Сумерки героя Геммел Дэвид
Эмрин, хмыкнув, открыл дверь, и они потащились по коридору к лестнице. Через несколько минут после их ухода перед дверью комнаты Ю-ю возник яркий светящийся шар. Из него выплеснулся холодный воздух, оседая инеем на ковре. Шар начал расти и превратился в белый ледяной туман, занявший все пространство от пола до потолка. Из тумана, шаркая, выступили две огромные фигуры, молочно-белые и безволосые. Одна, нагнув голову, вошла в комнату и хватила рукой по кровати. Койка, переломившись надвое, врезалась в дальнюю стену. Красные глазки второй злобно оглядывали коридор. Потом из тумана явилось третье существо - чешуйчатый белый змей с длинной плоской головой. Поводя головой из стороны в сторону над самым ковром, змей принялся нюхать воздух четырьмя щелястыми ноздрями, а затем пополз по коридору к лестнице.
Туман перекатился через двух других чудищ и заструился вслед за змеем.
***
В кухне, насчитывающей футов пятьдесят в длину и двадцать в ширину, стояло несколько железных, обложенных камнем плит. На полках вдоль северной стены рядами и стопками выстроились тарелки, кувшины и чашки. В пяти больших стеклянных горках хранились хрустальные кубки и блюда, в буфетах под полками - кухонная утварь и приборы. Одни двери, проделанные в восточной стене, открывались на лестницу, ведущую в южную башню, другие - на лестницу главного зала.
Окон не было, а потому в кухне, несмотря на многочисленные скрытые дымоходы, отводящие тепло от печей, стояла невыносимая жара, когда еда готовилась в больших количествах и десятки слуг сновали взад-вперед.
Даже теперь, когда слуги легли спать и горели только две лампы, здесь было еще довольно душно после приготовления ужина. Кива взяла из ящика нож, открыла дверцу буфета, достала оттуда круглый каравай с хрустящей корочкой, кусок обжаренной в меду ветчины, масленку и поставила все это на длинный мраморный стол.
- Это же мясной нож, - засмеялась Норда. - Учить тебя еще да учить, деревенщина.
Кива показала ей язык, продолжая кромсать хлеб своим ножом.
- Нож - он и есть нож. Если он острый, им можно резать все что хочешь.
Норда закатила глаза.
- Есть ножи для рыбы, для мяса, для хлеба, для устриц, для фруктов, для сыра. Придется тебе научиться этому, если хочешь прислуживать за столом на пирах у Рыцаря.
Кива, не отвечая, сняла крышку с масленки и намазала хлеб маслом.
- Для масла тоже есть ножи, - не преминула заметить Норда.
- Только железо впустую переводить, - фыркнула Кива.
- Ножи, как и мужчины, - опять засмеялась Норда, - используются каждый для своей цели. Одни для охоты, другие для любви.
- Ш-шш - при мальчике!
- Он спит, - сказала Норда. - Дети всегда так: то ему играть загорится, то есть захочется. А приведешь его в кухню да нарежешь целую гору хлеба - он уж уснул и все твои хлопоты ни к чему. - Обе девушки постояли, глядя на мальчика, который спал на скамейке, положив белокурую голову на руку. - Милашка какой, - шепнула Норда. - Как вырастет, будет бегать за юбками, оно сразу видно. Эти невинные глазки растопят не одно каменное сердце. Девчонки из платьев будут выскакивать, моргнуть не успеешь.
- Может, у него все будет по-другому, - возразила Кива. - Влюбится в кого-нибудь, женится и будет жить счастливо.
- Ну да - он ведь и занудой может вырасти.
- Ты неисправима. - Отрезав ломоть ветчины, Кива положила его между двумя пластами хлеба с маслом и откусила огромный кусок.
- Фу! - воскликнула Норда. - У тебя масло течет по подбородку.
Кива утерлась рукой и слизнула с нее масло.
- Чего добру пропадать, - сказала она, смеясь деланному отвращению Норды. - Покажи лучше, какие ножи для чего.
Норда выдвинув ящик, достала оттуда ножи с костяными рукоятками и разложила их на столе. Ножи были самые разные - от восьмидюймовых, устрашающе острых, до маленьких дюймовых с закругленными концами. У одного, кривого, как ятаган, лезвие делилось надвое.
- А этот зачем? - поинтересовалась Кива.
- Для сыра. Отрезаешь кусочек, а потом переворачиваешь лезвие и накалываешь сыр на эти зубцы.
- Красивые, - заметила Кива, разглядывая украшенные резьбой костяные черенки.
Дверь в дальнем конце кухни открылась, и вошел Эмрин, поддерживая Ю-ю Лианя. Лицо чиадзе стало серым от изнеможения, но он широко улыбнулся, увидев Норду. Эмрин, не в пример ему, сурово стиснул губы и радости не выразил.
- Мой день стал светлее! - сказал Ю-ю. - Две красивые женщины - и еда!
Эмрин отпустил его, и Ю-ю, качнувшись, оперся на меч. Эмрин подошел к столу, вынул свой охотничий нож и отрезал несколько ломтей мяса. Норда бросилась к Ю-ю и подвела его туда же.
- Любимчики мои.
- Что-то многовато у тебя любимчиков, - буркнул Эмрин. Норда подмигнула Киве:
- Он дрался за меня, знаешь? Правда, галантный поступок?
- Я дрался не за тебя, а из-за тебя. Это не одно и то же.
- Как украшают его знаки боевой доблести! - не унималась Норда. - Эти глаза, обведенные тенью, этот большой мужественный нос...
- Перестань, Норда! - Кива обошла вокруг стола и взяла Эмрина за руку. - Что до меня, я тобой горжусь.
- Чем тут гордиться? - сказала Норда. - Тем, что он стукнулся носом о кулак Ю-ю?
- Да замолчи ты! - огрызнулась Кива. - Он сегодня весь день охранял Ю-ю и даже помог ему дойти до кухни. Не всякий мужчина способен поступиться своим гневом ради долга.
- Это верно, он хороший парень, - сказал Ю-ю. - Я его полюбил. Его все любят. Можно мы поедим?
- Да ты весь дрожишь! - воскликнула Норда. - Не надо тебе было вставать, дурачок.
Из дальней двери несло холодом. Кива подбежала, закрыла ее и опустила щеколду, а Норда принесла одеяло и закутала в него Ю-ю.
- Вот не знал, что тут так холодно, - сказал Эмрин.
Обе женщины, продолжая хлопотать вокруг раненого, нарезали ему хлеба с мясом и налили персикового сока.
За второй дверью послышались какие-то звуки, и Эмрин устремился к ней, но она уже открылась. Вошел Омри в сопровождении двух солдат и юноши. Эконом кивнул Эмрину и попросил Киву приготовить что-нибудь для Ниаллада и его телохранителей.
Герцогский сын остановился возле спящего ребенка и усмехнулся.
- Это морской воздух так его утомил.
Кива нарезала дюжину толстых ломтей ветчины и разложила по трем тарелкам. Вновь прибывшие, усевшись за стол, принялись за еду. Молодой человек поблагодарил за услугу, солдаты жевали молча. Тот, что повыше, бородач с глубоко посаженными карими глазами, взглянул на лежащий на столе меч Ю-ю. Черная рукоять не имела никаких украшений, как и деревянные лакированные ножны.
- Поглядеть - ничего особенного, - сказал он, протянув к мечу руку.
- Не трогай его, - быстро проговорил Ю-ю.
- Это почему же? - въедливо спросил солдат, не убирая руки.
- Не надо, Гаспир, - вмешался герцогский сын. - Это ведь его меч.
- Да, ваша милость. - Гаспир бросил злобный взгляд на Ю-ю. - Только чепуха все это. Подумаешь, волшебные мечи!
Мальчик проснулся и сел. Он поморгал, потянулся и вдруг закричал. Кива, посмотрев в ту же сторону, что и он, увидела белый туман, ползущий из-под дальней двери. Ю-ю тоже увидел его, выругался и со стоном вытащил меч из ножен. Меч светился мерцающим голубым огнем. Ю-ю попытался встать и повалился на стол.
- В чем дело? - вскричал бледный от страха Омри.
- Демоны... они здесь. - Ю-ю снова поднялся на ноги. Сквозь повязку у него на плече сочилась кровь.
Омри пятился от тумана к двери, в которую только что вошел. Эмрин, видя, что старика бьет дрожь, ободряюще шепнул:
- Спокойно, дружище.
