Слёзы Шороша Братья Бри
– Брат, ты уже давно не удостаивал вниманием мои камешки. И ты не представляешь, какие чувства они вызвали бы в тебе сейчас.
– Согласен. Надо проверить. Завтра же загляну.
– Меня прихвати с собой, сын, – сказала Лефеат.
– Несколько дней назад мне принесли олидат. Лечебные свойства его ничтожны. Но это очень редкий и к тому же красивый камень. Эстеан, если в твоей коллекции нет олидата, приходи завтра ко мне – он твой.
– Благодарю тебя, Фелтраур. Я слышала об этом камне и мечтала заполучить его.
– Не всякий из тех, у кого есть редкий камень, который он счёл своим амулетом, с лёгкостью расстанется с ним, – сказал Озуард.
– Я знаю, о ком ты говоришь, отец. От него я и слышала об олидате. Но он не показал свой камень. Видно, испугался очаровать меня до безумия.
– О, да! Он был прав, – заметила Лефеат.
– Эстеан…
– Да, Дэнэд?
– Только что зелёные глаза Лэоэли навели меня на мысль. (При этих словах Дэниела Лэоэли потупила взгляд.)
– Интересно, – в тоне Эстеан что-то изменилось: задетый нерв едва уловимо зазвучал в её голосе.
– Что если твою коллекцию пополнить самыми редкими и любопытными камнями, которые прячутся от людских глаз в горах, окружающих Дорлиф?
– Согласна, дорогой Дэнэд. Надо нам с тобой полазать по склонам Харшида. Но, знаешь, что мне подумалось? В тот раз ты провёл в комнате камней три дня, и ещё больше дней тебя привораживали глаза моей подруги-дорлифянки, но тогда тебе эта идея не пришла в голову.
– Эстеан! – негромко воскликнула Лэоэли, не удержав в себе негодования. – Я же просила тебя! Обуздай, наконец, свои фантазии!
– Дорогая моя, пусть тебя не смущает новый облик Дэнэда. Уверяю тебя, это наш Дэнэд. Это твой Дэн, – отпарировала выпад подруги Эстеан.
– Эстеан! – тон, которым Лефеат произнесла имя своей дочери, должен был мягко склонить её к благоразумию.
– Мама, в виде исключения, поинтересуйся у отца, через сколько дней казнят нашего доброго гостя.
– Эстеан, мне тоже жалко Мартина, – волнительно проговорила Лэоэли. – Но откуда ты взяла, что его казнят?
– Казнят! За него некому вступиться!
– Но, дорогая моя Эстеан, для этого нельзя использовать имя человека, которого уже нет, память о котором дорога мне! И не только мне! Мартин, почему ты молчишь?!
– Дэнэд, скажи! Скажи им всю правду! – вскричала Эстеан.
– Эстеан, я не хочу обидеть тебя, но за меня должны, как ты выразилась, вступиться только факты и слова других людей, но не мои собственные, которые могут оказаться как правдой, так и ложью. Какая вера таким словам? Они никому не нужны.
Эстеан растерялась и умолкла.
– Ты говоришь так, как будто сам не знаешь, кто ты! – возмутилась Лэоэли. – Говоришь в моём присутствии! А ведь нас познакомил Дэн. Скажи, Мартин! Скажи правду! Ты же говорил!.. говорил при мне в белой комнате!
– Говорю… для тех, кто слышит: напрасно дорлифяне утверждают, что дуплянки годны только для засола. Я присоединяюсь к палерардцам, которые любят тушёный эфсурэль с дуплянками. Благодарю за угощения, Озуард. До встречи в белой комнате, – сказал Дэниел, поднялся из-за стола и направился к выходу.
Лэоэли была так взволнованна, что не отнеслась к его словам об эфсурэле и дуплянках серьёзно, придирчиво. Она вспомнит о них позже… перед сном (который так и не обретёт власть над ней в эту ночь), когда будет ворошить эпизоды застольного разговора во дворце Правителя Палерарда и, наткнувшись на них, мысленно перенесётся в другой день. Тогда она, Дэнэд и Озуард прогуливались по набережной. И эти слова произнёс… Озуард. И слышали их только двое.
Эстеан выбежала на улицу и догнала Дэниела.
– Прости меня, Эстеан.
– Почему ты ничего не объяснил им?
– Сама догадайся.
– Опять начинаешь?
– Пойдём кататься на лодке, только чур я на вёслах.
Эстеан остановилась. Она сразу припомнила слова, сказанные когда-то ею Дэниелу и Лэоэли… и продолжила словами, сказанными тогда же:
– Бежим к той, с зелёными боками! Да?
– Да. Только её отсюда не видно.
Они рассмеялись и побежали на набережную к причалу.
…Их ночного поцелуя, кроме солнца, которое всегда бдело над Палерардом, не видел никто. Эстеан попросила Дэнэда поменяться местами: ей стало зябко и вздумалось разогреть себя на вёслах. Они сделали это так неуклюже, что вдруг оказались в плену: она – у собственной страсти, он – у первого из трёх дней, отведённых ему на жизнь…
До берега они добирались порознь. Она – в лодке… остывая на вёслах. Он – вплавь. Он прыгнул в воду – чтобы не отдаться на волю второго поцелуя, не зависящего от шаткости переступающих ног… чтобы не предать пришедших откуда-то слов, которые прозвучали у него в голове на языке Нет-Мира: «Наш дом».
На следующий день возобновилось расследование. Для Дэниела оно началось с неожиданности: в белой комнате на скамейке, где недавно сидела Лэоэли, он увидел Эстеан. Он вошёл… а она даже не посмотрела в его сторону.
– Займи своё место, Дэнэд, и продолжим расследование. Говорю «Дэнэд» по твоей просьбе. Повторяю, что мы уважаем твоё желание называться именем погибшего друга, – сказал Озуард. Затем обратился к дочери: – Эстеан, ты явилась сюда с намерением высказаться. Будь добра, сделай это.
Было заметно, что Эстеан волнуется. Несколько мгновений она не могла проронить ни слова, но не оттого, что про себя выстраивала мысль: она вдруг потеряла ощущение дерзости, присущей ей в споре. Наконец…
– Он Дэнэд… Поймите, он Дэнэд… но не Мартин и никто другой, – сбивчиво начала она. – Я хочу сказать, что Дэнэд – это его настоящее имя, а не имя друга, как ты только что сказал, отец.
– Но, Эстеан, первым это заявил сам человек, о котором ты говоришь, – спокойно возразил ей Ретовал.
– Ретовал, – вступил в разговор Фелтраур, – однако в Садорне во время встречи с Хранительницей Фэлэфи он утверждал, что он Дэнэд.
– Ретовал, он думал, что вы не поверите ему! А кто бы поверил? Был один Дэнэд – стал другой, вот такой. (Эстеан быстрым кивком указала на Дэниела.) И ещё… нет, это я скажу только ему. Я догадалась, Дэнэд. Вчера ты сказал, сама догадайся, и я догадалась. Из-за этого же человека ты выпрыгнул из лодки.
– О чём ты, Эстеан? – мягко спросил Эвнар.
– Это никого из вас не касается.
– Прошу тебя, говори здесь только о том, что нас касается, – подсказал ей Озуард.
– Ладно, отец.
– Эстеан, почему же ты утверждаешь, что этот человек с лицом Мартина – Дэнэд? – спросил её Фелтраур.
– Вчера утром я показывала ему комнату камней. (Отец, я по делу – не беспокойся). Он был там. Я сразу поняла, что он уже был там раньше. Он всё знал. Он всё-всё знал. Он знал про светильники над столами. В полумраке не разберёшь, что это светильники, а он попросил меня не зажигать их сразу. Он сказал: «Дай камням почувствовать мою душу». Но это мои слова. Я говорила их тому Дэнэду… тому Дэнэду, который на своих плечах принёс в Палерард израненного сына Фэлэфи.
– Он мог выведать их у настоящего Дэнэда, – сказал Эвнар.
– Он сказал «камнепад»!.. точь-в-точь, как в первый раз! – выпалила Эстеан.
– Что за камнепад в комнате, Эстеан? – спросил Фелтраур.
– «Камни словно падают в душу, на самое её дно, туда, где её самый тонкий нерв» – это слова Дэнэда.
– Неплохо сказано, – заметил Фелтраур.
– Любые слова он мог выведать у настоящего Дэнэда, если задался такой целью, – настаивал на своём Эвнар.
– Зачем ему это?! – воскликнула Эстеан, продолжая отстаивать Дэнэда.
– Он не выбирал, что ему разузнать. Он разузнал всё, что мог, – сказал Ретовал и заключил: – И, как видим, ему пригодилось это.
– Но эти слова… эти слова вышли из души Дэнэда, когда он увидел камни, когда почувствовал их. Это была сиюминутная страсть. Страсть не пересказывают – страсть выплёскивают, когда она переполняет душу.
– С этим трудно не согласиться.
– Благодарю тебя, Фелтраур.
– Посмотрите на этого парня, на его глаз, – Эвнар пальцем указал на левый глаз Дэниела. – Там – замотанная в клубок Тьма. Хранительница Фэлэфи остерегла нас, сказав, что в нашем пленнике живёт тёмное начало. Его глаз говорит мне об этом. Может быть, невидимым взором этого глаза он проник в голову настоящего Дэнэда и забрал всё без остатка. И теперь это знание помогает ему водить нас за нос. Боюсь, что нам не по зубам распутать этот клубок Тьмы, но нам дано право казнить того, в ком он прячется.
– Но зачем, зачем ему водить вас за нос?! – вскричала Эстеан, противясь этому зловещему слову – «казнить».
– Чтобы избежать казни, – ответил Эвнар. – Рано или поздно эта Тьма вылезет наружу, чтобы восстать против Света. Вам мало Выпитого Озера?!
– Как ни прискорбно, но надо признать, что слова Эвнара несут в себе смысл, который подсказала ему реальность, – пояснил Фелтраур.
От этих слов Эстеан стало страшно, страшнее, чем от слов Эвнара.
– Только в Нэтлифе пали шесть с половиной сотен палерардцев, – силой числа подкрепил Эвнар сказанное им и Фелтрауром.
– Ретовал, ты говорил, что появились ещё какие-то свидетели.
– Да, Озуард, – ответил Ретовал, подошёл к двери и, убедившись в том, что они явились, пригласил их в белую комнату.
Вошли двое. И Дэниел, и Эстеан сразу узнали их. Это были вчерашние заступники Эстеан.
– Рунуан и Элтиард поведают нам то, что они случайно увидели вчера утром, – сказал Ретовал. – Садитесь, друзья.
– Слушаем тебя, Рунуан, – сказал Озуард (лицо его помрачнело: он не знал, о чём расскажут эти двое, но помнил, что вчера утром Эстеан и Дэнэд гуляли вместе).
– Я и мой друг Элтиард шли на занятия к Ретовалу, когда наши взоры привлекло резкое движение в полусотне шагов от нас. Мы увидели, что Эстеан пытается убежать от этого парня. Он нагнал её, схватил за руку и принялся что-то внушать ей. Мы решили выяснить, в чём дело, и, если надо, помочь девушке. Белая повязка на руке говорила не в его пользу. Но Эстеан сказала, что всё в порядке, и мы отступились от своего намерения.
– Элтиард, ты хочешь что-то добавить к сказанному? – спросил Озуард.
– Я могу лишь подтвердить слова Рунуана.
– Ты подтверждаешь, что парень, который сидит перед нами, что-то внушал Эстеан?
– Рунуан выбрал подходящее слово. Я сказал бы: требовал. Да, этот парень был напорист. Он не хотел отпускать её. Поймал за руку и дёрнул на себя. Думаю, ей было больно.
– Да, он был резок, – добавил Рунуан, – иначе мы прошли бы мимо, позволив себе лишь поприветствовать Эстеан.
– Я хочу сказать ещё вот о чём, – вспомнил что-то Элтиард. – Этот парень поднял два камня и глянул на нас так, будто был не прочь запустить ими в нас.
– Эстеан, ответь, Дэнэд поднял камни? – спросил Озуард, опередив других.
Она потупила взор.
– Так и было, – ответил за неё Дэниел.
– Так и было, – повторил Рунуан, – хотя за спинами у нас были луки и стрелы, и, если бы не Эстеан, ему бы несдобровать.
– Может, проверим, кто из нас быстрее и точнее и кому из нас несдобровать? – не сдержался Дэниел.
– Успокойся, Дэнэд! Не в твоём положении показывать когти. Хватит с тебя одного Гонтеара, которого ты покалечил у Выпитого Озера, – урезонил его Озуард и обратился к своим: – Вопросы к Рунуану и Элтиарду есть?.. Благодарю вас, вы можете идти.
Как только дверь за ними закрылась, Эвнар сказал:
– Я ничего не утверждаю, но случай, о котором нам поведали эти юноши, навёл меня на мысль. Прости меня, Озуард, и ты, Эстеан, не взыщи, но я не вправе скрывать её от тех, кто вместе со мной ведёт расследование. Мне кажется, что Эстеан явилась сюда не по своей воле. Она, как и настоящий Дэнэд, поддалась воле чёрного глаза этого чудовища.
– Это ложь! – вскричала Эстеан, порывисто поднявшись со скамейки, и тотчас выбежала из белой комнаты.
– Это… – начал Дэниел и остановился.
– Говори, Дэнэд, мы здесь для того, чтобы говорить и слушать, – сказал Фелтраур (в тоне его не слышалось противоборства чёрному глазу).
– Судите сами, – сказал он вместо слова «ложь», потому что вспомнил, что игра его с Эстеан была направлена на то, чтобы она сказала, сначала себе, затем белой комнате: «Он Дэнэд».
В назначенный час в конце пересудов Дэниел явился на площадку за домом Ретовала, где обычно тренировались молодые воины Палерарда. Его дом был крайний на той же улице, что и дворец Правителя, и найти место, ему не составило никакого труда. Эвнар, зачинщик поединка, уже поджидал его.
– Не говорю тебе «добрый вечер», чужак, потому что не желаю тебе добра.
– Добрых тебе пересудов, Эвнар, или, пожалуй, доброй ночи: скоро её черёд. Красивые виды. Если бы я жил в Палерарде, выбрал бы для своего дома место на пустоши за площадкой.
– Площадка – для учеников Ретовала, а нам как раз туда. (Впереди до самых скал простиралась каменная долина.) Смотрю, ты больше думаешь о жизни, чем о смерти. Но лишь смерть может дать тебе вечное пристанище на этой пустоши.
– И всё-таки я думаю о жизни.
– Так уверен в своей руке?
– Настолько, что отдаю себя на волю её привычки.
– Остановимся здесь. Условия такие: три стрелы против трёх камней. Стрелы у меня за спиной. Ты же выбери камни и заткни их за пояс. Расстояние между нами – семь десятков шагов. (Принимая во внимание прыть лишь своих стрел, Эвнар мог бы предложить и сто шагов, и в два раза больше.) На счёт три приступаем. Согласен?
«Опять на счёт три», подумал Дэниел и усмехнулся.
– Согласен. Считать будешь ты.
– Ладно. Выбирай камни. Я отдалюсь, и начнём.
Эвнар отсчитал семьдесят шагов. Повернулся лицом к Дэниелу. Снял лук и опустил руку, сжимавшую его. Вторая тоже повисла вдоль туловища и бедра. Дэниел, по его примеру, тоже бросил руки вниз. Два камня, которые он впихнул за пояс джинсов, надавливали ему на живот, третий протиснуть не удалось.
– Готов? – крикнул Эвнар.
– Считай! – ответил Дэниел и вдруг ощутил, что его трясёт, всего его трясёт. Тряска словно подкралась к нему, обняла его и заставила делать то, в чём заключается её жизнь, – трястись. «К твоей руке мне бы твою безоглядность, Мартин», – сказал он себе.
– Один!
«Чёртова дрожь!»
– Два!
«Не дрожи, ты же не моя», – уговаривал руку Дэниел.
– Три!
Дэниел выхватил из-за пояса камень и, безотчётно размахнувшись, метнул его туда, куда уставился его глаз. Эвнар на мгновение раньше выпустил свою первую стрелу. Мгновение – Дэниел почувствовал резкий удар в живот. Он испугался опустить голову и увидеть стрелу, пронзившую плоть, но ухо его уловило, как стрела ударилась о камни под ногами. Он взглянул на живот и понял: камень за поясом только что спас ему жизнь, приняв удар стрелы на себя. Он вырвал своего спасителя из теснящего объятия джинсов и поймал взглядом Эвнара. Тот, прижимая правую руку к груди, мелко переступал на одном месте.
– Эвнар, ты жив? – крикнул Дэниел.
Эвнар, превозмогая боль, оторвал руку от груди, закинул её, согнув в локте, за спину и выдернул из колчана стрелу. Но каждое движение доставляло ему страдание и оттого отставало от привычки. Он зарядил стрелу, и Дэниелу, в теле которого уже не было и памяти о тряске (оно включилось в работу), ничего не оставалось, как запустить второй камень… Через мгновение Эвнар опрокинулся на цветастый каменный ковёр. Дэниел подбежал к нему. Тот лежал навзничь без чувств. Из рваной разинутой раны на лбу растекалась кровь. Дэниел потряс его за плечи.
– Эвнар!.. Эвнар, ты жив?!
Эвнар очнулся и в ответ, больше на тряску, чем на слова, простонал (сломанные первым камнем рёбра отозвались в нём болью).
– Я позову Ретовала, и мы отнесём тебя к Фелтрауру, – сказал Дэниел.
– Кто всё же ты? – натужно спросил Эвнар.
– Я Дэнэд… правнук Одинокого. Слышал о нём?
– Знаю его.
– Я Дэнэд… в теле Мартина. Он был лесником и большим любителем метать камни. Он погиб, оставив мне свои меткие руки и свой чёрный глаз.
– Ты мог бы выбрать камень поувесистее, – тихо сказал Эвнар, и Дэниелу показалось, что слабая усмешка пробежала по его лицу.
– Хорошо, что ты хоть это заметил. Я – за Ретовалом.
Дэниел бежал к дому Ретовала, и слёзы скатывались по его правой щеке. «Я чуть не убил палерардца… лесовика… лесовика…»
Глава шестая
Воспоминания: снова вместе
Соединив крепко-накрепко узлом две верёвки, свою и ту, что Семимес извлёк из походного мешка, в одну нужной длины, Фэдэф закрепил один её конец на уступе перед пещерой, а другой бросил вниз, сопроводив придирчивым взглядом.
– Теперь как раз, – сказал он.
– Очень как раз, – проскрипел Семимес, склонившись над пропастью. Затем позвал своих друзей, прощавшихся с Энди: – Дэн, Мэт, пора! (Ребята выглянули из пещеры.) Сами найдёте, куда ступать и за что цепляться, не маленькие. Мэт, что осклабился? Возьми ум в голову и запомни: непокорённая гора противится, а покорённая – мстит. А тебя, дорогой Фэдэф, благодарю за слова, кои поведут нас к спасению Дорлифа. Эй, Энди! Прощай!
– Передай морковному человечку, что я к вам в гости приду.
Семимес обхватил верёвку ладонями, попятился к пропасти и, сделав первый шаг, начал спуск… Вскоре оцепенелая бечева ожила, подпрыгнув на камне: это Семимес, пустив ею волну, просигналил ребятам, что добрался до намеченного уступа. Вторым пошёл Дэниел, сказав Фэдэфу на прощание:
– Очень скоро Савасард получит добрую весточку о своём отце. Обещаю.
– Благодарю за добрую весть о сыне, которую вы принесли.
Когда настал черёд Мэтью, он подумал, что тоже должен что-то сказать напоследок.
– Он сделает это, Фэдэф, а мы поможем ему. Прощай.
Фэдэф молча проводил его взглядом: может быть, знаки, что он вынес из своего сна, в эти мгновения поколебали его уверенность в успехе и умалили его надежду, и он испугался слов, в которых звучали бы нотки сомнения?
…Только к концу пересудов второго дня почти беспрерывного спуска Хранители Слова, следуя подсказкам Фэдэфа, вышли к Тёмным Водам и неподалёку обнаружили то, что должно было сократить и обезопасить их путь к Дорлифу, – Тоннель, Дарящий Спутника, вход в него. Это было едва заметное, поросшее травой и наполовину закрытое накатившимся валуном отверстие в земле.
– Ну что, светлячки, притомились? Можете не хныкать, и так вижу, измотала вас дорога. И дальше не легче будет. Ходьба нам предстоит подземная и нервная, очень подземная и нервная. Заночуем возле камня, с другой стороны. В случае опасности сразу нырнём в Тоннель. Что, Мэт? Я ещё рот не успел закрыть, а ты меня перебить норовишь.
– Да ничего я не норовлю, проводник. Просто подумал…
– За тебя обо всём Фэдэф подумал – знай голос его слушай внутри себя да топай, пока ноги слушаются.
Было очевидно, что Семимес тоже отдал много сил дороге и вследствие этого безотчётно выявлял характер.
– Да вроде как притопали. Я что спросить-то хотел. Ты говорил, в эти края по Тоннелю добирался, а через дыру, что у нас под ногами, будто сто лет никто не лазил.
– И в чём твой вопрос, умник?
– Вот в этом и есть.
– В отсутствии следов на траве.
– И ты туда же, Дэн. Отец сказал мне: «Сынок, Тоннель расходится на два рукава. Левый ведёт в пещеру горы Хавур, правый – к Тёмным Водам. Ступай через левый: так надёжнее, так по моему наущению Фэдэф шёл… и дошёл». И я дошёл. Дойдём ли мы через этот рукав, никто, кроме спутника, которого подарит нам Тоннель, не ведает. Всё, устраивайтесь, как можете, и давайте спать. Утром покушаем, порадуем глаза светом и в подземелье… дней на десять.
Через некоторое время в воздухе прошмыгнул нарочито смягчённый в тоне голос Мэтью:
– Семимес.
Ответа не последовало. Мэтью попробовал ещё раз:
– Проводник… значит, ты видел его? Какой он был, твой спутник?
– Известное дело, видел, – проскрипел Семимес (в голосе его уже не было напряжения, напротив – слышалось довольство). – Ни за что не догадаетесь, кто это был.
– Малам. Угадал?
– Не угадал, Мэт. Эй, Дэн, если не спишь, давай свою отгадку.
– Можно ещё попытку, пока Дэн голову ломает?
– Ушлый ты парень, Мэт. Можно, можно.
– Тот, кто знает Тоннель, – Савасард.
– И на этот раз не угадал.
– Я почему-то Нэтэна вспомнил, – сказал Дэниел.
– Это, светлячки, был Фэдэф… но не нынешний старик, а молодой Фэдэф, который некогда шёл по Тоннелю, Дарящему Спутника. Вот он меня там и дожидался… и, завидев, рукой поманил: ступай, мол, за мной.
Разговор оборвался. Путники погрузились в мечты…
– Светлячки, – прошептал Семимес, – не спите?
– Нет, – ответил Мэтью.
– И мне не спится, – сказал Дэниел.
– Давайте загады загадывать, как на Новый Свет. Задумаем и скажем, кто нашим спутником в Тоннеле будет.
– Я сразу могу назвать. Это Малам, – сказал Мэтью. – Он Гройорга и Савасарда по Тоннелю вёл и нас завтра поведёт.
– Вещунья Гушуги, – громко и протяжно прошептал Дэниел.
– Не шути так – накликаешь, – строго сказал Семимес.
– Это не считается. Похоже, прав Мэт: Малам нас к Дорлифу поведёт.
– Твой загад остался, проводник.
– Известное дело, отец домой поведёт. Из дорлифян только он там и остался. Один Малам, коего нам Тоннель явит, нашим подземным спутником будет. Другой, правильный, нас у камня, что на кабанью голову похож, встретит… Мэт, верёвку-то тебе Фэдэф скинул?
– Не беспокойся, проводник, верёвка твоя у меня в мешке.
– При чём же здесь «твоя». Она завтра такая же твоя будет, как и моя… как и Дэна. В Тоннеле пойдём… один за… другим, – Семимес говорил уже засыпавшим вместе с ним голосом, – пойдём на расстоянии… в три – четыре шага… друг от друга, соединённые… моей-твоей ве… ве…
– Проводник, ничего не видно. Может, всё-таки факел? – сказал Мэтью, спрыгнув в Тоннель, повертев головой по сторонам и… почувствовав себя слепым. (Это ощущение вдруг пришло к нему из детства. Однажды, проснувшись в ночи и открыв глаза, он не увидел света, признаков его, ни единого. Он не нашёл окна, он знал, где оно, но не нашёл. Окно всегда откликалось на брошенный или устремлённый взгляд проталиной бледности на черноте, бледности, которая подтверждала, что он жив, что он наяву, ведь окно там, где всегда. В тот раз окна не было, и он подумал, что ослеп, и очень испугался).
– И хорошо, что не видно: спутник не является при свете, – успокоил его встревоженную память голос Семимеса.
– При свете сами бы дорогу нашли.
– Не будь легковесным, Дэн. Не хотел стращать вас, но теперь скажу, коли вынуждаете меня своим безрассудством открыть больше, чем того спокойствие требует. Воздух в Тоннеле неправильный, такой неправильный, что затуманивает рассудок. Стены его пронизывают норы, что уходят в неведомые бездны. Глазу не надо видеть это. Кто увидит, тому несдобровать: собственная голова понатыкает в эти норы такого, от чего спятишь… Поэтому я говорю: Дэн, вот тебе верёвка. Взял?
– Держу.
– Оставь шага на четыре, чтобы мне на пятки не наступать. Обмотай вокруг себя, как я обмотал, пока наверху были. Подметил, небось?
– Подметил, проводник, – нет ничего проще.
– Завяжи узел и передай верёвку Мэту.
– Готово. Передаю.
– Мэт, будь добр, сделай то же самое и не проси запалить для этого факел.
– Ну уж нет, я не горю желанием спятить, – сказал Мэтью и, не утерпев, добавил с раздражением: —…как, впрочем, и ощущать себя слепым!
– Потерпи ещё немного, Мэт. Узел завязал?
– Готово, проводник. Можем топать!
– Не можем мы топать, – возразил Семимес. – Говорю, потерпи. Спутника обождать надо. Лучше помолчите чуток, а я палкой по камню стукну – спутнику знак дам. (Палка Семимеса потревожила камень под ногами, и стук, в мгновение рассыпавшись, разбежался в разные стороны.) Теперь глядите во все глаза.
– Нас окружают сто тоннелей?
– Точно, Мэт, и сотни ходов. А правильный лишь один. Слышите? Стук возвращается.
– Где же наш Малам? – голосом Дэниела прозвучал вопрос, стоявший перед каждым из трёх путников.
– Дэн!.. стой! Куда ты?! Вернись! – вдруг прокричал Мэтью и ринулся за Дэниелом, на ходу сбив того, кто стоял рядом.
Дэниел отдалялся вместе с клубком света, в котором вдруг очутился. Мэтью сделал ещё несколько шагов – верёвка натянулась и остановила его. Обернувшись, он снова увидел лишь черноту.
– Где ты, Семимес?! Дэн уходит! Не упирайся! Идём!
– Мэт!.. опомнись! – пронзительно проскрипел Семимес. – Это спутник! Дэн рядом со мной! А это – спутник!
– Мэт, я здесь! – вслед за голосом Семимеса из черноты вырвался голос Дэниела, и тут же его рука коснулась Мэтью. – Я здесь, пёрышко. Я здесь. Там – призрак.
– Спутник, – поправил его Семимес. – Успокойтесь! Идём за ним, не то потеряем. Первым иду я… нет, иди ты, Мэт, коли так вышло. Дэн, ты за ним, у нас с тобой выбора нет – подчинимся связке. Всё, пошли… пошли, светлячки.
Впереди, шагах в двадцати, шёл, изредка оглядываясь и маня рукой, Дэниел, тот Дэниел, с которым Мэтью дружил с детства. Воспоминания, навеянные ожившим обликом, всё больше и больше забирали его: он ничего не видел, кроме Дэна, с которым то бежал к Нашему Озеру, то бродил по лесным тропам, то поднимался по лестнице в кабинет Буштунца… Сейчас он заглянет в окуляр микроскопа и увидит местечко без места… Вот оно! Голова у Мэтью закружилась, и уже не только его взор, но и его самого стало затягивать в нутро микроскопа. «Что это? Где местечко без места? Где я?» – промелькнуло в его сознании. И вдруг перед ним открылась бездна. Вихрь! Внутри бездны кружил вихрь. Он подхватил Мэтью и стал закручивать его и завёртывать в куски холодной тьмы. Пеленая, он сдавливал ему грудь всё сильнее и сильнее…
– Дэн, не отпускай его!.. тяни! Я сейчас!
– Не удержу! Хватай, Семи! Тянем!
– Тянем!
Читать бесплатно другие книги:
