Колокол по Хэму Симмонс Дэн

– Кто еще мог его убить, если не Мальдонадо? – осведомился писатель.

Я отвел взгляд от залитого дождем лобового стекла.

– Я запретил Сантьяго следить за ним и вообще за кем бы то ни было вплоть до нашего возвращения. Не думаю, что он ослушался меня.

– И все-таки он за кем-то наблюдал, – заявил Хемингуэй.

Я покачал головой.

– Дорога, на которой его нашел Октавио, ведет к хижинам, где он ютился, когда была жива его мать. Еще Октавио сказал, что Сантьяго отсыпался там, когда в городе бывало слишком шумно.

Несколько минут Хемингуэй вел машину молча.

– Лукас, – заговорил он наконец, – кто еще мог убить мальчика?

– Отвечу позже, – сказал я.

– Отвечай немедленно, или у тебя не будет никакого „позже“, – потребовал писатель. – Объясни, кто ты такой, на кого работаешь и кто, по твоему мнению, мог убить мальчика, или вылезай из машины и не возвращайся в усадьбу.

Я колебался. Если бы я ответил хотя бы на один из его вопросов, это означало бы, что я больше не работаю ни в ФБР, ни в ОРС. По лобовому стеклу метались „дворники“. Шум сильного дождя, бьющего по матерчатой крыше „Линкольна“, звучал, словно удары капель по гробу Сантьяго. Я понял, что уже не работаю ни на ФБР, ни на ОРС.

– Я работал в ФБР, – заговорил я. – Эдгар Гувер прислал меня шпионить за вами и докладывать о ваших действиях через связника.

Хемингуэй остановил машину на обочине. Мимо мчались грузовики, обдавая нас брызгами. Хемингуэй повернулся на водительском сиденье и, пока я говорил, не спускал с меня глаз.

Я рассказал ему о Дельгадо, о досье Тедди Шлегеля, Инги Арвад, Хельги Соннеман, а также об Иоганне Зигфриде Бекере.

Я объяснил, каким образом ФБР и Абвер передавали деньги Мальдонадо и его шефу, Хуанито Свидетелю Иеговы. Я рассказал о своей встрече с командором БКРГ Яном Флемингом по пути на Кубу и о беседе с Уоллесом Бета Филлипсом по прибытии сюда. Я рассказал о винтовочном выстреле во время нашей пиротехнической атаки на усадьбу Стейнхарта, а также о второй радиопередаче, которую я перехватил на пути к пещерам.

– И что же говорится в этой, второй? – ровным голосом осведомился Хемингуэй.

– Не знаю, – ответил я. – Ее закодировали неизвестным мне цифровым шифром. Думаю, она не предназначалась для наших ушей.

– Ты имеешь в виду, что кто-то хотел, чтобы мы расшифровали первую передачу… о двух агентах, которые высадятся на сушу в следующий вторник?

– Видимо, да, – ответил я.

– Зачем?

– Не знаю.

Хемингуэй посмотрел в лобовое стекло.

– Они взяли нас в кольцо – ФБР, может быть, BMP, британская группа… как бишь ее?

– БКРГ, – сказал я. – Кажется, так.

– ОСС, – продолжал Хемингуэй, – немецкая разведка…

– Обе ее ветви, – перебил я. – Абвер и РСХА АМТ IV.

– Впервые слышу, – проворчал Хемингуэй. – Я не знал даже, что в германской разведке существуют какие-то две ветви.

– Я знаю, – сказал я. – А вы не имеете об этом ни малейшего понятия.

Хемингуэй сердито посмотрел на меня.

– А ты?

– А я имею.

– Почему ты мне рассказываешь все это? – спросил он. – И какого дьявола я должен тебе верить, если все, что ты говорил раньше, было враньем?

Я ответил только на первый вопрос.

– Я рассказываю вам об этом, потому что они убили мальчика. И еще потому, что они готовят нас к чему-то, чего я не понимаю.

– Так кто же убил мальчика?

