Обещание Стил Даниэла
— Почему же вы решили отдать ей предпочтение? — заинтересованно спросила Марион.
— Дело в том, что некоторое время назад моя жизнь изменилась настолько круто, что я фактически стала новым человеком, новой личностью. Живопись была частью моей прежней жизни, а ворошить прошлое было слишком больно. Поэтому я и решила оставить карьеру художницы. По крайней мере — пока.
— Простите, если я задала бестактный вопрос. — Марион поморщилась, как от физической боли. — Но, судя по тому, что я сейчас держу в руках, мир почти ничего не потерял от того, что вы решили сменить кисти и краски на фотоаппарат и пленку. Вы очень талантливый фотограф, мисс Адамсон. Позвольте задать вам еще один вопрос: кто помог вам сделать первый шаг? Должно быть, это был кто-то из здешних благотворителей, меценатов… Я знаю в Сан-Франциско многих достойных и щедрых людей… Может быть, вы могли бы назвать мне имя этого человека?
Но Мари только покачала головой и улыбнулась Марион Хиллард. Как ни странно, сейчас она не могла ни ненавидеть, ни презирать эту женщину, хотя, когда она шла на встречу с ней, у нее в душе не было ничего, кроме ненависти и горечи. Мари по-прежнему была очень далека от того, чтобы любить Марион, но ее злоба неожиданно остыла, а обида — улеглась.
Возможно, все дело было в том, что за этим безукоризненным самообладанием, за этим дорогим платьем и жемчугами Мари сумела разглядеть усталую и больную женщину, напудренное и нарумяненное лицо которой уже отдаленно напоминало посмертную маску. За внешним лоском явственно проступали признаки осеннего увядания, на смену которому уже идет холодная и беспощадная зима…
Тут Мари поняла, что слишком увлеклась размышлениями о личном, и попыталась вспомнить, о чем они говорили. Кажется, Марион что-то спросила… Ах, да!..
— Мне помог мой хороший друг, миссис Хиллард, — ответила она спокойно. — Я у него лечилась. Он убедил меня попробовать себя в фотографии, а когда у меня стало получаться, помог сделать первые шаги. Он здесь всех знает, и все знают его.
— Питер Грегсон… — Это имя прозвучало совсем негромко, как будто Марион Хиллард вовсе не собиралась произносить его вслух, и обе женщины надолго замолчали.
— Вы… вы знаете его?..
Мари была по-настоящему потрясена, поэтому на протяжении этой короткой фразы голос ее дважды сорвался. Она-то полагала себя в полной безопасности, но вот Марион почему-то назвала имя Питера, и Мари почувствовала себя так, словно балансирует над пропастью. Неужели она догадалась? Нет, невозможно, невероятно! Тогда откуда?.. Неужели Питер рассказал ей? Но нет, он никогда бы так не поступил.
— Я? Да, знаю…
Марион опустила голову и на некоторое время замолчала. Неожиданно она вскинула голову и посмотрела Мари прямо в глаза.
— Да, Нэнси, я хорошо знаю Питера Грегсона. Он неплохо над тобой поработал.
С ее стороны это был выстрел наугад, сумасшедшая догадка, прозрение, но Марион должна была пойти на это, хотя бы даже она рисковала поставить себя в неловкое положение. Она должна была знать наверняка.
— Вы… вы… — У Мари неожиданно задрожали губы. — Здесь, должно быть, какая-то ошибка, миссис Хи-хилард. Меня зовут Мари Адамсон. Я…
Она не договорила. Голова ее безвольно поникла, как у тряпичной куклы, а на ресницах заблестели слезы. Стараясь их скрыть, Мари поспешно вскочила и, отойдя к окну, встала там, повернувшись к комнате спиной.
— Как вы догадались? Вам кто-нибудь сказал, да? — Мари была разгневана, и от этого ее голос завибрировал, став пронзительнее и выше тоном. Это был тот самый голос, который Марион слышала два года назад и хорошо запомнила.
То, что она не ошиблась, заставило ее почувствовать некоторое облегчение. По крайней мере, она не зря совершила это путешествие, которое так нелегко ей далось.
— Нет, мне никто не говорил. Я догадалась сама, только не спрашивай меня — как. В самом начале, когда Бен только упомянул о своей встрече с мисс Адамсон, у меня появилось… предчувствие. Все детали совпали с поразительной точностью. Я должна была убедиться…
— Скажите, миссис Хиллард…
«Проклятье! — со вновь вспыхнувшей яростью подумала Мари. — Я не буду спрашивать ее о Майкле — не буду, как бы мне того ни хотелось! Ведь я же решила… Ну почему прошлое никак не отпускает меня? Почему я никак не могу вытравить его из своей памяти?»
Но она слишком хорошо понимала, что память здесь вовсе ни при чем. Все это время Майкл оставался в ее душе, в ее сердце.
— Зачем вы сюда приехали? Чтобы еще раз напомнить мне условия нашей маленькой сделки? — глухо спросила она, поворачиваясь лицом к женщине, которая нанесла ей такую глубокую рану и продолжала мучить ее. — В чем вы хотели убедиться? В том, что я сдержу свое обещание, несмотря ни на что?
— Я никогда в этом не сомневалась, Нэнси. — Голос Марион показался Мари необычно мягким и невероятно усталым. — Хочешь верь — хочешь нет, но я и сама не знаю, зачем я сюда приехала. Сейчас мне кажется, что я приехала только для того, чтобы увидеть тебя… Если, конечно, это была ты, а не какая-нибудь другая Адамсон.
— Но почему только теперь?
В сердце Мари внезапно вспыхнула такая жаркая ненависть и злоба, что она сама удивилась. Впрочем, разве не она месяцами мечтала о том, чтобы высказать старухе Хиллард все, что она о ней думает?
— Почему именно сейчас, миссис Хиллард? Может, вам просто было любопытно взглянуть, как Грегсон справился с работенкой, которую вы ему поручили? В таком случае позвольте спросить, как вам нравится эта мордашка, которая обошлась вам в четыреста пятьдесят тысяч долларов? Питер сделал все, как надо, или за свои деньги вы ожидали чего-то другого? Почему вы не отвечаете, миссис Хиллард? Как вам ваш новый проект? Вы довольны?!..
«Да, я довольна», — подумала Марион. Во всяком случае, ей очень хотелось в это верить. Они все слишком дорого заплатили за это новое лицо. В глубине души она уже поняла, что совершила страшную ошибку и что исправить ее уже нельзя, слишком поздно. Все они изменились и стали совсем другими людьми — и эта девочка, и Майкл, и она сама. Возврата к прошлому уже не было — не могло быть, и Марион с горечью осознала, что каждому из них придется навсегда отказаться от всех своих надежд и научиться мечтать о чем-то другой. Или о ком-то…
— Ты стала очень красивой, Мари, — сказала Марион Хиллард, впервые называя молодую женщину ее новым именем. Но ведь она действительно стала совсем другим человеком, а, кроме того, Марион было по-прежнему тяжело произносить имя Нэнси вслух.
— Спасибо за комплимент, миссис Хиллард. Да" Питер отменно поработал, но ведь вы знаете, что это не самое главное. Главное заключается в том" что я погубила себя, заключив сделку с дьяволом. Да, у меня теперь новое, прекрасное лицо, но за него я отдала свою жизнь!
Она прерывисто вздохнула и бросилась в ближайшее кресло.
— Дьявол — это, надо полагать, я… — Марион хотела произнести эти слова как можно спокойнее, но голос неожиданно подвел ее. — Я… я понимаю, что сейчас уже поздно извиняться, но тогда мне казалось, что я поступаю правильно.
— А теперь? Что кажется вам теперь, миссис Хиллард? — спросила Мари, в упор глядя на нее. — Должно быть, вы считаете, что ваш план увенчался паяным успехом. Только скажите откровенно: Майкл счастлив? Ведь ради его счастья вы решили избавиться от меня, правда?
Господи, как же ей хотелось вдребезги разбить этот сдержанный фасад истинной леди, уязвить, уничтожить Марион… Наконец, просто ударить, каким бы низким ни показался ей впоследствии этот поступок.
— Нет, Мари, Майкл вовсе не счастлив. Во всяком случае, он не счастливее тебя. Я надеялась, что он попробует начать жить сначала. И он, и ты тоже… Знаешь, мне почему-то кажется, что ты — как и Майкл — не сумела этого сделать. Наверное, у меня нет никакого права спрашивать, но, может быть, ты скажешь…
— Нет, у вас нет такого права, — жестко перебила ее Мари. — Еще один вопрос, миссис Хиллард. Майкл… женат?
Голос ее в последний момент дрогнул, и она тотчас же возненавидела себя за эту слабость. Вместе с тем она молилась, молилась изо всех сил, чтобы Марион сказала «нет».
— Он женат, женат и повенчан… — Марион печально улыбнулась. — …Со своей работой. Он ест, спит и дышит только ради этого, как будто надеется, что, уйдя в работу с головой, он сможет не вспоминать о… о том, что случилось. Я почти не вижу его.
«Так тебе и надо, гадина! Так тебе и надо!..» — со злобным торжеством подумала Мари.
— Тогда… тогда, быть может, вы признаете, что сделали ошибку? — спросила она. — Ведь я любила Майкла. Я любила его больше жизни. Больше всего на свете…
«Нет, свое лицо мне было все-таки дороже!»
— Я знаю. Но я думала, что это со временем пройдет.
— Ну и как? Прошло?.. — В этом вопросе прозвучала вся боль, скопившаяся в душе Мари за два горьких года.
— Вероятно, да. Во всяком случае, за все это время он даже ни разу не упомянул о тебе.
— И он не пытался разыскать меня?
— Нет… не пытался.
