Воин Доброй Удачи Бэккер Р. Скотт

От северной башни Маро, центральных ворот Библиотеки, остался лишь маленький холмик. Извилистые трещины каменных блоков испещрили склоны там и сям, напоминая о прежней постройке. Южная башня по необъяснимым причинам осталась стоять почти целая, громадный прямоугольник, возвышающийся на фоне ясного неба. Даже обсидиановые плиты, которыми было облицовано основание, сохранились. Странное мальчишеское желание взобраться на башню возникло у старого колдуна, но на смену ему быстро пришло опустошение.

Было время, когда он целыми днями бродил среди развалин, гораздо менее знаменитых, чем эти. Время, когда его тревоги были настолько мелки, что о них не стоило и задумываться.

Бок о бок Акхеймион с Нелюдем прошествовали в руины Библиотеки. Стены, или то, что от них осталось, несли на себе печать монументальности, характерной для зиггуратов Шигека. Повсюду росли деревья, многие были поломаны сильными ветрами. Друзу удалось различить Урсилараль, центральную аллею, где когда-то висели ослепительно красивые Щиты Тысячи Даров, символизирующие перемирие между Сохонком и почти всеми известными племенами Белых и Высоких Норсираев. В бытность Сесватхи Библиотеку также называли Цитаделью Цитаделей, не только за ее важность, но и за внешний вид: крепости располагались одна в другой, словно снаружи был океан, натиск которого можно было сдержать многочисленными стенами. Здесь было не меньше девятнадцати внутренних дворов, которые часто называли колодцами из-за высоты окружающих стен, и вместе с Урсиларалем их пронизывали многочисленные ворота, соединяя большинство из них.

Утреннее солнце освещало лишь часть заросших двориков, потому Акхеймион с Клириком шли в основном в тени. Все заросло густым кустарником, вынуждая Акхеймиона идти не рядом, а вслед за Клириком, который расчищал путь мечом. Плюмажи пушинок кружились в воздухе. Облака лениво проплывали в прямоугольных просветах голубого неба. Пчелы вились над головой, становясь белыми точками в солнечных лучах. Колдун даже заметил зайца, метнувшегося в траве.

Постепенно этот поход становился все более сюрреалистическим. Акхеймион то поглядывал на мощную спину Клирика, облаченную в сверкающую кольчугу, и думал, может, напасть на него и покончить с неопределенностью. То принимался играть в игру, угадывая, чем были раньше те или иные развалины. Вот эта кочка – фонтаном. Прямоугольные проемы в стенах – окнами казарм, покоев и скрипториев.

Пару раз он поднимал глаза на северо-восток в ожидании грозовых туч, темных и страшных…

В ожидании Смерча.

Он словно проходил через два мира, параллельных действительности: один был продуктом его чтений, другой – снов. Он был Акхеймионом, ссыльным и парией, бредущим в полусгнивших лохмотьях, и он же был Сесватхой, героем, гранд-мастером и хранителем этого места. И все происходило одновременно: тогда, когда его падение было до смешного нелепым, и в дни разрушения от захватчиков.

– Я видел, как горят эти башни, – глухо произнес он. – Видел, как падали эти стены.

Нелюдь остановился и посмотрел кругом, словно впервые увидел развалины. Интересно, каково это, подумал Акхеймион, пережить великие сооружения из камня. Если период расцвета давно прошел, не кажется ли все кругом пребывающим в упадке?

– Весь Иштеребинт плакал, когда в мир пришло слово, – наконец сказал Клирик. – Мы знали, что он теперь обречен.

Акхеймион взглянул на правителя Нелюдей, подавленного тоской.

– Почему? – спросил он. – Почему вы оплакивали нашу смерть, ведь это люди, а не инхорои разрушили все ваши великие обители?

– Потому что мы всегда знали, что не переживем людей.

Колдун задумчиво улыбнулся:

– Да… И у нас были такие же опасения.

Наконец, пройдя через ворота, почти полностью погребенные под слоем земли, они подошли к Турели, могучей цитадели, возведенной Ношаинрау Белым. От нее остался лишь огромный каменный круг, настолько большой, что в него поместился бы любой из величайших амфитеатров Инвиши или Каритасаля. Отвесные стены, испещренные ямками, которые служили жилищем для птиц, возвышались кубитов на тридцать, а наверху, на фоне голубого неба, хорошо виднелся полуразрушенный гребень, шедший по краю стен. Скутири, сверкающих бронзовых щитов, давно не было. В дни Сесватхи они шли по основанию Турели, девять тысяч девятьсот девяносто девять щитов, каждый выше человеческого роста, и каждый покрытый бесчисленными загадочными письменами. Солнце невозмутимо светило в небе, отбрасывая тени от нависших камней. Ветер шевелил листья и травы. Никогда, подумал старый колдун, он не ощущал такого одиночества.

– Колдовство здесь очень древнее и слабое, – заметил Нелюдь.

Помнил ли лорд Косотер о своем прежнем обвинении?

Как он уличал старика во лжи?

– Под этими руинами лежит Гробница, – ответил Акхеймион. – Чары защищают ее, глубоко погребенную… и вечную, уверяю тебя.

Возможно, пора нанести удар.

Нет. Пока он не убедится, что не нуждается в помощи Нелюдя.

Ворота Турели пропали под натиском разросшихся зарослей. Пришлось пробиваться сквозь кустарник, а потом карабкаться наверх.

Из всех воспоминаний о Священной Библиотеке последние ее дни особенно крепко впечатались в память Акхеймиона. Присутствие Не-Бога… как неприятное ощущение, как приближение к чему-то страшному, куда указывает остро заточенная стрелка на компасе, вызывая вздох ужаса. Нависшее повсюду… и это ощущение не проходило порой целыми днями, постоянно придвигаясь все ближе.

И когда ветер дул из города внизу, Друз слышал плач матерей, потерявших своих детей.

Мертворожденные… Все младенцы рождались мертвыми.

Старый колдун остановился на середине подъема, перегнулся через изрытый временем камень, чтобы перевести дыхание. Много лет прошло с тех пор, как он последний раз при пробуждении испытывал ужас, что это был Мог-Фарау. Чувство зияющей пустоты и утраты, всеобщего краха. Невозможность двинуть рукой или ногой, оцепенение воли, застылость сердца. И открывающийся горизонт, отнимающий тебя у себя самого, пленяющий в гибнущем мире.

Это видение преследовало Акхеймиона во время всего подъема, огромная, притаившаяся где-то с краю от него тень, бросающая темные пятна на ясное небо, которая немедленно появлялась, как только он отворачивался. И убеждение, что все человечество охвачено тем же самым предчувствием.

Клирик остановился на вершине. Разрушенные стены сходились со всех сторон к нему, настолько толстые, что поверху росли трава и кустарник, взбираясь и опускаясь согласно линии стен, поверженных ходом лет.

– Что-то неладно, – крикнул он отдувающемуся старику.

Он протянул руку, помогая Акхеймиону вскарабкаться наверх. В его руке чувствовалась странная надежность, словно их тела вспомнили родство, слишком коренное, чтобы его не заметили и души.

Согнувшись почти пополам, чтобы восстановить дыхание, колдун осмотрел внутреннее помещение Турели. У него закружилась голова, как всегда бывало, когда он забирался на высокие разрушенные сооружения. Ласточки кружились под сводами внутренних стен. Время полностью поглотило цитадель, оставив лишь то, что теперь напоминало огромное зернохранилище. Но Друз этого и ожидал.

Чего он не ожидал увидеть – зияющую бездну у себя под ногами…

Груда камней заполняла внутреннее пространство, оставив в середине бездонную шахту. Разбитые края проломленных перекрытий напоминали ячейки осиного гнезда. А дальше, внизу, все тонуло в непроглядной тьме.

– Чувствуешь запах? – с недоверием спросил Акхеймион, поморщившись.

– Да, – отозвался Правитель Нелюдей. – Сера.

Мимара не заметила, когда к ней вернулась способность дышать. Оставшиеся шкуродеры – которые были еще в своем уме – немедленно принялись спорить.

Галиан распорядился, чтобы Сарл приглядывал за Мимарой, что он и сделал с каким-то безумным сопротивлением. Они то и дело посматривали на Капитана, не веря своим глазам. Сарл схватил ту самую ветку, которую лорд Косотер пытался переломить в последние минуты жизни. Присев на безопасном расстоянии, он принялся тыкать ею в лицо мертвого Капитана. Он провел ею по лбу и щекам и в ужасе отскочил, когда она выскользнула из рук и стукнула его самого.

Старик обернулся к Мимаре и фыркнул.

– Он не умер, – проговорил он, как пьяный, который страстно желает скрыть очевидный всем факт. – Это не Капитан, нет…

Неподалеку раздались крики. Поквас пытался в чем-то убедить Галиана, толкая в плечо.

– Он слишком тяжелый для преисподней.

Тот спуск был похож на путешествие в гигантскую кроличью нору.

Странное волнение преследовало колдуна, когда яркий свет постепенно отдалялся от них ввысь. Шахта уходила под углом, а не вертикально вниз, заросшая плотными зарослями, засыпанная землей, как нора, которая когда-то была дорогой в подземный мир. Подвалы Турели тянулись над головой, как крыша, три четких уровня коридоров сократились наполовину, разрушенные комнаты походили на разбитые яичные скорлупки.

Перед ними открывались глубины, пропитанные колдовским запахом серы.

– Смотри… – произнес Клирик, поворачиваясь к стенке туннеля.

Акхеймион уже заметил их в неверном сером свете. Три трещины, изогнутые в форме серпов: центральная – самая длинная, вторая загибалась внутрь ее полукружья, а третья под углом выгнулась наружу.

Акхеймион сразу же узнал этот знак: он был известен любому человеку в Трехморье. Три Серпа с глубокой древности были известной геральдической эмблемой – гербом Триама Великого.

Отметины длинных когтей…

Следы драконов.

Острый приступ боли в спине пронзил Мимару, разлился по всему телу от колен до шеи. Но она, не двигаясь, продолжала сидеть, обхватив голени.

Галиан повернулся, уводя остальных. Сарл поспешно уступил ему дорогу, крепко прижимая к груди голову Капитана.

– Куда вы собрались? – крикнула Мимара колумнарию.

– Пойдем встречать Клирика. Избавим его от чудесного мешочка.

Ксонгис сорвал обе Хоры с кольчуги лорда Косотера.

Галиан плотоядно взглянул на нее с улыбкой, слишком хорошо ей известной.

– А в перерыве устроим пир в честь богов, что помогли нам добраться сюда.

Она помрачнела. Как он мог улыбаться?

– Пир… Из чего?

Было сухо и ясно. Ветер лениво шевелил верхушки деревьев, убаюкивая зверя, который является мир. Пятна свернувшейся крови виднелись на листьях.

– Из персиков, моя сладкая. Из персиков.

Присев, они скользили вниз по норе, погружаясь все глубже во тьму и приближаясь к Гробнице. От Верхнего Интервала остались лишь балконы, висящие над бездной. Заросли полностью поглотили полы, заполнили огромный проход. Акхеймион вздрогнул, узрев, что осталось от фризов, украшавших стены, напомнив ему о Кил-Ауджасе. Великие Колесные Врата были уничтожены, среди руин виднелись лишь величественные остатки: белый мрамор волшебных шестеренок и потрескавшаяся зеленоватая бронза замков и хитроумных приспособлений.

Мрак зиял перед ним.

Значит, пробормотал устало внутренний голос, Гробница разграблена.

Он неподвижно стоял, несчастный и растерянный.

Столько страданий… Столько погибших…

Ради чего?

Вечный рефрен его жалкой жизни.

Безумием было верить во что-то иное, проделывать весь этот путь с надеждой, что Гробница стоит нетронутой, что карта Ишуаля ждет его, как низко висящий плод. Он чуть не расхохотался от мысли, что Судьба может быть такой благосклонной.

Вот, понял он, вот что всегда было его судьбой. Попасться в ловушку махинаций врага, который знал о его миссии еще до того, как ее обнаружил. Столкнуться с нелепым предметом своих абсурдных надежд. Он искал истину, а вместо этого оказался в компании сумасшедших и дракона – дракона!

Древнего Раку.

Он буквально слышал, как небеса смеются над ним.

Не обменявшись ни словом, ни взглядом, старый колдун с Нелюдем переступили через разрушенный порог и наконец оказались в Гробнице.

От едкого запаха, который разъедал глаза, и страха слезы рвались наружу. Сера. Дым разбоя. И всепроникающее гниение. Запах разложения, от которого желудок выворачивает наизнанку.

Акхеймион слышал дыхание существа в темноте, свист мехов в чудовищной печи. Обломки камней под ногами едва можно было разглядеть, а перед глазами стояло видение, настолько буйно работало воображение у Акхеймиона. Огромные легкие, раздувающиеся в громадном теле. Поскрипывание чешуи, страшные челюсти и оскал зубов…

Исполинское чудовище ждало их, и Акхеймиону совсем не хотелось встречаться с ним. Хватало и воображаемой картины.

Они подошли к груде камней и стали взбираться наверх. Непроглядная, неподвижная тьма окружала их. Клирик произнес заклинание; глаза и губы его вспыхнули. Бледный свет Суриллического Знака возник перед ними, и чернота отступила, оставив шар освещенной пустоты…

Дракон. Раку.

По легенде, первые сохонки, когда закладывали фундамент Библиотеки, обнаружили обширную пещеру. Они углубили ее, выпрямили стены, поставили колонны на открытых пространствах, создали потайную, подземную цитадель. Но сделал ее сокровищницей своей школы, собранием величайшей мировой славы и самых темных ужасов Ношаинрау, чьи открытия в чародействе так повлияли на будущее.

Знаменитая Гробница.

Возможно, древние зодчие опасались, что земляной потолок обрушится на них. Возможно, хаотические переплетения естественных линий оскорбляли их чувство красоты и пропорции. Как бы там ни было, они соорудили крышу из материалов и перемычек, которые использовали при постройке храмов. Этот второй потолок давно проломился в центре, засыпав пол обломками гигантских каменных балок и разбитыми барабанами рухнувших колонн. Глядя на них, казалось, что в промежутках колышется черное озеро, словно сам мир опрокинулся с ног на голову.

Пропали массивные круговые подсвечники. Канули в небытие узкие проходы. Ушли в прошлое стеллажи и полки с колдовскими запасами, собиравшиеся тысячу лет. Сокровища и обломки вперемешку устилали пол, громоздясь все более высокими кучами ближе к центру залы. Обломки разбитых фресок были усыпаны монетами. Валялся опрокинутый треножник. Смятая корона виднелась под осколками гранита. Бронзовый сундук треснул, алмазные ручейки текли из него, огибая острые осколки камней.

Покрытое вековой пылью, все потускнело, блеск ушел.

Если не считать дракона.

Среди колонн залегли глубокие тени, виднелись только фрагменты его тела. Острые гребни. Крылья, сложенные складками, как тяжелый занавес. Чешуя в виде наложенных один на другой щитков, белесая от грязи. Единственная ноздря, испускающая клубы дыма.

Он стар, понял Акхеймион. Очень стар. Он рос всю жизнь, и, без сомнения, любой дракон, которого встречал Друз в своей жизни, казался карликом по сравнению с древним чудищем из его снов…

А с этим – тем более.

Крылья его могли бы накрыть Амфитеатр Шиллы в далеком Аокниссе. Туловище было шириной с самый большой сиронжийский галеон, а длиной – такое, что могло обернуться вокруг небольшой горы из камней и сокровищ. Если бы он встал на задние лапы, то оказался бы ростом с дерево из Косми.

Его легкие глухо клокотали. От серного запаха нечем было дышать, приходилось делать короткие, поверхностные вдохи. Отвращение заполняло все существо Акхеймиона.

Он обернулся к Клирику. Освещенный белым светом, Правитель Нелюдей восхищенно смотрел кругом, поставив ногу на обезглавленную статую. От Суриллического Знака кожа казалась отполированной до гладкости мрамора, а кольчуга сияла алмазным блеском. Он выглядел скорее задумчивым, чем изумленным или испуганным.

– Здесь… – пробормотал Клирик, не сводя глаз с дремлющего чудища. – Здесь мне предназначено пасть.

– Вместе с моей набедренной повязкой, – ответил Акхеймион.

Нелюдь озадаченно повернулся к нему. Боль долгих скитаний будто проступила на его лице. А потом Ниль’гиккас, король Последней Обители, расхохотался. Смех заполнил пустоты, прокатился раскатами в воздухе, густой, совершенно земной, в котором не было ни капли страха.

Акхеймион изобразил подобие улыбки.

– А… Сесватха, – выговорил Клирик, подавляя веселье. – Чту твою во…

– СТАР, – произнесла сама земля, – КАК ЖЕ Я СТАР…

Скрежет сквозь вязкую мокроту и свистящий выдох. Голос был не просто громким или глубоким; он потрясал, слова были исполнены величайшей силы и безмерности. Акхеймион почувствовал себя мошкой у пасти крокодила.

Камни затрещали под тяжелым телом. Со звоном скатились монеты. Дракон заворочался на груде сокровищ, приподнял окованную латами грудь на изогнутых, узловатых, как корни старого дерева, лапах. Застыв от ужаса, Акхеймион смотрел, как в полоске бледного света показалась голова с величественным гребнем, пусть и в выбоинах…

Вытянутая голова свирепой рептилии…

– МЫ ЛЕТАЛИ В ПОИСКАХ ВАШИХ ГОРОДОВ… НО ВСЕ, ЧТО НАШЛИ, ОКАЗАЛОСЬ РУИНАМИ. ЛИШЬ РАЗВАЛИНЫ И МЕРЗКИЕ ШРАНКИ…

Пыль сыпалась со всех перекрытий, из каждого шва меж гранитных блоков. Древний Раку приподнял голову, раскрыл пасть, абсолютно уверенный в своей неуязвимости. И Акхеймион сразу понял, почему древние куниюри называли драконов сатаугами…

СКАЖИ МНЕ,… ПРИШЕЛ ЛИ МИРУ КОНЕЦ?

– Мир еще жив, – ответствовал Клирик во мрак. – На юге, где снег проливается дождем.

Из пасти вырвались языки пламени, которые могли бы сбить корабли с курса. Чудовище наклонило голову, наконец оказавшись на свету.

– МИР ЖИВ…

Акхеймион не то что не мог двинуться, а даже заставить себя пошевелиться не мог. В приступе жалкого ужаса он забыл обо всем.

– Чудовище мертво, – пробормотал Клирик. – Слепо и мертво.

Старый колдун, преодолевая свой страх, попытался разглядеть огромную голову, чтобы увидеть больше, чем просто злобного хищника. Он отличался от древних драконов из его сновидений, что неудивительно, если учесть все многообразие видов этого племени. Вытянутая голова, словно специально слепленная для того, чтобы вытаскивать жертву, спрятавшуюся в нору. От бровей веером шли черные железные шипы, соединяясь на затылке. Но если над левой бровью росли четкие зубчики, над правой торчали лишь обломки. Глаз давно сгнил и высох…

– Что это значит? – прошептал старик в ответ. – Он дышит…

Но глаз человека устроен так, что, лишь раз услышав желаемое, он начинает искать доказательства своей воле: внезапно колдун заметил просевшие бронзовые латы, словно отделившиеся от разложившейся плоти. Сморщившиеся десны. Вторую глазницу, такую же пустую, как первая…

– Я ДЫШУ… – скользнули звуки скрипучего голоса по подземелью. – В ЭТОМ МОЕ ПРОКЛЯТИЕ: ДЫШАТЬ, ПОКА СУЩЕСТВУЕТ МИР.

Дракон был мертв, или почти…

– УХОДИТЕ ИЗ ЭТОГО МЕСТА, – произнес покрытый бронзовой броней труп. – БЕГИТЕ К СВОИМ ОЧАГАМ И ПОВЕДАЙТЕ ТЕМ, КТО ЗАХОЧЕТ СЛУШАТЬ, КАК ВАМ УДАЛОСЬ ДОБРАТЬСЯ СЮДА, ЧТОБЫ РАССКАЗАТЬ ПРАОТЦУ, ЧТО МИР ЕЩЕ ЖИВ.

Безумие. Все больше и больше безумия.

Но мир никогда не дает объяснений. Прийти из такой дали… приблизиться настолько… Отсюда нет возврата.

– Могу я попросить об одной милости? – выкрикнул Акхеймион.

Свистящая тишина.

– ДОБЫЧА, – выдохнуло мертвое чудовище, похожее на черную гору. – ЛЮДИ ВЕЧНО ИЩУТ, ЧТО БЫ ЗАХВАТИТЬ.

– Я ищу карту, – сказал старый колдун.

Клирик посмотрел на него.

– ВОЗВРАЩАЙСЯ НАЗАД, СМЕРТНЫЙ. Я НЕ ОТДАМ НИ КАПЛИ СВОИХ СОКРОВИЩ.

– Но что за польза тебе от дешевых побрякушек и безделок?

– ЭТО ПРИМАНКА ДЛЯ ГЛУПЦОВ ВРОДЕ ВАС! ПРОЧЬ ИЗ ЭТОГО МЕСТА – ПРОЧЬ! ПРИДЕТЕ КО МНЕ, КОГДА МИРУ И ВПРАВДУ ПРИДЕТ КОНЕЦ.

– Нет! – крикнул старый колдун, стараясь перекричать своим слабым голосом раскатистое эхо.

В душе поднялась паника, мысли и чувства спутались. Он сам поразился своему упрямству и мужеству, учитывая безумие игры с драконом, и изумляясь – больше всего изумляясь, как дракон может быть мертв и при этом дышать и говорить с ними…

– Не могу!

Раку рассмеялся, и словно тысячи легких сотряслись от этого смеха.

– ЖАДНОСТЬ И НУЖДА ВСЕГДА СМУЩАЛИ СЕРДЦА ЛЮДЕЙ.

– Нет… Нет! Мною двигала лишь необходимость!

– ВОТ ТАК ПРИХОТЬ СТАНОВИТСЯ СВЯЩЕННЫМ ПИСАНИЕМ…

Гнев подталкивал Акхеймиона возразить. «Гробница! – напоминал он себе, и в ушах его звучал безумный голос Сарла. – Гробница!»

– ТАК ЖАДНОСТЬ СТАНОВИТСЯ БОГОМ.

Сквозь туман прошедших недель и обманов, накопившихся в жилах, он внезапно все разглядел. Осознал, когда действие кирри улетучилось, что он своими выдумками отправил людей на смерть, подвергая опасности женщину, которую любил, прошел по пустынным недрам Эарвы ради этого момента, этой самой встречи.

Так получилось…

Он глубоко вдохнул, задержав скверный воздух в груди, где бешено стучало сердце.

– Тогда давай договоримся! – выкрикнул он с внезапным вдохновением. – Предлагаю тебе сделку!

Послышалось шуршание извивающихся конечностей. Воздух заходил ходуном в полусгнившей трахее.

– ЧТО МОЖЕШЬ ТЫ, СМЕРТНЫЙ, ПРЕДЛОЖИТЬ МНЕ?

Старик обхватил голову руками.

– Истину… Истина – вот все, чем я владею.

Раку приподнялся с груды камней, помахивая своей громадной головой.

– ДА-А-А… ОТ ТЕБЯ ИДЕТ СКВЕРНЫЙ ЗАПАХ, ТЫ СТРАДАЕШЬ…

Глубокие, как могилы, пустые глазницы уставились на Акхеймиона.

– Я ЧУЮ ЗАПАХ ДАВНО МИНУВШИХ ДЕЛ И СТРАХ – НЕИЗБЫВНЫЙ СТРАХ. МОЖЕТ, У ТЕБЯ И ЕСТЬ КАКОЕ-ТО БОГАТСТВО…

Он, скрипя, потянулся вперед, и по груде покатились оползни сокровищ и веток.

– ИСТИНА – ТВОЕ БОГАТСТВО, ЧЕЛОВЕЧЕК.

Сойдя со своей вершины, он приблизился, высокий, как два слона, поставленных один на другого, руша все на своем пути.

– ЯВИ МНЕ ХОТЬ ОДНУ ИСТИНУ, И ТЫ ПОЛУЧИШЬ СВОЮ ДОЛЮ.

Акхеймион отступил, едва не споткнувшись.

– Я… не знаю, с чего начать.

Он глянул на раскрытую пасть, в которой виднелась мертвая утроба.

– ЧТО ЗА КАРТУ ТЫ ИЩЕШЬ?

Сильное желание солгать овладело колдуном, но он устоял, понимая, что чудище перед ним обладает духом не меньше, чем плотью… Кто знает, что слышат мертвые в голосах живых?

И он начал с описания своих снов, с того, как Анасуримбор Келмомас вручил Сесватхе карту Ишуаля, последнего пристанища древних куниюрских королей. Но он быстро запутался в словах. Каждое упомянутое имя требовало еще больше имен для объяснения – слова накладывались, громоздились одно на другое, не добавляя ясности.

Безглазое чудовище зевнуло, показав тлеющие недра в мертвой оболочке.

– ИСТИНА – НАШ УГОВОР, – проурчал он в темноте.

Мертвая крокодилья голова угрожающе наклонилась вперед.

– ЧТО ЗА КАРТУ ТЫ ИЩЕШЬ?

Старый колдун сморгнул, прикусил от страха губу…

– Возмездие, – произнес он.

– И КОМУ ТЫ ЖЕЛАЕШЬ СМЕРТИ?

– Анасуримбору Келлхусу, аспект-императору.

– А В ЧЕМ ЕГО ПРЕСТУПЛЕНИЕ? КАКОЕ ОСКОРБЛЕНИЕ ОН НАНЕС ТЕБЕ?

Перед глазами Акхеймиона встала почему-то не Эсменет, а Мимара, беременная, брошенная на произвол Капитана. Если он не выдержит… Если оступится…

– Хватит! – выкрикнул он. – У тебя уже есть истина!

– А ЕСЛИ ОНА НЕ БЕЗГРАНИЧНА?

Щелчок лопнувшего тяжа мокроты, словно тетивы лука.

– Да, но…

– ЕСЛИ!

Чудовище шагнуло вперед, и камни затрещали под ним…

– ИСТИНА!

Челюсть с железными шипами раскрылась…

– НЕ!

Пламя вырвалось из ноздрей…

– БЕЗГРАНИЧНА!

Все дрожало от гулкого эха. Сера и скверна дымкой висели во мраке. Старый колдун чуть не вскрикнул, когда ему на плечо внезапно опустилась рука Клирика.

– Он играет с тобой, – сказал Нелюдь с белым лицом, исполненным безмятежности. – Его нельзя отделить от его клада. Он слишком испорчен и чересчур долго пролежал здесь…

Последний правитель Нелюдей снова повернулся к мерзкому созданию.

– Он? – бездумно переспросил Акхеймион.

– Ваттит.

Как тварь из морской пучины, Раку отступил во тьму. Смех, похожий на осыпающиеся скалы, пронесся по древним подземельям.

– Он умирает от внешнего, – сказал Клирик. – Ибо ад поддерживает его изнутри.

– ХИТРЫЙ… – простонал Раку из темноты.

– ХИТРЫЙ-ХИТРЫЙ ИШРОЙ!

– Я уже видел это раньше, – сказал Ниль’гиккас, глядя на чудище.

Он обернулся к старому колдуну и, улыбаясь, добавил:

– Я помню.

Акхеймион пристально посмотрел на Нелюдя, спрашивая себя, кто из них старее: древний, бессмертный дракон или нечеловеческий правитель.

– Так что же нам делать?

Какое-то злобное веселье вспыхнуло в темных глазах Нелюдя. Без всяких объяснений он направился во тьму, где пыхтело чудовище.

– Беги, – крикнул он старому колдуну. – Спасай их, пока не поздно.

– Их?

Клирик бросил взгляд через плечо.

– Твою жену и ребенка.

Как и большинство домов в трущобах Каритасаля, бордель, где жила Мимара, был закрыт от внешнего мира и открыт внутри. Два наемных верзилы охраняли вход, украшенный орнаментом из молний. Каждой глотке нужны клыки. Но, только миновав их, человек оказывался в пространстве, где все приглашало. Золотая краска. Яркие гобелены с картинами битв, которые случались или не случались. Ладан и загадочные напитки. Внутренние дворики с садом, залитые солнечным светом. Девицы, лежащие на вышитых диванах в гостиной, которые болтали и смеялись низкими, бесстыдными голосами…

Их глаза рыскали туда-сюда, словно подсчитывали детей с голой грудью…

Комнаты с кроватями располагались вдоль восточной стены, согласно традиции и на удачу. Несмотря на высокую цену, выбирали Мимару. Ее всегда выбирали. Ведя клиента за палец, она слышала из-за дверей ворчание, завывание и кряхтенье, а порой крики и всхлипывания. Какое-то оцепенение охватывало ее, словно придавливала стена, расплющивая, как тень. И она пряталась от развратных глаз, даже когда появлялась раздетой перед публикой.

Очень похоже на кирри, думала она, вспоминая это чувство, глядя на улыбку Галиана, нависшего над ней.

Пожалуй, легче… умереть.