– Это мог сделать Мальдонадо, – сказал я. – Если Сантьяго был неосторожен и лейтенант знал, что за ним наблюдают, он мог дождаться нашего отплытия, проследить за мальчиком до хижин и перерезать ему горло.

– Кто еще?

– Например, Дельгадо.

– Сотрудник ФБР? – В голосе Хемингуэя зазвучало презрение. – Я думал, что вы стреляете только в людей, которые уклоняются от армейского призыва так же, как вы сами.

– Дельгадо – особый случай, – объяснил я. – Если он именно тот, за кого я его принимаю, то ему уже доводилось убивать. И я не знаю наверняка, на кого он работает теперь.

– Думаешь, он перекинулся к фрицам?

– Возможно, – ответил я. – Немецкие разведывательные сети в нашем полушарии не стоят выеденного яйца, но у них много денег. Они вполне могли подкупить наемника вроде Дельгадо.

– Кто еще, Лукас? Кто еще мог расправиться с парнишкой?

Я пожал плечами.

– Теодор Шлегель, хотя это не в его духе. Он скорее нанял бы для этой работы кого-нибудь из немцев или сторонников Германии, проживающих в Гаване. Это могла сделать Хельга Соннеман…

– Хельга?

Я процитировал ему несколько выдержек из ее досье.

– Ради всего святого, – пробормотал Хемингуэй. – Можно подумать, каждый встречный-поперечный лично знаком с Гитлером.

– Даже ваши гости, – сказал я.

– Мои гости?

– Ингрид Бергман встречалась с ним, помните? А Дитрих получила от немецкой разведки предложение работать на них.

– И послала их ко всем чертям.

– Так она говорит.

Хемингуэй оскалился:

– Ты мне не нравишься, Лукас. Ты совсем мне не нравишься.

Я промолчал.

После нескольких мгновений тишины – даже дождь прекратился – он сказал:

– Назови мне хотя бы одну убедительную причину, которая помешала бы мне сейчас же вышвырнуть тебя из автомобиля и пристрелить, если ты появишься рядом с усадьбой или моими детьми.

– Такая причина имеется, – ответил я. – Происходит что-то странное. Кому-то потребовалось, чтобы вы захватили двух агентов, которые высадятся тринадцатого.

– Зачем?

– Не знаю, – сказал я. – Идет сложная игра, и вы со своим дурацким „Хитрым делом“ – пешки в ней. Думаю, вам понадобится моя помощь.

– Чтобы ты мог докладывать обо всем Эдгару Гуверу?

– Моя работа в ФБР закончена, – ровным голосом отозвался я. – Как и прежде, я буду посылать отчеты, но не стану сообщать ничего важного до тех пор, пока мы разберемся, что происходит.

– Думаешь, это опасно?

– Да.

– Для Джиджи и Мышонка или только для нас с тобой?

Я помедлил.

– Думаю, опасность грозит всем, кто вас окружает.

Хемингуэй потер подбородок.

– Неужели ФБР поднимет руку на американского гражданина, его семью и друзей?

– Не знаю, – ответил я. – Гувер предпочитает устранять людей путем утечек сведений, намеков и шантажа. Но мы даже не знаем толком, действительно ли угроза исходит от ФБР.

В этой игре замешаны британцы, ОСС и обе ветви германской разведки.

– „Estamos copados“, – произнес Хемингуэй. „Нас обложили“. Я знал, что ему нравится звучание этой фразы, но сейчас он говорил всерьез.

– Да, – сказал я.

Хемингуэй вырулил на Центральное шоссе и погнал машину к финке „Вихия“.

* * *

Прежде чем отправиться на свидание с Дельгадо, я зашел в главный дом усадьбы. Хемингуэй сидел в гостиной в своем расписанном цветами кресле рядом со столиком, ломившимся от бутылок и бокалов. У него на коленях сидела большая черная кошка, и еще восемь или девять лежали поблизости на ковре. Я заметил, что он вскрыл банку лососины и две маленькие жестянки сардин. Он держал на колене бокал с жидкостью, напоминавшей цветом неразбавленный джин. По его каменному взгляду и суровому выражению лица я догадался, что он сильно пьян.

– А, сеньор Лукас, – заговорил он. – Кажется, я не успел представить вас своим лучшим друзьям, „los gatos“.

– Нет, – сказал я.

– Вот эта черная красотка – Бойсси Д'Англас, – произнес Хемингуэй, поглаживая по голове мурлыкающую кошку. – С Френдлесс ты уже знаком. Того, что поменьше, зовут Брат Френдлесс, хотя на самом деле это не он, а она. Вот Тестер, а этот заморыш – ее котенок-вундеркинд. Толстомордый кот на краю ковра – Волфер, рядом с ним Доброхот, названный так в честь Нельсона Рокфеллера, нашего многоуважаемого посланца доброй воли в несчастных, забытых богом и никому не нужных странах к югу от могущественных „Estado Unidos“.

Все утро Френдлесс пил вместе со мной молоко с виски, Лукас, но с него уже довольно, и он и не захочет показывать тебе свои трюки. Знаешь ли, кошки никогда не делают то, чего им не хочется. Но они не откажутся выпить с тобой виски и молока, если они любят тебя, и если в этот момент им хочется выпить. Да, кстати, это Диллинджер, названный, как ты понимаешь, в честь бандита с большим членом. Я подозреваю, такое имечко создавало у него комплекс превосходства, но этому пришел конец… Пока мы гонялись за субмаринами, Диллинджера и остальных самцов кормила Марти. Вы знали об этом, сеньор Лукас?.. Сеньор шпион Лукас… сеньор соглядатай Лукас?

„Я слышал твою похвальбу, слышал, как ты орал на нее, а она – на тебя“, – подумал я, но ничего не сказал.

Хемингуэй ухмыльнулся.

– Сука. – Он погладил Бойсси по голове. – Нет, это я не тебе, крошка. Сегодня я послал Марти телеграмму, Лукас.

Понятия не имею, где она сейчас, поэтому отправил копии на Гаити, в Пуэрто-Рико, Сент-Томас, Сент-Бартс, в Антигуа, Бимини и все прочие пункты ее гребаного маршрута. Хочешь услышать, что было написано в телеграмме?

Я молча ждал.

– Там написано: „Кто ты – военный корреспондент или моя жена?“ – Хемингуэй с довольным видом кивнул и, аккуратно ссадив кошку на ковер, осторожно поднялся на ноги и налил в бокал еще на три пальца джина. – Хотите выпить, специальный агент Джо Лукас?

– Нет, – ответил я.

– Самодовольная сука, – сказал писатель. – Называет операцию „Френдлесс“ чушью и вздором. Говорит, мы все занимаемся онанизмом. И еще она заявила, будто бы после „По ком звонит колокол“ я не написал ни единого стоящего слова.

„Ах ты, сука, – сказал я ей. – Мои книги еще долго будут читать, после того как тебя сожрут черви“. – Он уселся, сделал глоток и, прищурясь, посмотрел на меня. – Тебе что-нибудь нужно, Лукас?

– Я еду в город. Беру вашу машину.

Хемингуэй пожал плечами.

– Ты точно не хочешь выпить? – спросил он.

Я покачал головой.

– Если ты не хочешь выпить со мной хорошего джина, – любезным тоном произнес он, – то я могу распорядиться, чтобы тебе приготовили чай со льдом. А можешь выхлебать ведро соплей или отсосать у дохлого ниггера. – Он вновь ухмыльнулся и указал на бутылки, ведерки со льдом и бокалы.

– Спасибо, не хочу, – сказал я, вышел из дома, пересек террасу и спустился к машине, стоявшей на подъездной дорожке.

* * *

Чтобы не вспоминать в тысячный раз о грядущей встрече с Дельгадо и возможной размолвке, по пути в город я думал о Марии.

Разумеется, я не сказал ей о смерти мальчика, но она почувствовала, что со мной творится неладное, и весь вечер вела себя тихо и с пониманием отнеслась к моему желанию побыть одному. Когда я попытался уснуть, она легла на соседнюю койку и положила руку на мою постель, но меня даже не коснулась; я смотрел в потолок, и она не спускала с меня глаз.

Когда я поднялся, чтобы отправиться во флигель и написать свой дурацкий доклад Гуверу, она отыскала мои парусиновые туфли и рубашку и принесла их мне, не говоря ни слова и грустно глядя на меня. На мгновение я представил себя обычным человеком, который может поделиться с другим своей печалью, поговорить о том, что его мучает. Прошлой ночью я отделался от этой мысли при помощи виски и воображаемого донесения директору; вот и сейчас, когда впереди показались дымовые трубы Гаванской электрической компании, я выбросил эту мысль из головы.

Пистолет лежал рядом на пассажирском сиденье. Вести машину, заткнув его за пояс сзади, было неудобно. Я дослал в ствол патрон, чего, как правило, не делаю, и положил в карман с полдюжины запасных обойм. Это было глупо с моей стороны; если нам с Дельгадо придется улаживать кое-какие вопросы, все будет кончено еще до того, как я успею перезарядить оружие.

С другой стороны, никогда не помешает иметь при себе несколько запасных обойм, но так и не пустить их в ход… и т, д. и т, п.

Я припарковал машину в Старой Гаване и зашагал к явочному дому, до которого оставалось шесть кварталов. Я хотел прибыть туда точно в указанное время.

Разумеется, Уоллес Бета Филлипс не ошибся, описывая происшествие на улице Симона Боливара в Веракрусе. Двое абверовских агентов явились на встречу за полтора часа до назначенного срока и расположились в прихожей, чтобы устроить для меня западню. Но я уже почти два часа находился в доме, укрывшись в шкафу в дальнем конце коридора. Филлипс упомянул, что один из соседей видел мальчишку, который „бросил камень во входную дверь“, после чего началась стрельба. Но это был не ребенок, а двадцатипятилетний карлик-пропойца по прозвищу Эль Гиганте, которому я заплатил сто пятьдесят песо и велел бросить камень и улепетывать во весь опор.

Сегодня я не должен появиться раньше срока.

Пистолет давил мне на поясницу, но я пристроил его таким образом, что Дельгадо смог бы заметить оружие, только если бы обыскал меня. На мне была свободная куртка, и я научился мгновенно выхватывать из-под нее пистолет и стрелять.

Все же доставать оттуда оружие было неудобно, однако, держа его в наплечной или поясной кобуре, я бы сразу выдал себя, равно как если бы по привычке сунул пистолет за пояс брюк точно над левым передним карманом. Я поймал себя на мысли, что предпочел бы оружие покрупнее калибром – на тот случай, если придется стрелять сквозь стены или двери явочного дома, но скрыть пистолет большего размера было бы затруднительно.

„Где бы я спрятался, будь я Дельгадо и пожелай я избавиться от специального агента Лукаса?“ Вероятно, снаружи либо внутри одной из полуразвалившихся хижин, стоявших на узкой улице. Однако нельзя было исключать, что Лукас придет в явочный дом переулком или каким-либо иным путем.

„Значит, в доме? Но где?“ В маленькой комнате без окон, выходящей в гостиную. Лечь на пол в темноте, забаррикадировать черный ход, чтобы в него никто не мог войти, и дождаться, когда в проеме входной двери покажется силуэт Лукаса.

Помедлить одну-две секунды, пока он прошагает по гостиной, в которой нет ничего, кроме маленького стола, за которым не спрячешься, а стена за его спиной остановит пули и заглушит выстрелы. Потом уйти, оставив труп крысам.

Дверь явочного дома была чуть приоткрыта. За окнами без стекол было темно. Подавив желание нащупать пистолет за поясом, я поднялся на полусгнившее крыльцо и вошел внутрь.

Дельгадо смотрел на меня со своего обычного места за столом. Он сидел верхом на стуле, подпирая подбородок тыльной стороной правой ладони, лежащей на спинке стула. Я знал, что он левша. Его левая рука висела вдоль тела, и ее не было видно. Вместо обычного белого парусинового костюма он надел свежую свободную рубашку. Его кожа казалась темнее, а волосы – светлее, чем прежде.

Я положил на стол конверт и остался стоять, глядя в холодные серые глаза Дельгадо. В тусклом свете показалась его левая рука. Как всегда, он вскрыл запечатанный конверт и прочел донесение.

– Издеваешься? – произнес он наконец.

Я стоял в свободной позе, расставив ноги, сунув левую руку в карман и свесив правую вдоль бедра.

– Дурацкая пещера для туристов, детишки с пивными бутылками, свинья, погибшая на затопленном песчаном островке? И это все?

– Нас послала туда военно-морская разведка, – ответил я.

Дельгадо фыркнул.

– Морская разведка. – Он швырнул две странички на стол. Его левая рука опустилась под стол, он продолжал смотреть на меня ледяным взглядом. – И за все это время вы ни разу не видели „Южный крест“?

– Нет, – сказал я. – Он вернулся в порт Гаваны. Теперь он стоит на якоре неподалеку от Касабланки.

– И вы не перехватили ни одной его передачи?

Я покачал головой, внимательно следя за ним. В случае необходимости Дельгадо действовал молниеносно. Если он выхватит пистолет, я буду вынужден стрелять в корпус… целиться в голову слишком рискованно. Если бы я знал, где находится его оружие – вполне возможно, он держал его под столом, и в этот самый миг я был у него на мушке, иными словами, в безнадежном положении, – то исход решала бы не столько моя и его реакция, сколько наше хладнокровие во время перестрелки. Я зарядил патроны с пустотелыми пулями и насек их кончики ножом, поэтому, если хотя бы одна из них попадет в цель, все будет кончено. Но Дельгадо, разумеется, подготовился точно так же.

Он быстро выдернул левую руку из-под стола. Я не испугался, и моя правая рука не шелохнулась.

Он бросил на стол черно-белую фотографию.

– Ты знаешь этого человека, Лукас?

– Да, – безразличным тоном отозвался я. – Я видел его досье. Иоганн Зигфрид Бекер из СД. А что с ним?

– Он уехал из Бразилии, – сообщил Дельгадо, глядя на меня.

– Знаю, – сказал я. – В аналитическом бюллетене ОРС за май месяц указано, что он сейчас в Берлине.

Дельгадо медленно покачал головой.

– Бекер в Гаване. – Помолчав минуту, он добавил:

– Не хочешь спросить, по какой причине?

– Это имеет какое-либо отношение к моей нынешней работе? – спросил я.

– Ни малейшего, – ответил Дельгадо. – В сущности, ты ведь не выполняешь здесь никакой работы, правда?

По лужайке за окном пробежали два мальчика. Я смотрел на них, не отворачивая лица от Дельгадо. Входя в дом, я сместился влево, чтобы моя спина не была обращена к открытой двери. Я не знал, сколько людей работает на Дельгадо. Они вполне могли засесть в хижине напротив и ждать моего ухода, целясь и точку, которую я должен миновать, шагая по улице.

Я никак не мог помешать им, мне оставалось лишь сосредоточиться и не позволить волоскам на своей шее встать дыбом.

– Бекер приехал сюда, потому что его бразильская сеть находится на грани провала, – сказал Дельгадо. – И, уж конечно, наш гауптштурмфюрер не вернется в этот ад. Он начал переговоры с… э-ээ… с местными представителями, предлагая себя в качестве свидетеля обвинения либо двойного агента.

– Зачем вы мне это рассказываете? – спросил я.

Дельгадо потер нижнюю губу. Капли пота проступили на его щеках и стекали по подбородку. В тесной комнате было очень жарко.

– Я рассказываю тебе об этом, Лукас, потому что мы не хотим, чтобы ты столкнулся с герром Бекером в каком-нибудь притоне и снес ему голову, либо сдал его здешней полиции, пока мы не завершим переговоры.

– „Мы“? – переспросил я.

– Я, – ответил Дельгадо.

– Хорошо, – сказал я. – Что-нибудь еще?

– По крайней мере, не от меня.

Я отправился к выходу, стараясь не выпускать его из виду.

– Лукас! – Его левая рука вновь исчезла под столом.

В это мгновение я оказался в луче солнечного света и не мог как следует рассмотреть Дельгадо, сидевшего в полумраке. – Мне очень жаль, что так получилось с парнишкой.

Я сунул руку за спину, сделав вид, что хочу почесаться.

– Вы знаете, кто его убил?

– Нет, конечно, – сказал Дельгадо. – Но я прослышал о похоронах и сделал надлежащие выводы. Передай своему дружку писателю, чтобы он не использовал детей в своих шпионских играх.

– Вы даже не догадываетесь, кто расправился с Сантьяго? – спросил я, глядя ему в глаза.

Дельгадо скривил губы, изображая улыбку:

– Его звали Сантьяго?

* * *

Когда я вернулся, усадьба казалась вымершей. Потом я вспомнил, что сегодня у слуг выходной, а Уинстон Гест и Пэтчи Ибарлусия собирались пригласить мальчиков на ужин в „Эль Пасифико“.

Я постучался в дверь хозяйского дома и, не услышав ответа, вошел внутрь.

Хемингуэй сидел там, где я его оставил – в своем цветастом кресле в центре комнаты, справа от подноса с выпивкой, но ни одной кошки здесь не оказалось. Колени, на которых прежде лежала Бойсси Д'Англас, стискивали взятый с яхты „манлихер“, дуло которого упиралось в шею под подбородком писателя. Приклад винтовки стоял на ковре. Хемингуэй разулся и просунул большой палец ноги в скобу, положив его на курок.

– Ты вовремя, Джо, – сказал он. – Я ждал тебя. Хочу показать тебе кое-что интересное.

Глава 21

Я стоял в пяти метрах от Хемингуэя и смотрел на дуло „манлихера“, упиравшегося ему в подбородок. Я не знал, заряжена ли винтовка. Мне не понравилось, что писатель назвал меня Джо. Наедине он никогда не обращался ко мне по имени.

– „Estamos copados“, – сказал Хемингуэй. – И вот что мы делаем, когда нас окружают. – Он взялся за ствол обеими руками и наклонил его вперед, при этом палец его ноги сдвинул с места спусковой крючок. На Хемингуэе были только заляпанная синяя рубашка и грязные шорты-хаки.

Я промолчал.

– В рот, Джо, – произнес он. – Небо – самая мягкая часть черепа. – Он вдвинул ствол в рот на несколько сантиметров и нажал спусковой крючок пальцем ноги. Курок сухо щелкнул. Хемингуэй поднял голову и улыбнулся. В его улыбке мне почудился вызов.

– Это было чертовски глупо, – сказал я.

Хемингуэй аккуратно прислонил винтовку к подлокотнику кресла и поднялся на ноги. Он был сильно пьян, но без труда сохранял равновесие.

– Что ты сказал, Джо? – спросил он, сжимая пальцы в кулаки.

– Это было чертовски глупо, – повторил я. – А если и нет, то сунуть ружейный ствол в рот может только „maricon“.

– Будь добр, повтори, Джо, – попросил Хемингуэй, отчетливо выговаривая слова.

– Вы слышали, что я сказал.

Хемингуэй кивнул, шагнул к черному ходу и жестом поманил меня за собой. Вслед за ним я вышел из дома.

Остановившись у бассейна, он снял грязную рубашку, аккуратно сложил ее и повесил на спинку металлического кресла.

