Неглубокая могила Симмонс Дэн
«Но я в перчатках», – подумал Курц. Пощупав пальцами тонкую кожу, он едва не рассмеялся вслух при мысли о том, что эти дешевые перчатки могут защитить его от стальных заусенцев.
Что ж, надо или разворачиваться и ползти назад, или на что-то решаться.
Опустив большим пальцем курок, Курц надежно засунул револьвер за пояс, свесился с трапа, схватился за трос, чувствуя, как сердце подпрыгивает до самого горла, и начал как можно быстрее спускаться вниз, раскачиваясь из стороны в сторону, тормозя перчатками и ботинками. Он все же не рискнул скользить по тросу и перебирал руками. Крыша центра управления находилась в тридцати футах внизу и в десяти футах справа. Под ним не было ничего, кроме пустоты и холодного бетонного пола, до которого оставалось не меньше шестидесяти футов.
Курц спустился до трапа второго уровня, раскачался, пытаясь забраться за поручни, промахнулся с первой попытки и стал раскачиваться снова. Наконец он спрыгнул на более широкий трап. Стальная решетка закачалась, но не так сильно, как та, что осталась наверху.
Не медля ни секунды, Курц подбежал к пересечению трех трапов и, не обращая внимания на стальные скобы лестницы, схватился за поручни и скользнул по ним на руках в лучших традициях военно-морского флота.
Он грузно опустился на нижний трап, теперь уже освещенный отблесками света из окна центра управления в пятнадцати футах впереди. Перекатившись, Курц вскочил на ноги и, низко пригибаясь, добежал до стены кабины.
Задыхаясь от быстрого бега, он пнул ногой незапертую дверь и ввалился в комнату.
«Док умрет со смеху», – была его последняя мысль.
Но Доку уже было не до смеха. Старик лежал перед запертой кладовкой. У него на теле были видны по крайней мере четыре раны от пуль крупного калибра: три на груди и одна на шее. Раны кровоточили, и треть пола кабины была залита кровью. Курц дернул свой короткоствольный револьвер влево, вправо, снова влево, но, кроме трупа и его самого, в кабине никого не было.
ГЛАВА 31
Присев на корточки, Курц осторожно приблизился к телу Дока, держась ниже уровня окна, не обращая внимания на кровь, испачкавшую ему брюки и ботинки. Навесной замок на двери кладовки был на месте.
Держа под прицелом входную дверь, Курц ощупал старую кожаную куртку и окровавленные брюки Дока.
Ключей не было. Док держал ключ от кладовки на большой связке вместе с другими ключами от ворот и дверей цеха. Связка исчезла.
Курц пробрался к столу и проверил все ящики и даже невысокую тумбочку, но ключей нигде не было.
Курц подумал о том, чтобы сбить навесной замок пулей из револьвера, но, еще когда он взвешивал за и против, снаружи послышались шаги. Один человек. Бегущий.
Проклятие! Протянув руку, Курц погасил настольную лампу, единственный источник освещения в кабине. Его глаза быстро привыкли к темноте, и вскоре дверной проем и окна превратились в светлые прямоугольники. Снаружи снова воцарилась полная тишина.
Схватив Дока за ворот куртки, Курц протащил его по залитому кровью полу. Старик показался ему очень-очень легким, и у него мелькнула рассеянная мысль, не следствие ли это потери крови.
«Ты уж меня прости, Док», – подумал Курц, приподнимая своего давнишнего приятеля на колени. Обхватив труп за пояс левой рукой, он подтолкнул его к распахнутой двери, а сам осторожно выглянул из кабины, прижимаясь к косяку.
Первая пуля снова ударила Дока в грудь. Вторая срикошетировала, попав старику в череп чуть выше линии волос.
Отпустив труп, Курц вскинул револьвер и быстро выстрелил три раза на вспышки, сверкнувшие у станка футах в пятидесяти. Завыли пули, отскочившие от стали. Курц бросился на пол, и тут же четыре выстрела выбили окно справа от него и расщепили открытую створку двери.
«Огонь ведется из одного оружия, – мысленно отметил Курц. – Скорее всего, из 9-мм полуавтоматического пистолета».
Он понимал, из этого вовсе не следует, что в заброшенном цеху только один стрелок. О таком счастье нечего было и мечтать.
Еще три выстрела, один за другим. Одна пуля влетела в открытую дверь, отразилась от стального потолка, высекла искры из пола и двух стен и в конце концов завязла в деревянной крышке стола.
Две секунды тишины: стрелок вставлял новую обойму. Курц воспользовался передышкой, чтобы перезарядить три патрона. Стреляные гильзы откатились в лужу черной крови и замерли, завязнув в липкой жидкости.
Еще пять выстрелов со стороны станка, почти непрерывно друг за другом. Грохот девятимиллиметровых патронов раскатился по пустому цеху гулким эхом. Одна пуля, срикошетировав, попала в обращенное к потолку лицо Дока, издав шлепок, какой производит удар молотка по дыне. Другая вырвала клок шерсти из плеча пальто Курца.
«Я выбрал отвратительное место», – подумал он. Выстрелы по-прежнему раздавались со стороны горы ферм и разобранного оборудования справа от центра управления. Вполне возможно – даже вероятно, – второй и третий стрелки затаились где-то слева, словно охотники на уток, караулящие вспугнутую дичь. Но у Курца не было выбора.
Выскочив в дверь, Курц выпустил все пять пуль в темноту справа от кабины. Неизвестный стрелок ответил – еще четыре выстрела, последняя пуля разорвала воздух в том месте, где Курц находился какое-то мгновение назад.
Курц побежал по трапу в противоположную сторону, на бегу вытряхнув из барабана револьвера стреляные гильзы и попытавшись перезарядить его. Выронив патрон, он сунул руку в карман, лихорадочно нащупывая новый. Все пять на месте. Не сбавляя скорости, Курц захлопнул барабан.
У него за спиной загрохотали шаги. Стрелок выскочил из укрытия и бежал под кабиной центра управления, стреляя на бегу. По трапам скользнул луч фонарика. Неужели стрелок только один?
«Не могу поверить, что мне так повезло!»
Курц понимал, что не успеет добежать еще футов сто с лишним до стены. Но даже если ему и удастся сделать это, не получив пулю, он станет прекрасной мишенью, когда будет спускаться вниз по лестнице.
Но Курц и не собирался бежать до стены. Схватив левой рукой стальной трос, он правой стиснул крепче револьвер и, перемахнув через поручни, полетел вниз.
До пола цеха было не меньше тридцати футов – достаточно, чтобы переломать все кости. Но Курц спрыгнул с трапа как раз на груду шлака высотой футов пятнадцать. Он упал на противоположный от стрелка склон, больно ударившись об острые камни, и скатился вниз. Крутой скат помог ему загасить скорость падения, не свернув себе шею.
Докатившись до пола, Курц успел вскочить на ноги и побежать до того, как его противник обогнул груду.
У него за спиной прогремели два выстрела, но Курц уже бежал что есть силы к следующей куче. Остановившись, он припал на колено, удерживая короткоствольный револьвер левой рукой, стиснувшей запястье правой руки.
Стрелок не появлялся.
Курц широко раскрыл рот, пытаясь отдышаться, и прислушался.
Сзади и справа от него зашуршал осыпающийся шлак. Сам стрелок, а может быть, его сообщник пытаются зайти сбоку, взобравшись на груду шлака или обогнув ее.
Переложив револьвер в левую руку, Курц перекатился вправо, заваливая себя комками шлака, словно человек, присутствующий на собственных похоронах. Он воткнул ноги в кучу, и маленькие гладкие камешки расступились в стороны. Опустив голову в углубление, Курц оказался до самых глаз завален шлаком. Когда камешки перестали осыпаться, Курц переложил револьвер в правую руку, не вынимая ее из шлака.
Он понимал, что эту маскировку нужно считать условной, и на нее можно полагаться только в условиях очень тусклого освещения. Но в цехе действительно было очень темно. Курц направил револьвер в ту сторону, откуда первоначально донесся шорох, и стал ждать.
Опять шум осыпающихся камней. Света было достаточно, чтобы Курц смог разглядеть силуэт руки с пистолетом, появившейся из-за кучи шлака в двадцати футах от него.
Курц ждал.
На мгновение показались голова и плечи, тотчас же скрывшиеся.
Курц ждал.
Свет у Курца за спиной был ярче, чем впереди. Это означало, что его противнику лучше видны силуэты на полу или грудах шлака. Курцу оставалось только ждать, уповая на то, что он хорошо зарылся и его тело не выступает над россыпью камешков.
Противник двигался очень быстро. Обогнув кучу, он соскользнул на пол, уверенно держа в руке оружие. Его торс казался неестественно громоздким, что предполагало наличие бронежилета.
Понимая, что малейшее движение вызовет ответный огонь, но также сознавая, что он или переместит свой револьвер, или промахнется и через считаные мгновения распростится с жизнью, Курц чуть повел короткое дуло влево.
Покатились камешки.
Неизвестный резко обернулся и выстрелил трижды. Одна пуля ударила в шлак в футе от правой руки Курца, обдав его лицо каменными брызгами. Другая впилась в груду между его правой рукой и телом. Третья пощекотала ему левое ухо.
Курц выстрелил два раза, целясь своему противнику в пах и левую ногу.
Неизвестный упал.
Вскочив, Курц побежал к нему, стряхивая с себя камни. Поскользнувшись на вызванном этим движением оползне, он едва не упал, но все же успел добежать до стонущего стрелка как раз тогда, когда тот начал снова поднимать пистолет.
Ударом ноги Курц выбил девятимиллиметровый «глок» из правой руки детектива Хатэуэя, и пистолет с грохотом покатился по холодному бетону. Полицейский принялся лихорадочно шарить у себя за пазухой левой рукой, и Курц едва не прикончил его выстрелом в голову, но потом сообразил, что Хатэуэй протягивает кожаный бумажник с полицейским значком так, чтобы металл блеснул в тусклом свете. «Щит», как называют его полицейские.
Застонав, Хатэуэй стиснул левую ногу свободной рукой. Даже в темноте Курц разглядел кровь, вытекающую из раны пульсирующим фонтанчиком. «Должно быть, зацепил бедренную артерию», – подумал он. Если бы артерия была перебита, Хатэуэй уже был бы мертв.
– Жгут… мой ремень… сделай жгут, – простонал полицейский.
Не выпуская револьвер, Курц наступил Хатэуэю на грудь, лишив его возможности дышать. Черное дуло было в футе от лица детектива.
– Заткнись! – прошипел Курц.
Оглянувшись, он прислушался.
Тишина. Ни звука шагов, ничего, кроме учащенного дыхания двоих мужчин.
– Жгут… – снова простонал детектив Хатэуэй, поднимая свой золотой щит словно талисман.
На нем был прочный кевларовый бронежилет армейского образца, усиленный фарфоровыми пластинами. Такой остановил бы пулю из винтовки М-16, не говоря про револьвер 38-го калибра Курца. Но пуля попала полицейскому в ногу приблизительно на четыре дюйма ниже конца жилета.
– Курц… ты не сможешь… убить полицейского, – задыхаясь, выдавил Хатэуэй. – Даже у тебя… хватит на это мозгов… мать твою. Перевяжи мне… ногу.
– Хорошо, – сказал Курц, усиливая давление на правую ногу, прижимавшую грудь полицейского, но все-таки не так, чтобы его задушить. – Только скажи мне, что ты один.
– Жгут… – простонал Хатэуэй и тотчас же ахнул, так как Курц крепче вдавил каблук в его грудь. – Да, мать твою… да… один, мать твою… Дай мне перевязать ногу. Я же сдохну от потери крови, мать твою, козел ты долбаный!
Курц кивнул, признавая справедливость его слов.
– Я перевяжу тебе ногу. Как только ты мне расскажешь, почему это сделал. На кого ты работаешь и как ты узнал, что я буду здесь?
Хатэуэй покачал головой:
– В участке знают… что я отправился сюда. Через пять минут… здесь будет… полно полицейских. Дай мне свой ремень.
Дрожащей рукой он выше поднял полицейский значок.
Курц понял, что ничего не добьется от раненого. Убрав ногу с груди Хатэуэя, он отступил в сторону, наведя револьвер полицейскому в голову.
У Хатэуэя отвалилась челюсть. Дыхание стало хриплым, неровным. Он снова поднял перед собой значок, вцепившись в него обеими руками, – так держат распятие, отгоняя вампиров. Хатэуэй задыхался, но его голос отчетливо прозвучал в тишине пустого цеха – как и звук взведенного курка револьвера Курца:
– Курц… мать твою… полицейского нельзя убивать!
– Я уже долго думал на эту тему, – проронил Курц.
Как выяснилось, золотой щит все же не смог защитить Хатэуэя.
ГЛАВА 32
– Твою мать, где этот долбаный детектив? – выругался Бандан, присаживаясь на край массивного письменного стола Малькольма Кибунта. – Уже почти час ночи. Чертов козел давно должен был позвонить.
– Слезь с моего стола, мать твою, – пробормотал Малькольм.
Бандан медленно и неохотно подчинился, перейдя на кожаный диван у стены. Достав пистолет, он принялся развлекаться, щелкая рычажком предохранителя.
– Бандан, щелкнешь еще раз, козел, и я попрошу Потрошителя заняться тобой, – пообещал Малькольм.
Бандан бросил на него злобный взгляд, но положил пистолет на диван.
– Так все же, где этот долбаный белый ублюдок?
Пожав плечами, Малькольм положил ноги на стол.
– Возможно, Курц надрал ему задницу.
– Этот Хатэуэй такой кретин, мать твою? – спросил Бандан.
Малькольм снова пожал плечами:
– А почему этот легаш не сказал нам, куда направляется долбаный Курц, твою мать?
Малькольм улыбнулся:
– Вероятно, он понимал, что в этом случае я отправлю туда тебя, Потрошителя и еще десяток ребят, чтобы дело было сделано наверняка, и тогда Хатэуэй пролетел бы с десятью кусками «Мечети смерти».
– Но он же сказал нам, где Курц работает, – не унимался Бандан. – В том подвале под порномагазином. Надо было поехать туда.
– Среди ночи там никого нет, – возразил Малькольм. – Бандан, засохни. Если легавый по какой-то причине сегодня не пришьет Курца, завтра ты со своей командой сможешь наведаться к нему в подвал.
Потрошитель отошел от окна и уселся на край стола Малькольма. Малькольм промолчал. Бандан злобно сверкнул глазами на Потрошителя, затем на Малькольма, потом снова на Потрошителя. Те не обращали на него никакого внимания.
– Ты на самом деле позволишь этому белому легашу получить десять штук «Мечети»? – помолчав, снова принялся за свое Бандан.
Малькольм пожал плечами:
– Именно ради них Хатэуэй расколол какого-то торговца оружием, о котором мы понятия не имеем, и не рассказал о нем своим дружкам-легавым. Именно ради них он сегодня отправился в одиночку кончать Курца. Я ничего не могу поделать, раз он хочет получить все деньги.
Бандан презрительно фыркнул:
– Надо было пришить этого Хатэуэя.
Переглянувшись с Потрошителем, Малькольм нахмурился:
– Бандан, полицейских нельзя убивать. На такое может пойти только сумасшедший.
Троица сидела в кабинете Малькольма на третьем этаже. За закрытой дверью в зале восемь «кровопийц» катали шары на бильярде или дремали на диванах. Внизу находилось еще человек двадцать, половина из которых бодрствовала. Все были вооружены.
Сбросив ноги со стола, Малькольм подошел к окну. Оставив пистолет на диване, Бандан встал рядом. Они представляли разительный контраст друг с другом: Малькольм, элегантно одетый и неестественно спокойный, длинные изящные пальцы неподвижны, и Бандан, дергающийся, кривляющийся, постоянно щелкающий узловатыми пальцами. Смотреть на улице было особенно не на что: красный «Камаро» Бандана, желтый «Мерседес» Малькольма, еще несколько машин старших «кровопийц», мусорный бак. Поскольку его СЛК большую часть времени проводил здесь, Малькольм установил у входа систему наблюдения, но это были деньги, потраченные впустую. Никому и в голову не могло прийти угонять машину Малькольма Кибунта со стоянки клуба «Сенека».
В это мгновение «Камаро» Бандана вспыхнул ярким пламенем.
– Это еще что, мать твою?!?! – взвизгнул Бандан, переходя на пронзительный фальцет.
К окну медленно подошел Потрошитель.
«Камаро» был объят огнем. Языки пламени лизали крышу, капот, багажник. Не вызывало сомнения, что воспламенился бензобак, однако шумного красивого взрыва, как в кино, почему-то не последовало. Машина горела спокойно и ровно.
– Это же моя машина, блин. Я хочу спросить, что здесь происходит, мать вашу?! – вопил Бандан, прыгая перед окном. Сбегав к дивану, он вернулся со своим пистолетом, хотя ни на стоянке, ни в переулке не было ни души. – Я хочу спросить, что это за хренотень?!
– Заткнись, – бросил Малькольм, ковыряясь в зубах серебряной зубочисткой.
Он посмотрел на свой «Мерседес», но машина находилась далеко от огня, на противоположном от горящего «Камаро» краю стоянки, у самой двери черного входа, и рядом с ней никого не было.
Потрошитель издал нечто среднее между ворчанием и ревом. Указав на огонь, он снова издал этот звук.
Подумав, Малькольм покачал головой:
– Не-ет. По девять-один-один мы пока звонить не будем. Посмотрим, что будет дальше.
«Мерседес» Малькольма исчез в огненном смерче. На этот раз прогремел красочный взрыв из кино, от которого задребезжали стекла окон второго этажа.
– Это еще что за хренотень?! – заорал теперь уже Малькольм Кибунт. – Какой-то ублюдок трахнул мою машину?
«Кровопийцы» с первого этажа уже выскакивали на улицу, размахивая автоматическим оружием, но их сдерживал жар от двух горящих машин. Малькольм повернулся к Потрошителю.
– Звони в девять-один-один. Вызывай сюда пожарных, мать твою!
Выхватив свой «смит-вессон пауэрспорт», он выбежал на черную лестницу.
Две пожарные машины и легковушка начальника пожарной команды появились меньше чем через две минуты. Здоровенная цистерна загородила всю стоянку, пожарные стали разматывать брандспойты. Они побежали ко входу в клуб, выкрикивая указания. «Кровопийцы» тоже закричали, размахивая оружием. Пожарные попятились назад. Пожар с ревом разгорался.
Малькольм подозвал к себе Потрошителя и других подручных, выскочивших через заднюю дверь. К ним подошел начальник пожарной команды, невысокий коренастый мужчина. На бляхе, прикрепленной к его брезентовой робе, была написана фамилия: «Хайджик». Сверкнув взглядом, он посмотрел на Малькольма.
– Это ты старший над этими ослами? – резким тоном спросил Хайджик.
Малькольм молча заскрежетал зубами.
– Мы уже вызвали полицию, но если вы не уберете свои «пушки», мать вашу, вы все отправитесь за решетку, а мы и не подумаем тушить этот долбаный пожар. А огонь с минуты на минуту перекинется на остальные машины.
– Я Малькольм Кибу… – начал было Малькольм.
– Да мне насрать, кто ты такой. Для меня ты обыкновенный бандит. Но я приказываю убрать оружие – живо!
Хайджик подошел вплотную к Малькольму, буквально уткнувшись ему в подбородок своей каской.
Развернувшись, Малькольм махнул рукой, приказывая своим людям вернуться в здание. В переулке появились три полицейские машины, добавив свои белые и красные мигалки к ярким отблескам, пляшущим на стенах окрестных домов.
– Подождите! – крикнул Малькольм, указывая на четверых пожарных, бегущих к задней двери следом за «кровопийцами». – Внутрь никому нельзя.
Мрачно усмехнувшись, Хайджик отступил назад, приглашая Малькольма последовать его примеру. Тот подошел к нему, держа руку на «смит-вессоне».
Хайджик указал на крышу здания клуба.
– Осел, вы горите!
Малькольм стал проталкиваться сквозь пожарных, пытаясь добраться до черной лестницы. Дверь на лестничную клетку оказалась запертой изнутри. Ему пришлось возвращаться к главному входу. Потрошитель и Бандан расчищали перед ним дорогу, расталкивая как пожарных, так и «кровопийц».
– Туда нельзя! – крикнул Хайджик.
– У меня там бумаги и прочее дерьмо, – бросил Малькольм, перепрыгивая через две ступеньки.
Бильярдный зал на втором этаже уже был затянут дымом. Пожарные, взобравшись на затянутые зеленым сукном столы, рубили огромными топорами потолок. При виде этого Малькольму стало дурно. Кто-то выбил стекло в его кабинете, так что там дыма не было. Малькольм жестом приказал Бандану закрыть и запереть дверь, а сам стал выхватывать из ящиков стола бумаги, оружие и наркотики и швырять все в большую черную сумку. К счастью, героин, крэк, «йаба», «спид» и другие сильнодействующие наркотики хранились на складе неподалеку от университета штата Нью-Йорк. Малькольм не любил рисковать напрасно и держал самые опасные улики подальше от себя. Но сейчас ему в первую очередь надо было спасти бумаги и архивы.
Из полумрака черной лестницы вышел пожарный. В правой руке он держал топор обухом вперед, левая была в кармане робы, а лицо скрывали респиратор с очками.
– Для вашей же безопасности вам лучше уйти отсюда, – произнес пожарный через маску.
– Пошел ты к такой-то матери! – бросил Бандан.
Пожав плечами, пожарный шагнул вперед и огрел Малькольма по голове топорищем. Верзила-негр грузно повалился на пол. Послышались два приглушенных хлопка, и Бандан, налетев спиной на запертую дверь кабинета, сполз вниз. На двери остался кровавый подтек.
– Я же сказал, что на улице безопаснее, – заметил пожарный.
Потрошитель начал было двигаться, но тут же застыл. В левой руке пожарный держал «хеклер-и-кох» 45-го калибра с глушителем.
ГЛАВА 33
Вдруг кто-то начал колотить изо всех сил в запертую дверь. Кусок потолка, обвалившись, рухнул на стол Малькольма.
Взгляд Курца дернулся лишь на какое-то мгновение, но, воспользовавшись тем, что его внимание было отвлечено, Потрошитель выхватил нож с выкидным лезвием и напал, целясь Курцу в сердце. Отскакивая назад, Курц был вынужден отвести пистолет. Потрошитель прыгнул вперед. Курц, уклоняясь от ножа, попытался ударить его топором, но топор был слишком тяжелый, и управляться с ним одной рукой было очень неудобно. Потрошитель приближался, размахивая острым лезвием.
Отбросив топор, Курц переложил пистолет в правую руку и попробовал прицелиться, но Потрошитель успел перехватить его запястье. Курц погрузил колено своему противнику в пах – это не произвело на него никакого заметного воздействия, – а тем временем лезвие Потрошителя вспороло левый бок толстой робы.
Вплетенные в ткань асбестовые и металлические волокна остановили нож, дав Курцу возможность отбить правую руку Потрошителя, прежде чем лезвие успело добраться до чего-то более существенного, чем рубашка и кожа. Потрошитель снова взмахнул ножом. Учащенно дыша, они с Курцем закружились по комнате в неуклюжем танце. Очки Курца быстро запотели изнутри. Стремительно взлетевшее вверх лезвие полоснуло его по лицу, но удар приняла на себя толстая пластмасса респиратора. Курц отчаянно пытался высвободить правую руку, сжимавшую пистолет, но Потрошитель был сильнее его.
Потрошитель наступил на лицо распростертого Бандана; альбинос просто искал опору для ноги. Курц налетел на угол письменного стола, и у него онемело бедро. Он почти ничего не видел сквозь запотевшие стекла, но у него были заняты обе руки, и он не мог сорвать респиратор. Потрошитель напирал, опрокидывая его на стол.
Потрошитель сделал выпад, вкладывая в удар всю свою силу. Вместо того чтобы пытаться отбить нож, Курц отпрянул назад, увлекая Потрошителя за собой. Противники повалились на пол. Гулко загромыхал кислородный баллон у Курца за спиной. «Хеклер-и-кох» отлетел к руке распростертого Малькольма. Тот застонал, но даже не пошевелился. Кабинет постепенно наполнялся дымом; из соседнего зала доносились крики пожарных. Стук в дверь прекратился, но теперь кто-то рубил топором усиленное стальным листом дерево.
Развернув нож, Потрошитель полоснул Курцу по левой руке, разрезав рукав. Брызнула кровь.
Стиснув зубы, Курц откинулся назад. Кислородный баллон впился ему в спину. Потрошитель опять сделал выпад, размахивая ножом.
Курц подставил под удары ботинки на толстой подошве. Когда Потрошитель в очередной раз занес лезвие, Курц лягнул его изо всех сил, попав в грудь. Потрошитель кубарем скатился по черной лестнице, налетев с размаху на запертую дверь внизу. Курц запер ее за собой, когда поднимался наверх.
Курц сорвал с лица маску. Но вместо того, чтобы схватить пистолет и выскочить на лестницу, он достал из кармана робы поллитровую бутылку с бензином и зажег дешевой зажигалкой короткий запал. Потрошитель уже грохотал ногами по ступеням, взбегая наверх.
Бутылка с «Коктейлем Молотова» взорвалась у Потрошителя на груди, наполнив замкнутое пространство лестничной клетки пламенем. Курц был вынужден отпрянуть назад, спасаясь от жара. Дверь в кабинет, разлетевшись в щепы, подалась. Появилась рука пожарного, нащупавшая щеколду и повернувшая замок.
Потрошитель, громко крича, снова скатился вниз по лестнице, поколотил в запертую дверь, пытаясь выбраться наружу, а затем медленно и неумолимо стал подниматься наверх. Когда объятая пламенем человеческая фигура достигла лестничной площадки, Курц стащил с плеч кислородный баллон, вручил его Потрошителю и ударом ноги отправил альбиноса обратно вниз. Он едва успел отступить назад, как прогремел взрыв.
Убрав «хеклер-и-кох» в карман робы, Курц вставил свой короткоствольный револьвер 38-го калибра в мертвую руку Бандана, – она не пройдет парафиновый тест, ну и хрен с ним, – и, взвалив Малькольма на плечо, подошел к двери как раз в тот момент, когда из зала вместе с облаком дыма в кабинет ввалился настоящий пожарный. Курц натянул бесполезный респиратор на лицо. Тесное помещение наполнилось пожарными и полицейскими.
– Тут еще двое! – крикнул Курц, указывая на труп Бандана и объятую пламенем черную лестницу.
Пожарные бросились бороться с огнем, а двое полицейских склонились над Банданом.
Курц пронес Малькольма через задымленный зал, спустился по лестнице мимо бегущих навстречу пожарных, спешащих наверх, вышел на улицу и прошел мимо пожарных машин и толпы зевак. Направившись в противоположную сторону от карет «Скорой помощи» и кучки «кровопийц», окруженных полицейскими, Курц прошел по переулку и очутился на соседней улице. Подойдя к «Бьюику» – крышка багажника предусмотрительно была поднята, – он бросил бесчувственного Малькольма внутрь, отобрал у него «смит-вессон» и быстро его обыскал.
Захлопнув багажник, Курц обернулся. Клуб «Сенека» полыхал ярким пламенем; внимание всех было приковано к пожару. Достав из кармана «хеклер-и-кох», Курц бросил его на сиденье машины, а затем зашвырнул респиратор, робу, ботинки и «смит-вессон» Малькольма в кусты. Сев в машину Арлены, он поехал в противоположную сторону, свернул на соседний бульвар и направился на север.
Вероятно, уже установлено, что Бандан умер от огнестрельных ран. Также вскоре будет обнаружен один из прибывших пожарных, оглушенный и связанный, лежащий в кустах у стоянки. Разумеется, это Курц позвонил по 911 за несколько минут до того, как поджег пропитанные бензином тряпки, засунутые в бензобаки двух машин.
Несмотря на свою нелюбовь к немецкому оружию, полимерам и глушителям, он вынужден был признать, что «хеклер-и-кох» 45-го калибра действовал просто великолепно. После того как Курц разобрался с Хатэуэем, ему потребовалось всего несколько минут, чтобы вернуться в кабину Дока, отстрелить навесной замок и выбрать оружие, проследить которое, он был уверен, будет невозможно.
Курц почерпнул идею отвлекающего удара не из «Илиады». Но предложение Чернослива больше читать напомнило ему о дешевом шпионском детективе, с которым он коротал время в камере в Аттике. Что-то насчет Эрнеста Хемингуэя, во время Второй мировой войны игравшего в шпионов на Кубе. И в той книге был эпизод с ложной пожарной тревогой. Курц считал, что ему нечем гордиться. В следующий раз он непременно позаимствует что-нибудь из классики.
Обмотав тряпкой кровоточащий, но неглубокий порез на тыльной стороне левого запястья, Курц поехал на север.
ГЛАВА 34
Прекраснее всего Ниагарский водопад бывает зимой, ночью, в сильный снегопад. Все эти требования были соблюдены, когда Курц оставил «Бьюик» в переулке в нескольких сотнях футов от стоянки у Американского водопада, достал из багажника двадцатипятифутовую бечевку и Малькольма и потащил его через рощу заиндевевших деревьев и заснеженное поле.
После полуночи – а сейчас уже было около двух часов – мощные прожектора выключаются. Казалось, в темноте и Американский, и Канадский водопады ревели еще громче. Водяную пыль, стоящую над падающими вниз каскадами воды, относило на американский берег, и она облепляла льдом деревья со стороны, обращенной к водопаду. Время от времени под тяжестью мокрого снега обламывалась ветка.
Американский водопад отделен от Канадского Козьим островом, и уже очень давно этот остров, а также другие, более мелкие островки на реке Ниагаре соединены мостиками для туристов. На ночь мостики закрываются, но Курц знал обходную дорогу через деревья. Воспользовавшись ею, он вышел на мостик и двинулся вперед, стараясь наступать рядом с бетонным ограждением, чтобы его следы на снегу были не так заметны. Впрочем, снегопад усиливался, и через считаные минуты следы все равно исчезнут.
Курц останавливался несколько раз, чтобы отдохнуть. Малькольм был мужчина крупный, и нет ничего неудобнее, чем нести безжизненное тело. Ночная темнота озарялась лишь слабыми отсветами от низких туч, но белые гребешки волн и голубовато-белое свечение края Американского водопада всего в сотне ярдов ниже по течению были хорошо видны. Малькольм начинал шевелиться и стонать, но рев воды заглушал любые звуки. Курц упорно двигался вперед, время от времени поправляя лежащего на плече верзилу. Наконец он добрался до заледеневших дорожек Козьего острова и повернул к площадке обозрения, расположенной на самом краю крошечного Лунного островка. Здесь узкий мостик возвышался над беснующейся водой лишь на несколько футов, и Курцу приходилось ступать очень осторожно, чтобы не поскользнуться на льду. Для того чтобы зимой не пускать туристов дальше, было установлено деревянное заграждение, но Курц одолел невысокую ограду и вышел через рощицу на узкий, покрытый коркой льда мысок, отделяющий широкую полосу Американского водопада от огромного изгиба Подковы, или Канадского водопада.
Курц свалил Малькольма на самый край площадки, меньше чем в пятнадцати футах от открывающейся с обеих сторон пропасти. Верзила-негр зашевелился. Курц вытащил у него бумажник. Около шести тысяч долларов наличными. Забрав деньги, Курц выбросил бумажник в реку. Он не был вором, но, по его расчетам, Малькольм получил гораздо больше в качестве задатка за то, что взялся его убить, поэтому он не испытывал угрызений совести. Курц обвязал бечевкой тело Малькольма под мышками и убедился, что, хотя веревка дешевая, узлы держат крепко. Затем он для страховки набросил петлю на обледеневшие перила.
Малькольм уже начинал приходить в себя и брыкаться, но Курц быстро перевалил его через перила и сбросил в Ниагару.
Холодная вода моментально привела верзилу в чувство, и он начал вопить и ругаться во все горло. Курц подождал немного – рев водопада все равно заглушал крики, – но, поскольку он не хотел, чтобы Малькольм умер от переохлаждения или сорвался вниз до того, как ответит на кое-какие вопросы, он наконец сказал:
– Заткнись, Кибунт.
– Курц, мать-твою-долбаный-козел, мать-твою-Курц-белый-ублюдок-твою-мать-черт-тебя – побери – ЭЙ!!!
Курц чуть отпустил бечевку, вытравив футов десять. Тонкая веревка загудела, скользя по перилам. Курц остановился лишь тогда, когда ноги Малькольма оказались в пяти футах от ревущей белой пены на краю водопада.
– Ты заткнешься и будешь говорить только тогда, когда я скажу, понял?! – крикнул Курц.
Оглянувшись через плечо на свои ноги, терзаемые безумством бурлящей воды, Малькольм лихорадочно закивал. Курц подтащил его к себе. Теперь их разделяло футов восемь, длинные пальцы Малькольма цеплялись за покрытый наледью берег, но каждый раз срывались. Обоим приходилось кричать, чтобы перекрыть шум водопада.
– Извини, в магазинчике на заправке была только эта дешевая бечевка! – проорал Курц. – Не знаю, долго ли она выдержит. Так что нам надо говорить быстро.
– Курц, черт бы тебя побрал, я заплачу. У меня есть пара миллионов. Я хорошо заплачу, Курц!
Курц покачал головой:
– Пока что меня это не интересует. Мне просто любопытно, кто тебя нанял.
– Этот долбаный гомик адвокат. Майлз! Меня нанял Майлз!
Курц кивнул:
– Но кто стоит за Майлзом? Кто дал санкцию?
Малькольм снова яростно затряс головой:
– Не знаю, Курц. Клянусь Христом богом, не знаю. Господи, как же мне холодно! Вытащи меня из воды! Деньги! Я дам тебе наличные, Курц!
– И сколько тебе заплатили за то, чтобы меня прикончить?
– Сорок кусков! – провопил Малькольм. – Проклятие, как же мне холодно! Вытащи меня, Курц. Клянусь Христом богом… деньги твои. Все что у меня есть.
Курц подался назад, удерживая невыносимую тяжесть человека и стремительно несущейся воды. Бечевка запела, натягиваясь. Малькольм то и дело оглядывался на бело-голубую пропасть у своих ног. Внизу по течению, невозможно далеко, мелькали огоньки фар проезжавших по мосту Радуги машин.
– «Йаба», – крикнул Курц. – Почему вы занялись «йабой»?
– Ее присылали Триады! – проорал в ответ Малькольм. – Мы ее продавали здесь. Я получал десять процентов. Боже-всемогущий-господи-Иисусе, Курц!
– А девяносто процентов семье Фарино через адвоката?! – прокричал Курц, перекрывая рев воды.
– Да. Пожалуйста, мальчик мой… Господи Иисусе! Пожалуйста, я уже не чувствую ног. Здесь так холодно, мать твою… Я отдам тебе все деньги…
– А вы поставляли Триадам оружие, захваченное во время нападения на арсенал? – продолжал Курц.
– Что? А? Пожалуйста…
– Оружие, – повторил Курц. – Триады переправляли вам «йабу». А вы отсылали обратно в Ванкувер оружие?
– Да, да… Твою мать!..
Малькольму удалось вцепиться в лед, но течение увлекло его под воду. Курц потянул что есть силы, и бритая голова Малькольма снова вынырнула на поверхность. Подбородок и шея верзилы покрылись ледяной пленкой.
– Как вы убили бухгалтера? – крикнул Курц. – Бьюэлла Ричардсона?
– Кого?! – взвыл Малькольм, клацая зубами.
Курц вытравил фута три. Малькольм тщетно пытался удержаться за обледенелый берег. Его голова снова ушла под воду. Вынырнув, он принялся отфыркиваться.
– Потрошитель! Перерезал ему глотку.
– Почему?
– Так сказал Майлз.