Воин Доброй Удачи Бэккер Р. Скотт
Советники бурно заспорили. Что им теперь предпринять? Как атаковать столь неисчислимого врага, когда огромные массы преследуют их по всем флангам?
Кариндаса устыдил их.
– Разве вы не видите выгоды ситуации? – воскликнул он. – Все это время вы стенали, что мы не успеваем истреблять голых достаточно быстро, потому что они отступают слишком стремительно, а теперь, когда Судьба не дает им двинуться с места и вручает на истребление, неужели так и будем медлить и стенать дальше?
Гранд-мастер убеждал, что теперь, когда Полчище в ловушке, а маги школы Завета и Вокалатай вместе, Окорот будет решительным и полным. Он вместе с остальными магами выстелит падалью все до самого горизонта.
Уверовавшие короли повернулись к Аппренсу Саккарису, который оценивающе смотрел на соперника.
– Возможно, гранд-мастер и прав, – отозвался он.
Тогда военный совет разработал новую стратегию. По человеческой склонности верить в то, что решено считать гениальным, они свято уверовали, что этот план действий должен принести успех. Лишь принц Чарапата питал сомнения, и единственным среди Лордов Юга привел тот довод, что Консульту, вне всякого сомнения, было так же очевидно, что Ирши остановит Полчище. Его не случайно звали Принцем Ста Песен, ибо он ценил возможность предугадывать возможные действия противника. Однако, следуя отцовскому совету, он не решался дальше ставить такие вопросы, которые могли подорвать дух его заудунианских братьев.
Кариндасу принц недолюбливал за его гордыню и не верил ему, но Саккариса он принял как близкого себе по складу ума. Школа Завета делила с ними тяготы похода. Как мог он ошибаться?
Сорвилу снилось, что она купается, и его охватывала дрожь при виде легкого пара, поднимавшегося от самых нежных мест. Прозрачная вода стекала ручейками и капельками по ее разрумянившейся коже. Все окутывали клубы пара. Вдруг что-то красное, растрепанное и гадкое покрыло всю воду своими щупальцами, развернувшимися, как вывалившиеся кишки, и затмило своими гадкими выделениями ее погруженное в воду тело. Но она, не замечая этого, продолжала зачерпывать эти потроха и лить себе на кожу.
Он крикнул…
И проснулся, лежа на лесной подстилке и щурясь через ветви на солнце, поднявшееся уже высоко. Он стряхнул муравья, забравшегося в его мягкую бородку, и увидел неподалеку Моэнгуса. Принц-империал сидел, прислонившись к дереву, и рассеянно скреб ножом шею и подбородок, а сам смотрел в сторону, откуда доносилось пение его сестры – там, за кустами, раздавался плеск воды.
Она купалась, понял Сорвил, стараясь отогнать видение из своего сна.
Пела она, только купаясь.
Моэнгус повернулся к нему, хмуро глянул на юношу, а потом, когда Сорвил сел, снова отвернулся.
– То, что ты сказал недавно… – обратился молодой король к нему, стараясь побороть головокружение. – О том, что Сотня объявила войну твоему отцу…
На этот раз принц-империал посмотрел на него внимательно, изучающе. Не только выступающие надбровные дуги и тяжелая нижняя челюсть делали его звероподобным, но общий настрой, отчего каждый проблеск зубов превращался в оскал.
– Боялся, ты еще об этом спросишь, – наконец откликнулся он. – Не должен был я этого упоминать.
– Почему?
Тот пренебрежительно пожал плечами, будто от самых кошмарных фактов так можно было отмахнуться. Причем он постоянно так себя вел, осознал Сорвил, какие бы серьезные вещи ни говорил.
– Некоторые истины слишком оскорбительны.
Вдруг до Сорвила дошло. Люди, простые люди, быстро повернулись бы против Анасуримбора, если бы поняли, что Сотня на самом деле присущим богам парадоксальным, непостижимым образом хотела их уничтожить.
– Но значит ли это, что богов можно… обмануть?
Сорвилу тут показалось, что в его расспросах кроется что-то особенно зловредное: спрашивать сына о том, что может погубить его отца… или спасти его. За пределами простой хитрости.
Голос Сервы плыл над поросшей мхом мягкой землей, закручиваясь в иноземные ритмы, и выводил на неведомом языке: «Энтили матой… джесил ирхайла ми…»
– Верь и все, Лошадиный король, – сказал принц-империал и склонил голову чуть набок, прислушиваясь. Сестра пела для него?
– Значит, просто верить, да?
Снова пристальный взгляд из-под нависших бровей.
– Отец сражается против конца света. Перестань раздумывать, иначе сойдешь с ума, как и сестра.
– Ты же сам сказал, что сестра рассудительна.
Моэнгус потряс своей гривой, отвергая собственные слова.
– Так всегда говорят с безумными людьми.
«Змеи» заполнили низкое темно-серое небо.
К утру адепты обеих Школ, даже охранявшие периметр ночью, собрались вместе. За несколько мгновений до того, как встало солнце, все поднялись в воздух, и теперь, сверкая золотом утренних лучей, они шествовали над миром, еще погруженным в сумрак. Множество отрядов конников, копейщиков и конных лучников скакали под ними внизу на северо-запад, за ними вилась пыль. Теперь, когда жребий был брошен, за ними выступили и пехотинцы, десятки тысяч людей шагали в направлении охряной пелены, протянувшейся по всему горизонту, превращая небо в погребальную камеру.