– Тебе лучше раздеться, – по-испански сказал он. – Я намерен пустить тебе кровь, и как можно больше.

Я покачал головой:

– Мне не хочется этого делать.

– Плевать мне, чего тебе хочется, – сказал Хемингуэй. – И на тебя мне плевать. – Вновь перейдя на испанский, он с сильным кубинским акцентом добавил:

– Насрать мне на твою беспутную мать.

– Мне не хочется этого делать, – повторил я.

Хемингуэй встряхнул головой, словно прочищая мозги, потом быстро шагнул вперед и нанес удар слева мне в лицо.

Я уклонился, поднял кулаки и начал смещаться вправо по дуге, памятуя о том, что он видит левым глазом хуже, чем правым. Хемингуэй вновь ударил. Я отразил удар.

Его первые удары, как и кубинское ругательство, были всего лишь провокацией. Мне сразу стало понятно, что он, как и я, предпочитает контратаку. Начало боя между двумя сторонниками подобной тактики зачастую бывает вялым и монотонным.

– Piropos, senor? – язвительно произнес я, улыбнувшись ему. – Pendeio. Puta. Maricon. Bujaron.

Хемингуэй набросился на меня. За считанные мгновения я успел сообразить, что могу без труда убить его, но так и не понял, кто из нас сильнее в кулачном бою.

Хемингуэй сильно ударил слева по моим губам. Я поставил блок, и он нанес правый хук, целясь в корпус. Я отскочил назад, и все же его огромный кулак вонзился мне в ребра, отчего я едва не задохнулся. Хемингуэй тут же добавил левый, а потом и правый удары сбоку в обход моего блока. Каждым из них он мог свернуть мне скулы, но удары пришлись в затылок.

У Хемингуэя был сокрушительный прямой удар. Разумеется, это давало ему значительное преимущество, но оно зачастую обращается против боксеров-любителей, которые надеются завершить бой в первые минуты нокаутом или нокдауном.

Порой они забывают о необходимости держать дистанцию.

Хемингуэй вошел в клинч, схватил мою рубашку левой рукой и вновь нанес мне хук справа. Я подставил плечо, низко пригнулся и трижды ударил его в живот.

Из его груди со свистом вырвался воздух, он крепко обхватил меня руками, чтобы отдышаться. У него оказался слабый живот, но он привык держать удар и не думал опускать руки. Он ухватил меня за волосы, но те были слишком коротки, чтобы надежно уцепиться за них. Используя преимущество в весе, он двинулся вперед, стремясь прижать меня спиной к стене дома. Я уперся подбородком ему в плечо, сопротивляясь изо всех сил; теперь он мог бить меня только сзади. Тем не менее его удары по почкам были очень болезненными. Упираясь ногами в землю и понимая, что, прижав меня к стене своим массивным телом, Хемингуэй сможет нанести мне серьезную травму, я боднул его в подбородок, и, как только голова писателя запрокинулась назад, оттолкнул его от себя.

Хемингуэй смахнул пот с глаз и сплюнул кровь. Я ударил его по лицу тыльной стороной руки Он зарычал, метнулся вперед, и я встретил его сильным хуком справа.

Он устоял на ногах. Я был не в лучшей форме для боя, но не до такой степени. Мой правый хук – даже если он пришелся сбоку, а не в челюсть – в прошлом сваливал противников и покрупнее. Бить Хемингуэя по голове было все равно, что лупить наковальню.

Он вновь набросился на меня и схватил за руки. Его большие пальцы быстро задвигались, впиваясь между мышцами моих плеч и предплечий, стараясь передавить сухожилия бицепсов. Я резко поднял колено, но он молниеносно сместился в сторону, и удар пришелся не в промежность, а в бедро.

Я ударил вновь, он выпустил мои руки, отпрянул назад, и я дважды попал кулаком ему в правое ухо. Ухо тут же начало расплываться, но я почувствовал, что его большие пальцы сделали свое дело – моя левая рука онемела, а в правой возникли жжение и пульсация, как будто я отлежал ее во сне.

Уроки чикагского детства явно пошли ему впрок.

Описывая круги, мы двинулись к бассейну. Хемингуэй тяжело дышал. Он наткнулся спиной на металлическое кресло и отшвырнул его прочь. В это мгновение я попытался провести комбинацию, но он отразил оба удара и, пока я отступал, угодил кулаком мне в лоб над левым глазом. Бровь сразу начала опухать, но не так быстро, чтобы глаз полностью заплыл, прежде чем кончится схватка.

Хемингуэй вновь вошел в клинч, хватая ртом воздух. Его пот и дыхание пахли джином.

Он сильно ударил справа, целясь мне в промежность, и наверняка превратил бы мои мужские сокровища в месиво, если бы я не отпрыгнул вверх и назад. Я подставил под удар внутреннюю часть бедра и почувствовал, как немеет моя правая нога; в ту же секунду левый кулак Хемингуэя врезался в мой правый висок с такой силой, что я закружился волчком.

Несколько мгновений я видел только красные искры и слышал рев и шум крови, водопадом низвергавшейся внутри черепа. Но я удержался на ногах и, как только прекратилось вращение, нанес правый апперкот в ту точку, где, по моим расчетам, должен был находиться противник.

Я промахнулся на несколько сантиметров, и все же мой кулак пробил его защиту и угодил ему в обнаженную грудь.

Сквозь рев крови в ушах звук удара показался мне грохотом молота на скотобойне.

Я отпрянул и закрылся, ожидая контратаки; я вновь отбросил в сторону кресло, затряс головой, чтобы прийти в себя, и надеясь, что не упаду в бассейн. Несколько секунд ничего не происходило, и за это время ко мне отчасти вернулось зрение, а шум крови утих. Хемингуэй стоял согнувшись, извергая содержимое желудка на камень. Его правое ухо распухло до непристойности и напоминало гроздь красного винограда, борода была испачкана кровью и блевотиной, а левый глаз почти закрылся от удара, которого я не мог припомнить.

Я чуть опустил руки, которыми прикрывал голову, и, подволакивая ноги, шагнул вперед, собираясь предложить ничью.

Все еще тужась от рвоты, Хемингуэй нанес справа удар наотмашь, который сорвал бы мою голову с плеч, если бы я не поднырнул под его кулак. Оставаясь в согнутом положении, я приблизился к нему и дважды ударил в живот.

Хемингуэй вцепился в мою рубашку, словно ища опоры, вздернул меня кверху, выпрямился и ударил лбом мне в подбородок.

У меня во рту хрустнул зуб. Я попытался отступить, но Хемингуэй вновь схватил меня левой рукой, правой круша мои ребра. Оскалив огромные зубы, он старался укусить меня за ухо и за горло. Я отбросил его двумя прямыми короткими резкими ударами в скулы и услышал, как трещит, разрываясь, моя рубашка. Хемингуэй раскрылся, и я без помех нанес сильный хук ему в солнечное сплетение, в последний момент сдержав силу удара, чтобы не убить его.

Он сложился пополам и зашатался, но не упал. Секунду спустя, задыхаясь и отступая назад, он наткнулся на металлическое кресло и тяжело рухнул на каменные плитки.

Страницы: «« ... 1415161718192021 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

На планете Альдарена, которая обещает стать сырьевым раем Конфедерации, один за другим гибнут геолог...
Как и каждый студент, Арс Топыряк знал, насколько тяжело грызть гранит науки. Особенно когда обучаеш...
Одна из самых известных в мире книг о войне, положившая начало знаменитому художественно-документаль...
После тысячелетия затишья в Космориуме, где жизнь чудом сохранилась в войне с Фундаментальным Агресс...
После тысячелетия затишья в Космориуме, где жизнь чудом сохранилась в войне с Фундаментальным Агресс...
Космос всегда манил людей своими загадками. И, наконец, в третьем тысячелетии казавшаяся столь нереа...