Слёзы Шороша Братья Бри
– Забудь. Я считаю: один, два, три.
Друзья открыли глаза и обнаружили, что их указательные пальцы направлены в противоположные стороны.
– За чьей интуицией побежим?
– Давай за твоей: у вас с Крис давняя связь, – с ухмылкой сказал Мэтью.
– Какая ещё связь?! Мы с ней дружим вот с таких, – подыграл ему Дэниел.
– Я и говорю, дружите, и нечего оправдываться, будто попался.
– Связь! Связь! Какая-то связь!
– Конечно, телепатическая. Какая ещё между друзьями может быть связь?
– Что же на месте стоять и попусту языком трепать, коли идти надумали! – раздался знакомый скрип. – Слушал я вас, слушал, мешаться не хотел, да не вытерпел.
Друзья встрепенулись и огляделись вокруг… но не увидели того, кого должны были бы увидеть.
– Эй, Семимес! – позвал Мэтью. – Выходи из Невидимой Ниши! А то мы подумаем, что привидение накликали! Мы тут мечтали, чтобы всё было, как в первый раз! Будь добр, выходи!
Из-за вертикального выступа скалы появился Семимес.
– Не болтай попусту, парень. Нет здесь никакой Невидимой Ниши. Это тебе не Харшид. Это – Тусул. И Дэн, смотрю, у тебя какой-то другой, вместо нашего Дэна, – с этими словами Семимес приблизился к ребятам и обратился к Дэниелу: – Что скажешь в своё оправдание, пришлый?
– Добрых тебе пересудов, проводник, – одновременно сказали друзья: Мэтью – желая умерить боевой настрой Семимеса, Дэниел – чтобы показать, что он не такой уж чужак.
– Добрых, добрых. Орёте разом, будто сговорились. Недоброе нынче время, Мэт, сам знаешь. И до поры я не проводник ни тебе, ни твоему новому Дэну.
– До какой такой поры? – придрался к слову Мэтью.
– Скажу так. Тебя я не пытаю: ты свой, проверенный…
– И я свой, – заспешил Дэниел. – Ещё какой свой. Вот, смотри. (Он проворно вынул из чехла Слезу, а из заднего кармана джинсов – дневник Буштунца.) Это – Суфус и Сэфэси, узнаёшь?
Мэтью взглянул на своего друга так, словно тот сболтнул лишнее. Однако Дэниел с задором продолжал гнуть свою линию:
– Это – Слово, Хранителями которого мы являемся. Мне Дэн из рук в руки всё передал и всё про всё рассказал. А имя это я сам позаимствовал… с его одобрения… чтобы Слово, Слеза и имя в согласии друг с дружкой пребывали.
– Пребывали, – передразнивая, протянул Семимес. – Вижу, вижу, не суетись, как Спапс на Новый Свет. А про Спапса он тебе тоже рассказал? (Взгляд Семимеса, проницательный и придирчивый, впился в глаз новоявленного Дэна, подёрнутый усмешкой.)
– Я же говорю: всё про всё рассказал. У этого Спапса, чьё слузи-дерево на площади установили, бабский голос.
– Отдал, рассказал, чтобы самому что?.. увильнуть от бремени Хранителя Слова?
– Постой, Семимес, не кипятись, – вступился за честь Дэниела (всё равно какого, старого или нового) Мэтью. – Не надо так про моего и, между прочим, твоего друга. Лучше давай мы тебе про Дэна… и Дэна потом объясним.
– Лучше сам не кипятись, Мэт. Эту твою повадку мы с Дэном знаем. Про «увильнуть» я спросил вопросительно, а не чтобы обидеть.
– Вопросительно в смысле разнюхать? Я правильно тебя понял, Семимес? – спросил Дэниел.
– Правильно, Дэн. Очень правильно. А теперь спрячь Слово и Слезу и не хвастай ими зря, коли Дэн на твои плечи главное для спасения Дорлифа бремя перевалил. Плечи-то, я вижу, у тебя пошире, чем у него. Посмотрим, на пользу тебе такие даны или для похвальбы.
Дэниел прибрал Слово и Слезу.
– Вот так так! И привычки свои тебе наш Дэн передал: Слово – в карман на заду, Слезу – в кошель на поясе, грусть – за словцо бойкое.
– По части словца бойкого у нас Мэт больше преуспел.
– Это да. Но у Мэта оно из нутра идёт, как отрыжка, а у тебя от головы, от лукавства.
– А у тебя от чего? – спросил его Мэтью.
Несколько мгновений Семимес соображал, затем ответил, но не прямо, а привязав ответ к другой мысли, к мысли, которая продолжала ковыряться в новом Дэне:
– Если бы Семимес был целым человеком, он бы сказал, что наш Дэн душу свою в наследство оставил… тебе, Дэн… или как там тебя, не знаю.
Дэниел и Мэтью переглянулись: трудно, дескать, будет прятать секрет Дэна от таких пронырливых глаз.
– А на мой вопрос ты так и не ответил.
– Ответил, Мэт, ответил, ты просто не расслышал.
– Ладно, тебе виднее. Хватит в душах копаться. Ты какими судьбами-то здесь, проводник? Нас встречаешь? Умная палка подсказала?
Семимес покачал головой.
– Эх, Мэт-Мэт. Сам-то как думаешь, что меня в такую даль от дома увело, аж к Тусулу?
– Фэдэф?! – догадался Дэниел. – Фэдэфа отыскать хочешь?
– Молодец, Дэн! Пойдёшь со мной?
– Пойду, сам знаешь: соцветие восьми.
– А ты? – Семимес перевёл взгляд на Мэтью.
Мэтью было смешно оттого, как Семимес обыгрывает очевидную вещь, но он ответил серьёзно, как бы серьёзно:
– Мы же Хранители Слова, а не какой-нибудь Спапс.
Семимес нахмурился.
– Вот что я вам скажу, друзья мои: нынче Дорлиф захвачен корявырями. Люди ушли кто в Нефенлиф, кто в Парлиф, кто в горы Танут. Только мы с отцом остались в своём доме. Зусуз нас не тронет: отец ему жизнь оставил, так надо было. О том, что я на поиски Фэдэфа отправился, только отец и знает. Путь выбрали подземный: через Красную Нору и Тоннель, Дарящий Спутника. И на этот раз меня не подкарауливал двойник с Выпитого Озера.
– А Гройорг, Савасард? – спросил Мэтью.
– Дэн-Грустный со Словом спасительным улетучился. Это ты знаешь. Управляющий Совет Дорлифа и лесовики решили вести войну внезапными налётами. Так потерь меньше будет. Савасард к своим подался, в лес. Про Гройорга отец сказал: «Ночные думы зазвали его домой. Что ж, корявыри нынче везде водятся». Положили так: если Слово вернётся, они по первому отцову кличу явятся… Мешки-то книзу не тянут? Так их распирает, словно новосветными подарками набиты.
– Есть тут подарочек для одного мудрого дорлифянина и его премудрого сына, – сказал Дэниел. – Спорим, не догадаешься, что это.
– Я и спорить не стану, – сказал Семимес, и по лицу его расплылось довольство.
– Корявыри! – вдруг пронзительно прошептал Мэтью, указывая на них рукой.
Из-за скалы в трёхстах шагах от Хранителей Слова, потерявших за разговором бдительность, появились корявыри.
– Четверо, – сказал Дэниел.
– Я думал, вчера от них оторвался, по следу шли. Нагнали-таки. Не паникуйте, друзья. Ступайте – спрячьтесь за ребром, что меня от вас скрывало. А мне придётся в драку ввязаться, – сказал Семимес и, выдернув свою палку из-за пояса, зашагал навстречу корявырям.
Ребята попятились к выступу. Дэниел споткнулся и упал. Поднимаясь, он опёрся правой рукой на камень и… какое-то новое чувство, новый позыв уловил в своей руке, и в голове у него пробежали слова Мартина: «Я запомню, как ты его обозвал, и ты запомни». Он быстро встал, скинул рюкзак, схватил этот случайно подвернувшийся ему булыжник и… безотчётно подчинился руке: она отвела камень назад и, поддетая носком ноги, бедром и поворотом туловища, словно плеть, врезалась в воздух в направлении головы корявыря, который уже нацеливал арбалет на Семимеса. Через мгновение булыжник, заряженный дерзким порывом Мартина, который навсегда запечатлелся в памяти сухожилий и мышц, нашёл то, что искал, – твердь, явившуюся в пространстве и вставшую на его пути, чтобы воспротивиться ему. Удар!.. и всё. Он проломил эту твердь и опрокинул корявыря. Стрела, выпущенная им, прошила воздух над головой Семимеса.
– Заряжай! – выкрикнул Дэниел, протянув руку Мэту (раскрытая кверху ладонь немо, но однозначно вторила: «Заряжай!»).
Тот, глотнув азарта начавшейся драки, весело, как в игре, поднял и подбросил на руке, словно взвешивая его пригодность, и тут же вложил в живую катапульту напарника увесистый снаряд скального происхождения, а в его ухо – запал психического свойства:
– Огонь!
Второй корявырь упал замертво (вместе со своей секирой) в тридцати шагах от Семимеса, ярость которого уже разбавила изрядная доля недоумения. Он оглянулся… и всё увидел.
– Заряжай!
– Огонь!
– Заряжай!
– Огонь!
Когда дело было сделано, Мэтью как-то странно посмотрел на друга и спросил:
– Дэн, ты в порядке?
– Всё нормально, Мэт. Это Мартин во мне. Сугубо мышечная работа, только и всего, – ответил Дэниел и в подтверждение своей вменяемости добавил шутливым тоном: – Ничего личного.
Мэтью усмехнулся.
– Да я понимаю, что Мартин, поэтому и спрашиваю.
– А я и тебя, и себя успокаиваю.
Семимес поочерёдно приблизился к каждому из четырёх сражённых корявырей, ни одного из которых не успела даже коснуться его палка. Пока шёл обратно, всё время мотал головой и приговаривал: «Вот так так. Вот так Дэн-…Одноглазый». А вернувшись к друзьям, сказал:
– Вижу, Дэн, не для похвальбы тебе этакие плечи намерены, а на пользу дела. (Он кивнул в сторону корявырей.) Там будто Лутул, перебрав хоглифского «Кровавого», долотом хорошенько поработал… Ну да хватит о прошлом. Нам к Фэдэфу направляться пора: пересуды, сдаётся мне, за половину перевалили. Так что надевайте мешки и в путь. И не ждите от меня слов, кои понудят вас бестолково ухмыляться. Одно скажу: на тропе ступайте туда, куда нога Семимеса ступает, цепляйтесь за то, за что рука Семимеса цепляется.
Дэниел и Мэтью, наткнувшись взглядами на понуждённые ухмылки друг друга, тронулись в путь.
Обогнув явивший Семимеса выступ, остановились.
– Если Семимес чего-нибудь не напутал, за гребнем, что прямо перед нами шагах в шестистах, твердь обрывается, отдавая власть Тёмным Водам. Отец говорил, несведущий может принять их за озеро и не удержаться от искушения понырять, если его не насторожит, а, глядишь, ещё и поманит мутность воды. Назад его не ждите: сгинет.
– Взглянуть бы.
– Гребень отнимет у нас много сил, Дэн, да и не время потрафлять любопытству. Разве что на обратном пути. Теперь же нам в эту расселину. (Семимес достал из мешка за спиной факел и запалил его.) Я с утра исследовал этот склон в поисках выгодной тропы, которая приблизила бы меня к Озеру Тэхл, но не поверил ни одной из них. Заприметил эту расселину как раз перед тем, как услышал ваши голоса. Может быть, она сократит наш путь.
Семимес, а за ним Мэтью и Дэниел, ступив внутрь скалы, окунулись в мир, в котором без болтовни даже теням неуютно и боязливо.
– Проводник, помнишь, как ты нас через такую же щель к Одинокому вывел?
– Помню, Мэт, как не помнить. И скажу так: одно дело, спасая свои шкуры на тропах, что хожены-перехожены, наткнуться на жилище друга, а другое – взвалив на спину мешок с судьбами многих, искать в чуждых горах провидца, от которого, не ясно, осталось ли что-нибудь, кроме слов… и сынка, по имени Савасард. (Семимес усмехнулся.) По правде сказать, в мешке я Фэдэфу парат несу. Отец говорил, полюбился ему наш чай.
– А почему к озеру Тэхл? – спросил Дэниел.
– Положили мы с отцом, что, если долго в этаких скупых скалах жить, лучше подле рыбы жить. Это я сказал про рыбу. Отец-то сказал, подле воды. Известное дело: где вода – там и уха.
– Подле жареной тоже неплохо, – дополнил мысль проводника Мэтью.
– Вкусно перевернул, Мэт-Жизнелюб, очень вкусно.
– Как ты давеча вывел, у Мэта оно из нутра идёт, – заметил Дэниел.
– Давеча, говоришь? (Семимес постучал палкой по камню под ногами.) Не споткнись, Мэт, и Дэну передай. Давеча, говоришь, Дэн? Давеча вы мне обещались про Дэна и Дэна секрет открыть.
Наступило молчание, не короткое – шагов на сто. Но оно не могло продолжаться вечно.
– Семимес… – начал Дэниел и запнулся.
– Что?
– Ты всё сам открыл, Семимес, – пришёл на выручку другу Мэтью. – Детали не так и важны.
Снова все помолчали.
– Больно было, Дэн? – чей-то скрип осторожно процарапал воздух.
– Нет, Семимес, я не успел ничего почувствовать. Больно было потом… когда я очнулся и знакомый человек назвал меня другим именем.
– Вот так так… Отцу ничего не говорите. А я его уговорю к вам с расспросами про Дэна и Дэна не лезть. Реши, скажу, эту незадачу сам.
– Лэоэли ни слова об этом.
– Эх, Мэт-Мэт. Только глядючи Семимесу в затылок, его и можно об этом попросить. Стыдись, Мэт.
– Уже стыжусь.
– Прибавьте шагу, друзья. Очень прибавьте… чтобы за временем поспевать.
Шли долго, но не так тягомотно-долго, как некогда в Красной Норе. И чувства, и разум путников не отдались всецело во власть неотступных теней и призраков, как некогда покорились всепроникающей ожившей красноте…
Над Тусулом, вершиной вершин этих гор, уже тяжело нависала густофиолетовая темень, когда они покинули разлом. Вскоре нашли подходящую пещеру для ночлега.
– Хворостом для костра поблизости не разжиться – так ночь придётся коротать, без тепла. Факел мой почти иссяк, сами видите. Поесть при свете от него ещё успеем, а вот спать придётся впотьмах, каждому со своими страшилами. Два других поберегу и запалю только при серьёзной надобности: кто его знает, сколько дней ещё топать придётся, – сказал Семимес и достал из мешка мешочек поменьше. – Теперь покушаем. Здесь у меня пирожки с черникой. Взяты, известное дело, в лавке Дарада и Плилпа. Последние пирожки мирного Дорлифа.
Тем временем Дэниел и Мэтью тоже открыли рюкзаки. Мэтью выложил на небольшой уступ в стене три баночки консервированного тунца, пакет рисовых пончиков и три банки абрикосового сока. Дэниел достал плотный чёрного цвета бумажный пакет, бока которого изнутри распирало что-то круглое.
– Семимес, в этом пакете подарок для тебя и Малама, – сказал он.
– Открывай, не то у меня от любопытства глаза выскочат.
– Считай до трёх.
– До трёх вытерплю. Раз, два, три.
На счёт «три» глаза его засверкали лиловым блеском, и уже через мгновение взор дивился и счастливился. Ещё через несколько мгновений он прошептал, задыхаясь от трепета души:
– Друзья!.. Мэт!.. Дэн!.. вы подарили Семимесу кусочек вашего солнца?!
– Нет, Семимес, это светильник… в виде глобуса, в виде маленькой модели Земли – огромного шара, на котором мы живём. Светильник сделал Нэтэн, дедушка Дэниела и брат Фэлэфи. Днём глобус отдыхает, а с наступлением темноты светится, – пояснил Мэтью.
– Как светящийся камень на дорлифских часах?
– Точно, Семимес. Только камень – это осколок природы, а глобус…
– Осколок души Нэтэна, – не утерпев, перебил Дэниела Семимес.
– Как вороной у тебя на полках – осколок твоей души, – добавил тот.
– Друзья мои, светлячки мои, вы тут кушайте без меня. Доброго вам голода. А я вынырну наружу – дам сердцу угомониться.
– Мы тебя подождём, проводник, – сказал Мэтью.
Семимес оглянулся.
– Про вороного мог ввернуть только настоящий Дэн, – заключил он и вышел из пещеры.
Только на третий день после нежданно счастливого ночного привала, в начале пересудов, путники вышли к озеру Тэхл, окружённому скалами и рвано окаймлённому невысокими травами, кустами рододендрона, многочисленной густоветвистой елью и редкой раскидистой сосной. Первым делом ребята искупались, но не только для того, чтобы смыть с себя накопившуюся усталость.
– Наше барахтанье приманит глаз и ухо того, кто обитает в здешних краях, если, конечно, обитает, – сказал Семимес, и все трое разом бухнулись в воду.
Продолжение замысла Дэниел и Мэтью услышали, когда снова оказались на берегу.
– Ладно, светлячки, наживкой побыли, теперь затаимся и будем ждать. Отец сказал так: «Как к озеру подступишь, сынок, выбери укромное местечко, затаись, как горная кошка, и смотри во все глаза, смотри столько, сколько вытерпишь».
Однако задумка не сработала, и до наступления темноты ни на озере, ни на подступах к нему ни одна живая душа в облике человека так и не объявилась. Друзья заночевали в пещере неподалёку при чудесном свете, извлечённом Семимесом из своего мешка и утихомиренном тряпицей, которую он набросил поверх глобуса…
Едва свет неба сделал озёрный воздух видимым, о чём Дэниел и Мэтью, пребывая в пространстве грёз ещё не подозревали, как будоражащий скрип, протиснувшись в это пространство, прогнал их видения:
– Открывайте глаза, светлячки – что-то они сейчас позаманчивее снов увидят.
– Фэдэф? – это было первое, что пришло Дэниелу в голову.
– Фэдэф?! – воскликнул Мэтью, вскочив на ноги.
– Фэдэф не Фэдэф, но человечек, по всему, не случайный, – ответил Семимес и побежал к старому поваленному дереву, которое путники облюбовали ещё вчера, и оно уже успело послужить им одновременно укрытием и наблюдательным пунктом. Ребята последовали за проводником.
– Видите паренька в лодке? Она выплыла словно из скалы за озером прямо напротив нас.
– У пацана – удочка в руках, – сказал Мэтью.
– Я и говорю, не случайный: привычно вышел поутру рыбки поудить. К обеду супчик будет. И лодка у него под рукой. У нас с вами водятся лодки в мешках? То-то и оно.
– Похоже, живёт где-то поблизости, в пещере.
– Верно, Дэн, в пещере. Обитал ли ты в пещерах, когда был таким мальцом? И мастерил ли этакую добротную лодку?
– Что-то не припоминаю за собой такого.
– Значит, не один он здесь, – смекнул Мэтью.
– А я о чём? Посмотрите на его повадки. Не страшится вовсе. Стало быть, обрёл привычку никого в округе не страшиться. А леску как забросил, приметили?
– Как, Семимес?
– Разуй глаза, Мэт. Так забросил, словно это не горное озеро Тэхл, а пруд возле его дома, и вся рыба в этом пруду его и его кота.
– Давай воспротивимся, покричим ему, – как бы серьёзно предложил Мэтью. – Оставь, мол, нам рыбки.
– Кричать нельзя: вспугнём. Тотчас на вёсла насядет и уйдёт.
– Фэдэфу нажалуется, – добавил Мэтью.
– Одни пустяки тебе на язык просятся.
– Смотри, Мэт, – всполошился Дэниел. – Прикид-то у него не местный. До меня только что дошло.
– Точно. Джинса и бейсболка. Ты подумал, это тот пацан, что с колеса обозрения махнул? Может, и Крис здесь?
– Энди, – вспомнил Дэниел. – Энди его имя.
– Точно – Энди.
– Вы знаете его, друзья?
– Похоже, это мальчик из нашего Мира, про которого нам один человек рассказал, – ответил Дэниел и предложил: – Что если нам его по имени окликнуть? Может, не насядет на вёсла?
– От своего имени навряд ли побежит. Кличьте. Только не напугайте мальца напором глотки, – одобрил идею проводник.
Дэниел и Мэтью выскочили из-за укрытия и, приблизившись к воде, принялись кричать и махать руками:
– Энди! Энди!
Мальчик обернулся на зов, поднялся на ноги и в ответ помахал рукой. Затем снова сел, взялся за вёсла, развернул лодку и стал отдаляться.
– Промашку мы с вами допустили, друзья мои: наорали себе в убыток, – подойдя, сказал Семимес, но тут же вразрез со своими словами прокричал: – Эй! Друг! Скажи Фэдэфу, посланцы от Малама явились! Посланцы!.. от Малама!.. от морковного человечка!
– Твой отец и Эмери беспокоятся о тебе! – крикнул Мэтью и взглянул на Семимеса: не в убыток ли себе крикнул.
Семимес улыбнулся ему глазами.
– Энди! Передай Фэдэфу, что сын его, Савасард, жив!
– Правильно ввернул, Дэн, очень правильно.
Лодка плавно развернулась носом к возмутителям покоя и двинулась к их берегу. Укреплённые этим манёвром в своей надежде на скорую встречу с Фэдэфом, ребята сходили за рюкзаками. Однако расстояние между всплесками воды под вёслами и отражением их в глазах на берегу сокращалось медленно. И Семимес предложил:
– Давайте-ка, светлячки, по рисовому пончику съедим, не то голодный живот при запахе ухи мысли от судеб многих на себя перетягивать будет. Но немного доброго голода оставим, дабы сытым равнодушием к угощениям хозяина не обидеть его.
– То есть немного места в желудке оставим для ухи?
– Можно и так сказать, Мэт, если об одной лишь ухе думать, – ответил Семимес и откусил кусочек пончика. – Полюбились мне ваши пончики. Пожалуй, я два съем, всё равно этот горе-гребец заставит нас чем-нибудь неосмысленным время ожидания занять.
Дэниел и Мэтью, предаваясь этому то ли осмысленному, то ли неосмысленному занятию, тоже удвоили первоначальную порцию.
Наконец лодка приткнулась к берегу.
– Привет! – сказал Энди, ступая на сушу, и в этом его «Привет!» угадывались открытость и лёгкость натуры. Во взгляде его синих глаз не было ни опаски, ни смущения. Из-под бейсболки торчали каштановые волосы, явно забывшие руку парикмахера. – Дедушка Фэдэф рассказывал мне про морковного человечка, и я мечтаю познакомиться с ним.
– Ты про моего отца говоришь. Я Семимес, сын Малама.
– О! Рад познакомиться! – воскликнул Энди и протянул ему руку.
Семимес, немного растерявшись, с чувством пожал её и поторопился отвести внимание от себя:
– Это мои друзья.
– Привет, Энди. Я Мэт. Это – Дэн.
– Привет. Пусть тебя не страшит мой глаз: эту метку оставила молния.
– Круто.
– Мы с Дэном, как и ты, шагнули из кабины колеса обозрения.
– Прикольно, да?
– Да, только отец твой переживает, и сестричка скучает по тебе, – и согласился, и не согласился Дэниел. – Домой собираешься?
– Пока нет. Здесь свобода… и дедушка Фэдэф. И горы я люблю.
– Нам надо к Фэдэфу, Энди. Очень надо, – проскрипел Семимес. – Ты проводишь нас к нему?
– Прыгайте в лодку. Только… – Энди запнулся.
– Что не так, друг мой? – спросил Семимес.
– Лодка у нас небольшая – вряд ли мы все поместимся.
– Ты не против, если мы всё-таки попытаемся впихнуть себя… и наши мешки заодно? – спросил Мэтью.
– Мне что? – Энди пожал плечами. – Лишь бы лодка ко дну не пошла.
– Устоит, – сказал Семимес. – А не устоит, я спрыгну и рядом поплыву.
– Вода прохладная, друг, – с усмешкой сказал Энди. – Я, когда искупаюсь, бегу сразу к огню.
– Мы вчера уже испробовали твоё озеро, – сказал Мэтью. – Вода что надо.
– Кто на вёсла сядет? Я вряд ли потяну.
– Я, – вызвался Дэниел и, шагнув в лодку, занял своё место. – Бросайте мешки.
После того как уложили рюкзаки, Семимес и Энди с трудом, но всё же втиснулись между бортами на другую скамейку, ближе к корме. Мэтью пристроился на носу.
– Осела глубоко, но не нахлебается, – уверенно сказал Семимес. – Толкай воду, Дэн.
– Энди, подскажешь мне, если с курса собьюсь, – попросил Дэниел, разворачивая лодку.
– Немного перекрутил. Возьми левее… Ты вправо взял.
– Тьфу, запутался с поворотами. Давно, Мэт, мы с тобой Наше Озеро не бороздили.
– Вот так. Греби прямо, – сказал Энди.
– Энди, ваше жилище в той скале? – спросил Мэтью.
Тот усмехнулся и сказал:
– И я так думал, когда дедушка Фэдэф меня на тот берег переправлял. Сами всё увидите, так намного интереснее.
– А девушку по имени Кристин вы не переправляли?
– Нет, Мэт. Потерялась?
– Потерялась: с колеса обозрения шагнула и… – с ноткой грусти в голосе ответил Мэтью и, развернувшись в противоположную сторону, туда, где не было глаз, вперил взгляд в медленно приближавшуюся скалу, которая поднималась прямо из воды.
– Найдётся, – сказал Энди. – Я же нашёлся.
Когда до желанной скалы оставалось десятка четыре вёсельных шагов, Мэтью вдруг вскричал: