмма сердито стала втолковывать юноше, что ей ничего не угрожает, а вот его не помилуют ни за что. Но Ги упрямо твердил, что готов взять вину на себя, и это взбесило девушку настолько, что она заявила, что, не будь этого побега, им бы теперь ничего не угрожало. Ги изумленно взглянул на нее и отвернулся. Эмма же обратилась к Флотвею, прося, чтобы он, по крайней мере, развязал ее, позволив оказать помощь Ги.
На это франк довольно легко согласился, кликнув Винерада, чтобы тот принес чистой воды промыть рану и кусок холста для перевязки. Парнишка повиновался, но все время, пока Эмма возилась с Ги, сидел у входа с дротиком наготове, твердя, что скоро приедет господин Ру и посадит их на самые толстые колья, чтобы им тяжелее было умирать.
Когда снаружи послышался конский топот, голоса и лязг металла, Винерад встрепенулся и сказал – то ли огню в очаге, то ли пленникам:
– Что-то уж чересчур скоро!..
Выглянув из-за рогожи, он тут же торопливо задернул ее и уставился на Эмму. Девушка увидела в его глазах отчаянный испуг.
– Это не Ру! Это… Ох, пронеси, Господи! Это ярл Рагнар!
Парнишка захныкал:
– Ох, пропала моя голова!..
Эмма похолодела. Худшего нельзя было и предположить. Рагнар, ее злейший враг! Она едва не застонала, сцепив руки и подняв глаза к дымовой отдушине.
– Пресвятая Дева Мария! Помилуй и защити!..
Пытаясь читать молитву, она помимо воли вслушивалась в грубые голоса за стенами хижины. Когда они приблизились, Эмма забилась в угол и сжалась в комок.
Датчанин о чем-то говорил с конюхами, но от страха она не могла разобрать слов. Затем полог хижины откинулся, и она увидела ярла. Мгновение он глядел на нее изумленно, а потом расхохотался:
– Клянусь всеми демонами! Я ехал подобрать для своих воинов боевых коней, а обнаружил двухлетнюю кобылку!
В темном рогатом шлеме датчанин казался Эмме выходцем из преисподней. Однако, несмотря на леденящий ужас, она не оставляла попыток придумать хоть что-то, что удержало бы Рагнара.
– Послушай, ярл, вскоре сюда прибудут люди Ролло. Они…
– Вскоре, ты говоришь? Выходит, мне следует поторопиться.
Схватив ее за руку, он вытащил Эмму из хижины.
– Птичка расправила крылышки, – хохотал он ей в лицо. – Она собралась улететь! И наткнулась на ястреба!
Необходимо что-то немедленно придумать. А иначе… Она знала, что произойдет в противном случае.
– Вот-вот сюда прибудет Ролло, Рагнар. За ним уже послали.
Датчанин перестал смеяться и свирепо оскалил зубы.
– Ты решила, что он снова захочет спасти тебя?
Читать бесплатно другие книги:
