Третья пуля Хантер Стивен
-Где-тоя раньше это слышал… Ну, я вот так себе вижу. А у тебя как?
Боб не упомянул ни о синестезии, ни о сэре Фрэнсисе Гальтоне и цветных цифрах. Говорить тут было не о чем.
-Я нашёл письмо в Нью-Джерси. Оно доказывает, что Лону в 1960м выслали винтовку в калибре .264 «ВинМаг» первого года производства, так что кейс с винтовкой может принадлежать ему. Серийных номеров, к несчастью, нет, но это всё чего я достиг.
-Не подделка, как думаешь?
-Думаю, нет. Я провёл там ещё час. Конечно, я не учёный эксперт по документам, но бумага той же плотности и оттенка, как и все остальные документы в той коробке, даже с учётом возраста. И тот же шрифт пишущей машинки, в центре «е» слегка темнее. Формат соответствовал другим письмам Чарльза Харриса, к примеру тем, что были отправлены Джеку О`Коннору из «Полевой жизни» и Уоррену Пэйджу из «Полей и рек». Манера выражаться точно из шестидесятых, и насчёт доставки он не ошибся, сказав, что придётся прокатиться на железнодорожную станцию. Дело в том, что тогда оружие и порох перевозились спецтранспортом, и на дом их доставить было нельзя, так что за получением посылок приходилось обращаться в офис «Железнодорожного экспресса» на станции. Да и сам Чарльз Харрис был управляющим оружейного салона, я нашёл упоминания о нём в литературе того времени. Он кучу стволов продал Хемингуэю.
-Мне это не нравится. Может быть, всё и правда, но также вполне может оказаться подделкой умелых профи.
-Возможно. Но отсюда не вытекает уверенности в подделке.
-Жалко, что ты письмо с собой не взял.
-Я хотел сохранить коробку, чтобы потом сравнить и исследовать. Да и путь в лабораторию будет слишком долгим. Если да когда мы получим повестку… так что я аккуратно закопал коробку в остальном бардаке.
-Боб, меня это беспокоит… Если ты там в одиночку появишься и не будешь в зоне нашего наблюдения, тебя могут прикончить и похоронить раньше, чем до тебя вертолёт доберётся. Мы тебе поможем через минуту, в то время как нужно будет через секунду.
-Меня тоже беспокоит. Но или мы тянем леску, или режем её.
-А что если мы арестуем Марти и Ричарда и предъявим им обвинение в попытке мошенничества и убийстве третьей степени?* Ты говорил, что они не из крепких парней, так что упираться не будут. Мы тем временем выжмем всё возможное из письма в нашем лабораторном отделе документов. Марти и Ричард расколются и мы получим следующее звено в цепочке, расколем и его. Если письмо подделано, наши люди узнают, кто это сделал и посадят его за решётку, так что он зачирикает. Вот так и доберёмся до босса шайки.
-Да, но у босса есть собственность, общественное положение, инвестиции, семья и всё такое, что как-то привязывает его. А если Хью жив, то у него ничего такого нет – во всяком случае ничего, что мы смогли бы найти. Мы понятия не имеем, где он. Он может моментально скрыться, и он достаточно умён чтобы создать такую сеть, в которой концы к нему будут обрублены в любое время и он пропадёт из нашего радиуса досягаемости. Так что если мы арестуем Ричарда и Марти – он точно исчезнет, а через год-два я получу пулю «Лапуа» .338 в ухо, прыгая на лошади через барьер и всё на этом закончится. Мы рядом. Я чувствую, что мы подобрались совсем близко, близко как никто другой. Я его чую.
-Что ты чуешь?
-Это должен быть Хью. Он старый, осмотрительный и хитрый. Давно в этой игре и знает, что делает. Вовсе не псих: всё рационально и ведомо целью. Неуловим и хитёр. Странно, но я даже уважаю его: мы не тронули его детей, а он оставил в покое мою семью. Тут я ему доверяю. Как и его братец Лон, он порядочный человек – разве что кроме тех секунд, когда они убили тридцать пятого президента Соединённых Штатов.
-Что ж… твоя жопа – тебе решать.
-Тогда я пошёл.
-Я присмотрю. Люди, наблюдение, вертолёт наготове…
-Ээ, нет. Если у Хью есть люди, они заметят и моментально скроются, а это значит что и Хью тоже скроется. Тут можно сработать только если я буду один, без команды, без прикрытия с воздуха, без радиослежения, без подкрепления. Если понадобится помощь, я свяжусь с полицией штата.
-Суэггер, это звучит безумием после стольких лет…
-Я не говорю, что мне не страшно или что я считаю такой расклад правильным. Это страшно и неправильно. Но по-другому не выйдет.
-Про Иводзиму так же говорили.
-На Иводзиме мы победили. Вот что я собираюсь сделать. Я позвоню Ричарду, скажу ему о письме, он свяжется с Марти и назначит встречу на следующей неделе. А потом я в отпуск съезжу.
-У тебя таймшер, что ли? Домик во Флориде?
-Нет. Но мне надо отлучиться. Одному и по-тихому. В аэропорту решу, куда. Есть о чём подумать.
-Похоже, что ты уже обдумал массу всякого.
-Этого мало. Есть что-то, чего я не могу ухватить. Насчёт синестезии, склонности разума видеть определённые цифры или буквы цветными. Нильс был синестетик, как говорили.
-Это-то при чём тут?
-Набоков тоже был синестетик и видел буквы цветными. Нильс был связан с Набоковым через синестезию, так что я думаю, что он использовал свою черту, когда создавал липовую личность для Хью. Это было выражением их общего с Хью увлечения Набоковым, той же хитростью, что использовал Набоков. Нильс видел девятку красной. Думаю, что фальшивое имя Хью, созданное Нильсом для Хью много лет назад, также отражает цвет или цифру, а возможно что и сочетание красного и девяти. Я думаю над этим.
-Очень тонко,– ответил Ник. –Я имею в виду – что тебе даст знание о цвете и цифре или даже о красной девятке без круга подозреваемых?
-Ну, круг подозреваемых у меня есть. Ныне живое население планеты Земля.
-Отлично, ободряюще звучит!
-И ещё насчёт письма Чарльза Харриса. Не знаю, почему, но что-то зудит. Всё идеально, как я и говорил, но зудит. Пытаюсь понять, что.
-Зуд Суэггера. Принимается как доказательство в судах всех штатов. Я полностью уверен, что ты доберёшься до своего подозреваемого.
-Я тоже уверен. Всё же Гумберт в конце концов добрался до Клэра Гуилти.
-Что это ещё такое?
-История ещё одной охоты. Позже расскажу.
Суэггер!
В подсознании оно продолжало меня грызть. Я проснулся, как и раньше, в холодном поту – слабый, старый, проигравший. Стоило попытаться разобраться до того, как я получу разрыв сердца и аневризма покончит со мной, так что я приказал Ричарду поработать с полицейским художником над составлением описания «Джека Брофи», который, объявившись вдруг, предположительно убил моего водителя в Далласе и снова исчез. Результата я ждал как раз до той ночи, и… мог ли это быть Суэггер? Нет. Невозможно. Шанс слишком ничтожен. Но я немало видел выигравших долгосрочных ставок, чтобы не рассмотреть вероятность такого шанса, так что разыскал в столе свои записи и углубился в них.
Конечно же, я видел его. Тогда, в 1993 году во время предварительных слушаний в суде Нового Орлеана я сидел позади прокурорского столика, на мне был серый костюм в ёлочку и красный галстук-бабочка. Выглядел я тогда как старый профессор из фильма Фрэнка Капры: образчик застенчивого и эксцентричного гения из лиги Плюща. Таков был на тот момент мой стиль, создававший безнадёжно затрапезное впечатление.
Он же, как я вспомнил, был долговязый, в джинсах, ботинках и какой-то ковбойской куртке. Лица я не вспомнил, как ни старался – память хранит впечатления, а не образы. Помню лишь подтянутое тело, не знающее, куда деть ноги в сидячем положении. Настороженный – именно слово «настороженный» приходит на ум. Казалось, он уделяет равное внимание всему вокруг, не выделяя, но и не пропуская ничего, свои же карты держал строго к себе. Всегда спокойный, с долей изящества в движениях. Легко было представить такой нрав в снайпере, обязанном обладать настороженностью, одарённом наблюдательностью и терпеливостью и не содержать в себе ничего показного, тщеславного, напускного или же безумного. Эта работа была слишком опасной для эпатажности и требовала противоречащих наклонностей: точности в работе со снаряжением и терпения в тщательных приготовлениях, но и прозорливости для предсказания вражеских намерений и места, где окажется противник, а подо всем этим – спокойствия и упорства в противостоянии демонам воображения, изобретающим мнимые опасности, могущие ввергнуть в панику. Многие могут быть смелыми в составе группы, где поддержка и помощь в порядке вещей, а вот собственная, личная смелость там, многими часами на индейской земле – вот где настоящий трюк!
Сейчас, в девятнадцать минут пятого утра, я перетряхивал свою память в поисках сходства. Мог ли это быть он?
Я ощущал себя Марком Крассом в исполнении Лоуренса Оливье из «Спартака», который видел Спартака в бою, но теперь не мог узнать его. Я неистово восстанавливал подробности, пытаясь воссоздать образ и наконец запустил приказ сквозь все администраторские слои своим конечным исполнителям, потребовав от художника наилучшим образом изобразить тот же портрет, но с поправкой на двадцатилетнюю давность, подумав, что это поможет. Также я распорядился впредь сопровождать его.
Новый вариант пришёл на следующий день.
Сомнений не было: за мной охотился Боб Ли Суэггер, и если верить истории – эта охота меня полностью истребит.
Теперь я попытался представить себе те фантастические обстоятельства, которым я оказался обязан таким гостем. Что произошло? Какие следы, намёки и шансы привели его на мой след снова, двадцать лет спустя, когда я уже чувствовал себя в полной безопасности? Начать расследование я не мог по той причине, что этим я выдам себя ему и поведаю о своей осведомлённости, чем бесконечно осложню игру. Первым правилом моей с ним войны было не дать ему узнать о раскрытии его личности. Теперь моей задачей было уничтожить и похоронить его, только так я покончил бы с проблемой. К этому я и устремился.
Первым делом я как следует задумался: что он может узнать? Не что он уже знал, а что он может знать – по максимуму? Отсюда я установил бы параметры действий. К своим представлениям о его личности мне снова следовало применить установки неокритицизма, безжалостно устраняющие такие помехи, как шаблонное представление, грёзы, сентиментальность по поводу его героизма, благородства и хемингуэевской стойкости под гнётом обстоятельств с тем, чтобы думать о нём только лишь как о враге, которого следует уничтожить. Было понятно, что вскоре он выйдет на «мёртвого» Хью Мичема и будет искать меня как Хью.
Многое ли можно было накопать на Хью? Нет, благодаря моей предусмотрительности. Ничего не осталось: ни семейных фотографий, не стены славы, ни каких-либо вашингтонских следов напыщенности. Всё было стёрто. Какой-нибудь гений мог бы углядеть, перекапывая записи операций с недвижимостью, что источник (пусть и частичного) финансирования группы офисов в «Здании Национальной Прессы» проистекал из казны Агентства, но я не думал, что Суэггер был способен на такую работу.
Тогда оставалось наследие Агентства: мог бы он попытаться отыскать доживших ветеранов Тайных служб, людей, как и я – на девятом десятке, надеясь почерпнуть в их памяти Хью Мичема, бедного старого давно мертвого Хью? Может, они и скажут что-то под конец своего срока, хоть их всю дорогу и учили не болтать.
Долгосрочного значения это не имело. Даже доберись он до моих мнимых похорон – моя новая личность была в безопасности. Он никогда её не узнает и никогда не найдёт меня, в то время как для меня найти его было лишь вопросом времени. Мне начинали нравиться мои шансы в этой схватке.
Я принял несколько решений. Ричард в Далласе остаётся на своём месте. Вероятно, что «Брофи» свяжется с ним снова, поскольку Ричард был единственным выходом на меня – раз уж Суэггер полагал меня находящимся в живых. Брофи\Суэггер не будет уверен, является ли этот человек нашим агентом либо мы просто наблюдаем за ним, не вовлекая в наши операции, так что тут он застрянет в раздумьях. Но когда Суэггер появится, оперативнику в Далласе следует уведомить нас немедленно. Ему будет дан специальный номер, по которому он сможет непосредственно связаться с группой, которую я организую. Они смогут нанести мгновенный удар и убить Суэггера.
Понятно, что мне придётся собрать первоклассный отряд головорезов, предпочтя людей с опытом спецопераций, уровня SWATа или «Дельты»[268] и экипировать их новейшими игрушками, представив в их распоряжение реактивный самолёт и все необходимые документы с тем, чтобы они могли оказаться в любой точке мира за двадцать четыре часа.
Отряд также будет иметь разведывательный компонент – лучших, самых опытных охотников за людьми. Я остановил выбор на евреях, лучших в мире специалистах в таких делах. Им будет указано провести расследование в отношении Суэггера – настолько незаметное, насколько это возможно: что он делал последние двадцать лет, где жил, чем занимался, каковы его оперативные особенности, каким образом он обыкновенно передвигается и поддерживает контакты, связи с логистической базой (есть ли у него доступ к важным документам, фотографиям, фальшивкам?), каковы его технические способности, кто его союзники, его дети, его уязвимость, за кого он готов умереть, за кого он готов убить? Я не хотел (насколько это вообще возможно) втягивать сюда семью, и если бы ему довелось жениться и завести детей, то я надеялся, что мне хватит духа не вовлекать их. Всё же он не пришёл за моей семьёй и даже не наводил справок (насколько я был информирован) о моих трёх сыновьях, их жёнах и детях. Так что и я надеялся обойтись без этого.
Бормоча от возбуждения, я вернулся в кровать. Следует сказать, что возвращение в игру меня порадовало. Отставка, пусть даже и в высоком духе декадентствующего миллиардера, меня не привлекала, а тут в кои-то веки забава!
Планирование заняло порядка месяца. Во главе моей разведкоманды был поставлен полковник – из «Моссада» с репутацией человека, способного добывать арабских террористов из любой Касбы[269] на Среднем Востоке. В помощниках у него были капитан – и сержант –, также еврейские охотники за людьми, специалисты в поиске следов там, где их не было, чтении признаков и совершении блистательных выводов, терпеливые словно ястребы, парящие в небе, планировавшие и исполнявшие сложнейшие убийства. Их отточенной особенностью было нанесение ударов управляемыми ракетами с вертолётов, и они могли запустить такую птичку в любое окно в мире. Недёшево стоило убедить их покинуть места службы в оборонном комплексе Тель-Авива и переехать в командный бункер, приготовленный мною. К счастью, деньги в моём распоряжении были.
Я подыскал безопасное место для тренировок и размещения в Нью-Мексико, где расположилась моя убойная команда. Превосходные люди. Двое бывших «морских котиков», один бывший «зелёный берет». Все побывали, выжили и преуспели в боевых действиях обеих войн.[270] Командовал ими майор из 42-го диверсионно-разведывательного батальона Королевской морской пехоты, боевого стажа у которого было больше, чем у остальных, взятых вместе. Британец был, судя по репутации, из людей, которых невозможно остановить: ему как-то выстрелили в голову, а он со смехом пристрелил фанатика, выстрелившего в него. Кто из них был настоящим фанатиком? Оставлю судить вам. Все они стоили мне ещё круглой суммы, но в то же время – я сам одобрял кандидатуры – имели безукоризненную репутацию. Каждое утро они проводили в изматывающих тренировках, поддерживая себя на пике формы, а днём изощрённо упражнялись в тактике огневого боя, используя боевые патроны. Думаю, они были лучшей на свете группой ближнего боя, и неограниченный бюджет на оружие нравился им даже больше, нежели те суммы, которые я регулярно размещал на их счетах.
Свой отдел по фальшивкам я разместил поближе к ним, но в гораздо более приятном жилище в Альбукерке. Это были двое, муж и жена. Они снабжали все крупные разведывательные службы Запада. Стоили они мне целое состояние, и я должен сказать, что их я презирал. Пока убийцы стреляли, практиковали джиу-джитсу, кунг-фу Брюса Ли или что у них там было, а разведчики были заперты в киберпространстве, проникая в базы данных, отслеживая отчёты полиции и перехватывая данные со спутников, мистер и миссис Джонс, как я их звал, проводили время на поле для гольфа или в торговом центре, живя на всю катушку за мой счёт. Экие лодыри! Но такова цена таланта. Я знал, что оповестив их по «Блэкберри», через восемь часов я буду иметь удостоверяющие личность документы, совершенно секретные допуски и всю гамму средств, необходимых для проникновения моих бойцов в любую точку мира за исключением разве что Северной Кореи. Для Северной Кореи им понадобилось бы шестнадцать часов. А пока они играли в гольф.
Мы ждали. Жизнь шла своим чередом, приятная, хотя и чуть более дорогая, чем раньше. Я убедил правительство повысить бюджет и численность спецбатальона, отвечавшего за безопасность моей задницы, но всё равно оставалось только ждать. Я тратил на патроны пять тысяч долларов в день, сидя на дальнем конце пуповины связи и вот наконец…
Москва!
Нужны подробности? Я слишком устал, чтобы писать о них сейчас, да и кроме того – какая разница? Счёт матча С и С – Измайловские: 5-0.
Но я знал, что настоящая охота только начиналась.
Глава 21
-Джин, это Боб Суэггер.
-О, это вы! Я так рада вас слышать! Я думала, что вы исчезли.
-Временами меня нелегко бывает найти. Стариковская подозрительность.
Он звонил с мобильника из терминала прибытия международного аэропорта Вашингтон\Балтимор. Отпуск в Балтиморе? Такое вообще-то случалось, но на этот раз Боб тут случился по делу. Не было нужды прямо сейчас видеться с Маркес, равно как и одалживать её унаследованный томмиган – пока не было. Дело было в другом.
-Я слышала, что в Далласе был убит русский водитель-киллер. Понимаю, что не стоит задавать вопросов, но…
-Было такое, да. Он был за рулём, пытался снова провернуть свой фокус в отношении того, кто был готов и ждал его. Нарвался на ФБР.
-Вы…
-Немножко руку приложил. Но дело ещё не сделано. Есть время поговорить?
-Я – газетный репортёр, разговаривать – моя работа, так что выкладывайте.
-Ну, это нелегко объяснить… но некоторые улики говорят, что тут присутствует давнишняя, очень старая головоломка, которую надо решить. Понимаю, звучит нелепо, а может, это и есть нелепо, но так в то время работали.
-Я слушаю.
-Был ли ваш муж каким-либо образом связан с русским писателем Владимиром Набоковым?
-Должна сказать, что «Владимир Набоков»– это два последних слова, которые я ожидала услышать от вас.
-Меньше всего я от себя ожидал этих слов, поверьте.
-Нет. Период увлечения Джимми литературой остался далеко позади. Он читал только об оружии, истории и политике. Ни разу не видела его читающим роман.
-Так, а зайдём издалека: не выказывал ли он интереса к старому германскому автоматическому пистолету «Красная девятка»?
-Знаете ли… всегда была та или иная пушка, но они у меня в голове не задерживались. Полагаю, что могла бы проверить его книги. Он постоянно заказывал книги об оружии с «Амазона». Покупки в один клик вели его к финансовому краху.
-Это помогло бы. Есть ещё вопрос: странный, очень странный. Не могу поверить, что задаю его.
-Ух ты! Прямо не терпится услышать.
-Насчёт литературы.
-Отнюдь не маленькая тема. Но попробую.
-Головоломка, в которой фигурируют Набоков и «Красная девятка», была сложена человеком, который любил литературу. Его кабинет был завален выдуманными книгами: тут, там, везде. В книгах было подчёркнуто и прокомментировано то, что привлекало его внимание, все они расставлены по алфавиту, все в хорошем состоянии, а это значит, что он ценил свои книги. Он знал и любил литературу, мечтал литературой и дышал ею. Выдуманными историями. Так что головоломка может отражать его пристрастие, а я здесь откровенно туп.
-Сомневаюсь, что вы тупы хоть в какой-то области, но продолжайте.
-Вопрос вот в чём: знаете ли вы кого-нибудь, действительно разбирающегося в литературе? Мне нужно найти принцип, который вытащит пробку из бутылки. Но я толком не пойму, в чём состоит пробка и что такое бутылка, так что я подумал: не поговорить ли мне с человеком, который знает и любит литературу? Возможно, такой человек увидит что-то, чего я вовек не увижу или скажет что-то, что поможет моим мыслям организоваться в верную сторону.
Она задумалась.
-У Джона Хопкинса есть творческий писательский отдел, который… нет, нет, погодите. Есть вариант лучше. В нашем городе живёт милая женщина, Сьюзен Бекхэм. Она опубликовала несколько романов, которые были очень хорошо приняты. Когда погиб Джимми, Сьюзен прислала мне замечательное соболезнование. С прессой она не общается – не хочет «выдавать многого», как она объясняет. Наверное, она единственный в мире писатель, который не чтит публичности. Я могла бы позвонить ей. Именно такой тип интригующих вопросов ей понравится. И, скажу я вам, она очень приятная.
Сьюзен и впрямь оказалась очень приятной.
На другой день в три часа они встретились в балтиморской кофейне утопической деревушки Кросс Кейс, за забором которой можно было забыть о мерзости кишащего крысами и преступностью города снаружи.
Она была изящной, со слегка подёрнутыми сединой рыжими волосами, всё ещё веснушчатой – хоть и в возрасте за пятьдесят. Элегантно одетая, в брючном костюме, очках и на невысоких каблуках, она могла бы быть матерью, вице-президентом, юристом или учителем.
-Здравствуйте,– обратился к ней Боб. –Я Суэггер. Мисс Бекхэм?
-Мистер Суэггер,-ответила она, встав и протянув руку. –Рада видеть вас. Джин сказала мне, что вы – необыкновенный человек, настоящий герой в стародавнем смысле этого слова.
-Насчёт «стародавнего» она права. Миллион лет назад было. Хоть мне и просто повезло, а настоящие герои приехали домой в коробочке. Только мы, липовые герои, вернулись на своих двух ногах.
-Я заметила, что вы хромаете.
-Ну, значит, на полутора.
Невольно улыбнувшись, Боб сел напротив неё.
-Никогда в своей жизни не решала головоломок,– сказала Сьюзен,– так что не знаю, как я могу вам помочь. Но попытаюсь.
-Благодарю, мэ-эм. Вот в чём дело. В ЦРУ был человек, чьей работой было придумывать липовые биографии для людей, работавших в чужих странах. Он был очень хорош в своём деле, поскольку разум его был творческим и он очень много знал. Он сделал имя для человека, которого я пытаюсь разыскать. До сих пор я пришёл вот к чему…
Суэггер поведал о кабинете, полном романов, особенной любви к Набокову, его ребусам и играм с именами и, наконец, о синестезии, к которой имели склонность как Набоков, так и Нильс.
-Знаю, в это трудно поверить, но…
-Мистер Суэггер, мне довелось быть экспертом в области фокусов, которые разум может преподносить людям. Я полностью верю вам.
-Вот так. Я надеюсь, что вы увидите шаблон или у вас появится какой-нибудь вопрос или идея…
-Назовите мне писателей, которые были в его библиотеке.
-Некоторых я знал, но немногих. Несколько лет назад я читал много романов периода после Второй Мировой Войны, так что узнал «Большую войну» Антона Майрера, «Уловку-22» Джозефа Хеллера, «Очистить территорию» Кеннета Додсона и «Любителя войны» Джона Херси. Ну, и важных, знаменитых авторов типа Хемингуэя, Фолкнера, Фитцжеральда, Апдайка и известных иностранцев: Толстого, Достоевского, Троллопа, Вулфа, ле Карра и классиков «Современной библиотеки».
-Отточенный вкус.
-Не совсем… была там и масса того, что вы охарактеризовали бы как мусор. Детективы, триллеры, всё такое. Пара книг Джеймса Эптона. Много бумажных обложек вроде Хэммонда Иннса, Джима Томпсона, Невилла Шата, Джеймса М. Кейна, Дэшиела Хэммета, Ричарда Праттера, Джона МакДональда, другого Мака – Росса МакДональда, и всё это про преступления и убийства. Всё вперемешку. Я полагаю, снобом он не был – ему главное подай хорошую историю. Все книги были прочитаны – корешки гнутые, многие с пометками, и на всех стоял его экслибрис с именем. Он был вдумчивым, серьёзным читателем, а Набоков у него вообще был весь, кое-что даже на русском. Вы понимаете что-нибудь?
-Нет, ничего. Только то, что вы говорите, и я не вижу как помочь вам чем-то. Тут никакой связи с синестезией, цветами, Набоковым и русской литературой.
-Хоть что-нибудь, что могло бы быть ключом?
-Ну, если много и усердно читать, то со временем станет видна разница между серьёзной и массовой литературой, заключающаяся в подлинности и клишированности.
-Да, мэ-эм, – согласился Суэггер. –Подлинности и клишированности.
Не унижая его вопросом, знает ли он, что это такое, Сьюзен отпила кофе и пустилась в объяснения.
-Клишированное – это написанное по формуле, знакомой по сотне других историй с некоторыми добавлениями. Если вы встречали такой ход где-то раньше – значит, это клише. Хотя многие клише настолько коварны, что их не замечают даже многие отличные писатели-профессионалы. У многих массовых писателей, упомянутых вами, они присутствуют: спасение в последний момент, любовь с первого взгляда, герой всегда побеждает и никогда не получает пулю.
-В перестрелках иной раз случается пулю поймать,– сказал Боб.
-Точно. Вы знаете это, но многие из тех писателей не знают. Они знают лишь формулу, за следование которой им платят: герой должен выжить.
-Понятно.
-В противоположность этому,– и, пожалуйста, поймите, что тут есть свои собственные ямы-ловушки,– выступает то, что я зову подлинностью, понимая под этим словом обыденность и отсутствие мелодраматичности. Мир в безопасности, никто не говорит о миллионах долларов, люди ведут себя неправильно: злятся, забывают что-то, подхватывают простуду, теряют списки покупок, а герой не без недостатков, которые принижают его. Планы никогда не срабатывают, а вселенная в целом безразлична к судьбе персонажей. Тем не менее, жизнь продолжается, любовь играет важную роль, а боль настоящая. Вам же следует найти возможность драматизировать это всё.
-Понимаю. Вы можете подсказать мне ещё клише? Полагаю, что Нильсу нравилось думать в духе той идеи, что вы сейчас изложили.
-Это не только элементы замысла, это также язык. Слова, которые повторяются множество раз, становятся удобными, как старый обмылок. «Тёмный как ночь», «небо голубое», «винноцветное море», «волосы цвета воронова крыла». Это всё настолько избито, что значение приелось и не вызывает никакого тока, напоминая кино.
-Как насчёт «Златовласой страсти»?
-Идеально, но … господи боже, откуда вы это взяли?
-Из старого журнала. В общем, я ухватываю.
-Персонажи тоже могут быть клишированными. Сравните, к примеру, чандлеровского детектива Филиппа Марлоу и набоковского Гумберта Гумберта. Марлоу неподкупен, умён и смел. Он видит насквозь любой мотив, любой обман, любую ложь. Он слишком хорош, чтобы быть настоящим. Гумберт же, несмотря на свою сверхинтеллигентность, совершает все ошибки, какие только может и, охваченный влечением, неспособен контролировать своё поведение. Даже когда он убивает Куилти в конце, то вовсе не в результате отточенной яростной перестрелки, а в жалком, хаотичном порыве, тут же срываясь на мольбы и плач. Так вот, Марлоу типично клиширован, Гумберт же подлинный. Набоков не стал бы создавать клишированного персонажа – разве что с целью пошутить, поиграть с этим.
-То есть,– спросил Боб,– Нильс мог бы под впечатлением Набокова создать головоломку вокруг клише?
-Ну,– ответила она,– вам известно, что Набоков любил подобные игры, так что Нильс мог бы подыграть. Это вполне возможно. Его «шифр» мог строиться в духе такой игры – впрочем, вы его знаете лучше, чем я.
-Не подскажете ли мне ещё такого рода сюжетные клише? Последний момент – первое, всегда целёхонький герой – второе, а ещё?
-Самое известное – «это сделал дворецкий». Это из английских криминальных романов двадцатых годов, когда убийство рассматривалось исключительной принадлежностью высших классов, а книги о них были загадкой в чистом виде. Соблазну вплести дворецкого было невозможно противостоять: его никто не замечает, он не мозолит глаза, он верен, он превосходно знает дом и поместье.
-Должно быть, написано много книг, где виноват дворецкий?
-Дюжины. Сотни. В них клише выворачивается: поскольку все ожидают, что убийца – дворецкий, то выяснялось, что дворецкий – не убийца, даже если он был первым подозреваемым, и это стало другим клише. Но соберись вы повторить такой вариант сегодня, то настоящей шуткой была бы игра в игре: то есть, дворецкий действительно убийца.
-Понятно.
-Или вот ещё как: в современных триллерах превалирует идея, что ничто не есть то, чем кажется. Герой попадает в некую ситуацию и постепенно замечает указывающие путь знаки, не понимая, что знаки эти преднамеренно расставляются злым гением, сбивающим его с толку. В жизни такого никогда не бывает, однако этот великий, пусть и дешёвый приём постоянно используется в книгах или кино, чтобы драматизировать процесс, в ходе которого герой прорывается сквозь манипуляции и понимает истинную суть событий.
-Ясно. Значит, если Набоков или сам Нильс Гарднер собирались поиграть таким образом, то их версия заставляла бы вас думать, что всё не так, как кажется, а на самом деле…
-…всё именно так, как видится,– подхватила она. –Вижу, у вас глаза загорелись, так что я заработала очко.
-Да, мэ-эм. Я понял, в чём принцип «красной девятки». Сначала я считал, что она что-то значит, обозначает нечто иное или несёт какой-то смысл, к примеру, кодовое имя агента, радиопозывной, шахматный ход… Но теперь оказалось, что тут ничего иного кроме прямого смысла. Он видел девятки красными. Красными для него были все девятки, только и всего.
-То есть, смысл прямой, а не метафоричный. Тончайший из шифров, да. Шифр в том, что шифра нет. Кто бы ещё смог это понять кроме разве что Боба Ли Суэггера? Никакой профессор колледжа не вычислил бы, поскольку профессоры из колледжей не мыслят настолько прямолинейно.
-Думаю, что он мог использовать этот принцип и на следующей ступеньке. Нечто, выглядящее шифром, но в действительности им не являющееся. Оно есть то, что оно есть, чем кажется с первого взгляда, но вы можете весь день разглядывать и так и не понять. Код в отсутствии кода, секрет в том, что секрета нет.
-Слишком заумно,– сказала она. –В книгу я бы это не вставила. В жизни так не бывает.
Неудача – не беда, если на ней учишься – вот что я вынес из московского провала. Суэггер в свои шестьдесят семь лет оставался в отличной форме. Рядовыми бандюками его было не взять: он был слишком сообразителен, быстр, решителен и спокоен в бою. Москва закалила его, укрепив в подозрениях и теперь он ещё увереннее шёл к цели – бывшей, увы, мною.
Вторым уроком, вынесенным мною из случившегося (мне следует твердить его снова и снова, и может к девяноста годам он осядет в голове!) было то, что нельзя торопить события. Им следует случаться в своём темпе и в своё время. Чем больше торопишься и срезаешь углы, тем больше вредишь себе. Мне следовало ввести в действие свою убойную команду, а не пытаться действовать руками людей с сомнительной мотивацией и неясными способностями. Чтобы уничтожить профессионала – нужен другой профессионал, действующий не только из жадности и жажды насилия, но также и из чести. Мои бойцы мирового класса не запаникуют, спланируют всё как следует, будут лучше стрелять, с ними не возникнет непредвиденностей и они не испугаются наличия оружия у уток, за которыми они охотятся.
Третьим уроком (я знал его, но также забыл!) мне стала необходимость подготовки места действия. Наша группа застала Стронского в том месте, которое он отлично знал. Он знал все углы обстрела, дорожки сквозь кусты, основания скамеек, за которыми можно укрыться от огня и мусорные урны, за которыми укрываться не следует.
Так что я решил получше подготовиться к следующему разу, сконцентрировав всё своё внимание. Империя и удовольствия подождут, тактике не будут доставаться минуты между вечеринками. Нет, на эту войну мне следовало отправиться с намерением победить, так что нужно быть в строю двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Следовало отставить декадентство и снова привести мозг в состояние войны, опять став жёстким и безжалостным Хью из Тайной службы, старой легендой, в своё время убившей президента и ещё сотни людей кроме него.
Моим первым решением было обрушить на него удар.
Нельзя было просто отсиживаться, позволяя ему искать новый угол атаки, которую мне придётся отразить, поскольку реакция могла предопределить мою неудачу. Я не собирался жить в ожидании удара, который нанесёт этот гениальный исполнитель с выбранного им места в удобный ему момент, молясь за удачу своей охраны. Нет, я доберусь до него первым, наброшу на него сеть, выманив на подготовленную территорию, где уже мы будем знать расположение деревьев и скамеек, где все пути к бегству будут предопределены, прицелы пристреляны, а оружие проверено. Всё будет сделано не просто профессионально, а на высочайшем уровне профессионализма.
У меня было одно преимущество: я знал, куда он направится. Он поедет в Техас.
Единственная ниточка ко мне тянулась от человека, бывшего его наставником в Далласе, которого он подозревал в работе на меня, так что Суэггеру следовало появиться вновь и попытаться найти путь ко мне. Кто ему платил, какие указания ему давались, как он отчитывался, как с ним можно поиграть? Все эти вопросы вставали перед ним.
Так что в Техасе я подкину ему кое-что. Нечто настолько заманчивое, что он не сможет противостоять этому соблазну и пойдёт за ним, как за чашей Грааля. Он изучит подходы, разнюхает дюжину раз, прикинется, что идёт, затем отскочит и примется ходить кругами, выискивая настораживающие знаки и признаки приготовлений к засаде, так что мне придётся как следует постараться, чтобы пройти эту проверку. Но, наконец, спустя недели долгих петляний, он подойдёт – и тут-то мы его и схватим.
Поскольку по натуре своей он был стрелком, а оружие в его Йокнапатофе[271] было в обыкновении, я инстинктивно чуял, что до меня он доберётся именно через оружие. Выбора у него не будет. Здесь он был в своей стихии, которую отлично знал и в мире которой прекрасно ориентировался, так что он питает наибольшую уверенность к этим вещам. Но было и ещё что-то. Я чувствовал это что-то, как будто бы оно было за экраном или же под простынёй, выдававшей очертания, едва заметные контуры, но скрывающей детали. Дело было в оружии. Оружие было в сердце всего. Маленькая, дребезжащая итальянская армейская рухлядь Алека, роскошный, гладкий «Винчестер» Лона, свист пули по пути к цели, невероятные повреждения, которые мог причинить плоти столь небольшой предмет, прилетев с подобающей скоростью и…
Вот он, прорыв. Тот момент, в который Господь шепнул на ухо. Хотя нет… у Него других дел хватает, я уверен. Скорее, стук в подвальную дверь, ведущую в подсознание, неустанно занятое этим вопросом, сверяющее факты с возможностями, отсеивающее подходящие элементы от тех, которые нужно отбросить, пробующее, пробующее, пробующее до тех пор, пока чудесным образом всё не сойдётся в идеальной, завораживающей ясности.
Мне нужен был физический объект: документ, откровение, нечто ощутимое и вещественное, что доказывало бы наш замысел против Кеннеди. Нечто такое, ради чего Суэггер был бы готов убить и, в то же время, рискнуть своей жизнью. А чтобы добавить реализма, нужна была убедительная предыстория, подводящая к объекту. Нужно было создать документы, подкрепляющие эту вещь, безукоризненные свидетели, которые подтвердят её подлинность, а также реалистичная цепочка событий, приведших к её появлению из 1963 года и позволяющих Суэггеру сегодня добраться до неё. Всё это было создано моим воображением из хлещущего потока фактов и деталей.
Я додумался до оружейного кейса, содержащего мою модель 70, глушитель и несколько гибридных патронов .264\Каркано, запертого и опечатанного багажными ярлыками, доказывающими, что кейс привезли из Далласа в Ричмонд ночью двадцать четвёртого ноября 1963 года рейсом «Браниффа», а также сочинил предшествующую историю, по которой кейс был утрачен, а позже вновь обретён писателем-биографом Лона\Джона, нуждавшимся в помощи кого-то, имеющего опыт в баллистике. Ричард же свёл их вместе.
Единственное, чего я не предусматривал – так это отказа Суэггера.
Следует сказать, что Джонсы, хоть и стоившие мне целое состояние, отработали каждый свой пенни. Изобилие производимых ими старых документов потрясало. Оказалось, что мистер Джонс был экспертом в области бумаги, знавшим абсолютно всё о количестве волокон, финишной обработке, производственных процессах, эффектах старения и всех мелочах бумажной игры. Однако, глубочайшие его познания лежали в области химии: используя огромное количество химикатов в маленьких пузырьках коричневого стекла, превращающихся в пар, он мог придать обычному листку хрупкую желтизну возраста с такой точностью, что лабораторный анализ указывал на требуемое время происхождения.
Конечный продукт был передан ловким профессионалам преступного мира, работавшим на людей, работавших на других людей, которые работали на меня. Вскоре документ был размещён на своём месте среди остальных бумаг оружейного магазина с седьмого этажа «Эберкромби и Фитча», легендарного места, откуда Лону доставлялось большинство винтовок, без которых, по его мнению, он жить не мог.
У Джонсов были связи с такими производителями подделок, о существовании которых я даже не подозревал. Они наняли умельца, который изготовил безупречную реплику оружейного кейса «Эберкромби» 1958 года, состарив её должным образом, добыли винтажную модель 70, прицел «Юнертл», состаренные бутылочки ружейного масла «Хопп» и старый бронзовый ёрш калибра .264. С германским «Шелльдемпфером» не повезло, но нашёлся старый глушитель Максима, вписывающийся во временные рамки. Бывший в их арсенале оружейный эксперт сделал патроны, используя исторические гильзы, матрицы соответствующего временного периода и подлинные пули «Западной патронной компании» «Манлихер-Каркано» 6.5мм. Не спрашивайте, сколько это стоило. Я бы предпочёл не знать.
Также нужен был человек, который сыграет «писателя», в чьи руки попал оружейный кейс. Я не мог нанять проходимца или актёра для этой ответственной роли. Здесь нужен был настоящий эксперт-оружейник с обширными познаниями и перечнем опубликованных работ, с которыми Суэггер был бы знаком, способный поддержать разговор об оружии со Суэггером, пока тот пытался бы выследить в разговоре признаки обмана. Нужен был тот, кто знал других в этой области, чтобы Суэггер мог получить личные рекомендации. Никому не известный персонаж не сработал бы. И как же мы это уладим? Я выбрал дорогой вариант, дав задание израильским охотникам за людьми, этим псам, рыщущим в поисках людских слабостей. И они достигли цели: человек по имени Мэрион «Марти» Адамс, который весьма кстати имел приверженность к мошенничеству с собственностью. Как известный эксперт, он был посредником во множестве сделок с дорогим оружием: человеком, который заверял покупателя, что тот выкладывает сто пятьдесят тысяч долларов именно за редкую винтовку Генри[272] первой модели, а не за подделку. Однако, в подделках вращались гораздо более крупные суммы, так что Марти находился посреди обвинительного процесса, затеянного разгневанным покупателем и выплывшего наружу, так что репутация его пошатнулась, карьере грозил крах и его мост к вершинам оружейного бизнеса вовсю пылал. Получив предложение, Марти не смог отказаться. Ему следовало тихонько уладить дела с истцом до суда, выплатив заоблачный штраф ради закрытия дела без причинения ущерба репутации Марти. Поскольку денег у Марти не было, то средства и юридическое сопровождение оставались нашей заботой, его же задачей было сыграть роль в грандиозном обмане, цель которого для него так и оставалась неясной.
Ключевой фигурой оставался Наш Человек в Далласе, Ричард Монк. Его я решил контролировать лично, используя самый защищённый способ личного общения на свете – шифрованный спутниковый телефон. По моему распоряжению ему выдали аппарат, по которому можно было набрать лишь мне одному, чтобы ему не пришло в голову звонить на линию секса по телефону в Вегас или приставать к малолеткам из Теннесси за мой счёт. Он будет единственным человеком в мире, кто сможет связаться со мной мгновенно и напрямую, если ситуация того потребует.
Конечно, я не мог сказать ему, что его задачей будет привести Джека Брофи к гибели от жестокого удара коммандо, в котором он сам может пострадать или даже погибнуть. В таком случае на следующий день он убежал бы. А даже если и нет – Суэггер всё поймёт по его нервной тряске, словно по карте, так что я сплёл ему инструктивную легенду.
-Я представляю венчурный фонд, положивший глаз на заинтересовавшую нас группу компаний. Увы, единственный владелец этой группы, скрытный, старый WASP,[273] не желает даже говорить о продаже её нам по разумной цене. Поскольку убийствами мы не занимаемся, мы решили обрушить жемчужину его коллекции, что потянет за собой падение рыночных котировок всего холдинга. Мы набросимся на подешевевшие акции и скупим его по пенни за доллар, так что он проснётся миноритарием.
-Да, но…
-Жемчужина его коллекции – это старое и уважаемое нью-йоркское издательство. Мы надуем их твоими стараниями, заставив заплатить огромную сумму за книгу, «раскрывающую» убийство Кеннеди путём приведения физического доказательства – оружейного кейса. Потому-то мы и организуем всё так же тщательно, как операцию ЦРУ. Наш обман очень глубокий. Когда книга при всеобщем ликовании будет опубликована, мы через дружественных журналистов докажем, что это мистификация и что издательство было введено в заблуждение, опубликовав мошеннический продукт, который следует отозвать. Этим и схлопнется карточный домик. Ты понимаешь?
-Так тут нет никакой связи с убийством Кеннеди, а просто денежные мешки пытаются одурачить друг друга?
-Лишние вопросы, Ричард.
-Да, сэр.
-Вернёмся к делу. Мы ожидаем, что в ближайшее время человек, известный тебе как Джек Брофи, снова свяжется с тобой. Твоя задача – крайне аккуратно вывести его на Марти Адамса. Такие дела тебе должны быть знакомы.
-Это мне крепко в голову вбито.
-Ты будешь ставить меня в курс дела до и после каждой встречи с Брофи.
-Да, сэр.
-Тебе нужно будет принять невероятные меры предосторожности. Он ни в коем случае не должен увидеть устройство связи и ни в коем случае не должен заподозрить тебя в прямой связи со мною. Он проникнет в твой дом, перероет все твои трусы, грязные коллекции и низкие подробности развала твоих браков, Ричард. Где будет храниться телефон?
-В книге-сейфе в подвале. Это «Восстановленная история » Бульози - единственная достаточно большая книга, чтобы он поместился. Но там ещё тринадцать тысяч книг.
-Молоток, Ричард. Горжусь тобой.
Эффект от операции явил себя практически немедленно. Отклики, отметки цели, эхо, отзывы – как ни назови. Суэггер взял мой след, и это впечатляло. Выдающимся его делала вовсе не смелость и не способность в обращении с винтовкой, а некая блуждающая мутация, наделившая его блестящим аналитически-дедуктивным разумом. Странно, что подобная гениальность проявляет себя в одном поколении, исчезая в следующих. Но что меня озадачивало ещё больше, нежели его способности и устремлённость, так это остававшийся без ответа вопрос, интриговавший меня: почему?
Полагаю, что ему нужна была задача, и это вело его всю дорогу. Он был тем, кто не может жить без цели. Был тут также и вопрос скорби: ему было по кому скорбеть начиная со своего отца, затем по своему наводчику Донни Фенну (а он был женат на вдове Донни, Джен) и, наконец, по офицеру Агентства Сьюзен Окада, убитой во время его недавней вылазки в наш мир, закончившейся взрывом ракеты в Розовом саду Белого дома.[274] Вела ли его скорбь?
Или нечто иное? Могла ли это быть любовь к Кеннеди? Был ли он поклонником Кеннеди, чей мир был потрясён выстрелом Лона, услышанным по всему миру? Был ли он влюблён в Джеки, в Камелот, в их детей – Джон-Джона и Кэролайн?* Рассматривал ли он себя как мстителя за них? По моему мнению было маловероятно, что такой неумолимо прагматичный человек мог оказаться столь мягкотелым, а уж особенно относительно того, чего он никогда не испытывал лично, а лишь читал в газетах и видел по ТВ в свою бытность американским подростком. Так что я оставался в сомнениях.
Как бы там ни было, он оставался противником, с которым необходимо считаться, тем более что он подбирался всё ближе и ближе. Мог ли он победить? Я искренне не видел, каким образом, поскольку я знал, кем он был, в то время как между мною прежним и мною нынешним высилась непробиваемая стена. Даже докопайся он (а я был уверен, что он докопается) до фальшивой смерти Хью – я уничтожил все связи с тем, кем я мог бы стать. Все, кто знал меня, были мертвы, лишь их дети оставались в живых. А мы, по привычке Агентства, не делились с детьми.
Так что ему следовало вернуться в Техас.
Спутниковый телефон зазвонил без пяти шесть вечера по моему времени.
-Да?
-Он в Далласе.
-Ричард, он навестил тебя?
-Чёрт знает, откуда он взялся, как ни в чём не бывало. Я в «Макдональдсе» сидел, как обычно ел макмаффин с яйцом, и вдруг вот он!
Ричард продолжал докладывать, и в конечном итоге выяснилось, что Суэггер снова вернулся в Даллас, как я и предполагал, и опять игрался с Ричардом. Выслушав все мелочи и детали того, что случилось с Брофи, куда завели его искания и что он теперь собирался делать, я спросил:
-На чём вы расстались?
-Я собираюсь поглядеть пристальнее на те возможности, которые заинтересовали его. Он хочет, чтобы я никому ничего не разглашал из-за ценности его «интеллектуальной собственности». Боится, что какой-нибудь ловкач опередит его, так что он свяжется со мной через пару дней.
-Ты знаешь, где он остановился?
-Нет. Он выкинул трюк насчёт этого: если я не знаю, где он остановился, то не смогу его выдать, если меня похитят и будут пытать. Хаха. Я бы не сказал, что было смешно, но всё равно посмеялся. Он сказал, что лучше всего для защиты его интеллектуальной собственности будет вариант, в котором он сам меня найдёт
-Превосходно, Ричард. Приступай, помогай ему. Не упоминай Марти Адамса до тех пор, пока не дашь ему то, что он хочет. Не дави: это запасной вариант, а не главная задача. Если он не ответит, не упоминай снова. Он примет к сведению, даже если сделает вид, что не заинтересован. В уме он откладывает всё, что ты ему скажешь и проведёт часы, раздумывая над этим, так что он будет разглядывать Марти, разнюхивать, скрести лапой, подвывать, идти одним путём, возвращаться по нему же, кружить и подходить снова. Если он почует, что ты подталкиваешь его, он тебя заподозрит.
-Сэр, вы ведь убиваете тех, кто вас подводит?
-Нет, Ричард. Ты будешь подвержен мучительным пыткам, но останешься в живых.
-Благодарю, сэр.
Избавлю всех нас от монотонности пристального слежения за игрой. Скажу лишь, что меня отменно позабавил Ричард, подобный жирной речной форели, в пасти которой сидели сразу два крючка экспертов-удильщиков. Бедный Ричард, ему приходилось угождать как мне, так и мистическому, неуловимому Брофи с его дальновидностью и почти сверхъестественной прозорливостью.
При четвёртой встрече я решил, что Ричард пользуется достаточным доверием и одобрил ввод в игру Адамса. Он доложил, что Суэггер ответил пренебрежением и даже злостью, но под конец вроде бы потеплел к идее сотрудничества, но в конце велел: «Просто погоди. Я пригляжусь к этому типу. Я не писатель, а инженер. Если он мне поможет, я помогу ему, но чёрт тебя возьми, ни слова ему обо мне не говори!»
Суэггер покопался в делах Марти посредством ФБР. Наши компьютерные гении определили, что по Марти Адамсу был произведён глубинный поиск, а также были наведены справки в издательском мире и в кругах, касающихся торговли дорогим оружием. Мы знали, что все ответы будут позитивными, так как нам удалось перехватить процесс дискредитации чести Марти (хоть и ненадолго: немалое количество покупателей оставалось неудовлетворённым, так что появление пятен на репутации было лишь вопросом времени).
На четвёртой неделе дошли новости: состоится встреча. Джек Брофи и Марти Адамс, оба не те, за кого себя выдавали, оба с разными легендами, но оба жаждущие продолжать общую шараду.
Казалось, что всё идёт по плану. Марти, как предположил и подтвердил Ричард, был сущим треплом-самоучкой, донельзя утомившим как Ричарда, так и Суэггера своими безудержными речами. Однако, в конце Суэггер\Брофи оказался достаточно заинтригован чтобы назначить следующую встречу. Очевидно, что его интерес был привлечён таинственной «вещью», которая, по словам Марти, была розочкой на торте.
Ожидание. От меня требовалось доказать, что моя профессиональная собранность не потускнела с годами. Было нелегко, однако мне было чем заняться, а для ночей у меня были «Виагра», Шизука и музыка и мелодрамы сороковых годов. Израильтяне, отслеживавшие кибер-проникновения, сообщили, что в отношении Марти Адамса был предпринят ещё более тщательный поиск, а неизвестные молодые люди провели множество расспросов о Марти. Даже агент Марти был допрошен, для отвода глаз – по другому делу, но грамотный следователь свернул тему разговора на Марти и потратил немало времени, раскапывая касавшиеся его подробности.
Настало время для перехода к тактике. Знаменитая удача Мичемов предусмотрела наличие у него унаследованного поместья в западном Коннектикуте, последней оставшейся части состояния, потерянного его отцом в попытках наладить сбыт высококачественных спортивных пистолетов калибра .22 в стране, которую в 50х – 60х годах охватило всеобщее увлечение стрельбой с моментальным выхватыванием в духе плохого кино.
Поместье находилось в сотне миль от Хартфорда, а к северо-востоку от него располагалось несколько невысоких гор. Скорее, холмов, поросших деревьями – с точки зрения того, кто хоть раз видел горы. Дом пребывал в запустении, а Марти ещё и по налогам задолжал, так что мы их оплатили во избежание привлечения интереса муниципальных властей. Там не было ни ворот, ни забора – ничего, что отвечало бы современным требованиям безопасности, однако до соседей было неблизко, так что Марти частенько наведывался туда писать и стрелять. Выстрелы никого не заботили. Также оказалось кстати, что у него была лицензия третьего класса – звуки очередей, пусть даже и услышанные, не привлекли бы внимание полиции.
Инженерная компания незаметно произвела картографирование местности, а аэрофотограф с борта «Сессны» запечатлел все нюансы. Полученные данные я предоставил своим стрелкам в Нью-Мексико. Им было поручено создать план, исходя из полученных данных, после чего съездить туда, проникнуть в поместье и провести несколько дней, изучая местность. Все они были снабжены цифровыми камерами для фиксации происходящего, что могло пригодиться для определения углов обстрела и в других тактических наработках.
План оказался вполне логичным: подвести его под огонь четырёх стволов и уничтожить одновременным ударом, опустошив магазины. Окажись там Марти и Ричард – им тоже придёт конец. Это приемлемые потери, хоть им я об этом и не говорил – равно как и Марти не знал о проникновении в его собственность и моих окончательных планах. Останется он жив или нет – как повезёт. Он – побочная потеря.
Некоторые споры вызвал вопрос времени. Я безоговорочно решил, что напасть нужно после того, как он поговорит с Марти и изучит закрытый кейс, после чего окажется на пути из поместья. Решение моё было продиктовано тем, что по пути туда он будет настороже, будет иметь в виду возможность засады и чутьё его будет обострено до предела: взвинченный и опасливый, он также может быть вооружён и готов к бою. Да и присутствие Ричарда может усложнить дело, так что мы дадим ему войти. Пусть он увидит кейс и поймёт его значимость, уяснит, что он объясняет, какие возможности открывает и изучит его (не открывая), посмотрит на рентгеновские снимки Марти. Заглотив это всё, он расслабится и отвлечётся, мысли его понесутся со скоростью ста миль в час, потому что он обретёт рычаг как минимум к обоснованию заговора. Открытие кейса спустит псов закона на Хью Мичема и начнёт международную охоту, в результате которой злодея стрясут с дерева, где бы это дерево ни находилось.