Никогда прежде такое великое число не ощущало себя столь ничтожным.
Адепты и сопровождающие их всадники исчезли из вида. Через несколько страж король Сасал Амрапатар скомандовал основному войску остановиться у руин Ирсалора – города, разрушенного задолго до Первого Апокалипсиса. От стен остались лишь оплывшие земляные гребни, окружавшие высоты мертвого города. Кроме пяти колонн без наверший, торчавших на верхушке – люди начали называть их Пальцами, до того они напоминали чью-то руку, высунувшуюся из могильного холма, – никаких других построек не сохранилось, их захлестнул земляной прилив веков.
Воткнув свой штандарт под Пальцами, Амрапатар наблюдал, как Армия Юга собирается на развалинах Ирсалора внизу. Копейщики из Прэда и Инвиши с большими щитами, сплетенными из ивовых прутьев. Гиргашские горцы, чьи топоры блеснули все разом, когда они подняли их в приветствии своему предводителю. Ряды нильнамешских лучников поблескивали то тут, то там на склонах. Знаменитые сиронджийские морские пехотинцы составляли резерв и выглядели больше похожими на жуков, чем людей с их закинутыми на спину круглыми щитами. Множество других запыленных славных воинов со всех королевств Юга пришли в эту легендарную страну бледнолицых северян. К вросшим в землю бастионам Ирсалора.
Казалось чудом, что пройдя через столько мест, не поддающихся защите, они дошли до такого укрепления. Разве это не определенный знак благоволения к ним со стороны Шлюхи?
Он устремил взгляд через истоптанную равнину в ту сторону, где Полчище отбрасывало свою зловещую охряную тень, из которой высоко вздымались султаны пыли. Кое-кто из свиты утверждал, что различил далекий отблеск магического удара, но сам Амрапатар ничего не заметил. Он ждал вестей. Время от времени он откидывал назад голову, чтобы вглядеться в нависающие над ним громады Пальцев, пытаясь угадать, кого изображали полустершиеся фигуры, вырезанные на колоннах. Никогда не знаешь, где покажется судьбоносный знак. Он старался не думать о тех, кто установил здесь эти колонны, и о их позабытой доле.
С самого начала было вовсе не известно, что предпримут шранки, когда адепты набросят на них свою сеющую уничтожение сеть из колдовского огня. Кариндаса считал, что они начнут давить друг друга, толпы ринутся навстречу друг другу, пока не смешаются в последней ловушке. «Полагаю, большая их часть потонет или задохнется, чем попадет под наши удары», – заявил гранд-мастер. Конечно, часть избежит молний, но их без труда смогут уничтожить всадники, едущие по пятам.
Но все вышло не так.
Как Саккарис и утверждал много недель назад, шранки были не животными. Несмотря на жестокость своих инстинктов, они не были столь глупы, чтобы забиваться в безвыходный угол.
Во главе большого войска нильнамешских рыцарей принц Чарапата наблюдал, как адепты приближались к бурлящему горизонту – тонкая линия поблескивающих точек, растянувшаяся дальше, чем мог проследить глаз, – и отчего-то точно знал, что Кариндасу подвела его гордыня и что они сплели паутинку против дракона.
Охваченный дурным предчувствием, он скомандовал, к возмущению своих людей, сбросить наземь кольчужные доспехи. Многие отказались – беспрецедентный мятеж, особенно если учесть, насколько они любили и почитали своего принца. Целые отряды не могли решиться, разделенные холмами и оврагами вспоротой земли. Чарапата оставался спокойным, просто повторял свой приказ время от времени. Ему понятно было нежелание всадников выполнять его.
Один за другим мерцающие колдуны исчезали в пыльных облаках.
В черно-коричневой мгле засверкали молнии.
Вой и улюлюканье, которые столь близко к Полчищу оглушали, вдруг почти смолкли. Рыцари застыли в удивлении. Мужи, прославившиеся своей храбростью в Войнах Объединения, не смогли сдержать возгласов удивления и ужаса. Но больше и больше доспехов со звоном падало на землю.
Огневые удары замелькали еще чаще и яростнее, пока не стало казаться, что молнии опоясали весь горизонт. Вой совсем стих, и несколько мгновений было так тихо, что ветер доносил звуки колдовских заклинаний адептов. Но затем они услышали новый звук, мрачный и нарастающий, все новые нечеловеческие вопли накладывались друг на друга, пока кони не начали вставать на дыбы, а люди не затрясли головами, будто собаки, которых одолевают блохи. Казалось, сам воздух сгустился в иглы пронзительных воплей…
Вопли. Нечеловеческие вопли.
Гордые и упрямые рыцари Инвиши всмотрелись вперед и тут поняли, что их король-предводитель допустил страшную ошибку, что их план дал катастрофический сбой. Долгие месяцы они двигались вслед за Полчищем, видя, как меняется цвет висящей над ним тучи в зависимости от цвета почвы и форма в зависимости от силы и направления ветра. Нередко они наблюдали, как от общего облака отделялись, словно дымные вымпелы, струйки пыли и тянулись к ним, и радовались что смогут расправиться с отделившимся кланом. Но теперь они увидели, как к ним потянулись сотни, тысячи таких струек, сливающихся в новое облако, несущееся прямо на них.
Вместо того чтобы обратиться в бегство и ринуться на своих же собратьев под ударами надвигающихся магов, шранки бросились в южном направлении…
– Скачите! – проревел принц Чарапата, чтобы его услышали в царящей какофонии. – Спасайтесь!
Отчего-то перед каждым Прыжком Сорвил делал глубокий вдох, словно собирался нырнуть в ледяную воду. И вне зависимости от того, сколько таких Прыжков осталось позади, какая-то часть его испытывала это ощущение впервые. Руки Сервы обвивали его за талию в кольчуге, ее голова становилась кубком, полным поющего света, после чего начиналось выворачивание, одновременно вытесняющее всю кровь из тела и вместе с тем нежное, словно влажное касание…
Шаг в воображаемое пространство… Прыжок.
Но на этот раз что-то пошло не так. Слова доходили как сквозь вату, язык еле ворочался. Сорвилу казалось, что он как бы не полностью прибыл на место.
Он упал на колени на гребне, который только что виделся смутным силуэтом на западном горизонте. Внутри что-то бултыхалось, как в бочке.
Моэнгусу и Серве также было не по себе, но не в той степени, как ему. Ну, хоть на этот раз удалось удержаться от тошноты и не извергнуть содержимое желудка у них на глазах.
Все согласились, что надо как следует выспаться.
Так началась вторая атака Полчища на Великий Поход. Как при ударе кнутом рукоять передает силу руки всему хлысту, сходным образом рывок тех, кто уперся в скалы у реки Ирши, распространился на все Полчище, включая часть, охватившую фланги Армии Амрапатара и скопившуюся возле берега Нелеоста. В свете дня было видно, как катится их волна – они бежали несчетной массой, подгоняемые безумными голодом и похотью, вопящая напасть.
Наблюдая с высоты Ирсалора, Амрапатар первым заметил, что чего-то не хватает. Рев Полчища, то чуть глуше, то чуть громче, постоянно звучал вдали, словно рокот близкой смерти. Когда он вдруг смолк, многие тысячи людей, и он тоже, возрадовались, поскольку это означало, что маги начали свою колдовскую жатву. Но вопль вернулся, теперь более пронзительный, словно вой зимнего ветра, и все нарастал. Режущий уши звук стал почти невыносим, люди начали затыкать уши. Всматриваясь в пылевую завесу на горизонте, Сасал Амрапатар III, первый Уверовавший король Нильнамеша, понял, что его обманули.
Он начал выкрикивать приказания. Раздались звуки сигнальных рожков.
Из передовых отрядов лишь самые упрямые предводители повели все же своих рыцарей против шранков, как было предусмотрено планом. Вскоре почти все они, как и Чарапата, поняли, что все пошло не так, но поскольку медлили слишком долго, то вскоре шранки были у них на хвосте. Началась скачка не на жизнь, а на смерть.
Выстроенные в защитные порядки пешие воины с ужасом наблюдали, как более пятнадцати тысяч всадников, легкой и тяжелой кавалерии, скакали, рассеявшись по пустоши, побросав щиты, обрезав седельные сумки и до крови хлеща своих неистово ржущих пони. За ними вздымались до неба клубы пыли, словно сам горизонт устремился за ними в погоню.
Мимо проносились эскадрон за эскадроном, охваченные смертельным страхом. И вот из клубов пыли показались белесые тени, стремительные, безжалостные и бесчисленные. Легкая конница, король Армакти с быстрыми гиргашцами, достигли развалин города без потерь. Другие же, особенно нильнамешские рыцари в тяжелых доспехах, пали под массой нападавших. Более сообразительные командиры прекратили бегство и выстроили бойцов для обороны, создав очаги порядка в ревущем хаосе; рыцари, утыканные стрелами, до последнего вздоха рубили направо и налево, но их позиции таяли, как блестящая соль в затхлой воде. Массар аб Каскамандри – младший брат разбойника Фанайяла, знаменитый тем, что отрезал себе мочку уха, дабы продемонстрировать решимость присоединиться к Великому Походу, а не оставаться бездействовать в Ненсифоне, – пал в сотне шагов от укреплений Ирсалора, сраженный окованным железом копьем. Принца Чарапату и его рыцарей, теперь без доспехов, оттеснили к западу в безуспешных попытках пробиться на помощь осажденному королю. Капитанам пришлось связать принца, чтобы он не покалечил себя, так велико было его горе.
Король Амрапатар видел, как туча, влекомая Полчищем, накрыла все вокруг, земля и небо пропали. В воздухе стоял пронзительный нескончаемый вопль, король уже не мог расслышать собственных приказов.
Полчище накатилось на Ирсалор, одинокий остров в вопящем море.
Все это время маги продолжали свой небесный поход на север, полосуя огнем землю под собой. Все они уже поняли, что Каридаса ошибся, возможно катастрофически, но у них не было возможности выбрать иной ход действий – они с трудом могли видеть друг друга. Но все же наиболее решительные из них перестали двигаться на север, за ними последовали и остальные, не переставая поражать шранков огнем. Часть затерялась в пыльном вихре и не смогла вернуться в Ирсалор. Несколько упрямцев продолжали двигаться на север, пока не достигли северного края пылевой завесы.
