Лето ночи Симмонс Дэн

— Джи Пи утверждает, что собака была внутри дома. И что там же он и обнаружил тело. Что кто-то забрался в дом и убил собаку.

Старик сплюнул в пыль.

— Черт подери, да вы прекрасно знаете, что это такая же ложь как и, например, большинство нарушений, которые он обнаруживает на дорогах. Собака была внутри дома, когда мы постучали. Затем мы с сыном обошли сарай, разыскивая кадиллак Арта… Который, между прочим, совершенно не должен был там находиться. Это противозаконно, покупать пострадавшую в аварии машину, пока следствие еще не закончено. Как бы то ни было, пес прыгнул на Дьюана после того, как мы прошли во двор, а это значит, что этот засранец Конгден выпустил собаку специально, чтобы она напала на нас.

Барни внимательно заглянул Старику в глаза.

— У вас есть доказательства, что все именно так и было?

Старик рассмеялся.

— А почему он послал вас ко мне? У Конгдена самого есть доказательства, что это именно я убил его добермана?

— Он сказал, что вас видели его соседи.

— Вранье. С ним по соседству живет миссис Дюмонт, а она слепая. Во всем том квартале меня знает только Миц Йенсен, а она уехала в Оук Хилл со своим сыном, Джимми. Кроме того, я имел законное право находиться на его участке. Конгден нелегально завладел собственностью моего брата и снял дверцы, по которым можно было установить подлинную природу инцидента.

Барни резко нахлобучил шляпу на голову и дернул козырек.

— О чем вы толкуете, Даррен?

— Я говорю о двух пропавших дверях с правой стороны кадиллака, на которых имелись свидетельства происшедшего инцидента. Следы красной краски. Красной, как краска того грузовика, который неделю назад пытался сбить моего сына.

Барни вынул из кармана блокнот, огрызок карандаша и принялся что-то записывать. Потом он снова поднял глаза.

— Вы сообщили об этом шерифу Конуэю?

— Вы сами прекрасно знаете, что я звонил ему, — сердито ответил Старик. Он очень нервничал и все время потирал щеки. В это утро он побрился и отсутствие щетины как бы удивляло его. — Он сказал, что разберется с этим делом. И я попросил его разобраться получше, потому что иначе я выдвину обвинения против него и Конгдена в том, что они не произвели надлежащего расследования.

— Итак, вы считаете, что на месте аварии присутствовала вторая машина?

Старик оглянулся на Дьюана, стоявшего там же, у притолоки двери.

— Я только знаю, что мой брат никогда бы не стал ехать по мосту на скорости семьдесят миль, — сказал он, обращаясь к констеблю Барни. — Арт всегда скрупулезно выполнял все предписания насчет скорости, даже на таких дерьмовых дорогах, как Джубили Колледж Роуд. Нет, тут что-то не так, кто-то сбил его машину.

Барни направился обратно к машине.

— Я позвоню Конгдену и скажу, что я все проверил, — сказал он, не оборачиваясь.

Дьюан удивленно моргнул. Дорожно-транспортные происшествия на шоссе округа не входили в круг обязанностей городского констебля, поэтому его вмешательство было чистой любезностью. Просто и ясно.

— Между прочим, — продолжил констебль, — Я скажу мировому судье, что его соседи, должно быть, ошиблись. Возможно собака умерла вследствие естественных причин. Этот чертов кобель и на меня бросался несколько раз. — И он протянул Старику руку. — Я чертовски сожалею о гибели вашего брата, Даррен.

Удивленный Старик молча пожал протянутую констеблем руку. Дьюан шагнул в сторону и стал рядом с отцом, пока они провожали взглядами удалявшуюся по аллее машину. Дьюану показалось, что если он обернется и посмотрит на отца прямо сейчас, то увидит в его глазах слезы. В первый раз после гибели Арта. Но он не обернулся.

В тот же вечер они поехали домой к Арту, чтобы взять костюм, в котором того должны были хоронить.

— Чертовски глупо, — раздраженно бормотал Старик, пока они ехали в пикапе. — Они не собираются выставлять его, просто сожгут прямо в закрытом гробу. Арт вполне мог бы лежать там голым, без всякой разницы для него или для нас.

Дьюан узнал знакомые нотки в этом ворчании, признак длительного воздержания от выпивки, так же впрочем как признак горя или плохого характера. Старик шел на побитие собственного рекорда, установленного два года назад.

Этой поездки Дьюан нетерпеливо ждал. Он не хотел придавать большого значения розыскам книги, обнаруженной дядей Артом и бывшей с ним во время аварии, но он знал, что Старик непременно должен будет съездить к брату домой до похорон.

Пока они добирались до места, уже стемнело. Дядя Арт жил в небольшом беленьком доме, стоявшем в нескольких сотнях ярдов от дороги. Он арендовал его у семьи, которая фермерствовала на соседних полях — этим летом они выращивали горох — и только маленький огородик позади дома был вверен заботам дяди Арта. У входа в дом Старик остановился как вкопанный и несколько мгновений смотрел на этот огородик, прежде чем отворить входную дверь. Дьюан понял, о чем он в этот момент думает. Через несколько недель они будут есть с этого огорода помидоры, которые так любил дядя Арт.

Дверь не была заперта. Дьюан моргнул и машинально поправил на носу очки, когда переступал порог дома, чувствуя как горе и чувство потери вновь овладевают им. Это из-за запаха трубочного табака, который обычно курил дядя Арт, догадался мальчик. В ту же секунду Дьюану пришла мысль о том, как в сущности быстротечна человеческая жизнь: несколько книжек, запах любимого табака, одежда, которую станут носить другие, несколько фотоснимков, юридические бумаги, переписка, которая так мало значит для посторонних. Человеческое существо, со внезапно подступившим головокружением подумал Дьюан, значит в мире также мало, как например опущенная в море рука, шевелящая пальцами. Выньте ее и море снова сомкнет воды будто ничего и не было.

— Я сейчас вернусь, — сказал Старик. Он говорил шепотом, оба не понимали почему, но отнеслись к этому как к должному. — Оставайся тут. — Они оба прошли через кухню в темный «кабинет».

Дьюан кивнул и щелкнул выключателем. Старик исчез в спальне и мальчик услышал, как открылась дверца шкафа.

Дом дяди Арта был совсем небольшим: всего лишь кухня, «кабинет», переделанный из оказавшейся ненужной столовой, гостиная, достаточно большая, чтобы вместить кресло-качалку, уйму книжных полок и пару кресел по обеим сторонам столика с разложенной на нем шахматной доской — Дьюан узнал партию, которую они с дядей разыгрывали три недели назад — и большой телевизор на консолях. Кроме этой комнаты в доме имелась маленькая спальня. Передняя дверь выходила на небольшую каменную веранду и через нее в сад, занимавший примерно два акра. Гости никогда не пользовались этой дверью, но Дьюан знал, что дядя Арт любит посиживать вечерами на веранде, покуривая трубочку и глядя на расстилающиеся на север поля. С Джубили Колледж Роуд доносился шум проезжающих машин, но их самих из-за склона холма видно не было.

Дьюан стряхнул оцепенение и постарался сосредоточиться. Дядя Арт однажды упомянул о том, что ведет дневник, причем хранит все тетради начиная с 1941 года. И мальчик решил, что книга, о которой он говорил по телефону и которую забрал Конгден или кто еще, должна быть упомянута в этом дневнике.

Он зажег лампу на заваленном бумагами письменном столе дяди Арта. Самой большой комнатой в доме была безусловно столовая и, превращенная в «кабинет», она была с пола до потолка застроена книжными полками. Еще больше полок возвышалось в центре комнаты, они служили опорой для положенной горизонтально огромной двери, которую дядя Арт использовал в качестве письменного стола. Все полки были заставлены книгами в твердых, кожаных переплетах.

На самом столе громоздились кучи счетов, писем, которые Дьюан бегло перебрал, вырезки шахматных статей из чикагских и нью-йоркских газет, журналы, карикатуры из газеты «Нью-Йоркер», стояла забранная в рамку фотография второй жены дяди Арта и в такую же рамку был вставлен рисунок Леонардо да Винчи, изображающий летательную машину, слегка напоминающую вертолет. Тут же стояла банка с мраморными шариками и другая банка, полная красных лакричных леденцов, на которые Дьюан, сколько себя помнил, всегда совершал лихие набеги. Валялись разрозненные листы старых чеков, списки членов профессионального союза завода Катерпиллер, список нобелевских лауреатов и миллион других вещей. Дневника здесь не было.

Ящиков в этом столе, естественно, не было. Дьюан внимательно осмотрел комнату. Ему было слышно, как Старик выдвигает ящики в спальне, возможно, в поисках белья и носков. Времени у него было немного.

Где дядя Арт мог хранить журнал? Может быть в спальне? Нет, дядя Арт не стал бы писать в постели. Он наверняка заполнял свой дневник здесь, сидя за рабочим столом. Но здесь нет книг. Как нет и ящиков.

Книги. Дьюан присел в старое капитанское кресло, облокотился, почувствовал, как сильно стерся лак под руками дяди Арта. Он вел записи каждый день. Возможно, каждый вечер, сидя здесь. Дьюан протянул над столом левую руку. Дядя Арт был левшой.

Под рукой оказалась одна из нижних полок, расположенная у самой опоры двери, превращенной в стол. Полка была двойной: книги стояли в два ряда, одни смотрели в сторону окна, другие — несколько переплетенных, но не озаглавленных томов — в сторону сидящего за столом. Дьюан вытянул одну из них книг: кожаный переплет, плотная дорогая бумага, примерно полтысячи страниц. На которых ни одной печатной буквы, лишь от руки написанные строки, выведенные старомодной авторучкой и убористым почерком. Строки заполняли каждую страницу и были не только непечатными, но и нечитаемыми. Нечитаемые в буквальном смысле.

Дьюан раскрыл том и склонился над ним, поправляя привычным жестом очки. Все записи велись не на английском. Плотно заполненные страницы, казалось, были исписаны какой-то смесью арабского и хинди, и представляли собой сплошной забор из крючков, палочек, росчерков и арабесок. Не было ни одного раздельного слова; строчки шли одной, не поддающейся расшифровке, вязью незнакомых символов. Но наверху каждой колонки были проставлены цифры, и они-то как раз зашифрованы не были. На одной из них Дьюан прочел 19.3.57.

Дядя Арт часто говорил, что принятая в Европе, да и в остальном мире, манера датирования записи — сначала указывать число, затем месяц и только потом год — более разумна, чем американская. «От малого к большему» сказал он своему племяннику, когда тому было лет шесть. «В этом есть чертовски много здравого смысла». И Дьюан всегда был с ним согласен. Эта запись была датирована девятнадцатым марта 1957 года.

Мальчик сунул книгу обратно и вытащил самый крайний том. На первой странице было написано 1.1.60. На последней, незаконченной, стояло 11.6.60. В воскресенье утром дядя Арт не успел сделать никакой записи, но он заполнил дневник в субботу вечером.

— Все сделал?

В дверном проеме стоял Старик, держа в одной руке костюм, все еще упакованный в пакет из химчистки, а в другой — старую спортивную сумку дяди Арта. Старик шагнул в круг света настольной лампы и кивком указал на книгу в руках сына.

— Это та книга, которую Арт тебе вез?

Дьюан колебался не дольше секунды.

— Думаю, да.

— Тогда забирай ее. — И Старик вышел через кухню.

Дьюан выключил свет, постоял минуту, думая об остальных восемнадцати годах жизни, заключенных в тяжелых томах дневников и раздумывания, не совершает ли он ошибки. Совершенно очевидно, что дневники велись особым личным кодом. Но расшифровывать всяческие коды было давним увлечением мальчика. Если он расшифрует этот код, то он прочтет то, что дядя Арт не предназначал для его глаз, как и для любых других.

Но ведь он хотел, чтобы я узнал то, что он обнаружил. И говорил он об этом взволнованно. Серьезно, но взволнованно. И как будто слегка испуганно.

Дьюан вздохнул и взял со стола тяжелую книгу. В комнате сейчас ощутимо чувствовалось присутствие дяди: о нем напоминал слабый аромат табака, особый, чуть затхлый запах старых книг и кожаных переплетов, и даже едва уловимый запах тела его дяди, чистый запах работающего человека.

Теперь в комнате было уже темно. Ощущение присутствия дяди Арта было чуть нервирующим, будто призрак его стоял здесь же, за спиной Дьюана, веля ему взять журнал, усесться прямо здесь, включить свет и читать, читать, читать, пока призрак будет витать рядом. Дьюану казалось, что он даже чувствует холодное прикосновение чьих-то пальцев к шее.

Обычной походкой, ничуть не торопясь, Дьюан прошел через кухню и присоединился к отцу, уже сидевшему в машине.

Дейл с Лоуренсом целый день играли с бейсбол, не обращая внимания на грозные тучи и до предела влажный воздух. К обеду они уже были покрыты с ног до головы пылью, которая, смешавшись с потом, превратилась в потеки самой очаровательной грязи. Мать, едва завидя их через кухонное окно, велела тут же, не поднимаясь на второй этаж, раздеться и отнести все грязное белье в стирку. А относить вещи в заднюю комнату подвала, где стояла стиральная машина, входило в круг обязанностей Дейла.

Подвал Дейл просто ненавидел. Это была единственная часть старого дома, которая заставляла его нервничать. Летом все было нормально и ему почти не приходилось сюда спускаться. Другое дело зимой, когда Дейл должен был каждый вечер после обеда загружать углем специальный ящик.

В подвал вела лестница, ступеньки которой были рассчитаны, по-видимому, на великана — каждая из них была высотой не меньше двух футов. Огромная бетонная лестница делала поворот налево, проходя между наружной стеной и стеной кухни, от чего создавалось впечатление, что подвал гораздо глубже, чем он был на самом деле. «Тайный ход в подземную темницу» называл лестницу Лоуренс.

Голая лампочка, свисавшая над верхней ступенькой, почти не освещала ту часть коридора, которая вела к топке. Там была еще одна лампочка, но зажечь ее можно было дернув за шнур, висящий над бункером для угля. Проходя мимо него Дейл глянул направо, на проем для загрузки. Это не было дверью, просто проем в стене фута в четыре высотой, начинающийся чуть повыше края бункера. От потолка до пола было не больше пяти футов и Дейл знал, как трудно было отцу стоять здесь и шуровать лопатой. Ящик же, сейчас закрытый крышкой, располагался под уклоном из коридора к бункеру, так что загружать его приходилось, сбрасывая уголь вниз, в ожидавшее его чрево. Позади ящика, заполняя собой остаток помещения, располагалась сама старинная топка: огромный уродливый железный остов, с протянувшимися во всех направлениях щупальцами труб.

Когда зимой ему приходилось загружать ящик углем, больше всего Дейл ненавидел не саму работу, хотя с его рук всю зиму не сходили мозоли, и даже не угольную пыль, которая оставалось в уголках рта, даже после чистки зубов, нет, больше всего он ненавидел подземный лаз позади бункера.

Самая дальняя стена начиналась в трех футах над цементным полом и заканчивалась, не доставая потолка и оставляя обнаженными опутанные паутиной канализационные трубы. Дейл знал, что пустое пространство проходит под большей частью той комнаты, которую отец называет «кабинетом» и доходит до самого огромного парадного крыльца. Когда ему приходилось загружать уголь, он иногда слышал беготню мышей и других, более крупных, грызунов, а один раз, быстро обернувшись, он застиг пару маленьких, красных глаз, пристально следивших за ним.

Родители часто хвалили Дейла за усердие в работе и быстроту, с которой он наполнял ящик. Для него же самого эти двадцать или около того минут каждого зимнего вечера были наихудшим временем в жизни и он готов был работать с любой скоростью, только бы поскорей наполнить проклятый ящик и вылететь отсюда. Когда бункер бывал только что загружен и Дейлу не приходилось заходить далеко в подвал, было еще ничего. Но ближе к весне, когда уголь уменьшался до небольшой кучки в самом дальнем углу, ему приходилось проходить весь бункер, загружать ящик, поднимать и идти с ним в руках через весь подвал спиной к лазу.

Так, одной из причин, по которым Дейл любил лето, было отсутствие необходимости спускаться в подвал. И сейчас, бросив один лишь взгляд на темнеющую кучу антрацита, Дейл увидел, что его осталось совсем мало. Жиденький поток света сверху едва заметно блеснул на гладких поверхностях, сам же лаз таился в полной темноте.

Дейл отыскал первый шнур, дернул его, мигнул от света, обошел топку во второй комнате, в которой больше ничего не было, прошел третью комнату, в которой отец устроил рабочий верстак, и свернул вправо, к последней комнатке, в которой мать держала стиральную машину и сушилку.

Отец когда-то сказал, что засунуть туда эти два агрегата было просто мучением и что, если они когда-нибудь переедут, то оставят их здесь. Дейл был с ним совершенно согласен, он прекрасно помнил, как его отец, грузчики и два вызвавшихся помочь соседа, боролись с этими машинами не меньше часа. Окон в этой комнатке не было, как впрочем и во всех остальных подвальных помещениях, и шнур от лампы свисал в самом центре довольно большой комнаты. Около южной стены зияла почти идеально круглая яма, примерно трех футов в диаметре, уходящая круто вниз, прямо в кромешный мрак. Она представляла собой помпу — грязевик, которая выводила излишек воды из подвала, расположенного ниже уровня городского водосбора. Тем не менее четыре раза за те четыре с половиной года, что они жили здесь, в подвале происходили потопы, и однажды отцу пришлось провести некоторое время по колено в холодной воде, налаживая эту самую помпу.

Сейчас Дейл зашвырнул скомканную грязную одежду на стиральную машину, выключил, проходя мимо, свет, пробежал в мастерскую, из нее в комнатку топки, оттуда в коридор, даже не заглянув в этот раз в бункер и взлетел вверх по ступенькам. В подвале было так холодно и влажно, что он с удивлением ощутил тепло воздуха, льющегося через полуоткрытую дверь и увидел свет заката, разливающего на западном склоне неба, прямо над домом Грумбахера.

Дейл быстро пробежал на кухню, смущенный тем, что приходится расхаживать по дому в трусах. Лоуренс уже плескался в ванне и вовсю трубил, изображая атакующую противника субмарину. К счастью мама стояла на крыльце, поэтому он стремглав проскочил босиком холл, взбежал по ступенькам, крутанулся на лестничной площадке и нырнул к себе в комнату, чтобы успеть накинуть халат до возвращения мамы. Скоро он уже валялся в постели, читая старый сборник научной фантастики и ожидая своей очереди принимать ванну.

В своем тихом и светлом уголке подвале Дьюану МакБрайду потребовалось не больше пяти минут на то, чтобы расшифровать код.

Дневник дяди Арта выглядел так, будто его вели на хинди, на самом же деле был самый обыкновенный английский язык. Даже никакой перестановки слогов. Конечно, небольшой подсказкой Дьюану послужило то восхищение, с которым и он и его дядя относились к великому Леонардо.

Гений эпохи Ренессанса для своего собственного дневника использовал весьма простой шифр: он записывал слова задом наперед так, чтобы прочесть их можно было только при помощи зеркала. Дьюан вооружился зеркальцем и перед ним предстали обыкновенные английские слова, просто записанные без интервалов. Кроме того дядя Арт, для того, чтобы шифр был не совсем очевиден, соединял верхние части букв, что придавало его письменам странное сходство с арабским или ведическими рунами.[24] Вместо точек он ставил перевернутое английское F с двумя точечками перед ним. F с одной точечкой обозначало запятую.

Дьюан открыл последнюю страницу, чтобы ознакомиться с проблемой, над которой ему предстояло работать, и увидел, что здесь записан диалог, представляющий политический спор между Стариком и дядей Артом. Дьюан пробежал этот абзац, обратил внимание на аргументы, приводимые обоими братьями — Старик был, по обыкновению, пьян и призывал к насильственному свержению правительства — и поспешил к последнему отрывку.

11.6.60.

Я разыскал материал, за которым охотится Дьюан! Это было в АПОКРИФАХ: ДОПОЛНЕНИЕ К КНИГЕ ЗАКОНА Алейстера Краули. Мне следовало догадаться раньше, что подобную информацию можно найти у Краули, этого самозванного мага нашего столетия, который кое-что знал о подобных делах.

Провел пару часов, сидя на веранде и размышляя. Сначала я собирался было придержать это про себя, но маленький Дьюнни так упорно работает над расследованием этой местной тайны, что я решил, что он имеет право знать все. Завтра я отвезу ему книжку и познакомлю парня со всем отрывком о «талисманах». Раздел, посвященный Борджиа, мне показался довольно странным.

Вот несколько пертинентных абзацев:

«В то время как Медичи предпочитали традиционные талисманы в виде различных животных для моста в Мир Магии, известно, что семья Борджиа в течение большинства продуктивных веков Ренессанса[25] не выбрала в качестве талисмана какое-либо из творений мира живых.

Легенда гласит, что ими была выбрана Стелла Откровения, железный обелиск из Древнего Египта. В пятом или шестом веках христианской эры его украли с его постоянного места из Гробницы Озириса. Стелла Откровения давно уже была источником мощи семьи валенсийских Борджиа, Испания.

В 1455 году, когда один из членов этого древнего рода чародеев стал Папой, великая ирония его возвышения состояла в том, что этим достижением он был обязан Темным Силам страшного дохристианского символа. И первым актом этого Папы был указ о сооружении колокола. Почти нет сомнений в том, что этот колокол — привезенный в Рим незадолго до кончины Папы Борджиа — был сооружен из Стеллы Откровения, расплавленной и отлитой вновь в форме, более приятной и доступной пониманию массой христиан, ожидавших его прибытия.

Этот колокол, как говорили, значительно превосходит своими размерами любой из подобных магических объектов, имевшихся почти в каждом из мавританских или испанских королевских дворов в те дни. Видимо Борджиа смотрели на такие вещи по принципу: „Все поглотить, все породить“. В Египте, Стелла Откровения была известна как „Корона Смерти“ и ее странное превращение было предсказано в „Книге Бездны“.

В отличие от талисманов органического происхождения, которые по своей сути были не более, чем медиумами, Стелла, даже став колоколом, требовала жертвоприношений. Согласно другой легенде Дон Алонсо Борджа принес в жертву колоколу свою новорожденную племянницу как раз перед тем, как отправиться в Рим на конклав 1455 года, на котором, как известно, его, вопреки всем ожиданиям, избрали Папой. Затем Дон Алонсо, теперь известный как Папа Калликстус III, либо потерял интерес к таким упражнениям, либо счел мощь Стеллы исчерпанной его собственным приходом к власти, Как бы то ни было жертвоприношения были отменены. Папа Каликстус умер. Колокол был установлен в замке племянника Дона Алонсо, Родриго-и-Борджа, кардинала Рима, преемника архиепископа Валенсийского, и ближайшего прямого наследника династии Борджиа.

Но, как гласит легенда, Стелла или колокол, в виде которого она была замаскирована, не прекратила взывать к жертвам.»

Приняв ванну, Дейл Стюарт отправился в спальню. Лоуренс уже лежал в постели. Вернее, не лежал в постели, а сидел на постели, поджав ноги и держась подальше от края. Выражение его лица было довольно странным.

— Что случилось? — спросил Дейл.

Лицо Лоуренса было таким бледным, что на коже заметно проступили веснушки.

— Я… Я не знаю… Я вошел, включил свет и… Ну, я что-то услышал.

Дейл недоверчиво покачал головой. Ему припомнилось, как пару лет назад, одним зимним вечером, когда мама ушла в магазин, они вдвоем смотрели фильм «Мщение Мумии». Только он закончился, Лоуренс услышал что-то на кухне… Такие же медленные, скользящие шаги, как были у мумии в фильме. Страх брата овладел и Дейлом, и они оба открыли вторую раму и выпрыгнули во двор, когда им показалось, что шаги стали приближаться. Вернувшаяся из магазина мама застала обоих сыновей, стоящими в одних носках и футболках на улице, и дрожащих от холода.

Но теперь Дейлу уже не восемь лет, а целых одиннадцать. — И что же ты слышал? — скептически поинтересовался он. Лоуренс оглянулся.

— Не знаю. Я не то, чтобы услышал… Скорее как-то почувствовал, что ли. Будто в комнате есть кто-то еще.

Дейл вздохнул. Он закинул грязные носки в корзинку и выключил свет.

Дверь в кладовку была чуть приоткрыта. Идя к своей постели, Дейл толкнул ее, чтобы она закрылась.

Но щелчка не последовало.

Думая, что мешает тапок или что-нибудь еще, Дейл замедлил шаги и нажал посильнее.

Дверь не затворялась. Что-то внутри кладовки мешало, не давая ее закрыть.

Сидя в подвале, Дьюан промокнул лицо платком. Обычно здесь бывало холодно даже в самые жаркие дни лета, но сейчас мальчик чувствовал, что по его лицу струится пот. Книга лежала раскрытой на его так называемом «письменном столе», представлявшем собой дверь, уложенную на козлы. Дьюан, торопливо выписывал самое важное в свой блокнот, но сейчас он отложил карандаш в сторону и стал просто читать.

Он уже наловчился читать дядину криптограмму без зеркала, но все держал его перед собой.

Стелла Откровения, теперь отлитая в виде колокола, была вызвана к жизни принесением в жертву маленькой Борджиа, правнучки Папы. Но согласно книге Оттавиано, Борджиа испугались мощи Стеллы и не были готовы к Апокалипсису, который, согласно древним папирусам, должен был последовать за пробуждением Стеллы. Как гласит «Книга Закона», Стелла Откровения дарует огромную власть тому, кто служит ей. Но в то же самое время, когда соответствующие жертвы принесены, талисман становится Предзнаменованием Конца Света, предвестником Апокалипсиса, который последует за ее пробуждением через шестьдесят лет, шесть месяцев и шесть дней.

Родриго, следующий Папа из династии Борджиа, поместил колокол в башню, которую он пристроил к ватиканскому дворцу. Там, в Торра Борджиа, Александру, так назвал себя Родриго, став Папой, было приказано удержать Стеллу от пробуждения с помощью мистических фресок полубезумного карлика, художника по имени Пинтуриччио. Эти «гротески», рисунки, заимствованные из гротов в римских катакомбах, должны были сдерживать злобную мощь Стеллы, в то же время позволяя династии использовать преимущества силы этого талисмана.

По крайней мере так считал Папа Александр.

Как в «Книге Закона», так и тайных записях Оттавиана, приводятся намеки на то, что Стелла начала влиять на жизнь этой семьи. Несколько лет спустя Александр велел перенести колокол в огромный и неприступный замок Кастель Сан Анджело, но даже будучи захороненным в этой каменной гробнице вместе с костями давно умерших, талисман не утратил своей власти над человеческими существами, пробудившими его к жизни.

Отрывистые признания Оттавиана сообщают о безумии, охватившем как Борджиа, так и весь Рим в течение последующих десятилетий: убийства и заговоры ужасные даже по брутальным меркам той эпохи, демоны, скитающиеся в римских катакомбах, загадочные крохотные существа, которых видели как в замке Кастель Сан Анджело, так и на улицах Рима, и свидетельства возросшей власти Стеллы по мере ее пробуждения.

С этого времени, после страшной смерти Оттавиана, легенда о Стелле канула во мрак. Произошло падение дома Борджиа. Поколением позже, когда на трон Святого Петра вступил первый из Медичи, стало известно, что его первым папским рескриптом было велено удалить колокол из Рима, расплавить, а проклятый металл захоронить в священной земле подальше от Ватикана.

В наши дни нет никаких нитей, которые могли бы привести нас к раскрытию судьбы Стеллы Откровения. Легенда о ее власти «Все поглотить, все породить», продолжается в некромантии современного периода.

Дьюан медленно отложил в сторону дневник дяди Арта. Сверху до него донеслись спотыкающиеся шаги Старика на кухне. Затем послышалось бормотание, хлопнула входная дверь и Дьюан услышал как, чихнув мотором, рванула с места машина. Воздержание Старика было окончено. Мальчик не понял, в какую именно сторону поехал отец: в забегаловку Карла или в пивную «Под Черным Деревом», но он знал, что до возвращения отца пройдет немало часов.

Несколько минут он просидел, глядя в книгу перед собой. Лампа освещала его собственные заметки. Затем мальчик встал и пошел наверх, чтобы запереть входную дверь.

Дверь в кладовку медленно открывалась.

Дейл налег на нее, движение прекратилось, оставив зияющий зазор дюйма в четыре, и оглянулся на Лоуренса. Тот сидел, уставившись на него широко открытыми глазами.

— Помоги мне, — прошептал Дейл. С обратной стороны двери последовало новое усилие и дверь приоткрылась еще на дюйм. Ноги Дейла беспомощно заскользили по голым доскам пола.

— Мама! — закричал Лоуренс, спрыгнув с кровати и подбегая к брату. Объединенными усилиями братья налегли на дверь, заставив ее чуть податься. Зазор уменьшился дюйма на два.

— Мама! — крикнули оба одновременно.

Дверь замерла, ее выкрашенные желтой краской доски дрогнули, и она снова начала открываться.

Дейл и Лоуренс испуганно посмотрели друг на друга. Оба чувствовали огромную силу, исходящую от деревянного полотна двери.

Дверь приоткрылась еще на три дюйма. Изнутри кладовой не доносилось ни звука, там царила полная тишина, тем более полная, что здесь раздавалось пыхтение и тяжелое дыхание обоих мальчиков. Носки Дейла и голые ноги Лоуренса скребли по полу.

Дверь еще подалась. Теперь между дверью и стеной зияла пропасть в целый фут шириной, оттуда словно бы потянуло холодным ветром.

— Господи… На могу… Удержать, — выдохнул Дейл. Его левая икра касалась старого комода, скользила, но он никак не мог найти опору, чтобы вернуть дверь обратно. Что бы там внутри ни было, оно обладало силой по меньшей мере взрослого человека.

Дверь открылась еще на два дюйма.

— Мама! — закричал Лоуренс. — Мама, помоги! Мам!

С крыльца донесся ответный возглас, но Дейл понял, что до прихода мамы дверь им не удержать.

— Беги! — выдохнул он.

Лоуренс глянул на него, и послушался. Он побежал, но не из комнаты. В два шага и один огромный прыжок Лоуренс очутился на своей кровати.

Без помощи брата Дейл не мог противостоять движению двери. Силы были неравными. И он отпустил ее, запрыгнув на столешницу комода, и поджав ноги. Лампа и несколько книжек свалились на пол.

Дверь распахнулась, ударив мальчика по коленям. Лоуренс завизжал.

На лестнице были уже слышны шаги мамы, слышен был ее голос, спрашивавший в чем дело, но прежде чем Дейл смог открыть рот, чтобы отозваться, из кладовки волной ударил ледяной воздух, словно открыли дверь в погреб с тухлым мясом и оттуда что-то выбежало.

Оно было очень низким и длинным — по меньшей мере четыре фута длиной — и бесплотное словно тень, только гораздо темнее. Это была сама темнота, скользившая по полу как какой-то бешеный дух, вырвавшийся из бутылки. Дейлу были видны страшные, подобные лапам, нити, молотящие воздух. Невольно он подтянул ноги еще выше. Фотография в рамке упала на пол и разбилась.

— Мама! — крикнули они оба опять одновременно.

Черное существо бежало по полу. Дейл подумал, что оно похоже на таракана, если только можно вообразить таракана в четыре фута длиной и несколько дюймов высотой, и сделанного при этом из черного дыма. Черные отростки скребли пол.

— Мам!

Страшное существо юркнуло под кровать Лоуренса.

Тот совершенно бесшумно метнулся на кровать Дейла, как акробат на батуте.

В дверях стояла мама, переводя взгляд с одного на другого. Оба мальчика визжали.

— Эта штука… Из кладовки… Убежала под…

— Под кровать… Оно черное… И большое!

Мама кинулась в коридор и вернулась со шваброй.

— Марш отсюда! — приказала она сыновьям. И включила свет.

Дейл колебался только мгновение, прежде чем спрыгнуть вниз и позади мамы шмыгнуть к двери. Лоуренс тем же великолепным прыжком перепрыгнул с кровати Дейла на свою собственную и затем тоже метнулся к двери. Оба мальчика стремглав выскочили в коридор и прижались к перилам. Дейл обернулся и заглянул в комнату.

Мама опустилась на четвереньки, поднимая край покрывала с кровати Лоуренса.

— Мама! Нет! — крикнул Дейл и бросился обратно, чтобы оттащить ее назад.

Она выронила швабру и схватила сына за плечи.

— Дейл… Дейл… Прекрати.

Прекрати. Тут ничего нет. Вот смотри.

Между двумя всхлипываниями, грозившими перейти в рыдания, Дейл оглянулся. Под кроватью ничего не было.

— Наверное, оно убежало под кровать Дейла, — послышался голос Лоуренса от двери.

Со все еще цепляющимся за нее Дейлом мама обернулась и приподняла оборки покрывала на кровати Дейла. Сердце мальчика почти остановилось, когда она наклонилась со шваброй в руках.

— Вот видишь, — сказала она, вставая с колен и отряхивая юбку и колени. — Там ничего нет. А теперь скажите, что вам все-таки показалось?

Оба брата загалдели одновременно. Дейл прислушивался к собственным словам и понял как глупо звучит их описание: что-то большое, черное, бесплотное, низкое. Оно вдруг открыло дверь кладовой и убежало под кровать как гигантский жук.

Нет.

— Наверное, оно вернулось в кладовку, — предположил Лоуренс, едва удерживаясь от слез и с трудом переводя дыхание.

Мама довольно внимательно посмотрела на них, затем все-таки повернулась и открыла дверцу кладовки шире. Дейл невольно отшатнулся к двери, когда она переворошила там всю одежду, отодвинула в сторону тенниски и заглянула за притолоку двери. Кладовка была не слишком глубокой. И совершенно пустой.

Мама скрестила на груди руки и посмотрела на мальчиков. Они стояли в дверях, оглядываясь назад, на лестничную площадку и темные проемы в спальню родителей и гостевую комнату, будто страшная тень могла за их спинами переметнуться туда.

— Вы, ребята, просто напугали друг друга до смерти, так ведь? — строго спросила мама.

Оба мальчика горячо затараторили, снова описывая увиденное. Дейл показал, как они пытались удержать дверь.

— И этот жук открыл ее? — спросила мама смеющимся голосом.

Дейл вздохнул. Лоуренс поднял на него глаза, словно говоря: Что-то все еще находится под моей кроватью. Просто мы его не видим.

— Мама, — обратился Дейл к матери самым рассудительным и спокойным тоном, на какой он был только способен. — Мы не могли бы спать сегодня в вашей комнате? В спальных мешках?

Секунду она колебалась. Наверное, подумал Дейл, она вспомнила тот случай зимой, когда они выпрыгнули, напуганные шагами «мумии»… Или тот раз прошлым летом, когда они до поздней ночи сидели в поле около бейсбольной площадки, пытаясь наладить телепатический контакт с пришельцами… И вернулись домой обескураженные, когда космический корабль пришельцев оказался обыкновенным самолетом.

— Ладно, — кивнула она. — Возьмите ваши спальные мешки и раскладушку. А мне придется выйти и сказать миссис Сомерсет, что мои взрослые сыновья испугались померещившегося им жука.

Она спустилась по лестнице, мальчики старались не отставать от нее. Они подождали, пока мама вернется в дом, затем упросили ее постоять рядом, пока они отыщут в гостевой раскладушку и спальники.

Мама не разрешила даже оставить свет включенным на ночь. Оба буквально не дышали, когда она вошла в их комнату, чтобы выключить свет там, но все было нормально. Швабру мама оставила у изголовья кровати, должно быть в виде оружия. Дейл вспомнил о пневматическом пистолете, который отец держал в шкафу вместе с двустволкой. Пули, как он знал, хранились в нижнем ящике комода.

Свою раскладушку Дейл придвинул так близко к краю кровати, на которой спал Лоуренс, что бы там не осталось ни малейшего зазора. Еще долго, долго после того как мама ушла спать, Дейл чувствовал тревожное настороженное дыхание не спавшего брата. Такое же, каким было его собственное.

Когда рука Лоуренса скользнула под одеялом к его пальцам, Дейл не оттолкнул ее. Он был уверен, что это действительно Лоуренс… А не что-нибудь, сидящее в темноте под кроватью… И крепко сжал ее. Так, держась за руки, братья и заснули.

Глава 17

В среду, пятнадцатого июня, управившись со своими газетами, и перед тем, как идти в костел Св. Малахия, Майк отправился в подвал собственного дома.

Утро было солнечным и теплым, солнце уже стояло высоко и тени дубов и вязов протянулись по двору, когда Майк оторвал металлическую заслонку, преграждающую вход в лаз. В домах всех ребят, которых он знал, имелись нормальные подвалы, а не лазы. Что ж, подумал он, у всех имеются и туалеты в доме, а не на улице.

Он предусмотрительно захватил с собой бойскаутский фонарик и сейчас включил его. Паутина. Грязная земля. Трубы, темные от времени доски с обратной стороны пола. Снова паутина. Пространство едва достигало восемнадцати дюймов в высоту и все пропахло кошачьей мочой и запахом свежевырытой земли.

Помня про опасных черных пауков и потому извиваясь изо всех сил, чтобы не задеть руками липкие, беловатые нити паутины, Майк осторожно продвигался к передней части подпола. Чтобы добраться туда, ему нужно было миновать пространство под комнатой родителей и небольшим коридором. По мере того, как он полз, темнота продвигалась и продвигалась следом за ним, и скоро слабый свет в начале лаза потускнел. Мальчика охватила паника и он все время оглядывался, стараясь не выпускать из виду небольшой прямоугольник солнечного света, чтобы не заблудиться. Вход теперь казался очень далеко. Майк продолжал ползти вперед.

Когда, по его подсчетам, он уже должен был быть под гостиной, в трех ярдах впереди он увидел каменную стенку фундамента, только тогда Майк остановился, перевернулся на бок и перевел дух. Правой рукой он касался деревянной поперечной скобы, левая запуталась в паутине. В воздухе витала пыль, забиралась в волосы, заставляла его моргать. Занавес пылинок плясал в узком луче фонарика.

Господи, ну и хорош я буду, когда придется идти помогать Отцу Каванагу служить мессу, сокрушенно подумал он.

Майк повернулся налево, луч фонарика уперся в северную стену дома футах в пятнадцати от него. Какого дьявола… То есть, какую чепуху он тут ищет? Майк сжался и начал двигаться по окружности, стараясь найти признаки того, что фундамент поврежден.

Трудно было сказать, так ли это. Кругом был камень, а грязная почва была плотно утрамбована и испещрена следами когтей как нескольких поколений кошек, принадлежавших О'Руркам, так и других животных, находивших здесь убежище. Повсюду виднелись твердые кучки кошачьего помета.

Это, наверняка, был кот или скунс, подумал Майк с невольным вздохом облегчения. Затем он увидел дыру.

На первый взгляд это пятно было всего лишь тенью, но оно не исчезло, когда на него упал луч света. Майку пришло в голову, что это, должно быть, круг черной пластмассы или кусок брезента, забытый здесь отцом. Он подполз фута на четыре ближе и остановился.

Все-таки это была дыра, почти идеально круглая, примерно дюймов двадцать в поперечнике. Туда можно было засунуть голову, если захотеть. Только Майк не хотел.

Кроме того оттуда пахло. Майк подавил отвращение и подвинулся ближе. Вонь накатывала из туннеля, будто ее приносил ветер с кладбища.

Подняв валявшийся поблизости камень, Майк бросил его в дыру. Но звука падения не услышал.

Тяжело дыша, с сердцем, бьющимся так сильно, что его удары были наверное слышны даже Мемо в ее комнате, Майк чуть приподнял фонарик и постарался осветить внутренность дыры.

Сначала он подумал, что ее стены сделаны из красной глины, но затем увидел похожие на ребра перепонки, кроваво-красные хрящи, подобные внутренним поверхностям кишок какого-то неизвестного существа. Похоже на туннель в сторожке на кладбище.

Майк отпрянул, подняв при этом тучу пыли и вляпавшись одной рукой в паутину, а другой — в кошачий помет. И в то же мгновение, вдруг оглянувшись он не увидел прямоугольника света. Что-то загораживало вход.

Но нет, вот он появился.

Майк торопливо полз вперед, не обращая внимания на то, что все время задевает головой доски, а лицом паутину. Фонарик теперь переместился почти под его живот и ничего не освещал. Майку показалось, что под кухней он видит еще одно отверстие туннеля, гораздо большего размера, но туда он не стал ползти.

Какая-то тень загородила отверстие, закрыв доступ свету. Майк мог видеть руки и ноги в том, что он называл «обмотками».

Перекатившись вбок, он схватил железную палку. Тень присела около отверстия, стало совсем темно.

— Микки? — раздался голос его сестренки Кэтлин, тихий, чистый и невинный в своей неторопливости. — Микки, мама говорит, что тебе нужно идти в церковь.

Майк почти без чувств свалился во влажную грязь. Правая рука у него дрожала.

— Хорошо, Кетти, только отойди, пожалуйста, чтобы я мог вылезти отсюда.

Тень исчезла.

Когда Майк выбрался наконец, его сердце буквально ныло от боли. Он закрыл заслонкой проход, вбил гвозди.

— Ой, какой ты грязный, — проговорила Кетлин, улыбаясь брату.

Майк оглядел себя. Вся его одежда была покрыта серой пылью и паутиной. Ссадины на локтях кровоточили. Все лицо было в грязи и он даже ощущал ее вкус. Поддавшись мгновенному импульсу он обнял сестренку. Она радостно прижалась к нему, ничуть не заботясь о том, что может тоже запачкаться.

На мемориальную службу в похоронное бюро Хауэлла в Пеории пришло более сорока человек. Дьюану показалось, что Старик слегка раздражен таким оборотом дела, ему словно хотелось оставить эту церемонию похорон брата только для себя. Но извещение, помещенное в газете, и несколько телефонных звонков, сделанных им, заставили людей приехать даже из Чикаго и Бостона. Явилось несколько коллег дяди Арта по заводу Катерпиллар, и один из них не скрываясь рыдал в течение всей службы.

Священника не было, ибо дядя Арт твердо придерживался семейной традиции воинствующего агностицизма, но короткие надгробные речи произнесли несколько людей: коллега дяди по работе, тот самый который не мог удержаться от слез, кузина Кэрол, которая прилетела из Чикаго и в тот же вечер должна была вернуться обратно, и привлекательная женщина средних лет по имени Делора Стивенс, которую Старик представил как «друга дяди Арта». Дьюан задал себе вопрос, как долго дядя Арт и эта женщина были любовниками.

Последняя речь принадлежала Старику: Дьюан нашел ее самой впечатляющей: никаких слов о загробной жизни, или о наградах за достойно прожитые дни, только горькие нотки в голосе из-за потери брата, и несколько слов о личности, которая не поклонялась фальшивым ценностям, а посвятила жизнь служению другим людям, честному и беззаветному. Закончил свою речь Старик чтением отрывка из Шекспира, любимого писателя дяди Арта. Дьюан ожидал услышать «Все полеты ангелов несут тебя к отдыху…», зная как ценил дядя Арт иронический подход ко всему на свете, но то, что он услышал, было песней. Местами голос Старика срывался, но он держал себя в руках и загадочные последние слова прозвучали на удивление сильно:

• Для тебя не страшен зной,
• Вьюги зимние и снег,
• Ты окончил путь земной
• Ты обрел покой навек.
• Дева с пламенем в очах
• Или трубочист — все прах.
• Все прошло — тиранов нет,
• Притеснения владык,
• Больше нет ярма забот,
• Равен дубу стал тростник.
• Царь, ученый, врач, монах
• После смерти — все лишь прах.
• Не страшись ни молний ты… Ни раскатов громовых… Ни уколов клеветы.
• Радость, скорбь — не стало их.
• Кто любовь таил в сердцах,
• Все как ты, уйдут во прах.
• Злобных сил не знай ты…
• Духам не внимай ты…
• Ада не страшись ты…
• К небу вознесись ты…
• Спи среди цветов и трав,
• Память вечную снискав.[26]

В часовне послышались рыдания. Старик прочел весь стих по памяти, затем склонил голову и вернулся на свое место.

В задернутом занавесом алькове заиграл орган. Медленно, по одиночке или небольшими группами, люди стали расходиться. Кузина Кэрол и еще несколько человек немного задержались, чтобы сказать несколько слов Старику или погладить Дьюана по голове. Застегнутый воротничок и туго повязанный галстук стесняли мальчика и казались чужими, воображение рисовало ему дядю Арта, который подошел бы к нему и заявил смеясь: «Ради всего святого, парень, сними ты эту дурацкую штуку. Галстуки носят лишь бухгалтеры и политиканы».

Наконец Дьюан и Старик остались вдвоем. Вместе они спустились к подвал похоронного бюро, где находилась «печь огненная» и тело дяди Арта было предано огню.

Майк терпеливо дожидался, когда Отец Каванаг пригласит его после литургии на завтрак, состоящий обычно из кофе и багеля,[27] чтобы поговорить со священником о том, что он видел в лазе.

Еще три года назад Майк понятия не имел о том, что такое багель. Но с тех пор, как отец Каванаг стал приглашать на завтрак нескольких самых надежных из своих министраторов (алтарных служек), мальчик стал экспертом в таких делах, и теперь совершенно невозмутимо намазывал багель сливочным сыром или укладывал на него аппетитные кусочки копченой лососины. Для того же, чтобы убедить священника в том, что одиннадцатилетнему мальчику можно разрешить пить кофе, потребовалось некоторое время. Также, как обычай называть епархиальный автомобиль «Папомобилем», это было их общей тайной.

Майк жевал багель и размышлял как бы ему лучше сформулировать вопрос: Отец Каванаг, у меня есть кое-какие трудности в жизни. Они связаны с мертвым солдатом, роющим туннель под моим домом и пытающимся схватить мою бабушку. Не может ли Церковь помочь мне в этом?

Наконец, он сказал так:

— Отец, Вы верите в зло?

— Зло? — переспросил священник, отрывая взгляд от газеты. — Ты имеешь в виду зло как абстрактное понятие?

— Я не знаю, что такое абстрактное понятие, — пробормотал Майк. С отцом Каванагом он часто чувствовал себя полнейшим дураком.

— Зло как категория или как сила, исходящая от поступков людей? — уточнил священник. — Или ты имеешь в виду вот такие вещи? — И он указал на снимок в газете.

Майк посмотрел на него. На фотографии был изображен человек, по имени Эйхман, который был заключенным в каком-то месте, который назывался Израиль. Майк ничего об этом не знал.

Страницы: «« « ... 910111213141516 » ... »»