Воин Доброй Удачи Бэккер Р. Скотт

Мысли о том, что вот так и умрешь, скребя по холодному камню.

Потом его стало трясти и подкидывать, словно гроб бросили в бурный поток. Камень раскололся, от удара клацнули зубы. Воздух струился вокруг него, такой холодный, что казался сырым. Он вдохнул, придавленный массивным осколком. Заморгал в ночной темноте и увидел низко висящую луну, которая бледно светила сквозь рваные облака и густые ветви. Потом из сумрака проступили поваленные фигуры, их невидящие глаза поблескивали в свете опрокинутых фонарей. Мертвые рыцари Триса. Он увидел свой меч, мерцавший среди покрытых рунами камней, дотянулся до него онемевшими пальцами. Но какая-то тень опередила его. Теряя сознание от недостатка воздуха, он в ужасе и замешательстве поднял глаза на своего противника…

Блестящий, покачивающийся фаллос. Узорчатые, шероховатые крылья, сложенные за спиной, возвышались, как два длинных рога, над его плечами. Кожа в пятнах, под которой вздувались грубые мышцы. Две головы: одна большая, овальная, вторая – человеческая, вставленная в челюсть первой.

Ауранг, в ужасе понял старый колдун. Предводитель Полчища. Ангел лжи.

Инхорой отшвырнул ногой его меч, согнулся над ним, как испражняющийся пес. Сжал холодными, как рыбья чешуя, пальцами его горло и приподнял над землей. Друз болтался в воздухе перед его злобным взглядом. От недостатка дыхания в руки и ноги будто впились тысячи иголок.

Тварь оскалилась – слизь растеклась по меньшему черепу.

Раздался смех, как вопль боли, пропущенный через сломанные флейты.

– Никто, – издали хрип два мерзких горла, – никто не сбежит из Голготтерата…

Послышался чей-то крик.

Колдун резко сел на лесном ковре, моргая и оцепенело тараща глаза, как любой, кто только что проснулся. Зашелся в кашле, словно пытался вытолкнуть из горла кляп. Предрассветная серая дымка окутывала все вокруг, небо на востоке сквозь спутанные ветки казалось позолоченным сланцем.

Капитан. Капитан громко кричал, пытаясь всех разбудить.

– Гробница, парни! – выкрикнул он с жуткой пародией на возгласы Сарла.

Безумный сержант сдавленно рассмеялся.

– Великое испытание! – крикнул он в ответ, прежде чем что-то понял, и осекся.

Он осторожно огляделся, как побитая собака.

– Сегодня день, когда все изменится!

Акхеймион бросил взгляд на поднимающуюся из лощины Мимару, на ее тонкую, хрупкую фигурку. Губы ее приоткрылись, когда она стряхивала листья, прилипшие к руке и плечу. Внезапно над ним навис лорд Косотер, двойные сосуды пустоты под его кольчугой, как всегда, зазвенели. Он сгреб колдуна за плечи, швырнул к ногам, как малого ребенка.

– Галиан! – крикнул он бывшему колумнарию. – Давай.

Капитан обмотал веревкой запястья колдуна и вместе с Клириком отвел его в сторону, как ягненка на заклание. Толкая и подхватывая его опытной рукой так, что казалось – колдун вот-вот упадет, он в итоге отпустил его, и старик упал лицом вперед.

Он забился, как рыба на берегу, пытаясь перевернуться на спину, но только ободрал и расцарапал пальцы об ветку. Лорд Косотер склонился над ним, больше похожий на тень, чем на человека, в свете разгорающегося утра за спиной. Две его хоры враждебно зияли, как пустые глазницы черепа, подвешенного на груди. Колдун смотрел, как Капитан сунул руку под кольчугу и вытащил одну из них.

– Наша экспедиция подошла к концу, – объявил лорд Косотер, поигрывая хорой.

Мысли в голове у Друза завертелись. Должен быть выход. Выход есть всегда…

Еще один урок, преподнесенный наказующей дланью Келлхуса.

Капитан опустился рядом с ним на колени, склонился так низко, что его борода задела бороду Акхеймиона. Жесткими пальцами он развязал кожаные ремешки, прижимающие кляп. Хора – обжигающее забвение – пустым угольком опаляла воздух…

– Время пришло, колдун. Ксонгис говорит, что солнцестояние наступит через несколько дней.

Старый колдун вздрогнул, скорчился на лесной подстилке, словно искал потайной лаз в земле. Капитан вытащил кляп.

– Говори с осторожностью.

Язык распух и болел. Говорить было трудно.

– Что?…

Он зашелся в кашле.

– Сол-солнцестояние?

На лице Капитана не отразилось никаких чувств. Глаза с черной ритуальной обводкой мерцали мертвым блеском. Повисло тягостное молчание, окрашенное его жестокими подозрениями.

– Ты утверждал, что Гробница защищена мощными Чарами, – буквально прорычал он. – Проклятием, которое спадет во время солнцестояния…

Акхеймион, мигая, смотрел на него. Вся жизнь пронеслась у него перед глазами, с тех самых пор, когда он говорил то же самое. Ложь. Факты похожи на стежки в вышивке, один за другим заполняющие всю ткань, а ложь – на осколки льда в воде, скользящие и тающие…

– Наша экспедиция подошла к истоку…

Ужас нахлынул на Акхеймиона, когда он внезапно осознал всю глубину своего незнания.

Не сломали ли печати на сундуках Гробницы за это время? Или они все еще лежат в земле? А если сокровища откопали и сундуки давно пусты?

Он знал лишь, что карта Ишуаля может находиться в Голготтерате…

Даже сейчас он слышал свой дребезжащий голос, осыпающийся ледяными крупинками в воду беспринципности, и больше, чем простая ненависть, поднималась в нем, когда до слуха доносилось:

– Э-эти Чары… Они скреплены с движением планет – это источник их непреходящей силы. Че-четыре волшебных ключа отмыкают их, по одному на каждый переход от одного времени года к другому. Мне известен только один – от лета к осени.

Капитан смерил его холодным взглядом, от которого останавливается сердце.

– Ты лжешь.

– Да, – сухо ответил Акхеймион. – Я лгу.

Лорд Косотер резко повернулся к Клирику, маячившему позади. Хора, качнувшись, оставила соль на щеке Друза. И он, глядя на Нелюдя, вдруг понял, что ему нужно делать. Нужно уговорить Косотера оставить его наедине с Правителем Нелюдей – старинным другом и союзником Сесватхи.

Нужно докопаться до того, что осталось от Ниль’гиккаса… Или, если все обернется иначе, убить его.

Но как убедить того, кто сошел с ума от беспамятства?

Капитан крепко сжал Хору в кулаке. Акхеймион, стараясь уловить хоть проблеск надежды, смотрел, как Капитан вытащил нож и принялся перерезать узлы.

– Я чую измену, – сказал лорд Косотер своему нечеловеческому помощнику. – Бери. Проверь его слова или убей.

Клирик кивнул. Рыжая полоска зари скользнула по его щеке.

Старый колдун буквально издал вопль облегчения. Когда в последний раз Блудница была к нему благосклонна? Седжу знал, что понадобится гораздо больше ее своенравных милостей, прежде чем пройдет это помешательство.

Руки покалывало от внезапного притока крови. Он со стоном поднялся, растирая их пальцами.

– Ты в любом случае мертв, – бросил Капитан, говоря так, словно будущее было предрешено. – Для равновесия есть девчонка.

И тут Акхеймион понял, почему Косотер решил отступить. Логика – скальперская логика. Кто знал, какие волшебные ловушки спрятаны в таком легендарном месте, как Библиотека? Лучше держаться поодаль, чтобы отвести от себя опасность, с ножом, приставленным к горлу заложника.

– С ребенком.

Великая Библиотека Сауглиша. Даже разрушенные до основания, величественные останки священной крепости высились над деревьями. Они виднелись в каждом просвете меж ветвями. Пугающая цель всей его жизни.

Шагая рядом с Нелюдем по развалинам, колдун чувствовал странную безмятежность. Неровные пятна солнечного света колыхались на травяном полу. Птицы пели и щебетали в зарослях, легко и безостановочно. Там и сям на холмах торчали остатки стен, как зубы из земляных десен. Во впадинах везде виднелись слои кладки. Фрагменты каменных изображений лежали, наполовину погребенные в земле. Они прошли отдельно стоящую арку, первое, что Акхеймион узнал из своих Сновидений: Муруссар, символический бастион, который отмечал вход в жилище иноземцев в Сауглише. Надписи и барельефы стерлись, и почерневшие камни, покрытые белым лишайником и зеленым мхом, возвышались в зарослях. Стоило только сморгнуть, и перед глазами вставали толпы людей, спешащих по мраморному полу: в старинной одежде, с бронзовым оружием и в доспехах – все народы, от диких аорсийцев до живших на окраине киранейцев.

Построенная до Первого Апокалипсиса, Священная Библиотека прославилась по всей Эарве как средоточие устремлений поэтов, кудесников и королевских послов. Все литературные традиции выросли на почве долгого паломничества к Городу Мантий, знаменитому Караванири, от которого теперь остались только фрагменты. Певцы и пророки там были на каждом углу, зазывая и грозя проклятием. Торговцы в каждом людном месте предлагали свои товары, привезенные из таких далей, как древний Шир.

Сауглиш был печально известен своими мошенниками, рынками, разраставшимися днем, темными улицами, которые по ночам оглашались стуком колес. Было что-то трагическое и прекрасное в контрасте между шумной древностью и мирными звуками, которые слышались ныне, – словно закономерность в скоротечности истории человечества.

Ганжураль, аллея, по которой шли процессии, все еще ясно виднелась под гнетом прошедших столетий: широкая колея, идущая по лесному ковру, с точностью компаса указывавшая на Библиотеку. Старый колдун за все время пути не проронил ни слова: несмотря на жгучий интерес, он был еще слишком разгневан на свое пленение, чтобы начинать разговор. Но как только они поднялись к разрушенной Библиотеке, все бремя столетий будто въелось в его кости – поколение за поколением, бесчисленные жизни, пролетевшие за горстку лет. Однако осознание легшей на его спутника, пережившего всех них, огромной тяжести, под которой кто угодно мог сломаться, вскоре перевесило его обиду, которая стала казаться совсем мелкой и нелепой.

– Инкариол, – наконец сказал Акхеймион, еле ворочая распухшим от кляпа языком. – Почему у тебя такое имя?

Нелюдь продолжил идти, как и раньше.

– Потому что я кочевник.

Колдун сделал глубокий вдох, понимая, что настало время снова погрузиться в борьбу.

– А Клирик?

На этот раз Клирик замедлил шаг. Он сердито нахмурил лишенные волос брови.

– Это традиция… думаю… У Сигу есть традиция брать себе человеческие имена.

Сигу назывались Нелюди, которые ходили среди людей.

– Но Инкариол – это же не твое имя…

Нелюдь шел дальше.

– Ты Ниль’гиккас, – с нажимом сказал колдун. – Последний Правитель Обителей.

Клирик резко остановился и с недобрым видом повернулся лицом к нему. Они шли плечом к плечу или, скорее, плечом к локтю, Нелюдь маячил над стариком, крепкий и сильный в своей броне.

Колдун заметил смятение в его темных глазах.

– Нет, – произнесли мраморные губы. – Он мертв.

Внезапное осознание того, что Сесватха испытывал в присутствии этого существа, обрушилось на Акхеймиона. Чувство векового величия, благородного достоинства и силы кроткой и непостижимой.

– Нет, – возразил старый колдун. – Он все еще жив и смотрит на меня.

Легендарный и бессмертный правитель Иштеребинта стоял перед ним. Прославленный герой, чьи триумфы и поражения впечатались в саму основу истории.

Друз Акхеймион упал на колени, сплел пальцы замком на шее, как не раз склонялся гранд-мастер Сохонка много лет назад, и даже в этом знаменитом городе, который он когда-то назвал своим…

Он преклонил колени, оказывая честь великому королю, стоявшему перед ним.

Мимара смотрела на удаляющихся Клирика и Акхеймиона, которые пропали за могильной оградой Сауглишских стен, и сдерживала крик, рвущийся из горла. Предчувствие казни душило ее.

Они дошли до Гробницы. Шкуродеры долго не выдержат.

Мимара никогда не была застенчивой или пугливой. И совсем не была похожа на мать, сердце которой постоянно переполнялось сомнениями и дурными предчувствиями. Их поход был преисполнен ужасов, но почти всегда они вызывали у нее отчаянное сопротивление. У врага есть глаза, которые можно выцарапать. Всегда.

Но страх, который она чувствовала сейчас, сковывал по рукам и ногам, запечатывал уста, совсем как колдуну, которому вставили кляп. Даже плач не вырывался наружу из сжатой груди. Все тело холодело от этого ужаса, который научил людей молиться.

Она просто чувствовала, как Акхеймион идет там один, и предельная паника вгоняла ее в оцепенение. Чувствовала, как старуха-смерть подходит к нему.

Остальные вместе с Капитаном занялись обычными делами. Поквас точил свой клинок. Колл вроде как спал. Ксонгис ставил ловушки. Мимара просто сидела, обхватив колени, то мысленно молясь за Акхеймиона, то рисуя в голове картины возможных бедствий. Все утро она провела с чувством обреченности и тщетности усилий.

Но средоточие ее опасений блуждало недолго.

Великий Сауглиш, древний Город Мантий, раскинулся перед ними, но теперь от него осталось лишь множество обрушившихся пещер, разбросанных по лесу. Удастся, подумал старый колдун, стоя на коленях перед возвышающимся Нелюдем. Удастся вырвать Клирика из рук Капитана. Достать старинную карту Анасуримбора Келмомаса из Гробницы. Разыскать Ишуаль и докопаться до истины о человеке, укравшем у него жену.

– Ты растерян, смертный, – произнес Клирик. – Поднимись.

И эти простые слова потопили краткую надежду Друза в трясине беспокойства, растравили прежний страх. Чувствуя себя глупцом, Акхеймион встал на ноги. Он бросил на Нелюдя сердитый взгляд, но тут же в смятении и ярости опустил глаза.

– Лорд Косотер… – осмелился спросить он, когда они продолжили подъем. – Он твой эльжу? Твоя книга?

Клирик явно не хотел отвечать. Старый колдун понимал, что нужно проявить осторожность. Рядом с ним шагал Нелюдь, и, король Иштеребинта или нет, он также был эрратиком, одним из Непредсказуемых.

– Да.

– А что, если он лжет? Если он манипулирует тобой?

Клирик, обернувшись, посмотрел на него, а потом перевел взгляд на руины, лежащие перед ними.

– Что, если он изменник? – спросил он.

– Да! – подтвердил колдун. – Ты, конечно, видишь, как… ожесточилось его сердце. И его безумие тебе очевидно!

– А ты… ты будешь моей книгой вместо него?

Акхеймион задумался, чтобы лучше подобрать слова.

– Сесватха, – начал он с умоляющим видом, – твой старинный друг из прошлой жизни – живет во мне, мой господин. Я не могу предать его. Позволь мне нести бремя твоих воспоминаний!

Клирик, пройдя несколько шагов, медлил с ответом, выражение лица его было непроницаемым.

– Сесватха… – наконец повторил он. – Это имя… я помню. Когда мир был охвачен огнем… Когда Мог-Фарау взвалил облака на плечи… Он… Сесватха сражался на моей стороне… какое-то время.

– Да! – воскликнул Акхеймион. – Прошу тебя, Владыка. Возьми меня своей книгой! Оставь этого безумного скальпера! Верни свою честь! Восстанови свою славу!

Клирик опустил голову, обхватил ладонью щеку. Плечи его затряслись. Акхеймион решил, что его душат рыдания…

Но на самом деле это был смех.

– Значит… – сказал Владыка Нелюдей с жестоким весельем. – Ты предлагаешь мне забвение?

Акхеймион слишком поздно понял свою ошибку.

– Нет… Я…

Нелюдь взметнулся, сжал его с такой силой, что колдун почувствовал себя тонким и хрупким.

– Я не умру, стручок! – вскричал он.

Он перекатывал голову от плеча к плечу в странном, бурном безумии, размахивая руками, будто пытался что-то ухватить.

– Нет! Я буду крушить и разорять!

Мало что выводит из равновесия сильнее, чем внезапное нарушение принятого за истину. Старый колдун прибегал к собственной логике – собственному самолюбию, – забывая, что отсутствие обычных намерений – то самое, что делает безумца безумным. Он предлагал себя в качестве инструмента, не понимая, что он с Мимарой – условия сделки: тень давнего друга и эхо утраченной любви. Они были любовью, которую он собирался предать.

Надо было помнить об этих душах…

– Честь? – воскликнул Нелюдь, и со своей усмешкой он стал походить на гигантского шранка. – Любовь? Все это мусор перед лицом забвения! Нет! Я схвачу мир и вытряхну из него все горести и муки, какие удастся! Я вспомню!

Старый колдун пошел дальше, уже смирившись с этим маршем смерти. Пусть жертва ведет палача, подумал он. Ниль’гиккас, последний король Обители, собирался убить его в Библиотеке Сауглиша.

Различные варианты катастрофического и обнадеживающего развития событий пронеслись у Акхеймиона в голове. Он нападет на Нелюдя из засады с мощным заклинанием, успев сокрушить его чары, – убьет его прежде, чем сам будет убит. Будет защищаться и уговаривать, будет заклинать разум и чувства, чтобы столкнуть Нелюдя с безумного пути. Будет яростно сражаться, вырвется из развалин Священной Библиотеки, только чтобы оказаться поверженным более могущественным магом куйя…

Нелегко отказаться от импульсивного желания выжить, невзирая на то, какие несчастья пришлось пережить.

– Я оплакиваю того, кем я стал по милости Судьбы… – без предупреждения обронил Нелюдь.

Старый колдун шел, уставившись на ноги, шагающие по лесному валежнику.

– А что с Иштеребинтом? – спросил он. – Он пал?

Громадный Нелюдь сделал какой-то жест, будто хотел пожать плечами.

– Пал? Нет. Обратился. Утратив присутствие духа, мои братья обратились к тирании… Он стал Мин-Уроикасом.

Мин-Уроикас. Легкость, с которой он произнес эти слова, говорила о серьезности его состояния. Во всем мире это название не произносили, а скорее бросали или бранились им. Мин-Уроикас. Собрание Мерзостей. Ужасная крепость, в которой жители убили всех своих жен и дочерей, и так обрекли себя на вечное преследование.

– Голготтерат, – выговорил колдун, едва дыша.

Нелюдь печально кивнул. Пятна солнечного света испещряли его череп.

– Я забыл это имя.

– А ты? – спросил колдун. – Почему ты не остался с ними?

За долгое молчание они успели дойти до фундамента разрушенной Библиотеки.

– Гордость, – наконец сказал Нелюдь. – Я погрузился в собственное горе. Потому отправился на поиски тех, кого мог бы полюбить.

Акхеймион заглянул в черный блеск его глаз.

– И уничтожить.

Он важно кивнул, и движение это несло в себе тысячелетнюю неизбежность.

– И уничтожить.

Мимара не знала, что именно встревожило ее во внезапной перемене среди скальперов. Мать как-то говорила ей, что в большинстве разговоров скрыт подтекст, но люди в массе своей болтают вздор, совершенно не задумываясь над смыслом и целями речей. Мимара посмеялась над этой идеей, не потому, что это звучало неправдоподобно, а потому, что это утверждала мать.

– Людям по большей части трудно это вынести, – сказала императрица с материнской усталостью. – Они верят в тысячи явлений, которых не видят, но стоит им сказать, что и в их душах немало скрытого, как они начинают упираться…

Это был один из тех редких комментариев, который сводил гнев Мимары на нет, оставляя лишь смятение в душе. Она не могла избавиться от ощущения, что предметом скрытого обсуждения был ее отчим, Келлхус. Глухое недовольство, о котором предупреждала мать.

В тот день у нее будто открылись глаза. Она поняла одно: мужчины, которые вокруг нее увивались, «говорили сквозь зубы», как сказали бы айнонийцы. Но совсем другое – знать, что сами мотивы скрыты, отчего сами люди были абсолютно убеждены в честности своих намерений.

Теперь она это чувствовала. Что-то тайное здесь возникло, между этими людьми, в разрушенных окрестностях Сауглиша. Нечто неуловимое, намек на какую-то решимость, но при этом судьбоносное, как и все, что случалось в ее жизни.

Она притихла, внимательно наблюдая, понимая, что весь вопрос заключается в том, сознают ли это они…

Скальперы.

Капитан сидел на поросшем мхом камне, который, хотя и выглядел природным, скорее всего, был некогда частью стены. Он взирал на пробивающуюся меж камней поросль со стойким отвращением, как человек, который никогда не устает подсчитывать свои обиды. Галиан с Поквасом сидели, откинувшись на пригорок, тихо переговариваясь и смеясь. Колл, похожий на живого мертвеца, сел, скрестив ноги, смотрел в никуда запавшими глазами. Сарл то вставал, то садился, щурясь и бормоча об испытаниях и сокровищах.

Ксонгис единственный продолжал усердно трудиться и быть настороже.

Спустя какое-то время Галиан вскочил на ноги. Словно ссылаясь на какой-то неслышный спор между ним и Поквасом, он спросил:

– Какова будет доля каждого?

На мгновение все изумленно примолкли, охваченные страхом перед Капитаном.

– Столько, сколько сможете унести, если уцелеете, – наконец ответил он.

При этих словах в его взгляде или поведении абсолютно ничего не изменилось. Он говорил, буквально не выражая словами ничего.

– А как же кирри?

Молчание.

Лорд Косотер будто бы погрузился в тяжкие раздумья. Но он создал такую атмосферу между собой и людьми, придерживаясь неясных установок, что любое непослушание могло привести к казни. Галиан рисковал жизнью, просто задавая вопросы во всеуслышание. Но упоминание кирри…

Было равносильно самоубийству. Так мог поступить только дурак.

Капитан медленно покачал головой.

– Об этом знает только Клирик.

– А если ты потребуешь его уступить?

Медленно, словно на каменных петлях, повернув голову, лорд Косотер наконец удостоил взглядом бывшего колумнария.

– Нелюдь безумен! – выкрикнул Поквас.

Капитан, склонив голову, задумался, прикусив губу.

– Да, – мрачно признался он. – Но подумай. Спустя год наша алчность будет удовлетворена.

Он обвел всех пристальным взглядом, словно понимая, что обязан усмирить их одного за другим.

– Он привел нас к этим богатствам.

Галиан улыбнулся, словно у него в запасе были такие хитрые аргументы, что их не так-то легко опровергнуть.

– Тогда зачем с ним тянуть?

В глазах Капитана вспыхнул недобрый огонек.

– А кто отведет нас обратно, глупец?

Все промолчали.

Будто ночной кошмар накрыл этих двоих.

Галиан смотрел на Капитана-айнонийца с ироничным почтением, настолько развязно и бесцеремонно, что Мимара не могла сдержать протестующий шепот.

– Мне нужен огонь, – сказал он.

– Мы пойдем в темноте.

Галиан оглядел лесную чащу вокруг них и снова посмотрел на Капитана.

– Да… Это земля тощих тварей, так?

Теперь их противостояние стало явным.

– Где же они тогда?

