Багдадская встреча. Смерть приходит в конце (сборник) Кристи Агата

Глава 17

Второй месяц лета, 15й день

– Ну, Ренисенб, я тебе все изложил и теперь жду твоего ответа.

Ренисенб растерянно переводила взгляд с отца на Яхмоса. Мысли ее путались.

– Я не знаю, – еле слышно произнесла она.

– В обычных обстоятельствах, – продолжал Имхотеп, – у нас было бы много времени, чтобы все обсудить. У меня есть другие родственники, и мы могли бы выбирать, пока не нашли бы тебе наиболее подходящего мужа. Но поскольку мы не знаем… да, жизнь непредсказуема.

Голос Имхотепа прервался.

– Так обстоят дела, Ренисенб, – продолжил он. – Сегодня мы все смотрим в лицо смерти. Ты, Яхмос и я. Кому следющему она нанесет удар? Поэтому я должен привести в порядок свои дела. Если что-то случится с Яхмосом, то тебе, моей единственной дочери, понадобится мужчина, который будет стоять рядом с тобою. Разделит твое наследство и будет исполнять в поместье те обязанности, которые нельзя доверить женщине. Кто знает, когда мне суждено покинуть этот мир? В своем завещании я назначил Хори опекуном и воспитателем детей Себека, если к тому времени Яхмоса не будет в живых… то же самое относится к детям Яхмоса… поскольку такова его воля… Так, Яхмос?

Тот кивнул:

– Мы с Хори всегда были близки. Он для меня как родной.

– Почти, почти, – кивнул Имхотеп. – Но все же он не член семьи. А вот Камени – наш родственник. Поэтому с учетом всех обстоятельств он в данный момент самый подходящий муж для Ренисенб. Что скажешь, дочь моя?

– Я не знаю, – повторила женщина; ею овладела ужасная апатия.

– Он красивый и приятный юноша, ты согласна?

– Да.

– Но ты не хочешь за него замуж? – ласково спросил Яхмос.

Ренисенб с благодарностью посмотрела на брата. Он не хотел торопить ее, принуждать к чему-либо.

– Я правда не знаю, чего хочу, – сказала она и поспешно прибавила: – Это глупо, я знаю, но сегодня в голове у меня совсем пусто. Это… это все напряжение, в котором живем все мы.

– Когда рядом с тобою будет Камени, ты почувствуешь себя защищенной, – сказал Имхотеп.

– А ты не думал о Хори как о возможном муже для Ренисенб? – спросил Яхмос отца.

– Да, это интересная мысль…

– Да, это интересная мысль…

– Его жена умерла, когда он был еще молод. Ренисенб его знает и любит.

Женщина слушала их разговор, и ей казалось, что это происходит во сне. Они обсуждали ее замужество, и Яхмос пытался помочь ей сделать выбор, понять, чего она сама хочет, но она чувствовала себя неживой – как деревянная кукла Тети.

Потом Ренисенб прервала мужчин, даже не слушая, о чем они говорят:

– Я выйду за Камени, если вы считаете, что так будет правильно.

Имхотеп удовлетворенно хмыкнул и поспешно вышел из комнаты. Яхмос подошел к сестре и положил ей руку на плечо:

– Ты этого хочешь, Ренисенб? Ты будешь счастлива?

– Почему я не должна быть счастлива? Камени красивый, веселый и добрый.

– Знаю. – Вид у Яхмоса по-прежнему был недовольный, в голосе звучало сомнение. – Но я хочу, чтобы ты была счастлива, Ренисенб. Нельзя, чтобы отец заставлял тебя делать что-то против твоей воли. Ты ведь знаешь, каким он бывает…

– Да-да, если он что-то вобьет себе в голову, мы все должны подчиниться.

– Не обязательно, – твердо заявил Яхмос. – Тут я не уступлю, если ты не захочешь.

– Но ты же никогда не перечил отцу…

– На этот раз все будет по-другому. Он не заставит меня согласиться с ним, и я этого не сделаю.

Ренисенб внимательно посмотрела на него. Каким решительным и твердым было его обычно неуверенное лицо!

– Ты очень добр ко мне, Яхмос, – с благодарностью сказала она. – Но клянусь, я поступаю так не по принуждению. Прежней жизни, к которой мне так приятно было вернуться, больше нет. Мы с Камени начнем новую жизнь вдвоем и будем жить так, как подобает хорошим брату и сестре.

– Ты уверена…

– Уверена, – сказала Ренисенб, ласково улыбнулась ему и вышла на галерею.

Потом она пересекла двор. У пруда Камени играл с Тети. Ренисенб неслышно приблизилась к ним и наблюдала, пользуясь тем, что они ее не видят. Камени, как всегда веселый, казалось, наслаждался игрой не меньше ребенка. Сердце Ренисенб смягчилось. «Он будет хорошим отцом для Тети», – подумала она.

Камени повернул голову, увидел ее и со смехом встал.

– Мы сделали куклу Тети жрецом Ка, – сказал он. – Жрец совершал жертвоприношения и проводил обряды в гробнице.

– Его зовут Мериптах, – сообщила Тети. Она была очень серьезной. – У него двое детей и писец, как Хори.

Камени рассмеялся.

– Тети очень умная, – похвалил он. – А также сильная и красивая.

Он перевел взгляд с ребенка на Ренисенб, и в этом ласковом взгляде она прочла его мысли – о детях, которых она ему родит.

По телу Ренисенб пробежала дрожь, и в то же время она почувствовала острый укол раскаяния. В эту минуту ей хотелось видеть в его глазах только собственное отражение. «Почему я не могу быть той Ренисенб, которую видит он?» – подумала она.

Но это чувство быстро прошло, и Ренисенб ласково улыбнулась Камени.

– Отец говорил со мною, – сказала она.

– И ты согласна?

– Согласна, – ответила Ренисенб после секундного колебания.

Последнее слово произнесено, и обратной дороги нет. Все решено. Но она чувствовала лишь усталость и безразличие.

– Ренисенб?

– Да, Камени.

– Ты покатаешься со мною в лодке по Реке? Мне всегда этого хотелось.

Странно, что он это сказал. Увидев его в первый раз, Ренисенб почему-то вспомнила о квадратном парусе, о Реке и смеющемся лице Хея. А теперь она забыла лицо Хея, и вместо него под парусом на фоне воды будет сидеть Камени, заглядывать в ее глаза и смеяться.

Во всем виновата смерть. Вот что она с тобою сделала… Ты говоришь: «Я чувствую это, или я чувствую то», но это только слова, потому что ты ничего не чувствуешь. Мертвые мертвы. Памяти не существует…

Да, но есть еще Тети. Есть жизнь, есть обновление жизни, подобно тому, как воды разлива каждый год смывают все старое и готовят почву для нового урожая.

Кайт сказала: «Женщины семьи должны быть заодно». Может, она всего лишь женщина семьи… Ренисенб или кто-то другой… неважно…

Она услышала голос Камени, настойчивый и слегка встревоженный:

– О чем ты думаешь, Ренисенб? Иногда мысли уносят тебя так далеко… Ты покатаешься со мною по Реке?

– Да, Камени, покатаюсь.

– Мы возьмем с собою Тети.

Это похоже на сон, подумала Ренисенб: лодка, парус, Камени, она и Тети… Они убежали от смерти и страха смерти. Вот начало новой жизни.

Камени что-то говорил, и она отвечала, словно в трансе.

«Это моя жизнь, – подумала Ренисенб, – и от нее не убежать…»

Потом новая мысль, недоуменная: «Почему я говорю «убежать»? Разве есть место, куда я могла бы убежать?»

Перед ее внутренним взором возникла знакомая картина: маленький грот рядом с гробницей, и она сама, сидящая там, подтянув колено и подперев рукой подбородок…

«Но это было не здесь – не в этой жизни, и теперь ей никуда не убежать, до самой смерти…»

Камени причалил к берегу и вышел из лодки. Потом взял на руки Тети. Девочка обняла его и нечаянно порвала шнурок амулета у него на шее. Амулет упал к ногам Ренисенб, и она подняла его. Это был символ «анх»[32], отлитый из золота и серебра.

Женщина расстроенно ахнула:

– Согнулся. Так жаль… Осторожнее, – предупредила она Камени, который взял у нее амулет. – Может сломаться.

Но его сильные пальцы согнули амулет еще больше и переломили надвое.

– Что ты сделал?

– Возьми половинку, Ренисенб, а я возьму вторую. Это будет наш знак – что мы половинки одного целого.

Он протянул Ренисенб половину амулета, и она уже собиралась взять ее, как в ее голове словно что-то щелкнуло, и она вскрикнула.

– В чем дело, Ренисенб?

– Нофрет.

– Что ты этим хочешь сказать – Нофрет?

– Сломанный амулет в шкатулке для драгоценностей, принадлежавшей Нофрет. – Ренисенб говорила торопливо, но уверенно. – Это ты дал его ей… Ты и Нофрет… Теперь я все понимаю. Почему она была несчастна. И я знаю, кто подбросил шкатулку ко мне в комнату. Я знаю все. Не лги мне, Камени. Я знаю.

Камени не протестовал. Он пристально смотрел на Ренисенб, не отводя взгляда. А когда заговорил, голос его звучал серьезно, а на лице не было улыбки.

– Я не буду лгать тебе, Ренисенб.

Он немного помолчал, нахмурившись, словно пытался привести в порядок свои мысли.

– В каком-то смысле я даже рад, что ты узнала. Хотя все не так, как ты думаешь.

– Ты дал ей половинку амулета… точно так же, как хотел дать мне… в знак того, что вы две половинки одного целого. Это твои слова.

– Ты сердишься, Ренисенб… И я рад – это свидетельство того, что ты меня любишь. Но все равно я должен тебе объяснить. Я не давал амулет Нофрет. Это она дала его мне…

Камени помолчал.

– Ты можешь мне не верить, но это правда. Клянусь, это правда.

– Я не говорю, что не верю тебе… – медленно произнесла Ренисенб. – Это вполне может быть правдой.

Она вспомнила мрачное, несчастное лицо Нофрет.

Камени продолжал убеждать ее – страстно, по-детски:

– Попытайся меня понять, Ренисенб. Нофрет была очень красива. Я был польщен и доволен, как и любой другой на моем месте. Но я никогда по-настоящему ее не любил…

Ренисенб вдруг охватило странное чувство – жалость. Нет, Камени не любил Нофрет… однако Нофрет любила Камени… Это была горькая, безответная любовь. Однажды утром именно на этом месте на берегу Реки она заговорила с Нофрет, предлагая ей любовь и дружбу. И очень хорошо помнила черную волну ненависти и страдания, исходившую от девушки. Теперь причина ясна. Бедная Нофрет… наложница напыщенного старика, сгоравшая от любви к веселому, беззаботному, красивому юноше, которому она была почти или совсем безразлична.

– Разве ты не понимаешь, Ренисенб, – с жаром продолжал Камени, – что когда я оказался тут, то влюбился в тебя с первого взгляда? И с того момента больше не мог думать ни о ком другом. Нофрет сразу это поняла.

Да, подумала Ренисенб, Нофрет поняла. И в ту же секунду возненавидела ее – Ренисенб не могла ее в этом винить.

– Я даже не хотел писать письмо твоему отцу. Больше не желал иметь отношения к коварным планам Нофрет. Это было непросто… Попытайся понять, как это было непросто.

– Да-да, – нетерпеливо кивнула Ренисенб. – Все это неважно. Важно то, что происходило с Нофрет. Она ужасно страдала. Думаю, она очень тебя любила.

– А я ее не любил, – раздраженно ответил Камени.

– Ты жесток.

– Нет, я просто мужчина. Если женщина желает страдать из-за меня, то меня это раздражает – я не спорю. Но мне не нужна была Нофрет. Мне нужна ты. Послушай, Ренисенб, как ты можешь сердиться на меня за это?

Женщина невольно улыбнулась.

– Не позволяй мертвой Нофрет поссорить нас, живых. Я люблю тебя, Ренисенб, а ты любишь меня. Важно только это.

Да, подумала Ренисенб, важно только это…

Она посмотрела на Камени, который стоял перед ней, чуть склонив голову набок, с выражением мольбы на веселом, решительном лице. Он казался таким молодым…

«Он прав, – подумала Ренисенб. – Нофрет мертва, а мы живы. Теперь я понимаю, почему она меня ненавидела… И мне жаль, что она страдала… Но это не моя вина. И Камени не виноват, что полюбил меня, а не ее. Такое бывает».

Тети, игравшая на берегу Реки, подошла к матери и потянула ее за руку:

– Мы пойдем домой? Мама, мы пойдем домой?

Ренисенб вздохнула.

– Да, – ответила она. – Мы пойдем домой.

Они направились к дому; Тети бежала чуть впереди. Камени удовлетворенно вздохнул:

– Ты не только красива, Ренисенб, но и великодушна. Между нами все будет как прежде?

– Да, Камени, все как прежде.

– Там, на Реке… – Он понизил голос. – Я был очень счастлив. А ты была счастлива, Ренисенб?

– Да, я была счастлива.

– Ты выглядела счастливой. Но мне казалось, что мысли твои были где-то очень далеко. Я хочу, чтобы ты думала обо мне.

– Я думала о тебе.

Камени взял ее за руку, и Ренисенб не протестовала.

– Сестра моя подобна персиковому дереву… – тихо пропел он.

Рука Ренисенб задрожала, дыхание участилось, и Камени наконец почувствовал удовлетворение…

Ренисенб позвала Хенет к себе.

Та вбежала в комнату и резко остановилась, увидев Ренисенб, которая стояла рядом со шкатулкой и держала в руке половинку амулета. Лицо девушки было строгим и сердитым.

– Это ты подбросила шкатулку ко мне в комнату, так, Хенет? Хотела, чтобы я нашла амулет. Хотела, чтобы однажды…

– Ты поняла, у кого вторая половинка? Вижу, ты поняла… Знать – это всегда хорошо, правда, Ренисенб?

Хенет злорадно рассмеялась.

– Ты хотела, чтобы знание причинило мне боль. – Гнев Ренисенб вспыхнул с новой силой. – Тебе нравится делать людям больно, да, Хенет? Ты никогда ничего не говоришь прямо. Все ждешь и ждешь… подходящего момента. Ты нас всех ненавидишь, правда? И всегда ненавидела…

– Что ты такое говоришь, Ренисенб? Я уверена – на самом деле ты так не думаешь.

В голосе Хенет не было жалобных ноток – только скрытое торжество.

– Ты хотела поссорить меня с Камени. Ничего не вышло.

– Ты очень добрая и великодушная, Ренисенб. Совсем не такая, как Нофрет, да?

– Не будем говорить о Нофрет.

– Да, пожалуй, не стоит. Камени не только красавчик, но еще и везунчик, а? Я хочу сказать: ему повезло, что Нофрет вовремя умерла. Она могла бы доставить ему много неприятностей. Через твоего отца. Ей не понравилось бы, что Камени женится на тебе… нет, совсем не понравилось бы. Думаю, она нашла бы способ расстроить вашу свадьбу. Даже нисколько не сомневаюсь в этом.

Ренисенб с отвращением посмотрела на нее:

– У тебя, Хенет, все время яд на языке. Жалишь, словно скорпион… Но тебе не удастся сделать меня несчастной.

– Но ведь это чудесно, правда? Должно быть, ты сильно влюблена. О, он красивый юноша, этот Камени… и умеет петь любовные песни. Не бойся, он всегда получает то, что хочет. Я им восхищаюсь, правда. А на первый взгляд такой простодушный и искренний…

– На что ты намекаешь, Хенет?

– Ни на что, просто говорю, что восхищаюсь Камени. И я уверена, что он простодушный и искренний. Он не притворяется. Прямо как в сказках, которые рассказывают для развлечения публики на базаре. Бедный юный писец женится на дочери хозяина, получает наследство, и они потом живут долго и счастливо. Просто удивительно, как всегда везет молодым красивым юношам…

– Я права, – сказала Ренисенб. – Ты нас ненавидишь.

– Как у тебя только поворачивается язык говорить такое, Ренисенб? Ты же знаешь, как верно я служила всем вам после смерти твоей матери.

Но в голосе Хенет вместо привычной жалобной ноты по-прежнему звучало злобное торжество.

Ренисенб опустила взгляд на шкатулку и вдруг поняла еще кое-что.

– Это ты положила ожерелье с золотыми львами в шкатулку. Не отпирайся, Хенет. Я точно знаю.

Хенет сникла. Вид у нее был испуганный.

– Мне пришлось это сделать, Ренисенб. Я боялась…

– Что значит – боялась?

Хенет шагнула к ней и принизила голос:

– Это она дала мне ожерелье… я имею в виду Нофрет. Незадолго до смерти. Она сделала мне несколько… подарков. Если хочешь знать, Нофрет была щедрой. Да, она всегда была щедрой.

– Я бы выразилась иначе – хорошо тебе платила.

– Какие злые слова, Ренисенб… Но я все тебе расскажу. Она подарила мне ожерелье с золотыми львами, аметистовую заколку и еще пару вещиц. А потом, когда мальчишка стал рассказывать, что видел женщину с ожерельем… я испугалась. Ведь все могли подумать, что это я отравила вино Яхмоса. Поэтому я положила ожерелье в шкатулку.

– Это правда, Хенет? Ты когда-нибудь говоришь правду?

– Клянусь, Ренисенб. Я боялась…

Молодая женщина с любопытством посмотрела на нее.

– Ты дрожишь, Хенет. Как будто и сейчас боишься.

– Да, я боюсь… И на то есть причина.

– Какая? Скажи мне.

Хенет облизнула губы. Потом испуганно оглянулась. Глаза у нее были как у затравленного зверя.

– Скажи мне, – повторила Ренисенб.

Хенет покачала головой. Голос ее звучал неуверенно.

– Мне нечего сказать.

– Ты знаешь больше других, Хенет. Так было всегда. Тебе это нравилось, но теперь это опасно. Я права, да?

Хенет снова покачала головой. Потом злобно рассмеялась:

– Подожди, Ренисенб. Однажды я стану главной в этом доме. Подожди, и ты все увидишь.

– Ты не причинишь мне вреда, Хенет. – Ренисенб вскинула голову. – Моя мать не позволит тебе это сделать.

Глаза Хенет изменились – теперь они сверкали.

– Я ненавидела твою мать, – сказала она. – Я всегда ее ненавидела… И тебя, у которой те же глаза… тот же голос… ее красота и надменность… Я тебя ненавижу, Ренисенб.

Молодая женщина рассмеялась:

– Наконец-то. Я заставила тебя признаться!

Старая Иса, хромая, с трудом дотащилась до своей комнаты.

Она очень устала, и мысли ее путались. Возраст, поняла она, начинает брать свое. До сих пор она осознавала, что стала слаба телом, но разум у нее оставался ясным, как прежде. Теперь же пришлось признать, что умственное напряжение последних дней истощило ее силы.

Теперь она знала – сомнений больше не осталось, – где притаилась угроза, и это знание не позволяло расслабиться. Наоборот, после того как она намеренно привлекла к себе внимание, следовало удвоить осторожность. Доказательства… доказательства… Она должна получить доказательства. Но как?

И вот здесь, поняла она, старость была для нее помехой. Она слишком устала и уже не могла ничего придумать… Ее разум больше не способен на творческое усилие. Она может только защищаться – оставаться внимательной, бдительной, соблюдать осторожность.

Потому что убийца – иллюзий на этот счет не оставалось – готов убивать снова.

Нет, она не намерена становиться следующей жертвой. Можно не сомневаться, орудием преступления станет яд. Насильственные действия невозможны, поскольку она ни на минуту не оставалась одна – ее всегда окружают слуги. Значит, это будет яд. Но от яда у нее есть защита. Готовить и подавать еду будет Ренисенб. В комнату ей принесли подставку и кувшин с вином, и после того, как вино попробовал раб, она ждала двадцать четыре часа, чтобы убедиться в отсутствии нежелательных последствий. Она заставила Ренисенб делить с нею пищу и вино… хотя за Ренисенб она не боялась… пока. Возможно, что за нее и не нужно было бояться – никогда. Хотя ни в чем нельзя быть уверенным.

Временами Иса сидела неподвижно, заставляя свой усталый мозг изобретать средства для поисков истины или наблюдая, как маленькая служанка крахмалила и гладила ее платья, заново нанизывала бусы и браслеты. Сегодня вечером Иса очень устала. По просьбе Имхотепа она обсудила с ним замужество Ренисенб, прежде чем он сам поговорил с дочерью.

Имхотеп, съежившийся и суетливый, превратился в тень того человека, которым он был прежде, утратил величественные манеры и уверенность в себе. Теперь он всецело полагался на непреклонную волю и решительность матери.

Что касается Исы, то она боялась – очень боялась – сказать что-нибудь лишнее. Неосторожное слово может стоить кому-то жизни.

Да, наконец произнесла она, замужество – мудрая идея. И у них нет времени искать Ренисенб мужа среди более влиятельных членов клана. Но это не так уж важно, поскольку наследование шло по женской линии – муж будет лишь управлять наследством, которое перейдет к Ренисенб и ее детям.

Теперь предстояло выбрать между Хори – честным и преданным другом, которого они знают много лет, – сыном мелкого землевладельца, поместье которого соседствует с их землями, и юным Камени, с его претензиями на кровное родство.

Иса тщательно все обдумала, прежде чем высказать свое мнение. Неверное слово может привести к катастрофе.

В конце концов она вынесла вердикт, решительно и непреклонно. Мужем Ренисенб, вне всякого сомнения, должен быть Камени, заключила она. Объявить о свадьбе и устроить положенные торжества – значительно сокращенные из-за недавнего горя – следует через неделю. Естественно, если Ренисенб согласна. Камени – превосходный молодой человек, и у них будут сильные дети. Более того, они любят друг друга.

Да, подумала Иса, она сделал свой ход. Расставлены все камни на игральной доске. Теперь от нее ничего не зависит. Она сделала все, что считала необходимым. Если это опасно… Что ж, Иса любила сражения за доской не меньше, чем Ипи. Жизнь полна опасностей, и для победы в игре приходится рисковать.

Вернувшись к себе в комнату, старуха окинула помещение подозрительным взглядом. Особого внимания удостоился большой кувшин с вином. Он был закрыт и запечатан – в точности так, как она его оставляла. Она всегда запечатывала кувшин, когда выходила из комнаты, а печать висела у нее на шее.

Да, злорадно усмехнулась Иса, с этой стороны она себя обезопасила. Не так-то просто убить старуху. Старые люди знают ценность жизни… и большинство уловок тоже. Завтра… Она окликнула маленькую служанку:

– Где Хори? Ты знаешь?

Девочка ответила, что управляющий, должно быть, в своем гроте рядом с гробницей.

Иса удовлетворенно кивнула.

– Ступай туда к нему. Скажи, чтобы завтра утром он пришел ко мне – после того, как Имхотеп и Яхмос отправятся в поле, захватив с собой Камени, чтобы делать записи, а Кайт уйдет к пруду с детьми… Поняла? Повтори.

Маленькая служанка повторила, и Иса отпустила ее.

Да, ее план неплох. Она поговорит с Хори наедине, отправив Хенет с каким-нибудь поручением к ткачихам. Нужно предупредить Хори о надвигающейся опасности. Они смогут все без помех обсудить.

Когда чернокожая девочка вернулась и сообщила, что Хори в точности исполнит просьбу, Иса с облегчением вздохнула.

Теперь, когда с делами было покончено, усталость захлестнула ее, словно половодье. Она приказала девочке принести сосуд с ароматными притираниями и растереть ей руки и ноги.