- Я хочу уйти!
Туман продолжал прибывать, в кухне становилось все холоднее. Гаспир и Нарен тоже отступали от стола с оружием в руках. Кива схватила длинный тяжелый нож.
- Бежим! - крикнул Омри и бросился к двери. Эмрин хотел было последовать за ним, но увидел, что из-под нее тоже сочится слабая струйка тумана.
- Стой, Омри! - крикнул сержант, но было поздно. Дверь распахнулась, туман окутал Омри, от взмаха мощной когтистой лапы на стол брызнула кровь. Второй удар раздробил старику череп.
Эмрин, подскочив, захлопнул дверь и задвинул засов в тот самый миг, когда тело Омри рухнуло на пол. Раздался оглушительный треск, дверная филенка раскололась. Эмрин выхватил меч, отступая на середину кухни.
Такой же треск послышался от другой двери. Ю-ю шагнул вперед и упал. Эмрин подхватил его, поднял на ноги. Маленький Берик перестал кричать и съежился на скамейке. Кива подбежала к нему, но он отпрянул и бегом бросился к остальным. Юный Ниаллад, обнажив кинжал, опустил руку ему на плечо.
- Мужайся, Берик. Мы тебя защитим, - невозмутимо произнес он, но голос его выдавал страх, и руки дрожали. Паж пригнулся и полез под стол. Норда уже сидела там, закрыв лицо руками.
Ледяной туман полз по каменному полу. Правая дверь уступила, и белая мгла хлынула внутрь. Ю-ю взмахнул мечом, и голубая молния с треском прошила туман. Оттуда раздался полный боли вопль.
- Подними свой меч! - приказал Ю-ю Эмрину. Сержант повиновался, и Ю-ю коснулся его меча своим. Клинок Эмрина тут же вспыхнул голубым светом. - Вы тоже! - Ю-ю тронул мечи Гаспира и Нарена, и они тоже зажглись. - Это недолго продлится, - предупредил Ю-ю. - Вперед, в атаку!
Эмрин, помедлив всего лишь мгновение, рубанул туман своим мечом. Сверкнула молния - и туман отступил. Гаспир и Нарен тоже атаковали. Огромная белая фигура выскочила из тумана и врезалась в чернобородого Гаспира, сбив его с ног. Нарен в панике побежал. Как только он повернулся спиной, чудовище взмахнуло лапой. Кива видела, как Нарен прогнулся назад - когти, вонзившись ему в спину, вышли из груди. Изо рта умирающего хлынула кровь. Подоспевший Эмрин пронзил мечом грудь чудовища. Оно испустило рев и отшвырнуло прочь тело Нарена, а потом повернулось к Эмрину. Кива метнула свой нож, и он вошел прямо в глаз нависшему над Эмрином демону. В этот миг нетвердо стоящий на ногах Ю-ю взмахнул мечом раджни, разрубил безволосую белую шею, и чудище опрокинулось набок, перевернув стол.
Туман откатился назад, ушел под дальнюю дверь.
В кухне стало понемногу теплеть. Гаспир, поднявшись, подобрал свой меч. Тот больше не светился, и лишь по клинку Ю-ю еще пробегал угасающий голубой огонь. Ю-ю, тяжело дыша, рухнул на колени. Его рана открылась, кровь бежала сквозь повязку на голую грудь.
- Держись, желтый, - сказал, подойдя к нему, Эмрин. - Давай я посажу тебя на стул.
У Ю-ю совсем не осталось сил, и он привалился к Эмрину. Кива с Нордой помогли сержанту поднять его и усадить.
- Они ушли? - спросил Ниаллад, заглядывая в темный лестничный пролет.
- Меч не светится, - ответила Кива, - значит, наверное, ушли. Но они могут вернуться.
Юноша, глядя на нее, заставил себя улыбнуться.
- Отменный был бросок. Редко увидишь, чтобы кухонный нож использовался с таким толком.
Кива промолчала, глядя на тело старого Омри. Он был хорошим, добрым человеком и заслуживал лучшей участи.
- Что дальше? - спросил Гаспир. - Уходить или оставаться?
- Останемся, - решил Ю-ю. - Здесь только два входа. Можно обороняться.
- Согласен, - кивнул Гаспир. - Не знаю, что способно заставить меня подняться по одной из этих лестниц.
