Багдадская встреча. Смерть приходит в конце (сборник) Кристи Агата
Ритмичные движения служанки успокоили ее, притирания уняли боль в костях.
Наконец она вытянулась на ложе, устроив голову на деревянном подголовнике, и заснула. Страхи на какое-то время покинули ее.
Проснулась она от странного ощущения холода. Ступни и ладони окоченели и стали бесчувственными… Все тело было словно стянуто обручами. Иса чувствовала, как немеет мозг, парализуется воля, замедляется сердцебиение.
«Это смерть», – подумала она.
Странная смерть – неожиданная, никак о себе не возвестившая.
Наверное, так умирают старики…
Внезапно ее осенило. Нет, это не естественная смерть! Враг нанес ей удар из темноты.
Яд…
Но как? Когда? Все, что она ела и пила, было проверено, безопасно… тут ошибки быть не могло.
В таком случае как? Когда?
Цепляясь за последние, слабые проблески сознания, Иса пыталась разгадать эту загадку. Она должна понять… должна… до того, как умрет.
Она чувствовала, что смертельный холод все глубже проникает в ее сердце; каждый вдох отдавался болью.
Как врагу это удалось?
И вдруг на помощь ей пришло смутное воспоминание из далекого прошлого. Кусок овечьей кожи без шерсти… ломоть пахучего жира… отец показывает, как некоторые яды могут впитываться через кожу. Овечий жир… мази и притирания делают из овечьего жира… Вот как врагу удалось добраться для нее. Сосуд с ароматным притиранием, без которого не обходится ни одна египетская женщина. Яд был в нем…
А завтра… Хори… она не узнает… она не сможет ему сказать… Слишком поздно. Утром испуганная маленькая рабыня побежит по дому с криком, что ее госпожа умерла во сне.
Глава 18
Второй месяц лета, 16й день
Имхотеп смотрел на тело Исы. Лицо его было печальным, но спокойным.
Мать, сказал он, умерла от естественных для своего возраста причин.
– Она была старой. Да, старой. И, вне всякого сомнения, пришел ее срок отправляться к Осирису, а все беды и печали последних дней ускорили ее конец. Но мне кажется, она не страдала. Благодаря милости Ра к ее смерти не причастен ни человек, ни злой дух. Это естественная смерть. Смотрите, какое умиротворенное у нее лицо.
Ренисенб плакала, и Яхмос утешал ее. Хенет вздыхала и качала головой, повторяя, какой потерей станет для нее смерть Исы и как она, Хенет, была предана ей. Камени перестал петь, и лицо его приняло скорбное выражение.
Пришел Хори и тоже встал у тела мертвой женщины. На этот час была назначена их встреча. Он терялся в догадках, что хотела ему сообщить Иса.
Что-то важное.
Теперь он никогда не узнает.
Хотя, подумал Хори, он сможет догадаться…
– Хори… ее убили?
– Думаю, да, Ренисенб.
– Как?
– Не знаю.
– Она была так осторожна… – В голосе девушки слышались отчаяние и растерянность. – Всегда настороже. Принимала все мыслимые меры предосторожности. Все, что она ела и пила, тщательно проверялось.
– Знаю, Ренисенб. Но все равно убежден, что ее убили.
– Она была самой мудрой из всех… самой умной! Не сомневалась, что с ней ничего не может случиться… Хори, это должно быть колдовство! Черная магия, проклятие злого духа…
– Ты в это веришь, потому что так проще. Такова людская природа. Но сама Иса не поверила бы. Она поняла – перед тем как умереть, а умерла она не во сне, – что это дело человеческих рук.
– И поняла чьих?
– Да. Иса открыто высказала свои подозрения. И стала опасной для врага. Сам факт ее смерти подтверждает, что подозрения был верными.
– Она сказала тебе… кто он?
– Нет, – ответил Хори. – Иса мне не сказала. Ни разу не назвала имя. Тем не менее наши мысли совпадали – я в этом убежден.
– Тогда ты должен сказать мне, Хори, чтобы я была начеку.
– Нет, Ренисенб, я этого не сделаю, потому что очень волнуюсь за тебя.
– А я в безопасности?
Лицо Хори потемнело.
– Нет, Ренисенб. Опасность угрожает всем. Но лучше тебе не знать правды – иначе ты превращаешься в угрозу, которую следует устранить любой ценой.
– А как же ты, Хори? Ведь ты знаешь.
– Я думаю, что знаю, – поправил ее Хори. – Но я ничего не говорил, ничем себя не выдал. Иса поступила неразумно. Не стала держать язык за зубами и показала, в каком направлении текут ее мысли. Не нужно было этого делать – я потом ей говорил.
– Но ты… Хори… Если с тобой что-то случится…
Ренисенб умолкла. Управляющий смотрел ей прямо в глаза. Серьезный, пристальный взгляд, проникающий в душу и сердце…
Он взял ее руки в свои и ласково сжал:
– Не бойся за меня, маленькая Ренисенб… Все будет хорошо.
Да, подумала она, все будет хорошо, если Хори обещает. Ее охватило странное ощущение покоя, умиротворения, чистого, звенящего счастья… Прекрасное, но недосягаемое чувство, как те дали, которыми она любовалась из грота возле гробницы и над которыми невластны человеческие желания и капризы.
И вдруг она услышала собственный голос:
– Я выхожу замуж за Камени.
Хори выпустил ее руки – спокойно и почти естественно.
– Знаю, Ренисенб.
– Они… мой отец… думают, что так будет лучше.
– Знаю.
Он повернулся и пошел прочь.
Стены двора словно надвинулись на нее, голоса в доме и у закромов снаружи стали громче, назойливее.
– Хори, куда ты собрался? – робко окликнула Ренисенб.
– В поля, с Яхмосом. Там много работы, и нужно сделать записи. Жатва подходит к концу.
– А Камени?
– Он идет с нами.
– Мне здесь страшно! – крикнула Ренисенб. – Даже при свете дня, когда меня окружают слуги, а в небесах плывет Ра. Я все равно боюсь!
Хори поспешил вернуться.
– Не бойся, Ренисенб. Клянусь, тебе нечего бояться. По крайней мере, сегодня.
– А потом?
– Нужно прожить этот день… и я клянусь, что сегодня тебе не угрожает опасность.
Женщина пристально посмотрела на него и нахмурилась:
– Но опасность угрожает всем нам? Яхмосу, отцу, мне? Ты просто считаешь… что я не первая в очереди?
– Постарайся не думать об этом, Ренисенб. Я делаю все, что в моих силах, хотя тебе может казаться, что я бездействую.
– Понятно. – Ренисенб смерила его задумчивым взглядом. – Да, понимаю. Первым будет Яхмос. Враг дважды пытался использовать яд, но неудачно. Будет третья попытка. Вот почему ты не будешь отходить от него ни на шаг – чтобы защитить. А после него наступит очередь моего отца и моя. Кто может настолько ненавидеть нашу семью, что…
– Тише. О таких вещах лучше не говорить вслух. Верь мне, Ренисенб. Попробуй прогнать страх из своего сердца.
Она откинула голову назад и гордо посмотрело ему в лицо:
– Я верю тебе, Хори. Ты не дашь мне умереть… Я очень люблю жизнь и не хочу с нею расставаться.
– Не расстанешься, Ренисенб.
– Ты тоже, Хори.
– И я тоже.
Они улыбнулись друг другу, и управляющий отправился на поиски Яхмоса.
Ренисенб сидела на корточках и наблюдала за Кайт.
Кайт помогала детям лепить игрушки из глины, смачивая ее водой из пруда. Пальцы женщины мяли и формовали глину, тихий голос подбадривал двух серьезных маленьких мальчиков. Лицо Кайт было таким же, как всегда, – ласковым, некрасивым, бесстрастным. Пропитавшая дом атмосфера смерти и постоянного страха как будто совсем ее не коснулась…
Хори просил Ренисенб не думать, но никакая сила в мире не могла заставить ее выполнить эту просьбу. Если Хори знал имя врага, если Иса знала имя врага, то и она сможет его узнать. Наверное, неведение безопаснее, но разве можно с этим смириться? Она хотела знать.
Должно быть, все очень просто – проще не бывает. Совершенно очевидно, что ее отец не мог желать смерти собственным детям. Тогда остаются… Кто остается? Если отбросить предвзятость, то два человека – Кайт и Хенет.
Женщины, обе…
И у обеих нет явной причины для убийства…
Хотя Хенет их всех ненавидит… Да, вне всякого сомнения, Хенет их ненавидит. Она призналась в ненависти к Ренисенб. И разве эта ненависть не может распространяться на других?
Ренисенб попыталась представить, что творится в темных закоулках души Хенет. Жила здесь все эти годы, работала, заявляла о своей преданности, лгала, шпионила, сеяла раздоры… Пришла сюда много лет назад, бедная родственница знатной и красивой госпожи. Видела, как счастлива госпожа с мужем и детьми. Ее саму бросил муж, а ее единственный ребенок умер… Да, вполне возможно, так все и было. Вроде раны от удара копьем, которую однажды видела Ренисенб. Поверхность раны быстро затянулась, но внутри гниение продолжалось, так что рука раздулась и стала твердой на ощупь. А потом пришел лекарь и, прочтя нужное заклинание, воткнул маленький нож в твердую, раздутую, уродливую руку. Из раны хлынула зловонная жидкость… Так бывает, когда прочищают сточную канаву.
Наверное, нечто подобное происходило в душе Хенет. Печаль и боль угасли слишком быстро, а яд внутри остался, породив огромную волну ненависти и злобы.
Ненавидела ли Хенет Имхотепа? Нет, конечно. Долгие годы она обхаживала его, пресмыкалась, льстила… А Имхотеп безраздельно верил ей. Неужели подобная преданность может быть притворной?
А если Хенет была так предана хозяину, могла ли она намеренно причинить ему столько горя?
Но ведь можно предположить, что она ненавидела и Имхотепа… всегда его ненавидела. А льстила намеренно, чтобы пользоваться его слабостями. А может, она ненавидела Имхотепа больше всех? Тогда что доставит больше радости ее извращенному уму, чем такие страдания? Когда его дети умирают один за другим…
– Что с тобою, Ренисенб? – Кайт пристально вглядывалась в ее лицо. – Вид у тебя такой странный.
Ренисенб встала.
– Кажется, меня сейчас вырвет, – сказала она.
– Наверное, съела слишком много зеленых фиников… а может, несвежая рыба.
– Нет-нет, это не еда. Это ужас, в котором мы живем.
– Ах вот оно что…
Это было произнесено с таким безразличием, что Ренисенб удивленно вскинула голову.
– Но, Кайт, разве ты не боишься?
– Пожалуй, нет. – Кайт задумалась. – Если что-то случится с Имхотепом, о детях позаботится Хори. Он честный. Он сохранит их наследство.
– Это может сделать и Яхмос.
– Яхмос тоже умрет.
– Кайт, ты так спокойно об этом говоришь… Неужели тебе безразлично? То есть если умрут мой отец и Яхмос?
Кайт задумалась на мгновение. Потом пожала плечами.
– Мы обе женщины: так что давай начистоту. Имхотепа я всегда считала тираном и непорядочным человеком. А в истории с наложницей он вел себя просто возмутительно – позволил убедить себя лишить наследства собственную плоть и кровь. Я никогда не любила Имхотепа. А что касается Яхмоса… Он ничтожество. Сатипи каждый день им командовала. В последнее время, когда ее не стало, он сделался важным, раздает указания… Яхмос всегда предпочитал своих детей моим, и это естественно. Так что, если он умрет, моим детям это будет только на пользу – я так на это смотрю. У Хори нет детей, и он справедливый. Все, что случилось в доме… печально, конечно… но я тут недавно подумала, что, возможно, все и к лучшему.
– Как ты можешь так говорить… спокойно, хладнокровно? Если первым убили твоего мужа, которого ты любила?
На лице Кайт промелькнуло какое-то странное выражение. Она бросила на Ренисенб взгляд, в котором читались неодобрение и насмешка.
– Иногда ты прямо как Тети, Ренисенб. Ну правда, такой же ребенок!
– Ты не скорбишь по Себеку, – медленно произнесла Ренисенб. – Я это заметила.
– Послушай, я соблюдаю приличия. Я знаю, как должна себя вести недавно овдовевшая женщина.
– Да… тут тебя не в чем упрекнуть. Значит… ты… не любила Себека?
Кайт пожала плечами:
– С какой стати?
– Кайт! Он был твоим мужем… подарил тебе детей.
Лицо женщины смягчилось. Она посмотрела на двух маленьких мальчиков, занятых глиной, а потом на Анх, которая каталась по земле, что-то лопоча на своем языке и болтая маленькими ножками.
– Да, он подарил мне детей. За это я ему благодарна. Но каким он был на самом деле? Смазливый хвастун… мужчина, вечно увивавшийся за другими женщинами. Он не взял в дом сестру, как это принято, скромную женщину, которая приносила бы пользу всем нам. Нет, он ходил в дома, пользующиеся дурной славой, тратил там немалые деньги, много пил, требовал себе самых дорогих танцовщиц… Хорошо еще, что Имхотеп ему не доверял и Себеку приходилось строго отчитываться за все сделки, которые он заключал для поместья. Разве я могла любить и уважать такого мужчину? Что такое вообще мужчины? Они нужны, чтобы зачать детей, – и всё. Но жизненная сила передается через женщин. Это мы, Ренисенб, передаем детям все, что имеем. А что до мужчин – пусть они делают детей и рано умирают…
Злость и презрение в голосе Кайт усиливались с каждой фразой, словно звук какого-то музыкального инструмента. Плоское, некрасивое лицо исказила гримаса.
«Кайт сильная, – подумала Ренисенб. – Если она и глупа, то не осознает этого и довольна собой. Она ненавидит и презирает мужчин. Я должна была давно догадаться. Мне уже приходилось видеть ее такой – грозной. Да, Кайт сильная…»
Взгляд Ренисенб сам собой переместился на мускулистые руки женщины, мявшие глину. И она подумала об Ипи и о сильных руках, которые удерживали его голову под водой. Да, руки Кайт на это способны…
Маленькая девочка, Анх, укололась о колючку и заплакала. Кайт бросилась к ней. Она подхватила дочь, прижала к груди и принялась утешать. Лицо ее светилось любовью и нежностью. Из дома выскочила Хенет и подбежала к ним:
– Что случилось? Она так громко закричала. Я подумала…
Хенет умолкла, явно разочарованная. Ее исполненное злобного любопытства лицо вытянулось. Желанной катастрофы не случилось.
Ренисенб переводила взгляд с Хенет на Кайт.
Ненависть на одном женском лице. Любовь на другом. Интересно, подумала она, которое из этих чувств опаснее?
– Будь осторожен, Яхмос, остерегайся Кайт.
– Кайт? – удивленно воскликнул Яхмос. – Моя дорогая Ренисенб…
– Говорю тебе, она опасна.
– Наша тихоня Кайт? Она всегда была робкой, покорной женщиной, не очень умной…
Ренисенб не дала ему договорить:
– Никакая она не робкая и не покорная. Я ее боюсь, Яхмос. И хочу, чтобы ты ее остерегался.
– Кайт? – Он все еще не мог побороть удивление. – Не могу представить, что она сеет вокруг себя смерть. На это у нее не хватит мозгов.
– Не думаю, что тут нужны мозги. Достаточно разбираться в ядах. Понимаешь, эти знания часто передаются по наследству, в семьях. От матери к дочери. Они сами делают настои из ядовитых трав. Кайт на такое способна. Ведь она сама готовит лекарства, когда болеют дети.
– Да, действительно, – задумчиво произнес Яхмос.
– Хенет тоже злая женщина, – продолжила Ренисенб.
– Хенет… да. Мы никогда ее не любили. Честно говоря, если бы не заступничество отца…
– Она обманывает отца, – сказала Ренисенб.
– Вполне возможно, – с готовностью согласился Яхмос. – Она все время ему льстит.
Ренисенб удивленно посмотрела на брата. Впервые в жизни она услышала из его уст критику Имхотепа. Яхмос всегда боготворил отца.
Но теперь, поняла она, брат постепенно берет бразды правления в свои руки. За последние несколько недель отец сильно сдал. Утратил способность приказывать и принимать решения. И даже ослаб физически. Он мог часами сидеть, глядя в пространство невидящими глазами. Иногда казалось, что Имхотеп не понимает обращенных к нему слов.
– Ты думаешь, Хенет… – Ренисенб умолкла. Потом оглянулась и зашептала: – Если это она… как ты думаешь, кто… Кто?
Яхмос схватил ее за руку:
– Тише, Ренисенб, такое лучше не произносить вслух – даже шепотом.
– Значит, ты считаешь…
– Молчи, – тихо, но твердо сказал Яхмос. – Мы кое-что придумали.
Глава 19
Второй месяц лета, 17й день
На следующий день приходился праздник новолуния. Имхотепу пришлось подняться к гробнице и совершить жертвоприношения. Яхмос умолял отца поручить это дело ему, но тот был непреклонен.
– Если я сам не прослежу за всем, – он тщетно пытался держаться так же уверенно и твердо, как прежде, но получалась лишь жалкая пародия, – то как я могу быть уверенным, что все будет сделано как полагается? Разве я когда-нибудь уклонялся от своих обязанностей? Разве я не содержал вас всех, не кормил вас…
Его голос прервался.
– Всех? Всех?.. Ах да, я забыл… два моих храбрых сына… мой красивый Себек… мой умный, любимый Ипи… Они оставили меня. Яхмос и Ренисенб… мои дорогие сын и дочь… вы по-прежнему со мной… но надолго ли… надолго ли…
– Надеемся, на долгие годы, – сказал Яхмос.
Он говорил громко, словно с глухим.
– А? Что? – Имхотеп как будто совсем перестал соображать. Потом он вдруг заявил: – Это зависит от Хенет, разве не так? Да, это зависит от Хенет.
Яхмос и Ренисенб переглянулись.
– Я тебя не понимаю, отец, – ласково сказала женщина, стараясь отчетливо выговаривать слова.
Имхотеп что-то пробормотал, но Ренисенб ничего не могла понять. Потом он заговорил громче, но глаза его оставались тусклыми и пустыми:
– Хенет меня понимает. Всегда понимала. Она знает, как велики мои обязанности… как велики… Да, как велики… А в ответ одна неблагодарность… Отсюда возмездие. Да, думаю, так всегда бывает. Самонадеянность должна быть наказана. Хенет всегда была скромной, послушной и преданной. Ее следует вознаградить…
Он выпрямился и торжественно произнес:
– Слушай меня, Яхмос. Хенет должна получить то, что хочет. Вам следует выполнять ее указания!
– Но почему, отец?
– Потому что я так говорю. Потому что, если желание Хенет исполнится, смертей больше не будет…
Он величественно кивнул и удалился, оставив Яхмоса и Ренисенб, смотрящих друг на друга в недоумении и тревоге.
– Что это значит, Яхмос?
– Не знаю, Ренисенб. Иногда мне кажется, что отец больше не отдает себе отчета в своих словах и поступках…
– Наверное, ты прав. Но мне кажется, Яхмос, сама Хенет очень хорошо знает, что говорит и делает. Только вчера она сказала мне, что скоро станет главной в этом доме.
Они переглянулись. Затем Яхмос сжал локоть сестры:
– Не зли ее. Ты слишком открыто проявляешь свои чувства, Ренисенб. Слышала, что сказал отец? Если Хенет получит то, что хочет, смертей больше не будет…
Хенет сидела на корточках в одной из кладовок и пересчитывала простыни. Они были старыми, и она поднесла к глазам метку в углу одной из них.
– Ашайет, – пробормотала Хенет. – Простыни Ашайет. Помечены годом, когда она сюда приехала… вместе со мною… Столько лет назад… Хотела бы я знать, Ашайет, известно ли тебе, ля чего теперь используются эти простыни?
Она засмеялась, но вдруг умолкла, услышав какой-то звук у себя за спиной, потом вздрогнула и оглянулась.
Это был Яхмос.
– Что ты делаешь, Хенет?
– Бальзамировщикам нужно больше полотна. Они использовали несколько стопок простыней. Только вчера ушло четыре сотни локтей. Не напасешься полотна на эти похороны! Приходится использовать старое. Эти простыни добротные и не слишком изношенные. Простыни твоей матери, Яхмос… да, простыни твоей матери…
– Кто разрешил тебе их взять?
Хенет рассмеялась:
– Имхотеп все поручил мне. Я не обязана ни у кого спрашивать разрешения. Он доверяет бедной старой Хенет. Знает, что она все сделает как надо. Я давно уже присматриваю за всем хозяйством в доме. И надеюсь… теперь… я получу награду!
– Похоже на то, Хенет, – не стал возражать Яхмос. – Мой отец сказал, что, – он сделал паузу, – все зависит от тебя.
– Правда? Приятно слышать… хотя ты, Яхмос, наверное, с ним не согласен.
– Ну… не уверен. – Тон Яхмоса оставался доброжелательным, однако теперь он пристально вглядывался в Хенет.
– Думаю, тебе лучше согласиться с отцом, Яхмос. Нам ведь не нужны еще… неприятности, правда?
– Я не совсем тебя понимаю. Ты хочешь сказать, нам не нужны еще смерти?
– Смерти будут, Яхмос. Да…
– И кто же умрет следующим, Хенет?
– Откуда мне знать?
– Ты много знаешь. Например, за день до смерти Ипи ты знала, что он умрет… Ты очень умна, Хенет.
Старуха вскинула голову:
– Ну вот, ты начинаешь это понимать! Я больше не бедная, глупая Хенет. Я та, кто знает.
– Что же ты знаешь?
Голос Хенет изменился – он стал низким и резким.
– Я знаю, что наконец могу делать в этом доме все, что хочу. Никто меня не остановит. Имхотеп уже во всем полагается на меня. И ты будешь делать то же самое, да, Яхмос?
– А Ренисенб?
Хенет злорадно рассмеялась:
– Ренисенб здесь не будет.
– Ты думаешь, следующей умрет Ренисенб?
– А что ты думаешь, Яхмос?
– Я жду твоего ответа.
– Может, я имела в виду, что Ренисенб выйдет замуж… и уедет.
– Что ты хочешь сказать, Хенет?
Старуха усмехнулась:
– Иса однажды назвала мой язык опасным. Может, так и есть… – Она визгливо рассмеялась, раскачиваясь взад-вперед. – Ну, что скажешь, Яхмос? Могу я наконец делать в этом доме все, что захочу?
Несколько секунд мужчина пристально смотрел на нее.
– Да, Хенет, – ответил он. – Ты очень умна. Можешь делать все, что хочешь.
Читать бесплатно другие книги:
