Немой свидетель Кристи Агата
Я переменил тему разговора:
– Что мы намерены делать дальше?
– Ничего особенного. Сядем в вашу машину и поедем в «Мортон-Манор».
«Мортон-Манор» оказался нелепым массивным домом эпохи королевы Виктории. Дряхлый дворецкий встретил нас несколько настороженно и прежде, чем доложить о нашем визите, спросил, назначена ли у нас аудиенция.
– Передайте, пожалуйста, мисс Пибоди, что мы пришли от доктора Грейнджера, – сказал Пуаро.
Спустя несколько минут дверь отворилась, и в комнату вразвалку вошла маленькая толстая женщина. Ее редкие седые волосы были гладко причесаны на прямой пробор. Черное бархатное платье в нескольких местах было сильно потерто, но его очень красил воротник из великолепных кружев, скрепленный у шеи большой камеей.
Близоруко сощурив глаза, она приблизилась. Ее первые вопросы привели нас в полное замешательство:
– Чем торгуете?
– Ничем, мадам, – ответил Пуаро.
– Правда?
– Конечно.
– А пылесосами?
– Нет.
– И чулками не торгуете?
– Да нет же.
– А коврами?
– Нет.
– Вот и хорошо, – успокоилась мисс Пибоди, усаживаясь в кресло. – Значит, все в порядке. Тогда присаживайтесь.
Мы покорно сели.
– Прошу прощения за то, что приставала к вам с этими дурацкими вопросами, – извинилась мисс Пибоди. – Приходится быть начеку. Вы даже не представляете, что за типы сюда являются. От слуг тоже мало толку. Они совсем не разбираются в людях. Но винить их нельзя. Смотрят – голос, костюм, имя – вроде бы все как положено. Командир Риджуэй, мистер Скот Эджертон, капитан д'Арси Фитцерберт. Приятные на вид люди, по крайней мере многие из них, но не успеешь с ними познакомиться, как они суют тебе под нос машинку для взбивания крема.
– Уверяю вас, мадам, – вполне серьезно попытался убедить ее Пуаро, – у нас нет подобных намерений.
– Вам лучше знать, – отозвалась мисс Пибоди.
Пуаро принялся повторять свою «умелую» небылицу.
Мисс Пибоди слушала его молча, почти не моргая. Дослушав до конца, она сказала:
– Стало быть, вы собираетесь писать книгу?
– Да.
– По-английски?
– Разумеется.
– Но вы же иностранец? Признайтесь, ведь вы иностранец?
– Совершенно верно.
Она посмотрела на меня.
– А вы, наверное, его секретарь?
– Я?.. Да, – ответил я не очень уверенно.
– Вы хорошо владеете английским?
– Надеюсь.
– Где вы учились?
– В Итоне[28].
– Значит, плохо владеете.
Я вынужден проглотить этот выпад против самого древнего и почитаемого колледжа, ибо мисс Пибоди снова обратилась к Пуаро:
– Итак, вы намерены создать жизнеописание генерала Аранделла, верно?
– Верно. Вы ведь его знали?
– Да, я хорошо знала этого пропойцу.
Наступила минутная пауза. Затем мисс Пибоди, как бы размышляя вслух, продолжила:
– Писать теперь о волнениях в Индии, все равно что стегать хлыстом дохлую лошадь. Но это ваше дело, конечно.
– Знаете, мадам, на эти вещи существует поветрие. Нынче Индия в моде.
– Резонно. Но что касается моды, то все возвращается на круги своя. Взять хоть, к примеру, рукава. – Мы дружно молчали, ожидая, что она скажет дальше. – Свободные наверху и сужающиеся книзу во все времена смотрятся отвратительно, – продолжала мисс Пибоди. – А вот в широких книзу я всегда выглядела пристойно. – Она уставилась горящим взором на Пуаро. – Так что же вас интересует?
Пуаро раскинул руки.
– Да все, что угодно, мадам! Фамильная родословная, разные слухи, семейные отношения.
– О событиях в Индии я вам ничего рассказать не могу, – призналась мисс Пибоди. – По правде говоря, я не слушала его бредни. Эти стариковские байки всегда казались мне скучными. К тому же он был глуп как пробка. Думаю, во всей армии нельзя было сыскать подобного дурака. Впрочем, в армии умному человеку до больших чинов не добраться. Еще мой покойный отец любил говорить: «Если хочешь продвинуться по службе, то надо быть лизоблюдом: заискивать перед женой полковника и подчиняться приказам старших офицеров».
Почтительно выслушав авторитетное мнение, Пуаро спросил:
– Вы были близко знакомы с семьей генерала Аранделла, не так ли?
– Совершенно верно. Я знала их всех, – ответила мисс Пибоди. – Старшей была прыщавая Матильда. Она преподавала в воскресной школе и питала слабость к одному из викариев. Затем шла Эмили. Великолепно ездила на лошади, ничего не скажешь. Пожалуй, только она умела обуздать отца, когда у него начинались запои. Из дома, бывало, телегами вывозили бутылки, а ночью закапывали. Кто же шел за ней: Арабелла или Томас? По-моему, Томас. Я всегда ему сочувствовала. Жить одному среди четырех женщин, с ума сойти можно! Он отупел и обабился. Никто даже представить себе не мог, что он когда-нибудь женится. Когда это случилось, все были просто потрясены.
Мисс Пибоди сочно захохотала, с чисто викторианской раскованностью.
Без сомнения, беседа с нами доставляла ей громадное удовольствие. Забыв о нашем существовании, она всецело погрузилась в воспоминания.
– За Томасом шла простушка Арабелла. Лицо у нее походило на ячменную лепешку. Самая невзрачная из сестер. Тем не менее она благополучно вышла замуж – за довольно пожилого профессора из Кембриджа. Ему было тогда лет шестьдесят, если не больше. Он читал здесь цикл лекций, кажется, о чудесах современной химии. Я тоже посещала их. Помню, он что-то бормотал себе под нос в бороду, а потому почти не слышно. Арабелла задерживалась после лекций и задавала ему вопросы. К тому времени ей уже было под сорок. Их обоих уже давно нет на свете. А брак оказался довольно счастливым. Недаром говорят, что надо жениться на дурнушках – уж они-то никогда не станут флиртовать. И, наконец, самой младшей, самой хорошенькой, веселой, шустрой была Агнес. Вот уж кому следовало выйти замуж, так не получилось! Она умерла незадолго до войны.
– Вы сказали, что женитьба мистера Томаса явилась для всех неожиданной?
Мисс Пибоди разразилась густым, горловым хохотом.
– Неожиданной? Слишком мягко сказано! То была сенсация! Никто не ожидал подобного фортеля от этого застенчивого, скромного тихони, который и шагу-то боялся ступить без своих сестер. – Она смолкла на минуту, а затем продолжала: – Помните скандал, связанный с именем миссис Варли, который всколыхнул все общество в конце девяностых годов? Ее обвиняли в том, что она отравила мышьяком своего мужа. Красавица! Так вот, она произвела на Томаса неизгладимое впечатление. Ее оправдали. Но Томас Аранделл совсем потерял из-за нее голову. Собирал газеты со статьями о ней, вырезал оттуда заметки и фотографии миссис Варли. А когда процесс завершился, отправился в Лондон и сделал ей предложение! Уму непостижимо! Тихоня Томас, никогда не покидавший своего дома! Воистину поступки мужчин непредсказуемы! Они способны на все!
– И чем же это кончилось?
– Она вышла за него замуж.
– Наверное, больший удар для его сестер трудно себе представить?
– Еще бы! Они даже не пожелали познакомиться с ней. Их можно понять. После всей этой истории… Томас смертельно обиделся на них, уехал с женой на Нормандские острова и как в воду канул. Не знаю, отравила ли миссис Варли своего первого мужа, но Томас, во всяком случае, пережил ее на добрых три года. У них родились мальчик и девочка. Оба очень красивые, похожие на мать.
– Наверное, они часто навещали свою здешнюю тетушку?
– Только после смерти родителей. К тому времени они уже учились в колледже и приезжали сюда на каникулы. Эмили была одинокой и, кроме них да Беллы Биггс, не имела родных на всем белом свете.
– Биггс?
– Дочь Арабеллы. Скучная девица, на несколько лет старше Терезы. Она тоже выкинула фортель. Вышла замуж за иностранца, который учился здесь в университете. За грека, врача по профессии. До красавца ему, конечно, далеко, но он очень обаятельный, должна признать. Правда, бедняжке Белле не приходилось особенно выбирать. Целыми днями она либо помогала отцу, либо разматывала шерсть для матери. А этот малый внес в ее жизнь некоторое разнообразие. Оттого он ей и приглянулся.
– У них счастливый брак?
– Откуда мне знать, счастливый у них брак или нет, – ответила мисс Пибоди. – С виду они вполне счастливы. У них двое детей, смугленьких таких. Живут в Смирне.
– Но сейчас они вроде бы в Англии?
– Да, они приехали в марте. И со дня на день собираются отправиться обратно.
– А мисс Аранделл благоволила к своей племяннице?
– К Белле? Пожалуй, да, хотя она прескучная особа. Занята только своими делами и домашним хозяйством.
– Мисс Аранделл одобряла этот брак?
Мисс Пибоди фыркнула.
– Конечно нет, хотя этот разбойник-доктор ей нравился. Человек он неглупый. И по-моему, из кожи лез вон, добиваясь ее расположения. У него особый нюх на деньги.
Пуаро кашлянул.
– Насколько я понимаю, мисс Аранделл умерла далеко не бедной?
Мисс Пибоди расположилась в кресле поудобнее.
– Вот именно. Никому и в голову не приходило, что она так богата. Дело в том, что генерал Аранделл оставил довольно кругленькую сумму, разделив ее поровну между сыном и дочерьми. Часть этих денег была вложена в акции и принесла немалый доход. Томас и Арабелла, уйдя из дома, разумеется, забрали свою долю. Остальные три сестры жили вместе, не тратя и десятой части совместного капитала, который постоянно вкладывался в акции. Когда Матильда умерла, она оставила свою часть Эмили и Агнес, а после кончины Агнес все досталось Эмили. Эмили по-прежнему тратила очень мало. А потому к моменту своей смерти оказалась богачкой. И вот теперь все это досталось Минни Лоусон!
Последнюю фразу она произнесла со злорадным торжеством.
– Вы не ожидали этого, мисс Пибоди?
– Честно говоря, нет. Эмили никогда не скрывала, что после ее смерти деньги перейдут к ее племянницам и племяннику. Она так и составила свое первое завещание. Кое-какие вознаграждения слугам, остальное же делится поровну между Терезой, Чарлзом и Беллой. Господи, мы просто ушам своим не поверили, когда узнали, что она, оказывается, успела состряпать перед смертью новое завещание, по которому все доставалось этой ничтожной мисс Лоусон!
– Завещание было составлено незадолго до ее кончины? – спросил Пуаро.
Мисс Пибоди вперилась в него взглядом.
– Думаете, ее заставили? Нет, ваши подозрения напрасны. У бедняжки Лоусон просто не хватило бы мозгов, а тем более смелости решиться на такое. Да и по правде сказать, если, конечно, верить ее словам, она была удивлена не меньше других, когда прочли завещание. – Пуаро улыбнулся ее оговорке. – Завещание было составлено дней за десять до кончины, – продолжала мисс Пибоди. – Адвокат утверждает, что все сделано по закону. Вполне возможно.
– Вы хотите сказать… – подался вперед Пуаро.
– Я хочу сказать, что здесь не все чисто, – произнесла мисс Пибоди. – В том-то вся и закавыка.
– В чем именно?
– Не могу точно объяснить. Откуда мне знать? Я не юрист. Но дыма без огня не бывает, попомните мои слова.
– Пробовал ли кто-нибудь из родных опротестовать завещание? – осторожно поинтересовался Пуаро.
– Тереза вроде бы ездила к юристу. Напрасный труд! К юристам лучше не обращаться. Почти наверняка услышишь от них: «Не надо!» Однажды пятеро адвокатов советовали мне не предпринимать никаких действий. И что же? Я не послушала их. И выиграла процесс. Меня усадили на место истицы, а какой-то умник из Лондона стал задавать дурацкие вопросы, пытаясь меня запутать. Но не тут-то было! «Как вы можете доказать, что это ваши меха, мисс Пибоди? – спросил он у меня. – На них нет даже клейма меховщика!» – «Вполне возможно, – ответила я, – зато на подкладке есть штопка и, если нынче хоть кто-нибудь умеет так штопать, я готова съесть свой зонтик». Он потерпел полную неудачу, вот так-то.
Мисс Пибоди снова безудержно расхохоталась.
– Наверное, теперь, – осторожно продолжал расспрашивать Пуаро, – отношения между мисс Лоусон и членами семьи сильно обострились?
– Еще бы! Разве вам не известно, каково людское нутро? Стоит кому-то умереть, скандалов не оберешься. Покойник еще в гробу лежит, а скорбящие ближние уже готовы выцарапать друг другу глаза.
– К сожалению, вы правы, – вздохнул Пуаро.
– Такова уж человеческая натура, – снисходительно заметила мисс Пибоди.
Пуаро решил сменить тему:
– А правда ли, что мисс Аранделл интересовалась спиритизмом?
Мисс Пибоди снова пристально посмотрела на него.
– Если вы полагаете, что к Эмили явился дух Джона Аранделла и приказал ей оставить деньги Минни Лоусон и что Эмили беспрекословно ему повиновалась, вы глубоко заблуждаетесь. Не такая уж Эмили дура. Хотите знать мое мнение? Спиритизм для нее был такой же забавой, ну, может быть, чуть побольше, чем пасьянс или криббедж[29]. Кстати, вы уже познакомились с сестрами Трипп?
– Нет.
– Вот если познакомитесь, сразу поймете, насколько они глупы. Терпеть их не могу! Вечно пристают к вам с посланиями от ваших умерших родственников и вечно плетут какую-нибудь чушь. Притом всерьез. А с ними заодно и Минни Лоусон. Впрочем, надо же чем-то убить вечером время.
Пуаро предпринял очередную атаку:
– Вы, наверное, хорошо знаете Чарлза Аранделла? Что он собой представляет?
– Молодой повеса, хотя и очаровательный. Вечно в долгах, всегда без денег, болтается как неприкаянный по всему белому свету. Дамский угодник. – Она фыркнула. – Уж я-то повидала таких на своем веку. Подумать только, у Томаса такой сын! У этого благовоспитанного чудака, являвшего собой образец нравственности! Не иначе, как в Томасе сказывается дурная кровь. Честно говоря, мне по душе этот наглец. Впрочем, он из тех, кто способен ради одного-двух шиллингов прикончить родную бабушку. Полное отсутствие моральных устоев. И откуда только берутся такие экземпляры?
– А его сестра?
– Тереза? – Мисс Пибоди раздумчиво покачала головой. – Не знаю. Экзотическое создание. Экстравагантная. Она, между прочим, помолвлена с этим нашим размазней доктором. Вы его видели?
– Доктора Доналдсона?
– Говорят, он хороший специалист, но это единственное его достоинство. Будь я молоденькой, не обратила бы на него никакого внимания. Что ж, Терезе видней. Она, по-моему, у нас девица с опытом.
– Доктор Доналдсон лечил мисс Аранделл?
– Лишь когда Грейнджер уезжал в отпуск.
– А во время последней болезни?
– Вряд ли.
– Мне кажется, мисс Пибоди, – улыбнулся Пуаро, – что вы не очень-то высокого мнения о его профессиональных качествах.
– Не совсем так, вы не правы. Он врач вполне знающий, способный. Но его метода – не по мне. Сами посудите, в былые времена, когда ребенок объедался незрелыми яблоками и у него начиналась желчная колика, врач так и говорил «желчная колика» – и посылал ему несколько пилюль из своей приемной. Теперь же вам твердят, что у ребенка ярко выраженный цирроз[30], что требуется диета, и прописывают то же самое лекарство, только в виде крохотных таблеток, которые производят фармацевтические фабрики и за которые надо платить втридорога! Доналдсон – сторонник этой школы. Кстати, ее предпочитает большинство молодых матерей. Впрочем, не думаю, чтобы этот молодой человек надолго задержался у нас, обслуживая тех, кто подхватил корь или съел что-нибудь не то. Он намерен переехать в Лондон. Этот подающий надежды доктор честолюбив и хочет специализироваться.
– В чем именно?
– В серотерапии[31]. Так, кажется, это называется. Это когда вам вводят под кожу сыворотку, независимо от того, как вы себя чувствуете, чтобы у вас выработался иммунитет к заразным заболеваниям. Лично я никогда не позволю делать себе эти сомнительные вспрыскивания.
– Вероятно, доктор Доналдсон проводит опыты, касающиеся какого-то определенного заболевания?
– Чего не знаю, того не знаю. Только вижу, что его не устраивает работа провинциального лекаря. Он рвется в Лондон. Но для этого необходимы деньги, а он беден как церковная крыса.
– Печально. Истинное дарование часто гибнет из-за отсутствия денег, – пробормотал Пуаро. – А те, у кого они есть, не хотят помочь.
– Во всяком случае, Эмили Аранделл не проявила такого желания, – констатировала мисс Пибоди. – Ее завещание многих потрясло. Я имею в виду сумму, а не того, кому она ее оставила.
– Родственники ее тоже были потрясены этой суммой, как вы думаете?
– Трудно сказать, – ответила мисс Пибоди, жмурясь от удовольствия. – И да и нет. Во всяком случае, один из них вряд ли был слишком удивлен.
– Кто именно?
– Чарлз. Он явно рассчитывал на большой капитал. Не такой уж дурак этот Чарлз.
– Себе на уме?
– Во всяком случае, не размазня, как другие, – усмехнулась мисс Пибоди. И, помолчав, спросила: – Вы собираетесь с ним встретиться?
– Имел такое намерение, – несколько напыщенно произнес Пуаро. – Вполне возможно, что у него сохранились какие-нибудь документы, касающиеся его деда.
– Скорее всего, он давно уже их сжег. Этот молодой повеса не испытывает никакого почтения к своим предкам.
– Попытка не пытка, – нравоучительно заметил Пуаро.
– Пожалуй, – милостиво согласилась мисс Пибоди. В ее голубых глазах блеснуло нечто такое, что заставило Пуаро встать.
– Не смею дольше злоупотреблять вашим терпением, мадам. Премного благодарен за ту информацию, которую вы мне дали.
– Я сделала все, что в моих силах, – ответила мисс Пибоди. – Правда, наша беседа имела очень малое отношение к Индийскому восстанию, не так ли?
Она попрощалась с нами за руку.
– Дайте мне знать, когда книга выйдет в свет, – сказала она нам вслед. – С удовольствием прочту.
Последнее, что мы услышали, покидая комнату, был ее густой сочный хохот.
Глава 11
Визит к сестрам Трипп
– Что же теперь? – спросил Пуаро, когда мы снова сели в машину.
Наученный опытом, я больше не решился предложить ему вернуться в Лондон. Пусть уж Пуаро развлекается по-своему, раз ему хочется. Зачем мешать?
Я предложил выпить чаю.
– Чаю, Гастингс? С какой стати? В такое-то время?
– А что? – Я посмотрел на часы. – Половина шестого. Самое время попить чаю.
– Вечно вы, англичане, со своим чаем! – вздохнул Пуаро. – Нет, mon ami, сейчас нам не до чая. В книге о правилах поведения я прочел на днях, что после шести визитов не наносят. Это нарушение этикета. Так что у нас осталось всего полчаса на осуществление своих намерений.
– Подумать только, каким светским вы вдруг сделались, Пуаро. Так кого мы намерены сейчас посетить?
– Les mesdemoiselles Трипп.
– И вы скажете им, что сочиняете книгу о спиритизме? Или по-прежнему будете утверждать, что пишете о генерале Аранделле?
– На сей раз все будет гораздо проще, друг мой. Но прежде нам следует узнать, где живут эти дамы.
Нам любезно объяснили, как к ним пройти, однако мы долго плутали по проулкам. Сестры Трипп обитали в старомодном живописном домике, который был таким ветхим, что, казалось, вот-вот развалится.
Нам отворила дверь девчонка лет четырнадцати, мимо которой мы с трудом протиснулись внутрь.
В гостиной, под потолком которой темнели старинные дубовые балки, имелся большой открытый камин и маленькие окошки, которые почти не пропускали света. Обставлена она была дубовой мебелью в псевдодеревенском стиле, как любят у нас в провинции. На столе красовалась деревянная плошка с фруктами, а на стенах висели фотографии, для которых позировали в основном две особы, то прижимая к груди букеты цветов, то кокетливо придерживая широкополые соломенные шляпки.
Впустив нас, девочка что-то пробормотала и скрылась, но ее голос тут же раздался где-то наверху:
– К вам два джентльмена, мисс.
Послышались женский щебет, затем скрип половиц, шуршанье юбок. По лестнице спустилась дама и направилась прямо к нам.
Она выглядела скорее лет на пятьдесят, нежели на сорок, волосы у нее были гладко причесаны на прямой пробор, как у Мадонны[32], глаза – карие и немного выпуклые. Кисейное платье со множеством оборок производило странное впечатление – очень напоминало бальное.
Пуаро сделал шаг ей навстречу и заговорил, старательно извлекая из памяти самые витиеватые выражения:
– Прошу простить за вторжение, мадемуазель, но я в некотором роде пребываю в затруднительном положении. Меня интересует одна дама, но, к сожалению, она уехала из Маркет-Бейсинга, и мне сказали, что только у вас я могу узнать ее адрес.
– Вот как? Кого вы имеете в виду?
– Мисс Лоусон.
– А, Минни Лоусон! Разумеется. Мы большие друзья. Прошу садиться, мистер…
– Паротти. А это мой друг – капитан Гастингс.
Мисс Трипп поклонилась и принялась щебетать:
– Еще раз прошу садиться, господа. Нет, пожалуйста, на стул я сяду сама. Вам удобно, в самом деле? Милая Минни Лоусон… А вот и моя сестра.
Снова послышались скрип половиц, шуршанье юбок, и к нам присоединилась вторая дама, в зеленом льняном платьице, которое больше подошло бы шестнадцатилетней девице.
– Моя сестра Изабел. Мистер Паррот… капитан Хокинс. Изабел, дорогая, эти джентльмены – друзья Минни Лоусон.
Мисс Изабел Трипп в отличие от своей пышной сестры выглядела довольно тощей. Светлые волосы у нее вились мелкими кудряшками. Она вела себя как девчонка и была одной из тех особ с цветами на фотографиях.
– Прелестно! – по-девичьи всплеснула она руками. – Милая Минни! Вы ее давно видели?
– Не видел уже несколько лет, – ответил Пуаро. – Мы как-то потеряли друг друга из виду. Я путешествовал. Вот почему меня так удивило и обрадовало известие о той счастливой доле, которая выпала моей старой приятельнице.
– О да! Минни того заслуживает! У нее золотое сердце! Она добрая, простая и вместе с тем очень серьезная.
– Джулия! – воскликнула Изабел.
– Да, родная?
– Как удивительно! Буква «П». Помнишь, на планшетке четко выделялась буква «П» вчера вечером? Посетитель-чужестранец на букву «П»?
– А ведь верно, – подтвердила Джулия.
Обе дамы не сводили с Пуаро горящих, восторженных глаз.
– Все предсказания сбываются, – умильно заметила Джулия. – Вы верите в оккультные науки, мистер Пирот?
– У меня слишком мало опыта в этом, мадемуазель, но как человек, много путешествовавший по восточным странам, я вынужден признать, что существует множество разных явлений, которые невозможно понять или объяснить с помощью естественных наук.
– Вот именно! – согласилась Джулия. – Вы видите самую суть!
– Восток, – пробормотала Изабел, – это древняя обитель мистицизма и оккультизма[33].
Мне было известно, что все путешествия Пуаро по Востоку сводились к поездке в Сирию, откуда он ненадолго заезжал в Ирак, что заняло всего несколько недель. Однако по его тону и словам можно было подумать, будто он большую часть жизни провел в джунглях и на базарах и был накоротке с факирами, дервишами[34] и Махатмами[35].
Как я понял, сестры Трипп были вегетарианками, поклонницами теософии[36], израэлитками[37], последовательницами «Христианской науки»[38], спиритками и фотолюбительницами.
– Порой кажется, – вздохнула Джулия, – что в Маркет-Бейсинге невозможно жить. Здешние люди лишены душевной красоты. А у человека должна быть душа, не так ли, капитан Хокинс?
– Конечно, – согласился я, слегка озадаченный. – Обязательно должна.
– Погибнут те, кому нет гласа божьего, – вздохнув, процитировала чьи-то слова Изабел. – Я несколько раз пыталась поговорить с нашим викарием, но он не способен широко мыслить. Вам не кажется, мистер Пирот, что религиозные убеждения превращают человека в догматика?
– А, кажется, чего проще, – подхватила ее сестра. – Ведь всем нам хорошо известно, что повсюду должны царить радость и любовь.
– Вы совершенно правы, – поддержал их Пуаро. – Очень жаль, когда между людьми возникает недопонимание, особенно из-за денег.
– Деньги достойны презрения, – вздохнула Джулия.
– Насколько я уловил, мисс Аранделл была одной из ваших новообращенных? – поинтересовался Пуаро.
Сестры обменялись взглядом.
– Не думаю, – сказала Изабел.
– Вряд ли, – усомнилась Джулия. – Иногда нам казалось, что она верит, а иногда такое говорила… совершенно непристойное. Помнишь последнее видение? Оно было весьма примечательным. – Джулия повернулась к Пуаро. – Это произошло как раз в тот вечер, когда милая мисс Аранделл заболела. После обеда мы устроили сеанс – вчетвером. И представляете, и мы, и мисс Лоусон отчетливо увидели нечто вроде нимба вокруг головы мисс Аранделл.
– Comment?[39]
– Эдакое светящееся облако. Я правильно говорю, Изабел?
– Совершенно верно. Ореол слабого света постепенно окутывал голову мисс Аранделл. Теперь-то мы понимаем, что это был знак, возвестивший ее скорый уход в мир иной.
– Замечательно, – очень натурально изобразив потрясение, произнес Пуаро, – а в комнате было темно?
– Да, в темноте нам всегда легче установить контакт. Кстати, день был довольно теплый, так что мы даже не разжигали камина.
– И с нами разговаривал прелюбопытнейший дух, – заметила Изабел.
– Ее звали Фатима. Она сказала, что умерла во время крестовых походов, и передала нам прекрасное послание.
– На словах?
– Нет, не голосом, а стуком. Любовь. Надежда. Жизнь. Что может быть прекраснее!
– Мисс Аранделл стало плохо во время сеанса?