Секреты Российского флота. Из архивов ФСБ Черепков Александр

ТАЛЛИНСКИЙ ПЕРЕХОД И ЭВАКУАЦИЯ БАЗЫ КРАСНОЗНАМЕННОГО БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА С ПОЛУОСТРОВА ХАНКО

Далее представлены четыре документа, находящиеся на хранении в Центральном архиве ФСБ России. Общая их особенность заключается в том, что они написаны непосредственными участниками событий сразу после их завершения и отложились в фонде контрразведки КБФ. Специфика использования этих документов органами безопасности позволила сохранить сведения, содержащиеся в них, от дальнейшего редактирования и искажения.

Три из этих четырех документов посвящены обороне Таллина и Таллинскому переходу. Составленные разными людьми — моряком, сотрудником военной контрразведки и командиром-зенитчиком, они, как представляется, дают достаточно целостную картину того, что происходило в августе 1941 г. в ходе боев за столицу Эстонии, во время спешной эвакуации и перехода по маршруту Таллин — Кронштадт.

В представленных вниманию читателя документах довольно подробно отражены недостатки и анализируются причины, из-за которых флот и части РККА понесли тяжелые потери.

Первый документ посвящен собственно Таллинскому переходу и анализу причин августовской катастрофы Краснознаменного Балтийского флота. Второй документ, составленный в форме рапорта, дополняет первый в части, касающейся безобразной организации перехода, а также рассказывает о том, как проходила эвакуация личного состава из Таллина. Ценность третьего документа состоит в описании борьбы за Главную базу КБФ.

Подобного рода документы направлялись в 3-й отдел КБФ, где анализировались и обобщались, после чего докладывались руководству наркомата ВМФ или Военному совету КБФ.

Примером такого документа служит докладная записка начальника 3-го отдела КБФ дивизионного комиссара Лебедева А.П. народному комиссару Военно-морского флота СССР адмиралу Кузнецову Н.Г., в которой речь идет о боевых действиях эскадры КБФ в ноябре 1941 г., и прежде всего об условиях, в которых проходила эвакуация личного состава с военно-морской базы на полуострове Ханко. Автор этой докладной записки — начальник 3-го отдела КБФ дивизионный комиссар Лебедев А.П.[114]

Вопреки мнению некоторых исследователей^{137}, что после Таллинского перехода (август 1941 г.) «он, как положено бойцу невидимого фронта, исчез, не оставив следов», Лебедев находился на своей должности до 31 мая 1943 г., когда был назначен заместителем начальника Управления контрразведки «Смерш» Народного комиссариата Военно-морского флота. «Следы» он оставил, одним из свидетельств чего является упомянутая докладная записка. Документов подобного рода в бытность свою начальником 3-го отдела КБФ он подписал множество, в том числе и после Таллинского перехода. Орденом Нахимова, как утверждается в той же книге, Лебедев тоже не был награжден. В его послужном списке числятся орден Ленина, три ордена Красного Знамени, орден Отечественной войны I степени, три ордена Красной Звезды, памятные и юбилейные медали, знак «Заслуженный работник НКВД».

Как представляется, введение в научный оборот новых архивных документов позволит лучше представить обстоятельства того, что происходило на Балтике в августе и ноябре 1941 г., а также даст в руки исследователей конкретные факты.

В 3-й отдел КБФ 30 августа 1941 г.

Разговоров относительно перехода очень много. Но большинство из них сводятся к тому, вернее, к такому вопросу: почему не было для обеспечения перехода такой массы судов с десятками тысяч людей ни одного самолета (имея в виду истребителей), и притом выход приурочили на ночь? Подобные вопросы уместны и по-моему, но недостатков в организации этого перехода было больше. Во-первых, почему весь флот держали почти до вечера? Хотя он и был разбит для перехода, кажется на 3 каравана. Когда было можно большую часть его отправить с самого раннего утра, т.к. большинство из судов были загружены и готовы к отправке. Тогда бы эта часть за дневное время дошла бы до Гогланда и даже дальше. К тому же, до обеда была такая погода, в которую вряд ли они могли встретить авиацию противника, а также и торпедных катеров. Я не могу сказать, как шел первый караван, но мы шли так, что особого порядка в движении не было. Боевые корабли шли в основном в кильватер друг другу, а транспорта и все катера шли и справа, и слева, без всякого порядка (я имею в виду, не придерживались строя кильватера, что грозило всем одинаково подорваться на минах).

Впереди нас шли пять быстроходных тральщиков строем пеленга, но настолько они узкую полосу протраливали, а временами и совсем перестраивались в строй кильватера (где попадались плавающие мины), что всем транспортам приходилось идти по непротраленному месту. После тральщиков попадалось много плавающих мин, которые не уничтожались, а оставаясь, они угрожали вслед идущим судам, а к тому некоторые тральщики и катера в это время ставили дымовые завесы, зачем? отчего? не знаю. Наверно, для того, чтобы облегчить атаковывать[116] торпедным катерам противника или же чтобы скрыть эти плавающие мины и чтобы на них подрывались вслед идущие суда?

Когда подорвался «Минск» и взорвался «Скорый», было уже темно. Конечно, спасение утопающих было затруднено, но спасти можно было больше. Я не знаю, участвовало ли больше в спасении? Мне известно, что участвовали в спасении наши обе шлюпки (катера неисправны), один катер МО[117] и один торпедный катер, причем последний был послан под угрозой применения оружия со стороны начальника штаба флота, таким же путем он заставил спустить шлюпку для спасения с «Пиккера», который не хотел спускать шлюпки из-за того, что, дескать, много плавающих кругом. А когда наша шлюпка подошла со спасенными людьми к «Пиккеру» с расчетом поскорее высадить их, то никто из многостоящих[118] у борта краснофлотцев (если можно их назвать после этого краснофлотцами) не хотел принимать конца со шлюпки, и только после настойчивого требования (со всевозможной руганью) со стороны команды шлюпки они приняли спасенных. Между прочим, когда узнали наши краснофлотцы об этом идиотстве, многие готовы были потопить его самого. Недалеко от места гибели было много других катеров, которых можно было вызвать для участия в спасении, т.к. многие держались на воде около 40 минут, если не больше. Безобразно вели себя некоторые подводные лодки, которые для связи применяли фонарь Ратьера, чем могли выдать противнику стоянку всех судов.

Наутро, когда развиднелось, то оказалось, что со всем оставшимся караваном остался один быстроходный тральщик, а остальные ушли ночью без разрешения начальника штаба, о чем последний докладывал радиограммой командующему. По-моему, можно было бы переход организовать с меньшими потерями. Пустить впереди тральщиков с расчетом, чтобы они могли очищать полосу шириной не меньше [чем] с полмили, вслед за ними пустить одного или двух катеров «Охотников» для расстрела подрезанных мин, а потом остальные суда в три или четыре кильватерные колонны (для транспортов обязательно).

Самолеты для сопровождения необходимы были, но если их не было, то ни в коем случае не нужно было отпускать боевые корабли вперед, так как уже можно сказать, что несколько боевых кораблей вместе с успехом могут отбиваться от самолетов.^{138}

ст. политрука Карпова о переходе кораблей из Таллина в Кронштадт

30 августа 1941 г.

Начальнику 3-го отдела КБФ дивизионному комиссару Лебедеву

Настоящим доношу, что 30.08.41 г. прибыл в г. Кронштадт на ее[119] «Нептун» (ЭПРОН[120]). Вместе со мной прибыли уполномоченные: Поросенков, Семин и Гуськов. Вышли из Таллина последними в 08.00. 28.08.41 г.

Я лично вышел к баррикаде за здание Управления тыла в Таллине и направлял отдельные группы бойцов в Минную гавань. С последней группой я направился в Минную гавань и погрузился на ее ЭПРОНа «Нептун». На борту корабля находилось около 600 человек, в том числе раненых около 40 человек.

До траверза[121] Локса все обстояло благополучно, т.е. до 20 час. 30 мин. С этого времени начали подрываться транспорта. Вначале подорвался небольшой транспорт и ледокол (названий не знаю). На «Веронии» вышли из строя управление и машина. Она была взята на буксир ее «Сатурном».

Прошли несколько кабельтовых и «Сатурн» подорвался. На нем было около 800 человек. На «Сатурне» шел начальник ЭПРОНа — интендант 1-го ранга Фадеев, который выбросился за борт одним из первых, несмотря на то, что «Сатурн» остался на плаву. Фадеев был подобран на «Нептун».

К борту «Сатурна» подошел буксир для того, чтобы снять людей. После того, как буксир нагрузился до предела, он был торпедирован и моментально пошел ко дну. Таким образом, из 800 человек, находившихся на «Сатурне», спаслось лишь незначительное количество.

Приблизительно в 22.00 подорвалась «Верония» и моментально пошла ко дну. Вслед за ней (через несколько минут) подорвался еще один транспорт (названия не знаю), а еще через несколько минут подорвался эм[122] «Калинин». Боевые корабли и головная часть каравана в это время уже ушли далеко вперед. Командир «Нептуна», несмотря на то, что не знал курса, не имел калек, все же принял решение следовать на восток, рискуя подорваться на минах, но уйти от атаки подлодки противника.

К рассвету 29.08.41 г. мы догнали головную часть каравана и дальше стали следовать вместе с караваном.

На траверзе Кунда-Лахт караван подвергся артиллерийскому обстрелу с южного побережья, однако прямых попаданий отмечено не было. В этом же районе начались первые налеты авиации противника. Одним из первых был подожжен транспорт «2-я пятилетка». В носу разгорелся большой пожар, весь народ перешел в корму. Однако через 10 минут после первой бомбежки на «2-ю пятилетку» были снова сброшены бомбы, но на сей раз под корму, в воду. Приблизительно в 10 милях от «2-й пятилетки» подвергся бомбежке тр[анспор]т «Папанин». Его постигла участь «Пятилетки». В районе о-ва Гогланд мы подверглись особенно сильной бомбежке — на караван налетело одновременно 9 бомбардировщиков.

В результате этой бомбардировки отмечены были прямые попадания бомб в 5 транспортов: «Серп и Молот», «Ярвамаа», «Танкер-12» и 2 других, названия которых я не знаю. «Ярвамаа» и «Танкер-12» затонули очень быстро, «Серп и Молот» выбросился на мель, т.к. на нем возник пожар, а остальные 2 тр[анспор]та продолжали оставаться на фарватере, заметно погрузившись. От о-ва Гогланд до Сейскари[123] мы подвергались непрерывным налетам и бомбежке. Число налетов в общей сложности превышает 25. Из наиболее крупных транспортов в караване остались ус[124] «Ленинградсовет» и ее «Нептун».

Из наиболее характерных недочетов эвакуации г. Таллина необходимо отметить следующие:

Недостаточно были продуманы пути отхода наших войск для погрузки на транспорта. В результате этого большое количество войск направилось в Беккеровскую гавань, но там уже транспортов не было. Москаленко же до 5.00 28 августа находился в Минной гавани, а в 6.00 он уже погрузился на кр[ейсер] «Киров». Комиссар же тыла Родионов с 3.00 уже отсутствовал в Минной гавани и сидел на одном из кораблей на рейде. Следствием этого и явилось то обстоятельство, что многие части, отходя к Беккеровской гавани и не найдя там наших тр[анспор] тов, считали себя покинутыми, отрезанными от Союза и вынуждены были остаться на территории Эстонии. На путях к Беккеровской гавани не были выставлены заслоны, которые предупреждали бы части о том, что погрузка производится в Минной гавани.

Исключительно безобразно было организовано охранение каравана — боевые корабли ушли вперед, а безоружные транспорта были предоставлены самим себе. В результате этого самолеты противника могли совершенно безнаказанно, не встречая заградительного зенитного огня, не только бомбить транспорта, но и на бреющем полете обстреливать их из крупнокалиберных пулеметов (что имело место в районе о-ва Гогланд).

Напряжение людей, находившихся на транспортах, в результате непрерывной бомбежки достигло наивысшего предела, и на ее «Нептун» отдельные красноармейцы предлагали избрать ревком и послать [его] к командиру корабля с требованием немедленно направиться к берегу (хотя бы даже чужому) и высадить людей.

Оперативного состава в 6-м отделении в Таллине находилось 14 человек. В Кронштадт прибыли только двое — Поросенков и я.

Поросенков был сам в Беккеровской гавани, а затем с небольшой группой ушел в Минную гавань. Там же осталось много народа — взяты они или нет на борт судов — неизвестно.

Нач[альник] 6-го отделения 3-го отдела КБФ

ст. политрук Карпов^{139}

1 сентября 1941 г. В 3-й отдел КБФ

Твердой организующей руки в обороне ГБ не было. Мощные огневые средства, морская и зенитная артиллерии не были полностью использованы, а, зачастую, последние бездействовали, вследствие отсутствия связи и взаимодействия между различными родами войск и особенно командованием армейских и артчастей. Командир укрепрайона капитан Панфилов не ориентировался в обстановке и на мои требования дать цели для артобстрела, как правило, ничего не мог сказать, так как говорил: «Трудно сказать, где наши войска, где пр[отивни]к». Командование пехотных частей не имеет наступательного порыва, а наоборот, приучило войска к отходу и к обороне. После мощных огневых шквалов зенартбатарей 10-го див[изио]на пехота пр[отивни]ка откатывалась назад с большими потерями за 10 и более километров, но никто эту местность не закреплял и не думал этого делать. Отсутствие связи и взаимодействия приводило к обстрелу своих войск. Разведка работала скверно.

1. Считаю позорный провал обороны ГБ Таллин по вине неумелого руководства, не сумевшего использовать мощные огневые средства (как то — весь флот БО[125] Главной базы).

2. Эвакуация войск прошла позорно. Отсутствие ориентировки у командования в обстановке привело к решению эвакуации, когда необходимости в этом не было. Войска начали сниматься с линии обороны в 21 час. 27 августа. Но 28 августа забытая группа бойцов во главе с лейт[енан]том Лопаевым, находясь на линии обороны, сдерживала пр[отивни]ка и отступила лишь тогда, когда стало известно, что все соседи и начальники ушли.

Мне сначала было приказано сосредоточить л[ичный] с[остав] и материальную] ч[асть] на пристань Вимси, но потом изменили, и приказано [было] прорваться на Беккеровскую гавань. Материальная] ч[асть] дивизиона была доставлена. Но грузить не было на что. Хозяина не было.

Огромная толпа красноармейцев, краснофлотцев и командиров подверглась панике. Начальников не было. Большие толпы направились на прорыв (из разговоров мне известно, что многие из них вернулись, увидев транспорт на Купеческой пристани).

Материальная часть орудий, приборов, автотранспорт, лошади и многое другое ценное имущество в огромном количестве осталось на пристани. Из разговоров известно, что часть л[ичного] с[остава] также осталась не погружена.

Охрана с воздуха не была обеспечена. Огромное количество крупных транспортов — до 6 штук, и много мелких кораблей погибло. Погибло много л[ичного] с[остава]. Отдельные [участники перехода] заявляют до 15 тысяч человек (я в этой цифре сомневаюсь), во всяком случае, погибла не одна тысяча человек в пути от авиабомб пр[отивни]ка. Охраны кораблей с воздуха истребителями не было.

Считаю, операции по обороне ГБ и эвакуации войск были проведены преступно плохо. Они ложат[126] позорное пятно на флот. Героические сражения рядовых бойцов и командиров низших степеней пошли насмарку в результате таких действий.

Считаю, необходимо сурово, по военному времени, наказать [организаторов] нелепых операций.

Ст. лейт[енан]т Котов

Принял уполномоченный 4-го отделения 3-го отдела КБФ Гуськов^{140}

№ 21442 11 декабря 1941 г. г. Ленинград

Наркому Военно-морского флота СССР адмиралу Кузнецову

Боевые действия флота за ноябрь месяц, помимо обстрела вражеских позиций из судовой артиллерии, в основном сводились к использованию кораблей для переброски отдельных пехотных частей с п-ова Ханко на Ленинградский фронт. Таких походов отдельными соединениями было произведено четыре.

31 октября на Ханко был отправлен первый отряд кораблей в составе: минзаг[127] «Марти», эм «Славный», пять быстроходных тральщиков и 6 катеров-МО под командованием вице-адмирала Дрозда. В целях обеспечения скрытности операции поход производился ночью, днем корабли отстаивались у о-ва Гогланд. Первая операция проведена успешно. Снято личного состава 4800 человек с полным вооружением, в том числе 61 орудие, 80 пулеметов и значительное количество боезапаса.

Во втором эшелоне с 2-го по 6 ноября с.г. участвовали эсминцы «Суровый», «Сметливый», 4 тральщика и 5 катеров-МО. При проходе района Кери, возвращаясь с Ханко, погиб эсминец «Сметливый». По записям в вахтенном журнале эм «Суровый» и по наблюдениям установлено, что в 23 час. 02 мин. за кормой «Сметливого» был слышен глухой взрыв, в короткие промежутки последовали еще два, последний в 23 час. 31 мин., был большой силы, вызвавший столб огня. По предварительным данным, из числа личного состава миноносца и находившихся на нем бойцов спасено 380 человек. Точных причин гибели эсминца до сих пор не установлено.

В третьем эшелоне кораблей, предназначенных для операции на Ханко, были: лидер «Ленинград», эм «Стойкий», теплоход «Жданов», минзаг «Урал», пять тральщиков и шесть катеров-МО. Этим эшелоном командовали командир лк[128]«Октябрьская революция» контр-адмирал Москаленко и начальник политотдела эскадры полковой комиссар Смирнов. Отряд вышел 9 ноября в 17 час. 45 мин. от о-ва Гогланд в ордере[129], предусмотренном планом операции, но с наступлением темноты походный ордер вскоре был нарушен. Корабли потеряли друг друга, и в районе маяка «Родшер» контр-адмирал Москаленко отдал по радио распоряжение: встать на якорь. С рассветом отряд вернулся к о-ву Гогланд. Вследствие свежей погоды и отсутствия четкого управления кораблями из пяти тральщиков остался невредимым только один тральщик № 215. Остальные четыре тральщика имеют небольшие повреждения. В этих условиях действия командования отряда о возвращении обратно на о-ов Гогланд нужно считать правильными.

11 ноября с.г. отряд в том же составе, за исключением двух поврежденных тральщиков, вышел вторично от о-ва Гогланд по направлению к Ханко. В районе Юминда — Мохни в параванах[130] лидера «Ленинград» взорвались две мины, в результате чего вышли из строя гирокомпас[131], ПАС[132] и затоплен ряд носовых помещений, в том числе носовой артпогреб. Командир лидера начал просить об оказании ему помощи, сообщив, что дальше самостоятельно следовать не может. На помощь лидеру был выслан тральщик и два катера-МО, но до подхода их командир капитан 3-го ранга Горбачев приказал следовавшему за ним в кильватере теплоходу «Жданов» встать головным и идти к о-ву Гогланд. В результате этого «Жданов» подорвался на мине и в течение 10 мин. затонул. Вся команда, 70 человек, за исключением одного погибшего, спаслась на шлюпках. Потеря теплохода явилась следствием явно преступного приказания командира лидера Горбачева следовать головным к о-ву Гогланд (теплоход не имел параванов и на минном поле должен был неминуемо подорваться). Нами через военного прокурора КБФ возбуждено уголовное преследование Горбачева.

Еще до гибели теплохода «Жданов» командование отряда, получив сообщение о повреждениях лидера «Ленинград», приняло решение о возвращении обратно к о-ву Гогланд. Таким образом, весь отряд, потеряв теплоход, 12 ноября вернулся обратно на Гогланд. Решением Военного совета КБФ контр-адмирал Москаленко и полковой комиссар Смирнов от руководства отрядом были отстранены и отозваны в Кронштадт.

Вместо лидера «Ленинград» в 4-м эшелоне были направлены эм «Суровый» и «Гордый», минзаг «Урал», 4 тральщика и 6 катеров-МО под командованием начальника штабы эскадры капитана 2-го ранга Нарыкова.

Выполняя задание, 14/XI в 01 час. 08 мин. в районе Мателота[133] от взрыва мины эм «Суровый» получил пробоины, в которые начала поступать вода. Пробоины были настолько велики, что отливные средства не справлялись с откачкой, и корабль стал медленно погружаться. Принятые личным составом меры к спасению корабля результатов не дали. Командованием корабля было принято решение начать спасение личного состава, а затем корабль взорвать, что и было выполнено в 5 час. 57 мин., уже после того, как вся команда была посажена на тральщик и катера-МО. Еще до подрыва эм «Суровый», во время следования в этом же районе подорвались и погибли БТЩ[134]–206 и катер-МО, 22 человека из их команд спасено, остальные погибли. Вскоре после подрыва эм «Суровый» поблизости от него подорвалась также на мине подлодка Л-2, которая своим ходом подошла к борту эсминца, и с нее были сняты 3 человека раненых. Затем подлодка отошла своим ходом и находилась по носу корабля.

По заявлению командира ОВРа[135] капитана 2-го ранга Свято-ва, находившегося на о-ве Гогланд, БТЩ-217 близко подходил к подлодке, но боясь подорваться на минах, к борту подлодки не подошел, за что командир БТЩ командованием ОВРа отдается под суд. В этом же районе подорвался эсминец «Гордый», с которого спасено 84 человека, 11 человек из них пришли на шлюпке на о-в Гогланд. Оставшиеся из отряда: минзаг «Урал», 1 тральщик и 3 катера-МО благополучно дошли до Ханко.

Нужно отметить, что во время борьбы личного состава за живучесть эсминца «Суровый» отдельные командиры и политработники проявили элементы трусости, нераспорядительности и нерешительности в своих действиях. Так, например, дивизионный связист инженер-капитан-лейтенант Мясников не только не принимал мер к спасению корабля и личного состава, а сам пытался первым сойти с корабля на катер, но был оттуда возвращен. Военком эсминца старший политрук Рыбаков в момент подрыва корабля и после проявил полную нераспорядительность и растерянность и организацией борьбы за живучесть корабля совершенно не занимался. Начальник штаба эскадры капитан 2-го ранга Нарыков, руководивший переходом и находившийся на эсминце «Суровый», растерялся и сразу же после взрыва мины в параване, подозвав катер-МО № 409 к борту эсминца, сошел на него под предлогом узнать, что происходит с остальными кораблями. В действительности же Нарыков на катере никуда не ходил и ничего не выяснял, а находился вблизи эм «Суровый», отдавая с катера приказания командиру о подрыве корабля.

По заявлению инспектора ПУБалта[136] полкового комиссара т. Барабанова, Нарыков отдал распоряжение о немедленном подрыве корабля вместе с оставшимся там личным составом, ссылаясь на то, что имевшиеся в распоряжении спасательные средства (два катера-МО) не могли взять больше 150 человек, а бороться за сохранение живучести корабля бесполезно. Только после вмешательства т. Барабанова и зам. нач[альника] 3-го отдела эскадры КБФ старшего политрука т. Кузнецова, находившихся на эм «Суровый», были приняты меры к борьбе за спасение корабля и личного состава. Нарыков же продолжал оставаться по-прежнему на катере-МО и вопросом борьбы за живучесть корабля и спасение личного состава не занимался.

Одновременно с этим в борьбе за живучесть корабля и спасение личного состава проявили исключительное мужество:

— командир БЧ[137]–5 инженер-капитан-лейтенант Жуков, который в тяжелых условиях после подрыва корабля сумел организовать борьбу личного состава БЧ-5 за живучесть, ликвидируя пожары, которые могли привести к вторичному взрыву и гибели всего личного состава;

— полковой комиссар Барабанов с момента подрыва корабля все время руководил организацией борьбы за живучесть, направляя действия личного состава к тому, чтобы спасти корабль, а после, когда это было невозможно, спасти личный состав.

Все переходы производились по рекомендованным курсам штаба КБФ. И только после того, как эшелон под командованием контр-адмирала Москаленко вернулся обратно на Гогланд, а затем во время второго перехода потерял на минах теплоход «Жданов» и получил повреждение от взрыва мин в параванах лидер «Ленинград», командующий эскадрой вице-адмирал Дрозд, как это стало известно со слов комиссара эскадры Масалова, предлагал идти от Гогланда новым курсом — значительно севернее, считая, что рекомендованный курс противнику уже известен, но якобы командующий флотом отклонил это предложение.

Нужно отметить, что группа тихоходных тральщиков в количестве 7 штук была послана для разведки нового курса по инициативе командующего эскадрой. Из полученной телеграммы командира дивизиона тральщиков видно, что они шли новым курсом, но почему-то без тралов, т.е. разведки по существу не произвели. Операции по вывозу войск с Ханко штабом КБФ и командующим флотом были организованы плохо.

Удавшаяся первая операция, рассчитанная на дерзость и неожиданность маневра, проведенная успешно, внесла успокоенность. Командованием флота была допущена тактическая ошибка: не учитывалось, что враг разгадает последующие намерения. Надежной тральной разведки произведено не было. Корабли, следовавшие в караване, не выдерживали заданного им строя. Отклонились от протраленного фарватера, теряли из виду впереди идущих. Об этом свидетельствует подрыв на минах лидера «Ленинград».

По поступившим к нам нескольким […] данным по этому вопросу видно: «Мины в обоих случаях рвались в левом параване, это объясняется наличием дрейфа. После первого взрыва левый параван был выбран, а пока готовился к постановке, сбавив ход, и мы отстали. После того, как расправился параван, вскоре взорвалась вторая мина».

Поход происходил в темную ночь, часто впереди идущий корабль терялся из виду, в результате были отклонения от кильватера. Поэтому и затравливались мины в параван. Сама полоса протраленного фарватера была небольшая. В операцию были посланы корабли-тихоходы: «Жданов», «Урал», «Марта», которые сковывали действия миноносцев.

Операция, которой руководили контр-адмирал Москаленко и полковой комиссар Смирнов, сорвана по их личной вине, они проявили нерешительность в своих действиях, потеряли корабли, что вызвало человеческие жертвы. Полковой комиссар Смирнов еще до операции заявил: «Зачем меня посылают, и что я там буду делать, не знаю», а в период проведения операции проявил элементы трусости.

В операции, руководимой нач[альником] штаба эскадры капитаном 2-го ранга Нарыковым, последний растерялся и проявил трусость. Нарыков еще до перехода среди отдельных командиров заявлял: «Если еще мне придется идти на Ханко, я сойду с ума».

Материалы о проявленной растерянности, граничащей с трусостью, и о непринятии мер к спасению личного состава на Нарыкова переданы военному прокурору КБФ. (Результаты и меры, принятые прокуратурой, сообщу дополнительно).

Начальник 3-го отдела КБФ

дивизионный комиссар Лебедев^{141}

МОРСКАЯ ПЕХОТА ЧФ В ОБОРОНЕ СЕВАСТОПОЛЯ

Подготовка к формированию частей морской пехоты началась на Черноморском флоте[138] во второй половине июля 1941 года, когда советскому командованию стало ясно, что предстоит оборона военно-морских баз на Черном море с суши.

Первые соединения морской пехоты (полки, бригады и батальоны морской пехоты, морские полки и сводные отряды моряков) были созданы в августе — сентябре 1941 года, в ходе героической обороны Одессы. Комплектование подразделений морской пехоты шло за счет плавсостава боевых и вспомогательных кораблей, моряков военно-морских баз, курсантов учебных заведений и призывников. Соединения и части морской пехоты входили в состав флота, но некоторые из них, когда этого требовала обстановка, передавались в непосредственное подчинение армейского командования и действовали в составе сухопутных войск как общевойсковые соединения.

Особое место занимает участие морских пехотинцев в обороне Главной базы[139] Черноморского флота — Севастополя, длившейся 250 дней и ночей.

Командование вермахта отлично осознавало стратегическое значение этого участка советско-германского фронта, которое открывало для немцев путь к нефтеносным районам Кавказа. Понимало важность удержания Севастополя и советское командование, сосредоточившее на этом все усилия, отказавшись от продолжения обороны Одессы.

Войскам Севастопольского оборонительного района (СОР)[140] — Приморская армия[141] и Черноморский флот, оборонявшим город, пришлось отражать три штурма гитлеровских войск — в ноябре и декабре 1941 года, в июне — июле 1942 года.

В то время, когда Красная Армия, одержав победу в битве под Москвой, стала развивать наступление на запад, героический гарнизон Севастополя отражал второе наступление немецко-фашистских войск, начатое 17 декабря 1941 года. На этот раз противником главный удар наносился на северном участке фронта из района Дуванкоя[142] вдоль долины Бельбек[143] в направлении Северной бухты Севастополя[144].

Особенно напряженные бои развернулись в горных районах южнее и севернее долины реки Бельбек. Защитники Севастополя отбивали атаки противника на всех участках обороны, однако под натиском его превосходящих сил вынуждены были постепенно отходить. Положение советских войск ухудшилось. Непрерывные бои измотали личный состав, значительная часть артиллерии и минометов вышла из строя, остро ощущался недостаток боеприпасов.

Однако в двадцатых числах декабря 1941 г., получив резервы, в том числе частями морской пехоты, советским войскам удалось переломить обстановку и отбросить наступавших от города. В значительной мере этому способствовали мужество, героизм, высокая боеспособность и мобильность морских пехотинцев. Особо отмечается активное участие в этих боях батальона морской пехоты Туапсинской военно-морской базы[145].

Декабрьский штурм Севастополя, как и ноябрьский, закончился провалом. Окончательно попытки противника захватить Севастополь сорвала высадка советских войск в Керчи и Феодосии (Керченско-Феодосийская десантная операция)[146] в конце декабря 1941 г. Немецкое командование вынуждено было перебросить часть сил из-под Севастополя и прекратить штурм города.

Отразив декабрьское наступление противника, личный состав гарнизона Севастополя в зимние и весенние месяцы 1942 г. продолжал совершенствовать оборону, обобщать и изучать опыт проведенных боев.

Однако в период третьего штурма Севастополя в июне — июле 1942 г. войскам СОР, находившимся почти семь месяцев в осаде и проявившим в боях мужество и героизм, не удалось сдержать натиск гитлеровских войск. К 1 июля сопротивление защитников города прекратилось, за исключением отдельных разрозненных очагов.

Участие морских пехотинцев в Севастопольской обороне 1941–1942 гг. достаточно полно отражено в отечественных исследованиях и в мемуарной литературе^{142}.

Но наиболее ценным и достоверным источником являются архивные материалы, в том числе документы, подготовленные непосредственно в осажденном Севастополе.

В настоящем сборнике впервые вводятся в научный оборот рассекреченные материалы 3 отдела (Особого отдела) Черноморского флота[147], хранящиеся в Центральном архиве ФСБ России. Документы охватывают второй период в обороне Севастополя — с 17 декабря 1941 г. по 7 января 1942 г.

В них содержатся данные об организации обороны Севастополя, действиях военного руководства и допущенных тактических просчетах, о дислокации и численности подразделений морской пехоты, боевых потерях, итогах боев, оценка боевых и моральных качеств морских пехотинцев, оборонявших Мекензиевы высоты[148].

Особое место в документах отводится моральным и бытовым качествам бойцов. Наряду с беспримерным мужеством командиров и матросов в ожесточенных боях с противником отражены случаи трусости личного состава, некомпетентность командиров, пораженческие настроения, факты добровольной сдачи в плен, вербовки наших военнослужащих немцами с целью выполнения разведывательных и диверсионных заданий в боевых порядках и тылу советских войск.

Спецсообщение заместителя начальника третьего отдела ЧФ о состоянии частей морской пехоты, обороняющих Севастополь, на 1 января 1942 года

Сов. секретно. № 11

2 января 1942 г.

г. Севастополь

Начальнику особого отдела Кавказского фронта[149] майору госбезопасности

тов. Рухадзе[150]

7-я бригада морской пехоты[151] в течение 28–39 декабря 1941 года занимала прежнюю линию обороны, за этот период происходили бои местного значения. Противник не предпринимал наступательных действий, а усиленно окапывается. За эти дни бригада потеряла убитыми — 1 чел., ранеными — 7 чел.

27 декабря в бригаду прибыло пополнение в составе одного взвода под командованием вновь прибывшего старшего лейтенанта Дебелого, 1905 г. рождения, беспартийного. Взвод расположился на передовой линии обороны, 29 декабря Дебелый под предлогом обхода передовой линии обороны отправился в сторону противника и исчез. Дебелый перешел на сторону врага.

Второй Перекопский полк[152] с 28 по 30 декабря 1941 г. занимал прежние позиции. 28 декабря 50 автоматчиков противника прорвались в лощину перед высотой 115, где расположены мелкие, вновь прибывшие на фронт, армейские части. После сильного артиллерийского и минометного обстрела противника удалось выбить из лощины. Командование дивизии для ликвидации прорыва выделило дополнительно батальон, но силами полка прорыв был ликвидирован до прибытия батальона. В этой операции проявили трусость командир 1-го батальона Гусак, в отношении которого вопрос решается в штабе дивизии, и комиссар батальона Бузенцов, который отстранен от занимаемой должности.

За 28–30 декабря 1941 г. полк потерял убитыми 20 чел., ранеными — 50 чел. Противник за этот период потерял до 100 чел. убитыми и 50 ранеными.

28 декабря краснофлотец Морозов, вновь прибывший в полк из пополнения, на посту покончил жизнь самоубийством при неизвестных обстоятельствах. По этому вопросу проводятся расследования.

На командном пункте 2-го Перекопского полка командиром и комиссаром полка содержались две женщины, не имеющие никакого отношения к воинской части. В начале декабря 1941 г., после нашего неоднократного напоминания, эти женщины были удалены с КП[153], однако были оставлены при штабе тыла. 25.12.1941 г. командование полка вызвало из санчасти полка санитарку Грузинцеву Евгению Петровну и военфельдшера Волгину Анну, которых продержали у себя на КП 2-е суток, а 27.12.41 г. к ним на КП вернулись из тыла прежние женщины, которые до сего времени живут на КП вместе с комиссаром и командиром полка. Видя такое положение, комиссар второго батальона Прокофьев в одной из бесед заявил, что если комиссару полка разрешается иметь при себе женщин, то ему тоже разрешается — «а я, что, разве не комиссар», — сказал Прокофьев.

Командование полка в присутствии этих посторонних женщин отдают приказания, ведут разговоры секретного характера, «не стесняясь» этих женщин, и, по существу, вводят их в курс всех проводимых полком операций.

Сводный батальон БО[154] на 01.01.1942 г. имеет всего лишь одну роту в количестве 105 чел., из них на передовой линии находятся 79 человек, остальные находятся в тылу по обслуживанию батальона. Сводный батальон БО в оперативном отношении подчинен 54 стрелковому полку, но в действительности батальон имеет 2 хозяина, с одной стороны командование БО, с другой — штаб полка. Между командиром батальона — капитаном Шейниным и командованием 54 СП часто происходят разногласия, мешающие выполнению боевых задач. Целесообразнее было бы полностью подчинить батальон 54 СП. Командование БО обещало разрешить этот вопрос, но до сего времени положение в батальоне не изменилось.

Батальон МСП № 1, находясь на передовой линии, не имеет землянок, бойцы находятся в открытых окопах, не имея соломы для подстилки, в связи с чем увеличились заболевания среди личного состава. Командир батальона, старший лейтенант Ткаченко, уже в третий раз подает заявки на ватные брюки, 15 шинелей и 50 пар ботинок, но до сего времени ничего не получил. Бойцы, несмотря на холодную погоду, часто не получают положенной им нормы водки. Завтрак и вода доставляются с большим опозданием, вместо 5 часов утра завтрак привозят в 8 часов, что приводит к тому, что противник, замечая скопление и хождение бойцов, открывает минометно-артиллерийский огонь, вследствие чего много раненых бойцов.

В батальоне несерьезно относятся к сохранению военного имущества: повсюду валяются противогазы, мины и снаряды, в ящиках и в рассыпную. Пустые ящики от мин и снарядов сжигают, в то время, когда в лесу много дров.

На 30-й батарее[155] 2-го января 1942 г. в результате артиллерийского обстрела противника вышли из строя 2 орудия, таким образом, на Б-30 из 4 орудий осталось 1.

