Слёзы Шороша Братья Бри

Мэтью очнулся в темноте.

– Что со мной? Я ослеп?.. ослеп?!

– Не ослеп, Мэт, не бойся, – спокойно, как только мог, сказал Дэниел. – Мы в Тоннеле, Дарящем Спутника. Мы тут все слепые. Помнишь?

– Вспомнил. Что случилось-то?

– Ты свернул с пути, Мэт, и угодил в нору. Если бы не верёвка, что соединяет нас, ты сгинул бы вовсе.

– Да ладно, Семимес, обошлось ведь. «Если бы» не считается.

– Мэт, знаешь как меня Дэн назвал в пылу битвы за тебя?

– Семимес-Победитель?

Семимес усмехнулся.

– Если бы… Дэн, ты сам-то помнишь, как меня назвал?

– Похоже, не помню. Как, Семимес?

– Ну тогда будем знакомы, светлячки. Я Семи.

Темень незримо, но уловимо ухмыльнулась.

– А где наш спутник?

– Пропал, пока мы с бездной за тебя тягались, – проскрипел Семимес. – Мэт, Дэн, снимайте-ка с себя верёвку: Местами поменяетесь. И не спорьте со мной.

– Готово, – сказал Дэниел, освободившись от верёвки вслед за Мэтью.

– Мэт, обвяжись наново и передай конец Дэну. Я пойду первым, Мэт – посередине.

– Значит, опекать меня будете?

– Будем опекать, – твёрдо сказал Семимес. – С теменью ты не в ладу.

– Есть немного, – согласился Мэтью.

– А коли так, не годится тебе в связке с ней идти. Очень не годится. Нате-ка вам по лепёшке от дедушки Фэдэфа, – смягчил тон Семимес. – Мимо рта не пронеси, Мэт. Шучу.

– Семимес, а что если проводник наш больше не объявится? – спросил Дэниел. – Как выпутываться будем?

Семимес не ответил, но было слышно, как он перестал жевать.

– Может, вернуться, пока не поздно и…

– Что «и», Мэт?

– Не знаю… Пойти через другой рукав Тоннеля, от Хавура, или лесными да горными тропами.

– Дэн, Мэт, друзья мои, светлячки, должен вам сказать, что мы не можем вернуться: позади нас такие же коварные ходы-ловушки, как и впереди, как и та, в которую угодил наш Жизнелюб. Не дразните себя несбыточностями, от этого одно худо. Это неправильный воздух Тоннеля уводит наш разум от разумения и заставляет язык словами спутывать мысли.

– Что же нам делать, проводник? – спросил Дэниел.

– Делать, а не языком болтать – вот что делать, – твёрдо ответил Семимес и через мгновения раздумья, найдя в голове, что надо делать, так же твёрдо ударил палкой по камню, отправив дробинки стука на поиски пропавшего спутника.

– Смотрите! Дэн появился! Идём! – взволновано прошептал Мэтью.

– Вижу. Осадите чувства и ступайте за мной, – проскрипел Семимес искажённым скрипом, и в нём слышались те самые чувства, ведь его поманил ставший ему почти родным пришлый, которого некогда он встретил у подножия Харшида и которого никогда больше не увидит.

Наружу путники выбрались, когда приближение сумерек едва угадывалось взглядом. Сколько дней забрал у них переход, они не знали. Сколько сил отнял Тоннель, Дарящий Спутника, они поняли, лишь когда вдохнули свежего воздуха: их не осталось вовсе. Не вставая на ноги, опираясь о землю руками и коленями, они передвинули свои измученные тела и души к камню поблизости, который показался им более надёжным укрытием, нежели «кабанья голова», и, приткнувшись возле него, уснули, независимо от скрипучей подсказки одного из них:

– По всему, середина пересудов. Надо бы дотемна соснуть, очень надо.

Через мгновения, которые вобрали в себя несколько часов, тот же скрип возобновил жизнь:

– Дэн, Мэт, открывайте глаза и уши, не добудишься вас.

– Опять темень! – возмутился (не на полном серьёзе) Мэтью.

– Это дорлифская темень, не совсем чтобы темень, и нынче она нам на руку, очень на руку. Светлячки, вы хоть слышите меня?

– Вполне, проводник, – ответил Мэтью.

– И я, похоже, проснулся.

– Тогда, слушайте. Прямо сейчас провожу вас через каменную гряду до Флейза. В земле провалы – без моей палки не пройти. Дальше, до дома, будете пробираться одни. В Дорлифе – корявыри, так что осторожность вам в подмогу. Я же к Тануту подамся. Там наши. Порадую Фэлэфи: расскажу ей о встрече с Фэдэфом.

– Обо мне никому ни слова.

– Ладно, Дэн, уже обговорено. Это правильно: не время родню страшилками будоражить. Я не про твоё лицо, не подумай. Про то, что ты вроде как и не ты.

– Савасард и Гройорг пойдут с нами? – спросил Мэтью.

– Савасарду попробую отправить весточку – зазвать его. Он Хранитель Слова, да и мечи его не будут лишними. А про Гройорга отца расспросить надо.

– Послушай, Семимес.

– Что ещё, Дэн?

– Найди Лэоэли и попроси её связаться с Савасардом. Пусть она передаст ему, чтобы…

– Знаю, что сказать. Но почему Лэоэли?

– Потому что быстрее неё лесовиков никто не дозовётся.

– Хитрец ты, Дэн: сказал, ничего не сказав. Но я понял… очень понял. Та-ак. Что-то у меня в голове ещё копошилось. Ага, вот оно. Я ещё сказал себе: «Важное для меня, но вовсе не важное для светлячков». Вот оно – лепёшки Фэдэфские. Оставшиеся лепёшки с собой возьму. Вы-то дома доброму голоду потрафите. Глобус наш отцу вручите – пусть порадуется на это чудо. Ну, пошли, светлячки. Не зевайте – след в след.

…Как только оставили каменную гряду позади и свернули к реке, шагах в двадцати от себя увидели тёмную фигурку человека, настолько невысокого, что сразу угадали в нём Малама…

– Палка моя давно вас рассекретила. Сумерек дожидался, чтобы корявыри меня не углядели и в чём-нибудь не заподозрили. Хоть по милости одного моего друга детства они ко мне не суются, соблюдать осторожность должен я… а теперь и вы… вдвое против моего.

Он приблизился к Семимесу и обнял его, со словами:

– Вернулся, сынок! Как я рад теперь! Смотрю, ты с нашими…

– Приветствую тебя, дорогой Малам.

– Дай-ка я тебя обниму, дорогой Мэт. Потеряли мы тебя из виду, да вот ты сам нашёлся.

– Приветствую тебя, Малам, – сказал Дэниел, и в волнении, неожиданно охватившем его, стал ждать.

Малам, услышав незнакомый голос, замер и вгляделся в лицо парня, стоявшего перед ним.

– Вижу, не ошиблась палка моя, распознав непривычную поступь подле привычной. Сынок, можешь ли ты развеять смущение во мне?

– Отец, давай я скажу, как скажу.

– Как повелось меж нами, сынок.

– Отец, называй моего друга Дэном. У него Слеза и заветное Слово, и он вместе со мной и Мэтом нёс Слово Фэдэфу. Он, и никто другой, заслужил право называться этим именем. Другого Дэна, который был бы связан с Дорлифом так правильно, как тот Дэн, что перед тобой, у нас нет и не будет.

– Приветствую тебя, Дэнэд. Пойдёмте домой, ребятки. Там всё расскажете.

– Постой, отец. Я тотчас отправляюсь к Фэлэфи. Этого требует предстоящий поход. Фэдэф указал нам знаки, что ведут нас по пути, назначенному Слову и его Хранителям. Мэт и Дэн расскажут тебе о встрече с твоим давнишним другом. Всё, побегу.

– Вода во фляге есть, сынок?

– Если у тебя с собой, давай меняться.

Малам вынул из чехла на поясе свою флягу и отдал её Семимесу.

– Будь осторожен, сынок.

Семимес прибрал флягу в опустевший мешок и побежал прочь.

– Дэн, Мэт, пойдёмте домой, – сказал Малам, и это вышло у него как-то грустно.

Дорлифские ночи привыкли играть со светом, местами лёгким и задорным, а где-то ласковым и нежным, со светом, что, вспыхивая под куполами домов, живо сочился сквозь них и распространялся в просторах темени, дразня и будоража её, и, наигравшись, затухал, признавая её полновластие. Нынче же в чёрно-фиолетовой ночи, что окутала Дорлиф, бушевали костры, сотни неистовых костров. Они яростно вгрызались в неё и разрывали на части. Это были не те костры, с которых начинала возрождаться жизнь после вторжения Шороша. Это были костры, которые глумились над жизнью, оставляя в её пространстве ожоги и раны. Они пожирали сады и аллеи, в бешенстве перекидывались на жилища, обращая их в себя и оставляя земле Дорлифа лишь пепел. И им было всё мало и мало.

Лишь полоска нынешней ночи над Дорлифом обошла участь быть поруганной. К ней прикасался покойный и приветный лиловый свет, который словно благодарил её за что-то, и это «что-то» было их тайной. Лиловый свет исходил от глобуса. Малам не убрал его перед сном, как делал три последние ночи. Он ждал стука… в дверь ли, в окно… Дэниел и Мэтью разделяли его участь и, сидя у камина в уже успевших привыкнуть к ним креслах, прислушивались к сторонним звукам…

– Слышите? – тихо сказал Мэтью, словно боясь голосом перебить то, что услышал сам.

– Похоже, в моё окно.

– Ступайте в комнату Дэна и впустите Семимеса и его спутника, – проговорил Малам, живо слезая с дивана. (Дэниел кинул на него вопросительный взгляд). – Двое их нынче.

Ребята выскочили из гостиной в коридор и в несколько торопливых шагов (их подгонял повторный стук), на ходу пихнув дверь, оказались у окна. Через мгновение Семимес и Савасард стояли перед ними. У Семимеса под накидкой была новенькая защитная рубашка – подарок лесовика.

– Привет, светлячки! Пообвыкли в забытом гнёздышке? – Семимес явно был в настроении.

– Как будто и не покидали его. Целыми днями у камина расслабляемся, – ответил Мэтью (Дэниелу было не с руки распространяться о забытом гнёздышке).

– Приветствую вас, друзья, – сказал Савасард. – Рад снова видеть тебя, Мэт. (Савасард и Мэтью обнялись.) А тому, кто вернул нам надежду, хочу пожать руку.

– Я к отцу. Приходите в гостиную: подарок наш там светится на загляденье. Могу поспорить, ты никогда не видел этакого, лесовик, – сказал Семимес и вышел, давая Савасарду возможность нестеснённо испытать Дэна, но закрыв свою хитрость словами, которые не нужно было искать. Мэтью, сообразив, что к чему, последовал за ним.

Савасард долго не отпускал руку незнакомца, спрашивая глазами, почему Дэн.

– Ты смотришь на меня так, как будто я должен тебе что-то сказать.

– Так скажи… чтобы на сердце у меня всякий раз, когда я буду произносить дорогое мне имя, было легко.

– Перед тем как отправиться в первый поход, Дэн спросил тебя, какое слово ты скажешь ему. «Палерард», – ответил ты, и в этом слове заключалась твоя тайна… тайна лесовика. И она словно приоткрылась ему. Теперь моя очередь, и я говорю: Палерард.

Наступило молчание, и в этом молчании было мгновение, когда Савасард словно окунулся в черноту Перекрёстка Дорог и почувствовал боль – боль души. Это была не его боль… Он вернулся в реальность и распознал эту боль, и на глазах у него выступили слёзы.

– Дэн, – трепет его души наполнил эти звуки, и он обнял Дэниела, как обнимают старых друзей после долгой разлуки.

…Через час за круглым столом в гостиной сидели пятеро: Малам и четыре Хранителя Слова. Семимес снял с пояса и поставил в центр круга гнейсовый мешочек, что дала ему Фэлэфи.

– Фэлэфи держала в нём баринтовые орехи, – начал он. – Теперь же внутри него что-то более ценное…

– Слёзы! – не удержался Мэтью. – Ты их заполучил!

Мыслью своей Семимес не одобрил неуместной бойкости Жизнелюба, но не высказал этого, потому как восклицание его («Ты их заполучил!») вполне перевешивало своей правильностью неправильность бойкости. Он серьёзным тоном продолжил:

– Теперь же внутри него то, что впредь мы должны оберегать и защищать, а при приближении неминуемой смерти – вверить мешочек скалам или камням и положиться на то, что чуждый взор не вычленит его среди них. Теперь сочти Слёзы Шороша, Дэн: каждый из нас должен удостовериться, что Их столько, сколько есть.

Вынимая Слёзы по одной, Дэниел подкреплял то, что видели глаза, голосом:

– Одна. Чёрная.

Семимес, как истинный дорлифянин, знающий историю каждой Слезы, решил помогать ему.

– Чёрная Слеза. Тланалт вручил Её Гордрогу на секретном совете, который назначил нас Хранителями Слова.

– Вторая, белая с фиолетовым отливом.

– Эту Слезу нашла Лэоэли и передала Суфусу и Сэфэси. Я сказал лишь о главном в судьбе этой Слезы. Вынимай третью, Дэн, нечего скучать.

– Жёлто-оранжевая.

– Эту Слезу хранила наша дорогая Фэлэфи с тех самых пор, как мой отец вверил Её девочке-целительнице, Фэли. Она сама рассказала мне об этом. Не тяни, Дэн.

– Четвёртая. Тоже жёлто-оранжевая.

– Может, оранжево-жёлтая, раз жёлто-оранжевая уже была? – шутливо заметил Мэтью.

– Такие дела требуют серьёзности, Мэт, а не разгильдяйства. Может быть, эта Слеза принадлежала Фэлэфи. Но коли они одинаковые, пусть будет та, про которую я уже сказал вам. С этой Слезой перед смертью попрощался Рэгогэр, Хранитель из Нэтлифа, защитник нэтлифской крепости. Он отправил Слезу Фэлэфи с ферлингом, по имени Гег. Это очень грустная Слеза.

– Ещё одна белая с фиолетовым отливом.

– Говори с толком, Дэн. Уже второй раз счёт теряешь.

– Исправляюсь, Семимес: это – номер пять.

– Так-то лучше: каждому понятно. И впредь – посерьёзнее. Эта Слеза – от лесовиков. Правильно я говорю, Савасард?

– Правильно, друг мой.

– Следующую выкладывай, Дэн.

Дэниел расстегнул чехол на ремне и выложил на стол свою Слезу.

– Шестая, бирюзовая.

– Она прибыла к нам издалека, очень издалека. Всю жизнь Её хранил дорлифянин, по имени Нэтэн, сын Норона, брат Фэлэфи и дедушка Дэна.

– Двух не хватает, – сказал Мэтью.

После недолгого затишья Семимес вдруг поднялся.

– Подождите меня здесь, я сейчас вернусь. Дэн, я через твоё окно, ладно?

– Валяй, Семи.

– Нынче шутки в сторону, Дэн, и не повторяй за собой глупость, которая первоначально ею не была, потому как явил ты её нашим ушам, пребывая в сильном волнении, – проскрипел Семимес и направился к двери, соединявшей гостиную с коридором.

Он подошёл к иве позади дома, под которой любил сидеть и, глядя в сторону озера Верент, предаваться мечтам. Встал на колени… отодвинул камень… достал из норки лиловый мешочек и, стряхнув землю, извлёк из него…

– Элэи, – прошептал он и замер: неожиданно он ощутил в себе такого Семимеса, какого прежде не знал, и его проняла дикая, неподвластная ему дрожь… – Элэи, это конец… конец нашей дружбе… нашему счастью… конец всему… Если бы я только мог… но я не могу… не могу не расстаться с Тобой. Но я не в силах расстаться с Тобой: без Тебя я… не я. Без Тебя я никто, такой никто, каким был прежде, до встречи с Тобой. Конец всему… Элэи, я предаю Тебя. Я предаю себя… Как расстаться с Тобой… и не расстаться с Тобой? Как расстаться и не расстаться?.. Если бы Семимес был целым человеком, он бы сказал, что, если не можешь расстаться с тем, с кем не можешь не расстаться, расстанься с собой… расстанься с собой… расстанься с собой…

На обратном пути Семимес даже не заглянул в хлев, чтобы попрощаться с Нуруни. Он просто кинул в сторону:

– Прости, Семимеса больше нет.

Изумлённые взгляды встретили Семимеса, когда он вернулся: он был бледен, как мертвец, и мрачен, как тень. А ведь всего часом раньше его глаза разделяли радость глаз вокруг, глаз его отца, его друзей, отражавших лиловое чудо. А потом он разбавлял вечернюю трапезу рассказом о двух встречах (с Фэлэфи и с Савасардом) и гаданием, кто же из этих двоих был счастлив больше, когда узнал от него о Фэдэфе. И вся штука заключалась в том, что самым счастливым, как оказалось, был Семимес, потому что он, Семимес, осчастливил их этакой щедрой на счастье вестью.

– Что стряслось, сынок? – спросил, напугавшись, Малам.

– Друг мой, здоров ли ты? – спросил Савасард, не узнав Семимеса.

Семимес не ответил ни тому, ни другому.

– Седьмая, – проскрипел он, и в этом скрипе слышался надрыв души.

На стол легла фиолетовая Слеза.

– Не горюй, проводник, всего-то одной не хватает, – сказал Мэтью. – У Энди возьмём. Парнишка свой выбор сделал: домой пока не собирается.

– Да, кому-то из вас придётся к Фэдэфу наведаться, за восьмой Слезой, – сказал Семимес, вовсе не случайно выбрав слово «вас». Но никто не придал этому значения.

– Я к отцу пойду, – сказал Савасард.

– Известное дело, – коротко согласился Семимес.

– Сынок, принеси из кухни сковороду, у которой дно побольше, и свечу. А ты, Дэн, достань-ка тетрадь и отдели семь страничек, на коих Слово запечатлено. Восьмую оставь как есть.

Когда Семимес вернулся, Малам продолжил:

– Теперь сделаем, как велел Фэдэф: каждую Слезу обернём страничкой и подожжём.

Восемь рук споро обернули Слёзы и положили бумажные комочки на сковороду. Семимес поднёс свечу к одному из них – комочек вспыхнул, словно полсотни вспышек разом, заставив всех отпрянуть. В следующее мгновение Слеза втянула пламя, и лишь пепел упал с неё на дно сковороды.

– Никогда не видел, чтобы обыкновенная бумага взрывалась, – удивился Дэниел.

– А чтобы пламя внутрь? – сказал Мэтью и затем посмотрел на Малама: может он угадает ответ.

– То дух Слова наружу вырвался. Огонь подхватил его, а Слеза вобрала в себя. Знание теперь в Ней. Сынок, придай другие комочки огню, чтобы в каждую Слезу это знание вошло.

Когда Слово, начертанное на семи страницах обрело новое пристанище, Семимес сказал:

– Дэн, положи Слёзы обратно в мешочек и приладь его к ремню, что вкруг тебя опоясан.

– Вот что я надумал, друзья мои, – Малам поднялся из-за стола и ступил на один из замкнутых путей, излюбленных им, который с одной стороны ограничивался камином, а с другой – дверью. – Нынче к Выпитому Озеру добраться скрытно можно лишь двумя дорогами: по Тоннелю, Дарящему Спутника…

– Только не это! – заупрямился (как бы в шутку) Мэтью.

– Ребятам трудно будет, отец, очень трудно, – сказал Семимес. – Одно дело – из Тоннеля да в кресла к камину, другое – в логово Тьмы.

– Если всё же идти по нему, тот рукав, что в пещеру Хавура выводит, выбирать нужно. Так ты, сынок, шёл. В пещере отлежаться дня два и тогда уж – к Выпитому Озеру.

– Отец, я от каменного трёхлепесткового цветка шёл. Это много ближе. К тому же путь от Хавура до Выпитого Озера нынче вовсе не безопасен: отряды корявырей рыскают окрест. Корявыри шли за мной по пятам до подножия Тусула. Дэн перебил их.

Услышав это, и Савасард, и Малам невольно обратили глаза на Дэниела, затем – на Семимеса.

– Камень в его руке, что лук со стрелой в твоих, дорогой лесовик.

– Да ладно тебе, Семимес, не перехвали меня.

– Камни – хорошее подспорье в смертной драке, если они руке покоряются. Стрелы в колчане иссякают – камни же счёта не знают: они повсюду в наших местах, – заметил Малам.

– Малам, ты сказал, есть два пути, – напомнил Мэтью.

– Да, Мэт, есть и другой путь, тоже тайный и почти нехоженый. Без меня не одолеть его вам.

– Какой же, Малам? – спросил Савасард.

– Лишь бы не Тоннель, Дарящий Спутника, – приободрился Мэтью.

Малам хрипло усмехнулся и сказал:

– Через Дикий Лес. Живыми оттуда вернулись только двое. Один из них – Фэдэф.

– Другой, верно, ты, отец?

– Я, сынок. Однако предполагаю, наставник мой, янтарный Элэ, не обделил своим вниманием Дикий Лес.

– Янтарный Элэ?! – глаза у Мэтью загорелись.

– Отлучался он надолго порой из нашего с Гройоргом края. Вернувшись однажды из такого тайного похода, назвал он его Скрытой Стороной. Как-нибудь расскажу вам о нём.

– Думаю, правильно идти через Дикий Лес: Тоннель рассудок мутит и отнимает много сил, – высказался Савасард. – Но как я попаду к отцу, чтобы получить восьмую Слезу?

– Разъясню, дорогой мой Савасард, когда время придёт.

– Значит, завтра в Дикий Лес? Решено? – спросил Дэниел.

– Завтра на рассвете вступим в Дикий Лес. Из дому выйдем сегодня, ещё затемно. Так что вам немного поспать надо.

Вдруг все услышали громкий сап, и глаза четверых тотчас нашли виновника: Семимесу очень хотелось что-то сказать, и он безотчётно сопел, предвосхищая поступок, сокрытый в его сердце и в его словах.

– Семимес, – позвал его Дэниел.

И он проскрипел:

– Если бы Семимес был целым человеком, он бы сказал, что вчерашний день один, а завтрашних много.

Тень тревоги легла на лицо Малама: в его присутствии Семимес редко говорил о себе, как о другом человеке. Малам заподозрил что-то неладное, но отложил вопрос к сыну на потом, когда они останутся наедине.

– Малам, я тут гадаю про себя: Дикий Лес в той стороне, а Выпитое Озеро там, – озадачился Мэтью, показывая рукой оба направления.

– Понимаю, Мэт, твоё замешательство. Намерен я вывести вас на Скрытую Сторону. Там и друг мой, Гройорг, примкнёт к нам.

– Здорово! – обрадовался Мэтью. – Снова все вместе, как в первом походе.

– Разделяю твои чувства, друг мой. Я соскучился по всем вам, – сказал Савасард.

– Это хорошо, когда все вместе. Теперь же отдайте ваши души на волю Повелителя Мира Грёз, – сказал Малам.

– Отец, что с подарком делать будем? Спрячем, как и те, что Дэн для Фэлэфи и Одинокого оставил?

– Нет, сынок. В гостиной ему место: пусть корявыри думают, что я здесь пребываю. Ко времени это чудо в нашем доме появилось.

– Очень ко времени, отец.

Когда все, кроме Савасарда, который лёг на диване в гостиной, разошлись по своим комнатам, в дверь к Маламу постучались. Он открыл. Это был Семимес, в гнейсовой накидке, с палкой из болотного двухтрубчатника в руке.

– Отец, я не могу идти с вами, – тихо проскрипел он.

– Никак заболел, сынок?

– Нет.

– Что же тогда?

– Я ухожу, – ответил и в то же время не ответил Семимес, повернулся и по коридору направился к выходу.

Малам не проронил больше ни слова: первый раз в жизни он не знал, что сказать и что ему думать. Он присел на кровать и уткнул лицо в ладони… Долго сидел он так, размышляя над неожиданным поступком Семимеса, который нёс в себе отрицание. Но, что именно отринула душа его сына, Малам так и не нашёл в пространстве кружения своих мыслей. Предвидя волну переживаний, которая нахлынет на друзей Семимеса, когда они узнают о его уходе, он подыскал слова, способные умерить эту волну: «Друзья мои, порой на пути к намеченной цели человек слышит сторонний зов, уводящий с него, не покориться которому бывает не по силам и сильному. Последовавшему за ним выпадает случай встретить знаки, среди коих есть место и внешней пустоте, и внутренней опустошённости. И знаки эти призваны указать истинный путь».

До Дикого Леса Малам, Дэниел, Мэтью и Савасард шли молча. Темень помогла каждому из них оживить образ Семимеса и сократить расстояние между ним и собой с помощью всесильных слов и нестеснённых гримас.

– Вот мы и у порога чуждого дома. Ко времени подгадали: светает, – начал Малам. – Ну, слушайте. Пойдём не вереницею, а так, чтобы боковым взором видеть друг дружку. Говорю каждому из вас, как себе: сторонних звуков не пугайся, но бойся откликаться на них душой и движением. Друга голосом проверяй, но не перепутай оклик спутника с голосом Дикого Леса. Ни в коем случае не оборачивайся назад. Но коли уже поддался коварству Дикого Леса и сделал это, не мечись из стороны в сторону, но замри на месте и, одолев ужас, что в то же мгновение захватит тебя, сделай шаг вперёд. Коли смятению поддашься и метаться начнёшь, выхода больше не сыщешь, как ни пытайся. Ещё раз говорю: обернёшься назад – замри и, пересилив страх, шагни, а не оборачивайся вновь, чтобы прежнее вернуть: не будет прежнего, спрячется оно. И не шарахайся в панике.

– Малам, а Тоннеля, Дарящего Спутника, поблизости нет?

– Лёгкость в приятии жизни похвальна, дорогой Мэт, но, прошу, будь серьёзен в этот час, ибо расстояние между легковесностью и ужасом слишком велико, и можно не осилить его, когда в одно мгновение второе придёт на смену первому.

– Понял, Малам, – сказал Мэтью, насупив брови, и это могло говорить как о том, что он внял предостережению морковного человечка, так и о том, что он ещё не одолел расстояния между лёгкостью и серьёзностью.

– Дэн, встань по левую руку от меня. Ты по правую, Мэт. А ты, Савасард, пойдёшь слева от Дэна. Ну, друзья, ступаем разом. А палка моя укажет нам направление.

Уже через несколько шагов путники ощутили на себе холод и мрак пространства, в котором оказались. Их обступили высокие тёмно-серые стволы.

– Дэн, Мэт, видите меня? – спросил Малам.

– Вижу, – ответил Мэтью, скосив глаза на Малама.

Дэниел немного повернул голову направо.

– Я тоже вижу, Малам.

– Савасард, друг мой, не забегай вперёд. Умерь поступь.

– Хорошо, дорогой Малам. Это привычка её убыстряет.

Шагов через сорок Малам снова напомнил о себе, и снова каждый отозвался на его оклик.

Путников обескураживало то, что даже при небольшом повороте головы или изменении направления взгляда им казалось, что то ли деревья двигаются в пространстве, то ли плывёт само пространство, и при возвращении взгляда вид впереди менялся, и невозможно было найти дерево, которое до этого служило ориентиром.

– Странно, – сказал Савасард, – я не слышу ни шума крон, ни птичьих голосов и не вижу никакой живности вокруг.

– Не один ты, – сказал Мэтью.

Путники углублялись в неведомый лес, и с каждым шагом всё больше ощущалось чьё-то незримое присутствие, будто кто-то играл с ними в прятки, нескончаемые прятки.