Несколько секунд Капитан молча смотрел на него, на глаза его падала тень от нависших бровей, грубо вытесанные щеки и нос были похожи на кремень над жесткой проволокой усов и бороды. От его спокойствия перехватывало дыхание. Мрачное размышление мерцало в глазах…

Один взгляд этого человека, этого жестокого убийцы, проникал в самую сердцевину сетей, расставленных врагом.

– Ты лишился рассудка, Галиан? – выпалила Мимара.

Напряжение было слишком велико.

Но бывший колумнарий не сводил глаз с Капитана.

– Ты уже принял решение, – сказал он с ленивой улыбкой. – Так ведь? Решил убить меня.

Седовласый лорд Косотер наклонился вперед на своем каменном троне. Темная, исполненная деспотизма фигура собиралась совершить свой суд над дураком, кривляющимся перед ним.

– Прежде чем девка крикнула, – заявил Галиан. – В этот миг тишины… Ты подумал: «Убью этого дурака!»

Странная порочность проступила в его голосе, который передразнивал рычание Капитана, отчего Поквас не выдержал и расхохотался. Даже Ксонгис, который занимался своим луком, загадочно усмехнулся на свой джеккийский манер.

Ужас охватил Мимару. Она едва успела уловить варварскую жестокость того, что вот-вот должно было случиться. Тайный сговор и его участники.

– Но ты же так и подумал, правда, Капитан? Каждый раз, когда ты бросал взгляд на меня среди прочих, что-то в тебе, в той судороге, что у тебя вместо души, кричало: «Убей его!»

Капитан неподвижно сидел на своем импровизированном троне, наблюдая, как колумнарий приближается к нему.

– Если уж на то пошло, – продолжал Галиан, веселясь, – мы обговаривали детали бунта…

Колумнарий остановился прямо перед лордом Косотером, в пределе досягаемости его широкого меча. Скука мелькнула в глазах Капитана, словно мятеж был его старым, надоедливым другом.

– И тебе не мешало бы знать, что каждый раз, когда я бросал взгляд на тебя… – Галиан замахнулся, словно собирался ударить, и наклонился вперед с мстительной неприязнью, – я тоже слышал внутри себя голос, который нашептывал: «Убей его!»

Стрела попала Капитану в рот. Он дернулся, словно от пощечины, пошатываясь, отступил назад. Остановился, сплевывая обломки зубов.

Туча наползла на солнце.

Капитан шкуродеров, человек, которого прозвали Железный дух, поднял глаза, но не на стрелявшего, Ксонгиса, а на подстрекателя, Галиана. Стрелу было хорошо видно. Она воткнулась в нижнюю часть лица, плотно натянув кожу. Кровь текла из нижней губы. Косотер засмеялся, брызгая слюной.

Его глаза светились от сардонического веселья.

Вторая стрела воткнулась в шею. Он крутнулся на месте, словно его дернули за веревку, привязанную к поясу. Застыл на мгновение, словно восковая кукла. И рухнул лицом вниз. Забился в конвульсиях. Все тело сотрясала жестокая дрожь. Потом началась какая-то звериная борьба за жизнь, словно дикая натура или неусмиренный дух до этого спали в нем, скрытые, а теперь вырвались из человеческих рамок. На лице его проступил ужас, и Галиан достал свой меч.

Пальцы Капитана хватали листья у ног колумнария, сжали тонкую ветку. Он выгнулся дугой, кольчуга была вся залита кровью. Голова откинулась назад. Лицо исказилось в страшной гримасе, вздувшимся ртом он яростно сплевывал кровь и слюну. Глаза сверкали от ярости. Хрипя от напряжения, он принялся выкручивать и ломать ветку, словно это был хребет всего мира, который нужно перебить.

Он зарычал.

Потом голова упала, и хвостик косы – принадлежность к знатной касте – качнулся.

Наступила тишина.

Мимара смотрела затаив дыхание. Смертен, раздался холодный шепот внутри.

Все-таки смертен.

Кирри наводит путаницу в важнейших вещах.

Предчувствие конца света. Гибель племен… На солнечном свету все это казалось не больше чем красивым узором.