Марион покачала головой. — Нет, Почему — этого она объяснять не стала. Мари не знала, что Майкл считает свою невесту мертвой. Марион умолчала об этом, и теперь — по крайней мере, с формальной точки зрения — она не погрешила против истины, сказав, что Майкл не разыскивал свою Нэнси. Он даже ни разу не спросил, где она похоронена. Но эта правда легла на ее совесть еще более тяжким грузом, чем давнишняя ложь.
Что ж, Марион могла перенести и это. Лицо же Мари исказила новая гримаса ненависти.
— Тогда… — начала она срывающимся от ярости голосом, — тогда я просто не знаю, зачем я здесь? Вы пригласили меня просто для того, чтобы утолить свое любопытство? Или чтобы посмотреть мои работы? Зачем вам все это понадобилось, миссис Хиллард?
— Я и сама не знаю, Нэнси… извини — Мари. Просто я… Я должна была увидеть тебя. Быть может, для того, чтобы узнать, удачно ли прошли операции и как сложилась твоя новая жизнь. Дело в том. Мари, что… Наверное, мне не следовало бы об этом говорить, особенно — тебе, но я… я знаю: мне уже недолго осталось.
В глазах Марион промелькнул страх, но Мари это известие оставило равнодушной. Она долго смотрела на пожилую женщину, а когда заговорила, ее голос, хоть и был негромок, по-прежнему срывался и дрожал, выдавая всю силу бурливших в ее груди эмоций.
— Я сожалею об этом, миссис Хиллард, но… Я-то, умерла уже давно, два года назад. И Майкл, я думаю, тоже. И я, и ваш собственный сын, миссис Хиллард, мы оба умерли от вашей руки, и, говоря откровенно, мне впору вас ненавидеть. С другой стороны, я понимаю, что должна быть благодарна вам. Мне следовало бы сказать вам спасибо за то, что, когда я иду по улице, мужчины смотрят мне вслед вместо того, чтобы отворачиваться с ужасом и жалостью. Наверное, я должна много чего чувствовать к вам, но я не чувствую ни-че-го… Ничего, кроме жалости, потому что вы сломали жизнь собственному сыну и знаете это. О себе я не говорю — я всегда была вам безразлична, но Майкл… Вы поступили с ним хуже, чем если бы застрелили его своими собственными руками.
Марион молча кивнула. Упрек был справедлив, и сейчас она с новой силой ощутила всю тяжесть лежащей на ней вины. Все, что она услышала, не было для нее новостью. Она знала это уже давно — все два года. Поначалу ей удавалось обманывать себя, потом — не думать о содеянном, теперь не думать стало уже невозможно. Правда, Марион думала главным образом о Майкле — о Нэнси она ничего не знала, и, возможно, именно смутное ощущение вины перед нею заставило Марион приехать в Сан-Франциско.
— Я… я не знаю, что мне сказать вам, Мари… — с трудом проговорила она.
— До свидания будет в самый раз. А лучше — прощайте, и прощайте навсегда!
С этими словами Мари убрала в папку альбом, подхватила пальто и зашагала к выходу. У дверей она, однако, остановилась и ненадолго замерла, сжимая пальцами прохладную дверную ручку и чувствуя, как по лицу текут горькие слезы.
Когда она обернулась, то увидела, что лицо Марион тоже мокро от слез. Марион молчала, не в силах вымолвить ни слова от боли, которая накатывала на нее волна за волной. Мари же сумела справиться с собой и добавила:
— Итак, прощайте, миссис Хиллард. И… передайте Майклу, что я люблю его.
Потом она вышла, прикрыв за собой дверь.
Дверная защелка неприятно лязгнула, но Марион даже не пошевелилась.
Сердце ее, словно просясь на волю, отчаянно колотилось о ребра, и каждый удар отдавался в легких и в голове пронзительной и резкой болью. Задыхаясь, прижимая руку к груди, Марион привстала с кресла и потянулась к звонку вызова коридорного. Ей удалось нажать на кнопку только один раз. Потом она потеряла сознание.
Глава 23
Джордж почти бегом бежал по пустому больничному коридору, и стены отзывались на его шаги гулким дробным эхом. Почему, почему он отпустил Марион одну? Почему уступил ее настояниям? Почему не внял голосу здравого смысла и спасовал перед ее желанием всегда и во всем поступать по-своему, быть независимой, самостоятельной?..
Увидев на одной из дверей нужный номер, Джордж остановился и негромко постучал. На стук из палаты вышла медсестра, смерившая его строгим, почти подозрительным взглядом.
— Это палата миссис Хиллард? — спросил Джордж, все еще слегка задыхаясь после быстрой ходьбы. — Мое имя Джордж Каллоуэй. Я…
Он знал, что выглядит взвинченным, старым, усталым — именно так он себя и чувствовал в эти минуты. И еще он чувствовал, что с него хватит. Именно это Джордж собирался сказать Марион, когда увидит ее. Именно так он сказал Майклу перед своим отъездом из Нью-Йорка.
Услышав его имя, медсестра улыбнулась.
— Да, мистер Каллоуэй, мы вас ждали, — сказала она, отступая в сторону. — Прошу вас, проходите.
Марион привезли в больницу только в шесть вечера. Джордж прилетел в Сан-Франциско в двадцать три часа по местному времени и сразу из аэропорта помчался в больницу. Сейчас часы показывали без четверти двенадцать, так что, спеша поскорее увидеть Марион, он установил своеобразный рекорд, добравшись из Нью-Йорка до Западного побережья так быстро. Улыбка Марион, которую Джордж увидел еще с порога, подтверждала это.
— Привет, Джордж.
— Привет, Марион. Как ты себя чувствуешь?
— Усталой и слабой, но жить буду. Во всяком случае, так мне сказали. Это был совсем легкий приступ.
— На этот раз. На этот раз!..
Джордж заметался по палате из стороны в сторону, напоминая хищника в клетке. Он даже не поцеловал Марион, что делал при каждой встрече.
— Но ведь все уже позади, — беспечно заметила Марион. — Когда будет следующий раз, тогда будем и волноваться, а сейчас, дорогой, сядь и успокойся. Твоя беготня действует мне на нервы. Хочешь что-нибудь съесть? Я попросила медсестру оставить тебе пару сандвичей, а у дежурной сестры должен быть горячий кофе.
— Я не могу проглотить ни кусочка.
— Не выдумывай, Джордж. — Лицо Марион стало серьезным. — Я никогда не видела тебя таким. Ну что ты так разволновался? Ведь я же сказала тебе — это был совсем пустяковый приступ. Не будь занудой, Джордж, возьми себя в руки!
— Не учите меня, как мне себя вести, Марион Хиллард! Я слишком долго наблюдал за тем, как вы убиваете себя. И больше я не намерен этого терпеть! — взорвался Джордж.
— Ты… собираешься уйти в отставку? — Она насмешливо вскинула брови. — На пенсию собрался, Джордж?
Вся ситуация слегка забавляла ее, но только до тех пор, пока Джордж не повернулся к ней. В его неподвижном лице было что-то непреклонное и жесткое, и Марион сразу же перестала улыбаться.
— Именно это я и собираюсь сделать, Марион. Я ухожу.
Он говорил совершенно серьезно, и Марион ясно видела это. «Только этого мне не хватало!» — подумала она с досадой.
— Зачем выставлять себя на посмешище, Джордж? Подумай как следует! Или ты действительно чувствуешь себя таким дряхлым, что… — Она не договорила, почувствовав, что на этот раз ей не удастся обратить все в шутку и заставить его изменить свое решение. — Не глупи, Джордж!..
Она села на постели и зябко повела плечами, но вовсе не от холода. Марион было очень не по себе, и она тщетно пыталась это скрыть.
— Это не глупость. По-моему, это самое разумное решение из всех, что я принял за последние двадцать лет. Кстати, Марион, знаешь, кто еще выходит в отставку вместе со мной? Ты! Мы оба удаляемся от дел, и немедленно, без всяких предварительных условий, заявлений и прочего. По дороге в аэропорт я говорил с Майклом. Он был так любезен, что подвез меня к самолету, и у нас была возможность подробно все обсудить. Кстати, Майкл просил у тебя прощения, что не может приехать сам, но ты же знаешь, что сейчас он слишком занят: Что касается нашей с тобой отставки, то он считает, что это весьма удачная идея. И я с ним полностью согласен. Что ты думаешь об этом, никого не интересует — решение принято. Большинством голосов.
— Ты спятил! — прошипела Марион, начиная понемногу закипать. — Вот уж действительно один из нас к старости выжил из ума! Чем, по-твоему, я должна заниматься, когда выйду в отставку? Сажать цветочки? Вязать?
— А что — тоже неплохо! — Джордж пожал плечами. — Но я думаю, что первым делом ты должна выйти за меня замуж. После этого можешь заниматься чем угодно, за исключением одного… — Он с угрозой возвысил голос:
— …За исключением работы, Марион!
— А… а… — Марион несколько раз открыла и закрыла рот, прежде чем к ней снова вернулся дар речи. — А ты не хочешь сделать мне предложение? Хотя бы для приличия? Или это тоже распоряжение Майкла, и ты просто доводишь его до моего сведения? Отвечайте немедленно, мистер Каллоуэй!
Брови ее были сурово сдвинуты, лоб нахмурен, но на самом деле Марион нисколько не сердилась. Она была тронута до глубины души и… и испытывала небывалое облегчение. У нее как будто гора свалилась с плеч. Она достаточно поработала и сделала очень много — действительно много, и в хорошем смысле, и в дурном. Теперь Марион отдавала себе в этом отчет. Недавняя встреча с Мари-Нэнси в какой-то степени подтолкнула ее к тому, чтобы подвести хотя бы предварительный итог своей жизни.
— Майкл нас благословляет, если, конечно, для тебя это имеет какое-то значение, — заметил Джордж все еще шутливо.
Потом он вдруг повернулся к Марион и, шагнув к ее кровати, опустился на одно колено. Осторожно взяв ее за руку, он спросил, с трудом скрывая волнение:
— Ты выйдешь за меня замуж, Марион?.. Он едва решился задать ей этот вопрос, но ему все же хватило мужества, чтобы не отступить в последний момент. В принятом решении его утвердили и странные слова, сказанные Майклом по пути в аэропорт. «Вы должны праздновать свою любовь», — сказал Майкл, и Джордж, откровенно говоря, не совсем его понял. И все же он был благодарен Майклу за понимание и поддержку.
— Так ты выйдешь за меня?
Марион улыбнулась ему немного грустно и устало, но в глазах ее промелькнуло что-то, похожее на сожаление.
— Нам следовало подумать об этом лет двадцать назад, — тихо произнесла она и замолчала. Ей хотелось сказать Джорджу еще много всего, но она не решалась, не зная, имеет ли на это право после… после всего, что случилось.
— Я давно хотел сделать тебе предложение, Марион, но я не был уверен, что ты согласишься.
— Я, наверное, и не согласилась бы… О, Джордж, какая же я была глупая!..
Она вздохнула и снова легла, откинув голову на подушки.
— В своей жизни я совершила немало опрометчивых поступков, — с горечью добавила Марион, и на лице ее промелькнула досада. Это было отзвуком разговора с Мари, но Джордж не мог этого знать. Озадаченный и встревоженный, он смотрел на Марион. Никогда еще она не сознавалась в своих ошибках, а сейчас ему слышалось в ее словах раскаяние.
— Все это чушь, Марион. Просто пустяки, ничего не значащие пустяки. Насколько мне известно, за все годы, что я знаю тебя, ты не совершила ни одной оплошности, ни одного промаха. И потом, что бы ты ни сделала когда-то, нельзя позволять прошлому терзать и мучить себя. — С этими словами Джордж нежно погладил ее по руке, которую продолжал удерживать в своих ладонях.
Узкая кисть Марион неожиданно напряглась в его руке, и она снова села. Держась неестественно прямо, Марион взглянула на него сверху вниз и проговорила:
— Что, если эти «ничего не значащие пустяки», как ты их называешь, повлияли… покалечили жизни других людей? Имею ли я право забывать такие свои поступки?
— Полно, Марион! Что такого ужасного ты могла совершить, чью жизнь искалечить? — воскликнул Джордж, гадая, уж не дал ли ей врач какое-нибудь сильное снотворное. Все, что говорила Марион, не имело для него никакого смысла и с каждой минутой все больше и больше напоминало бред.
А может… Неужели последний приступ как-то повлиял на ее разум?
Но эта мысль была слишком невероятной, и он поспешил отогнать ее от себя.
— Ты многого не знаешь… — проговорила Марион и, прикрыв глаза, попыталась сесть поудобнее. Джордж подоткнул ей под спину подушку, и Марион облокотилась на нее.
— Не знаю и знать не хочу, — мягко сказал он. — Ты нужна мне такой, какая ты есть, со всеми твоими глупостями и роковыми тайнами.
— Не знаю, не знаю, — с сомнением откликнулась Марион. — Если бы ты и вправду знал обо мне все, ты, возможно, несколько раз подумал бы, прежде чем делать мне предложение.
— Вот это уже настоящая чушь! — рассердился Джордж. — Впрочем, если ты действительно так считаешь, тогда скажи мне, в чем дело. Я имею право знать, что так тебя тревожит.
Он снова взял ее за руку, и Марион открыла глаза. Она долго смотрела на него и молчала, потом губы ее дрогнули.
— Я не знаю, могу ли я признаться тебе…
— Почему бы нет? Я лично просто не могу вообразить себе ничего такого, что могло бы заставить меня изменить свое отношение к тебе. Кроме того, мне кажется, что я знаю о тебе все. Абсолютно все.
И это были не пустые слова. На протяжении всех лет, что они проработали вместе, у них никогда не было друг от друга секретов.
— Знаешь, что мне начинает казаться? — добавил Джордж и слегка нахмурился. — Что сегодняшний приступ повлиял на твою способность рассуждать здраво. Ты немного не в себе, Марион. Тебе нужно отдохнуть, успокоиться…
— То, с чем мне пришлось столкнуться, могло свести с ума кого угодно, — проговорила Марион таким тоном, какого Джордж никогда у нее не слышал.
Удивленный, он поднял на нее взгляд и увидел, что в глазах Марион стоят слезы. Джорджу очень хотелось обнять ее, прижать к себе и утешить, но он не мог. Теперь он видел, что Марион действительно мучает что-то очень серьезное, и это неожиданно больно укололо его. «Неужели, — подумал он, — она была кем-то увлечена?» Такое предположение было ему крайне неприятно, но он мог смириться с этим. Джордж любил Марион, любил всегда, и ничто не могло встать между ними сейчас.
— Что случилось сегодня? — спросил он напрямик. — Что-нибудь серьезное?
Он смотрел на нее вопросительно, ожидая ответа, но Марион снова закрыла глаза, и из-под опущенных ресниц потекли по щекам тихие слезы.
Наконец она кивнула головой и прошептала:
— Да…
— Понятно… А теперь постарайся успокоиться и взять себя в руки, договорились? В конце концов, тебе вредно так волноваться.
Он успокаивал ее, а у самого сердце сжимала тревога. Каждую минуту с Марион мог случиться новый приступ, и Джордж заколебался — не стоит ли позвать медсестру.
— Я встречалась с той девушкой…
— С какой девушкой? — переспросил Джордж. «О ком, черт возьми, она говорит?» — с тревогой подумал он, решив, что Марион начала заговариваться.
— Той, в которую Майкл был влюблен. Нэнси… — Марион перестала плакать и снова пристально посмотрела на Джорджа. — Помнишь ту ночь, когда Майкл разбился на машине? Накануне он приезжал ко мне, чтобы поговорить. Ты тогда неожиданно вошел, и он не захотел продолжать разговор при тебе. Майкл хотел сообщить мне, что собирается жениться на этой девице, а я показала ему досье, которое на нее собрала. Он был в ярости, Джордж!..
Марион замолчала, словно припоминая все подробности, а Джордж нахмурился. У него уже почти не оставалось сомнений, что врач вколол Марион что-то сильнодействующее, иначе бы она не несла такой околесицы! Она встречалась с Нэнси — это ж надо такое придумать! Нэнси уже два года как мертва…
— Марион, дорогая, — сказал он таким голосом, каким обычно терпеливые близкие разговаривают с душевнобольным родственником. — Ты никак не могла с ней встречаться. Нэнси погибла два год а назад…
Но Марион только отрицательно покачала головой, не отрывая взгляда от его лица.
— Нет, Джордж, она не погибла. Это я сказала, что Нэнси умерла, и заставила Вика держать рот на замке. Но девчонка выжила, хотя стеклом ей изрезало все лицо. Только глаза чудом уцелели; все остальное превратилось просто в фарш…
Джордж, боясь проронить хоть слово, внимательно слушал и вглядывался в лицо Марион. Такой Марион он еще никогда не видел. Перед ним была глубоко несчастная, усталая, раскаивающаяся женщина, но она отнюдь не была безумной. Какой угодно, но только не безумной, и он понял, что Марион говорит правду.
— Да, — кивнула она. — В ту ночь, когда я приезжала к Майклу, я зашла к ней в палату, и мы заключили один договор…
И опять она замолчала, крепко зажмурившись, словно от боли, и Джордж сильнее сжал ее руку.
— Может, хватит? Тебе нельзя волноваться. Марион кивнула и снова открыла глаза.
— Выслушай меня, Джордж. Возможно, мне будет лучше, когда я расскажу все, — сказала она глухим, лишенным всяческих эмоций голосом. — Да, я предложила ей сделку: новое лицо в обмен на Майкла. Да, можно было найти тысячу самых разных способов, чтобы это звучало не так цинично, но в конечном итоге суть все равно сводилась к этому. Вик сказал мне, что знает одного хирурга, который буквально творит чудеса. По его словам, он один мог восстановить лицо Нэнси. Разумеется, это стоило очень и очень недешево, но зато он действительно мог это сделать… Словом, я рассказала обо всем Нэнси и предложила оплатить ей все расходы, связанные с лечением и восстановительным послеоперационным периодом. Я предложила ей совершенно новую жизнь — жизнь, какой при любом другом раскладе у нее уже никогда бы не было, но при условии, что она не станет искать встреч с Майклом.
— И Нэнси… согласилась?
— Да. — Это было очень короткое слово, но тяжелое, словно камень.
— Тогда… тогда она, наверное, не очень его любила. Ты поступила очень благородно Марион, предложив оплатить ей пластическую операцию.
Если бы они действительно любили друг друга, ничто и никто не смог бы их разлучить!
— Ты просто меня не дослушал, Джордж… — Марион, казалось, стала прежней и говорила теперь резким тоном, но ее гнев был направлен не против Джорджа, а против себя самой. — Я обманула обоих. Майклу я сказала, что девчонка умерла, — ведь я хорошо знала, что ему никакие договоры не помеха. Должно быть, девчонка тоже на это рассчитывала — возможно, именно поэтому она и согласилась на мои условия. Кроме того, у нее просто не было другого выхода, да и терять ей было решительно нечего — она и так потеряла все, что имела. Нэнси не на кого было надеяться, за исключением меня, а я… Я предложила ей дьявольскую сделку, как она сама сказала мне сегодня. Но, Джордж, ты ведь тоже понимаешь, что Майкл, знай он правду, тотчас же бросился бы разыскивать ее. Разве не так?..
— Но ведь он страдал… Майкл до сих пор один… Хотя время — лучший лекарь. Может, если бы Майкл и Нэнси встретились сейчас, они бы почувствовали, что стали чужими друг другу…
Джордж лихорадочно искал хоть какие-нибудь доводы, чтобы смягчить ее вину, но он не мог не признать, что Марион будет нелегко жить дальше с таким грузом на совести. Конечно, Марион считала, будто действует в интересах сына, но она позволила себе слишком серьезное вмешательство в его жизнь.
— Да, Марион, — более уверенно сказал Джордж. — Они оба стали другими. Не исключено, что теперь они будут уже не нужны друг другу.
— Я это понимаю. — Марион протяжно вздохнула. — Майкл с головой ушел в работу, и у него нет времени ни на любовь, ни на нежность и ни на что другое. Я знаю это даже лучше, чем кто-либо иной, знаю по себе. А Нэнси… — Тут Марион вернулась мыслями в прошедший день, когда она встречалась с Нэнси. — Она теперь тоже другая. Элегантна, изысканна, уверена в себе и очень хороша собой… Но внутри только горечь, гнев, ненависть. Хорошенькую же пару они составят!
— И ты считаешь себя в ответе и за это тоже?
— А ты разве думаешь иначе? — Марион хотела усмехнуться, но глаза ее неожиданно снова наполнились слезами. — Я ошиблась, когда решила встать между ними. Теперь я это знаю, Джордж!
— Но, может быть, что-то еще можно исправить? Подумай об этом, Марион. И еще о том, что, какими бы причинами ты ни руководствовалась, ты как-никак подарила этой девушке жизнь. И в каком-то смысле это лучшая жизнь!
— А она возненавидела меня за это.
— Значит, она не слишком умна. Марион покачала головой:
— Нет, Джордж, не надо меня выгораживать, правда на ее стороне. Я не имела права делать то, что я сделала. И теперь, если я не хочу потерять уважения к себе, я должна рассказать обо всем Майклу…
Джордж не знал, что ей на это ответить. Формально Марион была права, но он предпочел бы, чтобы она этого не делала. Отчаяние, гнев, злоба, любая другая негативная реакция Майкла могли убить ее. А в том, что реакция Майкла будет именно негативной — хотя бы в первые минуты — Джордж не сомневался.
— Не говори ему ничего, дорогая, — сказал он мягко. — Теперь это уже бессмысленно.
В его глазах была тревога, и Марион не сдержала грустной улыбки.
— Не беспокойся, Джордж, на это мне просто не хватит смелости. Но рано или поздно он все равно узнает. Обязательно узнает. У него есть на это право, и я сама прослежу за тем, чтобы это непременно случилось. Но в любом случае я предпочла бы, чтобы Майкл узнал правду от нее самой, если, конечно, Нэнси примет его назад после всего, что было… Может быть, тогда Майкл простит меня.
— Ты думаешь, это возможно? Ну, я имею в виду, что они снова могут быть вместе?
— Нет, честно говоря, не думаю, — покачала головой Марион. — Но я должна сделать все, что в моих силах.
— О боже!..
— Все это получилось из-за меня, и мне нужно хотя бы попытаться исправить свою ошибку. Увы, от меня мало что зависит. Быть может, из этого вовсе ничего не выйдет, но попробовать-то я, по крайней мере, могу!
— И ты все это время поддерживала с ней связь? — осторожно поинтересовался Джордж… для которого в этой истории было еще много «белых пятен».
— Нет. Сегодня… нет, уже вчера, я увидела ее впервые за два года.
— А-а, теперь я начинаю понимать… Как это произошло?
— Я договорилась с ней о встрече. Откровенно говоря, я не была до конца уверена, что это именно Нэнси, но у меня было предчувствие… И оно оправдалось.
— Представляю себе, что это могла быть за встреча! — пробормотал Джордж, которому наконец-то стала ясна причина сердечного приступа, поразившего Марион. Удивительно, как он не убил ее…
— Могло быть и хуже, — негромко произнесла Марион, словно отгадав, о чем он думает. — Все могло обернуться гораздо хуже, а так… Она просто подробно объяснила мне, как я разрушила, исковеркала жизнь и ей, и Майклу.
— Перестань! — не выдержал Джордж. — Оттого, что ты будешь беспрестанно казнить себя, никому легче не будет. Подумай лучше о том, что ты дала им обоим. У этой Нэнси есть теперь новая, интересная жизнь, а у Майкла — блестящая карьера, о какой любой мужчина может только мечтать. Если бы не ты, ни один из них не имел бы сейчас того, что он имеет.
— А что они имеют, Джордж? Сломанные судьбы, крах надежд, разочарование в" жизни, отчаяние, наконец?..
— Если все обстоит так, как ты описываешь, значит, ни один из них попросту не умеет быть благодарным. Как насчет новой внешности? Новой жизни? Нового мира, наконец?
— Мне почему-то кажется, что это очень пустой мир, Джордж, — с горечью сказала Марион. — Девчонка ничего мне не сказала, но мне почему-то кажется, что у нее в жизни нет ничего, кроме ее увлечения фотографией. Она живет только своей работой, и в этом отношении они с Майклом очень похожи.
— Тогда, возможно, они действительно сумеют построить что-то вместе. Ну а пока… Что сделано — то сделано, Марион, и ты не должна вечно казнить себя за это. Не забывай — они еще молоды, у них впереди вся жизнь, и если они растратят ее на сожаления и обиды, тем хуже для них. Что касается нас с тобой, то мы не имеем права терять ни минуты…
«В нашем возрасте», — хотелось добавить ему, но он сдержался. Вместо этого Джордж наклонился к Марион и нежно, бережно ее обнял.
— Я люблю тебя, родная… — глотая слезы, прошептал он. — Мне очень больно, что ты прошла через это одна. Ты должна была все рассказать мне. Вместе мы бы что-нибудь придумали.
— Ты возненавидел бы меня за это, — ответила Марион, прижимаясь лицом к его груди, и ее плечи затряслись от рыданий.
— Никогда я не смог бы возненавидеть тебя!
Я слишком сильно люблю тебя! Поверь, я очень благодарен тебе за то, что ты рассказала мне об этом сейчас. Ведь ты могла промолчать, могла скрыть от меня всю эту историю. И я бы никогда не узнал…
— Нет, Джордж, я не могла не рассказать. Мне важно было знать, что ты подумаешь, что скажешь…
— Я скажу, что вся эта история была мучительной для каждого, для всех. И теперь тебе остается только сделать все, что в твоих силах, чтобы исправить ошибку и больше о ней не думать. Никогда. Выброси это из своей головы, из сердца, из души — пусть остается в прошлом. Нам с тобой надо начинать жить заново, Марион. Все лучшие годы ты посвятила работе, пора подумать и об отдыхе. Давай поженимся и уедем куда-нибудь далеко, чтобы пожить для себя. Майкл и Нэнси молоды — пусть сами строят свою жизнь как сумеют.
— Имею ли я на это право, вот в чем вопрос… — Марион с надеждой посмотрела на Джорджа.
— Да, любовь моя, ты имеешь на это полное право, — сказал он, нежно целуя ее.
Пусть и Майкл, и его подружка, и все проблемы провалятся ко всем чертям. Ему нужна была только Марион — вся, целиком, с ее хорошими и дурными сторонами, с ее деловой хваткой и ее чисто женской беспомощностью.
— Забудь обо всем, Марион, — добавил Джордж. — Постарайся заснуть. Завтра утром нам с тобой надо будет обговорить детали нашей свадьбы, так что начинай думать о приятных вещах — о том, какое платье ты хотела бы надеть и кто займется цветами.
Договорились?
Она посмотрела на него и засмеялась.
— Джордж Каллоуэй, я тоже люблю тебя!
— Это крайне удачное совпадение, потому что, если бы ты меня не любила, я бы все равно на тебе женился. Теперь меня ничто не остановит. Ясно?
— Да, сэр!
Они все еще улыбались друг другу, когда заглянувшая в палату медсестра молча показала Джорджу на часы. Было уже за полночь, и ему пора было уходить.
Джордж, кивнув медсестре, поцеловал Марион на прощание, нежно погладил ее по руке. Ему еще многое хотелось сказать ей, но Марион нуждалась в отдыхе, и Джордж нехотя вышел.
Когда дверь палаты бесшумно затворилась за ним, Марион вздохнула с облегчением. Джордж любил ее — это было главным. Кроме того, ему удалось отчасти восстановить ее уверенность в себе, и теперь Марион чувствовала себя намного лучше.
Бросив взгляд на часы, она решила позвонить Майклу — так ей не терпелось начать делать хоть что-то во исправление зла, которое она вольно или невольно причинила сыну. Разница в часовых поясах ее нисколько не смущала. Марион чувствовала, что ей нельзя терять ни минуты драгоценного времени. Ни ей, ни Майклу, ни кому-либо другому.
Она спустила с кровати ноги и села, закутавшись в одеяло. Нашарив в тумбочке сотовый телефон, Марион набрала номер нью-йоркской квартиры сына.
Марион уже начала терять терпение, когда в трубке раздался сонный голос сына.
— Это я, дорогой.
— Мама, ты?.. Что случилось?..
— Не волнуйся, со мной все в порядке, — поспешила успокоить его Марион. — Просто я должна сказать тебе одну важную вещь.
— Знаю, я разговаривал с Джорджем…
В трубке было хорошо слышно, как он зевнул.
В Нью-Йорке было пять утра, и Марион хорошо представляла себе, как Майкл переминается босыми ногами на холодном полу и щурится, пытаясь разглядеть, который час. Должно быть, при этом он еще гадает, почему она до сих пор не спит и куда, черт возьми, смотрит медсестра.
— Ты согласилась?
— Да. На оба его предложения. Я согласна даже отойти от дел. Может быть, только консультировать тебя по отдельным вопросам…
Майкл усмехнулся: