Негр Артур Иванович Соболева Лариса

Похищение

Поздно ночью прибежала к Абраму средняя сестра Асечки:

– Завтрева папa к Асечке едет, сынок у вас народился, да только, уж простите за весть худую, помер он, папa сказывал. Не отчаивайтесь, Абрам Петрович. Я вот зачем прибежала. Папa знает, что вы Асечку искали семь месяцев по поместьям нашим, а прятал он ее у братца своего. Но мы тогда не знали, где он спрятал Асечку, я бы давно вам сказала. Нынче папa перевезть сестрицу хочет в свое поместье, полагая, что вы во второй раз туда не приедете ее искать. Поезжайте за ним, а когда он назад с Асечкой поедет, заберите сестрицу у него. Жалко нам ее... да и вас...

Она расплакалась и убежала.

Абрам с десятком всадников, которых дал Петр, следовали за каретой Ивана Лукича, стараясь не обнаружить себя. Два дня они прождали неподалеку от поместья Луки Лукича, разбив палатку и посылая разведчиков следить за усадьбой. На третий день карета выехала со двора. Кучер, слуга на облучке, ну, еще один слуга мог находиться в карете – не страшно. Всадники сопровождали карету, прячась в лесу и выжидая, чтоб отъехала она подальше от усадьбы. Когда оказались достаточно далеко от поместья и помощи Ивану Лукичу ждать было неоткуда, возглас Абрама: «Вперед!» – заставил всадников выбраться из укрытия. С гиканьем и свистом поскакали они за каретой, дабы побольше страху нагнать на строптивого отца.

– Разбойники! – завопил кучер, размахивая кнутом над головой и стегая лошадей.

Лошади понесли карету по ухабам и рытвинам, она подпрыгивала, кренилась набок. Выглянув в окно, Иван Лукич вынул пистолет и пальнул по всадникам, одновременно заорал слуге на облучке:

– Чего рот раскрыл?! Стреляй! Стреляй!

Тот послушно выстрелил. Невоенным людям попасть на скаку невозможно, разве что случайно. Конечно, ни одному из всадников выстрелы вреда не причинили. Но когда выстрелил один из солдат Абрама, кучер, подпрыгнув, бросил вожжи и кнут да свалился на землю.

– Не стреляйте! – закричал что есть мочи Абрам.

Неуправляемые лошади, напуганные выстрелами, понесли не различая дороги. Слуга, сидевший рядом с кучером, попробовал достать вожжи, упавшие вниз, да слишком кидало карету из стороны в сторону, не сумел. И вдруг, несколько раз подпрыгнув, карета к ужасу Абрама упала набок. Лошади с ржанием рвались вперед, поэтому еще немного протащили карету по земле, но она зацепилась за дерево. Лошади вырвались из упряжи и уносились прочь...

Абрам почти на скаку спрыгнул с коня, помчался, спотыкаясь, к карете, словно ноги быстрей могли донести его до Асечки, чем лошадь. Какова же радость была, когда вытащил ее, связанную и невредимую, из кареты.

– Ты жива, Асечка? Не расшиблась?

– Не беспокойтесь, Абрам Петрович... Я-то думала, забыли вы про свою Асечку.

Кто-то достал нож, разрезал веревки, Абрам и Асечка обнялись, не стесняясь посторонних глаз. Да ведь так давно не виделись! Абрам бормотал, целуя девушке лицо:

– Да как же я мог забыть тебя?! Все это время я искал тебя, Асечка, все время...

Ее пушистые глазенки смеялись и плакали одновременно, и была она необыкновенно счастлива и хороша. Солдаты добродушно посмеивались, в смущении отворачивались. Абрам посадил девушку на коня, запрыгнул в седло позади Асечки, крепко прижав ее, прошептал в ухо:

– Вот так и поедем теперь через всю жизнь до самой сме...

Его прервал выстрел. Асечка дернулась, замерла на вдохе, глаза ее широко раскрылись. Что-то потекло по рукам Абрама, державшим девушку. Он беспокойно огляделся, еще ничего не понимая. Два солдата держали за локти Ивана Лукича, а он и не вырывался, только страшно бледен был. Еще заметил Абрам, что держал он пистолет и дрожал всем телом, особенно подбородок у него дергался. Все равно Абрам не понял, что произошло, или... не хотел понять, отказывался верить! Асечка заговорила тихо, превозмогая боль:

– Не пришлось... далеко... ехать... Я так любила... вас... Не трогайте папa... он... от невежества. Прощай... Она хотела еще что-то сказать, но губы перестали шевелиться, а зрачки погасли. Только тогда Абрам опустил взор на грудь Асечки. Текла кровь из раны в груди. Асечка была мертва, а кровь еще вытекала. Абрам прикрыл веки девушки и уткнулся лицом в ее плечо. Нет, не плакал. Внутри как будто что-то умерло вместе с Асечкой. Солдаты ждали молча, опустив головы, ждали долго, пока один из них не тронул за колено Абрама:

– Абрам Петрович... может, застрелить старого дурака?

Он очнулся. Не отвечая, спрыгнул с коня, взял Асечку на руки и поднес отцу:

– Бери, она твоя.

Передав мертвую девушку Ивану Лукичу, Абрам вскочил на коня, яростно хлестнув того плетью, поскакал, бросив еще одно страшное слово:

– Убийца!

У Ивана Лукича подкосились ноги, он опустился на землю, держа дочь, стал трясти ее, словно оживить хотел, стонал, рыдая:

– Асечка... дочка... Я ведь не в тебя хотел... я в него... черта черного... Асечка, открой очи... Не хотел я... Господи, за что?!.

Мимо Ивана Лукича проносились всадники, догоняя Абрама. Он остался один с Асечкой. И вдруг завыл, как зверь в лесу зимней порой, раненый и умирающий...

...Алешка-арап наклонился к колыбели младенца, такого же темнокожего, как и его дети. Ребенок сладко спал, во сне сосал большой палец.

– Может, ты сынок Ибрагима, брата моего? – сказал тихо Алешка. – Ишь, тайной какой окружили-то тебя... К Асечке Ивановне никого не пускали, кроме жены моей, теперя матери твоей. И родила она тебя черненького... А ведь она, матушка твоя, из Петербурга, где Ибрагим живет, еще Абрамом его кличут. Думаю, все ж ты племянник мне... а может, и нет... Эх, знать бы... Любопытно мне, свидимся ль еще с Абрамом?

В избу вошла жена Алешки. Ввиду особых способностей мужа и того, что на свет производила арапчат – гордость Луки Лукича, – ее не пользовали на крестьянских работах, а при усадьбе держали на легких хлебах. Она сообщила:

– Алеша, Лука Лукич требует тебя. Ступай скорей, а то рассердится.

– Иду, иду, – засуетился Алешка.

Он предстал перед хозяином, сидевшим в мягком кресле, аккуратно держа гобой, приготовившись по первому требованию играть новую пьеску, недавно разученную.

– Нет, – сказал Лука Лукич, – сегодня я не желаю музыки. А позвал я тебя вот по какому поводу. Доложили мне, что называешь своего приемного сына не по-христиански. Правду сказывали?

– Да, – сознался Алешка, – правду.

– А как зовешь?

– Ибрагимом.

– Не смей боле так называть. Младенцу дали имя при крещении, тем именем его и зови. Ступай.

Алешка поклонился, как того требовал Лука Лукич, и послушно побрел домой. Значит, сегодня вечер он проведет вместе с женой и детьми. Впрочем, Лука Лукич может и ночью потребовать к себе в опочивальню музыкантов, если с ним бессонница приключится, а вместе с ней меланхолия придет. А то бывало, что без музыки спать хозяин не мог, и музыканты всю ночь играли, затем еще ночь и еще, пока не надоест Луке Лукичу. Ну, это ничего, Алешка доволен, ибо жил здесь как у Христа за пазухой, другим-то много хуже жилось.

Войдя в избу, он с нежностью посмотрел на жену, кормившую приемного сына.

– Ибрагимка... Ибрагим, – обращалась она к мальчику.

– Не зови его Ибрагимом, – сказал Алешка, – Лука Лукич не велел.

Он вышел на крыльцо полюбоваться простором вокруг. День клонился к закату. Ни ветерка. Хорошо...

Петюн сидел возле водителя и командовал: налево, направо, прямо, еще направо... Через пяток кварталов свернули на махонькую улочку. Сунув сумму, вдвое превышавшую таксу, Гарпун и Петюн скорым шагом добрались до параллельной улицы, поймали частника и, проехав еще некоторое расстояние, пересели на автобус. Расслабились только дома. Это была квартира Стеллы, которую она, чувствуя приближение смерти, переоформила на брата. Являясь собственником квартиры, прописан он был в доме отца, который «пропал без вести», так что паспорт с пропиской, выуженный ниггером во время аварии, не поможет ментам отыскать Гарпуна. Им в их тупые головы не придет мысль, что у Павла Гарелина есть частная собственность, где он и скрывается.

Гарпун повалился на диван – нестерпимо ныла нога, которую он забросил на мягкую спинку в надежде, что отток крови хоть немного ослабит боль. Петюн расположился в кресле, положив ноги на журнальный столик.

– Убери копыта, не люблю, – проворчал Гарпун.

– Пожалуйста, – развел руки Петюн, нехотя спустил ноги на пол. Достав из кармана золотые побрякушки, он рассматривал каждую в отдельности.

– Не вздумай их сбывать здесь, – предупредил Гарпун.

– Понял. Слушай, ну ты клево придумал с пожаркой!

Старый трюк, проверенный...

Первый настоящий заказ Гарпун получил не скоро, еще хлебнул голодухи, пожил за счет Адреналины, а месяц спустя, после розовой куртки, она передала, что его хотят видеть. Те двое. Грохнуть предстояло неприметного мужичонку. Взяв за правило, никогда не вдаваться в причины, побудившие заказать устранение, и не выяснять, что за человек, которого предстоит убрать, Павел пользовался лишь скудными сведениями: где живет «подопечный», где бывает, примерный распорядок дня.

Щуплый мужичонка ходил пешком или пользовался общественным транспортом, завалить его не составило труда. И кому такое чмо мешало? Но за это чмо заплатили впятеро больше, чем за кусок розовой куртки. Тогда Павла удивило, что человеческая жизнь стоит так мало. А вот за местного бизнесмена он получил солидно: пять кусков в баксах. Оказывается, есть разница меж людьми: одни тянут лямку, и цена их жизни копейка, другие – важные люди, соответственно цена их велика.

Но и повозиться пришлось с заказом. Бизнесмен – фигура, его охраняют телята, ножичком не чиркнешь. Гарпун начал осваивать огнестрельные игрушки. Правда, ему предложили взять помощника, но второе правило Павла – рассчитывать только на себя, а не доверять чужому. Сошлись, что справится и один.

Бизнесмен очень любил бары-рестораны и услады девулек и мальчуганов, короче, у него было два слабых места. Сначала Гарпун обследовал кабаки, в которых бывал крутой мен часто (он думал, что крутой, на самом деле, круче пули ничего не бывает). Гарпун обследовал любимые кабаки, ему приглянулось одно заведение, вернее, сортир в нем: одноместный, с «прихожей», окно вообще расположено уникально – выходило на глухой двор (глуше не придумаешь), но решетка... Несколько раз Гарпун бывал в кабаке, пользовался сортиром не для нужд, а готовил форточку, чтоб можно было открыть ее без шума и снаружи. Двум мордоворотам-заказчикам сказал:

– Надо в ближайшие дни загнать его в такой-то кабак.

– Как действовать будешь?

– Это мои проблемы.

– Ну, гляди, – с едва заметной угрозой сказал главный. – Сработать надо точно, как в аптеке.

– А будет как у ювелира, – заверил Павел. – Каждый вечер жду его там.

Он был абсолютно уверен, что «подопечный» обязательно захочет писать и вряд ли станет испражняться при телятах. Не в самом ресторане пас его Павел, а прогуливаясь напротив, или торчал в кафетерии, откуда виден вход в кабак через стеклянную дверь, и только изредка он пил кофе в самом кабаке.

На третий вечер тормознули две шикарные тачки: «подопечный» с компанией решил поужинать. Павел зашел за ними, выпил пива, сходил в сортир, где повернул задвижку форточки, покурил у входа и пробрался к пункту наблюдения. Стоя на внешнем выступе окна, он не боялся, что его заметят внутри – проверено, из сортира ничего не видно. Ждал с час. Наконец долгожданный мен вошел, закрыл дверь на щеколду, стал у вазы писуара. Павел взял его на мушку. К современным пушкам имеются классные глушители, задача состоит лишь в точности попадания, а человека стрельнуть предстояло ему впервые. Целился Гарпун в голову. Не подозревающий смертельной опасности мен ловил последний кайф у писсуара, закатив глаза к потолку. Бесшумно приоткрылась форточка, понадобилось одно мгновение для точного прицела...

Гарпун удалялся без спешки. Он ясно видел дырку в башке «подопечного», но на всякий случай выстрелил и в тело. Хана мужику. И странно, в душе был полный покой, будто не завалил он только что человека, а всего-то поупражнялся на манекене. И за это платят такие бабки! Да Гарпун полстраны перестреляет, если ему заплатят.

Потом были другие. Когда по ящику повествуют о преступной группировке, уничтожившей десять человек, Гарпун внутренне смеется. На его счету... в рай не возьмут, тут сомнений быть не может.

– Не, я в умате, клянусь, – базарил в это время Петюн. – Если по-честному, очко у меня сужалось не раз. Особенно, когда ты с крыши лез. Прикинь, тачку я тормознул, жду... Ну, когда ты за ней пошел, я сразу тачку подцепил, говорю – жди, кентяра мой хромает, пока доберется... А тебя нет и нет. Я к дому. Смотрю – ты на пожарке, торопишься. Думаю, точно что-то не то. Обошлось. Ух, и рисковый ты!

– Понравилось? – спросил, потирая ногу, Гарпун.

– Все лучше, чем дома. Так тот мужик помешал? Гнался за тобой? Вот паскуда! Как ты с пожаркой предвидел? А?

– Интуиция, – ответил Гарпун и вновь погрузился в себя.

В тот раз именно интуиция сослужила ему службу. Доверили Гарпуну убрать птаху не где-нибудь, а в самой столице. Встретившись с заказчиками в Москве, а вернее, с их холуями, Павла охватила необъяснимая тревога. Слушая внутренний голос на досуге, он понял: после дела его уберут. Э, так не пойдет.

В доме птахи предстояло появиться без десяти одиннадцать, в одиннадцать (было известно точно) должен и он войти в подъезд. Далее по плану: выстрел, затем контрольный, бросить пушку, бежать через парадное, за углом будет ждать автомобиль, и прямиком в аэропорт. А до аэропорта дорога длинная, а вдоль дороги лес густой...

Гарпун сделал все в точности до наоборот. В положенное время он ждал в подъезде старого дома, где намеренно вывели из строя лифт. Без двух одиннадцать птаха поднимался по лестнице, но не один, с мужчиной. Павел вразвалочку спускался навстречу, спускался и делал расчеты: с двух метров всадил пулю сначала постороннему, затем сразу же птахе. Первого укокошил наповал, второй, то есть птаха, корчился от боли. Выстрел – и Гарпун освободил мужика от боли. Дальше действовал по хорошо подготовленному плану, но своему.

Мигом взлетел наверх, открыл люк, вылез на крышу. Там молниеносно переоделся в приготовленные вещи, по пожарной лестнице спустился на соседнюю улочку и был таков. А машина ждала, Гарпун видел ее мельком издалека. Шмотки и пистолет он утопил в реке, а не бросил пушку, как ему велели, после чего сел в поезд. Дома он тоже не задержался, рванул в Сочи, где черные ночи. Месяц отдыхал в махоньком домике под Сочи, никуда не рыпаясь, дышал осенним воздухом, валялся у телика, в котором поначалу много трещали об убийстве московской шишки. Впоследствии Гарпун слышал, что его планом воспользовались другие киллеры, улепетывая через крышу. А ведь здорово провести всех на свете, спутать карты! В такие минуты Гарпун ощущал великолепие азарта в риске, как в русской рулетке: крутишь барабан, приставляешь дуло к виску, наступает момент нажатия курка... и ты не знаешь, чем для тебя это обернется. Павлу нравилось скользить по лезвию.

С началом зимы он поздравил двух мордоворотов, потребовав оставшуюся часть гонорара. Его зауважали.

– Ну, ты конспиратор! – восхищался главарь. – Смылся, и ни гугу. Люди волновались, браток. Зря, людям доверять надо.

– Доверялку потерял, – отшутился Павел. – Ты же знаешь, люблю один работать, чтоб никого и никаких услуг с аэропортами.

Деньги отдали, хотя Павел предусмотрел противоположный вариант, подготовил сюрпризы, которыми, к счастью, не пришлось воспользоваться. Он мог бы смотаться в загранку, жить на берегу океана, балдеть... опять же некоторое время, а потом снова понадобятся бабки, которые надо за-ра-бо-тать, а умеет он одно – у-би-вать.

Впрочем, в экзотические страны ему дорожка тоже заказана, деятели типа Гарпуна находятся под контролем, выйти из игры им не разрешат, разве что в исключительных случаях. Отыщут и там, если понадобится, да и страсть к опасностям затянула. Павла же после устранения птахи стали ценить, он попал в надежные, таких раз-два, и обчелся.

Нет, Петюну это рассказывать не стоит, к тому же хвастовство несвойственно Гарпуну. Совершив ночной налет на дом Веремеевой, он решил дождаться и ее, рассчитывая на элементарную логику: узнает о взломе – прискочит. А там решил смотреть по обстоятельствам. Ночью и люк подготовили как один из вариантов отхода.

Наступило утро. И вдруг – бежит Веремеева. Одна.

Ну и дура. Соседи кто-где, на помощь звать бесполезно. Эх, помешал ее знакомый! Павел испугался не на шутку, ведь чуть сам не оказался в ловушке. Если б за тем парнем в квартире появились еще, он бы попросту не выбрался из квартиры.

Обошлось – Петюн прав.

– Обошлось, – вслух сказал Гарпун. – Все, теперь на дно заляжем. С ногой надо срочно решать, хромота мешает... – Павел вдруг сел. – Твою дивизию! Придется высунуть нос. Сгоняешь в цветочный магазин... нет, лучше на рынок к частнику. Выбери букет покруче, и пусть цветочник отвезет его в больницу. Заплати за услугу, сколько попросит...

– А если надует?

– Людям жрать охота, они в лепешку разобьются. Пообещай, что цветочки будем брать у него часто. Да, пусть нарисует записку, своей рукой не пиши, такого содержания: «Валя, буду ждать вас после смены...» Но, лучше сюрпризом явиться. Что ж ей такое написать? Романтическое, а?

– Ну, не знаю... От Гарпуна, и все.

– Я представился ей как Виктор.

– Ну, от Виктора, и все.

– А это мысль. Так пусть и напишут, покрасивее, в конверт засунут. Еще. Срочно подыщи квартиру месяца на два-три.

Он резко встал, но тут же сморщился, дотронулся до ноги.

– Болит? – заискивающе посочувствовал Петюн.

– Да.

– А она красивая, эта Валя?

– Страхолюдина.

– Тогда на что она тебе нужна?

– Слушай, ты мне надоел. А дяде так и доложу: не нашли. Потерпит.

Артур прибыл, когда Иван и Даша были уже одни. Один копался в замке входной двери, другая находилась в комнате, сидя на том, что осталось от дивана, укрывшись пальто.

– Ну и ну! – присвистнул Артур, глядя на разгром.

– Долгонько ты, – сказал Иван.

– Сложная операция была, сообщили после нее, – осматривался Артур. – Мда, постарались... В других тоже так?

– Включая кухню, – кивнул Иван. – Будто специально громили. Однако соседи ничего не слышали.

– Даша, ты в порядке? Бледная...

Она убрала его руку, едва Артур дотронулся до ее лба:

– Перестань выискивать у меня болезни.

– Милицию вызывали? – спросил он Ивана.

– Естественно.

– И что?

– Чего там украли? – обратился Иван к Даше, повысив голос, так как она находилась в комнате, а он в прихожей.

– Золотую цепочку, – устало перечисляла она, – два обручальных кольца – мы не носили, две пары серег и крест.

– Значит, грабители, – с надеждой спросил Артур.

– Как раз у меня другое мнение, – возразил Иван. – Даш, где Игорь хранил инструменты?

– Где и все, в кладовке, – отозвалась она вяло.

Иван долго возился в прихожей, спотыкаясь и чертыхаясь, потом он начал вставлять новый замок. Артур нетерпеливо постукивал ногой об пол, сидя на стуле, хлопнув себя по коленям, он взорвался:

– Ты будешь мнение высказывать?

– Я ж обдумываю, – отозвался Ваня.

– Обдумывай вслух!

– Хорошо. Посмотри внимательно вокруг, хотя лучше поверь на слово...

– Верю, – перебил его Артур. – Ближе к телу, как говорит наш зав.

– Так вот, – приглашая его жестом войти в комнату, сказал Иван. Когда они вошли к Даше, он провел рукой вокруг: – Вон посмотри: стоит крутая видеотехника, музыкальный центр, в той комнате два компьютера – ноутбук и обычный, вообще здесь много дорогих вещей, а прихватили малую толику золотишка. Кстати, Даша, скажи, пожалуйста, откуда у вас деньги на такие причиндалы? Зарплаты, насколько мне известно, у хирургов небольшие, журналисты тоже не тысячи евро получают, или я ошибаюсь?

– Прекрати, – поморщился Артур. – Выяснять, кто и где зарабатывает...

– ...входит в мои обязанности следователя, если он считает нужным, – закончил Иван на свой лад. – Кстати, о доходах. Квартира отделана, напичкана бытовой техникой, мебель сумасшедшей стоимости. Машина! У вас была, как я выяснил, тачка что надо. Откуда это все? А? (Она молчала.) Ладно, вижу, ты не знаешь. Квартиру вы купили года два назад?

– С квартирой проще, – ответила она, – Игорь получил наследство, его родители умерли. Мы продали дом и нашу однокомнатную. На эти деньги...

– Ясно, пока отставим ваше благосостояние, хотя оно наводит на определенный ход мыслей. Меня другое волнует: если это было ограбление, почему не забрали дорогую технику? Один ноутбук можно хорошо загнать, а весит он мало, в пакете унести можно.

– Логично, – согласился Артур.

– А что искали на кухне? – продолжал Иван, обращаясь исключительно к Артуру. – Цапнул электроприборы – и дуй без оглядки, пока соседи не засекли и не вызвали милицию. Так? Прихожую и кладовку зачем перерыли? А в ванной что искали? Зачем вспарывать подушки и мягкую мебель?

– Откуда я знаю! – взорвался Артур. – Мне не доводилось грабить.

– Отвечаю: не грабить приходили, а искать. Что искали – не знаю. Но что-то очень ценное. Могу даже предположить, что искали крупную сумму, которую, тоже предполагаю, прятал Игорь дома. Ну, а золотишко прихватили для отмазки.

– Ты думаешь, в Игоре дело? – спросила Даша.

– Но ведь этому, – Иван провел вокруг рукой, – должно быть объяснение. Теперь второе предположение. Дашу пытались убить вторично, после того, как не удалось ее сжечь. Теперь посмотри на ту фотку.

Артур подошел к стене, где косо висела фотография, сделанная Никитой в ресторане. Лбы Даши и его проткнуты.

– Гарелин? – догадался Артур.

– Или Гарпун, – подтвердил Иван. – В этом выпаде откровенный вызов, мол, я вас обоих на тот свет отправлю, отомщу за происшествие на дороге. Но еще раз повторяю: они упорно преследовали Дашу. Почему? Почему и ее? Она понятия не имеет, но причина должна быть, значит, она в Игоре. Видимо, Игорь имел дополнительный доход, причем, крупный, а это всегда завязка с криминальной структурой, следовательно, Игорь кому-то помешал, его заказали... но почему-то вместе с семьей решили уничтожить. Вот тут-то логика прихрамывает. – Ваня подошел к брату, уставился на фотографию с проткнутыми лбами. – Нервы у парня сдают. Или хуже. Хладнокровен и жесток, напоминает вам: я здесь, трепещите. Самое интересное хочешь?

– Давай, – насторожился Артур.

– Он был здесь, когда приехала Даша. Сначала не в самой квартире, но где-то очень близко, этажом выше или на улице поджидал ее, а вошел следом. Она испугалась, закрылась в комнате сына, а он ломился к ней, причем упорно.

– Если б не Ваня... – пролепетала Даша. – Он мог убить тебя...

– Так не убил же, – улыбнулся Иван. – Брось переживать. Да, представь, Артур, я забегаю сюда, слышу ее вопли о постороннем, естественно, не въеду в суть. Бегу на голос Даши... А он, гад, притаился, выждал, когда я зайду к ней, и отвалил. Представляешь? Его я не успел увидеть, только ноги мелькнули в люке на крышу, он через крышу отступал. Я, как болван, жду его внизу, наблюдая за подъездами, а он по пожарной лестнице спустился. Те же ноги в джинсах и кроссовках запрыгнули в такси, что я тоже видел собственными глазами. Водителя опросили, я запомнил номер машины, но он, как мы и предполагали, ни при чем. Остановил его щуплый паренек в кепи и темных очках, сказал, что надо подождать друга. Этот друг прихромал позже, сечешь? Хромой! Тоже в кепи и очках, поэтому внешность обоих водитель описать не смог, да и проехали они совсем немного, парни вышли из машины, а заплатили двойную таксу. Делай выводы.

– Выводы делай ты, это твоя профессия, – нахмурился Артур.

– Меня, честно говоря, – пожимал плечами Иван, – другое поражает. Это ж надо такую наглость иметь: поджидать Дашку днем. И где?! Больной, что ли? Нет слов.