Лето ночи Симмонс Дэн

Кевин метнул в противника снаряд, который упал футах в десяти от северного утеса. Дейзингер прокричал что-то оскорбительное, не прерывая наступления и только время от времени наклоняясь, чтобы слепить комок и бросить его в противника.

Дейл заторопил Лоуренса, чтобы тот поскорее управлялся со своими кедами. Он метко швырнул комок грязи… Нет, конечно, грязь, а не камень, и получил удовольствие, глядя как поспешно увернулся от него Чак Сперлинг.

Теперь камни и комья летели в них сплошных потоком, иногда шлепаясь в воду или падая на землю. Захватчики теперь достигли дальней стороны карьера и надвигались с севера и юга. Футах в двадцати за карьером начинался лес и тянулся на многие, многие мили.

— Помните, — сказал Майк. — Если они догонят кого-нибудь, то прежде чем схватить, сначала они должны повалить вас на землю. А вы постарайтесь увернуться и опять делайте от них ноги.

— Ага, — кивнул Кевин, глядя в сторону леса. — Побежали уже, а?

Но Майк ухватил его за рубашку.

— Но если они по-настоящему поймают вас, не рассказывайте им ни где наши убежища, ни наши пароли. Слышали?

Кевин скорчил рожу. Джим Харлен однажды выдал их всех — они до сих пор из-за этого не пользовались тайником номер пять — но больше никто ни разу не проговорился, хотя однажды это привело к серьезной драке между Дейлом и Диггером Тейлором.

Нападающие были уже достаточно близко и тактика захвата в клещи могла принести успех. Снаряды летели со свистом и с гулким стуком шлепались на землю. Лоуренс прицелился, отвел руку и с такой силой метнул ком грязи, что даже на расстоянии в тридцать шагов Джерри Дейзингеру пришлось присесть. Он сердито выругался в адрес противника.

— В лагерь третий! — скомандовал Майк, давая таким образом знать, где они должны встретиться через тридцать минут после того, как уйдут от преследования. — Бежим!

И они побежали. Пока они продирались сквозь кусты Дейл старался не выпускать Лоуренса из виду. Кевин и Майк повернули к югу на Джипси Лейн к тому ущелью, в котором Дохлый Ручей прятался в сланцевых породах, а Дейл с братом побежали к ручью, который тек по северной стороне кладбища и впадал в никому неизвестное озерцо неподалеку от владений их дяди Генри и тети Лены.

Позади них двойняшки Фусснеры, Маккоун и другие орали и тявкали, изображая свору гончих во время охоты на лис. Стрельба грязью прекратилась. В лесу рос густой подлесок, кусты, молодые деревца, пни и ветви ядовитого плюща, и все ребята были слишком заняты криками и преследованием, или криками и старанием обвести противника, чтобы еще иметь время на стрельбу комками грязи.

С трудом продираясь сквозь кусты, иногда помогая Лоуренсу, когда они оказывались на крутом подъеме, Дейл старался держаться впереди преследователей, и словно в уме у него была карта, прикидывал как им лучше добраться до лагеря номер Три, не попав в руки банды преследователей.

Холмы эхом отвечали на крики захвата и нападения.

Библиотека университета Брэдли была не из самых лучших, в конце концов университет специализировался в области образования, технологии и бизнеса, но Дьюан неплохо знал свое дело и вскоре нашел информацию по интересующему его предмету. Он переходил от картотеки к книжным полкам, затем к каталогу микрофильмов и снова к книжным полкам, разыскивая материалы, пока дядя Арт сидел в одном из легких кресел главного зала, листая подшивки газет и журналов за последние два месяца.

Литературы, напрямую посвященной семейству Борджиа и тем более колоколу, здесь не было, и Дьюану пришлось перелопатить немало книг, прежде чем он нашел первые сведения. Это была небольшая заметка в одном длинном исследовании, посвященном коронации пап:

Итальянцы и их соседи, живущие за Пиренейским хребтом, были просто шокированы, когда Его Высокопреосвященство Дон Алонсо-и-Борхьо, архиепископ Валенсии, кардинал Куаттро Коронати, на конклаве 1455 года был избран Папой в возрасте семидесяти семи лет. Некоторые считали, что основным поводом этого избрания послужили его преклонный возраст и вполне очевидные недуги; конклаву нужен был слабый Папа и никто не сомневался, что Борджиа, так итальянцы переделали его грубое испанское имя, окажется именно таким.

Но, как и Папа Каликстус III, Борджиа, казалось, обрел источник энергии в своем высоком чине и преуспел в консолидации папской власти. Кроме того он замыслил новый крестовый поход, последний по предположениям современников должен был быть направлен против турок, все еще удерживающих за собой Константинополь.

Чтобы отметить в истории свое папство и способствовать процветанию семейства Борджиа, Каликстус велел отлить огромный колокол из металла, добываемого в легендарных копях Арагона. Колокол был отлит. Согласно легенде железо для него было взято из так называемого Звездного Камня Коронатти, по всей видимости метеорита, служащего источником самого чистейшего металла, с которым работали самые лучшие кузнецы Валенсии и Толедо уже на протяжении нескольких поколений. Колокол был произведен на свет в Валенсии и в сопровождении величественной процессии отправлен в Рим. Небольшая задержка в пути, вызванная тем, что колокол хотели показать на выставке в главном городе двух соседних областей — Арагона и Кастилии, оказалась роковой.

Триумфальный колокол Каликстуса прибыл в Рим седьмого августа 1458 года. Но восьмидесятилетний Папа не смог его увидеть. Он умер накануне ночью.

Дьюан сделал необходимые выписки, а также списал индекс книги и пролистал остальные отобранные тома, но никаких упоминаний о колоколе Каликстуса больше не встретил. В результате короткого тура к предметному каталогу, он получил совет обратиться к материалам о племяннике Папы, Родриго.

Информации о Родриго было море. Дьюан торопливо исписывал лист за листом, довольный тем, что захватил несколько лишних блокнотов.

Двадцатисемилетний кардинал Родриго Борджиа во время конклава 1458 года развил необычайно кипучую деятельность. Не будучи даже отдаленным кандидатом на избрание Папой, молодой Борджиа умно способствовал выборам следующего понтифика, обеспечив поддержку Архиепископу Энею Сильвиусу Пикколомини, который оставил конклав, уже став Папой Пием II. Пий не забыл помощь юного кардинала, оказанную в тяжелое время, и Пикколомини позаботился о том, чтобы последующие несколько лет стали весьма плодотворными для Родриго Борджиа.

Никаких упоминаний о колоколе не было. Дьюан по диагонали пробежал еще две книги и уже почти пролистал третью, когда наткнулся на следующее высказывание.

Это была история, записанная самим Пикколомини. Папа Пий II оказался прирожденным летописцем, скорее историком, чем теологом. Его заметки о конклаве 1458 года, заметки, запрещенные правилами и традицией, показали как именно он заручился поддержкой кардинала Родриго Борджиа и насколько полезной оказалась эта поддержка. Затем, в отрывке посвященном празднованию Вербного Воскресенья в 1462 году, то есть четырьмя годами позже, Пий описал необыкновенную процессию, данную в честь прибытия главы храма св. Андрея в Рим. Дьюан тонко улыбнулся при этом «празднование прибытия главы». Смешно звучит.

Отрывок был довольно многословным:

Все кардиналы, жившие вдоль маршрута, замечательно украсили свои дома… Но всех их своим искусством, стараниями и расходами превзошел Родриго, наш вице-канцлер. Его огромный, высокий дом, выстроенный на месте прежнего монетного двора, был полностью покрыт богатыми и прекрасными гобеленами. Помимо последних он воздвиг огромный балдахин, который был украшен многими и многими чудесами. Над балдахином, обрамленным изысканными резными орнаментами по дереву, висел огромный колокол, созданный по заказу брата вице-канцлера, Нашего предшественника. Несмотря на его относительную новизну, колокол назвали талисманом и источником власти Дома Борджиа.

Процессия остановилась перед замком вице-канцлера, услаждая слух сладкими песнями и серенадами, а также наслаждаясь зрелищем сияющего золотом дворца. Пышностью не уступающего, по слухам, дворцу Нерона. По случаю Нашего праздновствования Родриго украсил не только свой собственный дворец, но и все близлежащие дома, так что площадь перед ними казалась своего рода парком, полным самого пышного веселья. Мы предложили благословить дворец Родриго, его земли и сам колокол, но вице-канцлер отказался от нашей милости, заявив, что колокол некоторым образом уже был освящен. Это произошло двумя годами раньше, чем был построен дворец. Немало позабавленные, мы двинулись дальше с Нашей бесценной реликвией среди почтительной и приветствующей Нас толпы.

Дьюан покачал головой, поправил вечно съезжающие очки и улыбнулся. Мысль о том, что этот колокол, всеми забытый, висит в заколоченной башне Старого Централа, казалась невероятной.

Он еще раз перечитал свои заметки, прогулялся к полкам, взял еще несколько книг и вернулся на место.

Теперь информация шла сплошным потоком.

Лагерь номер три находился на склоне холма, примерно в четверти мили от кладбища. Чащоба здесь была почти непроходимая, ветви деревьев касались земли, а сквозь кусты было почти невозможно продраться, кроме разве что нескольких охотничьих троп и дорожки, по которой водили на водопой скот. Сам лагерь, откуда не посмотри, выглядел одним сплошным кустом: путаница стволов, толщиной с запястье, окружала его стеной, а опускающиеся ветви своими листьями создавали нечто вроде шатра. Но стоило опуститься на колени, под определенным углом проползти под переплетением стеблей и перед вами открывался вход в чудеснейшее место.

Первыми прибыли Дейл и Лоуренс, они запыхались и поминутно оглядывались через плечо, слыша крики Маккоуна и других ребят всего лишь в сотне ярдов позади себя. Уверившись, что их никто не видит, они быстро пригнулись, на четвереньках вскарабкались по травянистому склону и забрались в лагерь три.

Внутри было так же спокойно и безопасно, как бывает в родном доме, зеленые стены окружали почти идеально круглую площадку диаметром восемь футов, причем в толще стен имелись амбразуры, позволяющие видеть все, что творится вокруг, но совершенно невидимые снаружи. Какой-то каприз уклона холма создал здесь почти ровный пол, хотя рядом он представлял собой достаточно крутой спуск. Короткая, мягкая трава делала пол гладким, как поле для гольфа.

Однажды Дейлу пришлось оказаться здесь во время летнего ливня и он вылез почти таким же сухим, как если б он оставался дома. А одной снежной зимой они с Майком и Лоуренсом нашли этот лагерь лишь с огромным трудом — пни и кустарник сделали его совершенно другим и без привычной листвы его было совершенно не узнать. А найдя заползли внутрь и к собственному удивлению обнаружили здесь полное отсутствие снега, густота переплетающихся стеблей защищали внутренность убежища так же надежно, как летом.

Сейчас они с братом лежали внутри, задыхаясь от быстрого бега, но стараясь дышать как можно тише, прислушивались к взволнованным крикам ребят, ломившихся через лес.

— Они побежали вот сюда! — донесся вопль Чака Сперлинга. Он бежал по старой тропинке, которая проходила футах в двадцати от тайника.

Внезапно совсем близко раздались треск и хруст ветвей, и Дейл с Лоуренсом уже схватили наизготовку палки, которые они приготовили в качестве оружия, но тут через проход ввалился Майк О'Рурк. Его лицо горело ярким румянцем, глаза сверкали, и он сжимал толстенную ветку с такой силой, что на виске вздулась голубая жилка. Майк широко ухмылялся.

— Где они…, — начал было Лоуренс.

Майк быстро зажал ему рот ладонью и покачал головой.

— Совсем рядом, — неслышно прошептал он. Все трое упали ничком на траву, уткнув лица в землю.

— Черт побери, — послышался голос Диггера Тейлора не дальше, чем в пяти футах от входа. — Я точно видел, что О'Рурк побежал сюда.

— Барри! — это из-за кустов кричал Чак Сперлинг. — Ты видел их там?

— Не-а, — донесся крик одного из двойняшек Фусснеров. — Здесь никто не пробегал.

— Дерьмо, — выругался Диггер. — Я же видел его. И эти ублюдки Стюарты тоже бежали в эту сторону.

В укрытии номер три Лоуренс сжал кулаки и начал угрожающе подниматься на ноги. Дейл рывком уложил брата обратно, хотя здесь можно было стоять в полный рост и все равно тебя было не видно. Но мальчик знаком приказал брату молчать, хоть сам не выдержал и улыбнулся при виде гневного румянца, вспыхнувшего на щеках младшего брата. Это был верный признак того, что Лоуренс готов подобно молодому бычку-трехлетку опустить голову и мчаться на врага. Такую картину Дейлу приходилось наблюдать достаточно часто.

— Может они взобрались обратно на холм или вернулись по своим следам на кладбище, — это говорил Джерри Дейзингер не далее, чем в пятнадцати футах от Убежища.

— Сначала обыщем все здесь, — скомандовал Сперлинг тем противно-высокомерным тоном, каким он разговаривал в Лиге из-за того, что его отец был там тренером.

Майк, Дейл и Лоуренс подняли палки так, словно это были ружья, слушая как противник ломится и продирается сквозь кусты, буквально ломая ветви на своем пути. Кто-то из них даже ударил палкой по южной стене Убежища, но она отозвалась глухим звуком плотной массы. Для того, кто не знал всех зигзагов подхода с востока, Убежище было недоступным.

По крайней мере на это горячо надеялись трое мальчишек.

С дальнего конца тропинки донесся взрыв криков.

— Они схватили Кева, — прошептал Лоуренс. Дейл кивнул и снова зажал брату рот.

Звуки шагов нескольких пар кед и ботинок громко протопали в ту сторону. Крики стали громче. Майк уселся и сняв, бросил на траву свою полосатую летнюю рубашку.

— Думаешь, Кевин может нас выдать? — спросил Дейл.

Майк усмехнулся.

— Не это Убежище. Возможно он покажет им Убежище номер пять или пещеру. Но не это.

— О пятом номере они знают с прошлого лета, — заметил Лоуренс, которому наконец дали возможность говорить. — А в пещере мы вообще больше не бываем.

Майк опять улыбнулся.

Они валялись здесь еще примерно полчаса, усталые от нескольких часов беготни вверх и вниз по холму и азарта погони. По крикам они пытались определить местоположение противника, сочувствовали несчастью Кевина — он будет «пленником», если не согласится перейти на их сторону — и вытряхивали свои карманы в поисках хоть какой-нибудь еды. Никто не захватил с собой чего-нибудь серьезного, но Майк обнаружил в кармане джинсов яблоко, Дейл — шоколадку Херши с миндалем, правда, почти растаявшую, а Лоуренс — несколько завалявшихся конфет. Они с удовольствием уплели импровизированный обед и полежали, наблюдая за крошечными пятнышками солнечного света над головами и почти невидимого из-за плотной крыши листьев неба.

Ребята как раз обсуждали устройство западни вблизи карьера, когда Майк внезапно скомандовал: «Ш-ш-ш!». И указал наверх.

Дейл лежал на животе и, услышав команду, попытался заглянуть сквозь какую-нибудь из амбразур, находящихся на уровне земли.

Прямо перед его носом стояли ботинки. Коричневые, большие мужские ботинки. На секунду Дейл подумал, что ноги этого человека обмотаны грязными бинтами, но тут же вспомнил, как Дьюан рассказал, что ноги того солдата были замотаны в какие-то штуки. Как он назвал их? Ах да, обмотки. В шести футах от Убежища номер Три стоял какой-то парень в тяжелых ботинках и обмотках. Дейл видел что-то коричневое, нависающее над этими самыми обмотками.

— Что…, — зашептал Лоуренс, пытаясь тоже что-нибудь разглядеть.

Дейл обернулся и прижал ладонь ко рту брата. Тот протестующе замотал головой и высвободился, но все-таки замолчал.

Когда Дейл обернулся к своей наблюдательной щели, никого уже не было видно. Майк схватил его за плечо и мотнул головой в сторону восточной стороны круга.

Под тяжелыми шагами листья и ветки шуршали прямо у входа в Убежище.

Дьюан обнаружил гораздо больше информации о семействе Борджиа, чем ожидал.

Он быстро листал книги и лихорадочно прочитывал необходимые страницы. Такое скоростное чтение ему часто приходилось использовать, когда он старался запихнуть себе в голову слишком большое количество информации. Ощущение при этом возникало довольно странное: Дьюану казалось, что это напоминает тот эффект, которые возникает, когда его приемник бывал плохо настроен и одновременно слышны были разные станции. От таких упражнений Дьюан быстро уставал и испытывал нечто вроде головокружения, но сейчас у него не было выбора. Дядя Арт вряд ли был расположен провести в библиотеке целый день.

Первое, что Дьюан узнал сегодня, это то, что все известное о Борджиа «широкому читателю» было либо вообще неправдой, либо сильно искаженной правдой. На минуту он поднял голову, грызя дужку очков и уставился в пространство, он подумал, что этот первый факт ненадежности распространенных убеждений возможно самое серьезное его убеждение за все последние годы. Ничто не является столь простым, как это полагают недалекие люди. Дьюан даже подумал, не есть ли это общий закон для вселенной. Если это так, то отныне ему предстоит прежде всего забыть то, чему он успел научиться. Он оглядел бесчисленные полки с книгами, тысячи книг над тысячами книг и почувствовал себя обескураженным от того, что ему никогда не прочесть всего, что здесь написано… Никогда не выслушать обе спорящие стороны, не узнать все противоречивые факты и не оценить выводы, сделанные на их основе… А сколько еще книг хранится в библиотеках Йеля, Принстона, Гарварда и всех других университетов, которые он мечтал бы посетить, чтобы поработать в их библиотеках.

Дьюан покачал головой, снова надел очки и просмотрел свои записи.

Прежде всего Лукреция Борджиа скорее была жертвой клеветнических нападок, чем стороной виновной во всех тех легендах, которые он слышал: никакие перстни с ядом не впивались в руки ее любовников или гостей за обеденным столом, никаких банкетов с поленницей трупов ко времени десерта. Нет, определенно Лукреция пала жертвой злых языков. Дьюан окинул взглядом все тома, загромождавшие его стол: Гуиччиардини «История Италии», Макиавели «Государь» и «Лекции», а также избранные труды его «Истории Флоренции и Иностранные связи Италии», болтливые «Комментарии» Пикколомини-Пия, том Грегоровиуса о Лукреции, сочинение Бурхарда «Дневники» с его заметками о ежедневных мелочах папского двора того периода.

Но о колоколе больше не было ничего.

Но вот, совершенно интуитивно, Дьюан раскрыл оригинальный источник по Бенвенуто Челлини, одного из любимых исторических персонажей Старика, хотя Дьюану было известно, что этот сварливый ваятель родился в 1500 году, то есть на восемь лет позже Родриго Борджиа, ставшего Папой Александром VI.

Как оказалось, Челлини описал свое заключение в замке Сант Анджело, огромном бесформенном каменном массиве, построенном Хадрианом в качестве семейной усыпальницы за полторы тысячи лет до описываемых событий. Папа Александр — Родриго Борджиа — приказал укрепить и модифицировать огромную гробницу, чтобы использовать ее как собственную резиденцию. Залы и коридоры, вырубленные в камне, прежде известные только мертвецам, мраку и пыли веков, стали домом и крепостью семьи Борджиа.

Челлини писал об этом так:

Я был заключен в мрачную подземную темницу, ниже уровня сада, которая периодически затоплялась водой и была полна пауков и ядовитых гадин. Швырнув мне тюфяк из грубой конопли, за мной заперли четыре двери и велели не кормить… Всего лишь полчаса в день я мог видеть крохотный лучик света, который пробивался в эту злосчастную камеру через крохотное оконце. Всю остальную часть дня и ночи я был обречен на кромешный мрак. И это была еще наименее ужасная из этих катакомб. От моих товарищей по несчастью я узнал о несчастных душах, которые провели свои последние дни в несравненно худших условиях, чьи мрачные камеры располагались в вентиляционной шахте печально известного Колокола Зла папы Борджиа. По Риму и провинциям ходили слухи, что этот колокол был отлит из нечестивого металла, освященного еретическими святынями и повешен там в знак тайного договора между бывшим папой и самим Дьяволом. Каждый из нас, скорчившись в зловонных водах наших келий и поедая вонючие отбросы, знал, что звон Колокола Борджиа означает конец мира. Были времена, и я признаюсь в том, когда я призывал этого предвестника смерти.

Дьюан лихорадочно записывал факты. Все более и более любопытно. Ни в автобиографии, ни в записках Челлини больше не встречалось упоминаний о колоколе, но в одном из отрывков о художнике Пинтуриччио — очевидно, скорее современнике Папы Александра VI, чем самого Челлини — говорилось:

Волей и повелением Папы… Дьюан еще раз глянул в начало абзаца, чтобы убедиться, что речь идет о Папе Александре VI, урожденном Родриго Борджиа. Речь шла о нем.

Волей и повелением Папы этот глухой карлик, жалкий маляр… Дьюан снова глянул в начало абзаца, чтобы убедиться что на этот раз речь идет о Пинтуриччио, художнике Борджиа. Речь тоже шла о нем.

…Столь же подлый внешне, сколь и внутренне, получил заказ на роспись фресок в Торре Борджиа. Они наполнили дворец тем призрачным эффектом, который особенно хорошо виден в Палате Семи Тайн в унылых и мрачных апартаментах Борджиа.

Дьюан оторвался от чтения Бенвенуто Челлини, чтобы выяснить, что же такое Торре Борджиа. Путеводитель по Ватикану указал, что это была массивная башня, которую папа Александр VI приказал пристроить к ватиканскому дворцу. Предыдущая пристройка, сделанная по приказу Папы Сикста, была темным и насквозь продуваемым складом под названием Сикстинская Капелла. Папа Иннокентий добавил к ней очаровательный летний домик в дальней стороне Ватиканских садов. Борджиа построил башню. Она была спроектирована в виде массивной крепости в апексе колоннады крепости и никому, кроме самого папы и его незаконнорожденных детей, не дозволялось подниматься в башню. Вход в нее охранял долгий ряд запертых дверей и тайных ходов.

Дьюан вернулся к чтению отрывка из Бенвенуто Челлини.

Пинтуриччио, в соответствии с приказом понтифика, спустился в Город Мертвых, расположенный под землей Рима в поисках вдохновения и моделей для фресок апартаментов Борджиа. Но отправился он не в христианские катакомбы, где покоились освященные останки христиан, а в случайные раскопки языческого Рима во всем его славном распаде.

Говорилось, что Пинтуриччио водил учеников и любопытных коллег в эти подземные экспедиции. Вообразите теперь свет факелов на стенах туннелей, хранящих останки цезарей,[19] толстые двери камер, коридоры, нетронутые жилища, артерии улиц мертвого Рима, лежащие как заброшенные скелеты под заросшими травой улицами нашего живого, но уменьшенного города… Вообразите возгласы, раздающиеся, когда Пинтурриччио, показав собравшимся гигантских крыс и орды летучих мышей, поднимает свой факел выше, чтобы осветить варварские рисунки, созданные мертвыми ныне варварами, более пятнадцати веков назад.

Этот греховный художник и мерзкий карлик перенес эти образы и языческие картины в апартаменты Папы Борджиа в его Башню. В самых личных из покоев этого злобного Папы царили эти картины — они покрывали стены, арки, проходы, потолки и даже массивный железный колокол, про который говорят, что он является талисманом Борджиа в Торре.

В наши дни эти отвратительные образы называются гротесками, поскольку они были найдены и скопированы в нечестивых подземных пещерах или гротах, во мраке подземного Рима.

Дядя Арт склонился над плечом Дьюана и спросил:

— Ты еще не собираешься идти?

Мальчик подпрыгнул от неожиданности, поправил очки и выдавил слабую улыбку:

— Уже скоро.

Пока дядя Арт любопытно бродил вдоль книжных полок, Дьюан перелистывал последние из томов. Он нашел еще только одно упоминание о колоколе и снова оно было связано с искусством старого монументалиста по имени Пинтуриччио:

Но в помещении, которое вело из Палаты Семи Тайн к всегда запертой лестнице колокольной башни, в помещении, входить в которое могли только сами Борджиа, художник изобразил настоящее буйство тех похороненных и уже забытых фресок, которые он изучал при свете факелов под звуки падающих с влажных камней капель. Здесь, в том, что позже получило название Комнаты Святых, из-за расположенных там семи огромных фресок, Пинтуриччио выполнил свою миссию полностью, заполнив каждый участок поверхности между фресками, каждую арку, колонну, каждый закоулок сотнями — некоторые эксперты считают, что тысячами — изображений быков.

Тайна заключалась не в том, что быки появиться в работах художника или в этом укромном месте; бык вообще являлся эмблемой дома Борджиа; покровительствующий этому роду буйвол уже давно стал эмблемой папской власти.

Все эти быки, бесконечно повторяющиеся в темных проходах, гротах и подступах к запретным лестницам, не являлись ни одним из этих символов.

Они не были ни благородной эмблемой дома Борджиа, ни мирно пасущимся буйволом. Бесчисленные фигуры этих животных, заполняющие апартаменты, были стилизованной, но тем не менее безошибочно узнаваемой фигурой Быка Озириса, божественного покровителя Царства мертвых Древнего Египта.

Дьюан захлопнул книгу и снял очки.

— Ты готов? — спросил дядя Арт.

Дьюан молча кивнул.

— Тогда давай заглянем в этот новый ресторанчик Мак Дональд, который расположен на дороге к Военному Мемориалу, — предложил Арт. — Их гамбургеры стоят целую четверть доллара, но они довольно съедобные.

Дьюан рассеянно кивнул и пошел за дядей Артом к выходу, прямо в сияющий солнцем день.

Звук шагов около Убежища номер Три внезапно пропал. Не стих, не удалился, а просто… Пропал. В тревожном ожидании Майк, Дейл и Лоуренс съежились у низкого входа, они едва осмеливались дышать, стараясь не наделать шуму. Лесные звуки доносились до них совершенно отчетливо: вот где-то далеко за холмом кого-то или что-то выругала белка, сердито цокая. Вот послышался отдаленный крик кого-то из ребят компании Чака Сперлинга, наверное они сейчас около южного склона карьера. Вот в верхушках деревьев на другом холме за кладбищем раздалось сердитое карканье вороны. Но ни одного звука не было слышно с той стороны, где стоял солдат у полукружья кустов.

Дейл пригнулся к своему наблюдательному пункту, но там уже ничего не было видно.

Вдруг послышался громкий шум, чьи-то шаги гулко затопали по тропинке. Листья зашуршали и ветки кустов на восточной стороне Убежища качнулись, будто кто-то с трудом прокладывал себе путь по извилистому проходу. Дейл отпрыгнул назад и угрожающе поднял палку. Майк сделал то же самое с другой стороны входа. Лоуренс занял боевую стойку с камнем наготове.

Ветки раздвинулись в разные стороны, листья зашуршали и Кевин Грумбахер заполз внутрь Убежища.

Дейл и Майк обменялись взглядами и обрели способность дышать.

Кевин усмехнулся.

— Вы что, решили вышибить мне мозги?

— Мы подумали, что ты это они, — пробормотал Лоуренс, с явным сожалением опуская занесенный камень. Он обожал всяческие потасовки.

Дейл непонимающе моргнул, но тут же догадался, что остальные не видели стоявших возле убежища ног в обмотках. Возможно Майк и Лоуренс подумали, что шорох доносился со стороны шайки Сперлинга.

— Ты один? — спросил Майк, наклоняясь, чтобы заглянуть в туннель входа.

— Конечно, один. Как бы я мог вернуться, если б был не один.

Лоуренс подозрительно уставился на вновь пришедшего.

— А ты не продал им наше Убежище, а?

Кевин метнул на него испепеляющий взгляд и, проигнорировав дерзкий вопрос, обратился к Майку.

— Они сказали, что разрешат мне перейти на их сторону, если я выдам им наши Убежища. Но я не согласился. Тогда эта сволочь Фусснер связал мне руки за спиной какой-то веревкой и они стали таскать меня за собой, словно я им пленник или какой-то раб. — С этими словами Кевин вытянул вперед руки, чтобы показать оставшиеся красные следы на запястьях и предплечьях.

— Как же ты сбежал? — поинтересовался Дейл.

Кевин снова усмехнулся, его крупные, забавно торчащие наружу зубы, и подпрыгивающий горбик Адамова яблока, странным образом выражали высочайшую степень довольства собой.

— Когда они отправились вас искать, Фусснер не захотел отстать от остальных. Этот идиот привязал меня к дереву и побежал следом за другими, посмотреть, что они там делают. Но пальцы-то у меня были свободны, я посильнее прижался к дереву и развязал веревку.

— Оставайтесь здесь, — шепотом приказал Майк и выскользнул наружу так осторожно, что ни одна ветка не шелохнулась. Остальные несколько минут посидели в молчании, Кевин все еще потирая свои запястья, Лоуренс — дожевывая конфету. Дейл ожидал услышать крик, звуки схватки… Какие-либо признаки того, что парень которого он видел, все еще там.

Майк быстро вернулся назад.

— Они убрались отсюда. Я слышал их голоса аж с Шестой Окружной. Похоже, что Сперлинг и Диггер собираются домой.

— Точно, — подтвердил Кев. — Им это уже надоело. Они сказали, что дома веселей. Дейзингер хотел, чтобы они остались. А Фусснеры всегда заодно с Чаком.

Майк кивнул.

— Дейзингер и Маккоун вертятся тут неподалеку, ждут когда мы выйдем, чтобы налететь на нас из засады. — И он, взяв палочку, принялся чертить на земле план местности возле Убежища. — Насколько я знаю Джерри, он обязательно решит спрятаться в карьере, где много всяких пригорков, чтобы увидеть нас неважно, будем ли мы выходить с пастбища дяди Генри и тети Лены или из леса со стороны Цыганской Тропы. Они с Бобом наверное прячутся вот тут. — И он ткнул палкой в то место на своем рисунке, где предполагалась насыпь на западной стороне пруда в карьере. — Помните эту впадину на высоком участке самого большого холма?

— Да, мы устраивали там лагерь примерно два года назад, — кивнул Дейл.

— А я что-то не помню, — покачал головой Лоуренс.

Дейл шутливо толкнул его в бок.

— Ты был тогда таким сосунком, что мы не брали тебя с собой, — и он снова посмотрел на Майка. — Продолжай.

Майк продолжал чертить на земле, теперь он хотел изобразить Убежище номер Три, сам холм, пастбище позади кладбища и тот склон, где, как он предполагал, находятся в засаде Дейзингер и Маккоун.

— Они смотрят вот сюда, — он показал на восток, юг и запад. — Но если мы используем эти сосны на южном склоне для прикрытия, то сумеем подобраться к ним так, что они нас не заметят.

Кевин хмуро глядел на карту.

— Но футов пятьдесят придется бежать по открытой местности. Но этом холме, кроме грязи, ничего нет.

— Правильно, — кивнул Майк. Он лукаво улыбался. — Мы должны подобраться к ним совершенно бесшумно. Но вы же помните как расположена их крепость. Если мы сумеем подобраться тихо, то окажемся как раз над ними и обрушимся на них так, что они даже не поймут откуда мы взялись.

Дейл почувствовал, что его охватывает азарт охоты.

— К тому же пока будем ползти, сможем набрать комьев грязи, пока будем ползти. Там их просто чертова уйма.

Кевин продолжал хмуриться.

— Но если они нас застукают, нам крышка. Я хочу сказать, что они-то точно будут бросаться камнями.

— Если дело дойдет до этого, — сердито сказал Майк, — то мы тоже можем взять камни. — И он оглядел свою маленькую гвардию. — Кто за это?

— Я! — выкрикнул Лоуренс. Он весь прямо светился от предвкушения.

— И я, — присоединился к брату Дейл, все еще изучая карту и ломая голову над тем, и как это Майк сумел разработать такой сложный план почти сразу. Каждый отрезок их маршрута между Убежищем и холмом был максимально скрыт от глаз преследователей. Дейл сам уже многие годы прятался в этих лесах, но он бы не додумался использовать в качестве прикрытия, например, грязную сточную канаву позади кладбища. — Да, — снова повторил он. — Давайте попробуем.

Кевин пожал плечами.

— Только чтобы они не взяли меня снова в плен.

Майк улыбнулся, подмигнул и нырнул в туннель прохода.

Остальные последовали за ним, стараясь делать это как можно бесшумней.

— Ты кажется чем-то озабочен, парень? — поинтересовался дядя Арт, когда они ехали домой.

Дорога как раз спускалась в долину Спун Ривер. На небе не было ни единой тучки и июньская жара словно набрала силу с тех пор, как они нырнули в искусственно охлажденную атмосферу библиотеки. Хоть окна в машине были опущены и воздух свободно циркулировал по салону, кондиционер тем не менее был включен. Дядя Арт искоса бросил взгляд на Дьюана.

— Может, я могу помочь чем-нибудь?

Дьюан заколебался. Почему-то его смущала мысль о том, чтобы рассказать все дяде Арту. Но почему бы и не рассказать? Все, что он делает, это просто попытка собрать своего рода досье на Старый Централ. Вот они уже миновали мост через реку. Дьюан глянул на темные воды, видневшиеся глубоко внизу, под трепещущими на ветру ветвями и снова перевел взгляд на дядю. Действительно, почему бы нет?

И Дьюан рассказал дяде о статьях из газет. О колоколе Борджиа. О заметках Челлини, которые он только что прочел в библиотеке. Когда он умолк, то почувствовал себя странно усталым и как будто выпотрошенным, будто он только что обнажил какую-то часть своего я. Но в то же время он испытал облегчение.

Дядя Арт продолжал насвистывать, не произнося ни слова и только постукивая пальцами по рулю. Он сосредоточенно смотрел вперед, но его голубые глаза затуманились, словно он видел перед собой не Хард Роуд, а что-то совсем другое. Вот они уже достигли проселочной дороги, идущей к северу от Шестой Окружной, и дядя Арт свернул вправо и замедлил ход, чтобы камни не повредили шасси или бампер.

— Ты думаешь, что этот колокол все еще там? — спросил он наконец. — В школе?

Дьюан поправил очки.

— Не знаю, — ответил он. — Я никогда не слышал о нем. А ты?

Дядя Арт отрицательно покачал головой.

— Ни разу за все годы, что я живу здесь. Правда я переехал в эти места только после войны. Это родственники твоей матери были родом отсюда. Но все равно, до меня дошли бы хоть какие-нибудь слухи, если бы это был широко известный факт. — Теперь они были уже у пересечения Шестой Окружной и Джубили Колледж Роуд и дядя Арт замолчал. Его дом был в трех милях на восток от Джубили Колледж, но он должен был забросить Дьюана домой. Впереди и чуть справа, едва заметная за массой вязов и дубов, виднелась пивная «Под Черным Деревом». Несколько пикапов уже стояли рядом, хоть было еще довольно рано. Дьюан отвернулся прежде, чем сумел разглядеть, стоит ли там машина его Старика.

— Вот что я скажу тебе, парень, — сказал дядя Арт. — Я поспрашиваю про колокол в городе… Например, у тех старых козлов, с которым часто болтаю о том о сем. И пошурую в своих книжках, чтобы выяснить есть ли что-нибудь стоящее в легенде об этой чертовой штуке. Идет?

Лицо Дьюана даже просветлело от радости.

— Думаешь, у тебя что-нибудь найдется?

Дядя Арт пожал плечами.

— Пока что это больше похоже на небылицы. Но меня всегда интересовала всякая такая чертовщина, я люблю опровергать подобные бредни. Поэтому я загляну в свои справочники, в книгу Кроули,[20] словом тут все может пригодиться. Договорились?

— Отлично! — обрадованно воскликнул Дьюан. Словно гора свалилась с его плеч.

Прежде чем они спустились с холма, Дьюан оглянулся и глянул вверх. Пикапа Старика не было возле пивной! В конце концов сегодняшний день может оказаться неплохим. Теперь они проезжали мимо кладбища и Дьюану бросилась в глаза куча громоздившихся у задней стены кладбища велосипедов: наверное, это Дейл с ребятами, если он сейчас выйдет из машины, то сможет разыскать их в лесу. Но тут Дьюан покачал головой. Он и так сегодня достаточно долго увиливал от своих домашних обязанностей.

Старик был дома, больше того он был совершенно трезвый, и даже больше того он трудился в огороде, занимавшем примерно три четверти акра. Лицо и руки Старика за этот день покрылись темным загаром, но настроение было отличным. Дядя Арт остался у них выпить пива, Дьюан сидел рядом, потягивая свою коку и прислушиваясь к их добродушному подтруниванию друг над другом. О колоколе дядя Арт не упомянул.

После его отъезда Дьюан закатал рукава фланелевой рубашки и принялся за прополку огородных гряд рядом со Стариком. Они работали в согласном молчании примерно часа полтора — два, затем отправились мыться перед ужином, и Старик поднялся наверх подправить кое-что в одной из своих новых машин, пока Дьюан возился с гамбургерами и рисом и варил кофе.

За ужином они болтали о политике, Старик рассказывал о своей работе в команде Эдлая Стивенсона во время предыдущих выборов.

— Не знаю, что из себя представляет этот Кеннеди, — заметил он. — Он уверенно идет на выдвижение, но я никогда не доверял этим миллионерам. Но, с другой стороны, хорошо будет, если выберут католика. Хоть немножко пошатнут устои дискриминации в этой стране. — И он рассказал Дьюану о провале Альфреда Е. Смита во время избирательной кампании 1928 года.

Дьюан, конечно, читал об этом, но он внимательно слушал и с подчеркнутым интересом кивал, счастливый уже тем, что может говорить со Стариком, когда тот трезвый и ни на кого не злится.

— Поэтому для католика шансы стать президентом весьма невелики, — заключил тот. Он посидел минуту, словно анализируя правоту собственных выводов, затем встал, выполоскал тарелки под краном и отставил их в сторону для последующего более тщательного мытья.

Дьюан выглянул за окно. Было еще только начало шестого, довольно рано, но тень от тополя, что рос позади дома, уже дотягивалась до окна. И мальчик, стараясь говорить равнодушно, задал отцу вопрос, который вертелся у него на языке с самого возвращения из библиотеки и задать который он страшился.

— Ты уходишь куда-нибудь сегодня вечером?

Старик минуту помолчал, наполняя мойку водой. Очки его запотели от пара. Он снял их и вытер подолом рубахи, будто обдумывая ответ.

— Наверное, нет, — наконец проговорил он. — Мне нужно поработать в мастерской и кроме того, я подумал, что пора бы нам с тобой закончить ту партию в шахматы, которую мы начали на прошлой неделе.

Внезапная атака увенчалась полным успехом.

Одолеть последние тридцать футов было нелегко — они проползли по грязному склону по-пластунски, не имея никакого прикрытия на случай, если Маккоун или Дейзингер вздумают выглянуть из своего опорного пункта. Но Майк и Кевин, и Лоуренс, и Дейл все-таки сделали это, несмотря на некоторые помехи вроде придушенного хихиканья со стороны Лоуренса, и когда они наконец добрались до верха, то свалились на Джерри и Боба совершенно неожиданно, те смотрели абсолютно в другую сторону, и две кучи метательных снарядов были аккуратно сложены в шести футах позади них.

Майк кинул свой ком грязи первым и попал Бобу Маккоуну по спине, чуть выше пояса. Затем все шестеро открыли яростный огонь, забрасывая друг друга снарядами и только стараясь защитить лица во время броска. Затем они сошлись в рукопашной и борьба продолжалась уже в партере, то есть вниз по склону холма. Кевин, Дейзингер и Дейл первыми потеряли равновесие и скатились вниз футов на тридцать по пологому склону. Кевин первым вскочил на ноги и ринулся за боеприпасами, заготовленными противником, но Маккоун принялся поливать его спину огнем в виде комьев грязи, пока Майк не толкнул его сзади и тогда пришла их очередь покатиться по склону в туче пыли.

Минут через пятнадцать уже происходила коронация Короля Холма, но другие претенденты тут же сбивали его с ног и тащили вниз, а он снова карабкался вверх, восстанавливая попранные права и осыпаемый тучей снарядов. Будучи низверженными Маккоун и Дейзингер отступили к краю пруда и начали обстрел с большого расстояния. Их песенка была спета, но лихорадка тщеславия вызвала небольшую междоусобицу в рядах их противника и скоро каждый уже сражался за самого себя.

Дейл схлопотал такой удар в солнечное сплетение, что рухнул на землю и минуты три не мог отдышаться, пока рядом разворачивалась панорама битвы. Затем Майк ударился о торчащий чуть ли не из-под земли камень, упал и порезал бровь. Рана была неглубокой, но крови вытекло устрашающее количество. Дейзингеру удалось овладеть выигрышной позицией на самой вершине, но он имел неосторожность приподнять голову и тут же схлопотал огромный кляп земли прямо в рот. Он отступил к подножию холма, бешено, но невнятно ругаясь и зажимая обеими руками рот, пока минуты через две не убедился, что зубы все на месте. Тогда он стер грязь с пореза на нижней губе и снова полез вверх с вымазанным кровью и грязью подбородком. Кевин случайно оказался как раз позади своего бывшего лидера и когда Майк наклонился, чтобы бросить камень, то Кевин схлопотал удар кулаком прямо в лоб. Действия на мгновение прекратились, и все мальчики на вершине с любопытством уставились на него. Конечно Грумбахер воспользовался моментом, чтобы потешить почтенную публику. Он скосил глаза, заспотыкался, сделал вид, что ноги у него заплетаются, и опрокинулся на спину, задрав вверх скорченные как у трупа ноги. Все ребята расхохотались и закидали его новыми комьями грязи, выражая полное свое одобрение.

Именно Лоуренс довел игру до ее кульминационного момента.

В какой-то неожиданный, но решающий момент он остался один на вершине холма среди групп борющихся мальчишек, когда все остальные оказались поверженными. Он вскочил на бугорок у опорного пункта противника, вскинул руки над головой и воскликнул: «Я — Король!»

После мгновения ошеломленного молчания раздались три залпа.

Снаряды летели прямо в него. Наконец, после того, как шесть или семь из них достигли цели, и его рубашка оказалась буквально залепленной грязью, мальчишка отвернулся, спрятав лицо и замер, а плотные очереди продолжали барабанить по его спине и голове, сбив даже бейсбольную кепчонку.

— Эй! — предостерегающе закричал Дейл, замахав остальным, чтобы те прекратили огонь. Лоуренс замер в той позе в какой сидел, а Дейл прекрасно знал, что если уж его брат заплакал, то значит ему по-настоящему больно.

Но тут Лоуренс поднялся, сделал грациозный, медленный пируэт, все еще окруженный облаком пыли, и рухнул вперед.

Нет, он не совсем, чтобы рухнул, скорее он взмыл в воздух с грацией умирающего лебедя в исполнении дублера из ковбойского фильма, выполнил полный кувырок в воздухе и затем снова сложился пополам во втором смертельном падении и навзничь упал на землю, широко раскинув, словно бескостные, ноги и сохраняя вялость трупа. Ребята невольно отшатнулись, когда над ними пролетело кувыркающееся тело, перевернулось на краю воды и замерло, бессильно уронив в воду одну руку.

— У-у-у, — завистливо промычал Кевин. Остальные криками выразили свое полное одобрение.

