Багдадская встреча. Смерть приходит в конце (сборник) Кристи Агата
– Вне всякого сомнения, тогда оно еще не было отравлено – яд добавили позже.
Имхотеп ударил одной ладонью о другую и сжал ее в кулак.
– Никто, – заявил он, – никто из живущих не посмеет отравить моих сыновей здесь, под моею крышей! Это невозможно. Никто из живущих, говорю я!
Мерсу склонил голову. Лицо его оставалось непроницаемым.
– Тебе лучше знать, Имхотеп.
Жрец Ка нервно почесал себя за ухом. Потом неожиданно произнес:
– Я хочу, чтобы ты кое-что послушал.
Он хлопнул в ладоши и приказал прибежавшему на зов слуге:
– Приведи сюда пастушка… Этот парень немного не в себе. С трудом понимает, что ему говорят, и двух слов связать не может. Но он все видит и запоминает, и, кроме того, он предан моему сыну Яхмосу, который всегда был добр к нему и снисходителен к его ущербности.
Вернувшийся слуга вел за руку худого мальчика с почти черной кожей, раскосыми глазами и испуганным бессмысленным лицом; из одежды на нем была только набедренная повязка.
– Говори, – приказал Имхотеп. – Повтори то, что рассказал мне.
Мальчик опустил голову и принялся теребить ткань у себя на поясе.
– Говори! – прикрикнул Имхотеп.
Вошла Иса, опираясь на палку, и пристально посмотрела на него своими затуманенными глазами.
– Ты пугаешь ребенка… Эй, Ренисенб, дай ему этот финик. Ну, мальчик, расскажи нам, что ты видел.
Пастушок переводил взгляд с одной женщины на другую.
– Вчера, – подсказала ему Иса, – ты проходил мимо ворот во двор… и видел… Что ты видел?
Мальчик покачал головой и отвел взгляд.
– Где мой господин Яхмос? – прошептал он.
– Твой господин Яхмос, – ласковым, но твердым голосом сказал жрец, – пожелал, чтобы ты рассказал нам все. Не бойся. Никто тебя не обидит.
Лицо мальчика просветлело.
– Мой господин Яхмос всегда был добр ко мне. Я исполню его желание.
Он умолк. Имхотеп хотел было вмешаться, но взгляд лекаря остановил его.
И вдруг мальчик заговорил – торопливо, сбивчиво, нервно оглядываясь, словно боялся, что его услышит кто-то невидимый:
– Это все маленький ослик, в которого вселился дух Сета и от которого одни неприятности. Я побежал за ним с палкой. Он вошел во двор через большие ворота, и я заглянул и увидел дом. На галерее никого не было, но там стоял кувшин с вином. А потом на галерею вышла женщина, госпожа. Она подошла к кувшину с вином и протянула над ним руки, потом… потом… должно быть, вернулась в дом. Я не знаю. Потому что я услышал шаги и оглянулся… и увидел, что с полей возвращается мой господин Яхмос. Я побежал искать маленького ослика, а мой господин Яхмос вошел во двор.
– И ты его не предупредил? – сердито крикнул Имхотеп. – Ничего ему не сказал?
– Я не знал, что происходит что-то дурное, – заплакал мальчик. – Я ничего не видел… только госпожу, которая улыбалась и простирала руки над кувшином… я ничего не видел…
– Кто была та госпожа, мальчик? – спросил жрец.
Пастушок покачал головой; лицо его снова стало бессмысленным.
– Не знаю. Должно быть, одна из хозяек дома. Я их не знаю. Я пасу стадо за дальними полями. На ней были одежды из беленого полотна.
Ренисенб вздрогнула.
– Может, служанка? – предположил жрец, не отрывая взгляда от мальчика.
Пастушок решительно помотал головой:
– Нет, не служанка… У нее на голове был парик, и она носила украшения… У служанок не бывает украшений.
– Украшения? – переспросил Имхотеп. – Какие?
Мальчик отвечал с такой готовностью и уверенностью, словно наконец преодолел страх и нисколько не сомневается в том, что видел.
– Три нитки бус с золотыми львами спереди…
Палка Исы со стуком упала на пол. Имхотеп сдавленно вскрикнул.
– Если ты лжешь, мальчик… – с угрозой произнес Мерсу.
– Это правда, клянусь, это правда! – пронзительно закричал пастушок.
Из боковой комнаты, где лежал больной, послышался голос Яхмоса:
– Что там происходит?
Мальчик стрелой метнулся в дверной проем и опустился на корточки возле ложа, на котором лежал Яхмос.
– Хозяин, они хотят меня пытать!..
– Нет, нет. – Яхмос с трудом повернул голову на резном деревянном подголовнике. – Не обижайте мальчика. Он недалекий, но честный. Обещайте мне.
– Конечно, конечно, – поспешил успокоить его Имхотеп. – В этом нет нужды. Совершенно ясно, что парень рассказал нам все, что видел… и я не думаю, что он сочиняет. Ступай, мальчик, но не уходи на дальние пастбища. Оставайся поблизости от дома, чтобы мы снова могли позвать тебя, если понадобится.
Пастушок встал и вопросительно взглянул на Яхмоса:
– Ты болеешь, господин Яхмос…
Тот слабо улыбнулся:
– Не бойся. Я не умру. А теперь иди… и делай то, что тебе сказали.
Радостно улыбаясь, мальчик удалился. Жрец осмотрел глаза Яхмоса, пощупал пульс под кожей. Потом посоветовал ему поспать и вместе с остальными снова вышел в центральную комнату.
– Ты узнал женщину, которую описывал мальчик? – спросил он Имхотепа.
Имхотеп кивнул. Его смуглые бронзовые щеки слегка побледнели.
– Только Нофрет носила одежды из беленого полотна. Это новая мода, которую она привезла с собой из северных городов. Но все платья были погребены вместе с нею… А три нитки бус со львиными головами, – прибавил он, – подарил ей я. В доме больше нет таких украшений. Они редкие и дорогие. Все драгоценности, за исключением скромных бус из сердолика, были погребены вместе с Нофрет и замурованы в ее усыпальнице.
Он развел руками:
– Такая жестокая кара – ее мстительность! Моя наложница, с которой я хорошо обращался, которой оказывал уважение, которую похоронил с соблюдением должных обрядов, на которую не жалел денег… Я дружески разделял с нею еду и питье – тому есть свидетели. Ей не на что было жаловаться – я делал для нее больше, чем остальные считали правильным и уместным. Я был готов предпочесть ее своим сыновьям, своей плоти и крови. Почему она восстала из мертвых и преследует меня и мою семью?
– Думаю, что мертвая женщина, – серьезно произнес Мерсу, – желает зла не лично тебе. Когда ты пил вино, оно было безвредным. Кто в твоей семье обижал мертвую наложницу?
– Женщина, которая умерла, – кратко ответил Имхотеп.
– Понятно. Ты имеешь в виду жену твоего сына Яхмоса?
– Да. – Он помолчал немного, затем взмолился: – Что мне делать, мудрый жрец? Как защититься от этого зла? Будь проклят тот несчастливый день, когда я привел эту женщину в свой дом!
– Да, это был несчастливый день, – низким голосом сказала Кайт, появившаяся в проходе, ведущем на женскую половину.
Ее глаза блестели от сдерживаемых слез, а простое лицо светилось такой внутренней силой и решительностью, что стало почти красивым. Низкий, хрипловатый голос дрожал от гнева.
– Это был несчастливый день, когда ты, Имхотеп, привез сюда Нофрет – чтобы она убила самого красивого и умного из твоих сыновей! Она принесла смерть Сатипи, она принесла смерть моему Себеку, а Яхмос только чудом остался жив… Кто следующий? Пощадит ли она детей – та, которая ударила мою малышку Анх? Нужно что-то делать, Имхотеп!
– Нужно что-то делать, – повторил Имхотеп и вопросительно посмотрел на жреца.
Тот понимающе кивнул.
– Есть разные способы и средства. Когда мы удостоверимся, что знаем все факты, то будем действовать. Мне вспомнилась твоя покойная жена, Ашайет. Она происходила из влиятельной семьи. Она может обратиться к могущественным силам в Загробном мире, которые встанут на твою защиту и над которыми женщина Нофрет не имеет власти. Мы должны посоветоваться.
– Только не тяните, – усмехнулась Кайт. – Все мужчины одинаковы – да, даже жрецы! Все должно делаться согласно закону и традиции. Но вам лучше поторопиться, иначе смерть опять придет в этот дом.
Она резко повернулась и вышла.
– Превосходная женщина, – пробормотал Имхотеп. – Хорошая мать своим детям и верная жена… но ведет она себя порою неподобающе… в отношении хозяина дома. Естественно, в такое тяжелое время я ее прощаю. Мы все расстроены. Сами не осознаем, что делаем.
Он сжал ладонями голову.
– Для некоторых это обычное дело – не отдавать себе отчета в своих поступках, – заметила Иса.
Имхотеп раздраженно посмотрел на мать. Лекарь стал собираться, и хозяин дома вышел вместе с ним на галерею, оставив указания по уходу за больным.
Ренисенб, оставшаяся в комнате, вопросительно взглянула на бабушку.
Иса сидела неподвижно. На ее хмуром лице застыло такое странное выражение, что Ренисенб робко спросила:
– О чем ты думаешь, бабушка?
– Ты выбрала правильное слово, Ренисенб, – думаю. В этом доме происходят такие странные вещи, что задуматься просто необходимо – хоть кому-нибудь.
– Ужасные вещи. – Молодая женщина вздрогнула: – Мне страшно.
– Мне тоже, – согласилась Иса. – Однако, возможно, по другой причине…
Привычным жестом она сдвинула набок парик.
– Но Яхмос не умрет, – сказала Ренисенб. – Он будет жить.
Иса кивнула:
– Да, главный лекарь успел вовремя. В следующий раз ему может и не повезти.
– Ты думаешь, это может повториться?
– Я думаю, что Яхмосу, тебе и Ипи… и, наверное, Кайт лучше внимательно следить, что вы едите и пьете. Пусть все блюда всегда первым пробует раб.
– А ты, бабушка?
Иса ответила своей обычной насмешливой улыбкой:
– Я, Ренисенб, старая женщина и люблю жизнь, как могут любить ее только старики, наслаждающиеся каждым часом, каждой минутой, которые у них остались. У меня больше шансов остаться в живых, потому что я буду более осторожна, чем любой из вас.
– А мой отец? Ведь Нофрет не может желать зла моему отцу?
– Твой отец? Не знаю… Нет, не знаю. Пока мне не все понятно. Завтра, когда я все обдумаю, нужно будет еще раз поговорить с этим пастушком. В его истории есть что-то…
Она умолкла на полуслове и нахмурилась. Потом вздохнула, встала и, тяжело опираясь на палку, медленно поковыляла в свою комнату.
Ренисенб вошла к брату. Яхмос спал, и она неслышно выскользнула из комнаты. После секундного колебания направилась к Кайт. Незамеченная, остановилась на пороге и стала смотреть, как Кайт поет ребенку колыбельную. Лицо женщины снова стало спокойным и умиротворенным – она выглядела так же, как обычно, и на мгновение Ренисенб показалось, что все события последних суток были просто кошмарным сном.
Медленно повернувшись, она пошла к себе в комнату. На столике среди баночек с мазями и притираниями лежала маленькая шкатулка для драгоценностей, принадлежавшая Нофрет. Ренисенб взяла ее и стала рассматривать, держа перед собой на ладони. Нофрет прикасалась к ней, брала в руки – это была ее личная вещь…
И снова Ренисенб захлестнула волна жалости и сострадания. Нофрет была несчастна. Сжимая в руках эту маленькую шкатулку, она, должно быть, сознательно превращала страдания в злобу и ненависть… и даже теперь эта ненависть не угасла… Нофрет жаждет мести… О нет… этого не может быть!
Почти автоматически Ренисенб освободила застежки и сдвинула крышку шкатулки. Там лежали бусы из сердолика, половинка амулета и кое-что еще…
С бьющимся сердцем Ренисенб достала из шкатулки ожерелье из золотых бусинок с золотыми львами спереди…
Глава 14
Первый месяц лета, 30й день
Ренисенб стало страшно.
Она инстинктивно вернула ожерелье в шкатулку, задвинула крышку и снова обмотала шнурок вокруг застежек. Первым ее побуждением было скрыть находку. Она даже опасливо оглянулась, желая убедиться, что ее никто не видит.
Ночь прошла без сна. Ренисенб беспокойно ворочалась с боку на бок – никак не могла найти удобную позу для головы на деревянном подголовнике кровати.
Под утро она решила, что нужно кому-то рассказать о своей находке. Нести одной груз неприятного открытия у нее не было сил. Ночью она дважды испуганно вскакивала – ей чудилась грозная фигура Нофрет, стоящая у ее постели. Но в комнате никого не было.
Ренисенб взяла из шкатулки ожерелье со львами и спрятала в складках льняного платья. Едва она успела это сделать, как в комнату вбежала Хенет. Глаза ее возбужденно блестели – ей не терпелось поделиться последними новостями.
– Ты только подумай, Ренисенб, разве это не ужасно? Тот мальчик… пастушок, ты знаешь… его нашли сегодня утром крепко спящим у закромов… его трясли, ему кричали в ухо… и теперь, похоже, он уже никогда не проснется. Как будто выпил макового сока… а может, и вправду выпил… но если так, то кто ему дал? Из наших никто – я бы знала. И сам он выпить не мог. Мы должны были еще вчера догадаться… – Пальцы Хенет стиснули один из многочисленных амулетов, которые она носила. – Да защитит нас Амон от злых духов мертвых! Мальчик рассказал о том, что видел. Сказал, что видел Ее. И Она вернулась и дала ему маковый сок, чтобы его глаза навсегда закрылись. О, она очень могущественна, эта Нофрет. Ты знаешь, она бывала в других землях, за пределами Египта. Готова поклясться, что там она выучилась заморской магии. Всем живущим в этом доме грозит опасность – всем! Твой отец должен принести в жертву Амону несколько быков… целое стадо, если нужно… теперь не время экономить. Мы должны защитить себя. Мы должны воззвать к твоей матери… как и собирался Имхотеп. Жрец Мерсу тоже так считает. Послание в Загробный мир. Хори его теперь составляет. Твой отец хотел воззвать к Нофрет, повиниться перед ней. Что-то вроде этого: «Превосходнейшая Нофрет, какое зло я сотворил тебе…» – и так далее. Но жрец Мерсу сказал, что нужны средства посильнее этого. Твоя мать, Ашайет, была из влиятельной семьи. Брат ее матери был номархом, а ее брат – главным виночерпием наместника Фив. Узнав обо всем, она позаботится, чтобы простой наложнице не позволили убивать ее детей! Да, мы добьемся справедливости. Как я уже сказала, Хори теперь сочиняет прошение к ней.
Ренисенб собиралась разыскать Хори и рассказать о находке ожерелья со львами. Но если Хори занят с жрецами в храме Исиды, то нечего даже думать, что удастся поговорить с ним наедине.
Может, пойти к отцу? Ренисенб недовольно покачала головой. Детская вера во всемогущество отца давно угасла. Теперь она понимала, как быстро Имхотеп теряется в трудную минуту – суетливая напыщенность заменяет ему силу духа. Был бы здоров Яхмос, она обратилась бы к нему, хотя вряд ли от него стоило ожидать полезных советов. Вероятно, он стал бы настаивать, чтобы она все рассказала Имхотепу.
А вот этого, все отчетливее понимала Ренисенб, следовало избежать любой ценой. Первым делом Имхотеп растрезвонит об ожерелье на всю округу, а инстинкт подсказывал Ренисенб, что ее находку следует держать в тайне, хотя и не понимала причину.
Нет, ей нужен совет Хори. Он знает, что нужно делать – как всегда. Он возьмет у нее ожерелье, а вместе с ним – ее тревогу и растерянность. Посмотрит на нее своими добрыми, серьезными глазами, и она сразу же поверит, что все будет хорошо…
Ренисенб подумала было, не признаться ли Кайт. Нет, Кайт не подходит – она не умеет слушать. Разве что увести ее от детей… Нет, это не поможет. Кайт женщина милая, но глупая.
Есть еще Камени, подумала Ренисенб, и бабушка…
Камени?.. Мысль о нем была ей приятна. Она отчетливо представила его лицо… как меняется выражение на нем… сначала веселое недоверие, потом интерес… а потом тревога за нее. Или не за нее?
Откуда это коварно подкрадывающееся подозрение, что Нофрет и Камени знали друг друга гораздо лучше, чем казалось на первый взгляд? Потому что Камени помог Нофрет в ее попытках рассорить Имхотепа с семьей? Он клялся, что против своей воли. Но правда ли это? Слова ничего не значат. Все сказанное Камени выглядело естественным и правдивым. Смех у него был таким веселым, что хотелось смеяться вместе с ним. А походка такой грациозной… поворот головы, гладкие бронзовые плечи… а когда его глаза смотрели на тебя… смотрели на тебя… Мысли Ренисенб окончательно запутались. Глаза у Камени были не такими, как у Хори, излучавшими доброту и уверенность. Они требовали, бросали вызов.
От этих мыслей кровь прилила к щекам Ренисенб, глаза заблестели. И все же не стоит говорить Камени о том, что она нашла ожерелье Нофрет. Нет, нужно пойти к Исе. Вчера бабушка удивила ее. У старухи сохранился острый, практичный ум, и соображает она лучше остальных членов семьи.
«Иса стара, – подумала Ренисенб. – Но она поймет, что делать».
При упоминании об ожерелье Иса торопливо оглянулась и прижала палец к губам. Порывшись в складках платья, Ренисенб извлекла ожерелье и вложила в ладонь бабушки. Иса поднесла его к своим тусклым глазам, спрятала где-то среди одежд и тихим властным голосом сказала:
– Теперь молчи. В этом доме тысячи ушей. Я почти всю ночь не спала, все думала. Нам нужно многое сделать.
– Отец с Хори отправились в храм Исиды, чтобы посоветоваться с жрецом Мерсу и составить прошение моей матери, чтобы она нам помогла.
– Знаю. Ладно, пусть твой отец занимается душами мертвых. А я размышляла о том, что происходит в нашем мире. Когда вернется Хори, приведи его ко мне. Нужно кое-что обсудить – ему можно доверять.
– Хори скажет, что нам делать, – радостно сказала Ренисенб.
Иса с удивлением посмотрела на нее:
– Ты часто приходишь к нему в гробницу, да? О чем вы с Хори говорите?
Ренисенб покачала головой:
– Ну… о Реке… и Египте… о том, как меняется свет, о цвете песка и скал внизу… Но часто мы вообще не разговаривали. Я просто сидела – там так мирно и спокойно, без громких сердитых голосов, без детского плача, без суеты. Я думала о своем, и Хори не мешал моим мыслям. А иногда я поднимала голову и видела, что он смотрит на меня, и мы оба улыбались… Там я могла быть счастлива.
– Тебе повезло, Ренисенб, – медленно проговорила Иса. – Ты нашла счастье, которое живет в сердце человека. Для большинства женщин счастье – это суета мелких забот. Воспитание детей, смех, разговоры и ссоры с другими женщинами, любовь и гнев мужчины… Оно состоит из мелочей, нанизанных на одну нить, словно бусины в ожерелье.
– Твоя жизнь тоже была такой, бабушка?
– Большая часть. Однако теперь, когда мне много лет, когда я почти все время сижу одна, плохо вижу и с трудом хожу, теперь я поняла, что жизнь не только снаружи, но и внутри человека. Но я слишком стара, и ничего уже не изменишь… поэтому я браню свою маленькую служанку, наслаждаюсь вкусными блюдами, прямо из кухни, разными видами хлебов, что выпекают в нашем доме, спелым виноградом и гранатовым соком. Остальное уходит, а это остается. Дети, которых я больше всего любила, почти все умерли. Твой отец, да поможет ему Ра, всегда был глупым. Я любила го в те времена, когда он только учился ходить, а теперь он раздражает меня своей напыщенностью. Из внуков я люблю только тебя, Ренисенб… Кстати, о внуках. Где Ипи? Я не видела его ни вчера, ни сегодня.
– Он очень занят, присматривает за закладкой зерна в закрома. Отец назначил его главным.
Иса ухмыльнулась:
– Это доставит удовольствие нашему юному дурачку. Он надуется от сознания собственной важности. Когда Ипи придет поесть, скажи ему, чтобы заглянул ко мне.
– Хорошо, Иса.
– А насчет всего остального, Ренисенб, молчи…
– Ты хотела меня видеть, бабушка?
Ипи гордо улыбался. Он слегка склонил голову набок, а в его белых зубах был зажат цветок. Юноша выглядел чрезвычайно довольным собой и жизнью вообще.
– Потрать на меня немного своего драгоценного времени. – Иса прищурилась, чтобы лучше видеть, и окинула его взглядом с головы до ног.
Ее язвительный тон не произвел впечатления на Ипи.
– Да, сегодня я очень занят. Отец отправился в храм и все дела оставил на меня.
– Молодые шакалы лают громко…
Но Ипи было ничем не пронять.
– Послушай, бабушка, ты ведь позвала меня не за этим.
– Да, мне нужно тебе кое-что сказать. Начнем с того, что в доме траур. Тело твоего брата Себека еще у бальзамировщиков. А у тебя такое радостное лицо, будто сегодня праздник.
Ипи ухмыльнулся:
– Ты же не ханжа, Иса. Зачем тогда заставляешь меня лицемерить? Ты прекрасно знаешь, что мы с Себеком не любили друг друга. Он при каждом удобном случае обижал и дразнил меня. Обращался со мною как с ребенком. В поле поручал самые унизительные, детские работы. Часто издевался и смеялся надо мною. А когда отец захотел сделать меня совладельцем вместе со старшими братьями, Себек отговорил его.
– Почему ты считаешь, что его отговорил Себек? – быстро спросила Иса.
– Камени сказал.
– Камени? – Иса вскинула брови, сдвинула парик и почесала голову. – Значит, Камени… Это уже интересно.
– Он сказал, что слышал об этом от Хенет… Никто не станет спорить, что Хенет всегда все знает.
– Тем не менее, – сухо заметила Иса, – в данном случае Хенет ошиблась. Вне всякого сомнения, Себек и Яхмос считали, что ты слишком молод, чтобы стать хозяином… но именно я, да, именно я убедила отца вычеркнуть твое имя.
– Ты, бабушка? – На лице юноши было написано неподдельное удивление. Потом лицо его помрачнело, цветок выпал изо рта. – Зачем ты это сделала? Тебе-то какое дело?
– Благополучие семьи – мое дело.
– И отец тебя послушал?
– Не сразу, – пояснила Иса. – Но я хочу преподать тебе один урок, мой красавчик. Женщины добиваются своего окольными путями; и они учатся – если эта способность не дана им от рождения – играть на слабостях мужчин. Может, ты помнишь, как в один из прохладных вечеров я приказала Хенет вынести на галерею игральную доску?
– Помню. Мы с отцом играли. И что?
– А вот что. Вы сыграли три раза. И каждый раз ты, более искусный игрок, побеждал отца.
– Точно.
– Вот и всё. – Иса закрыла глаза. – Твой отец, как все слабые игроки, не любит проигрывать, особенно мальчишке. Поэтому он вспомнил мои слова… и решил, что ты и в самом деле слишком молод, чтобы стать его совладельцем.
Ипи с удивлением посмотрел на нее. Потом рассмеялся – и этот смех нельзя было назвать приятным.
– Ты умная, Иса, – сказал он. – Старая, но умная. В этой семье только у нас с тобой есть мозги. Ты одержала первую победу за нашей игральной доской. Но в следующий раз выиграю я. Так что берегись, бабушка.
– Не волнуйся за меня. И в свою очередь, позволь дать тебе совет – это ты должен поберечься. Один из твоих братьев мертв, другой едва избежал смерти. Ты тоже сын своего отца – и тебе может быть уготована та же участь.
Ипи презрительно рассмеялся:
– Я не боюсь.
– Почему? Ты также угрожал Нофрет и оскорблял ее.
– Нофрет! – Мальчик не скрывал своего презрения.
– Что у тебя на уме? – строго спросила Иса.
– Есть кое-какие мысли, бабушка. И можешь мне поверить: Нофрет и проделки ее призрака меня нисколько не волнуют. Пусть делает что хочет.
Внезапно в комнату с громким криком ворвалась Хенет:
– Глупый мальчишка, беспечный ребенок! Оскорбляет мертвых! После того, как мы все убедились в ее могуществе! У тебя даже нет амулета, который тебя защитит!
– Защитит! Я сам позабочусь о своей защите. Прочь с дороги, Хенет, у меня много дел. Эти ленивые крестьяне узнают, что такое настоящий хозяин.
Оттолкнув Хенет, Ипи вышел из комнаты.
Иса решительно оборвала жалобы и причитания Хенет:
– Послушай меня и перестань вопить из-за Ипи. Может, он знает, что делает, а может – нет. Но ведет себя очень странно. Скажи мне лучше вот что: ты говорила Камени, что именно Себек уговорил Имхотепа не включать Ипи в договор о совладении?
Хенет перестала кричать и переключилась на свой обычный, жалобный тон:
– Я слишком занята домашними делами, чтобы тратить время на разговоры… и рассказывать Камени обо всех. И уж точно я бы и словом с ним не перемолвилась, если б он сам ко мне не подошел. У него приятные манеры, ты должна это признать, Иса… и я не одна так думаю… Нет, не одна! А если молодая вдова снова хочет выйти замуж, она обычно мечтает о красивом молодом человеке… хотя я не знаю, что скажет на это Имхотеп. Как бы то ни было, Камени всего лишь младший писец.
– Меня не интересует Камени, со всеми его достоинствами и недостатками! Ты говорила ему, что именно Себек возражал против того, чтобы включить Ипи в договор о совладении?
– Послушай, Иса, я не помню – может, говорила, а может, и нет… Но я не хожу и не рассказываю всем подряд обо о всем, что происходит в доме, – это уж точно. Однако от слухов не избавишься, и ты сама знаешь, что говорил Себек… и Яхмос тоже, если уж на то пошло, хотя, конечно, не так часто и не так громко… Ипи еще ребенок, и добра это не принесет… так что Камени мог сам это слышать, а вовсе не узнать от меня. Я никогда не сплетничаю… но, с другой стороны, язык дан нам для того, чтобы говорить, а я не глухонемая.
– Это уж точно, – хмыкнула Иса. – Язык, Хенет, иногда может быть оружием. Язык может стать причиной смерти… причем не одной. Надеюсь, что твой язык, Хенет, никого не погубил.
– Как ты можешь такое говорить, Иса! На что ты намекаешь? Могу поклясться, я никогда никому не говорила ничего такого, что не могла бы рассказать всему миру. Я предана всей семье – готова отдать жизнь за любого из них. Но они не ценят преданности Хенет. Я обещала их дорогой матери…
– Ха, – перебила ее Иса, – а вот и моя жирная куропатка, приготовленная с пореем и сельдереем. Пахнет вкусно – и зажарена в меру. И поскольку ты так нам предана, Хенет, то можешь отщипнуть кусочек с одного боку – проверим, не отравлена ли она…
– Иса! – вскрикнула Хенет. – Отравлена?! Как у тебя только язык поворачивается! Ее готовили на нашей кухне…
– Все равно, – ответила Иса, – кто-то должен ее попробовать. На всякий случай. И лучше, если это будешь ты, Хенет, раз уж ты готова отдать жизнь за любого члена семьи. Думаю, смерть будет не очень мучительной… Ну же, Хенет! Смотри, какая она жирная, сочная и ароматная… Нет, спасибо, я не хочу лишаться своей маленькой рабыни. Она молода и весела. А твои лучшие дни, Хенет, уже в прошлом, и не так уж важно, что с тобой будет. Давай, открывай рот… Вкусно, правда? Знаешь, что-то лицо у тебя позеленело. Тебе понравилась моя маленькая шутка? Думаю, нет. Ха-ха-ха!
