Пушкин путешествует. От Москвы до Эрзерума Черкашина Лариса

Профессор немецкой словесности Фридрих Гауеншильд был явно не в духе:

– Господин Пушкин! – обратился он к одному из учеников. – Какое невнимание! С огорчением вижу, как вы упорствуете в равнодушии к моему предмету. Ваши познания в немецком – весьма посредственные!»

«Святое дружбы торжество». Памятник Гёте и Шиллеру в Веймаре. 2007 г. Фотография автора

Вряд ли кудрявый лицеист потупил взор, скорее раздражение Гауеншильда его позабавило: и учитель не был любим им, да и к немецкому языку не испытывал он никакого пиетета.

И все же в биографии Пушкина есть немецкая составляющая. И начинается она с места рождения поэта – части старой Москвы, именованной Немецкой слободой!

В Пушкине текла и немецкая кровь: его прапрабабушка фрау фон Альбедиль принадлежала к старинному немецкому роду, переселившемуся из Германии еще в XV веке. Ее дочь, Христина фон Шеберг, ставшая женой арапа Петра Великого Абрама Ганнибала, была немкой лишь наполовину. Темнокожий супруг Христины выписал из Германии студента-учителя, дабы дети его знали немецкий, – не чужой им язык. Так что в доме, где рос дед Пушкина, звучала немецкая речь.

Сам Александр Пушкин немецкий язык учил лишь в Лицее, знал его плохо да и не любил. В домашнем образовании с изучением немецкого был явный пробел, и потому в Лицее отметки по немецкой словесности и языку так низки.

Но судьба распорядилась весьма затейливо: стихи неуспевающего по немецкой словесности лицеиста в будущем зазвучат на языке Шиллера и Гёте!

«И кудри черные до плеч»

Благодаря Вильгельму Кюхельбекеру, страстному поклоннику Шиллера, Пушкин еще в Лицее услышал имя немецкого романтика, прочитав его драмы и трагедии. Свидетельством тех давних поэтических бесед стали обращенные к другу пушкинские строки:

Так уж повелось считать, что Владимира Ленского его создатель наделил не только романтическими мечтами немецкого гения, но и его роскошными кудрями.

И все же у Ленского был реальный прототип – вечный романтик, милый неудачник Кюхля.

Петр Плетнев – Гроту (февраль 1848 г.):

«В понедельник мы все трое были у Балабиных. Я прочел там 2-ю главу Онегина. Это подало мне повод рассказать, как мастерски в Ленском обрисовал Пушкин лицейского приятеля своего Кюхельбекера».

Ведомо ли было о том самому Вильгельму Кюхельбекеру? Но в его дневнике сохранилась трогательная запись: «Читал я после обеда последнюю главу “Онегина”: в ней много чувства; несколько раз слезы навертывались у меня на глазах, – нет, тут не одно искусство, тут сердце, тут душа».

Как-то Кюхельбекер заметил, что вырос с Пушкиным, и «его знает наизусть». Верно, те же слова мог повторить и поэт.

Нет, самому Вильгельму Кюхельбекеру не довелось учиться на своей исторической родине, в прославленном и самом либеральном в Европе Геттингенском университете – рассаднике вольнолюбия и… поэтическом сердце Германии.

Не довелось и Пушкину. Хотя поэт Батюшков полагал немецкий университет, известный одновременно строгостью законов, панацеей для спасения таланта своего юного друга.

Константин Батюшков – Александру Тургеневу (1818 г.):

«Не худо бы Сверчка (прозвище поэта. – Л. Ч.) запереть в Геттинген и кормить года три молочным супом и логикою. Из него ничего не будет путного, если он сам не захочет; потомство не отличит его от двух однофамильцев, если он забудет, что для поэта и человека должно быть потомство. Как ни велик талант Сверчка, он его промотает. Но да спасут его музы и молитвы наши!»

Нет, не спасли. И дуэль, и смерть Ленского – не предвидение ли это собственной роковой судьбы?

Уж не читал ли своего любимого Шиллера и Вильгельм Кюхельбекер перед дуэлью с. Пушкиным? В юности, обидевшись на пушкинскую эпиграмму, Кюхля вызвал на поединок друга, избрав себе в секунданты Дельвига. Но Пушкину вовсе не хотелось участвовать в той странной дуэли, а уж тем более стрелять в Кюхлю. Первый свой выстрел он уступил обиженному приятелю, не забыв обратиться и к другому товарищу: «Дельвиг! Стань на мое место, здесь безопаснее». Взбешенный Кюхельбекер выстрелил, и пуля действительно пробила фуражку на голове Дельвига. Кюхля промахнулся, а Пушкин бросил свой пистолет. На том друзья и примирились.

Этот трагикомический эпизод не омрачил их дружбы, и Кюхельбекер боготворил Пушкина до своих последних дней.

Не сожалел ли Пушкин, что так и не довелось ему прочесть немецкого гения в оригинале? Поэтому и просил друзей прислать ему драмы Шиллера во французском переводе. Но знаменитые баллады читал, благодаря блестящим переводам Жуковского, на русском.

«Германский Патриарх»

Как знать, не появись во Франкфурте-на-Майне в 1749 году (ровно за 50 лет до рождения Пушкина!) младенец Иоганн Вольфганг Гёте, пушкинская поэзия несколько поблекла бы, что-то важное в ней, быть может, было утрачено…

«Ангел романтической поэзии», – так немецкого классика, кроме Пушкина, не называл, пожалуй, никто. Гении – родня друг другу. У Пушкина, помимо величественного фамильного древа, есть и своя особая родословная, идущая от корней французской, итальянской, английской, испанской, немецкой поэзии.

За двадцать лет до рождения Пушкина имя Гёте как сочинителя «Вертера» уже звучало в России. «Страдания юного Вертера» – поистине культовая книга в XIX столетии: вначале ею зачитывались немецкие фройлейн, затем – русские барышни. С любимым романом не расставалась и пушкинская Татьяна:

Вертеровские страсти были перенесены и на благодатную русскую почву. И сколько же скрытых опасностей, таившихся в немецком романе, подстерегало доверчивых читательниц!

Свою милую Татьяну автор уберег от возможных бед. Но в жизни случались подлинные несчастья: некая немецкая мечтательница утопилась в реке Ильм с заветным томиком «Страданий…». И произошло это в окрестностях Веймара, совсем неподалеку от охотничьего домика Гёте. Создатель литературного шедевра был весьма опечален этой трагедией и, полный сострадания, воздвиг романтический памятник девушке из Веймара, что так страстно умела любить.

Дом Гёте в Веймаре. 2007 г. Фотография автора

Гёте – это тоже «наше всё» для Германии, как и Пушкин для России. Ему было под силу поднять немецкую поэзию на небывалую высоту, создать бессмертные шедевры: драму «Фауст», романы «Страдания юного Вертера», «Вильгельм Мейстер». Он – литературный современник Пушкина. И в каком-то смысле его учитель.

Гёте приступил к «Фаусту» задолго до появления на свет младенца Пушкина, закончил же труд за несколько лет до гибели русского поэта. Ему было даровано творческое долголетие – он смог завершить почти все свои начинания. Пушкину судьба для развития его гения отпустила слишком короткий срок.

Гёте – кайзер немецкой поэзии, как Пушкин – царь русской. Оба они – Пушкин и Гёте – поэтические монархи. Их именами названы целые эпохи в культуре двух стран: пушкинская эпоха в России и гётевская – в Германии.

Немецкий классик и русский гений связаны особым поэтическим родством. Пушкин называл Гёте «нашим Германским Патриархом», а бессмертный «Фауст» вдохновил поэта на создание собственного творения «Сцены из Фауста». Совершенно оригинального и не повторявшего ни одного отрывка из «Фауста».

Удивительная метаморфоза – Пушкин «привил» Фаусту незнаемую на Западе «болезнь» – русскую хандру: «Мне скучно, бес…», вдобавок, от поэтических щедрот, наделив его онегинскими чертами.

Доктор Фауст надолго завладел воображением поэта, он хотел вывести его героем в своих поэмах и повестях, но отзвуки неосуществленных замыслов остались лишь в планах и черновых набросках. (Стоит заметить, что в домашней библиотеке поэта хранилась книга – собрание немецких легенд о докторе Фаусте, «знаменитом чародее и чернокнижнике».)

«Сцены из рыцарских времен» – это плод пушкинского увлечения историей Средневековья Западной Европы, и Германии в том числе. Незаконченная пьеса написана Пушкиным в августе 1835 года, в ней, по замыслу автора, должен был появиться и Фауст. Поэт выбирает одну из легенд, где Фаусту приписывается изобретение книгопечатания: «Пьеса кончается размышлениями и появлением Фауста на хвосте дьявола (изобретение книгопечатания – своего рода артиллерии)».

В пушкинских признаниях нет и следа зависти к создателю «Фауста»:

«Есть высшая смелость: смелость изобретения, создания. – такова смелость Гёте в “Фаусте”».

«Читаю Библию, Святой Дух иногда мне по сердцу, но предпочитаю Гёте…».

«В “Фаусте” больше идей, мыслей, философии, чем во всех немецких философах… Это философия жизни».

«Благоговею пред созданием Фауста…»

Но не удивительно ли, что и самому Пушкину довелось примерить маску гётевского героя? Сценическое действие разворачивалось в тверских усадьбах: Малинники и Берново, в городке Старица; место действия – январь 1829-го; исполнители главных ролей – Пушкин, его приятель Алексей Вульф, Катенька Вельяшева, Нетти и Евпраксия Вульф; в роли «статисток» – уездные барышни.

«В Крещение приехал к нам в Старицу Пушкин, – записывает в дневнике Алексей Вульф. – С ним я заключил оборонительный и наступательный союз против красавиц, отчего его и прозвали сестры Мефистофелем, а меня Фаустом. Но Гретхен (Катенька Вельяшева), несмотря ни на советы Мефистофеля, ни на волокитство Фауста, осталась холодною; все старанья были напрасны».

…В 1830-х «Фауст» ещё не был переведен на русский, и молодой поэт Эдуард Губер взял на себя этот труд. Работа близилась к концу, но однажды из-за придирок цензуры Губер в порыве гнева разорвал уже готовую рукопись – итог пятилетних трудов! И только Пушкин смог убедить его вновь приняться за перевод.

Но остались благодарные воспоминания Губера о «живом участии, советах и ободрении нашего поэта»: «…Под его надзором труд мой быстро продвигался вперед. Многие места перевода исправлены Пушкиным».

Свой перевод «Фауста», увидевший свет после смерти поэта, Эдуард Губер посвятил «незабвенной памяти А.С. Пушкина, благословившего на подвиг трудный».

Так что Пушкин в какой-то степени соавтор Гёте, ведь благодаря стараниям поэта «Фауст» зазвучал на русском.

«Я видел бессмертного»

Немецкий город Веймар, где обосновался создатель «Фауста», стал поэтической Меккой для русских путешественников девятнадцатого столетия.

Достойный удивления факт: Гёте окончательно перебрался в Веймар в 1775-м, где при Дворе великого герцога Карла Августа Саксен-Веймарского, по остроумному замечанию одной писательницы, «правил духовной жизнью своих современников как собственным царством»; и по некоему стечению обстоятельств в том же году в далекой петербургской усадьбе Суйда, в семье русского африканца Абрама Ганнибала родилась его внучка Надежда, в будущем мать русского гения!

Свое паломничество в Веймар совершили многие русские писатели, художники, поэты, дипломаты. В их числе – близкие друзья и знакомые Александра Пушкина: Василий Жуковский, Зинаида Волконская, Орест Кипренский. Сохранились их воспоминания о встречах с Гёте, долгие беседы, где часто звучало имя Пушкина.

Князь Э.П. Мещерский полагал, что «выше всех знаменитостей, связанных с именем Веймара, – великая фигура Гёте обрисовалась в своих гигантских размерах… Гёте был настоящий микрокосм; он вмещал в себя мир, служил его храмом. Храмом Гёте был Веймар…»

Ну а сам Гёте в шутку называл Веймар «маленькой резиденцией, которая. насчитывает десять тысяч поэтов и несколько жителей».

Некогда Дмитрий Веневитинов, называя Гёте учителем, своим и Пушкина, словно предрек приятелю:

И Гёте услышал русского поэта.

Впервые в гостиной веймарского дома прозвучали пушкинские строки в ноябре 1820-го: Вильгельм Кюхельбекер читал стихи своего лицейского приятеля самому Гёте, а тот ободряюще кивал восторженному юноше из России. Его чуткое поэтическое ухо легко внимало музыке русского стиха.

Вильгельм с восторгом сообщает матери о столь значимом для него знакомстве: «Я видел бессмертного…» Веймар в ту пору сравнивали с поэтическим Олимпом – ведь там, на недостижимой для простых смертных вершине, обитал верховный бог, немецкий гений.

Вероятно, Гёте принял молодого паломника из России в память своих студенческих лет – ведь некогда он учился в одном университете с его отцом, Кюхельбекером-старшим.

Есть необычное доказательство поэтического родства Вильгельма Кюхельбекера с Владимиром Ленским. Следуя хронологической канве «Евгения Онегина», Ленский в начале 1820-х странствовал «с лирой» по Германии и не мог не посетить Веймар, дабы отдать дань уважения патриарху немецкой поэзии. Путь Ленского из университетского Геттингена в Россию – так полагают знатоки пушкинского романа, – должен был пролегать через столицу немецкого классицизма. Миновать Веймар было нельзя!

Памятник Пушкину в Веймаре.

2007 г. Фотография автора

Вполне возможно, если бы Пушкин продолжил роман, то и Ленского неосторожные мечты довели бы до Сибири. Как и его реального прототипа Вильгельма Кюхельбекера! Почти по Гёте:

Осенью 1827 года Жуковский провел в Веймаре в гостях у Гёте три незабываемых дня. Во время дружеской беседы Жуковский прочитал ему пушкинскую «Сцену из Фауста» в собственном переводе на немецкий. Магический круговорот поэзии!

Растроганный до глубины души Гёте, просил своего русского друга оказать ему любезность: передать Пушкину, поэтическому собрату, так он называл русского поэта, на память гусиное перо. У Пушкина оно хранилось в кабинете в богатом сафьяновом футляре с надписью: «Подарок Гёте».

Никто доподлинно не знает, был ли в действительности сделан тот подарок. Но даже если это и легенда, то она несет глубокий символический смысл – великая поэзия не имеет границ ни земных, ни хронологических.

Известно, что Гёте собирался в Россию. Его занимали русская культура и история, и особенно – загадочная смерть «самого романтического императора» Павла I, им были уже составлены записки для будущей работы. Поэт с интересом расспрашивал о России своих знакомцев, побывавших в Москве и Петербурге. Мечтал увидеть северную страну и Шиллер. Да и сам Пушкин, так и не получив высочайшего позволения на поездку в Германию, с великой радостью отправился бы в немецкие «чужие края», совершив давно задуманный им «поэтический побег».

Не дано было встретиться поэтам в земной жизни.

Временные параллели: Шиллер умер в мае 1805 года в Веймаре; юный Александр Пушкин гостит в подмосковном имении Захарово у бабушки Марии Ганнибал.

Гёте умирает в марте 1832-го в Веймаре; Пушкин – живет в Петербурге (только что вышел в свет романс на его стихи «Я помню чудное мгновенье…»; в тот день поэт слушал концерт Гайдна – печальная весть из Веймара до Петербурга долетела не скоро).

Пушкин – дитя ко дню кончины Шиллера и зрелый муж, когда не стало Гёте.

Когда умер Шиллер, один из его почитателей горестно воскликнул: «Так себе что-то живет, а Шиллер должен был умереть!»

Эта скорбная формула равнозначно применима и к Гёте, и к Пушкину.

Из воспоминаний фрейлины Александры Россет:

«Пушкин сделал одно из своих оригинальных замечаний:

– Мне хотелось бы встретить на том свете Данте, Шекспира, Паскаля, Эсхила и Байрона; и Гёте, если я его переживу.

Жуковский проворчал:

– Ты с ума сошел! Гёте старик и близится к смерти, а у тебя еще едва на губах молоко обсохло.

Пушкин рассмеялся:

– Вот нашел грудного младенца!.. Даже твой любезный Шиллер сказал, что любимцы богов умирают молодыми…»

Как скоро же исполнилось пушкинское пророчество!

Под небом Тюрингии

В январе 1837-го из Петербурга в немецкий город Веймар летела царская депеша.

Николай I – великой герцогине Марии Павловне Саксен-Веймарской:

«Здесь нет ничего такого любопытного, о чем я мог бы тебе сообщить. Событием дня является трагическая смерть Пушкина, печально знаменитого, убитого на дуэли одним человеком, чья вина была в том, что он, в числе многих других, находил жену Пушкина прекрасной, притом что она не была решительно ни в чем виновата…»

Великая герцогиня Саксен-Веймарская – Николаю I:

«То, что ты сообщил мне о деле Пушкина, меня очень огорчило: вот достойнейший сожаления конец, а для невинной женщины ужаснейшая судьба, какую только можно встретить».

Великая княжна Мария Павловна, дочь императора Павла I, супруга наследного принца Карла Фридриха Саксен-Веймарского. Созидательница духовных мостов между маленьким Веймаром и двумя российскими столицами – Москвой и Петербургом. Именно русская великая княжна способствовала тому, что Веймар в первой половине XIX века стал центром искусств, «немецким литературным Олимпом». Мария Павловна, помимо титула великой герцогини, имела еще иной, более высокий: ее называли «средоточием умственной жизни Германии». Она была дружна с Гёте, именовавшим ее «добрым ангелом», поддерживала его интерес к русской литературе и поэзии.

Лишь одно упоминание о герцогине встречается в пушкинской переписке. Князь Вяземский в апреле 1828-го сообщает жене из Петербурга: «Веймарскую Марию Павловну ожидают сюда на днях». Пушкин также слышал эту светскую новость, так как в письме приятеля он приписал несколько строк княгине Вере…

Никогда не виданная поэтом столица Тюрингии вошла в летопись его жизни. Или, вернее, смерти. Через Веймар пролег путь дуэльных пистолетов, одним из которых был смертельно ранен Пушкин.

В декабре 1835-го французский посол барон Амабль-Гильом-Проспер-Брюжьер де Барант, направляясь к месту новой службы в Петербург, сделал остановку в Веймаре, остроумно именованном Гёте резиденцией, насчитывающей «десять тысяч поэтов и несколько жителей», где нанес визит герцогине. О чем и сообщил в Париж: «Великая герцогиня, сестра русского императора, приняла меня благосклонно. Вообще разговор проходил в благосклонном тоне, было явное намерение показать, что я встречу в Петербурге хороший прием».

Фонтан в парке дворца Бельведер. 2007 г. Фотография автора

Пара дуэльных пистолетов проследовала вместе со своим владельцем, французским послом, через самый поэтический город в Германии, чтобы вскоре оказаться на берегах Невы…

В личной библиотеке Марии Павловны хранились прижизненные пушкинские издания «Полтавы» и «Евгения Онегина». Возможно, эти книги держал в руках и Гёте.

Некогда, увидев во дворце Бельведер юную герцогиню Марию, Шиллер словно предрек: «Я ожидаю для нашего Веймара чудесную эпоху, если только она почувствует себя как дома».

Гёте почитал ее одной из совершеннейших женщин своего времени: «Великая герцогиня и умна, и добра. Она истинное благословение для страны». Быть может, Мария Павловна оправдала и тайные надежды своего друга, после кончины увековечив память его и Шиллера, двух великих граждан Веймара.

Именно она способствовала открытию в городе мемориальных музеев Гёте и Шиллера. И так уж распорядилась судьба, что покоится эта удивительная женщина на историческом веймарском кладбище вблизи двух великих могил: Гёте и Шиллер – в герцогской усыпальнице (там же похоронен и супруг Марии Павловны Карл Фридрих), а герцогиня – в русской церкви Марии Магдалины, возведенной по ее воле и примыкающей к мавзолею. Даже смерть не смогла разделить их высокой земной дружбы.

Еще при жизни Марии Павловны, в 1857-м, на Театральной площади Веймара, перед Национальным театром, появился бронзовый монумент Гёте и Шиллеру: два бронзовых гения держат в руках лавровый венок – один на двоих.

А в середине двадцатого века, в 1949-м, в год стопятидесятилетнего юбилея Александра Пушкина, на краю городского парка, рядом со старинной крепостной башней «Библиотектурм», открыт памятник российскому гению. И улица, что ведет к памятнику поэту, именована в его честь – Пушкинштрассе, название для русского уха непривычное, но в переводе не нуждающееся.

Веймар, единственный город в Германии, где воздвигнуты монументы трем величайшим поэтам мира. Поэтический тройственный союз под небом Тюрингии: Шиллер, Пушкин и Гёте!

Название курортного городка Висбаден единственный раз мелькает в пушкинской переписке. Один из приятелей поэта, поклонник «пресненской барышни» Лизоньки Ушаковой, пишет о намерении отправиться на висбаденские воды, чего «настоятельно требует» его пошатнувшееся из-за любовных перипетий здоровье.

Целебные горячие источники и принесли Висбадену славу курорта, и многие страждущие находили удовольствие лечиться здесь, наслаждаясь великолепными видами, мягким климатом Рейнской долины и проводя в приятной праздности дни. В Висбаден съезжались на воды аристократические европейские семейства, позднее «Северную Ниццу» стали осваивать и русские.

Вид Висбадена. 2007 г. Фотография автора. Публикуется впервые

Вот о карлсбадских водах, более известных в России, Пушкин знал и напутствовал приятеля, отбывавшего в дальние края:

Но именно Висбадену, где никогда не бывал поэт, суждено будет стать хранителем его памяти: в летопись города с двухтысячелетней историей, форпоста Римской империи, вписана «пушкинская глава».

Немецкая графиня

Не дано было знать поэту, что Висбаден, город земли Гессен, станет родиной его внукам и правнукам. Как и то, что имя одной из героинь (в пьесе «Сцены из рыцарских времен» – красавица Клотильда) будет носить его далекая наследница.

Клотильда фон Ринтелен – современная немка, с деятельным напористым характером. Она моложава, остроумна и энергична. Любит, когда ее называют на русский манер – Клотильдой Георгиевной.

Судьба с самого рождения заготовила ей необычную будущность. И эта необычность – в ее исторических предках. Гены московских и новгородских бояр, немецких герцогов, эфиопских князей и российских монархов соединились в ее родословии самым невероятным образом.

Ведь в Клотильде фон Ринтелен, праправнучке Пушкина и правнучке Александра II, течет кровь далекой прапра…бабушки фрау фон Альбедиль, принадлежавшей к старинному немецкому роду, и ее дочери Христины фон Шеберг, ставшей супругой «царского арапа» Абрама Ганнибала. И августейшей особы – немецкой принцессы Анхальт-Цербстской Софии-Фредерики-Августы, на русском троне – Екатерины Великой.

И как тут не вспомнить о «Бронзовой бабушке», статуе императрицы, некогда данной Наталии Гончаровой в приданое и ставшей причиной многих забот и волнений для Пушкина. Невероятные исторические парадоксы, столь любимые поэтом!

Немецкая ветвь пушкинского фамильного древа из века восемнадцатого протянулась в двадцать первый, на свою историческую прародину, к берегам Рейна…

Клотильда фон Ринтелен в рабочем кабинете. Висбаден. 2007 г. Фотография автора

Клотильда родилась в Висбадене, где прежде жили ее титулованные предки: прабабушка графиня Наталия Меренберг, в девичестве Пушкина, прадед принц Николаус (Николай) Нассауский, бабушка Светлейшая княжна Ольга Юрьевская.

Родилась накануне войны Германии с Россией, в мае 1941-го, когда Вторая мировая уже полыхала в Европе. И ее отец граф Георг-Михаил Александр фон Меренберг, внук русского царя и правнук поэта, был призван в ряды вермахта, на Восточный фронт.

Всё двадцатое столетие Германия словно обречена была воевать с Россией – две страны, связанные, казалось бы, столь неразрывными кровными и духовными узами, превратились в злейших на белом свете врагов.

Страдал от сознания своей вины перед Россией, отказываясь еще в Первую мировую сражаться с русскими, дед Клотильды, граф Георг Николай фон Меренберг, ведь он приходился зятем российскому императору и внуком русскому гению.

Восточный фронт пролег роковой чертой в истории ее семьи.

Отцу повезло: легкое ранение в белорусских лесах спасло его от «знакомства» со Сталинградом. Иначе покоиться бы ему ныне не в родном Висбадене, на старом фамильном кладбище, а в одной из безымянных немецких могил у Мамаева кургана, с березовым крестом и каской на нем.

Да и не увидеть бы, как взрослела, превращаясь в очаровательную девушку с миндалевидными глазами, его единственная дочь Клотильда.

Отец с ней не сентиментальничал, был строг. Ей надолго запомнились его уроки верховой езды: чуть согнула спину – легкий удар хлыстом, отпустила не вовремя удила, не подтянула подпруги – опять хлыст! Но такое воспитание в дальнейшем принесло свои плоды: Клотильде не раз приходилось достойно держать удары судьбы.

Граф Георг-Михаил фон Меренберг, правнук поэта. 1917 г. Фотография

Из воспоминаний детства запомнилась тряпичная кукла, подаренная дедом Георгом. Он умер в мае 1948-го, когда Клотильде исполнилось семь лет. И стал последним, кто был удостоен чести быть погребенным в фамильной ротонде-мавзолее. Вместе со своей бабушкой герцогиней Паулиной фон Нассау и матерью графиней Наталией фон Меренберг.

Фамильная история, как дедушка Георг чуть было не стал великим герцогом Люксембургским, оказавшись единственным мужским представителем Нассауской династии, хорошо известна Клотильде. Тогда морганатический брак дочери Пушкина стал непреодолимой преградой на пути ее сына к люксембургскому трону.

Ольга Александровна, в замужестве графиня фон Меренберг, умерла ранее мужа, в августе 1925-го. Последним пристанищем для нее, как и для брата Георга, Светлейшего князя Юрьевского, стал русский некрополь близ церкви Святой Елизаветы на холме Нероберг. Могилы «царских детей» – так их здесь называют, – находятся под особым покровительством мэрии Висбадена.

Тайны дома Нассау

Старое городское кладбище Альтенфридхоф упразднено в 1970-е годы, городские власти посчитали его прекрасным местом отдыха и разбили на этом месте парк – почти как в достопамятные советские времена!

Среди одиноких, чудом уцелевших надгробий величавым монументом высится мавзолей-усыпальница герцогини Паулины: грациозно-скорбные ангелы на куполе ротонды, каменные колонны, поддерживающие свод, и массивная мраморная доска с именами тех, чей прах покоится в усыпальнице.

… Говорят, Паулина фон Нассау была несчастлива в своей семейной жизни. Вторая жена великого герцога Вильгельма, весьма миловидная и молодая особа, она страдала глухотой, что служило супругу предметом насмешек над ней. Так что стены великолепного Бибрихского дворца, резиденции герцогов Нассау, помнят слезы бедной Паулины. Она родила великому герцогу сына Николауса (его старший брат Адольф, наследовавший титул отца, был рожден от первой жены Вильгельма и приходился Николаусу единокровным братом).

Вряд ли герцогиня Паулина одобрила бы, как и все Нассауские, выбор сына, да и девичья фамилия ее невестки – Пушкина – вряд ли что-либо для нее значила. Но так сложилось, что одни и те же мраморные ангелы на куполе ротонды склонили свои головки над их прахом.

На мемориальной доске их имена почти рядом.

Одна из висбаденских улиц, Паулиненштрассе, носит имя свекрови Наталии Пушкиной-Меренберг. Никогда ею не виденной. Как странно. Благодаря герцогине Паулине, равно как и ее державному супругу, на фамильном древе поэта произросла «герцогская ветвь». И еще раз подтвердила пушкинские строки, что «высшее общество. составляет во всей Европе одно семейство».

Паулина фон Нассау скончалась в июле 1856 года, незадолго до судьбоносной встречи своего сына.

Вот уж, верно, судьба. Ведь на коронационные торжества в августе того же года, по случаю восшествия на престол Александра II, должен был прибыть великий герцог Адольф Вильгельм Нассауский. Но так сложились обстоятельства, что вместо себя он отправил в Россию младшего брата Николауса. Сам герцог состоял в родстве с Домом Романовых: в 1844 году в Петербурге он венчался с великой княжной Елизаветой Михайловной, племянницей русского царя. Висбаденцы по возвращении в родной город великого герцога с юной супругой устроили новобрачным поистине триумфальную встречу. А в фамильной резиденции, Бибрихском дворце, иллюминированном и украшенном цветочными гирляндами, молодую чету ожидали роскошные покои.

Супружеское счастье было кратким – ровно через год после свадьбы, в январе 1845-го, девятнадцатилетняя герцогиня Елизавета умерла во время родов. С именем герцога Адольфа Нассауского связана история возведения первого на гессенской земле православного храма. В память почивших жены и младенца безутешный супруг воздвиг на холме Нероберг, откуда как на ладони виден весь Висбаден, церковь-усыпальницу «Во имя Праведныя Елисавет». Легкий, полный особого изящества золотоглавый храм словно парит над городом.

…Лучи света из-под купольного свода, где «водят» свой «небесный хоровод» двенадцать апостолов, падают на саркофаг, – юная герцогиня с чуть заметной детской полуулыбкой на мраморных устах возлежит на своем каменном ложе, – не пробуждая ее вечного сна.

Герцогиня Елизавета Нассауская. Это ее отцу, великому князю Михаилу Павловичу, младшему брату Николая I, Пушкин некогда сказал: «Мы такие же родовитые дворяне, как Император и Вы…»

Ротонда-усыпальница Нассауских, где похоронена младшая дочь поэта. Висбаден. 2007 г. Фотография автора

Итак, принц Николаус отправился в путешествие в не чужую для него северную страну, где на одном из придворных балов повстречал дочь поэта Натали, женщину, как о ней отзывались современники, «лучезарной красоты».

«Если бы звезда сошла с неба на землю, она сияла бы так же ярко, как она, – восхищалась ею подруга Е.А. Новосильцова-Регекампф, – В большой зале становилось светлее, когда она входила, осанка у нее была царственная, плечи и руки – очертаний богини…»

Благодаря немецким архивам стало возможным установить время его пребывания в России: с конца июля до середины октября 1856-го. Как развивался любовный роман дочери поэта, встретившей своего отнюдь не сказочного принца? Кто может сказать ныне? Ведь Наталия Александровна в то время была замужем.

И все же, благодаря исследованиям немецких биографов принца Николауса и разысканиям самой Клотильды фон Ринтелен, открылись и такие неизвестные прежде биографические, а, возможно, и интимные подробности: принц Нассауский посетил Петербург еще и в 1864 году, проведя там несколько месяцев (с января по апрель). И весьма вероятно, что его приезд был обусловлен не только благим намерением навестить родственников, но и желанием встретиться с любимой.

… Выйдя замуж в шестнадцать лет за Михаила Дубельта, Натали вскоре разочаровалась в своем избраннике. Трое маленьких детей, светские пересуды, неопределенная будущность – ничто не могло изменить ее решимости расстаться с нелюбимым мужем. Не дожидаясь окончательного решения затянувшегося бракоразводного процесса, Натали уезжает в австрийское имение Бродзяны, к своей тетке Александре Фризенгоф, урожденной Гончаровой. В мае 1866 года ее супруг Густав упоминал о приезде племянницы:

«У нас две недели гостила Таша Дубельт со своей младшей дочерью, сегодня она уезжает, чтобы вернуться в Висбаден. Она не падает духом, молода, прекрасна, оживленна, как всегда. Однако ее положение далеко не розовое».

Осенью 1867 года Наталия Александровна (она все еще носит фамилию Дубельт) оказалась в весьма непростой ситуации.

Словно раскручивается некая спираль: события – невероятно дерзкие, вызывающие – производят небывалые волнения в Доме Нассауских. Мало того что Николаус объявляет о своей женитьбе (причем делает ложное заявление из благих побуждений, ведь невенчанная супруга носит под сердцем его дитя), но и сама Наталия спешит оповестить петербургский свет о важной перемене в своей жизни, – ее женская месть за несчастливое замужество, за нелюбимого Дубельта, за слезы и унижения, за все сплетни, интриги, косые взгляды (!) – гордо подписав послание: «Natalie de Nassau» (Наталия Нассауская).

Скандал разразился знатный, в него оказались втянутыми представители двух владетельных Домов: Нассауских и Романовых. Пришлось прибегнуть к влиянию великой княгини Елены Павловны, приходившейся Николаусу родной тетушкой!

Адольф, как глава семьи, всеми силами пытается предотвратить нежеланный для династии брак или хотя бы свести к минимуму последствия скандала.

Принц Николаус не может жениться на своей избраннице по одной простой причине – она так и не получила еще официального развода от первого супруга. Долгожданное свидетельство о разводе приходит лишь в мае 1868-го, а несколькими днями позже Наталия Александровна разрешается от бремени дочерью Софией.

(Так уж совпало, что в том же месяце, чуть ранее, в Доме Романовых пышно праздновали рождение цесаревича, будущего императора Николая II. Именно Софии, ровеснице царя, первой из внуков поэта, предстояло породниться с династией Романовых!)

Только в июле 1868 года гражданские супруги предстанут перед алтарем одного из лондонских храмов. И будут обвенчаны по лютеранскому обряду неким священником, известным своим либерализмом и веротерпимостью.

Сей факт в отечественных трудах о судьбах потомков поэта (то ли намеренно, то ли по незнанию) искажался – биография дочери Пушкина «причесывалась» на «благочестивый манер». Год венчания ее с принцем указывается как 1867-й! И тогда появление на свет маленькой Софии не противоречит законам нравственности!

Достойно удивления, как смело и дерзко брошен вызов свету Наталией Пушкиной! Сколь много было в ней воли, жизненной энергии и силы любви, чтобы суметь преодолеть все немыслимые препятствия и обрести такое выстраданное семейное счастье! Но какой дорогой для нее ценой! Ведь дети от первого брака – сын и две дочери – остались в России…

Нассауской Наталия Александровна не стала по ряду причин: и ее брак был признан морганатическим, да и само герцогство, в 1866-м аннексированное и присоединенное к Пруссии, превратилось в Нассаускую провинцию.

Титул графини Меренберг, по названию старинной крепости в окрестностях Висбадена, пожаловал ей принц Георг Валдек-Пирмонт, зять мужа.

После всех потрясений жизнь Наталии Александровны входит в обычное русло, она тихо живет в своем доме в Висбадене. С тех пор в этом курортном немецком городке имя Пушкина стало звучать особенно часто.

Одно из тех давних свидетельств – строки газетной хроники за 1899 год: «Висбаден. 26 мая. Сегодня здесь отслужена была заупокойная литургия по А. С. Пушкину. Русская церковь… была полна молящихся, среди которых находилась дочь Пушкина, графиня Н.А. Меренберг, и две внучки поэта».

Удивительно, но среди мастеров, принимавших участие в росписи великолепного иконостаса церкви Святой Елизаветы, есть имя и профессора Императорской Академии художеств в Петербурге фон Неффа, кисть которого запечатлела черты пушкинской Мадонны.

Русский дом на Зонненбергштрассе

Наследница великого герцога Вильгельма, в честь коего названа главная улица в Висбадене, графиня Клотильда фон Меренберг, росла без бонн и гувернанток. Ей довелось испытать все тяготы жизни в поверженной и униженной Германии, послевоенное детство было тяжелым не только в России.

Их семью «уплотнили», поселив в их дом еще несколько семей беженцев. От тех времен на память остался ее детский портрет, написанный француженкой-эмигранткой. Особняк, где жил ее дед с семьей, разбомбили во время одного из налетов американской авиации, а вот вилла на Зонненбергштрассе, где почти сорок лет прожила ее русская прабабушка, счастливо сохранилась.

Правда, она давно уже не принадлежит семье, как и соседняя, где после свадьбы в Ницце поселились ее дед Георг с бабушкой Ольгой. (Позднее они обосновались на Паулиненштрассе в том, не уцелевшем ныне, доме.) До сих пор сохранилась решетчатая калитка в ограде, разделявшей две виллы, видимо, общение двух семей – матери и сына, – происходило довольно тесно и самым родственным образом.

Изящный трехэтажный особняк графини Наталии Меренберг, с балконом, колоннами и парадной каменной лестницей, отделен от улицы кованой чугунной оградой. Вилла стоит в глубине сада, заросшего магнолиями, рододендронами и необычными деревцами, сплошь усыпанными красными ягодами, – будто повисшими на ветвях хвои каплями крови…

Хотя дом давно уже не собственность потомков поэта, но он – зримое свидетельство былой жизни их прадедов.

– Моя прабабушка заслужила особую благодарность почитателей Пушкина, – убеждена Клотильда, – она позволила напечатать письма ее отца к матери. Первая их публикация сразу же стала событием мирового масштаба!

Послания поэта к невесте Натали Гончаровой, а затем и к жене – потаенный пушкинский роман в письмах, – хранились долгие годы в стенах этого дома.

Вилла дочери поэта в Висбадене. 2007 г. Фотография автора

Особняку на тихой улице суждено было стать Русским домом в Висбадене. Здесь, в гостях у дочери поэта, бывали многие известные ее соотечественники, в их числе и Иван Сергеевич Тургенев, приезжавший обговорить с ней лично условия публикации пушкинских писем. Визиты к графине не остались бесследными, – именитые гости делились своими наблюдениями и восторгами.

«Познакомились мы здесь с дочерью А.С. Пушкина Натальей Александровной, она очень к нам мила, – пишет Федору Достоевскому Анна Философова в январе 1880-го. – Ее фамилия графиня Меренберг, хотя она замужем за принцем Нассауским. Так странно видеть детище нашего полубога замужем за немцем. Она до сих пор красива, хоть ей под 50 лет! Дети у нее премилые, очень обходительна, а муж немец – добряк, чрезвычайно добродушный господин…»

Посещали дом дочери поэта и августейшие особы: великий князь Георгий Михайлович, кайзер Вильгельм I. Сохранились любопытные воспоминания Елизаветы Бибиковой, племянницы графини:

«Я видела тетю раз в жизни уже старухой, но за границей ее знали все коронованные особы во главе со старым императором Вильгельмом, который был ее поклонником. Тетка была остроумна, бойка и пленяла приезжающих в Висбаден разных немецких принцев; особенно ею восхищался император Вильгельм I. На званых обедах Вильгельм сажал ее рядом с собой. и когда его упрекали, что это не по этикету, Вильгельм отвечал, что он чествует в ней дочь великого Пушкина».

Не случайно «железный канцлер» Бисмарк, сподвижник кайзера Вильгельма, отзывался о своем монархе как о «старомодном, вежливом и обходительном джентльмене… с хорошим чувством здравого смысла, но поддающемся женскому влиянию».

Свои последние дни графиня Меренберг провела в доме дочери Софии в Каннах. Умерла она в марте 1913 года, отпевали ее в православном храме во имя Архангела Михаила. Память дочери поэта почтили русские соотечественники, оказавшиеся в то время на Лазурном Берегу, присутствовал на панихиде и король Швеции Густав V, свойственник графини по мужу. (Его августейшая матушка, до замужества принцесса София Вильгельмина Нассауская, – младшая сестра принца Николауса.) Из Франции последний путь Наталии Александровны лежал в Германию.

В некрологе, опубликованном в газете «Nassovia», упоминалось о любви графини к уединению: «Почившая графиня Меренберг мало отличалась в обществе, жила просто и слыла хорошей матерью своего семейства».