В это время где-то вдалеке послышался крик, за ним другой.
- Там гибнут люди! - воскликнул Эмрин. - Надо помочь им!
- Мое дело - охранять герцогского сына, - отозвался Гаспир. - Если тебе охота лезть наверх, то лезь. - Телохранитель посмотрел на едва сохраняющего сознание Ю-ю. - Только без его волшебного меча ты там и до десяти сосчитать не успеешь.
- Я должен идти. - И Эмрин пошел к двери.
- Не надо! - крикнула Кива.
- Мне за это платят! Я сержант стражи.
Кива обошла стол.
- Послушай меня, Эмрин. Ты храбрый человек. Мы все это видели. Но Ю-ю совсем плох, и без тебя нам не отбиться. Ты должен остаться здесь. Серый Человек велел тебе охранять Ю-ю, а наверху ты его защитить не сможешь.
Сверху по-прежнему доносились крики. Эмрин стоял, глядя в темный дверной проем.
- Поверь мне, - прошептала Кива, взяв его за руку. Его лицо отзывалось страдальческой гримасой на каждый крик. - Ты им ничем не поможешь. - Она повернулась к Гаспиру:
- Надо загородить двери. Переворачивай шкафы и толкай их к той, а мы с Эмрином займемся этой.
- Я от служанок приказов не принимаю, - рявкнул Гаспир.
- Это не приказ, - спокойно проговорила Кива, скрывая гнев. - Извини, если тебе так показалось. Но двери загородить надо, а чтобы сдвинуть эти шкафы, нужен сильный мужчина.
- Делай как она говорит, - вмешался Ниаллад - Я помогу тебе.
- И поторопитесь, - сказала Кива. - Меч Ю-ю снова загорается.
8
Шардин, священник Истока, был известен своими зажигательными проповедями. Его мощный, раскатистый голос мог наполнить помещение любой величины, излучаемое им обаяние привлекало к Истоку толпы новообращенных. Как оратору ему не было равных; будь в мире хоть какая-то справедливость, его давно бы сделали настоятелем. Но несмотря на столь выдающийся дар, его карьере мешал один маленький недостаток, которым мелкие умишки не переставали тыкать ему в глаза.
Он не верил в Исток.
Двадцать лет назад, полный юношеского пыла, он избрал для себя поприще священника. О, тогда он веровал! Его вера преодолевала все: войну и болезнь, голод и нищету. И когда занемогла его мать, он отправился домой, зная, что Исток услышит его молитвы и исцелит ее. Приехав в родовое поместье, он поспешил к ложу больной и обратился к Истоку с мольбой внять рабу своему и коснуться болящей своей целительной силой. После этого он приказал готовить пир, чтобы отпраздновать предстоящее чудо.
Мать скончалась еще до заката, в муках, кашляя кровью. Шардин, сидя около нее, смотрел на ее мертвое лицо. Потом он спустился вниз, где слуги раскладывали на столах серебро. В приступе ярости Шардин перевернул столы, расшвырял посуду и распугал слуг.
Сам же он убежал в ночь, воплями изливая свой гнев под звездами.
Он остался на похороны и даже прочел заупокойную молитву над могилой матери, упокоившейся рядом с мужем и двумя умершими в младенчестве детьми. После этого он отправился в Николанский монастырь, где настоятелем был его старый учитель Парали. Обрадованный старик обнял и расцеловал ученика.
"Скорблю о твоей потере, мой мальчик". - "Я воззвал к Истоку, и он не ответил мне". - "Он не всегда отвечает. Или отвечает нежелательным для нас образом. Но ведь это мы служим ему, а не он нам". - "Я больше не верю в него", - признался Шардин. "Ты уже не раз видел смерть, - напомнил Парали. - Ты хоронил грудных младенцев, детей и их родителей. Почему же в те времена вера твоя оставалась крепкой?" - "Речь шла о моей матери. Он должен был спасти ее". - "Мы рождаемся, живем краткий срок на земле, а потом умираем. Таков порядок вещей. Я хорошо знал твою мать. Она была хорошей женщиной, и я верю, что теперь она пребывает в раю. Будь благодарен за ее жизнь и за ее любовь". - "Благодарен? - вспылил Шардин. - Я распорядился устроить пир, чтобы воздать Истоку хвалу за ее выздоровление, а меня выставили дураком. Ну что ж, теперь я поумнел. Если Исток существует, я проклинаю его и не желаю больше иметь с ним никакого дела". - "Ты отказываешься от служения ему?" - "Да". - "Тогда я буду молиться, чтобы ты вновь обрел мир и радость".
