Дивная золотистая улика Комарова Ирина
– А как еще она могла получить кольцо? Согласитесь, возможны только два варианта: или кольцо ей передали, или Сантана сама взяла. Но для этого ей надо было попасть в квартиру. Такое возможно?
– Нет. Никогда. Это невозможно, ни при каких условиях, – Татьяна Юрьевна не сводила пристального взгляда с сестры. – Если только…
Щеки Елены Юрьевны начали розоветь.
– Если только… нет, не говори мне, что ты так и не забрала у него ключ.
Елена Юрьевна и не говорила. Она судорожно вздохнула и опустила голову.
– Идиотка, – простонала Татьяна Юрьевна. – Нет, как ты могла? Я что тебе объясняла? Я чему тебя учила? Господи, ну за что мне такое наказание?!
– Я ему говорила, – еле слышно попробовала оправдаться Елена Юрьевна. – Он собирался отдать.
– Ключ в этой ситуации имеет значение скорее символическое, – заметила я. – Ваш супруг мог вернуть его, но оставить себе дубликат. Обычно в такой ситуации меняют замок.
Татьяна Юрьевна посмотрела на меня округлившимися глазами и схватилась за голову:
– Лена, как же мы не подумали? Нет, мы с тобой обе идиотки! Две кошелки дремучие! Как можно было не сменить замок? Точно, если Бог хочет наказать человека, он лишает его разума! А теперь, из-за того, что мы с тобой оказались такими беспросветными дурами, Сантана может разгуливать по квартире, когда ей вздумается! Надо будет проверить, вдруг она еще что-нибудь украла, – Татьяна Юрьевна обернулась ко мне и горячо спросила: – Правда, надо обязательно проверить?!
– Это было бы разумно, – солидно согласилась я. – Но прежде я бы хотела посмотреть на фотографию.
– Фотографию?
– Бомж предъявил в милиции фотографию потенциальной жертвы, – напомнила я. – Надо убедиться, что ваш экземпляр на месте.
– Ах, фотографию, – пробормотала Елена Юрьевна. – Но дело в том, что я ее… я их все… – она бросила беспомощный взгляд на сестру.
– Ну что ты мямлишь, – отреагировала та. – Скажи прямо, что ты все фотографии Геннадия уничтожила!
– По вашему совету? – я вспомнила рубашку на коврике.
– Разумеется. Мы вместе рвали. Прекрасный, кстати, психотерапевтический прием: рвать фотографии предавшего тебя человека. Не торопясь, по одной, на мелкие клочки… действует очень благотворно.
– А потом что? Все эти клочки в мусорное ведро? – не то, что бы я считала важным уточнить процедуру уничтожения фотографий, просто было интересно.
– Можно в ведро. Но лучше сжечь. Лена все сожгла.
– В раковине, – кивнула Елена Юрьевна. – Всю кухню закоптила. Но знаете, действительно, до этого плакала, остановиться не могла! А когда фотографии разорвала и сожгла, словно и его из жизни выкинула. Легче стало.
– Ну… наверное, вы правильно поступили. А что, совсем ни одного снимка не осталось? Даже случайно?
Вместо ответа Елена Юрьевна вскочила и вышла из комнаты. Через минуту вернулась с большим альбомом в кожаном переплете, протянула мне: – Смотрите.
Я перелистала альбом. Фотографий там было совсем немного, большинство прозрачных пластиковых кармашков оказались пустыми. Я захлопнула альбом и вернула хозяйке:
– Спасибо. А когда вы фотографии рвали, она была?
– Господи, да я не помню… Я говорила, что это Саша нас в лесу сфотографировал? Мы на пикник ездили в прошлом году, – голос Елены Юрьевны предательски дрогнул. – Очень хорошая фотография. Но я, когда рвала, не приглядывалась, понимаете?
– А вы не помните? – повернулась я к Татьяне Юрьевне.
– Нет. Хотя, вроде бы, тогда в альбоме пустых кармашков не было.
– У кого снимки могли сохраниться? – теперь я обращалась к обеим сестрам. – Ведь у бомжа такая фотография была. Откуда?
– Я все свои Лене принесла, – твердо заявила Татьяна Юрьевна. И повторила: – Мы вместе их рвали.
А Елена Юрьевна впала в глубокую задумчивость.
– Не знаю. У Саши могли сохраниться, у Марины вряд ли… Геннадий мог забрать.
– Кстати, о вашей дочери и ее приятеле, – вспомнила я. – С ними я тоже хотела бы поговорить.