Линию обороны 30 батареи занимают морские и сухопутные части, среди командиров которых нет увязки. Каждый командир действует по-своему. Связь между частями до сего времени не налажена. Полковник Вельшанскии имеет связных, которые все распоряжения доставляют с опозданием на 1,5–2 часа, чем задерживается ход операции. 30.12.41 г. части 8-й бригады пошли в наступление, которое до того было не подготовлено, что произошло столкновение между нашими частями. Отсутствовало руководство наступления, связи не было, в момент наступления полковника Вельшанского не было на командном пункте, а ужинал в это время около 2-х часов. Считаем необходимым части, обороняющие район 30 батареи, подчинить одному командиру.

29.12.41 г. шофер майора БО ЧФ Бухарева, Гомзаков Василий Лукич, 1920 г. рождения, напился пьяным. Политрук Устинов вызвал его по этому поводу, Гомзаков политруку Устинову в присутствии воентехника II-го ранга[156] Абодажа заявил: «Я напился пьяным потому, что не знаю, где находится моя мать». После этого он начал ругать политрука нецензурной бранью. Когда Устинов пригрозил ему наложением взыскания, Гомзаков сказал: «Я таких командиров расстреливал, и буду расстреливать».

Гомзаков будет арестован.

В годы войны нанесла значительный урон противнику в живой силе и технике. 21 июля 1941 г., расстреляв боезапас, личный состав взорвал батарею. Оставшиеся в живых батарейцы, бойцы 95-й стрелковой дивизии и морские пехотинцы 9 суток сражались в разрушенных казематах и подземных сооружениях. После войны батарея была восстановлена.

О политико-моральном состоянии 3-го морского батальона[157], находящегося в подчинении 383 стрелкового полка Второй стрелковой дивизии[158], получены следующие данные.

Командир отделения 3-го взвода 8 роты Гричаный Владимир Лукич, 1912 г. рождения, беспартийный, в беседе о положении на подступах к Севастополю сказал:

«Если на Севастопольском участке фронта создастся такая обстановка как на Перекопе, я при первом удачном моменте перейду на сторону немцев. Ведь те, которые сдались раньше в плен, они живут неплохо, подносят боеприпасы на передовую, и я буду подносить. Не удержать нам Севастополь. Напрасно только жертвы будут, если немец подойдет еще ближе к городу, тогда он всех нас здесь переколотит, и только после этого наши оставят город».

Гречаный[159] подготовляется на арест.

Командир 3-го взвода Кохия Алексей Васильевич, 1912 г. рождения, беспартийный, в беседе заявил следующее:

«Можно ли верить тому, что пишут в газетах о переходе наших войск в контрнаступление и уничтожают много живой силы противника, освобождают сотнями деревни и города[160]. Вот на Ростовском направлении как будто зашевелились, а впоследствии все наступление было приостановлено, это доказует, что он потеснил наши части, да и вообще мне не верится, чтобы были подобные успехи нашей армии. Ведь его очень много, и техника хорошая, которой у нас нет».

Высказывания документируются.

Командир 3-го орудийного расчета Николаенко, 1893 г. рождения, украинец, беспартийный, в беседе с краснофлотцами сказал следующее:

«Говорят сейчас о том, что у немцев истекают резервы армии, но получается наоборот. Кривой Рог, Донбасс в его руках, а разговор об уничтожении противника — это кабинетное мышление».

Факт документируется.

1-го января 1942 г. нами были арестованы 3 краснофлотца во главе с младшим лейтенантом Коломиец — командир взвода 3-го батальона 3 полка морской пехоты[161], которые несколько суток находились в блиндаже впереди нашей линии обороны, намериваясь сдаться в плен противнику — изменить Родине. Младший лейтенант Коломиец приказал краснофлотцам порвать документы, сложить оружие и при появлении немцев не оказывать сопротивление. Все краснофлотцы ему не возражали и были с ним согласны. На допросе Коломиец показал:

«В блиндаже мы находились более 2-х суток, немцы нас обстреливали, блиндаж этот был впереди линии нашей обороны, в метрах 30. Мы сначала об измене Родине не думали, у меня было решение во чтобы то ни стало прорваться к своим, но так как мы просидели полтора суток и не смогли оттуда уйти, а немцы уже близко подошли, я сказал так: если немцы подойдут к нам, нас окружат, нам нельзя будет уйти оттуда, то придется только сдаваться. Желание изменить Родине у меня лично появилось в связи с тем, что я сильно перепугался, в первый раз попал под такой сильный огонь. Все краснофлотцы мне не противоречили и имели намерение изменить Родине, мы решили изменить Родине: в случае подхода немцев к блиндажу не обороняться, а спасаться».

Следствие продолжается.

28–29 декабря продолжалась высадка десанта в районе Камыш-Бурун, Эльтиген[162]. Высажено 105 человек, а затем 678 чел. 302 СД[163]. 28 декабря 1941 г. в районе Эльтиген на территории противника произвел посадку самолет У-2[164] (летчик Рябкович), выполнявший задание 51 армии[165].

Крейсер «Красный Кавказ»[166] имеет 6 пробоин, 2 башня вышла из строя, ранено 78 чел., убито — 16. На крейсере «Красный Крым»[167] убито 8 чел., ранено 20 чел., на эсминце «Шаумян»[168] от попадания снарядов выведена из строя вторая машина. Канлодка «Абхазия»[169] имеет 30 пробоин. Эсминец «Незаможник»[170] при подходе к пирсу свернул форштевень. За время проведения десантной операции арестованы за трусость, невыполнение приказания 7 чел., за саботаж — 1 чел., подозрение в шпионаже — 1 чел.

Об изложенном информированы член Военного совета Черноморского флота дивизионный комиссар тов. Кулаков[171] и командующий Приморской армии генерал-майор тов. Петров[172].

Зам. начальника третьего отдела ЧФ

Полковой комиссар Решетников^{143}.[173]

Спецсообщение начальника третьего отдела ЧФ о состоянии морских частей пехоты, обороняющих г. Севастополь, и о политико-моральном состоянии личного состава на 10 января 1942 г.

Сов. секретно

№113

11 января 1942 г.

г. Севастополь

Начальнику ОО НКВД Кавказского фронта майору государственной безопасности тов. Рухадзе

гор. Краснодар

3-й полк морской пехоты имеет в своем составе: ком.нач. состава — 121 чел., мл. ком. нач. состава — 184 чел., рядового состава — 814 чел. Недокомплект личного состава по полку составляет: ком. нач. состава — 91 чел., мл.ком.нач.соста-ва — 305 чел., рядового состава 1376 человек. Вооружением полк в основном обеспечен удовлетворительно. За последнее время ощущается острый недостаток в минах 82 мм, по этим причинам минометные батареи данного калибра часто бездействовали тогда, когда в них была острая необходимость. Доставка мин на позиции происходит малыми партиями по 50–100 штук, что не дает возможности вести массивный[174]огонь по противнику.

99 ГАП[175], поддерживающий 3-й морполк, также часто не имеет снарядов, вследствие чего не может оказать должной поддержки полку по уничтожению врага.

В 3-м полку имеется большое количество трофейных пулеметов и автоматов, которое не используется из-за отсутствия к ним патронов.

Питание бойцов и командного состава полка находится в удовлетворительном состоянии. Пища на передовую линию доставляется два раза в сутки в горячем виде, кроме этого бойцы получают промежуточную пищу в холодном виде. Во 2-м и 3-м батальонах пища хорошо приготовляется и доставляется своевременно, однако в 1-м батальоне пища часто запаздывает и к тому приготовляется невкусно. Начальник прод. снабжения 1-го батальона Черненко, член ВКП(б), вместо налаживания пищеблока занимается пьянством, на камбузе[176] организовал специальное питание из продуктов бойцов. Вместе с Черненко пьянствуют работники камбуза. Работающие на камбузе — грязные и вшивые. Видя все эти безобразия, инструктор-кулинар полка Скрипниченко сделал замечание Черненко, последний в присутствии политрука Мирошниченко ответил:

«Это не Ваше дело, можете сюда больше не заходить, хотите заслужить похвалу, так идите в другое место, а здесь Вам делать нечего».

С 4-го по 6-е января 1942 г. у Черненко находился комиссар 1-го батальона Галушко, который ничего не выявил, а пьянствовал вместе с Черненко.

На вопрос — как обстоят дела в тылу 1-го батальона, комиссар ответил — там все хорошо. В отношении Черненко мер никто не принимает. О его поведении информирован комиссар полка.

За период прошедших морозов в полку зарегистрировано до 20 случаев обмораживания рук и ног, среди личного состава, вследствие их длительного нахождения в окопах, участились случаи простудных заболеваний.

В полку отмечены следующие отрицательные проявления.

02.01.42 г. командир взвода 4-й роты лейтенант Беспалов, будучи выпивши, подошел к станковому пулемету, нажал на спусковой крючок и вел беспрерывную стрельбу. Пом.ком. взвода предложил Беспалову прекратить бесцельную стрельбу, Беспалов выхватил наган и, угрожая расстрелом, прогнал с окопов пом. ком. взвода.

Того же числа на подкрепление 6-й роте был придан взвод под командованием Паневского, который обратился к командиру взвода 6-й роты Раковскому пропустить бойцов обогреться в теплушке. Раковский, будучи изрядно выпивши, наставил револьвер на Паневского и выгнал его с теплушки. Когда Паневский пришел к политруку 6-й роты Богданову жаловаться, последний сидел в землянке вместе с Раковским и пьянствовали, увидев Паневского, они силой оружия выгнали его из землянки.

05.01.42 г. командир отделения комендантского взвода 3-го батальона Быковский ругал бойца своего отделения нецензурной бранью, называл его жидовской мордой, одобрительно отзываясь об издевательствах фашистов над евреями. Быковский взят в агентурную разработку.

04.01.42 г. […] старшина хоз.части 1-го батальона Торкин 05.11.41 г. в период отхода наших частей из Дуванкоя имел намерение перейти на сторону немцев и увести с собой группу бойцов. Об этом Торкин рассказал краснофлотцам Торпущенко, Дегтеву и Галому. Свидетели, будучи допрошенными, подтвердили, что Торкин намеревался перейти на сторону врага, кроме этого, свидетели показали, что Торкин долгое время хранил у себя фашистскую листовку. Торкин взят в активную агентурную разработку.

03.01.42 г. во время посылки разведки 2-го батальона для выполнения боевой задачи командир разведки Сторож начальнику штаба полка майору Харичеву в присутствии разведчиков заявил: «Вы нас посылаете на гибель, когда это кончится, это издевательство». В связи с такими высказываниями командира разведки в этот день разведка была отменена.

7-я бригада морской пехоты занимает свои прежние рубежи. Противник активных действий не проявляет, ведет методический артиллерийский минометный огонь по боевым порядкам бригады, особенно по 5-му батальону. Против участка фронта, занимаемого 7-й бригадой морской пехоты, действует 170 пехотная дивизия противника[177] и румынские части.

7 января с.г. разведкой бригады был доставлен немецкий пленный — старший солдат 401 полка 170 дивизии, 1921 г. рождения, член организации фашистской молодежи, из Германии был направлен в Николаев, а затем в Ялту. Имеет при себе удостоверение, что он дегенерат, и к воинской службе на годен, слово «к службе не годен» зачеркнуто и синими чернилами дописано: «Служить может».

Будучи допрошенным, пленный показал, что 401 полк, в котором он находился, 5-го января 1942 г. быстро снялся и ушел в обратном направлении, предполагая, что в сторону Ялты, а его оставили, так как руки и ноги были обморожены, средств для перевозки не было, он двое суток голодал и спал под деревьями, в соседних полках ему кушать не давали, так как каждый солдат получает по строгой норме. Потери больными, убитыми и ранеными в полку составляют 30–35% состава. На допросе пленный интересовался — далеко ли находится Севастополь, и когда его везли в штаб флота, то он говорил: «Да, Севастополь еще далеко и через такие горы его взять очень трудно». Проезжая мимо бухты, где пленный заметил стоявшие там два эсминца, с удивлением спросил: «Разве у вас имеются еще два бронированных парохода?». О занятии нашими войсками гг. Керчи и Феодосии пленный знает, а о вступлении Америки в войну не знает. Пленный солдат был одет в дрянной шинели и вязанки, нательного белья не имеет, заявляет, что у них все солдаты так одеты. Вши ползут по всей одежде.

Разведкой у убитых немецких солдат обнаружено воззвание Германской коммунистической партии, наши листовки, портреты Ленина, Ворошилова. У одного солдата обнаружено письмо из Берлина от некой Луизы, которая пишет, что с работой в Берлине очень плохо потому, что сильно урезали нормы, и, кроме того, прислали большое количество поляков, украинцев, бельгийцев и французов. Заканчивая свое письмо, Луиза пишет:

«Отсюда ты можешь заключить, что нам не на много лучше, чем вам».

Обнаружено также письмо одному немецкому солдату от его жены, следующего содержания:

«Твои посылки получила, за которые очень благодарна. Наконец теперь сумею показаться в люди, так как буду хорошо одета. В ближайшее воскресенье я одену новое пальто, которое ты прислал, и пойду с моими родными на гуляние. Мы с тобой часто ссорились, но теперь забудем это и будем жить в любви и дружбе. Надеюсь, что ты и в дальнейшем будешь присылать мне посылки».

Одному солдату невеста из Германии пишет:

«Мой любимый господин. Я сижу дома, нигде не бываю, у нас бывают налеты авиации. В одном из налетов была сброшена торпеда, которая попала в воду, и во всех домах вылетели стекла, а мама, находившаяся на улице в это время, была оглушена».

У убитого солдата была найдена полевая евангелия[178], в которой содержатся молитвы на все случаи жизни: если голоден, если болен, когда холодно, если грозит опасность и т.д.

Взятые за последнее время румынские пленные показывают, что ими руководит немецкое командование, которое за каждую малейшую провинность бьет по морде, а в случае медленного выполнения приказания — отрезает уши, нос и все же заставляет выполнить отданное ими приказание.

О некоторых недочетах проведенных боев 8-й бригадой[179] […] сообщил нам следующее:

«Во всех прошлых боях минометные батареи батальонов использовали с очень малыми результатами. Основные причины:

1. Отсутствие средств связи в минометных батареях.

2. Отсутствие средств связи не дает возможности выбрасывать вперед от батареи так называемые передовые наблюдательные пункты, которые обязаны корректировать огонь минометных батарей.

3. Нет в минометной батарее чувства смелого сближения с противником, минометные батареи становили далеко в тылу и стреляли на предельных дистанциях, в результате поражались только цели, отходящие к переднему краю обороны, а цели, находящиеся в глубине у противника, как правило, были вне воздействия минометного огня. Командиры минометчики, по-видимому, считали и считают это нормальным».

Младший лейтенант 2-го батальона Дерешеватый, который дважды дезертировал с поля боя, сорвал нашивки и нами разыскивался, 4 января с.г. явился в бригаду и …[180]

07.01.42 г. краснофлотец Павлов Николай в беседе […] сказал, что раненым лучше, они останутся в живых, при этом он сказал: «Лучше прострелить руку и попасть в госпиталь».

Павлов взят под агентурное наблюдение.

Об изложенном информированы член Военного совета Черноморского флота — дивизионный комиссар тов. Кулаков и командующий Приморской армии — генерал-майор Петров.

Начальник третьего отдела ЧФ

бригадный комиссар Кудрявцев[181].^{144}

Спецсообщение заместителя начальника третьего отдела ЧФ о состоянии 3-го полка морской пехоты на 29 декабря 1941 г.

Сов. секретно

№ 15024

31 декабря 1941 г.

г. Севастополь

Начальнику особого отдела Закавказского фронта майору госбезопасности тов. Рухадзе

17 декабря с.г. противник сосредоточил перед фронтом 3-го морполка два полка пехоты (31 и 32 п.п. 24-й пехотной дивизии[182]), поддерживаемых двумя полками артиллерии и 8 танками. На рассвете противник после артподготовки повел наступление по всему фронту, сосредоточив основной удар на 5, 6 и 9-ю роты. 3-й полк действовал в составе 3-х батальонов, имея 1144 человека, со следующим вооружением: станковых пулеметов — 11, ручных пулеметов — 10, ДШК[183] — 1, ППД[184] — 15, минометов 50 мм — 17, минометов 82 мм — 6, за время боев полк получил пополнение 606 бойцов.

После ряда безуспешных атак противник изменил тактику — используя разрыв в обороне до 700 метров левого 1-го батальона с 54 СП, он ударил в тыл 1-й стрелковой роты и пульроты: 1-й батальон был вынужден отойти ко второму батальону и занять круговую оборону. Получив подкрепление (батальон БО под командованием капитана Шейкина), 1-й батальон снова предпринял атаку и оттеснил противника, но т.к. 54 СП не обеспечил локтевой связи, противник снова ударил в тыл. 1-й батальон был вынужден отойти и занять новый рубеж. Противник, несмотря на огромные потери, имея превосходство в людях, добивался прорыва в лоб 9-й роте, но встретив упорное сопротивление, стал искать стыки и слабые места, получив сильный отпор, противник отошел на прежние позиции.

В упорных и ожесточенных боях бойцы и командиры дрались самоотверженно и, несмотря на количественное превосходство противника, прочно удерживают свои рубежи. Особенно мужественно и стойко дрались 5, 6 и 8-я пульроты полка. Так, 19.12.41 г., когда после ожесточенного боя 9-я рота отошла, 5-я рота контрударом с фланга быстро восстановила прежнее положение 9-й роты. Особо отличилась группа храбрецов 5-й роты тт. Подолякин А.И., Коновалов К., Васкольян Г.Д., Афонченко И.С. и Белов, которые с боем пробрались в тыл противника и заняли сопку, откуда повели шквальный огонь по противнику. Боясь окружения, противник начал отходить, и контратакой 5 и 9-й рот положение было восстановлено. Пример бесстрашия показал командир взвода тов. Шрамко Ф.Ф., в ожесточенном гранатном бою он бросил 63 гранаты и уничтожил свыше 100 фашистских солдат и офицеров, остатки врага в беспорядке бежали. Командир пульроты мл. лейтенант Дубров отразил свыше 20 атак противника, только за один день 20.12.41 г. его пулеметный расчет уничтожил более 60 фашистов.

Перед передним краем 9-й роты противник выставил пулемет и держал роту под сильным пулеметным огнем, не давал возможности обеспечить роту боезапасом, питанием, водой, тогда командир роты мл. лейтенант Шилов, совместно с сержантом Сергеевым и краснофлотцем Шихалиевым, подползли к пулемету противника на расстояние 15 метров и забросали расчет гранатами, при этом уничтожено 8 фашистов.

Несмотря на сильный огонь противника, краснофлотец Шихалиев через короткое время подполз к пулемету и притащил его в расположение роты.

Наряду с массовым проявлением героизма в борьбе с фашистами отмечены также некоторые отрицательные проявления со стороны отдельных бойцов, так, краснофлотец 1-го батальона Головенко 24.12.41 г. в присутствии бойцов говорил:

«Победу над немцами нам не удержать, пока мы живы, надо сдаваться в плен к немцам, так будет лучше».

Краснофлотец 2-го батальона Гапкин, беспартийный, 25.12.41 г. в беседе с краснофлотцами сказал:

«Напрасно только воюем и кладем головы, победы над немцами Красная Армия не одержит, надо сейчас складывать оружие и сдаваться».

Высказывания Головенко и Галкина документируются.

Существенным недостатком в обороне рубежа 3-го морполка является: отсутствие мин для 82-мм минометов, снарядов к 76 гаубичной батареи 99 ГАП, поддерживающей полк арт.огнем.

Минирование дорог в стыках между 9 и 6 ротами, где противник ведет упорный нажим, до сего времени не проводится. Неоднократное напоминание начальнику инженерной службы дивизии замаскировать эти участки ни к чему не привели, этот вопрос до настоящего времени не разрешен.

Связь с батальонами и ротами полка из-за отсутствия кабеля работает крайне неудовлетворительно. Телефонные линии составлены из отдельных кусков, что естественно отражается на слышимости. Пополнения кабеля с дивизии полк не получает.

Характерно отметить, что многие бойцы и командиры высказывают жалобы на усталость, так как 3-й морполк в течение двух с половиной месяцев, ведя бой с противником, не имел отдыха.

За время прошедших боев с 17 по 27 декабря 3-й морполк потерял убитыми: рядового и младшего начсостава — 177 чел., среднего начсостава — 11 человек, ранеными: рядового и младшего начсостава — 374, среднего комсостава — 23 чел., пропавших без вести — 63. Всего полк потерял 648 человек.

Потери материальной части составляют: станковых пулеметов — 3, минометов 50 мм — 3, минометов 82 мм — 1.

Под ударами 3-го морполка противник был вынужден отойти на прежние позиции, потеряв только убитыми до 600 человек, много оружия, два подбитых танка. Часть брошенного противником оружия собрана: станковых пулеметов — 15, ручных пулеметов — 4, автоматов — 31, револьверов — 9, минометов — 1, пулеметных лент — 20, противотанковых винтовок — 2, винтовок — 50, телефон, аппарат — 1, мин — 30 и др. вооружение.

Зам. начальника 3 отдела ЧФ полковой комиссар Решетников^{145}

Спецсообщение заместителя начальника третьего отдела ЧФ

Сов. секретно

№51

4 января 1942 г.

г. Севастополь

Начальнику особого отдела НКВД Кавказской армии майору госбезопасности тов. Рухадзе

гор. Краснодар

7-я бригада морской пехоты 31-го декабря 1941 г. после получения устного приказа командира второго сектора перешла в наступление в направлении Чоргун[185] и Итальянского кладбища[186]. Наступление было не подготовлено по тем причинам, что приказ командира сектора был поздно получен и командиры батальонов имели в своем распоряжении для подготовки наступления всего лишь 1 час 15 мин.[187]