Никто из них не смог вернуться вовремя для противостояния Консульту.
Солнце скрылось за охристой пеленой, тень накрыла людей, сосредоточившихся в мертвом городе. Шранки кидались на укрепления и сомкнутые ряды воинов, ощетинившихся копьями: как в самой первой битве, они стояли плечо к плечу, сомкнув щиты. Все Полчище стянулось к Ирсалору, зацепившись за него, как за торчащий гвоздь.
Оборону с севера и запада держали сыны Нильнамеша, почти неуязвимые в своих доспехах из пластин кованого железа, выставив мечи и копья из-за плетеных щитов. Большинство сражалось под древними знаменами Эшдатты, Харатаки, Мидару, Инвойры и Сомбатти, так называемых Пяти Домов Нилна, объединений племен, с незапамятных времен соперничавших за обладание всем Нильнамешем. Никогда со времен Анзамапараты II столько Сынов Нильна не выбиралось так далеко от рисовых полей их родины. Забыто древнее соперничество и взаимная ненависть, нередко заставлявшая их сражаться друг против друга. Все распри забыты. Теперь кажется верхом неразумия и трагическим недоразумением, что люди могли поднимать оружие друг на друга, когда миру угрожают создания столь злобные и мерзкие.
Гиргашские атаманы обороняли восточную сторону – неустрашимые горцы из цитаделей Хинаяти со своими чуть менее резкими родичами из Эджовая и Вейлза. Спешившись, король Армакти стоял во главе своих соплеменников с высоко развевающимся знаменем. Благородные гранды Киана защищали южную сторону – закаленные пустыней уроженцы Чайнадиная и их более высокорослые братья из Ненсифона и Монгилеи, украшенные родовыми цепями павшей империи их отцов. В пылу битвы они еще не знали о гибели принца Массара, но не посрамили его, проявив завидную стойкость.
Охваченные яростью, воины Юга отбивались от массы шранков. Нечеловеческий их натиск побудил защитников на склонах упереть щиты о спины стоящих впереди, сливаясь целыми фалангами в единство плоти и железа. Стрелы затмевали небо, обрушиваясь постоянным черным дождем, без вреда барабаня по доспехам. Лучники-кетья отвечали слаженными выстрелами, выкашивающими целые сектора врага, но для прицела им нужно было открыться, и они становились уязвимы черному дождю, теряя все больше людей.
Когда Сорвил открыл глаза, в ушах его еще раздавался брачный клекот праздника Гнездования. Он даже с силой махнул рукой перед собой, настолько ощутимым было видение стоящего прямо у него на груди аиста со сверкающим на солнце оперением.
Он сел, щурясь и моргая. Они перепрыгнули на безлесный гребень, поэтому сразу стало ясно, что рядом никого нет. Вокруг на многие мили распростерлась складчатая местность, покрытая, будто мягким войлоком, волнистыми кронами деревьев. Земля, похожая на старую женщину.
Сорвил заснул на покрытой кустиками высохшей травы площадке под вертикально стоящим, наподобие воткнутого в вершину топора, камнем. Тень от камня переместилась, щеки и кисти рук напекло солнцем. От кольчуги так и шел жар.
Лес виднелся неподалеку, Сорвил стал вглядываться в сумрак в поисках исчезнувших куда-то имперских спутников. Осознав, что и их вещей тоже не видно, он забеспокоился не на шутку.
Неужели они бросили его тут?
Поднявшись на ноги, он отряхнулся, головокружение почти прошло. В надежде обнаружить своих сбежавших сторожей, Сорвил двинулся в лес…
Закаленные первой битвой с Полчищем, воины Юга нанесли противнику огромный урон. Перед собой они видели море визжащих белесых лиц с раззявленными ртами, тянущимися к ним жадными руками, которое заполняло все вокруг. Позади они видели сомкнутые ряды людей, вцепившихся в развалины крепостных стен, где каждый выступ прикрывали яркие пятна щитов, между которых высовывались пики, а воткнутые в землю знамена были порваны дротиками и утыканы стрелами. И они вспомнили слова своего Священного Пророка: вы узрите картины одна страшнее другой, переживете немыслимые страдания – и спасете мир.
Они поверили его словам.
Шранков рубили и кололи. Сбрасывали со склонов, и собственные собратья с воем давили их. Вскоре вокруг мертвого города вырос вал трупов, откуда новые волны сталкивали прежних на мечи и копья защитников.
Их вопли отдавались о своды небес.
Стоя возле Пальцев на самом верху, король Амрапатар немного воспрял духом, поняв, что его войско заняло сильную позицию, что его не выйдет смять, а можно будет только источить понемногу. Вскоре должны вернуться Саккарис с Кариндасой, и тогда скопившихся вокруг Ирсулора шранков можно будет истребить.
Но он также первым заметил какое-то черное продолговатое пятно на мельтешащей шкуре Полчища, продвигающееся все ближе к осажденным Сынам Гиргаша. Бросалась в глаза высота этой массы: существа, из которых она была составлена, были намного выше прочих шранков. Чернота же была из-за спутанной гривы волос на котлообразных головах чудовищ. И тут король понял, кто перед ним, хотя внутренне противился признавать последствия их появления.
Башраги.
Теперь уже многие заметили их зловещее приближение, но, как и Амрапатар, не были в состоянии никак сообщить об этом. Гиргашцы, отбив следующую волну нападавших, тоже заметили приближение монстров со своей позиции, сотни гигантских уродов, разбрасывавших и топчущих шранков перед собой.
Башраги. Три предплечья, сросшиеся в одно. Три сросшиеся грудные клетки. И три руки вместо пальцев. Их вид был безобразен до полного отвращения. С гротескных щек свешивались бессмысленные личики. По всему телу торчали бородавки с длинными хвостами волос.
Теперь Амрапатару открылся план Консульта. Зная, что Полчище, отвернув от Ирши, кинется в атаку, им оставалось только затаиться и ждать, что наживка будет захвачена и неприятель окажется достаточно безрассуден, чтобы отослать всех магов подальше…
Уверовавший король с надеждой всматривался в небо на севере, пытаясь заметить во мгле приближение Саккариса или Кариндасы.
Гнусные уроды приближались. Оставшиеся в живых гиргашские лучники прицелились и осыпали этот не знающий пощады легион стрелами. На мгновение в душе Амрапатара шевельнулась надежда…
Но башраги, утыканные стрелами, как дикобразы, продолжали надвигаться, даже не замешкавшись. Они полезли на склоны и, добравшись до позиций гиргашцев, стали перед ними, как башни.
Короля Армакти сразили одним из первых, ибо он стоял впереди соплеменников, которых воодушевлял вид его высоко поднятого знамени. Башраги ступили в самую гущу людей, размахивая своими гигантскими секирами и молотами. Щиты разлетались в щепы. У людей отрывало руки. Раскалывало головы. Тела летели в еще не рассыпавшиеся ряды. Несмотря на всю храбрость атамана и его вассалов-горцев, справиться с этими бушующими среди них гигантами было выше их сил. Оставшиеся были рассеяны и бежали. Еще через несколько мгновений башраги захватили остатки крепостной стены. У Амрапатара занялось сердце. Теперь между монстрами и полным разгромом армии стояли лишь морские пехотинцы Сиронджи с их сияющими щитами.
Король Эселос Марсидид в сияющих золотом доспехах повел их в атаку, первым вонзив копье в брюхо ближайшего чудища, но тут же был пригвожден к земле молотом следующего. Это все же не остановило прославленных бойцов. Все они ринулись на гигантов, разгорелась невиданная битва, какой в этих краях не было с древних времен. Бесстрашные, умелые, вооруженные мечами из лучшей селеукаранской стали, сиронджийцы в едином порыве кинулись рубить врага. Но битва продлилась всего несколько мгновений. За каждого убитого башрага гибло больше дюжины бойцов. И эти защитники пали, разбросанные и растоптанные.
Все, кто оставался в лагере – жрецы, судьи, водоносы, больные и раненые, – все кинулись на защиту…
Только чтобы пасть под безжалостными ударами башрагов. Это было как избиение младенцев…
Дальнейшие события развивались так быстро, что застывшие возле Пальцев наблюдатели не верили своим глазам.
Несметное число шранков полилось сквозь прорыв, сделанный башрагами, в узкие проходы позади инритийских фаланг. Все до единого заудуниане были научены сражаться в окружении, выставляя вокруг непроницаемую стену щитов, и выживать. Действительно, некоторые так и поступили, но многих охватила паника, и люди гибли тысячами. Амрапатар не мог двинуться, столь страшны были подробности гибели каждого у него на глазах. Вокруг раздавались душераздирающие вопли ужаса тех, кого с гримасами насиловали, прежде чем пожрать.
Все шатры и обозы исчезли. Вся нижняя часть города кишела шранками, лишь те отряды, что не были рассеяны, остались стоять тающим островком живого цвета и человеческой формы в кипящем море безобразия.
Все пожирал вихрь смерти.
Нильнамешский Уверовавший король ахнул и покачнулся. Стрела пронзила его руку в перчатке.
Поднеся к глазам ладонь с торчащей из нее стрелой, он увидел первых приближающихся с севера в полотнищах убийственного пламени магов. Кто-то двигался сам по себе, кто-то группами. Сверкающие точки двигались сквозь тучи стрел, влача за собой мантии из молний и оставляя выжженные полосы на Полчище. Вначале несколько десятков, затем сотни адептов двигались по небу, стараясь держаться ниже клубящейся массы пыли.
Казалось, вся северная сторона пылала от колдовского огня.
Но было уже слишком поздно.
Люди были повержены и издавали предсмертные стоны. Все вокруг полнилось победными нечеловеческими воплями.
Сорвил двигался как в тумане, он не давал ему свободно дышать. Под сапогами словно сипела лесная подстилка. Нависающие над ним ветви дубов и кленов насмешливо качались, брызгая лучами солнца.
Услышал он пропавших раньше, чем увидел. Совсем близко. Он замер, вслушиваясь в лесные шорохи и скрипы.
– Дааа-ах…
Тут он стал двигаться еще осторожнее, всматриваясь через кусты. Уши все явственнее различали сквозь его собственные крадущиеся шаги звуки страсти за тонкой лиственной завесой.
Сорвил продолжал красться дальше, словно вор…
При виде ужасного разорения маги обеих школ собрались в небе над Пальцами, соединившись в яростное кольцо братьев, готовых биться до конца. С почерневшими от пыли и слез лицами, они во весь голос выкрикивали свои заклинания, давая волю ненависти и злобе: адепты Завета строя абстрактные формы света, а Вокалатай – сияющие фантомы. Они выжгли всех, кто карабкался по склонам. Выжгли тех, кто осквернял трупы павших. Всех, кого могли достичь.
Все склоны осажденного холма были опалены.
Саккарис повернулся к Каридасе и устрашился пустоты его взгляда. Он призвал бывшего соперника стать с ним рядом, сказав:
– Позволь показать тебе, что ты обретешь!
Ибо Анагогическим школам аспект-император предлагал обрести Гнозис.
Но гранд-мастером Вокалатай вдруг овладел неукротимый гнев, безумие того, кто не видел жизни без своей гордыни. Оттого его имя навечно будет обесславлено. Родичи навсегда вычеркнут его из перечня предков. Он принялся сеять разрушение без разбора, выжигая своими заклинаниями и людей, и шранков. Те, кто сумел выжить на земле, возопили в ужасе.
Саккарис сошелся с безумцем. Все застыли, когда два гранд-мастера принялись биться над морем шранков, обмениваясь сверкающими ударами, Абстракциями против Подобий. Побежденный, Кариндаса рухнул вниз.
Не понимая, что произошло, несколько Вокалатай напали на Саккариса, потом еще несколько, пока едва ли не половина их обрушила на него свои удары только потому, что так поступили их братья. Так маги обеих школ уничтожили друг друга в последней безумной схватке.
Люди наблюдали все это с вершины под Пальцами. Вначале они не могли поверить своим глазам. Но пока они горестно наблюдали, по дымящимся склонам взбирались все новые шранки. Они кинулись на несколько сотен последних защитников, но как бы стойко те ни сражались, устоять против Полчища, простиравшегося до горизонта во все стороны, они не могли.
Окровавленный король Амрапатар понял, что обречен. Рухнув на колени, он молился о победе Священного Пророка… чтобы его любимая жена и дети смогли избежать такого ужаса.
Взглянув наверх, он увидел падающего мага в пылающей мантии.
Шранки схватили его и осквернили его истекающее кровью тело.
Сорвил едва дышал, не в силах сглотнуть.
Две бледные фигуры – гибкая верхом на другой, более плотной – виднелись на темно-сером и желто-зеленом фоне, сплетенные в судорожных объятиях.
Впившиеся друг другу в губы, словно втягивая последнее дыхание.
Слившись изголодавшимися чреслами, они не могли насытиться.
Никогда прежде не доводилось ему видеть столь захватывающего зрелища. Буря чувств, взметнувшийся в нем, когда он оказался свидетелем похоти этих имперских наследников, затмила все прежние переживания. Он не мог думать ни об отце. Ни о Слезе Бога, что отомстит за него.
Ни о чем…
Только о том, как спариваются дети бога. О предательстве той, которую он любил…
Младший брат позвал его. Он протянул ему руку и стиснул горячей ладонью холодные пальцы.
И сам слился с образом извивающейся пары, выгнувшись одновременно с ворчанием черноволосого мужчины, изливая семя в пароксизме женских стонов.
Заваленная трупами вершина Ирсалора дымилась, по ней ползали тени.
Маги висели над нею, посылая удар за ударом против злобных врагов. Но, произнося заклинания смертельного огня, они рыдали, потому что, стоило оторвать взгляд от выжженной земли под ними, они видели, как все вокруг кишит мерзкими шранками. Десятки же тысяч их собственных братьев мертвы и осквернены…
Втоптанные в грязь щиты. Пронзенные копьями трупы, облепленные похотливыми фигурами, как яблочная кожура муравьями.
Адепты выжгли все вокруг укреплений, не оставили нетронутого места на склонах, пока Ирсалор не превратился в полностью обугленную гору, покрытую слоями горелых трупов людей, шранков и башрагов…
И все же на нее по-прежнему лезли новые волны. Полчище не кончалось, до самого горизонта распростерся саван этих извивающихся могильных червей, и не утихал их вой.
Адепты ощутили себя совсем одинокими.
Саккарис, чья алая мантия почернела от копоти и огня, спустился на обугленную вершину, желая отыскать останки Амрапатара. Но там с трудом можно было отличить тела людей от трупов шранков, не говоря уже о том, чтобы распознать отдельных людей. Он осмотрелся, глядя на наваленные слои трупов сквозь искрящуюся магическую завесу, на шевелящуюся равнину, и ему показалось, что он зрит будущее, то, что станет с Миром, если Священный Пророк потерпит поражение…
Безумие. Злоба. Бессмысленность и бессердечие.
Маги услышали приближение своего Пророка прежде, чем узрели: голос, с громовым рокотом возглашающий заклятия, – лишь он мог заглушить рев Полчища. Аспект-император прибыл с запада, перемахнув на ослепительно-синей дуге мили мерзости. Там, где он проходил, под ним взрывалась земля, словно бог пропахивал глубокую борозду. Шранки разлетались на сотни шагов в стороны, обрушиваясь на головы своих соплеменников-нелюдей.
Анасуримбор Келлхус пришел им на выручку и призвал последовать за ним домой.
Она лежала в изнеможении, опустив голову ему на выпуклую грудь, а соски Сервы будто целовали эту грудь с двух сторон, спина же выгнулась дугой, словно ракушка устрицы. Сорвил смотрел, не в силах оторваться, в чреслах угасал огонь. Стыд. Возбуждение. Ужас.
Понимая, что любое движение обнаружит его, он даже перестал дышать. И полностью был поражен, когда Серва обернулась к нему с улыбкой на губах.
В полной панике он прижался к земле, пытаясь спрятаться.
– К чему ради нас так истязать себя? – с сонным смешком произнесла она.
Он завозился, застегивая брюки, затем встал, осознавая, что не угасшее до конца возбуждение его прекрасно заметно. Но их полное бесстыдство будто требовало и от него откровенности взамен. Она слезла с расслабленного брата и встала, совсем нагая в солнечных бликах, как часть окружающей их дикой природы.
Почему? Как она могла так с ним поступить?
Слезы жгли ему глаза. Оттого, что он ее любил? Так ли? Неужели сын Харвила мог так ошибаться?
Она стояла перед ним, полностью на виду, гибкая, длинноногая, узкобедрая, все еще раскрасневшаяся от страсти. Солнце вырисовывало тени от грудей на ребрах, золотило волоски ее женского естества.
– Ну? – спросила она, улыбаясь.
Не обращая на него внимания, Моэнгус принялся одеваться у сестры за спиной.
– Но…! – вырвалось у Сорвила по-дурацки.
Ей каким-то образом удавалось выглядеть одновременно и скромной, и дерзкой. Моэнгус же мрачно обернулся на него из-за мускулистого плеча.
– Вы же брат и сестра! – выпалил он. – То, что вы… сделали… это… это же…
Не в силах договорить, он лишь стоял, ошеломленно глядя на них.
– Кто ты такой, чтобы судить нас? – расхохоталась она. – Мы – плод куда более высокого дерева, чем ты, Лошадиный король.
Впервые он понял, какое презрение скрывалось за этим прозвищем.
– А если ты забеременеешь?
Слегка нахмурившись, она снова улыбнулась, и снова впервые Сорвил увидел, что участие, проявлявшееся к нему, было лишь игрой. И что несмотря на человеческую кровь в ее жилах, она оставалась и впредь будет дунианкой.
– Тогда, боюсь, моему Священному Отцу придется тебя убить, – сказала она.
– Меня? Но я же ничего не сделал!
– Но ты стал свидетелем, Сорвил – что подтверждает липкость твоего бедра! И это далеко не пустяк.
Застегнув штаны, Моэнгус подошел к сестре сзади и обнял ее, положив свою лапу в шрамах ей на лоно. Он поцеловал ее в шею и покрутил светлый лонный завиток между большим и указательным пальцами.
– Она права, Сорвил, – сказал он, расплывшись в улыбке, будто ничуть не замечая безумия их поведения. – Кто с нами поведется, частенько умирает…
Король сакарпов зажмурился, чтобы прийти в себя. Сердце его было полно возмущения.
– Целые народы тоже! – бросил он, прежде чем отвернуться.
– Сын! – позвала его Гранд-дама Сваяли мелодичным чарующим голосом. – Сын! Дочь! И враг!
Его чуть не свело судорогой, так сильно стала бить его дрожь. И не переставала всю дорогу назад до их лагеря. Он даже боялся, что не удержится на гребне и свалится. Никогда не был он так оскорблен… так унижен.
Никого еще он не ненавидел такой черной ненавистью.
Хотя Великий Поход продолжался, а их нечеловеческие враги были отброшены за линию горизонта, вторая битва с Полчищем была настоящей катастрофой. Священный аспект-император объявил отмену разделения Армий и повелел Армиям Запада и Востока соединиться с Армией Среднего Запада. Никто из Уверовавших королей не усомнился в его решении, несмотря на то, что нанесенное Полчищу поражение увеличило возможность добывать пищу и фураж для лошадей. Король Сасал Амрапатар, из их числа, погиб, вместе со всеми родичами и вассалами. Эту потерю они ощущали очень остро, ведь он дышал и правил так же, как и они, но, что важнее всего – верил подобно им. И если они не понимали этого так остро прежде, теперь осознали в полной мере невеселую истину: вера не давала полной защиты.
– Праведные, – напомнил король Пройас, – истекают кровью так же, как и нечестивые.
Армии собрались вместе без каких бы то ни было празднований, ибо люди Кругораспятия были слишком измождены и потрясены, слишком многие были вырваны из их рядов. Словно на войска набросили скорбную тень, которую не могло развеять даже палящее солнце. Старые друзья встречались, чтобы оплакать погибших. Передавали друг другу рассказы о падении Ирсалора, которые невозможно было преувеличить, столь невероятны были развернувшиеся там события.
Они добрались до земли под названием Экирсуал. В древности тут располагалась пограничная провинция Куниюри, весьма малонаселенная и знаменитая лишь одинокой горой Сваранал, необъяснимо возвышавшейся над заливными лугами. Сваранал считалась священным местом для древних высокородных норсираев, поскольку именно туда спустились боги вручить вождям их многочисленных племен все земли на тысячи лиг вокруг.
Священный аспект-император призвал Уверовавших королей собраться вместе и идти за ним. Взбираясь по разбитым и заросшим ступеням, он привел их на вершину горы Сваранал, к колоннаде руин Хиолиса, чтобы оттуда они могли обозреть весь Великий Поход, растянувшийся по широкой долине вокруг. И хотя потери были велики, шатры и палатки войска, тем не менее, по-прежнему занимали ее до самого горизонта. Оружие поблескивало в лучах солнца, словно россыпь бриллиантов. Это зрелище поистине не могло не воодушевить.
Принц Чарапата также был среди собравшихся на горе, многие принесли ему свои соболезнования. Саккариса же, стоявшего неподалеку, сторонились из-за слухов о братоубийстве.
Священный аспект-император широко развел свои сияющие руки. Предводители войск почтительно и скорбно обернулись к нему.
– Я навлек на вас это Истребление, – сказал он, завладев сразу их полным вниманием. – И теперь многие из даже наиболее стойких из вас страшатся, что это начало конца. И даже несмотря на то что я предупреждал вас о шранках и описывал, насколько неисчислимы они и насколько хитры планы нашего Врага, вы усомнились во мне.
Несколько голосов выразили несогласие, отовсюду в развалинах храма зазвучали воинственные заявления. Аспект-император призвал к тишине, подняв светящуюся ладонь.
– Они – опилки, а мы – магнит. Если бы мы все вместе двинулись вдоль берега Нелеоста, они бы явились. И если бы мы рассредоточились по всей великой равнине Истиули – они бы явились. Неважно, какой путь мы изберем. Неважно, что мы предпримем. Шранки все равно не отстанут, и мы будем вынуждены их истреблять.
Будто невидимые пальцы, интонации его голоса сначала растеклись, обнимая внимание слушателей, а потом напряглись, чтобы удержать…
– Ирсалор… – выговорил он, вдохнув ощущение ужаса в это слово. – Ирсалор – это доказательство существования нашей главной угрозы. Дюжина таких Походов, как наш, может собраться, пройти такой же путь, убивая шранков, и все же не сможет их до конца истребить. Если бы Не-Бог сейчас проснулся, они были бы подчинены его темной воле и, невзирая на всю свою мощь и славу, человечество было бы обречено. Весь Мир, – сказал он, словно держа само существование на своей вытянутой руке, – был бы отдан во власть их злобы и мрачной похоти…
Со всех сторон послышались скорбные возгласы.
– Так что же нам делать? – спросил король Саубон. – Мы томимся от жажды. И голодаем, доспехи висят на плечах, как на вешалках, руки уже с трудом несут топоры и дубинки. Мы споткнулись на Ирсалоре. И теперь стоим, шатаясь.
Эти слова ввергли многих Уверовавших королей в ужас, такие сомнения они считали недостойными высокого положения Саубона.
– Опомнись! – упрекнул его воинственный король Хогрим.
– Нет, – сказал аспект-император длиннобородому королю. – Скрывать наши чувства не надо. Лишь честность дает нам знание об истинном положении вещей. Лишь истина приводит к победе.
Он ступил в их круг, положил свою благословенную руку сначала на плечо Хогриму, затем взял Саубона за предплечье.
– Как многие предполагали, – сказал он, – я неверно обрисовал наши запасы, занизив их, в то время как у нас их большее количество. И уменьшил рацион, чтобы его хватило на более долгий срок.
– Так что же нам делать теперь? – повторил король Саубон свой вопрос.
Снова послышались возгласы из разных концов, но на сей раз единодушия не было – примерно одинаковое число было как за, так и против требования экзальт-генерала.
Но все постепенно успокоились, заметив грустную улыбку на лице своего Священного Пророка.
– Соберите всю свою силу, – сказал он, выходя снова из гущи людей на ступени. – Подумайте о ваших женах и детях, подумайте о своей душе. Не бойтесь жажды, ибо скоро перед нами будет вздымать свои темные волны Нелеост, Туманное море. И не страшитесь голода…
Он повернулся, встав меж двух колонн, словно в рамку, а фоном ему служили сотни тысяч воинов Великого Похода, в нескончаемом движении. Сам же он горел, словно маяк.
Ветер трепал его заплетенную светлую бороду и развевал полы одежды.
– Страдать означает переносить зло, – сказал он, – и мы должны перенести страдания, чтобы спасти наш Мир. И невзирая на безумие и злобу, мы обязаны выбирать кратчайший путь…
Священный аспект-император Трехморья шел меж сомневающихся и охваченных страхом, источая свет. На каждого он смотрел проникавшим в самую душу приветливым взглядом. Это одновременно воодушевляло и ужасало. Ибо все понимали, что он собирался сказать, ту страшную правду, которую они не смели даже прошептать в одиночестве своих шатров.
– Отныне враг будет поддерживать наше существование…
Страшный приказ наконец был произнесен.
– Мы будем есть шранков.
Глава 14
Момемн
Истинная правда об устройстве государств лежит под руинами предыдущих веков, ибо там мы видим итог алчности и тщеславия. Взыскуй реальной власти на один день, ибо не намного больше тебе будет дозволено. Как любят говорить сику, великий Ку’жара Синмой мертв.