Если свекровь – ведьма Касмасова Лилия

Он откусил булочку и отвечал с набитым ртом:

– Я люблю порядок, логично, что я взялся способствовать его наведению.

– Раз вы любите порядок, почему не наведете его на своей голове? – поинтересовалась я.

– Не нравится моя прическа?

– Нет.

– А что нравится?

– Ничего, – сказала я.

– А у вас красивая прическа. – Он улыбнулся.

– Я знаю, – нахально ответила я. Хотя какая там прическа, так, длинные космы ниже плеч.

– Очень м-м… по-ведьмински выглядит, – сказал он.

Входная дверь хлопнула, послышались шаги Маргариты, она зашла на кухню. Следом за ней на кухню забежала серая полосатая кошка. Посмотрела на нас как на нечто незначительное и подошла к миске в углу.

– Боб где-то носится, лохматое чудовище, – сказала Маргарита.

Инспектор при этих словах немного насторожился. Ха. Все же побаивается, что его покусают.

Хозяйка дома положила в кошачью миску кашу с кусочками сырого мяса и вернулась за стол. Кошка чавкала громче, чем мы.

Инспектор улыбнулся, сказал мне:

– Ну, я ответил на все ваши вопросы. Ваша очередь рассказывать.

– Лучше я вам расскажу о себе, – сказала Маргарита. – Я живу на свете гораздо дольше, чем она, и являюсь ведьмой тоже гораздо дольше, историй у меня полно, а слушателей найдешь не так уж часто. Так что вы попались, инспектор, – засмеялась она.

И она начала рассказывать историю о том, как путешествовала по Австрии и превратила стадо овец в стадо кенгуру, потому что решила, что она в Австралии – и кенгуру должны быть обязательно. Правда, решила она это после нескольких бутылок австрийского пива, которое к тому же поначалу показалось им с друзьями не слишком крепким и они добавили ему градусов колдовством.

Кошка поела, прыгнула на лавку у окна, улеглась на круглый коврик и, казалось, тоже стала слушать: она глядела на хозяйку, слегка прикрыв зеленые глаза.

А потом Маргарита рассказала, как встретила своего мужа, первого. Который был студентом авиационного училища. И который не был отцом Далии – и знал об этом! Но развелись они по другой причине.

– Несходство вкусов! – махнула рукой Маргарита. – Он покупал машину, вечером открывал гараж – а она уже другого цвета или даже другой формы. Или он красил стену, а утром на ней были обои в розочках. В тот раз он психанул и покрасил ее поверх обоев еще раз. Обои прилетели и наклеились, не успел он слезть со стремянки. И розы, – озорно сверкнули голубые глаза бабули, – были крупнее, чем на первых. Эх! Молодость, упрямство… Нет, чтобы уступить любимой женщине!

Хорошо бы у Маргариты оказалось с десяток мужей, чтобы на весь вечер хватило, и инспектор не начал снова задавать вопросы. И мне повезло. То есть Маргарите не очень везло с мужьями. После рассказа о первом она стала рассказывать, почему развелась со вторым мужем, архитектором. Он, видите ли, не любил сюрпризы. Типа когда с утра в постель прибегал поднос с завтраком и нежно его будил, почесывая деревянной ножкой его лысину.

Когда Маргарита стала рассказывать про третьего мужа, инженера и любителя рыбалки, я почувствовала, что мои глаза слипаются. Поэтому дальше я уже плохо помню. Были там поэт, певец, какой-то служащий казино – причем Маргарита говорила, что даже не знает, считать ли тот брак в Вегасе (а, вот откуда был служащий казино!), который продлился всего неделю, за полноценный настоящий брак?

Из дремы меня вывело восклицание Маргариты:

– М-да! Пора бы баиньки.

Она устроила меня в гостевой спаленке, где была большая и мягкая кровать. Я провалилась в сон, стоило моей голове коснуться пуховой подушки.

Проснулась я оттого, что утреннее солнце светило в лицо. Посмотрела на красный круглый будильник на комоде – начало девятого. Как там мой Миша? Я даже не позвонила ему перед сном! Хотя Маргарита же обещала, что он проспит до утра, и, значит, Крыса не должна была его зачаровать.

Я взяла сотовый и выбрала в меню своего жениха. Гудки, гудки. Все еще храпит, наверное. Я решила отправить ему СМС. Долго думала, что написать. Хотелось что-то вроде: «Как ты мог вчера вечером забыть о своей невесте и танцевать с этой…» В конце концов написала просто «Доброе утро». Посмотрим, что он ответит и как вообще будет оправдываться. Может, заявится сюда с букетом роз, упадет на колени, будет умолять простить за то, что смотрел на другую, и клясться в вечной любви.

Когда я, одевшись, вышла в гостиную, то увидела следующую картину: на широком надувном матрасе спал инспектор, а на инспекторе лежала огромная лохматая псина невероятных размеров и непонятной породы, похожая на рыжего бобтейла. На звук моих шагов собака подняла большую круглую голову, издав дружелюбное «Вуф».

– Привет, Боб, – шепотом сказала собаке я.

Боб снова положил голову на облаченное в красно-белую полосатую пижаму инспекторское плечо.

Вчера, в скромном свете нескольких бра, я не рассмотрела толком гостиную, да и была слишком уставшая и сонная, чтобы ее рассматривать.

При свете утра помещение оказалось большим и светлым. Три окна были занавешены белым тюлем, занавески в крупных маках были уже раздвинуты. Помимо кушетки с истрепанной по краям шелковой обивкой голубого цвета и с высокой, затейливой формы, спинкой, здесь были два старых серванта, два простых, с узкими полированными подлокотниками, красных кресла, торшер с абажуром в крупный цветной горох и овальный стол. Посреди комнаты лежал потертый квадратный ковер, половина окаймляющей его бахромы была выдрана. На этом ковре и валялся большой надувной матрас, на котором спали инспектор и Боб.

С кухни доносилось шипение чего-то жарящегося и вкусный запах. Я заглянула туда. Маргарита, в веселеньком, с рюшечками, фартучке и светлом, с вышивкой в народном стиле, платье, пекла оладьи. Я поздоровалась с ней и ушла в ванную, которая находилась по другую сторону прихожей.

Выходя из ванной, я столкнулась с инспектором. Он был все еще в пижаме и отплевывался, видимо, от шерсти Боба.

– Привет, – радостно сказал он, стряхивая шерсть с пижамы. – Кажется, придется ее пропылесосить.

– И вашу голову тоже.

– А вы можете, ну, магически? – Он очертил пальцем круг над своей лохматой макушкой, будто нарисовал в воздухе нимб.

– А это не запрещено законом?

Он засмеялся. Потом посерьезнел:

– А вы еще не ознакомились с Кодексом, я думаю.

– Нет.

– Я видел экземпляр в кухне. Кажется, его используют как подставку под горячее.

– О, – только и вымолвила я.

Он зашел в ванную. Я отправилась завтракать.

Интересно, и чего это Миша так долго спит? А вдруг он уже проснулся и даже не спешит увидеть меня?

Ах ты! Может, эта соседка снова накинула на него свои сети? То есть магический ошейник?

Я стояла посреди прихожей, разинув рот от внезапного подозрения, что у меня уже, быть может, давным-давно жениха увели, когда входная дверь приоткрылась. В щель наполовину протиснулась Орхидея и, кисло улыбнувшись, сказала мне:

– Привет-привет.

– Здрасьте.

– А Маргарита Петровна здесь?

– На кухне, – сказала я.

– А… инспектор? – шепотом спросила она.

– В ванной.

Орхидея кивнула, вошла. Тут ей пришлось посторониться, потому что мимо нас с деловым видом пробежал Боб, толкнул передними лапами дверь и выскочил на улицу.

Орхидея улыбнулась и робко, бочком-бочком, проскользнула в кухню.

Странная тетенька.

Я прошла на кухню следом за ней. Любопытно, чего это она вдруг явилась.

Когда я зашла, Орхидея, которая что-то быстро говорила старушке, замолчала и уставилась на меня.

– Я свой шарф вчера потеряла, – сказала Орхидея. – Может, вы, Вика, где-нибудь видели его? Розовый, в мелких вышитых розочках.

Я вспомнила красивый шифоновый шарфик, который был на ее шее во время игры в плюшки.

– Розочек я не заметила, – сказала я.

– А шарф?

– Тоже нет.

– Посеяла где-то, – пробормотала Орхидея. – А он мой выходной, любимый…

Маргарита хмыкнула и сказала:

– Она глава клана. И должна знать.

– М-да? – недоверчиво протянула Орхидея.

– Ей отвечать, между прочим, – сказала Маргарита.

– За что отвечать? – спросила я.

Орхидея виновато посмотрела на меня:

– За мою очаровательность и обворожительность.

– Чего?

Маргарита сказала:

– За то, что она очаровывала и обвораживала мужчин. – И вернулась к выпечке оладий.

Она – очаровывала? Эта толстая тетенька с кислой миной?

– С помощью зелий, – сказала Маргарита, прочитав все по моему лицу.

– И не брали разрешений? – кивнула я.

– На что разрешений не брали, Орхидея Семеновна? – раздался за моей спиной голос, разумеется, инспектора.

Я развернулась. Он все еще был одет в свою пижаму, а из-за своей худобы и красно-полосатости напоминал пограничный столб.

– Подслушивать нехорошо, – сказала я.

– Я просто шел мимо и услышал, – ответил он.

– И ваши допросы начнутся в полдень, – сказала я.

Кажется, я уже чувствую себя главой клана.

– Это не допрос, – возразил он, – а дружеское любопытство. К тому же, – обратился он к Орхидее, – если вы чистосердечно мне во всем признаетесь, это уменьшит наказание процентов на двадцать.

– Ага, – сказала я. – Друзья обычно так и говорят. И вообще, могли бы переодеться к завтраку.

– А я приглашен на завтрак? – улыбнулся он мне.

– Мы с вами довольно любезны, не находите? – обернулась от сковороды Маргарита.

– Да, – сказал рыжий. – И я вам за это признателен.

– Так идите и переодевайтесь, – скомандовала я, пока он снова не начал допрашивать Орхидею.

– Вас смущает мой внешний вид? – спросил этот тип меня.

Я не успела сказать, что мне вообще плевать на его внешний вид, как ответила Маргарита:

– От вашей пижамы у меня в глазах рябит. Так что пожалейте старушку и ее слабое зрение.

Я усмехнулась. Инспектор ретировался в гостиную.

– Вика, открой окно – пусть дым выветривается, – сказала мне Маргарита.

Я распахнула обе створки небольшого окна. Откуда-то издалека, от озера, доносились веселые детские голоса, которые иногда перекрикивал властный женский голос – похоже, девочки гуляли со своей няней.

Моя нога еще побаливала, и я присела на стул у стола.

Орхидея, которая все это время стояла, теребя носовой платочек и покусывая накрашенные алым губы, сказала тихо:

– Уф. Какой он суровый.

Суровый? Да он же просто обнаглевший школьник, который притворяется учителем.

– А что, – спросила я Орхидею, – вы много раз использовали зелья?

– Всегда, – сказала она. – Видишь ли, в обществе мужчин я обычно так робею, так робею, что и слова сказать не могу, а потому мне легче подлить пару капель им в бокал и они становятся такие милые, такие влюбленные. И я уже могу с ними спокойно разговаривать… Правда, – стыдливо улыбнулась она, – иногда приходится от них отбиваться чем-нибудь, чтобы не слишком приставали.

Так и представляю эту пышную Орхидею, отмахивающуюся от мужчин своей лаковой черной сумкой, как от надоедливых комаров.

– Знаешь, – сказала Маргарита Орхидее, ставя на стол тарелку с горкой оладий, – ты лучше про это инспектору не рассказывай. Это все ерунда, так, мелкие женские развлечения.

– Один раз, – заговорщически прошептала Орхидея, – я подлила зелье сразу троим. Что потом было!

– Что? – поинтересовалась я.

– Драка, – трагически завела она глаза к потолку. – И главное, они так ею увлеклись, что забыли про меня, и мне было даже не с кем потанцевать.

– Ну, вот и я, – раздался позади полный оптимизма и так мне осточертевший голос.

На пороге кухни стоял инспектор. Костюм будто только что выглажен, белая рубашка, галстук. И даже волосы прилизаны. А когда он подошел ближе, чтобы сесть за стол рядом со мной, я почувствовала легкий аромат одеколона.

– Позавтракаешь с нами, Орхидея? – спросила Маргарита, доставая из шкафа кружки.

– Д-да, пожалуй, – покосившись на инспектора, неуверенно сказала Орхидея. И плюхнулась на стул у торца: – Я вообще-то уже завтракала у Далии. Но я так нервничаю, что позавтракаю еще.

Мне хотелось спросить у Орхидеи, не видела ли она за завтраком Мишу, но при инспекторе это было как-то неудобно.

А рыжий изверг улыбнулся Орхидее детской невинной улыбкой:

– И почему вы нервничаете?

Рука Орхидеи, протянувшаяся за оладушком, задрожала. Потом эта полная ручка решительно взяла вилку, нанизала на нее целую стопку оладий и шлепнула ее на тарелку.

– Вареньицем полей, – посоветовала Орхидее Маргарита.

– Угу. – Орхидея поливала малиновым вареньем оладьи, а инспектор выжидательно смотрел на нее.

Закончив поливать вареньем, Орхидея принялась молча, один за другим, жевать оладьи. Инспектор, похоже, понял, что ответа не дождется, и тоже потянулся за оладьями. Накладывая их в свою тарелку, он заметил как бы между прочим:

– А я обычно нервничаю, когда влюбляюсь.

– И часто вы влюбляетесь? – спросила я зачем-то.

А Орхидея посмотрела на инспектора как-то странно и задумчиво.

– Редко, – сказал инспектор, увлеченно свертывая оладушек в трубочку вилкой. – Но почти всегда без взаимности. Так что приворотное зелье мне бы пригодилось. – Он рассмеялся беззаботным смехом.

Артист! Но до чего он Орхидею довел: та сидела и даже не ела, а лишь поглаживала скатерть. Глаза Орхидеи были полны слез.

– Да в вас и с приворотным зельем никаким не влюбишься! – сказала я.

Бондин поглядел на меня с каким-то странным выражением… огорчением, что ли?

А Орхидея вдруг вскочила и сказала:

– Я лучше пойду, – и бросилась из кухни.

Я тоже вскочила:

– Ну что вы, Орхидея! – Ох уж этот вредный инспектор! Не зря его Далия инквизитором обозвала! Мучитель.

Но он, видимо, тоже понял, что слегка перегнул палку, поглядел в окно и пробормотал:

– Да я ведь пока что инспекцию не начал. Так что можно даже и не разговаривать о всяких запрещенных напитках.

Орхидея посмотрела на него настороженно.

– Горячий шоколад, по крайней мере, еще не запретили? – спросила Маргарита инспектора. – Как напиток, приносящий радость?

Инспектор усмехнулся:

– Нет.

Маргарита взмахнула рукой над столом, и на нем появился фарфоровый кофейник, из носика шел пар. Она глянула на шкаф, дверца распахнулась и оттуда выпорхнули и приземлились на стол четыре круглые чашки.

Орхидея пробормотала:

– Ну, если шоколад, то я, пожалуй, задержусь, – и снова уселась на свое место.

Бабуля разлила шоколад по чашкам. Чашки сами разъехались к каждому, сидевшему за столом.

Инспектор посмотрел почему-то на меня и улыбнулся виновато. Я уткнулась в чашку с шоколадом.

– Вкуснота, – сказала я, отпив глоток.

Инспектор тоже попробовал шоколад, пробормотал:

– Как сладко, – и запил его чаем.

И вот тут с ним произошло что-то странное: глаза его заблестели, он повернулся и взглянул на Орхидею, то есть не просто взглянул, а буквально впился взглядом и взволнованно произнес изменившимся, слегка хрипловатым голосом:

– Этот шоколад такой же сладкий, как вы, Орхидея.

Орхидея, эта толстая скромница, улыбнулась ему широкой довольной улыбкой:

– Спасибо, сударь инспектор.

– Для вас просто Денис, – ухмыльнулся он.

Это что же – с шоколадом что-то не ладно? Я прислушалась к собственным ощущениям. Никакой влюбленности ни к кому я не чувствовала. То есть да, я люблю Мишу. Но никакого крышесноса.

Инспектор встал и подвинул свой стул ближе к Орхидее. Уселся, положил локоть на стол, а голову на ладонь, и стал любоваться ставшей для него вдруг бесценной Орхидеей Семеновной.

Орхидея Семеновна хихикала и, жеманничая, наяривала оладьи.

Я в недоумении посмотрела на бабулю. Та подняла руку и показала свой перстень. Ах да, я же тоже могу все увидеть.

Я повернула перстень и увидела в чашке чая, из которой до этого пил инспектор, огромное розовое пульсирующее сердце.

Что это значит? Орхидея подлила в чай приворотного зелья? Когда же она успела? А, когда бабуля колдовала шоколад.

Я посмотрела на парочку голубков. Инспектор был будто бы в розовом облаке. А в кармашке черного жакета Орхидеи что-то светилось розовым светом. Судя по очертаниям, флакон с зельем. Я выключила око.

Она обалдела, эта Орхидея, творить такое с инспектором? Нас всех теперь в тюрьму посадят! Или что там у них предусмотрено для слишком жадных до любви особ и глав их клана, которые, очевидно, должны этих особ перевоспитывать?

– Орхидея. Какое красивое имя, – меж тем с придыханием говорил инспектор.

Я раздумывала, не шмякнуть ли инспектора магической сковородкой по башке, чтобы он перестал вести себя как идиот. Хотя какое мне до него дело? Пусть ведет.

Тут на пороге кухни появилась Стрелиция в своем темно-зеленом платье.

– Хозяева дома сбежали! – трагическим голосом объявила она.

– Что? – хором вопросили я и Орхидея.

А Стрелиция вдруг заметила инспектора и воскликнула испуганно:

– Ой, – и приложила ладонь к губам.

Бабуля строго посмотрела на Стрелицию:

– Кто именно?

А инспектор только повернул голову и спросил безмятежно:

– Зачем?

Покосившись на инспектора, который странно отреагировал на столь важное сообщение, Стрелиция нерешительно ответила:

– Далия Георгиевна, Дмитрий Васильевич и Миша… А еще…

– И Миша? – разволновалась я.

– Еще Мелисса Весловская, – договорила Стрелиция.

И Мелисса? Что за дела?

– С чего ты взяла, что они сбежали? – спросила Маргарита и покосилась на инспектора, который держал в своих ладонях пухлую ручку Орхидеи и не сводил с тетки отуманенных глаз. Потом сказала, приподнимаясь: – Поговорим в саду?

– Почему же, – пробормотал инспектор, – если кто-то уехал из поместья, это имеет прямое отношение к моей инспекции.

Ах да. Ведь они же по радио сказали, чтобы никто не покидал поместья.

Инспектор нехотя выпустил руку Орхидеи и посмотрел на свои золотые наручные часы – там мигал красный огонек.

– Действительно, побег, – сказал он. – Почему только сейчас сработало? – Он постучал по циферблату, огонек погас. Инспектор снова постучал – огонек замигал. – Хм. Опять в починку пора.

Он повернулся к Стрелиции:

– А в доме сигнализация мигает?

– Угу, – нехотя кивнула та.

– И давно?

– Не знаю.

Инспектор нажал какую-то кнопку сбоку часов, красный огонек мигнул два раза.

– Странно, – сказал инспектор, – а показывает, что сбежали только двое…

Тут в окно завопил женский голос:

– Они нашлись! Они нашлись!

Раздвинув ветки кустарника, в кухню заглядывала вторая невестка – Акация, щеки ее раскраснелись, она тяжело дышала:

– Далия Георгиевна и Дмитрий Васильевич нашлись!

– А Миша? – крикнула я.

– Нет, – виновато ответила Акация, – его и Мелиссы нет… А вот Далию Георгиевну и Дмитрия Васильевича! Заледенили!

– Заледенили? – в ужасе произнесла я.

– Заклятье такое, – хмуро сказала бабуля.

– Это Мелисса! – вскричала я, вскакивая.

Все уставились на меня, даже инспектор оторвал взгляд от Орхидеи.

– Они хотели помешать ей сбежать, и она их заколдовала! – объявила я.

– Хорошая версия, – рассеянно заметил инспектор и с улыбкой повернулся к Орхидее: – Правда, дорогая?

– Тех, кого заледенили, можно расколдовать? – спросила я Маргариту.

– Разумеется, – кивнула она.

– Да они и сами оттают через недельку, – сказал инспектор.

– Где они? – спросила Маргарита Акацию.