Багдадская встреча. Смерть приходит в конце (сборник) Кристи Агата
Они продолжили обсуждать дела. Ренисенб дремала, успокоенная звуком мужских голосов. Потом Яхмос встал и удалился, передав свиток папируса Хори.
Ренисенб, выдержав паузу, дотронулась до папируса и спросила:
– Это от отца?
Хори кивнул.
– И что он пишет?
Ее разбирало любопытство. Она развернула свиток и стала вглядываться в значки, которые ничего ей не говорили.
Улыбнувшись, Хори наклонился у нее над плечом и стал читать, водя пальцем по строчкам. Письмо было написано пышным слогом профессионального писца из Гераклеополя[27].
Имхотеп, хранитель гробницы и жрец Ка, говорит:
Да уподобишься ты тому, кто возрождается миллион раз. Да поможет тебе бог Херишеф, владыка Гераклеополя, и все остальные боги. Да подарит бог Птах радость твоему сердцу, да продлит твои годы. Сын обращается к своей матери, служитель Ка к своей матери Исе. Пребываешь ли ты в благополучии и здравии? Благополучны ли все мои домочадцы? Сын мой Яхмос, пребываешь ли ты в благополучии и здравии? Преумножай богатства моей земли. Не жалей сил своих для работы. Если ты проявишь усердие, я буду молиться за тебя…
Ренисенб рассмеялась:
– Бедный Яхмос! Я не сомневаюсь, что он и так старается изо всех сил.
Она живо представила себе наставления отца – его напыщенные и несколько суетливые манеры, беспрестанные проповеди и нравоучения.
Хори продолжил:
…Должным образом заботься о моем сыне Ипи. До меня дошли известия, что он недоволен. Также проследи, чтобы Сатипи хорошо обращалась к Хенет. Помни об этом. И не забывай писать обо льне и о масле. Береги урожай зерна – береги все мое имущество, потому что я поручил его тебе. Если поля затопит, горе тебе и Себеку.
– Отец все такой же, – с улыбкой сказала Ренисенб. – Убежден, что в его отсутствие тут все делается неправильно.
Она позволила свитку папируса соскользнуть с колен и тихо прибавила:
– Ничего не изменилось…
Не ответив, Хори поднял папирус и принялся писать. Ренисенб какое-то время лениво наблюдала за ним. Ей было так уютно и покойно, что даже не хотелось разговаривать.
Потом она мечтательно произнесла:
– Жаль, что я не знаю грамоты. Почему не всех учат письму?
– В этом нет необходимости.
– Необходимости, наверное, нет, но было бы интересно.
– Ты и вправду так думаешь, Ренисенб? Но тебе это зачем?
Молодая женщина на секунду задумалась. Потом медленно проговорила:
– Понимаешь, Хори, когда ты задаешь мне такие вопросы, я не знаю, что ответить.
– Сейчас большому поместью требуется лишь несколько писцов, но мне кажется, настанет день, когда во всем Египте их будет целая армия.
– Это было бы хорошо, – сказала Ренисенб.
– Не уверен. – В голосе Хори звучало сомнение.
– Почему?
– Понимаешь, Ренисенб, записать десять мер ячменя, или сто голов скота, или десять полей пшеницы – это легко и не требует больших усилий. И написанное уподобится тому, что существует на самом деле, а сочинитель и писец станут презирать тех, кто распахивает поля, жнет ячмень и выращивает скот. Но поля и скот – настоящие, это не просто чернильные значки на папирусе. А если все записи и все папирусы будут уничтожены, а писцы разбегутся, люди будут все так же пахать и сеять, и Египет будет жить.
Ренисенб внимательно смотрела на него.
– Да, я понимаю, о чем ты, – медленно произнесла она. – Настоящее только то, что можно увидеть, до чего можно дотронуться или что можно съесть… Запись «у меня сто сорок мер ячменя» ничего не значит, если зерна у тебя нет. Писать можно и ложь.
Хори улыбнулся, вглядываясь в ее серьезное лицо.
– Ты починил мне льва, – вдруг сказала Ренисенб. – Давным-давно, помнишь?
– Да, Ренисенб, помню.
– Теперь с ним играет Тети. С тем же львом…
Помолчав немного, она откровенно призналась:
– Когда Хей ушел к Осирису, я очень горевала. Но теперь я вернулась домой, я снова счастлива и все забуду – потому что тут ничего не изменилось. Совсем ничего.
– Ты и вправду так думаешь?
Ренисенб пристально посмотрела на него:
– Что ты имеешь в виду, Хори?
– Я имею в виду, что перемен не может не быть. Восемь лет – это восемь лет.
– Здесь ничего не меняется, – убежденно повторила Ренисенб.
– В таком случае, возможно, должно измениться.
– Нет, нет, – решительно возразила Ренисенб. – Я хочу, чтобы все осталось таким же!
– Но ведь ты сама уже не та Ренисенб, которая уехала с Хеем.
– Та же самая! А если нет, то скоро стану.
Хори покачал головой:
– Невозможно вернуться в прошлое. Это как меры зерна, которые я считаю. Беру половину, прибавляю к нему четверть, потом десятую часть, потом двадцать четвертую – и в конце получается совсем другое количество.
– Но я та же Ренисенб.
– Все минувшее время к той Ренисенб что-то прибавлялось, и она стала совсем другой Ренисенб!
– Нет, нет! Ведь ты остался тем же Хори!
– Ты вольна так думать, но это не так.
– Да, да! И Яхмос нисколько не изменился, все так же колеблется и тревожится, и Сатипи все так же третирует его, а Сатипи с Кайт, как обычно, ссорятся из-за циновок и бус, а когда я вернусь, они будут смеяться вместе, будто лучшие подруги. Хенет по-прежнему крадется и подслушивает, хнычет о своей преданности, а моя бабушка все также суетится со своей маленькой служанкой вокруг какого-то полотна! Все то же самое, и скоро отец вернется домой, и будет большая суматоха, и он скажет: «Почему вы не сделали этого?», «Вы должны были сделать то-то и то-то». И у Яхмоса будет встревоженный вид, а Себек будет смеяться и не обращать внимания, а отец станет баловать Ипи, которому уже шестнадцать, как баловал, когда ему было восемь… И ничегошеньки не изменится!
Она умолкла, переводя дыхание.
Хори вздохнул.
– Ты не понимаешь, Ренисенб, – мягко возразил он. – Есть зло, которое приходит извне и нападает открыто, так, что все это видят; но существует и другая разновидность зла, порча, которая разъедает изнутри – без всяких внешних признаков. Болезнь развивается медленно, день за днем, пока не сгниет последний плод.
Ренисенб широко раскрыла глаза.
– Что ты имеешь в виду, Хори? – вскрикнула она. – Ты меня пугаешь.
– Я сам боюсь.
– Но что именно ты имеешь в виду? О каком зле ты говоришь?
Хори внимательно посмотрел на нее и вдруг улыбнулся:
– Забудь о моих словах, Ренисенб. Я говорил о болезнях, которые поражают зерно.
– Хорошо, – с облегчением вздохнула Ренисенб. – А то я уж подумала… Сама не знаю, что я подумала.
Глава 2
Третий месяц разлива, 4й день
Сатипи бранила Яхмоса. Ее высокий голос звучал резко и пронзительно – как всегда.
– Ты должен постоять за себя. Послушай, что я тебе говорю! Тебя никогда не будут ценить, если ты не умеешь за себя постоять. Твой отец все время раздает указания: сделай одно, сделай другое, почему ты не сделал того или этого? А ты покорно слушаешь, киваешь и извиняешься, что не исполнил его приказов, хотя – боги свидетели – это почти невозможно! Отец обращается с тобой как с ребенком – маленьким, безответственным мальчишкой! Будто тебе столько лет, сколько Ипи…
– Отец относится ко мне совсем не так, как к Ипи, – спокойно ответил Яхмос.
– Конечно, нет. – Новая тема вызвала у Сатипи очередной приступ злобы. – Он глупо ведет себя с этим испорченным, ленивым мальчишкой. Ипи просто невозможен и с каждым днем становится все хуже. Слоняется без дела, отлынивает от работы и на любую просьбу отвечает, что она ему не по силам! Это позор. И все потому, что он знает: отец всегда простит его и встанет на его сторону. Вы с Себеком тут должны проявить твердость.
Яхмос пожал плечами:
– Зачем?
– Ты просто сводишь меня с ума, Яхмос, это так на тебя похоже! У тебя нет мужества. Покорный, как женщина! Сразу соглашаешься со всем, что говорит твой отец!
– Я очень люблю отца.
– Да, и он этим пользуется! Ты безропотно принимаешь упреки и извиняешься за то, в чем не виноват! Ты должен возражать ему, отвечать – как Себек. Твой брат Себек никого не боится!
– Да, но ты не должна забывать, Сатипи, что отец доверяет именно мне, а не Себеку. Решения в отсутствие отца принимаю я, а не он.
– Вот поэтому ты должен стать совладельцем поместья. Ты заменяешь отца, когда он уезжает, выполняешь в его отсутствие обязанности жреца Ка, и все хозяйство оставляется на тебя – и при этом у тебя нет официальной власти. Это неправильно, что с тобою все еще обращаются как с ребенком.
– Отец предпочитает не выпускать бразды правления из рук, – с сомнением произнес Яхмос.
– Именно. Ему нравится, когда все домочадцы зависят от него – и от его капризов. Это плохо, и становится все хуже. Когда он в этот раз вернется домой, ты должен набраться храбрости и сказать, что требуешь письменного договора, настаиваешь, чтобы твое положение было официальным.
– Он и слушать не станет.
– Тогда ты должен заставить его слушать. Если бы я была мужчиной! На твоем месте я бы знала, что делать! Иногда мне кажется, что я вышла замуж за червя!
Яхмос вспыхнул:
– Я попробую что-нибудь сделать… Да, я, наверное, могу поговорить с отцом… попросить его…
– Не попросить – ты должен потребовать. В конце концов, ты его главный помощник. Никого, кроме тебя, он не может оставить тут, на хозяйстве. Себек слишком необуздан, и твой отец ему не доверяет, а Ипи слишком молод.
– Есть еще Хори.
– Хори – не член семьи. Твой отец прислушивается к его мнению, но бразды правления передаст только родственнику. Но я вижу, что происходит. Ты слишком послушен и мягок – в твоих жилах течет молоко, а не кровь! Ты не думаешь ни обо мне, ни о наших детях. Пока твой отец жив, мы не получим того, что нам причитается по праву.
– Ты меня презираешь, Сатипи? – мрачно спросил Яхмос.
– Я на тебя злюсь.
– Послушай, я обещаю поговорить с отцом, когда он вернется. Даю слово.
– Да, вопрос только, как ты будешь с ним говорить? – пробормотала Сатипи. – Как мужчина или как мышь?
Кайт играла со своей младшей дочерью, маленькой Анх. Ребенок только начал ходить, и Кайт со смехом подбадривала девочку, встав пред нею на колени и протянув руки навстречу малышке, которая на слабых ножках неуклюже ковыляла к матери.
Эту демонстрацию успехов дочери Кайт специально устроила для Себека. Внезапно она поняла, что мысли мужа заняты чем-то другим – он сидел неподвижно, нахмурив свой красивый лоб.
– О, Себек, ты не смотришь. Не видишь. Малышка, скажи папе, что он поступает плохо, когда на тебя не смотрит.
– Мне не до вас, – раздраженно ответил Себек. – Хватает других забот.
Кайт села на корточки, откинула пряди волос, которые закрывали ее густые черные брови и за которые хватались пальчики Анх.
– В чем дело? Случилось что-нибудь?
Внимание Кайт было сосредоточено на дочери, и вопрос она задала автоматически.
– Дело в том, что мне не доверяют, – сердито сказал Себек. – Мой отец – старый человек, со старомодными взглядами, и он желает командовать всем, что тут происходит. Имхотеп не станет прислушиваться к моему мнению.
– Да, да, это очень плохо, – рассеянно ответила Кайт, качая головой.
– Будь у Яхмоса чуть больше мужества, он поддержал бы меня, и мы вместе могли бы образумить отца. Но брат слишком робок. Он выполняет все указания, которые отец передает ему в письмах.
Кайт встряхнула бусами, привлекая внимание ребенка.
– Да, это правда.
– Когда отец вернется, я скажу ему, что в сделке с лесом поступил по-своему. Взять плату льном было гораздо выгоднее, чем маслом.
– Я не сомневаюсь в твоей правоте.
– Но отец всегда хочет делать все по-своему. Он поднимет шум, станет кричать: «Я же сказал тебе взять плату маслом. Когда меня нет, все делается не так. Ты глупый мальчишка, который ни в чем не разбирается!» Сколько, он думает, мне лет? Отец не понимает, что я мужчина в расцвете лет, а его время уже ушло. Его указания и отказ от любых непривычных сделок приводят к тому, что дела у нас идут не так хорошо, как могли бы. Чтобы разбогатеть, нужно иногда идти на риск. У меня есть воображение и смелость. В отличие от отца.
– Ты такой храбрый и умный, Себек, – прошептала Кайт, не отрывая взгляда от ребенка.
– Но на этот раз он услышит правду – если посмеет снова найти недостатки и кричать на меня! Если мне не предоставят свободу действий, я уйду. Уйду.
Кайт, протянувшая руку к дочери, замерла, а затем резко повернулась к мужу:
– Уйдешь? Куда?
– Куда угодно! Я больше не буду терпеть придирки капризного и самодовольного старка, который ни во что меня не ставит и не дает показать, на что я способен.
– Нет, – решительно заявила Кайт. – Я говорю, нет, Себек.
Он удивленно посмотрел на жену, словно ее тон вдруг заставил его вспомнить о ее присутствии. Себек настолько привык к ее неизменному поддакиванию, что нередко забывал о том, что она живая, думающая женщина.
– Что ты имеешь в виду, Кайт?
– Я имею в виду, что не позволю тебе делать глупости. Все поместье принадлежит твоему отцу. Земли, пашня, скот, лес, поля льна – всё! После смерти Имхотепа все это будет нашим – твоим, Яхмоса и наших детей. Если ты поссоришься с отцом, он может разделить твою долю между Яхмосом и Ипи – он и так слишком сильно любит младшего сына. Ипи знает это и пользуется слабостью отца. Ты не должен лить воду на мельницу Ипи. Если поссоришься с отцом и уйдешь, Ипи будет только рад. Мы должны думать о наших детях.
Себек с изумлением смотрел на жену. Потом недоверчиво усмехнулся:
– Женщины непредсказуемы… Не знал, что ты можешь быть такой, Кайт. Такой решительной…
– Не ссорься с отцом, – настаивала Кайт. – Не перечь ему. Не теряй мудрости.
– Наверное, ты права… но это может тянуться еще много лет. Отец должен признать нас совладельцами.
– Он этого не сделает. – Кайт покачала головой. – Имхотеп слишком любит повторять, что все мы едим его хлеб, что все мы зависим от него, а без него мы пропадем.
Себек бросил на нее удивленный взгляд:
– Ты не очень любишь моего отца, Кайт.
Но Кайт снова повернулась к неуверенно стоящему на ногах ребенку:
– Давая, милая… смотри, вот твоя кукла. Иди сюда… иди…
Себек посмотрел на ее склоненную голову, затем вышел из комнаты. Лицо у него было озадаченным.
Иса послала за своим внуком Ипи.
Красивый подросток с недовольным выражением лица переминался с ноги на ногу, пока она отчитывала его своим визгливым голосом, устремив на него взгляд темных глаз – проницательных, хотя и затянутых мутной пленкой.
– Это правда, что мне рассказывали? Ты отказываешься делать то одно, то другое? Не хочешь смотреть за быками, не помогаешь Яхмосу, не присматриваешь за пахотой? К чему это приведет, если такой ребенок, как ты, будет решать, что ему делать, а что нет?
– Я не ребенок, – огрызнулся Ипи. – Я уже вырос – почему со мной обращаются, как с ребенком? Поручают работу, не спрашивая моего желания и не давая самостоятельности. Почему я всегда должен слушаться указаний Яхмоса? Кем он себя возомнил, этот Яхмос?
– Он твой старший брат, и в отсутствие моего сына Имхотепа он тут отвечает за все.
– Яхмос – тупой, медлительный и тупой. Я гораздо умнее его. А Себек тоже тупой, хотя все время рассуждает и хвастается, какой он умный! Отец написал в письме, что я должен делать только ту работу, которую сам выберу…
– Ничего подобного, – возразила старая Иса.
– И что меня нужно лучше кормить, а если он узнает, что я недоволен и со мною плохо обращались, он очень рассердится.
Губы подростка растянулись в хитрой улыбке.
– Ты капризный, испорченный ребенок, – решительно заявила Иса. – Я так и скажу Имхотепу.
– Нет, бабушка, не говори… – Улыбка Ипи стала ласковой, хотя и несколько дерзкой. – Мы с тобою, бабушка, единственные в семье имеем мозги.
– Какое бесстыдство!
– Отец полагается на твое мнение… он знает, что ты мудрая.
– Возможно… да, действительно… но ты не должен мне это говорить.
Ипи рассмеялся:
– Тебе лучше быть на моей стороне, бабушка.
– О каких сторонах ты говоришь?
– Старшие братья очень недовольны, ты об этом знаешь? Конечно, знаешь. Хенет тебе все доносит. Сатипи пилит Яхмоса днем и ночью, при любом удобном случае. А Себек свалял дурака при продаже леса и боится, что отец придет в ярость, когда узнает. Понимаешь, бабушка, через год или два я стану совладельцем отца, и он будет делать все, что я пожелаю.
– Ты, младший в семье?
– При чем тут возраст? Власть принадлежит моему отцу, а я единственный, кто знает, как с ним обращаться!
– Непозволительно вести такие речи, – сказала Иса.
– Ты же не дура, бабушка… – тихо ответил Ипи. – И прекрасно знаешь, что мой отец, несмотря на все свое бахвальство, человек слабый…
Он умолк на полуслове, заметив, что Иса слегка повернула голову и смотрит поверх его плеча. Оглянувшись, мальчик увидел Хенет, стоявшую прямо у него за спиной.
– Значит, Имхотеп слабый человек? – переспросила Хенет своим тихим, хныкающим голосом. – Сдается мне, он будет недоволен, если узнает, что ты так о нем говоришь.
Ипи натянуто рассмеялся:
– Но ты же не скажешь ему… Послушай, Хенет, пообещай мне… Милая Хенет…
Хенет проскользнула к Исе и сказала, слегка повысив голос, но с теми же хныкающими интонациями:
– Конечно, я никогда не хотела неприятностей – ты это знаешь… Я предана всем вам. И ничего не скажу, если не сочту это своим долгом…
– Я просто дразнил бабушку, только и всего, – нашелся Ипи. – Я так и скажу отцу. Он поймет, что я не мог всерьез говорить такое.
Коротко кивнув Хенет, он вышел из комнаты.
Хенет посмотрела ему вслед и повернулась к Исе:
– Чудесный мальчик – чудесный, взрослый мальчик… И какие смелые речи!
– Опасные речи, – возразила Иса. – Мне не нравятся мысли, которые бродят у него в голове. Мой сын слишком балует его.
– А почему бы и нет? Такой красивый, милый мальчик…
– Судить надо не по внешности, а по делам, – отрезала Иса.
Помолчав несколько секунд, она медленно проговорила:
– Хенет, мне тревожно.
– Тревожно, Иса? Что тебя беспокоит? В любом случае хозяин скоро вернется, и все будет хорошо.
– Будет ли? Сомневаюсь… – Она снова умолкла. – Мой внук Яхмос в доме?
– Я только что видела, как он подходил к галерее.
– Ступай, скажи ему, что мне нужно с ним поговорить.
Хенет удалилась. Она нашла Яхмоса в прохладной тени галереи с разноцветными колоннами и передала просьбу Исы. Тот поспешил на зов бабушки.
– Яхмос, Имхотеп скоро вернется, – без предисловий сказала Иса.
Доброе лицо Яхмоса осветилось радостью.
– Да, и я этому рад.
– Всё в порядке? Дела идут хорошо?
– Все указания моего отца выполнены, насколько это возможно.
– А что с Ипи?
Яхмос вздохнул:
– Отец слишком балует его. Парню это не на пользу.
– Ты должен объяснить это Имхотепу.
На лице Яхмоса отразилось сомнение.
– Я поддержу тебя, – пообещала Иса.
– Иногда мне кажется, – Яхмос снова вздохнул, – что меня окружают сплошные трудности. Но когда отец вернется, все должно наладиться. Он сам будет принимать решения. В его отсутствие очень трудно исполнять его волю, особенно если учесть, что у меня самого нет власти и я действую только по его поручению.
– Ты хороший сын – верный и любящий, – медленно проговорила Иса. – И хороший муж – если согласиться с пословицей, что мужчина должен всю жизнь любить жену, кормить и одевать ее, покупать дорогие умащения для ее красоты и радовать ее сердце. Но есть еще одно правило – оно звучит так: «Не позволяй ей командовать собой». На твоем месте, внук, я бы прислушалась к этому правилу…
Яхмос посмотрел на нее, густо покраснел и вышел.
Глава 3
Третий месяц разлива, 14й день
В доме царила суматоха – все готовились к возвращению хозяина. На кухне уже выпекли сотни хлебов и теперь жарили уток; оттуда распространялся запах лука, чеснока и разных пряностей. Женщины кричали, раздавали указания, слуги передвигались бегом.
Отовсюду доносился шепот: «Хозяин… хозяин приезжает…»
Ренисенб, помогавшая плести гирлянды из цветков мака и лотоса, чувствовала, как ее сердце наполняется волнением и радостью. Отец возвращается домой! В последние несколько недель она незаметно для себя вернулась к прежней жизни. Исчезло возникшее у нее чувство – похоже, вызванное словами Хори, – что она столкнулась с чем-то незнакомым и странным. Она была прежней Ренисенб– Яхмос, Сатипи, Себек и Кати тоже не изменились, – и теперь, как и раньше, дом погрузился в суету подготовки к возвращению Имхотепа. Пришло известие, что тот будет дома до наступления ночи. Одного из слуг оставили на берегу реки, чтобы он предупредил о приближении хозяина, и вот наконец послышался его громкий радостный голос.
Ренисенб уронила цветы и выбежала на улицу вместе с остальными. Все поспешили к пристани на берегу Реки. Яхмос с Себеком уже были здесь, окруженные небольшой толпой рыбаков и крестьян, – они взволнованно переговаривались и указывали на реку.
Вверх по течению быстро плыла барка с большим квадратным парусом, надуваемым северным ветром. Вслед за нею двигалась барка-кухня, заполненная мужчинами и женщинами. Теперь Ренисенб увидела отца, сидящего с цветком лотоса в руке. Рядом с ним был еще кто-то – наверное, певец, подумала Ренисенб.
Крики на берегу стали громче, Имхотеп приветственно помахал рукой, и матросы стали вытягивать фалы. Послышались крики: «С возвращением, хозяин!», призывы к богам и благодарности за благополучное путешествие, и через несколько мгновений Имхотеп ступил на берег, здороваясь с семьей и отвечая на громкие приветствия, как того требовал этикет.
– Хвала Себеку, сыну Нейт, который хранил тебя от опасностей на воде!..
– Хвала Птаху, который привел тебя к нам, к югу от стен Мемфиса!..
– Хвала Ра, освещающему обе Земли!..
Ренисенб, поддавшись общему волнению, пробралась в первый ряд.
Имхотеп стоял с важным видом, и Ренисенб вдруг подумала: «Оказывается, он совсем небольшого роста. Мне казалось, что отец гораздо выше».
Ее охватило чувство, похожее на страх.
Неужели ее отец усох? Или ее просто подвела память? Она помнила его величественным и властным, хотя временами суетливым, склонным поучать всех подряд. Бывало, Ренисенб посмеивалась над ним, но всегда считала его личностью. Теперь же она видела перед собой маленького и плотного пожилого мужчину, безуспешно пытавшегося выглядеть важным и значительным… Что с нею случилось? Откуда у нее в голове взялись эти непочтительные мысли?
Имхотеп, произнеся пышные церемониальные фразы, приличествовавшие случаю, начал здороваться с домочадцами:
– О, мой дорогой Яхмос, весь лучащийся улыбкой, надеюсь, ты был старателен в мое отсутствие? И Себек, мой красивый сын, вижу, ты по-прежнему наполняешь радостью мое сердце. А вот Ипи… мой дражайший Ипи, дай мне на тебя посмотреть… отступи-ка назад, вот так. Вырос, стал настоящим мужчиной, как приятно вновь тебя обнять! И Ренисенб… моя дорогая дочь… снова дома. Сатипи, Кайт, не менее дорогие моему сердцу дочери… И Хенет, моя верная Хенет…
Опустившись на колени, Хенет обнимала ноги хозяина и нарочито вытирала слезы радости.
– Я рад видеть тебя, Хенет… Ты здорова, счастлива? Предана, как всегда, это так приятно сердцу… А вот мой превосходный Хори, такой искусный в расчетах и письме! Всё в порядке? Я не сомневаюсь в этом.
Когда приветствия закончились и гомон утих, Имхотеп поднял руку, призывая к тишине, и заговорил громким и ясным голосом:
Читать бесплатно другие книги:
