Если свекровь – ведьма Касмасова Лилия

– И научила, как с нею управляться? – спросил инспектор.

Мелисса гордо заявила:

– Я умею управлять ступой. Я окончила Институт благородных ведьм.

А я и без Института ступой управляю, и что.

– Потом вы выпросили у родителей ключи от виллы… – сказал Бондин.

– Нет, я рассказала Далии Георгиевне, что если уж выходить замуж, то здесь, на прекрасном острове! Но ключи в ремонте. Тогда она позвонила в мастерскую, и ключи прислали прямо в «Тополя»…

Да-а, если б я пошла на какое-нибудь преступление, то Мелиссу в подельники я бы точно не взяла!

Признания сыпались из Мелиссы, как горох из сухого стручка.

– Далия Георгиевна посоветовала одолжить самолет у этой толстой Мишиной тетки… – тараторила она.

– У Орхидеи Семеновны, – сказал Бондин.

– И шарфик ее мне дала, чтобы чудовище усмирить, – продолжала признаваться Мелисса.

Ну Далия! Еще и шарф у Орхидеи сперла! Да она дьявольски хитра! Просто Ришелье какой-то!

– И скидку в салон Бабы-Яги! – добавила Мелисса. – На полпроцента!

Какие большие скидки бывают в салоне Бабы-Яги! Хм. А мне Далия даст свою скидку, когда я за Мишу буду выходить? Навряд ли. Хотя если оплачивать покупки будет Миша – у меня же нет митрилок! – то, может быть, и даст…

Тут Мелисса подтвердила мою догадку насчет Деда Мороза:

– И она посоветовала заказать регистрацию Санта-Клаусу.

– Почему ему? – спросил Бондин. И тут же сказал: – Ах да…

– Его редко зовут, – сказала Мелисса. – Кроме Нового года он всегда свободен. Болтается без дел. Вон, сразу нас женить примчался. А нам же надо было быстренько пожениться, пока кто-нибудь нам не помешал.

Не кто-нибудь, а я.

– Невеста Михаила, например, – сказал Бондин.

– Да ну, какой от нее толк! – возразила Мелисса. – Вот вы – да. А она – дурында абсолютная. Одарили ее такой сильной магией, так будто мартышке компьютер вручили…

Ах ты!.. Еще и обзывается!

– … Я Далии Георгиевне так и сказала, не тратьте время, не замораживайте ее силу, все равно она ею пользоваться не умеет.

– Так это Далия Георгиевна навела холод на магию Вики? – отрывисто спросил Бондин.

– Разумеется! – подтвердила Мелисса. – Я-то эту простушку не боюсь.

Ну я покажу тебе! Да я тебя точно сейчас в лягушку превращу! А лучше в жабу!

Бондин что-то пробубнил. Мне послышалось, что он произнес мое имя. Что он там говорит обо мне?

– Подумаешь! Что я такого сказала? – возразила Мелисса. – Это же не нецензурщина.

– Однако я попрошу вас так о Виктории не говорить, – строго сказал Бондин.

Ух ты! Он меня защищает! Я невольно двинулась к окну, и мне в руку вонзились несколько сухих игл. Я отскочила, прикусив губу, чтобы не вскрикнуть.

Чертов кактус!

Я повернула перстень. Может, удастся его чарами обезопасить? В серебряном сиянии магического мира кактус мигал недоброжелательным ярко-желтым светом, типа огромной лампочки сигнализации.

Так… Я вообразила, что надеваю на кактус огромную шляпу-цилиндр. Ха. Вот и сиди себе в шляпе, злая колючка. Я сделала шаг к окну. Шляпа затрещала, сквозь черный атлас прорвались длинные бледные иглы. А в следующий миг цилиндр растворился в воздухе, будто его и не бывало. Ах ты, зеленый коротышка!

Тут позади раздался тихий голосок:

– Подслушиваешь?

Я аж подпрыгнула. Обернулась: около меня на дорожке сидел рыжий кот.

Ну, навряд ли там, в комнате, инспектор и Мелисса включили гляделки. Так что услышать они должны были только вкрадчивое кошачье «мяу».

Я приложила палец к губам, чтобы кот меня не выдал. Но он и не думал, похоже. Он подошел к кактусу, тот навострил колючки. И тут котяра выругался на него той самой фразой, которую я никак не могла припомнить.

– Ни фига себе! – восхитилась я беззвучным шепотом. И откуда он знает пароль? Ладно, спрошу как-нибудь, когда будет время и место для разговора.

Кактус спрятал колючки. Кот уселся на песочек возле него, полил и зарыл. Ну и наглец. Кактус даже не шелохнулся в ответ на оскорбление.

А мне вдруг вспомнились слова Мелиссиного папаши о том, что к ним вор повадился.

– Я понимаю, закуски, – прошептала я коту одними губами, – но журналы-то тебе зачем?

– Листать! Шуршать! – сказал он, а потом вдруг взял и запрыгнул на подоконник.

Ох, лишь бы он меня не выдал!

– Кыш, рыжий! – послышался голос Мелиссы. Обращалась она, думаю, не к инспектору.

Кот в ответ мелодично и мягко сказал:

– Стерва.

– Это же наш хороший знакомый, – сказал улыбчивым голосом инспектор. – А вы его напугали.

Раздались шаги, и вдруг руки инспектора возникли в проеме окна – я едва успела отпрянуть и распластаться по шершавой стене – и взяли котика.

– Привет, рыжий, – сказал коту Бондин.

– Привет, рыжий, – мелодично отозвался кот.

Я едва не рассмеялась вслух.

– Этот зверь мой свадебный наряд испортил! – заявила Мелисса.

Я усмехнулась. Хоть кто-то отомстил ей за меня.

– Ну, у него же просто инстинкты, подумал, что вы с ним играете, – миролюбиво сказал Бондин.

Хм. Какой он бывает милый. По крайней мере, с котами. Не с девушками.

– Я подумал, надо сцапать и на мелкие кусочки раздражительные колыхания, – меланхолично заметил кот. – Эх, проголодался. Кушать, кушать дайте!

– Все сегодня не задалось, – жалобно сказала Мелисса. – Торт свалился, платье порвали, жениха вот теперь забрали… А меня, может, вообще…

– Ну, вы же сами это все устроили, – проговорил Бондин сдержанно.

Ах ты, Крыса! Опять на жалость разводишь!

А та продолжала плаксиво:

– Я думала, это будет лучший день в моей жизни!

Да ты ведь этот день у меня украсть хотела! Стерва, кот абсолютно прав!

– Куша-ать! К крысам стервины слезы! – протянул кот настойчиво. – Куша-ать!

Я придвинулась к окну и осторожно заглянула одним глазком в комнату. Бондин держал кота на руках, поглаживал его голову пальцами.

– Кажется, он голодный, – сказал Бондин с усмешкой.

– Ты моя умница, – одобрительно сказал кот.

Бондин надел очки.

– Кушать, – коротко сказал кот.

– Я угадал, – сказал Бондин. И спросил суховато: – Мелисса Сигизмундовна, вы еще что-нибудь имеете сообщить мне?

Похоже, на ее жалобы он не повелся. Молодец.

– Нет, – сказала Мелисса.

– Ну, тогда вернемся к остальным. А если у вас еще будут ко мне вопросы или сообщения, я готов выслушать. И помочь, чем смогу. – И он наклонился к коту: – Ну, пойдем, рыжий.

– Пойдем, рыжий, – эхом отозвался кот.

Бондин рассмеялся.

– Сейчас, – сказал он, – только выключу запись.

Послышалось тихое звяканье. Надеюсь, мой шепот на записи не будет слышен! Не должен бы, я ведь снаружи стояла, далеко.

Бондин сказал:

– Вам придется повторить все, что вы мне только что рассказали, при Далии Георгиевне, чтобы я мог ее арестовать.

– При Далии Георгиевне! – ужаснулась Мелисса. – А запись тогда зачем?

– Ну, запись не может служить доказательством сама по себе. Она мне нужна для систематизации фактов.

– Но… повторять перед Далией Георгиевной… – пролепетала Мелисса.

Ой, они же сейчас в гостиную вернутся! И если я зайду с улицы, они тут же догадаются, что я могла подслушивать под окном!

Я быстро и бесшумно отступила от окна, а потом припустила во всю прыть в дом.

Вбежала в полутемную гостиную, освещенную только светом двух бра у стены, возле которой я до этого сидела. Над диванной спинкой виднелись две головы, и эти головы вовсю целовались.

Я промчалась мимо и шлепнулась в кресло под бра. Схватила журнал со стола, закрылась им и громко кашлянула. В это же время далеко в глубине дома послышался звук открывающейся двери, потом раздались шаги и голоса Мелиссы и Бондина.

– Вика? – раздался голос Орхидеи. – Ты давно здесь?

– Всегда здесь сидела, – как ни в чем не бывало ответила я, опуская журнал.

– Да? – конфузливо сказала Орхидея.

В этот момент в гостиную вошли Мелисса и Бондин с котом на руках.

– Разве ты не выходила? – Орхидея продолжала смущаться и, видимо, из-за этого никак не могла перестать меня допрашивать. – А мы тебя не видели.

– Еще бы, – сказала я. – Вы были так заняты… Игрой.

– Да, игра действительно очень… – пробормотал Николай. – Очень.

– Да, очень, – повторила за ним Орхидея.

Бондин поглядел на меня из-за стекол очков с подозрением – будто обо всем догадался. Да ну его. Вечно делает вид, что в курсе всего. Знаем мы его приемчики!

Бондин сказал, обращаясь скорее к Орхидее, чем ко мне:

– Кто-нибудь может наколдовать чего-нибудь съестного для голодного животного?

– Мя-я-у, – сказал кот.

Я давно уже выключила перстень, потому не поняла.

– Мяса, сырого, – перевел Бондин. И снял очки. Видимо, тоже устает все время глядеть на магическую реальность. Хотя и строит из себя ко всему привычного крутого магического служащего.

В мгновенье ока в руках у Орхидеи оказалась тарелочка с кусочками мяса. Кот нетерпеливо забарахтался в руках Бондина, инспектор спустил его на пол, и котяра вспрыгнул на столик, где Орхидея поставила тарелочку рядом с игровым полем.

Инспектор сказал:

– Ну, я, пожалуй, пойду прогуляюсь по берегу. Может, окунусь в море, – и почему-то посмотрел на меня вопросительно.

Типа, с собой приглашает?

– А мне можно с вами? – встряла тут Мелисса.

– Э… Кхм… – замялся Бондин, – разумеется.

– Я только купальник надену, – пролепетала Мелисса и скрылась в комнатах.

Она же под следствием. Какие ей купания? Я нахмурилась. Ну и пусть идут себе. Я встала, обошла журнальный столик, на котором весело чавкал кот, подошла к Мише, присела около него на корточки и погладила по голове. Оглянулась украдкой на инспектора, который стоял в нерешительности у стеклянной двери и с каким-то непонятным выражением лица, будто бы с обидой, глядел на меня. Потом быстро развернулся и вышел.

Тут появилась Мелисса в цветастом халатике, накинутом поверх красного раздельного купальника. Живот у нее плоский, как у гимнастки, и грудь вполне выдающаяся. А загар такой ровный и золотой – наверное, она на эти Канары каждый месяц ездит. А может, вообще по уик-эндам.

А что, отличная парочка – следователь и подследственная. И она будет у него на виду, прям вся практически.

И Миша спит, как назло. А то можно было бы с ним вдвоем пройтись по берегу.

Кот съел все, что было на тарелке, спрыгнул на пол, потом забрался на кресло под бра и стал умываться. Я вспомнила, что хотела спросить его кое о чем.

Я подошла к нему и повернула перстень камнем внутрь, чтобы понимать.

– Я хотела спросить… – начала я.

Он поднял морду, застыл с поднятой передней лапой, весь во внимании. Я тихо прошептала:

– Как ты узнал пароли?

Нет, ну правда же. Вдруг и мне когда пригодится.

– Пароли? – переспросил он. – Кто они?

– Слова, – пояснила я, – чтобы кактусы не кололись.

– Я их придумал.

Я удивилась:

– Просто придумал?

– Я подхожу и знаю, что кактус хочет что-то от меня услышать.

– О! – подняла я брови. Ничего себе. Кот-телепат. То есть телепат, это кто мысли людей слышит, нет? А тут… А у кактуса есть мысли?

Кот продолжил умываться.

Николай что-то игриво шептал на ухо Орхидее, и она смущенно хихикала.

Я почувствовала себя совершенно одинокой. Несмотря на то, что мой жених спал на полу в нескольких метрах от меня.

Ну и ладно, пойду гулять одна. Море, оно ведь остается морем, даже когда смотришь на него в одиночестве. А захочу купаться, наколдую себе суперский купальник. А нельзя ли наколдовать суперскую фигуру? Эх. Похоже, что нет. Орхидея давно бы уже наколдовала. Хотя ее теперь и безо всякой фигуры вон как обожают.

Я с завистью посмотрела на двух влюбленных, сидевших в обнимку.

Но почему мне так грустно? И почему я им завидую? Я ведь Мишу своего вернула! Своего любимого! Единственного! И мы поженимся к Новому году. Кстати, может, раз уж это будет в Новый год, позвать Николая регистратором? Это будет в тему. Не то что Дед Мороз в сентябре и на Канарах – нелепость какая-то!

Я выключила око и вышла наружу. Спустилась по каменной лестнице от виллы к берегу. В море рядом с причалом маячила врезавшаяся в него яхта. Похоже, Орхидея и думать забыла, что ее надо вернуть хозяину. Да плевать, мне-то что. Владельцы яхт – люди не бедные. Им одной яхтой меньше, одной больше – все равно. И потом, о порядке и о соблюдении законов у нас Бондин заботится.

Я сняла кроссовки и носки и бродила туда-сюда по берегу, загребая ступнями здешний странный темно-серый песок. Я размышляла, почему меня берет такая досада, когда я думаю об этом рыжем чинуше. Ну ладно, не чинуше. Он же кто-то вроде агента по всяким расследованиям. Он мне Мишу нашел.

Я должна быть ему благодарна. А он меня почему-то бесит.

Но волны успокаивающе шуршали, набегали белой пеной на берег, и мои беспокойные мысли будто убегали в море вместе с ними. Я закатала штанины джинсов до колен и пошла по мелководью. Вода была теплой.

Но купаться мне не хотелось. Да и плавать я не умею.

Небо над головой было огромным. Лилово-розовые пышные полосы облаков лежали на нем от края до края, будто гигантские крокодилы в тихой реке. Я медленно пошла вдоль полосы прибоя. Остаться бы на этом острове навсегда, бродить по пляжу, сидеть на вилле в гостиной и играть в настольные игры с… черт, почему мне на ум пришел этот рыжий инспектор?

С Мишей. Навсегда – с Мишей? Смятение захлестнуло меня. И это слово – «навсегда»… Если навсегда с Мишей, то значит, никогда больше мы не сядем в баре с Бондиным и не будем болтать, и он никогда не поцелует меня больше… Но мы же можем быть друзьями… Нет, не хочу я, чтобы мы были друзьями! К черту дружбу! Кажется, он мне нравится, этот долговязый нелепый сыщик. И как-то по-другому, чем Миша. Никакого спокойствия, сплошные терзания. Это что же – я влюбилась, что ли? Это по-настоящему вот так влюбляются?

С Мишей все было по-другому. Когда мы начали встречаться, он был мне симпатичен, я чувствовала к нему теплоту и нежность… Но чтобы вот так, чтобы хотелось помчаться к нему со всех ног, взъерошить волосы, заглянуть в глаза, повиснуть на шее и…

А может, я просто свихнулась, а вовсе не влюбилась? Свихнулась от всего этого навалившегося за два дня колдовства, похищения Миши, путешествия на другой конец света!

О, а вот и Мелисса. И рыжий сыщик. Я вышла из-за небольшого песчаного холма и увидела их. Мелисса сидела на полосатом матрасике, спиной ко мне, приняв какую-то неестественную, но суперграциозную позу «а-ля голливудская звезда каких-нибудь шестидесятых», рассчитанную, по-видимому, на Бондина. Но зря. Тот, в одних синих шортах, лежал на спине, раскинув руки и уставившись в небо. Его туфли и аккуратно сложенная одежда лежали рядом.

– Инспектор, – капризно сказала Мелисса, пока что меня не заметившая, – не могли бы вы намазать мне спинку кремом от солнца…

О боже. Какой избитый, глупый и пошлый прием! Да и солнце уже садится.

– Полежите минут пятнадцать на спине, – отозвался Бондин, поворачивая голову, – солнце сядет, и крем вам не понадобится… – Он заметил меня: – Вика? – Живо приподнялся, сел. – Решила поплавать все же?

Белобрысая Крыса тоже повернулась и хмуро посмотрела на меня.

– Я не умею плавать, – ответила я.

– В таком-то возрасте, – заметила блондинка.

– Тут странный песок, правда? – сказал мне Бондин и пересыпал похожий на порох песок ладонью.

– Правда, – сказала я, подходя к нему.

– Это остатки вулканической деятельности, – сказал Бондин.

Я присела рядом с ним, бросила кроссовки. Погладила теплый песок ладонью, сказала:

– Откуда ты знаешь?

Он положил ладонь поверх моей руки, сказал:

– Читал где-то…

– А как там Миша? – раздался пронзительный голос Мелиссы. – Уже очнулся?

– Не знаю, – обернулась я, – иди проверь.

– И не боишься, что я его у тебя опять уведу? – язвительно сказала Мелисса.

– Без любовного зелья тебе это вряд ли удастся, – сказала я.

Крыса раздула тонкие ноздри, запыхтела, а потом сказала:

– Да. Но только потому, что он очень порядочный и не нарушит слово, даже если тебя не любит.

Миша порядочный. А вот я, кажется, нет. Не должна я так смотреть на Дениса Бондина. И вспоминать, как его губы прикоснулись к моим губам. Ведь я невеста! У меня свадьба в Новый год!

Моя ладонь выскользнула из-под ладони Дениса, я вскочила, сказала:

– Пойду я.

Он вскочил вслед за мной, проговорил:

– Я с тобой. Подожди, только оденусь.

– Нет, – помотала головой я. – Не ходи.

Схватила за шнурки свои кроссовки и быстро пошла обратно в сторону виллы.

Слышу, шуршит за мной кто-то. Бондин, в шортах и развевающейся рубашке, с остальной одеждой в руках, догнал меня:

– Поговорим?

– Нет.

– Да не беги ты так! Чего ты боишься?

Я остановилась. Посмотрела смело ему в глаза:

– Ничего я не боюсь. А у тебя там Мелисса не сбежит?

– Да куда она сбежит, – небрежно сказал он, – в браслете.

– А что браслет? – Мне было все равно, какие свойства у браслета, но я не знала, что говорить.

– Он антиугонный кроме прочего, к моему телефону пришвартован, дальше ста метров уйдет – сирена включится, – сказал он. Помолчал минуту, будто ожидая, что я скажу, потом заговорил сам: – Мы вернемся в поместье, я выясню все о побеге Мелиссы и Михаила, заберу виновного в департамент…

Значит, будет Далию арестовывать.

– И что? – сказала я.

– И мы больше не увидимся.

– Правильно.

Он посмотрел на меня:

– Правильно? Или – «я рада»?

– Я рада, – буркнула я.

– Ты его правда любишь, Мишу?

– Да. – Я глядела вдаль, на море, мимо него.

– Не обманывай себя.

– С чего ты взял, что я себя обманываю? – сорвалась я. – С чего ты вообще ко мне прицепился? Любишь – не любишь? Чего ты от меня хочешь? Я что, должна перед тобой отчитываться? Кажется, это не входит в обязанности инспектора? Или ты и инспекцию чувств должен провести…

Он вдруг взял и поцеловал меня. Уронил одежду на песок и обнял. А я стояла и не могла от него оторваться. И минуты тянулись вечно. А в ушах бухало сердце.

Через бесконечные сотни-сотни тысяч мгновений я отодвинулась от его теплой, с прилипшими песчинками, груди.

– Ты весь в песке, – машинально сказала я.

Он тихо засмеялся, отряхивая песок с себя ладонями:

– Извини.

– Я совсем запуталась, – сказала я ему. – Я должна подумать.

Его лицо стало отчужденным, замкнутым:

– Подумать…

Я сказала, сбиваясь:

– Я тебя совсем не знаю. Мы только вчера познакомились. Я не хочу…

– … разрушать устоявшиеся отношения… – угадал он то, что я собиралась сказать.

– … из-за непонятно чего, – договорила я.

Он усмехнулся горько:

– Я для тебя, получается, непонятно что…