Целый год Шардин проработал в крестьянской усадьбе. Труд был тяжелый, скудно оплачиваемый, и ему недоставало маленьких радостей, к которым он привык, будучи священником: спокойной жизни при храме, обильной еды, часов, посвященных медитации.
Как-то раз он весь день рубил солому на корм скоту. Вечером работники развели костер, и он, сидя рядом с ними, слушал, о чем они говорят. Прежде чем приняться за праздничную трапезу из жареного мяса, эти простые люди воздавали благодарение Истоку, пославшему им обильный урожай. В прошлом же году, когда урожай был плохой, они благодарили Исток за то, что он даровал им жизнь. В этот миг Шардин смекнул, что религия - то самое, что азартные игроки называют "беспроигрышным раскладом". Исток благодарят как в изобильные, так и в голодные времена. Если кто-то исцеляется от чумы, это божественный промысл. Если кто-то умирает от чумы, его ждет вечное блаженство. Хвала Истоку! Как видно, вера, несмотря на ее вселенскую глупость, приносит людям счастье и довольство. Зачем тогда ему, Шардину, надрываться, работая батраком, если он может внести свою долю в общее счастье? Это уж наверняка поможет ему самому стать счастливым и снова зажить в уютном доме, в окружении преданных слуг.
А потому он снова облачился в синие одежды, отправился в Кайдор и получил место в маленьком карлисском храме. Через несколько недель число прихожан утроилось благодаря его проповедям. Два года спустя стоящие в храме лари ломились от пожертвований, и было задумано построить новый храм, вдвое больше старого. Еще через три года даже это внушительное здание не могло вместить толпы, сходившиеся послушать Шардина.
Обожание паствы резко противоречило мнению, которое составили о Шардине церковные власти, - об этом позаботился Парали.
Однако слава принесла свои плоды. Шардин жил теперь в большом доме с целым штатом слуг и всегда имел в запасе приличную сумму на вкусные яства, дорогие вина и женщин.
Казалось, у него было все, что может пожелать человек, - вернее, было до этого утра, когда посланцы герцога потребовали его участия в изгнании демонов из древних руин на равнине.
Шардин не имел опыта общения с демонами и не желал его приобретать. Но отвергать просьбу герцога было бы неразумно, и он быстро отобрал несколько свитков, трактующих об изгнании злых духов, а затем присоединился к кавалькаде.
Когда они стали спускаться на равнину, солнце жгло немилосердно. Впереди Шардина ехал герцог с адъютантами, князем Ариком и магом Элдикаром Манушаном, позади - полусотня лучников, двадцать копейщиков в тяжелых доспехах и пятьдесят кавалеристов с длинными саблями.
Выехав на ровное место, Шардин достал из седельной сумки первый свиток и стал просматривать его, пытаясь запомнить заклинания. Они оказались слишком сложными, и он отложил их. Во втором свитке говорилось о применении святой воды, которой у него не было, поэтому сей трактат тоже отправился обратно в сумку. Третий повествовал о возложении рук на страждущего с целью изгнания бесов. Шардин, с трудом удержавшись от брани, смял свиток и швырнул его наземь.
В разговорах, которые велись вокруг него, слышался страх, который стал передаваться и ему. Говорили о перебитых караванщиках, о нападении, которому подверглись Серый Человек и двое чиадзе.
- Я рад, что вы с нами, святой отец, - сказал один солдат, поравнявшись с Шардином. - Я слышал ваши проповеди. Вы поистине святой человек, благословенный Истоком.
- Спасибо, сын мой, - ответил Шардин. Улан снял свой серебристый шлем, наклонил голову, и Шардин, возложив на нее ладонь, произнес:
- Да благословит тебя Исток и да оградит от всякого зла. - Другие солдаты тоже стали подъезжать к ним, но Шардин отогнал их:
- Подождем до места нашего назначения, дети мои. - Его благодушная улыбка излучала уверенность, которой он отнюдь не испытывал.
Он никогда прежде не бывал в Куан-Хадоре и удивился обширности занятого руинами пространства.
Отряд, ведомый герцогом, проехал в глубь развалин и спешился. Лошадей привязали, лучникам было приказано занять позиции по периметру лагеря. Шардин подошел к герцогу, занятому беседой с Ариком, Элдикаром Манушаном и маленьким худым чиадзе в длинном сером кафтане.
- Вот здесь произошло последнее нападение. - Герцог, сняв шлем, расчесал пальцами густые, черные с проседью волосы. - Чувствуете ли вы присутствие Зла? - спросил он Шардина.
Священник покачал головой.
- Я не вижу и не чувствую ничего, кроме жаркого дня, ваша светлость.
- А ты, маг, что скажешь?
- Умение чувствовать Зло - не самая сильная моя сторона, ваша светлость, - ответил Элдикар, глянув на Шардина, и священник прочел в его глазах веселость, близкую к насмешке. - Что твой клинок - светится? - спросил, в свою очередь, Элдикар маленького воина-чиадзе.
Тот наполовину обнажил меч и снова вдвинул его в черные ножны.
- Пока нет.
- Может быть, тебе следует обойти руины и посмотреть, не таится ли где-нибудь Зло, - предложил маг.
- Пусть остается здесь на всякий случай, - решил герцог. - Я не знаю, когда начнет сгущаться туман, но знаю, что живущие в нем существа перебили караванщиков за несколько мгновений.
- Как будет угодно вашей светлости, - поклонился Элдикар.
Послышался быстрый стук копыт. Шардин оглянулся и увидел скачущего через равнину Серого Человека. Князь Арик тихо выругался, а с лица Элдикара сошла вся веселость. Зато Шардин воспрял духом. Собирая пожертвования на новый храм, он как-то побывал у Серого Человека и получил тысячу золотом - при этом даятель даже не потребовал, чтобы его имя внесли в почетный список или вывели на вделанной в алтарь табличке.
"Да благословит вас Исток, сударь", - сказал ему Шардин. - "Будем надеяться, что этого не произойдет, - ответил Серый Человек. - Все мои друзья, благословленные им, уже мертвы". - "Но ведь вы - человек верующий?" - "Верю я или нет, солнце от этого всходить не перестанет". - "Зачем же в таком случае жертвовать нам целую тысячу?" - "Мне нравятся ваши проповеди, святой отец. Они составлены живо и пробуждают мысль, призывают любить друг друга, быть добрыми и сострадательными. Эти качества драгоценны, существует Исток или нет". - "Воистину так. Почему бы тогда не дать две тысячи?" - "А почему бы не пятьсот?" - улыбнулся Серый Человек. - "Тысячи вполне достаточно, сударь, - усмехнулся в ответ Шардин. - Я просто пошутил".
Серый Человек спешился, привязал коня и подошел к ним. Шардин отметил в его походке грацию, говорящую об уверенности и силе. Серый Человек был в узких штанах, сапогах и черной кожаной рубахе с кольчужным нараменником. На поясе у него висели два коротких меча, через плечо был перекинут маленький двукрылый арбалет. Металл не блестел нигде, даже кольчуга была выкрашена в черный цвет. Шардин, до того как избрал путь священнослужителя, воспитывался как воин, и ни один солдат на его памяти не пожалел бы денег за окраску своих доспехов. Большинство предпочитали идти в бой во всем своем блеске. Серый Человек, видимо, добивался как раз противоположного. Стремена и вся сбруя его мышастого мерина тоже были темными и тусклыми. Шардина это заинтересовало.
Серый Человек кивнул священнику и учтиво поклонился герцогу.
- Я не просил вашего присутствия, - сказал Элфонс, - однако благодарю, что не сочли за труд присоединиться к нам.
Если Серый Человек и раскусил легкий укор, заключенный в этих словах, то не подал виду.
- Если туман появится, он сразу затопит их, - заметил он, указывая на стоящих в ограждении лучников. - Надо сказать им, чтобы держались более кучно и стреляли, как только увидят черного пса. Укусы этих тварей содержат смертельный яд.
- Мои люди хорошо обучены и сами сообразят, что им делать, - сказал князь Арик.
- Будь по-вашему. - Серый Человек, пожав плечами, отвел в сторону чиадзийского воина. Они сели и стали разговаривать.
- Самомнения у него хоть отбавляй, - бросил Арик.
- И есть из-за чего, - откликнулся Шардин.
- Что вы хотите этим сказать?
- Только то, что сказал, ваша милость. Он человек сильный, и не только потому, что богат. Это чувствуется в каждом его жесте. Он, как сказал бы мой отец, из тех, чей пепел опасен.
- Я давно уже не слышал этого выражения, но склонен согласиться с вами, - засмеялся герцог.
- Я его и вовсе никогда не слышал, государь, - фыркнул Арик. - Бессмыслица какая-то.
- Это из одной старой сказки, - пояснил герцог - Был некогда разбойник по имени Каринал Безан, убивший великое множество людей, в основном на поединках. Его схватили и приговорили к сожжению на костре. Когда палач поджег костер, Каринал, умудрившийся освободить одну руку, затащил его с собой в огонь. Так они и сгорели вместе: палач вопил во всю глотку, а смех Каринала перекрывал рев пламени. Позднее применительно к людям определенного рода стали говорить: "Его можно сжечь, но обходи стороной его пепел". Наш друг как раз из таких. Учитывая это, предлагаю стянуть ваших людей поближе к лагерю и передать им его слова насчет черных собак.
- Да, государь, - опустил голову Арик, с трудом подавляя гнев.
Герцог встал и потянулся.
- А вы, отец, - сказал он Шардину, - пойдите к солдатам и благословите их. Они неспокойны, и это придаст им решимости.
"А кто придаст ее мне?" - подумал Шардин.
Кисуму молча выслушал Нездешнего, пересказавшего свой разговор со жрицей. Похлопав по черной рукояти своего меча, раджни сказал:
- У нас нет доказательств того, что он враг. Если бы они были, я убил бы его.
- Устарте говорит, что убить его нельзя.
- Ты этому веришь?
- Мне трудно поверить, что стрела в сердце неспособна его убить, - пожал плечами Нездешний, - однако он маг, и его возможности превышают мое понимание.
Кисуму оглядел лучников, занявших новую позицию.
- Если туман придет, погибнут многие. - Нездешний, наблюдая, как священник Шардин благословляет людей, молча кивнул. - Думаешь, Элдикар Манушан задумал убить нас всех?
- Не знаю, что он там задумал, - ответил Нездешний. - Но Устарте говорит, что ему нужны союзники, так что, возможно, и нет.
Кисуму, помолчав немного, посмотрел в темные глаза Нездешнего.
- Зачем ты здесь, Серый Человек?
- Надо же мне где-то быть.
- И то верно.
- А ты, раджни? Зачем тебе сражаться с демонами?
- Я не хочу больше сражаться ни с кем. В юности я хотел стать великим воином, прославленным и богатым. Совсем как Ю-ю. - По его лицу пробежала едва заметная улыбка. - Я хотел, чтобы люди кланялись, когда я прохожу мимо.
- А теперь - нет?
- Все юнцы этого желают. Гордость для них превыше всего, и они стремятся завоевать высокое положение. Но все это суета, недолговечная, как лист на дубу. "Смотрите на меня, я больше всех, зеленее всех, красивее всех. Никакой другой лист не может сравниться со мной". Но приходит осень, за ней зима, которой нипочем все листья, как большие зеленые, так и маленькие пожухлые.
- Я тебя понимаю - но это еще один довод против того, чтобы оставаться тут и драться с демонами. Какая разница, будем мы драться или побежим, одержим победу или потерпим поражение?
- Слава преходяща, но любовь и ненависть живут вечно. Быть может, я только маленький листик в вихре времен, но я буду выходить на бой со Злом, где бы его ни встретил и чего бы мне это ни стоило. Демон, которого я убью, не вторгнется в дом крестьянина, не расправится с его семьей. Бандит, погибший от моего меча, не будет больше убивать, насиловать, грабить. И если моя смерть хоть одну душу спасет от боли терзаний, дело того стоит.
Шардин перелез через груду камней и подошел к ним.
- Не хотите ли получить благословение? - спросил он. Нездешний потряс головой, но Кисуму встал и поклонился. Шардин возложил руку ему на голову. - Да благословит тебя Исток и да оградит от всякого зла, - произнес он. Кисуму поблагодарил и снова сел. - Могу я присоединиться к вам? - спросил Шардин. Нездешний жестом пригласил его сесть. - Как по-вашему - демоны придут?
- А у вас имеются заклинания на этот случай? - в свою очередь осведомился Нездешний.
- Нет, - с кривой улыбкой ответил Шардин. - Мои познания о демонах и способах их изгнания оставляют желать лучшего.
- Восхищаюсь вашей честностью, - сказал Нездешний. - Но если вы неспособны бороться с ними, вам лучше уйти. Когда они явятся, безоружному здесь будет делать нечего.
- Я не могу уйти, как бы мне ни хотелось последовать вашему совету. Мое присутствие помогает солдатам. - Священник улыбался, но Нездешний видел страх в его глазах. - Если демоны все-таки придут, я швырну им в зубы свою проповедь.
- Когда поднимется туман, держитесь ближе к нам, святой отец.
- Вот этому совету я определенно последую.
Некоторое время они сидели молча. Затем к Нездешнему подошел Элдикар Манушан.
- Не хотите ли пройтись со мной немного? - спросил он.
- Почему бы и нет? - Нездешний поднялся, и они, переступая через камни, отошли в сторону.
- Мне кажется, что у вас сложилось обо мне неверное мнение, - начал Элдикар. - Я не злой человек и не желаю вам вреда.
- Хорошо, что сказали, а то бы я ночей не спал.
Элдикар искренне и добродушно рассмеялся.
- Вы мне нравитесь, Серый Человек. По-настоящему нравитесь. И нам нет нужды быть врагами. Я могу удовлетворить самые сокровенные ваши желания - это в моей власти.
- Не думаю. Я не хочу снова стать молодым.
Эти слова на миг озадачили Элдикара.
- В обычных обстоятельствах я бы вам не поверил, но теперь верю. Неужели вы столь несчастны, что вам хочется поскорее закончить свои дни?
- Зачем вы ищете моей дружбы? - спросил вместо ответа Нездешний.
- Посмотрите вокруг. - Элдикар повел рукой, указывая на солдат. - Испуганные, мелкие, покорные люди - вот на ком держится этот мир. Они живут для того, чтобы ими повелевали. Посмотрите, как они жмутся в этих древних руинах, молясь о том, чтобы их столь замечательные жизни продлились до утра. Если превратить их в животных, они станут овцами. А вот вы - хищник, существо высшего порядка.
- Вроде вас? - усмехнулся Нездешний.
- Я всегда презирал ложную скромность. Да, вы такой же, как я. Вы богаты и потому много значите в этом мире. Вы могли бы быть полезны Куан-Хадору.
Нездешний тихо засмеялся, оглядывая руины.
- Вот он, ваш Куан-Хадор.
- Он разрушен здесь. Эта реальность лишь одна из многих. Куан-Хадор вечен, и он победит. Этот мир когда-то был нашим и снова им станет. И когда это произойдет, вам предпочтительнее будет числиться в наших друзьях, Дакейрас.
- Если это произойдет.
- Произойдет. Прольется много крови, многие умрут, но так будет.
- В этом месте, видимо, вам полагается сказать мне, что случится, если я не захочу быть вашим другом.
- Мне нет нужды угрожать вам, Серый Человек. Я уже сказал - вы хищник и при этом очень умны. Я только прошу вас рассмотреть мое предложение относительно дружбы.
Элдикар Манушан сцепил руки за спиной и направился к герцогу и его офицерам.
День выдался жаркий и душный. Тяжелые тучи закрывали солнце. Элфонс, герцог Кайдорский, старался сохранять спокойствие. Серый Человек чуть поодаль растянулся на земле и, видимо, спал. Маленький чиадзийский воин сидел рядом с ним, поджав под себя ноги и закрыв глаза. Священник Шардин расхаживал взад-вперед, заглядывая в глубь развалин.
Солдаты немного успокоились, но Элфонс знал, что дух их нетверд. Они, как и он сам, никогда еще не сталкивались с демонами.
- Способны ли наши мечи поразить демонов? - спросил он Элдикара Манушана. Тот развел руками:
- Говорят, что шкура у них крепкая, как выделанная кожа, ваша светлость, - но демоны делятся на множество видов.