Это моя вина Локхарт Эмили
– Почему?
– У него нет денег. То есть у его матери нет. Если бы это был бы кто-то другой, Дисциплинарный комитет бы просто пригрозил. Потом семья бы сделала огромное пожертвование, и все бы обо всем забыли.
– В моем случае вряд ли, – сказала Фрэнки. – У моего отца нет таких денег.
Мэттью пожал плечами:
– Ну, почти у всех тут есть. И твой отец бывший выпускник, у него есть связи. Но у Альфы нет и такого. Его мать даже университет не закончила.
– Она ведь возила его в какой-то центр йоги? Это же вроде дорогой способ отдыха?
– Она совершенно безумная женщина. Она тратит деньги от сдачи их пентхауса в аренду так, будто завтра умрет. У нее нет сбережений, она ничего не зарабатывает. А Альфу принимают в Гарвард.
– Правда?
– Письмо пришло на той неделе. Но если его отчислят, он потеряет эту возможность.
– Ты знал об этом? – спросила Фрэнки.
– О чем?
– О том, что Альфа устраивал все эти розыгрыши? («Скажи мне, – подумала она. – Пожалуйста, скажи мне».)
Мэттью покачал головой.
– Я и понятия не имел.
– Но он твой лучший друг.
– Ну, у него блестящая голова – и он всегда нарушает правила и придумывает новые идеи, так что не могу сказать, что я удивлен. Но в этом году он превзошел сам себя. Там была и политика, и даже искусство в некотором роде, понимаешь? Так что я не знал точно. И странно, что он мне не сказал.
– Ну да.
– Ричмонд вызвал меня и других ребят – пытался выяснить, кто помогал Альфе все это делать, но нам сказать было нечего. Мы ничего не знали.
Он ей лгал.
Даже сейчас, когда она лежит в лазарете. Даже после того, как она сказала, что они почти не разговаривают. Даже когда Альфу вот-вот исключат из школы.
– Он ни слова не сказал о том, как все это делалось, – продолжил Мэттью. – Я думал, что, может быть, ему помогала Элизабет, но похоже, что это был кто-то из его знакомых со второго курса.
– Кто?
– Твой бывший парень. Портер Уэлш. Он испугался и показал Ричмонду кое-какие письма, отправленные Альфой по электронной почте. Письма, в которых Альфа поручал ему купить садовые украшения и собачьи маски в интернете. А также влезть на купол библиотеки с парашютом.
– Портер работал на Альфу и показал переписку Ричмонду?
– Похоже на то. В любом случае мы все напишем письма, свидетельствуя, что Альфа – законопослушный гражданин, ценный ученик Алабастер и так далее, но я очень сомневаюсь, что это поможет. Ричмонду нужен козел отпущения.
Мэттью никогда ей не расскажет, Фрэнки это поняла. Хуже того, он никогда не заподозрит ее. Для него, как и для ее семьи, она оставалась Заинькой. Пусть он никогда ее так и не называл. Она всегда будет для него безобидной.
– Посмотри на мою руку, Мэттью. – Фрэнки приподнялась на здоровом локте и сдвинула лед, так чтобы он мог видеть ожог.
– Ого! – Он придвинулся поближе и взял ее за руку. – Что случилось? Прости, я должен был сразу спросить.
Фрэнки посмотрела ему в лицо. Она ему действительно нравилась. Может быть, он даже любил ее. Только до определенных пределов.
Он любил ее, когда она нуждалась в помощи.
Он любил ее, когда мог устанавливать границы и устанавливать правила.
Он любил ее, когда она была меньше, младше его, когда у нее не было никакого влияния на общество. Когда он мог любить ее за юность и очарование и защищать ее от проблем.
– Я обожглась.
– Но как?
– А ты как думаешь?
Он долго смотрел на ее забинтованную руку. На пакеты со льдом.
– Нет. А должен?
Фрэнки сделала глубокий вдох и сказала правду.
– Я обожглась в тоннелях.
– Что?
– Ты рассказываешь мне о том, что Альфу поймали в тоннелях, в которых ты сам провел половину вчерашнего дня, ты смотришь на мою обожженную руку, и тебе даже не приходит в голову, что я тоже могла быть там с вами?
Мэттью отпустил ее руку.
– Ты следила за нами?
– Нет.
– Тогда в чем дело?
– Почему ты меня не видишь, Мэттью? Почему тебе кажется невозможным, что это я отправила вас туда? Что это я написала письма?
Он молча смотрел на нее.
– Нетрудно зарегистрировать электронный адрес, который заставит всех думать, что это не ты, – сообщила она. – Это может сделать абсолютно каждый.
– Но зачем это тебе? – прошептал он.
– Я не хотела, чтобы кого-то исключили, поверь мне, это правда. Я хотела, – Фрэнки пыталась найти правильные слова. – Я хотела доказать, что чего-то стою. Хотела влиять на то, что происходит. Хотела показать, что я не глупее вас, что я могу быть даже умнее, хотя вы считаете меня просто миленькой.
Мэттью покачал головой.
– Я не хотела оставаться в стороне, – продолжала она. – Ты и этот твой клуб. Вы настолько закрыты, Мэттью, что это сводило меня с ума. Все это время я была твоей девушкой, и ты никогда ничего не рассказывал. Никогда не впускал меня внутрь. Как будто думал, что я этого не заслуживаю.
– Откуда ты узнала про «бассетов»? – напряженно спросил он.
– Пошла за тобой. В старый театр. Это не ядерная физика.
Он вздрогнул:
– Ты сумасшедшая.
– А что, мне надо было попроситься с тобой?
– Может быть.
– Не говори глупостей. Ты даже не дал мне потрогать ту дурацкую фарфоровую собачку. Ты не собирался рассказывать мне обо всем, что происходит.
– Мы сказали Элизабет.
– Ровно столько, чтобы она сделала симпатичные приглашения на вечеринку! Она все равно ни в чем больше не участвовала.
– Но мы же ей рассказали. И может быть, я бы рассказал и тебе, – защищался Мэттью.
– Но ты этого не сделал, Мэттью. У тебя была куча возможностей, но ты так этого и не сделал. – У Фрэнки перехватило дыхание. – Я хотела показать тебе, на что способна, но у меня не было иного способа. Я вообще думала, что ты должен был обо всем давно догадаться, но самое обидное, тебе это даже в голову не пришло.
Она так надеялась, что он поймет. Что он оценит ее, как ценит Альфу. Что он будет восхищаться ее умом, ее амбициями, ее идеями. Что он признает ее равной или даже лучшей и будет любить ее за то, на что она способна.
Она так надеялась, что он поймет, как ей хотелось стать частью его мира, пробиться сквозь разделявшую их преграду, что она этого заслуживает.
– Ты действительно ненормальная, – наконец проговорил Мэттью. Его слова повисли в воздухе.
Он развернул пластинку жвачки, с яростью запихнул ее в рот и смял обертку в крошечный шарик.
– Не могу поверить, что ты врала мне все это время.
– Но ведь и ты врал мне! – воскликнула Фрэнки. – Ты врал о том, куда ходишь. Ты врал, что не знаешь Портера. Ты делал вид, что не имеешь никакого отношения к происходящему. Каждый день с тех пор, как мы познакомились, ты врал мне.
– Я был верен. – Мэттью встал и отошел в дальний конец палаты. – Верен компании своих друзей, которых я знаю уже четыре года, если не с самого детства. Обществу, которое существует более пятидесяти лет. А чему была верна ты? Или ты просто дергала людей за ниточки, чтобы почувствовать свою власть?
– Я…
– И что ты имеешь против Альфы? Зачем тебе понадобилось так подставлять моего лучшего друга? Его исключают из-за тебя.
– Я не хотела этого! И разве он сам этому не поспособствовал? Он мог в любой момент заявить, что не он писал эти письма. И кроме того, ты тоже не то чтобы совсем ни при чем! – воскликнула Фрэнки. – Ты украл Гуппи. Ты ставил печати на все эти письма. Ты покупал лифчики, игрушечных бассетов и рождественские фонарики. Я знаю, что ты все это делал. Почему ты не расскажешь все, если тебя так беспокоит судьба Альфы?
– Я бы рассказал! – рявкнул Мэттью. – Но он не хочет, чтобы я это делал. Это у него нашли «Бесславную историю», это его имя во всех письмах, это его сдал Портер. Если я признаюсь, что тоже вхожу в «Верный орден», это ничего не изменит, разве что мой отец будет вынужден выложить кучу денег.
Фрэнки старалась не расплакаться.
– Если бы ты дал мне все объяснить…
– Мне кажется, ты уже все объяснила, – сказал он.
Он стоял в другом конце палаты. Нечестно, что Мэттью может уйти сейчас, когда она лежит в постели, слабая и полуодетая.
– Ты ненормальная, ты понимаешь это? – продолжал Мэттью, меряя палату шагами. – То, что ты сделала, – это ненормально.
– Почему, если это делаю я, я ненормальная, а если это делает Альфа, то он гений?! – взвыла Фрэнки. – Это несправедливо. Это двойные стандарты.
– Его исключают из школы! Ты врала мне! – Мэттью схватил со стола медсестры маленькую металлическую миску и швырнул ее в стену. Она со звоном упала на пол.
– Не кидайся вещами! – закричала Фрэнки. – Нельзя кидаться вещами!
– Я кидаюсь из-за тебя! – крикнул Мэттью в ответ.
– Тогда перестань, – как можно убедительнее попросила она его.
Мэттью еще немного походил взад-вперед, но больше ничего не швырял.
Оба они молчали.
– Я сдам тебя, – наконец сказал Мэттью. – Я иду к Ричмонду.
Он вышел, громко хлопнув дверью.
– Не хлопай на меня дверью! – закричала Фрэнки. – Вернись!
Она спустила ноги с кушетки и неуклюже бросилась к двери, путаясь в хлопковой рубашке, которую выдала медсестра.
Она остановит его.
Она все объяснит. Он поймет, что неправильно о ней судил.
Но к тому моменту, когда она открыла дверь, его уже не было в здании.
Письмо, снова
Мисс Дженссон, преподававшая «Города, искусство и протест», сделала копию работы Фрэнки, посвященной деятельности «Клуба самоубийц» и «Общества какофонии». Когда Ричмонд потребовал от учителей и учеников предоставить улики, проливающие свет на недавние события, мисс Дженссон отдала ему эту копию. В работе содержалось множество мыслей, которые можно было счесть идейным началом проектов «Верного ордена», и мисс Дженссон (желавшая как можно больше дистанцироваться от виновницы, чтобы сохранить новую работу) составила примечания, чтобы директор не пропустил никаких связей и ассоциаций.
На следующий день после доноса Мэттью Ричмонд вызвал Фрэнки к себе в кабинет и потребовал написать признание. В ответ она написала письмо, которое вы, вне всякого сомнения, помните – мы приводили его в самом начале нашей хроники.
Я, Фрэнки Ландау-Бэнкс, настоящим признаю, что была единственной зачинщицей так называемых проделок «Верного ордена бассет-хаундов».
Я беру на себя полную ответственность за все совершенное «Орденом», включая «Дамскую гордость», «Песиков в окне», «Ночь тысячи псов», «Свекольное восстание» и похищение Гуппи.
Это означает, что я написала все инструкции и указала всем участникам, что им делать.
Я и только я.
Неважно, что в своем заявлении сообщил Портер Уэлш…
В тот же день началась сессия, и Фрэнки была этому рада. Занятия семестра закончились, и обычный ритм жизни – завтраки, обеды, ужины, тренировки, отбой – уступил место расписанию экзаменов.
Фрэнки, с перевязанной рукой и рецептом на антибиотики в кармане, оставила письмо в кабинете Ричмонда и пошла на «вдовью площадку» позвонить Зеде. Она рассказала ей все.
– Фрэнк-старший с ума сойдет, – сказала Зеда, дослушав.
– Знаю.
– Но почему тебе захотелось попасть в этот его дурацкий старый клуб?
– Не знаю.
– Не думаю, что он станет злиться из-за того, что тебе захотелось туда попасть, – продолжала Зеда. – То есть он, наверное, мечтал, чтобы ты пошла по его стопам. Но он будет в ярости, что из-за тебя тайна раскрылась, и ты потеряла «Бесславную историю». Он решит, что ты продемонстрировала неуважение к священному «Ордену» и подвергла клуб опасности.
– Как думаешь, он заберет меня из школы, если меня не отчислят? – спросила Фрэнки. – Ну, откажется дальше за нее платить?
– Может быть. Но ты уверена, что хочешь дальше учиться в Алабастер?
Фрэнки хотела и… не хотела. Ей хотелось получить хорошее образование, хотелось влияния, которое она могла получить как выпускница Алабастер. Она хотела, чтобы перед ней открылись двери, которые могли открыться только через Алабастер.
Она была амбициозна.
Но при этом она ненавидела паноптикум, патриархальность и изолированную, полную привилегий жизнь. Кроме того, ей даже думать не хотелось о том, чтобы провести еще полгода в компании Мэттью и Альфы – только не после того, что произошло. Какая-то часть ее желала, чтобы Ричмонд исключил ее, так же как он собирался исключить Альфу. Или чтобы Фрэнк-старший отказался платить, и выбор для нее был сделан.
– Можешь напустить на него Рут, если он попытается забрать тебя из школы, – снова заговорила Зеда, не дождавшись ответа. – Если она накинется на него, он оставит тебя в покое. Он не может отказать ей, о чем бы ни шла речь.
– Я знаю, – сказала Фрэнки.
– Зайка, может, тебе попить лекарства? – внезапно произнесла Зеда.
– Что?
– В смысле, может, тебе поговорить с психологом? У меня такое чувство… что у тебя какая-то навязчивая идея.
– Мне не нравятся навязанные ограничения.
– Я не говорю о том, чтобы тебя в чем-то ограничивать. Просто сходи к психологу.
– Нет, я имею в виду, что дело в навязанных ограничениях, – пояснила Фрэнки.
– Ты имеешь в виду Алабастер?
– Я пыталась с этим справиться.
– Зайка, пойди и поговори час с психологом. А я помогу тебе договориться с Фрэнком-старшим.
– У меня контрольная по геометрии, – ответила Фрэнки. – Мне пора.
Выходя из Дома основателя, Фрэнки наткнулась на Портера.
Он ждал ее.
– Давай я провожу тебя на геометрию, – сказал он, ступая на газон. – Ты готова к контрольной?
Фрэнки покачала головой.
– Я лежала в лазарете. Там много не выучишь.
В последний раз, когда они виделись, Фрэнки накричала на него в «Крыльце», но Портер вел себя так, будто у него и мысли об этом не было.
– Я не знал, что это ты, – сказал он. – Когда я показал Ричмонду ту переписку, я не знал, что это была ты.
– Ясно.
– Я думал, что это Альфа. То есть да, мы с тобой не соглашались по разным поводам, а в прошлом году я был скотиной, но я никогда не сдал бы тебя Ричмонду. Я понятия не имел. Я не прошу себе, если тебя из-за меня исключат.
Он все еще стремился ее защитить. Он, тот, кто нанес ей больше вреда, чем все остальные.
– Но почему ты вообще отнес их Ричмонду? – спросила Фрэнки. – Разве ты не был членом «Верного ордена»?
Портер покачал головой.
– Не совсем.
– Как это?
– Я шпионил, – не без гордости заявил он. – В прошлом марте, когда Ричмонд позволил Альфе вернуться в Алабастер на старший курс, он знал, что впускает в дом проблемы. В первые два года Альфа нарушал все возможные правила: его ловили с алкоголем. С сигаретами. Он сбегал из кампуса. Ну, ты знаешь.
– Да, я знаю.
– В любом случае, – продолжил Портер, – Ричмонд хотел дать Альфе шанс закончить Алабастер, но чтобы при этом кто-то из учеников следил за ним, потому что Альфа пользуется авторитетом среди парней старших курсов.
Фрэнки опустила взгляд на собственные ноги, топтавшие грязный исхоженный снег тропинки.
– Зачем ты за это взялся?
– Ричмонд знал, что у меня проблемы с биологией.
– А они были? – Фрэнки не знала.
– Я забил на домашнюю работу в начале семестра и так и не смог нагнать остальных. Пафферт грозился, что мне придется заново прослушать курс, но Ричмонд вызвал меня и сказал, что он может решить проблему, если я кое-что для него сделаю. Он знал, что я дружу с Каллумом и Тристаном, и спросил, не захочу ли я, как бы это сказать, присоединиться к стае. И сообщать ему, если будет затеваться что-то серьезное.
– Ричмонд знал о «бассетах»?
– Нет. Он понятия о них не имел, пока в этом году собаки не начали появляться по всей школе. Просто сказал, чтобы я попытался поближе подобраться ко всем этим ребятам и смотрел в оба. Я знал, что это означает стать «бассетом», но для меня это было просто, достаточно только правильно себя вести.
– Почему?
– Мой отец состоял в «Ордене», и мой старший брат тоже. Как-то так. Я, можно сказать, наследник. Так что я знал, что меня пригласят, если я сумею понравиться этим ребятам.
– Ты не думал, что расстроишь семью, предав «Орден»?
Портер горько рассмеялся.
– Ага, я об этом думал.
– Тогда как же ты мог это сделать?
– Фрэнки, последнее, чего я хочу в этой жизни, это стать похожим на моего отца. – Портер покачал головой. – Или на брата. Ты должна это помнить. Я ненавижу все, что они собой представляют.
– Так значит, ты согласился?
Он пожал плечами.
– Да. Конечно, я все обдумал. Не могу сказать, что это было легко. Но Ричмонд спасал меня от повторения биологии, я получил возможность послать к черту отца и, кроме того, шанс спихнуть Тезорьери с его пьедестала.
– Угу
– Я купил новую одежду, прикалывался вместе с ними в раздевалке, появлялся на вечеринках, даже если меня туда не звали. И наконец меня пригласили в «Орден». Это было не так уж трудно, правда.
– Почему ты имел зуб на Альфу? – спросила Фрэнки.
– На втором курсе он встречался с моей сестрой Джинни. Ты не знала?
Нет, Фрэнки не знала.
– Он разбил ей сердце. Однажды он просто перестал с ней разговаривать. Без предупреждения, даже не сказал, что они расстаются. В итоге она впала в жуткую депрессию и все следующее лето провела, запершись в своей комнате с бутылкой и записями «Смите». Печальное зрелище.
– Ох.
– Ага. Родителям пришлось отправить ее к психиатру.
Портер снял шарф и аккуратно сложил его.
– Так что он мне никогда не нравился, – продолжил он. – А потом я оказался в «Ордене» и увидел, насколько он самовлюбленный. Да, я был вынужден восхищаться его идеями – ну, это были твои идеи, – но меня бесило, что он как будто считает нас своей собственностью. Вожак стаи. Как же меня это раздражало.
– А что насчет Каллума и Тристана? Ты не переживал, что предаешь их?
– С ними хорошо играть в лакросс. Но они, как сказать, они за эту элитарность. Они очень старомодные. Я – гик, Фрэнки. Мои настоящие друзья совсем не такие.
– Мэттью заставил тебя передо мной извиниться, да? – предположила Фрэнки.
– Я бы извинился в любом случае.
– И он заставил тебя отдать ему распечатку.
– Ну да. Правда. Ты знала об этом?
Фрэнки кивнула.
– Я нашла ее.
– Он не совсем такой, каким кажется, Фрэнки. Я пытался предупредить тебя тогда в «Крыльце», но я не мог сказать больше. Потому что он был зол на меня из-за того, что я тебя пригласил. И еще более обозлился, когда узнал, что мы с тобой спорили.
– Правда?
– Да, он еще долго каждые несколько дней присылал мне записки, сомневаясь в моей верности и предупреждая, что если я не буду придерживаться правил «Ордена», то потеряю свое место. Так что я не мог ни о чем сообщить Ричмонду или сделать что-то еще – я мог только следовать инструкциям Альфы, которые он мне отправлял. Или «бассеты» выкинули бы меня, и вся эта шпионская затея на этом бы и закончилась.
– Только инструкции отправлял не Альфа.
– Нет. – Он посмотрел на Фрэнки и плотнее натянул на голову шапку.
Они стояли перед зданием точных наук. Ученики собирались на экзамен к одиннадцати.
– В любом случае, – проговорил Портер, – я хотел сказать, что не знал, что подставляю тебя, показывая Ричмонду переписку. Мне жаль, что у тебя из-за меня столько проблем.
– А в чем разница? – спросила Фрэнки.
– То есть?
– В чем разница между мной и Альфой? Почему ты бы сдал его, а не меня, если твоей задачей было найти виновника?
Портер нахмурился, задумавшись.
– Мне кажется, что нас что-то связывает. Из-за того, что мы встречались. Я думаю, что какая-то верность человеку, с которым у тебя были отношения, всегда остается.
– А как насчет верности друзьям? Тристану? Или Каллуму?
Он пожал плечами.
– Я никогда по-настоящему не был частью компании, понимаешь? Я просто делал вид, что я с ними.
С минуту никто не знал, что сказать.
Фрэнки ковыряла снег носком ботинка.
– Но зачем ты все это делала? – спросил Портер. – То есть да, это было гениально. Все, что ты делала, все, что ты заставляла нас делать, это было гениально… но зачем? Я никак не могу понять.
Фрэнки вздохнула.
– Ты знаешь, что такое паноптикум? – спросила она.
Портер покачал головой.
– Ты когда-нибудь был влюблен?
Он снова покачал головой.