Лоурнес встал, отряхнул с одежды и волос пыль и склонился в глубоком поклоне перед почтенной публикой.

С этого момента примерно пару часов, пока безмятежный день угасая переходил в мягкий вечер, ребята умирали. Стоя на вершине, они изо всех сил старались увертываться от летящих комьев земли, которыми в них стреляли остальные. Когда наступал соответствующий по их мнению момент, выполнялась процедура умирания.

Безусловно самой комической она была в исполнении Кевина. Он был похож на престарелого актера, который будучи застреленным, старается поудобнее улечься на пол сцены. При этом он старался придержать на месте кепку. Дейзингер и Маккоун были самыми лучшими вопителями, умирая в сопровождении самых оглушительных и жалобных вздохов, стенаний и криков боли. Майку удалось изобразить самый грациозный прыжок, к тому же он сумел дольше всех остаться неподвижным. Как ни барабанили по нему снаряды, он не поднимался, пока не решил, что с него и зрителей уже достаточно. Дейл заслужил всеобщее одобрение, первым исполнив, так сказать, потерю лица: он здорово ободрал кожу на носу и щеке, когда проехался физиономией по крутому откосу.

Но Лоуренс все-таки удалось вернуть себе лавры победителя. Его финальный coup de grace[21] состоял из нескольких спотыкающихся шагов назад, пока он не скрылся из виду. Пока остальные недоумевали, куда делся этот бандит, он появился снова, но теперь он не бежал, а летел. Дейл буквально рот разинул, чувствуя, что сердце у него перестало биться, когда его младший брат пролетел над ним на высоте примерно тридцать футов. Его первой мыслью было: Боже милостивый, он же разобьется. Немедленно за этой последовала другая: Мама убьет меня…

Лоуренс не разбился. И не умер. Прыжок был таким мощным и сильным, что он перелетел твердый берег пруда дюйма три шириной и плюхнулся в воду, хорошенько обрызгав при этом Кевина и Майка.

Эта сторона пруда была ужасно мелкой — она едва достигала пяти футов — и Дейл уже вообразил своего брата тонущим со свернутой набок и забитой грязью головой. Дейл уже стягивал с себя футболку, собираясь нырять, чтобы спасать брата, и какую-то часть его мозга уже занимала мысль о том, что этому стервецу придется делать искусственное дыхание, когда Лоуренс выскочил на поверхность, показывая в великолепной улыбке свой далеко не столь великолепный прикус.

В этот раз аплодисменты были настоящими.

И каждый попытался повторить Смертельный Прыжок. Когда подошла очередь Дейла, ему это удалось только после трех фальстартов и только потому, что с берега на него смотрели три внимательные физиономии и отступать было нельзя. Но пруд был так ужасно далеко. Даже имея длинные ноги рослого шестиклассника ему понадобилось изо всех сил разбежаться и как можно сильней оттолкнуться от бугра над бывшим опорным пунктом, чтобы благополучно миновать полоску смертельно твердого берега. Дейл никогда не решился бы на это — да и ни один из ребят тоже — если бы не видел, что такое вообще возможно. Когда, с четвертой попытки, ему удался прыжок, его неосознанной мыслью было скупое восхищение братом.

В течение нескольких секунд Дейл Стюарт летел, словно парил в высоте не меньше двадцати пяти футов над головами остальных, а внизу еще продолжался холм и поверхность пруда сверкала так невозможно далеко за прогретой солнцем до твердости кирпича глиной береговой полосы. Тут снова появилась сила тяжести и он начал падать, руки и ноги крутились словно он крутил невидимые педали… Уверенный, что он сделает это… Затем абсолютно уверенный, что не сделает это… И потом он все-таки сделал это, и прохладная зеленая вода сомкнулась над ним и набралась в нос, и он заколотил ногами, чтобы оттолкнуться от травянистого дна, и вот он снова среди света и воздуха и визжит от чистого восторга, пока другие что-то выкрикивают и аплодируют.

Последним это совершил Кевин — заставив остальных минут десять ждать, пока он откашливался, что-то сосредоточенно бормотал себе под нос, и, обслюнив палец, определял направление ветра. И наконец вырвался на точку отскока с силой пушечного ядра, и его прыжок был самым дальним, он вошел в воду футах в четырех от берега, сдвинув ступни и зажав пальцами ноздри. Из всех четырех он сохранил достаточно самообладания, чтобы перед прыжком снять футболку и джинсы, оставшись в одних теннисках и трусах.

Он вынырнул на поверхность, победно усмехаясь. Остальные в это время, аплодируя и приветствуя его криками, топили в воде его вещи. Кевину оставалось только проворчать что-то по-немецки и проследить за шестым прыжком Лоуренса, на этот раз ради разнообразия выполнившим полный кувырок перед самым падением в воду.

Уже совершенно мокрые ребята, чавкая кедами, отправились на другую сторону пруда, чтобы теперь выкупаться по-настоящему, ныряя в самом глубоком месте со скал высотой футов восемь. Обычно они купались не здесь — обилие водяных ужей и родительские наставления о «совершенно бездонном карьере» обычно заставляли их отправляться на чьей-нибудь машине в бассейн около дороги на Оук Хилл — именно поэтому это вечернее купание и ныряние доставили ребятам огромное удовольствие.

Потом им пришлось часа полтора сохнуть — Дейл даже задремал и проснулся от какого-то непонятного страха — и они, разбившись на команды, стали играть в лесу в прятки. Майк, поглядев на ватагу ребят в странно сморщенных и помятых после высушивания на ветвях джинсах, улыбнулся и спросил: «Кто со мной?»

С ним оказались Лоуренс и Маккоун. Дейл, Джерри и Кев, дав им пятиминутную фору, для чего, согласно бойскаутским руководствам, пришлось досчитать до трехсот, отправились на поиски их. Дейл не сомневался, что ни Майк, ни Лоуренс не станут использовать их тайных Убежищ.

Ребята гонялись друг за другом по лесу и пастбищу еще часа полтора, меняясь, когда приходило в голову, командами, и жадно припадая к бутылке с водой, которую Маккоун захватил из дома, а израсходовав запас, снова наполнили ее водой из пруда. Все пили с одинаковой жадностью, хотя Кевина несколько и смущал зеленоватый цвет их напитка. Наконец все угомонились и уже вместе бродили по южной стороне карьера, захватив и первые полмили Цыганской Тропы.