Иса зашлась смехом, а потом вдруг стала серьезной и с жадностью набросилась на свое любимое блюдо.
Глава 15
Второй месяц лета, 1й день
Совещание в храме закончилось. После многочисленных изменений и поправок был утвержден окончательный вариант обращения. Хори и два храмовых писца трудились без устали. Наконец был сделан первый шаг.
Жрец приказал прочесть черновик вслух.
Превосходнейшая душа Ашайет. Обращается к тебе брат и муж. Помнит л сестра своего брата? Помнит ли мать рожденных ею детей? Знает ли превосходнейшая Ашайет, что злой дух угрожает ее детям? Себек, ее сын, уже отправился к Осирису, отравленный ядом.
При жизни я обращался с тобою с почтением. Я давал тебе драгоценности и одежды, мази, благовония и притирания, которыми ты умащала тело. Вместе мы вкушали превосходную пищу, сидя в мире и согласии перед изобильными столами. Когда ты заболела, я не скупился на траты. Я пригласил к тебе главного лекаря. Тебя похоронили с подобающими почестями, с соблюдением всех необходимых обрядов, и тебя снабдили всем, что потребуется в загробной жизни, – слугами, волами, едой и напитками, драгоценностями и одеждами. Я оплакивал тебя много лет – и лишь спустя долгие-долгие годы взял себе наложницу, чтобы жить, как подобает еще не старому мужчине.
Эта наложница теперь приносит зло твоим детям. Тебе об этом известно? Быть может, ты пребываешь в неведении. Несомненно, если бы Ашайет знала, она без промедления пришла бы на помощь сыновьям, рожденным ею.
Или Ашайет знает, но зло все равно свершилось, поскольку наложница искусна в черной магии? Нет никаких сомнений, это происходит против твоей воли, превосходнейшая Ашайет. Потому вспомни, что в Полях жертвоприношений у тебя есть знатные родственники и влиятельные помощники. Великий и благородный Ипи, главный виночерпий наместника. Попроси его о помощи! А также благородного и могущественного Мериптаха, номарха. Поведай ему о постыдной правде. Пусть он соберет суд и призовет свидетелей. Пусть они подтвердят, что Нофрет сотворила это зло. Пусть свершится правосудие, и Нофрет будет наказана, и ей запретят приносить зло в наш дом.
Превосходнейшая Ашайет, ежели ты гневаешься на своего брата Имхотепа за то, что он послушал злые наветы этой женщины и собирался поступить несправедливо с детьми, рожденными тобою, то вспомни о том, что страдает не только он, но и твои дети. Во имя детей – прости своего брата Имхотепа за то, что он совершил.
Главный писец закончил читать. Мерсу одобрительно кивнул:
– Достойные слова. Думаю, мы ничего не упустили.
– Благодарю тебя. – Имхотеп встал. – Мои подношения прибудут завтра до захода солнца – скот, масло, лен… Может быть, мы условимся о дне церемонии – когда чаша с надписью будет установлена в зале для жертвоприношений гробницы?
– Через три дня, считая с сегодняшнего. Нужно нанести надпись на чашу и подготовить все для должного обряда.
– Как пожелаешь. Я беспокоюсь, не случилось бы еще несчастья.
– Я могу понять твою тревогу, Имхотеп. Но ты не должен бояться. Добрая душа Ашайет обязательно откликнется на твою просьбу, а ее родственники обладают влиянием и властью, дабы утвердить справедливость там, где она более чем заслуженна.
– Да пребудет с нами милость Исиды! Благодарю тебя, Мерсу, за заботу и за то, что вылечил моего сына Яхмоса. Пойдем, Хори, у нас еще много дел. Пора возвращаться домой. Это послание сняло камень с моей души. Превосходнейшая Ашайет не оставит своего несчастного брата.
Когда Хори вошел во двор со свитками папируса в руках, Ренисенб уже ждала его. Она бегом бросилась к нему от пруда.
– Хори!
– Да, Ренисенб?
– Пойдем со мной к Исе! Она ждет тебя – хочет поговорить.
– Конечно. Только узнаю, что Имхотеп…