Логово тьмы Казаков Дмитрий
Кроме того, здесь, у выхода, Саттия и остальные будут иметь лучшие шансы выжить, если Олен добьется успеха и храм рухнет. А он добьется – в этом уроженец Заячьего Скока не сомневался.
– Все ты говоришь верно… – сказал Арон-Тис и ожесточенно поскреб гребень на голове. – Но чем-то твой план мне не нравится. Идти внутрь Дома Ничтожества совсем одному, без помощи и поддержки…
– Почему одному? – Олен посмотрел на Рыжего. – Вот он явно не захочет остаться с вами.
– Мяу, – подтвердил оцилан.
– А вдвоем нам не страшен никакой враг, так что… – грудь почему-то стеснило, – мы все сделаем и вернемся. А вы, главное, не пустите внутрь шустрых парней, что присланы из Безариона.
Спутники глядели на Рендалла одинаково – с подозрением, печалью и еще какой-то обреченностью. Похоже, они понимали, что их обманывают, что шансов победить не так и много, но другого пути, ведущего к легкому успеху, просто нет и быть не может…
– Мы постараемся, – пообещал Гундихар. – Но только ты обязательно вернись. А то мне и пива не с кем выпить будет… – гном хлопнул Олена по плечу и страдальчески закряхтел.
– Ну, пусть будет твой путь удачным, да. – Бенеш грустно улыбнулся. – А уж мы тут как-нибудь… э, отобьем атаки…
– Я верю в тебя, – просто сказал Арон-Тис.
– И я, – кивнула Саттия. – Хотела бы пойти с тобой, но… – она заколебалась, – но это тебе не поможет… Отправляйся один…
Олену до боли в сердце захотелось, чтобы девушка шагнула вперед, обняла его, шепнула на ухо что-нибудь ласковое. Но Саттия этого не сделала, так и осталась стоять, лишь отвела предательски заблестевшие глаза.
– Хорошо. – Он судорожно сглотнул. – Увидимся. Пошли, Рыжий.
И, повернувшись, Рендалл зашагал к ближайшей двери. Кот обогнал его, первым толкнул створки из черного дерева. Те тихо качнулись, пропустили оцилана и человека, после чего вновь замерли. Спутники исчезли из виду, наследник трона Золотой империи остался один.
– Ну и хорошо, – прошептал Олен, давя в себе обиду, – так даже лучше. Не о чем будет переживать, нечего терять…
Он вытащил из ножен ледяной клинок и попытался выкинуть из головы все мысли о Саттии. Постарался сосредоточиться на том, что необходимо выжить в храме, некогда возведенном неведомыми уттарнами, дойти до истока Тьмы и заткнуть его так, чтобы не осталось и следа.
Пустынные коридоры ветвились, Олен шел дальше и дальше.
Качнулись и неподвижно повисли закрывавшие проход створки из темного дерева. Саттия закусила губу, давя рвущийся из глубины души крик – ну зачем он отправился на верную смерть? Что будет делать она, если Олен не вернется из недр Дома Ничтожества? А он, скорее всего, не вернется.
Ведь оттуда не возвращался еще никто. Хотя никто и не заходил туда.
С самого военного лагеря у Ла-Малады, когда сельтаро признали ее своей, Саттия давила в себе чувства, недостойные представительницы гордого народа эльфов. Пыталась убить позорящую ее страсть к человеку, и ей время от времени начинало казаться, что она близка к успеху. Что Рендалл ей вовсе неинтересен, даже неприятен…
Легче всего стало в хижине старого Хранителя, когда она приняла в себя груз темного, страшного знания. Научилась призывать разлитую в этом мире силу Тьмы и обращать ее себе на пользу. От обретенного могущества не закружилась голова, но простые эмоции и желания, какими живут роданы Алиона, отступили в сторону. На нее навалилось серое облако равнодушия, в котором белым огнем горела одна-единственная цель.
Разрушить святилища, не дать Тьме уничтожить мир.
Умирающий ли Хранитель вложил в свою наследницу это стремление, или она сама прониклась им, познав истину о том, что происходит на Теносе, – это было не так важно.
Но сейчас, когда Олен пошел умирать, чувства вернулись. Нахлынули с такой силой, что Саттия едва не забыла о том, где они находятся и что происходит. Ей в одно и то же время захотелось рассмеяться, заплакать, выругаться и осушить большую кружку крепкого пива, чтобы только заглушить боль в душе…
– Эй, ты в порядке? – от переживаний ее отвлек вопрос Арон-Тиса.
Гоблин смотрел уроженке Ланийской марки прямо в глаза, и взгляд его был до отвращения понимающим.
– Да. – Саттия отогнала желание рявкнуть на алхимика. – Готовьтесь. Чернокрылые скоро будут здесь.
Она уже слышала торопливые шаги, раздававшиеся вне пределов храма, резкие команды и позвякивание кольчуг.
– Будут-то будут, – Гундихар невозмутимо скинул с плеч мешок, похлопал по нижней секции «годморгона», – да у нас найдется чем их встретить. Эй, Арон-Тис, у тебя еще каких сюрпризов не будет? Вроде тех шариков.
– Поищем, – с достоинством ответил алхимик. – А вот восстанавливающего силы снадобья больше нет. Тебе, Бенеш, оно бы пригодилось, я думаю.
– Ничего, я так … справлюсь. – Маг глубоко вздохнул, потер уши, точно гуляка, решивший слегка протрезветь.
Едва успели занять позицию, как в коридоре, идущем от ворот, зазвучали шаги. Трое Чернокрылых, укрывшись щитами и выставив мечи, двинулись на разведку в глубь строения.
Саттия убила их одного за другим, вогнав каждому стрелу в узкую щель между шлемом и щитом.
Легче на душе не стало.
– Ловко, – одобрил Гундихар. – Дальше они, если я хоть чего-то понимаю в тактике, полезут скопом.
– А тут я их встречу. – Арон-Тис продемонстрировал выточенный из камня круглый сосуд, заткнутый тоже каменной пробкой. – Тут у меня желчь зроита, жутко ядовитая и дорогущая штуковина. В смеси с летучим порохом. – Бенеш вытаращил глаза, гном хмыкнул. – Убьет даже дракона. Правда, быстро теряет силу, но нам же и не надо, чтобы этот проход стал непроходимым на год-другой?
– Не надо, – улыбнулась Саттия. – Ну и где там эти шустрые парни из Безариона?
Чернокрылые не заставили себя упрашивать.
– Ешли дело так и дальшшхе пойдед, то мы остахнемся бес людей, – горло и лицо Савирта покрывали жуткие шрамы, один глаз закрылся навечно, второй с трудом поворачивался в глазнице.
Но самое главное – рыжий маг был жив.
Он непременно умер бы, не окажись вокруг столько силы Тьмы, которая не дала так просто сгинуть верному слуге.
– Это точно, – покачал головой Корел. – Пятнадцать человек погибли в один миг, едва шагнув в проход. Причем без всякой магии. Как такое возможно, хотел бы я знать? А?
Повисшая над Теносом ночь шла к пику своего могущества. На востоке всходила луна, ее серп висел над самой водой, будто взлетевший корабль. Ученики Харугота стояли около входа в самое большое святилище, неподалеку толпились уцелевшие в недавних передрягах воины.
Меньше чем за сутки из сотни осталось чуть больше двадцати, причем все были испуганы до последней степени.
– Да ушххх… – кивнул Савирт, морщась от боли в разодранном когтями горле. – Что делхать будем?
Корел почесал бровь, подумал, что неведомо откуда взявшаяся на Теносе компания совсем не проста. Взять хотя бы кота, неуязвимого для Тьмы, умеющего прятаться даже от взгляда мага. Да и остальные, судя по попытке ворваться внутрь главного храма, тоже не обычные роданы.
Среди них есть маг, лучница, скорее всего – алхимик, и еще тот тип со светящимся мечом…
Зачем они появились на проклятом острове и что им нужно в самом большом из древних святилищ? Ответ может быть только один – чужаки желают каким-то образом сокрушить храм, сделать так, чтобы Тьма перестала сочиться в пределы Алиона.
А долг учеников Харугота – помешать им, сохранить источник сил для себя и для наставника.
– Похоже, настало время поработать нам самим, – проговорил Корел. – Хватит прятаться за спины других. Необходимо проникнуть внутрь и уничтожить всех, кто опасен для нашего дела.
– Кхак? – прошипел Савирт.
– Я знаю способ, – и Корел изложил свой план.
Двое учеников Харугота встали лицом к лицу, подняли руки. Тьма вокруг них заходила ходуном, закрутился, поднимаясь от земли, вихрь из черного тумана, завыл налетевший ветер. Хмарь взметнулась исполинским плащом, затмила звезды, умерила сияние месяца.
Чернокрылые мрачно наблюдали за ритуалом, но даже опытные рубаки, всякого повидавшие на службе консула, вздрогнули, когда марево распалось, а на месте двоих колдунов обнаружился один, тот что с порванным горлом. Второй исчез бесследно, словно провалился сквозь землю.
А Корел, вздрагивая от терзавшей тело боли, двинулся ко входу в храм.
Нет, он не сделался невидимым – подобное чародейство не по силам даже тем, кто учился у величайшего мага Алиона. Он просто позволил Тьме разъять свою плоть, стал менее вещественным, почти прозрачным, невидимым для обычного зрения, особенно в ночном мраке.
Но за это приходилось платить жуткими мучениями и балансировать на самой грани того, что Тьма вырвется из-под контроля и расчленит на части доверившееся ей существо, погасит его сознание. Поэтому Корел двигался со скоростью ползущей без спешки черепахи.
Он проник в коридор и почти дошел до его конца, когда его заметили. Враги, из этого состояния выглядевшие светившимися силуэтами, задвигались, а девушка-лучница схватилась за оружие.
Стрела неожиданно причинила боль, Корел понял, что долго не продержит нужную концентрацию. Отшвырнул с дороги попавшегося под руку гоблина и поплыл к нахальной девице. И тут с необычной четкостью ощутил ведущий в глубь храма след, полосу белого огня.
И этот след просто кричал: «Тот, кто оставил меня, опасен!»
Остальные чужаки, а их в небольшом зале было четверо, не таили никакой угрозы, а вот тот, кто отважился пойти в глубь храма, нес с собой такую силу, что могла пошатнуть саму Тьму…
Корел уклонился от второго выстрела и, забыв обо всем, поплыл по следу.
Необходимо настигнуть врага и покарать его, остальное – ерунда.
Очередной коридор вывел Олена в зал, размерами не уступавший тому, что скрылся под сводами Дома Смерти.
Вот только тут не было ни пылающих шаров, ни статуй, ни всяческого хлама, именуемого сокровищами. Лишь надписи на стенах и потолке, светившиеся зеленым огнем, да небольшая пирамида в центре, гостеприимно распахнувшая прямоугольник входа.
– Похоже, нам туда, – сказал Олен. – Рыжий, ты как думаешь?
Оцилан ничего не ответил, только раздраженно дернул хвостом.
В коридорах Дома Ничтожества они не встретили ничего и никого: ни ловушек, ни стражей, ни видений. Пару раз забрели в тупики, но затем легко выбрались и нашли дорогу.
– Ну, раз хозяева не возражают, то туда мы и отправимся, – проговорил Олен и зашагал прямо к пирамиде.
Вступив под ее гладкие черные своды, пошатнулся – в лицо ударило что-то вроде горячего и одновременно холодного ветра. Рыжий зашипел, засветился ярче и распушил шерсть на хвосте. На следующем шаге напор «ветра» усилился, Олен вынужден был едва ли не продавливать себе дорогу.
Ощущение возникло такое, словно шагаешь против течения, погрузившись с головой, а вода вокруг постепенно твердеет, превращается в лед, но при этом не теряет текучести.
– Напор Тьмы, – прохрипел Олен, понимая, что сделать следующий шаг он просто не в силах.
Напрягая мускулы до такой степени, что захрустели связки, обнажил меч и в то же время попытался обратиться к силе Сердца Пламени. Клинок ответил первым, в стороны из него выросли две плоскости искристо-голубого сияния, завернулись, подобно крыльям, создали что-то похожее на щит. Кольцо отозвалось мгновением позже, из него полетели искры цвета осенних листьев.
Силы огня и льда столкнулись, и Олен испытал невероятную боль. Как тогда, в поселке орков, показалось, что его разрывают надвое, одновременно сжигают и мучат холодом.
Но боль ушла. Голубой щит покрылся желтыми и оранжевыми прожилками. Напор Тьмы перестал ощущаться.
– Так-то лучше, – сказал Олен. – Что, Рыжий, пошли дальше?
– Мяу. – Кот обнаружился у самых ног – глаза горят, спина выгнута, вид воинственный, будто у разозленного гуся.
Идти стало немногим легче. Исчезла необходимость давить всем телом, сокрушая незримую преграду, но зато нужно было держать клинок на весу и не опускать руку с кольцом.
Черные, совершенно гладкие, без швов и стыков стены медленно уплывали назад. Открылась камора с округлым потолком, а в ее центре – уходящая в пол винтовая лестница. Олен подошел, глянул в темную дыру, и голова закружилась – внизу не увидел никакого дна, лишь черный зрачок провала да окружавшие его бесчисленные кольца из ступенек.
– Мяу. – Рыжий ступил на первую, поглядел на человека, словно приглашая следовать за собой, и тут уши его прижались к голове.
Олен не понял, что произошло. На стене шевельнулась непонятно откуда вылезшая тень, слабая и размытая. Повеяло холодком, могучий удар обрушился на затылок, ломая позвонки, вышибая сознание. Рендалл устоял на ногах, но волшебный щит растаял, исчез без следа.
Напор Тьмы вернулся. Последовал удар в лицо, и в следующий момент Олена прижало к стене с такой силой, что стало невозможно пошевелить рукой или ногой. Попытался повернуть голову, не смог, в плечах, копчике и других местах, где коснулся очень холодного камня стены, появилась боль.
А в центре каморы сгустилась тьма. Она образовала фигуру высокого мужчины с мечом на поясе и благородным лицом. Кинулся на него оцилан, но повис в воздухе, бессильно извиваясь.
– Тут я много сильнее, – сообщил коту чужак. – Тот трюк, что прошел наверху, никак не прокатит. Ну что, настало время умирать? – вышедший из тьмы посмотрел на Олена без враждебности, даже с некоторым интересом. – А вот клинок твой я заберу, да и кольцо очень интересное…
Рендалл попытался что-то сказать, но язык не послушался. Зато двинулась левая рука, Сердце Пламени словно потащило за собой палец, ладонь, запястье, предплечье и локоть очень медленно, почти незаметно.
Чужак улыбнулся, поднял ладонь, и в ней появился короткий клинок без гарды, сотканный из мрака. Блеснуло широкое у основания лезвие, украшенное желобком, на острие зажглась крохотная звездочка.
Олен, будто завороженный, следил за тем, как черный меч отводится назад для тычка, как звездочка стремительно приближается к его груди, к тому месту, где под кожей и мышцами бьется сердце…
И в этот миг сердце Пламени выбросило сноп огня, чисто-белого, сверкающего. Рассыпался в прах столкнувшийся с ним черный клинок. Чужак отшатнулся, затряс обожженной рукой, другой прикрыл лицо. А Олен обнаружил, что может двигаться, и бросился в атаку. Он не забыл, что убить ученика Харугота невозможно даже ледяным мечом, и поэтому ударил эфесом.
Грубо и просто – по зубам.
Хрустнуло, треснуло, раздался крик боли, по белой коже заструилась кровь. Сбоку выскочил яростно воющий оцилан, вцепился чужаку в плечо. Темный маг попытался еще что-то сделать, вскинул руку, но она тут же была сломана безжалостным ударом – от подобных повреждений Тьма своего клеврета защитить не могла.
А потом Рыжий добрался до горла мага, и все было кончено. Клыки оцилана так же легко располосовали пропитанную Тьмой плоть, как и обычную.
– Порядок, – сказал Олен, борясь с накатывающей слабостью и ощущая, как напор Тьмы вновь начинает давить на лицо. – И стоило так глубоко забираться, чтобы погибнуть, а? Мог бы и сам себе глотку перерезать, нам было бы проще…
– Мяу, – согласился кот, умывая окровавленную морду.
Олен поднял руки, меч и кольцо быстро ответили на его призыв. Соткался сине-оранжевый щит, давление ослабело. Когда ступили на первую ступеньку, на мгновение вернулось, но быстро пропало.
Рендалл ступал, не торопясь, глухо отдавались шаги, рыжим облачком плыл рядом оцилан. Лестница казалась бесконечной, виток за витком, она уходила в земные недра, как будто собиралась вывести прямо на тайный путь гномов или во владения Тьмы, лежащие за пределами Алиона. Ощущение давящей на плечи и голову каменной массы становилось все сильнее.
– Так дело не пойдет, – проговорил Олен, когда спустился, по всем расчетам, не на одну милю, а ноги стали дрожать от усталости.
Выглянул за край лестницы, но опять, в который уже раз, не увидел дна, только черный кружок. Задрал голову, но вверху обнаружил то же самое. Потолок каморы давно пропал из виду.
– Мурр. – Рыжий дернул шкурой на спине, показывая, что недоволен.
– Вот и я так же думаю, – кивнул Олен. – Кажется, тут можно идти сотню лет и до дна не добраться. А если попробовать способ побыстрее? Прыгнуть вон туда. Ты что думаешь об этом?
Кот отвечать не стал, просто оттолкнулся от пола и взлетел Рендаллу на плечо. Пощекотал хвостом щеку, уселся, слегка прихватив когтями одежду, и только потом сообщил:
– Мяу!
– Готов, значит? – Олен невольно усмехнулся. – Тогда вперед.
Сердце бешено заколотилось, когда он шагнул прямо в черную бездну. Засвистел в ушах воздух, замелькали кольца похожей на исполинскую змею лестницы, не отличимые одно от другого. Страх пропал, сменился бешеным восторгом, а потом все вокруг слилось в неразличимое пятно. Ощущение падения исчезло, Рендалл будто плыл в желтовато-сером тумане, а кот на его плече шипел и вертел головой.
Сколько это продолжалось, сказать он не мог – мгновение, час или целый год. Время, похоже, не имело доступа в подземелья под Домом Ничтожества. Или просто боялось тут появляться.
Закончился полет чудовищным ударом. Снизу вылетело нечто черное, сапоги Олена врезались в твердое, и его швырнуло, покатило, бросило, как фишку в игрище гигантов. Отлетел в сторону оцилан, прозвучал и утих его рассерженный мяв, и стало темно.
Сердце Пламени заалело, разгорелось крохотным маячком, темнота отступила, и Рендалл обнаружил, что лежит на каменном блестящем полу, что стены и потолок, если они тут вообще есть, очень далеко и что неподалеку виднеется что-то вроде небольшого фонтана.
Бортик высотой в локоть, и из окольцованного им пространства поднимается струйка не то воды, не то дыма. Поднимается, становится все тоньше, пока не тает совсем…
И при взгляде на эту струйку нутро Олена скрутил жестокий болезненный спазм. Душу охватило бешеное, неконтролируемое отвращение. Олен понял, что видит Предвечную Тьму в том ее облике, в каком она просачивается в мир. Вздрогнул, осознав, что оказался не просто глубоко под землей, а где-то за гранью тех пространств, что достижимы для смертных Алиона.
Подняться удалось со второй попытки.
Слабое человеческое тело прижимало к земле, давило, грозя сломать позвоночник, обратить плоть в кашу из костей и мяса. Даже воздух тут был странным, очень сухим и в то же время жирным. Каждый вдох давался с трудом, его приходилось пропихивать в грудь.
Чуть в стороне зажглись две золотые точки, стал виден ползущий Рыжий, похожий на диковинную мохнатую гусеницу.
– Что, и тебе тут плохо? – пропыхтел Олен. – Клянусь Селитой, никто из твоих сородичей не забирался так глубоко.
Слова породили странное, шелестящее эхо, а кот прижал уши и задрожал всем телом.
– Ничего, – говорить было трудно, челюсти едва повиновались, да и вообще тело слушалось плохо. – Сейчас сделаем дело и полезем назад. Наверх полезем. Если мы лестницу найдем, конечно.
Шаг, еще шаг, открываются внутренности диковинного «фонтана» – неглубокая чаша и маленькое отверстие в самом ее центре. Не больше ногтя на мизинце, но именно через него сочится «дым», тянется его тонкая струйка вверх, пронизывает земную толщу, чтобы обернуться на Теносе давящим ужасом и смертоносными чудовищами, дать силу Харуготу и его ученикам…
Шаг, еще шаг, каждый дается тяжелее и тяжелее. Ноги словно прирастают к полу.
Олен шел, напрягая все силы, выжимая из себя все без остатка. Он не знал, как именно будет затыкать отверстие, он только видел цель и понимал, что обязан дойти до нее.
Страха не было, он остался где-то далеко вверху, там же, где обычная жизнь.
Жалобно мяукал Рыжий.
Шаг, еще шаг… самый последний…
Олен перекинул одну ногу через бортик, поставил внутрь чаши «фонтана», и в уши ему ворвался многоголосый шум. Рев, визг, бормотание и стоны проникли в голову, заметались там, словно эхо в горной пещере, заставляя рассудок задергаться в испуге, сводя с ума…
Это походило на то, что Олен испытывал во время видений, насланных ледяным мечом. Но там голоса шептали, мягко подсказывали, здесь же они орали и ревели, выли, причитали и чмокали. Кому принадлежали они – оставалось неясным, то ли самой Тьме, бесконечной, вечно голодной, то ли ее Владыкам, таящимся в провалах между мирами, где вроде бы не может быть ничего живого.
Это не имело значения, главное – Олен сумел выдержать их бешеный напор, сохранить ясность рассудка. Сделать еще шаг, поднять руку с Сердцем Пламени и вскинуть ледяной клинок, такой тяжелый, такой неподъемный…
Позади шорох, скрежет когтей по камню – Рыжий вспрыгнул на бортик «фонтана», глаза горят, шерсть словно охвачена пожаром.
– Получи! – выдавил Олен и ударил одновременно мечом и вызванным из кольца огнем.
По крошечной дырочке, через которую сочилась Тьма.
Каждая частичка его тела просто завопила от боли, когда соединилось несоединимое – жар бушующего пламени и холод вечных ледников. Олен почти увидел айсберг с город и стену огня высотой до неба, различил чудовищный, басовитый рокот, пошедший со всех сторон.
Пламя и лед ударили в одну точку, алое и голубое смешались, заставили дрогнуть струйку Тьмы. Олен увидел, как «фонтан» начал рушиться, по чаше и бортикам побежали трещины. Хлынул свет, в тысячи раз ярче солнечного. Почти ослепшие глаза наполнились слезами.
Рыжий вновь замяукал, и Рендалл ощутил, как его подбрасывает. Налетевший вихрь подхватил человека и оцилана, понес их вверх. Мелькнуло что-то, похожее на зеленовато-синий ковер, вышитый белыми блестками, пронесся мимо желтый шарик, раздался громкий треск.
И лишь в этот момент Олен потерял сознание.
Саттия выстрелила еще раз, но стрела отскочила от стены и упала на пол.
– Кто это был? Где он? – Гундихар вертелся на месте, держа наготове «годморгон», а Бенеш прижался к стене.
– Один из наших врагов, – ответила девушка. – А вот куда он пропал – не знаю. Словно растворился…
– Эй… ну… – Маг поднял дрожащую руку. – Что с ним?
Все трое одновременно посмотрели на Арон-Тиса.
Алхимик лежал на полу, и одежда на его груди намокла от крови. Дышал гоблин хрипуче, с трудом, глаза его были закрыты, а руки – сжаты в кулаки, показывая, что их хозяин испытывает сильную боль.
– Эй, что с тобой? – Гундихар опустился на колени. – Ты ранен?
Открылись глаза, когда-то розовые, почти белые, а сейчас – черные, наполненные мукой.
– Нет, – просипел алхимик. – Не совсем… Просто я умираю.
– Хватит глупости болтать! – рявкнула Саттия. – Не таких из пасти Адерга вытаскивали. А ну, Бенеш, осмотри его!
Молодой маг поспешно присел, затрещала разрываемая одежда. Открылась словно намазанная кармином грудь, и в самом ее центре – кровоточащая рана, в глубине которой трепетало сердце.
– Э… ну. – Бенеш побледнел. – Чем это сделано, да?
– Клинком из Тьмы, – ответила Саттия, не забывая прислушиваться к тому, что творится снаружи. – Ты сможешь его вылечить?
– Ну… я, это… могу… постараться, хм…
– Не сможет, – вновь подал голос алхимик. – Ничто и никто не сможет мне помочь, я знаю. Разве что камень мудрецов… но его запасы я потратил в Огненных горах и в Милесе… но я не жалею.
Гундихар зарычал, стиснул здоровенные кулаки.
– Не грустите. – Арон-Тис сделал попытку улыбнуться. – Я и так прожил очень долго… для гоблина, конечно… Узнал столько, что хватит на десять роданов… особенно… да, после встречи с вами… столько осталось непознанного, но все постичь не дано и богу. Нет, я не жалею…
Говорил алхимик медленнее и медленнее, и сердце в ране замедляло ход.
– Надеюсь только, что все было не зря… что… Олен… достигнет… цели… – Арон-Тис улыбнулся, и глаза его остекленели.
Сердце остановилось.
– Нет, не может быть… – пробормотал Гундихар. – Это просто невозможно. Но почему погиб тот, кто знал и умел больше всех нас? Где справедливость?! – последний вопрос гном прокричал, и в углах зашушукалось эхо.
– Ладно орать, – поморщилась Саттия. – Горевать будешь потом. У нас есть задача – больше никого не пустить в храм, чтобы Олен дошел до цели. Ее и будем выполнять, чего бы ни произошло. Ты понял?
– Конечно. – Гундихар стиснул рукоять цепа так, что крепкое дерево затрещало. – Пусть только они сунутся…
Но уцелевшие чернокрылые не спешили внутрь Дома Ничтожества. Снаружи было тихо, лишь иногда доносились приглушенные голоса или шаги. Тоскливо ревел в небесах ветер.
Время тянулось с мучительной неторопливостью. Саттия, Гундихар и Бенеш почти не разговаривали, лишь иногда обменивались ничего не значившими репликами. Сидели около входа в зал и ждали, когда посланцы Харугота попробуют проникнуть в святилище. Но пока этого не происходило.
Начало светлеть, в Дом Ничтожества заползла серая лапа утра, затем видимый через проход кусочек неба стал по-дневному голубым.
– Ну где же он? – прошептала Саттия, чувствуя нарастающее беспокойство. – Или он… не сумел?
Отогнала дурные мысли, принялась бороться с желанием немедленно вскочить и помчаться в глубь храма, на помощь Олену. Гундихар закряхтел, а Бенеш посмотрел на девушку с укором.
Наступил полдень, когда недра Дома Ничтожества дрогнули, откуда-то снизу долетел могучий рокот.
– Что это? – Саттия вскочила на ноги, лишь на мгновение отстали от нее соратники.
– Не знаю… – Гундихар уставился на потолок, по которому побежали трещины. Полетела пыль, шлепнулся на пол обломок каменной плиты, за ним еще один, третий ударил мага по голове.
– Ой! – воскликнул Бенеш. – Это… ну…
– Бежать надо! – Гундихар схватил мешок. – Эта древняя хрень сейчас рухнет!
– А он?! – Саттия указала на тело Арон-Тиса.
– Что может быть лучше такого погребения! – гном отскочил, и рядом с ним разбился на куски камень размером с голову.
Дом Ничтожества качался и трясся, как танцующий исполин. Трещины терзали не только потолок, но и стены, и пол, от каменной пыли было трудно дышать, от громыхания закладывало уши.
– Вперед! – выкрикнула Саттия, первой бросаясь в проход.
Рокот, похожий на рычание грома, догнал их у самого выхода. Девушка выскочила на открытое место, из клубов пыли вылетел кашлявший Бенеш, и за ним – Гундихар, и тут храм начал рушиться. Завалились исполинские стены, разломились колонны толщиной с матерый дуб.
К небесам ударил столб серого дыма, в нем мелькнуло что-то похожее на огромную шаровую молнию, исчезло в облаках. С неба повалили черные хлопья, похожие на пепел, солнечный свет померк.
– Вххот они! – из бушующего хаоса вынырнул рыжий парень в темном торлаке, со шрамом на шее и бешено горевшими глазами. – Всять ихххх…
Ученик Харугота поперхнулся, лицо его побагровело, глаза выпучились. А в следующий момент рыжий здоровяк беззвучно лопнул, превратился в облако таких же самых черных хлопьев. На земле осталось овальное пятно, напоминавшее след от костра.
– Тьма сокрушена! – завопил Бенеш. – Олен победил!
Шагавшие за темным колдуном чернокрылые в ужасе попятились, и тут же их накрыл фрагмент рухнувшего фронтона. Под грудой обломков исчезли вычурные шлемы с крылышками, черные плащи, обнаженные мечи, удивленные лица и выпученные глаза.
– Прочь! А то и нас завалит! – крикнул Гундихар.
– А Олен? – Саттия попыталась остановиться, но ее схватили за руки и просто потащили за собой.
Успели отбежать на полсотни шагов, когда начали рушиться остальные храмы. Остров затрясся, к небу поднялись грибовидные облака черного дыма, подсвеченного багрянцем.
Что-то горело там, в древних развалинах, пылало жарко и весело.
Катаклизм закончился через несколько часов. Перестала содрогаться земля, дым унесло ветром, и там, где ранее высились чудовищные святилища, остались аккуратные воронки с гладкими и блестящими стенками. И самое главное – исчезло ощущение, что под ногами таится бездна. Земная твердь вновь стала твердью.
Бенеш, Саттия и Гундихар осмотрели все ямы, особо тщательно – ту, что возникла на месте Дома Ничтожества, но не нашли никаких следов Олена и Рыжего.
– Похоже, он того, погиб… – сказал гном и сердито кашлянул.
– Нет, я в это не верю, – глаза Саттии остались сухими, но голос чуть заметно дрогнул. – И не просто не верю, а знаю, что он жив и обязательно вернется…
Эпилог
Ночью прошел снег, и когда на рассвете Харугот откинул полог шатра, на голову с шорохом посыпались снежинки. Глазам консула предстал воинский лагерь, разбитый на опушке густого соснового леса.
Поднимались дымки от костров, звякали котелки, всхрапывали лошади. Ветер доносил запах дыма и подгоревшей каши. Ходили воины, долетали голоса и смех. Правее виднелась дремлющая подо льдом Лана, темнели проруби. В пяти милях к югу находился маленький город Раннахт, а за лесом, заняв дорогу с севера, располагалось войско гномов.
Сегодня оно двинется в глубь Золотого государства и неизбежно столкнется с его армией.
– Мессен, – едва Харугот вышел из шатра, к нему поспешил Редер ари Налн. – Позвольте доложить?
– Дозволяю.
– Ночью прибыли два гонца. Один – с юга, от Триера ари Форна. Другой – с востока, из Бегендера.
– Хорошо, пусть заходят. А ты распорядись насчет завтрака. – Харугот вернулся обратно в шатер, уселся в походное кресло около большой жаровни на ножках, где тлели угли, давая немного тепла.
Первым явился смуглый юноша в одежде обитателя Тердумеи – широких штанах из яркой ткани, тюрбане и овчинной накидке. Переступив порог, он опустился на колено и склонил голову.
– Говори, – велел консул.
– О великий правитель, хозяин Безариона и владыка Запада, несокрушимый победитель нечестивых южан, – по обычаям своей земли, гонец начал с цветистого вступления. – Мой повелитель, ничтожный Расид ар-Рахмун, прислал меня к тебе с радостной молвой, что его и твои враги пали!
Харугот позволил себе улыбнуться, чуть заметно, уголками губ. Если откинуть словесную шелуху, то смуглый щеголь сообщил о том, что в столице Тердумеи власть захватил один из учеников консула. Сработал план, на подготовку которого ушло пять лет, и теперь в Бегендере будут делать то, что прикажут из Безариона.
И для начала перестанут оказывать поддержку императору Терсалима.
– Хорошо, я доволен, – кивнул Харугот, когда гонец закончил говорить. – Пока отдыхай, а сегодня вечером тебе вручат грамоту для твоего господина.
– Счастлив служить, – тердумеец поднялся и покинул шатер.
На смену явился мрачный, измученный чернокрылый с плохо заросшим шрамом на лице.
– Дурные вести, мессен, – прохрипел он, склонив голову.
– Что произошло… – поинтересовался Харугот, пытаясь вспомнить имя воина… – Латир?
Не зря консул гордился, что помнит в лицо всех до единого бойцов собственной гвардии.
– Благородный Триер ари Форн предает себя в твои руки, мессен. Но мы вынуждены были снять осаду.