Слёзы Шороша Братья Бри
– Смотрите! Она исчезла! Дэн, она исчезла!
Дэниел живо оглянулся, Семимес привстал и в недоумении уставился на скалу. Но лишь когда их глаза поочерёдно (сначала Дэниела, затем Семимеса) пересекли невидимую грань в пространстве, огромная скальная глыба словно растворилась в воздухе и на её месте показался ровный каменистый берег, который тянулся шагов на пятьдесят от кромки озера и затем резко обрывался. Дальше, за обрывом, простирались горы.
– Вот так так! – выдохнул всё своё изумление Семимес и плюхнулся на скамейку, едва не вытолкнув Энди из лодки.
Тот рассмеялся и передразнил соседа:
– Вот так так!
– Нас окружают миражи?! – Дэниел развёл руками.
– Призрак – только эта скала. Остальное можно потрогать. Дедушка Фэдэф сменил много пещер, пока это место не нашёл. Дэн, Дэн, сейчас направо. За этими валунами – заводь. Мы лодку там оставляем. Только осторожнее: узко.
Дэниел, удачно сманеврировав, прошёл узкий коридор между берегом и валунами, при этом не подставив под удар ни правый, ни левый борт.
– Разумею, ваша с Фэдэфом пещера совсем недалеко, – проскрипел Семимес, выйдя на сушу.
– Откуда знаешь? Её же не видно, – возразил Энди.
– Её-то не видно, а вот запах лепёшек слышу отчётливо. Чудный аромат. Где же Фэдэф мукой разживается?
– Не знаю. Короб с мукой видел, а где берёт, не спрашивал.
– И куда же нам теперь, Энди? – спросил Дэниел.
– К обрыву. Нам предстоит спуск.
Все приблизились к краю тверди, которую от горы напротив отделяло глубокое ущелье. Склон был крутой.
– Нам туда? – Мэтью ткнул указательным пальцем в пропасть.
Энди снова усмехнулся.
– И туда, и не туда. Слышал, что Семимес сказал? Пещера недалеко. Спускайтесь за мной. Смотрите лучше: здесь что-то вроде ступенек. Только поначалу страшновато, потом привыкнете.
Спуск оказался не таким неуступчивым, как виделся. Страху навевала высота, но пещера, словно назло ей, дожидалась своего жильца (им оказался Фэдэф) на расстоянии всего в два человеческих роста от края обрыва. Перед входом в неё был небольшой, шириной в шаг, уступ, который убегал в одну и в другую сторону от пещеры.
Спрыгнув на уступ, Энди шагнул в пещеру и сразу объявил:
– Дедушка, у нас гости! Один из них – сын морковного человечка. Они знают про Саваса. Заходи, Семимес. Дедушка, это Семимес.
– Приветствую тебя, Фэдэф. Я Семимес, сын Малама.
– Рад видеть тебя, Семимес, сын Малама. Я знал твоего отца. Как он поживает?
– Нынче одно тревожит отца – судьба Дорлифа, захваченного корявырями.
– Дедушка, это друзья Семимеса.
– Доброе утро, Фэдэф. Я Дэнэд.
– А я Мэтэм.
– Приветствую вас, Дэнэд и Мэтэм.
Перед друзьями предстал человек, о котором они знали три вещи: он был первым Хранителем Дорлифа, он сражался с каменными горбунами и прослыл героем, он был провидцем и предсказал приход спасительного Слова. Сухощавый седовласый старик, с посеревшим каменным лицом, изрезанным морщинами и оставившим свою подвижность, подвластную порывам души, в прошлом. Но было в нём то, что не позволяло возникнуть в глазах напротив снисходительной жалости. Это были его глаза, ясность и воля, явленные ими.
– Друзья мои, снимите ваши мешки и садитесь за стол. У нас с Энди, а стало быть, и у вас, на завтрак лепёшки с травяным чаем. И разбавим кушанье разговором, для коего вы пришли.
Энди поставил на стол деревянную мису с лепёшками, чайник и кружки, за не подходящее к случаю число которых (три) он оправдался:
– Кружек у нас больше нет.
– Зато у нас с Дэном есть, – сказал Мэтью, и они с Дэниелом достали из рюкзаков свои. – Теперь как раз пять.
Энди разлил чай по кружкам, и все, кроме Семимеса, уселись за стол. Он же, покопавшись в своём мешке, извлёк из него оранжевый мешочек и красивую коробочку, из тех, что делают лесовики для хранения вспышек.
– Дорогой Фэдэф, отец велел передать тебе это.
Фэдэф принял посылочку и спросил:
– Не прибавил ли Малам к этим предметам каких-нибудь слов?
– Он сказал так: «Всколыхнуть добрую память всегда ко времени: она расстояние между сердцами укорачивает».
– Верно, дорогой Малам, укорачивает. Узнаю эту коробочку. (Он приоткрыл её.) И вспышки ещё остались. А в мешочке парат, не так ли, сын Малама? – в словах его слышалось тёплое отношение к старинному другу.
– Известное дело, парат. Доброго тебе голода, Фэдэф. И вам, друзья, доброго голода, Энди, Мэт и Дэн.
– Доброго голода, Семимес, – опередил всех с ответом Энди.
«Доброго голода» прозвучало над столом ещё тремя голосами.
– Скажи мне, Семимес, корявырями вы называете злодеев с выпитого Озера?
– Да.
– Я видел их у подножия Хавура. Ты сказал, они захватили Дорлиф?
– Так оно и есть. Три селения, что по другую сторону от леса Шивун, тоже под ними.
– Ты и твои друзья из Дорлифа?
– Я из Дорлифа. Живу там вместе с отцом. Нынче дорлифяне покинули свои дома и ушли в дальние селения и в горы. Дэнэд и Мэтэм – из Нет-Мира. Они принесли Слово, о котором некогда поведал ты в своём пророчестве: «С этой бедой людям не справиться терпением, трудом и добротой. Но будет сказано Слово… Слово, которое будет даровано человеку Миром Грёз, Слово, которое не сгинет в Нет-Мире, Слово, которое не растворится в Мире Духов, Слово, которое измерит скорбь Шороша и сомкнёт начало с концом. И Слово это способно одолеть беду».
– Сбылось, – тихо сказал Фэдэф и задумался…
В небольшой пещере было уютно и тепло. В глубине её, напротив входа, глаз радовал ладный камин. По бокам от него угадывались две лежанки – сплетённые из ветвей настилы, покрытые шкурами зверей. Вдоль левой от входа стены размещался стол и по двум сторонам его – скамейки. Над камином были развешаны грибы и пучки трав. На редких полках по стенам стояла немудрёная кухонная утварь: миски, горшки и даже две кастрюли и сковорода, в каменной нише справа – с полдюжины деревянных горшочков с какими-то запасами, а на полу – короб, о котором обмолвился Энди. По обе стороны от входа в пещеру стояли бадьи с водой.
– Фэдэф, я рад сообщить тебе, что твой сын, Савас, десять лет назад вернулся с Перекрёстка Дорог. С тех пор он живёт среди лесовиков и зовётся Савасардом, – сказал Семимес с трепетом в голосе, вызванном значимостью того, к чему он прикоснулся.
– Друг мой, благодарю тебя за эту весть. Я ждал её всю жизнь. Знаешь ли ты, на каком поприще проявляет себя мой сын?
– Он воин, и нет ему равных, когда в его руках два коротких меча. На его счету много сражённых корявырей.
– Круто! – напомнил о себе Энди (он жадно поглощал слова, витавшие над столом, вперемешку с кусочками лепёшки).
– Бывал ли ты с ним в бою, Семимес? Или только наслышан о его ратных делах?
– Мы плечом к плечу бились с корявырями. Душа радуется, когда видишь, что вытворяют его мечи… твои мечи, Фэдэф.
– Да… мои мечи… А знаешь ли ты что-нибудь о судьбе его матери?
– Нынче пребывает она на Перекрёстке Дорог.
Недолгое молчание позволило Семимесу перейти к главному.
– Фэдэф, могу ли я теперь же сказать о Слове?
– Конечно, Семимес.
– Заветное Слово оказалось недоступным разумению даже самых прозорливых дорлифян. И Управляющий Совет решил обратиться за помощью к тебе и выбрал правильных людей, коим должно было отправиться к Горе Тусул и разыскать тебя. Среди нас был и Савасард. Но в Управляющем Совете оказался предатель, и нам, с потерями, пришлось вернуться в Дорлиф. Нынче разные пути (но одна забота) привели меня и моих друзей к горе Хавур, у которой мы объединились, чтобы следовать дальше. И вот мы здесь. Дэнэд, передай Фэдэфу Слово.
Дэниел раскрыл дневник Буштунца.
– Вот Слово. Оно повторяется в этой тетради ещё на семи страницах. Его записал мой дедушка, дорлифянин по рождению, по имени Нэтэн. В детстве он попал в Нет-Мир и прожил там всю жизнь.
Фэдэф прочитал стих про себя, отдал тетрадь Дэниелу и повторил его вслух:
– Скорбь Шороша вобравший словокруг
Навек себя испепеляет вдруг.
Молчаливое ожидание сгущалось над столом, и развеять его мог лишь Фэдэф.
– Друзья мои, строчки, что я узрел, не вызвали в моём разуме отклика, который бы прояснил, что должны мы сделать, дабы Слово сослужило людям свою спасительную службу. Этот день я проведу в раздумьях, дав мыслям соединиться со словами стиха и проникнуться его духом. Это позволит мне взять Слово в свой сон. И если Повелитель Мира Грёз будет благосклонен ко мне, как прежде, Он выкажет знаки, которые помогут открыть тайный смысл Слова.
– Кто ты?
– Я это ты. Ты это я.
– А кто я?
– Не знаю… не знаю… не могу сказать.
– Тебе не страшно? Как высоко ты взобрался. Вокруг только небо. Все вершины остались внизу.
– Я хочу покорить эту, самую высокую из всех.
– Смотри: на уступе гнездо. Заглянешь внутрь?
– Да, любопытно…
– Что видишь?
– В нём яйца. Около десятка яиц. На них… на них начертаны какие-то знаки.
– Что за знаки?
– Не разберу. Кажется, вот-вот вылупятся птенцы. Тень… тень закрыла их. Откуда взялась эта тень? Крыло их матери? Я должен прочесть знаки.
– Нет, это не их мать. Это – туча. Это гроза… гроза. Надо бы укрыться. Здесь негде укрыться – ты попался, ты в плену у грозы.
– Ничего, это всего лишь гроза.
– Вспышка! О, какая вспышка! Молния! Ты не боишься молнии?
– Это всего лишь молния. Но надо прикрыть гнездо. Я прикрою гнездо. А-а! А-а! Меня пронзила молния! Я ослеп! Я ослеп!
– Открой глаза! Может, ты не ослеп! Может, тебя ослепила молния! Подними веки!
– Нет! Я ослеп! Я ослеп на один глаз! Надо укрыть птенцов, то есть яйца! Она спалит их!
– Нет! Остановись! Отними руки от гнезда! В тебе огонь молнии!
– Поздно! Они вспыхнули! Скорлупа горит! Огонь съедает знаки!
– Осторожно! Их мать приближается!
– Что мне делать?
– Прыгай в расщелину!
– Не могу!.. не могу!.. О! Она огромная!.. огромная!.. Это не птица! Это…
– Прыгай!
– Сейчас!.. сейчас! Гнездо упало! Она убьёт меня!
– Прыгай!
– Падаю!.. я падаю!..
– Ты цел?
– Кажется, цел. Здесь туман. Он застит дно. Попытаюсь найти яйца. Птенцам время вылупиться. Может, в ком-то из них – жизнь.
– Запали факел.
– Сейчас… Всё равно не видно. Сквозь туман ничего не видно.
– Наклонись.
– Вижу!.. вижу! Скорлупа догорает!.. Птенцы!.. живые!.. разного цвета. Их схватил огонь! Они горят! Они все горят! Огонь! Туман в огне! Мой глаз! Он горит!.. горит! Всё в огне!.. Я умер. Я сгорел. Меня не существует… больше не существует… Ничего не существует…
– Открой глаза… глаз.
– Где я?.. Кругом… мёртвые птенцы… Это – долина мёртвых птенцов. Кругом – мёртвые птенцы… мёртвые разноцветные птенцы.
– Прикоснись к ним.
– Не могу.
– Прикоснись: ответят ли?
– Они окаменели. Они холодные. Они мертвы.
За утренним чаем Фэдэф пересказал Хранителям Слова свой сон и, растолковав его, дал им наставление. И то, что открылось ему, и то, что виделось туманным, вселило в души Семимеса, Мэтью и Дэниела и надежду, и тревогу.
Ноша путников пополнилась двумя приятностями. Одна из них была духовного свойства. Это – переданное Фэдэфом на словах желание увидеть своего сына. Предназначением другой было потрафить как настроению плоти, так и бодрости души. Это – дюжина лепёшек, спозаранок испечённых Фэдэфом и Энди. Принимая мешочек с лепёшками, друзья переглянулись, и Дэниел сказал:
– Благодарим тебя, Фэдэф. Ты делишься с нами тем, чем скалы, окружающие тебя, обделены вовсе.
– Не смущайтесь, друзья мои, – ответил Фэдэф. – Мы с Энди не отрываем от себя последнее. Дважды в год один добрый человек, его имя Лодидол, из селения Прэтлиф, что за лесом Хурун, приносит мне муку и соль. В назначенный день я жду его в Хуруне. Несколько лет назад я спас его от смерти и не противлюсь исполнению им зова своего сердца – отвечать мне благодарностью, даря то, что поддерживает жизнь.
Глава пятая
«Он Дэнэд»
Из бессонной ночи Дэниел вынес слова. Он верил в слова. Он любил слова и верил в них. Кто-то верит поступкам и словам, которые непременно и сразу подтверждаются поступками. Но Дэниел подчинялся (часто безотчётно) гипнозу слов.
Из бессонной ночи в комнате по соседству с белой Дэниел вынес одно: «Кто-то должен сказать: „Он Дэнэд“… Кто-то должен сказать это себе, прежде – себе, потом – белой комнате. За три дня до слов „Казнить его“ кто-то должен успеть сказать: „Он Дэнэд“… Нельзя больше тешить себя надеждой на то, что эти слова зазвучат хотя бы одним из тех дорогих тебе голосов, которыми ещё совсем недавно шептала мгла Выпитого Озера. Может быть, эти голоса умолкли навсегда, как голос Нэтэна-Смельчака. Нет!.. нет!.. не смей так думать! Они звучат. Они и сейчас звучат где-то далеко, и просто нужно время, нужно больше времени, чтобы они вновь зазвучали рядом. Но так случилось, что у тебя нет этого времени. И тебе нужен другой голос… голос, принадлежащий пространству, из которого ты жаждешь, но не можешь удрать, голос, которому когда-то было приятно соединять несколько звуков в одно созвучие – Дэнэд. Я знаю этот голос. Он не отталкивает меня – напротив… И я позволю своему голосу поиграть с этим голосом, покружиться с ним в этом пространстве… и оно отпустит меня».
Дэниелу наскучило ждать посыльного, и вскоре после завтрака он направился к озеру. Он прогуливался по набережной и, глядя то на серое небо над головой, то на серое небо под ногами, шаг за шагом уходил (чувствами уходил) от несвободы и безотчётной неприязни ко всем, которая раздирала его изнутри… В который раз он поравнялся с качелями и, наконец, понял: они унесут его, хотя бы на несколько мгновений, от несвободы и неприязни, унесут его от такого зависимого Дэна. Он не может прыгнуть в небо над головой (только качели Буштунца могли бы подарить этот нереальный прыжок), но он может прыгнуть в небо под ногами. Он раскачал качели, как в детстве, изо всех сил… Ещё один взмах – и он поймает, память его поймает, тот самый момент, когда нужно разжать пальцы и оторваться от сиденья, чтобы отдаться полёту… чтобы улететь как можно дальше…
– Привет, пленник!
«Нет, – подумал Дэниел и успел стиснуть пальцы и удержаться на качелях, – шанса обыграть мой полёт я тебе не дам». Он остановился и подошёл к ней.
– Доброе утро, Эстеан.
– Мне показалось, ты хотел прыгнуть. Учти, вода холодная.
– Тебе всегда что-нибудь кажется.
– Отец сказал, что в твоих жилах не течёт кровь корявыря, что ты из Нет-Мира… как повелось говорить в Дорлифе.
– И тебе, и мне это уже известно. И, будь так добра, не напоминай мне о расследовании. Лучше поболтай об этом с кем-нибудь из огненноволосых, к примеру, с Эвнаром.
– Ты хочешь, чтобы я ушла? – глаза и губы Эстеан поддались обиде.
– Эстеан, – произнёс Дэниел полушёпотом и остановился (он сделал это: и сказал полушёпотом, и дал воздуху замереть – нарочно… чтобы вызвать в ней ожидание, неясное, цепляющее воображение)… – Эстеан, проводи меня в комнату камней.
Он увидел, как мурашки выступили на её предплечьях. Она не смогла сразу ответить ему.
– Или пленнику нельзя туда?
– Пойдём, – наконец ответила она и, сделав несколько шагов, спросила: – Тебе Дэнэд рассказал?
– Сама ответь на этот вопрос. Можешь не спешить с ответом.
– Что-то ты загадками говоришь.
– Это ты мастерица загадки загадывать.
– О чём ты, Дэнэд?! – безотчётное «Дэнэд», выброшенное неожиданным всплеском волнения, соскочило с её уст.
– Дэнэд рассказал. Вот, говорит, рыжеволосая покажет тебе свои камешки и начнёт загадки загадывать. Скажи, мол, почему…
Эстеан не дала Дэниелу договорить. Не стерпев порыва смешанных чувств в себе (и изумления, и неприятия насмешливого тона, и ещё какого-то назойливого непонятного чувства, которое словно магнитик в ней тянулось к другому магнитику, спрятанному в нём), она резко отвернулась от него и метнулась прочь. Она успела сделать три шага, когда Дэниел нагнал её и, схватив за руку, потянул к себе (так у него вышло). Она уставилась на него, неровно дыша.
– Знаю, что страшный, – напряжённым шёпотом произнёс Дэниел.
– Страшным ты казался мне только поначалу… Ты не страшный. Половина твоего лица изуродована, но ты не страшный. Если бы не это уродство, ты был бы красивым.
Вдруг в полусотне шагов от себя Дэниел заметил двух палерардцев, которые ринулись на выручку Эстеан: видно, им померещилось что-то неладное.
– Эстеан, скажи тем парням, чтобы они проваливали, не то я снесу им головы, – сказал он и, наклонившись, поднял два камня поувесистее.
Она быстро зашагала им навстречу и на ходу что-то сказала на языке Палерарда. Вернувшись, спросила:
– Ты не в себе? Говоришь такое.
Дэниел с силой подбросил камень. Тот взмыл высоко над озером и едва начал падать, как он резко ещё не остывшей от злости рукой запустил в него вторым. Через мгновение камни встретились в одной точке.
– Не в себе? – повторил он за Эстеан и ответил с усмешкой: – Уверен, что не в себе.
– Так мы идём смотреть камни? – поторопила она слова, желая поскорее покинуть кусок пространства, в котором между ею и пленником возникло то, что напугало её.
– У меня выбор небогатый: или в комнату камней с тобой, или обратно в белую – с твоим отцом.
Эстеан открыла дверь, и они погрузились в полумрак, который был бы мраком, если бы не светящийся камень.
– Ты… как он, – тихо сказал Дэниел.
– Что? – спросила Эстеан. Слышала, но спросила, влекомая тайной, которая пряталась за всеми его сегодняшними словами.
– Подожди, не зажигай свечи. Дай камням почувствовать мою душу… Теперь зажги.
Сначала, как и в тот, уже далёкий, раз, три пары рук-светильников открыли взору камни на правом столе, на белой скатерти, затем – на левом, на красной.
– Ладони словно ласкают камни своим теплом. «Не бойтесь нас», – бархатно шепчут они… (При этих словах Дэниела Эстеан, в волнении, поднесла руки к лицу.) Эстеан, скажи, что должно последовать за этими словами?
Она растерялась: она не была уверена, о том ли говорит странный… коварный пленник, о чём в эти мгновения подумалось ей.
– Не понимаю, – сказала она.
– Не понимаешь – и не надо. (Дэниел склонил голову над левым столом и принялся пальцами прикасаться к камням.) Камнепад.
– Ты пытаешь меня?! – воскликнула Эстеан. – Зачем ты пытаешь меня?!
– Не понимаю, – ответил он ответом Эстеан на его предыдущий вопрос.
– Дэнэд не мог открыть тебе всё! Так не бывает! Эти подробности! Так не бывает! Так не бывает! Скажи мне, наконец, кто ты! – не выдержав наплыва чувств, прокричала она.
– Так не бывает, Эстеан, – нарочито спокойно сказал Дэниел, продолжая гладить камни руками и взором. Затем вновь заговорил с ними: – Вы признали меня? Вы… почувствовали мою душу?.. Я слышу вас… слышу ваш отклик нервами пальцев.
Эстеан стояла в двух шагах от него и тихо отдавала рыдания души неслышным слезам.
– Не печалься, Эстеан. Лучше спроси меня, почему одна скатерть белая, другая – красная, а под светящимся камнем – чёрная…
Эстеан приблизилась к нему и тронула за плечо. Он повернулся к ней… То, что она жаждала оставить на его губах, оставила на щеке и выбежала из комнаты.
– Камни… вы были свидетелями того, как я обошёлся с Эстеан. Мне очень хотелось, чтобы кто-то сказал: «Он Дэнэд». И она сказала это себе и призналась… бессловесно призналась в этом мне, повторив свой поцелуй из моей прошлой жизни, из той жизни, когда мне не надо было одним доказывать, что я Дэнэд, от других скрывать это. Камни, простите меня за то, что я поступил не как камень.
Дэниел затушил свечи, сел на пол и, прислонясь спиной к стене, дал полумраку растворить сначала свой взор, затем – мысли, какое-то время сопротивлявшиеся обессмысливанию. Последнее, что промелькнуло у него в голове, звучало голосом Семимеса: «Если бы Семимес был целым человеком, он бы сказал, что вчерашний день один, а завтрашних много». Когда и он улетучился, Дэниел предался отдыху… от жизни… спрятался от неё…
Голос Эстеан вернул его в полумрак, разрежённый светом, пролившимся в приоткрытую дверь.
– Дэнэд, вставай! Я пришла за тобой.
– И куда ты меня уведёшь из обожаемой мною комнаты?
– Пойдём, я не хочу предварять свою задумку словами. Сам всё увидишь. Ты, наверно, проголодался?
– Не стану отрицать. Мы, случайно, не в «Парящий Ферлинг»?
Первый раз за эти дни Дэниел услышал её смех из прошлого. Они вышли на улицу.
– По вашему солнцу не видно, сколько времени.
– Середина пересудов.
– Вот и уходит первый день.
– Почему первый?
– Спасибо тебе за него.
– Почему первый, Дэнэд? – переспросила Эстеан.
– Вот поэтому.
– Не издевайся надо мной! – вовсе не сердито возмутилась Эстеан. – Почему поэтому?.. Ладно, не хочешь – не говори. Мы пришли. (Она распахнула двери во дворец.) Иди за мной.
Дэниелу стало любопытно, что задумала Эстеан, и он не противился.
– За этой дверью мой сюрприз, и для тебя, и для тех, кто внутри, – сказала она (у Дэниела промелькнула мысль о своих друзьях: не объявились ли они) и, открыв дверь, сначала пропустила его.
Дэниел опешил: в его голове не было места для этой нелепой ситуации.
За большим круглым столом сидели: прямо напротив двери – Озуард, справа от него – Лефеат, затем – Эфриард, рядом с ним – Лэоэли, слева от Озуарда – Фелтраур. Озуард встал, и в его порывистом движении угадывалось неприятие того, что он увидел.
– Добрый вечер, дорогие мои! Я немного опоздала к ужину. Но, полагаю, мой сюрприз извиняет меня в ваших глазах.
«Что у неё на уме?» – подумал Дэниел.
Озуарду нетрудно было справиться с собой: по натуре он не был ни надменным, ни предвзятым, ни властным.
– Добрых пересудов. Прошу вас за стол, – ответил он, обратившись одновременно к обоим пришедшим… чтобы не говорить «Дэнэд».
– Доброго вам голода, – сказал Дэниел и вслед за Эстеан сел за стол (она заняла место подле Фелтраура, он – рядом с ней).
– Доброго голода, – сказала Лэоэли (она не сразу одолела смущение в себе).
– Доброго голода, – почти одновременно подхватили Лефеат (на лице её в эти мгновения любой увидел бы радушие, а любопытство она умело прятала) и Эфриард, почему-то нимало не удивлённый появлению пленника.
Фелтраур оставался невозмутимым, но в то же время участливым.
– Разумная присказка, – подметил он. – Полагаю, добрый голод отличается от злого тем, что оставляет место беседе.
Стол был простой: тушённый с дуплянками эфсурэль, хлебцы из эфсурэля, эфсурэльные ватрушки с творогом из козьего молока и эфсурэльные пирожки с земляникой и черникой, козье молоко и травяной настой, вкус которого напомнил Дэниелу вкус кленового сиропа.
Прошло какое-то время, а беседа так и не знала, с чего ей начаться. И это было лишним подтверждением нелепости сюрприза, преподнесённого всем Эстеан… И каждый почувствовал себя уютнее, когда в пространство застолья вернулись слова.
– Мартин, сестра сказала мне…
– Эфриард, прошу тебя, называй его Дэнэд, – перебила брата Эстеан.
Тот взглянул на Лэоэли.
– Если ему так нравится… – тихо сказала она ему, кивнув на нежданного гостя.
– Исправляюсь: Дэнэд, знаю, что сестра показала тебе свою коллекцию камней. Как тебе её детище?
– Как? Признаюсь, я мог бы часами любоваться на камни, особенно на те, что разложены на красной скатерти. Они забирают всего меня. В какой-то момент мне показалось, что я мог бы жить среди них… одним из них.
– Никогда не испытывал ничего подобного, глядя на камни. Потрясающе.
Читать бесплатно другие книги:
